Текст книги "Частная коллекция ошибок"

Глава 6

1

Это он! Никаких сомнений!

Вера Герасимовна считала, что обладает непостижимой интуицией. Примеров тому накопилась тьма. Предчувствия и предвидения никогда ее не обманывали, хотя вспоминались почему-то задним числом, когда оплошность была совершена, и помочь ничем было нельзя.

Однако в тот день шестое чувство заговорило в ней так внятно и громко, что она, не мешкая, потрусила в мастерскую к Самоварову. Уже с порога она заявила:

– Он здесь!

– Кто именно? – не понял Самоваров.

Он, помешивая, распускал в кастрюльке рыбий клей и не был расположен к беседам на острые темы.

– Здесь тот самый негодяй, что метит на мое место, – пояснила Вера Герасимовна. – Я видела, как он шептался с Ренге. И Ренге здесь! Тебя, Коля, это не удивляет?

– Нисколько.

– А еще считается, что у тебя дедуктивные способности! Представь, Ренге, этот прожженный интриган, неизвестно зачем притащился в музей. Не в свою смену, заметь! С утра перебирал во дворе доски и старательно делал вид, что беседует с дворником.

– Дворник тоже в заговоре?

Вера Герасимовна тряхнула головой:

– Никаких вариантов исключать нельзя! До чего хитро задумано – сначала Ренге возится во дворе, потом является его креатура, и они оба просачиваются в кабинет к Ольге.

– Так они у Ольги? Уже просочились?

– Пока нет, но зачем тогда они здесь? Представляю, как Ренге, этот пошлый солдафон, будет порочить меня и превозносить своего дружка. Конечно, у меня нет разряда по биатлону и кучи значков, как у Ренге, но я много лет предана искусству, и потому несправедливо…

– А, так это Бородулин пришел? Отставник, старый друг Ренге? – догадался наконец Самоваров.

Вера Герасимовна всем уши прожужжала, что Бородулин спит и видит себя на ее месте в гардеробе.

– Если бы Бородулин! Пришел совсем незнакомый субъект, хотя я не исключаю, что он тоже отставник. Это мужчина лет шестидесяти с лишком. Для офицера он, правда, довольно плюгав, но ты, Коля, знаешь, какие сейчас офицеры пошли – ни выправки, ни стати. Иностранными языками не владеют, тогда как в фильме «Сибирский цирюльник»…

Самоваров решил успокоить Веру Герасимовну:

– Может, плюгавый отставник не собирается в гардероб? И просто решил навестить приятеля?

– Как бы не так! Они шушукались, и после этого плюгавый стал разгуливать по музею. Бродит туда-сюда – к новому месту работы приглядывается. Хотя… Может, Коля, ты и прав! Если Ренге в гардероб сватает Бородулина, то этого типа он хочет пристроить куда-то еще…

Воображение Веры Герасимовны воспламенялось моментально и жарко, как тряпка, на которую пролили бензин и тут же бросили зажженную спичку.

– Я все поняла! – вскрикнула гардеробщица. – Ренге подсиживает тебя, Коля! Его сегодняшний дружок метит на твое место.

– С чего вы взяли? – изумился Самоваров.

– А зачем этот странный тип застрял в Репинском зале? Ходит, разглядывает экспонаты, бюро стиля второе рококо потрогал. Целых три раза!

Самоваров пожал плечами:

– Ничего удивительного: человек интересуется искусством.

– Как бы не так! За свою жизнь я повидала тысячи любителей искусства, и ни один не выглядел так неэстетично. Да чего мы тут спорим? Выйди и сам погляди. Скорее, пока он еще здесь, в музее!

Самоварову не хотелось глядеть на незнакомца, и он сказал:

– Я занят, клей готовлю. Мне отойти никак нельзя.

– Давай я вместо тебя помешаю, – предложила Вера Герасимовна. – У меня еще лучше получится: женская рука деликатнее. Иди! Достаточно одного твоего зоркого взгляда, чтобы понять – это засланный казачок.

Самоваров неохотно уступил Вере Герасимовне место у кастрюльки и передал палочку, которой размешивал клей. Взглянуть на странного посетителя он решил вовсе не потому, что заподозрил в нем конкурента. Настойчивый любитель второго рококо вполне мог оказаться психически нездоровым типом со склонностью к вандализму. Это страшный сон любого музейщика. К тому же ограбление Галашина оставило неприятный осадок.

Как был, в рабочем халате синего сатина, Самоваров быстро прошел сумрачным служебным коридором. Появившись из двери с грозной надписью «Не входить!» в залах экспозиции, он сбавил скорость, принял деловой вид и даже достал из кармана видавший виды блокнот и карандаш.

Типа, который напугал Веру Герасимовну, Самоваров заметил сразу. Тот оказался не только странным, но и единственным посетителем Репинского зала. Правда, он не проявлял никакого интереса собственно к Репину, чей крохотный этюд к «Запорожцам» – бритый затылок неизвестного казака – являлся гордостью Нетского музея (в честь этого затылка и был назван зал). Зато незнакомец стоял почти вплотную к скульптуре Лансере[18]18
  Л а н с е р е Е.А. (1848–1886) – русский скульптор. Автор жанровых статуэток и групп, посвященных изображению животных, сценок охоты и народной жизни.


[Закрыть] «Казак в дозоре» и разглядывал ее не мигая.

На вид приятелю Ренге было за шестьдесят. Одет он был в потертую пиджачную пару, сшитую, видимо, на заказ, но очень давно, во времена шикарных клешей от колена и могучих остроугольных лацканов. С тех пор, наверное, и башмаки любителя искусства не чистились. Роста он был небольшого, с реденькими седыми волосами. В профиль незнакомец смотрелся вполне невинно, так что опасаться за прочного бронзового «Казака» не приходилось. Вдобавок смотрительница Чеснокова, уютно развалясь на своем стуле, не спускала с посетителя сонных глаз.

Самоваров по-хозяйски сделал несколько кругов по залу. Странный посетитель оглянулся, некоторое время изучал Самоварова и его халат, затем отвернулся к Лансере. Смотрительница Чеснокова окончательно расслабилась и захрапела. «Чушь какая-то! – с досадой подумал Самоваров. – Боязнь за место в гардеробе скоро доведет Веру Герасимовну до психушки».

Он сунул блокнот в карман, круто развернулся и пошел к себе в мастерскую. Однако в соседнем зале он услышал за спиной дробный стук быстрых шагов. Оглянувшись, он понял, что странный посетитель его догоняет.

– Молодой человек! – взывал незнакомец шепотом, чересчур громким для музея.

В свои тридцать восемь Самоваров отвык отзываться на подобное обращение, поэтому спросил:

– Это вы мне?

– Вам, вам! Вы ведь здесь работаете? Где-нибудь в столярке, верно?

Самоваров отметил, что засланному казачку в проницательности не откажешь. Лицо у него вообще было неглупое, сносно выбритое, но сильно битое жизнью. Самоваров не исключал, что его собеседник втихаря попивает. Глубже всего на лице незнакомца залегли те морщины, которые образуют гримасу трагической маски. Голубые глаза смотрели кротко.

– Я тут хотел спросить… Вы точно из столярки?

– Почти, – не стал спорить Самоваров.

– Тогда вы должны хорошо разбираться в искусстве. Видите вон ту лошадку?

И незнакомец ткнул худым пальцем в сторону Репинского зала.

– «Казака в дозоре» Лансере? Вижу, – ответил Самоваров.

– Красивая штучка, художественная, – похвалил статуэтку незнакомец. – Как по-вашему, сколько такая может стоить?

Самоваров усмехнулся: засланный казачок задал самый банальный вопрос. Так называемых рядовых зрителей часто интересовала стоимость экспонатов. Если бы рядом с привычными табличками в музеях висели ценники, наверное, посетители получали бы от высокого искусства больше эстетического наслаждения. Поэтому, вместо ответа, Самоваров изрек что-то о вечных ценностях.

– Вы меня не поняли, – терпеливо продолжил незнакомец. – Я хотел спросить, сколько такое может стоить в рублях?

То, что речь пошла не о долларах или евро, говорило о скромности и патриотизме странного посетителя.

– Если вы надеетесь приобрести что-то из коллекции музея, то это невозможно, – сказал Самоваров, поглядывая на выцветшие клеши незнакомца. – Вы же не хотите сказать, что у вас самого есть скульптура Лансере?

Незнакомец чуть покраснел и неопределенно улыбнулся.

– Вас как зовут? – вдруг спросил он Самоварова.

– Николай.

– Правильно, Николай – мне мужик, что торчит во дворе, так и сказал: «Идите к Николаю». А еще он сказал, что человек вы хороший и с вами можно иметь дело. В том смысле, что вы скупаете всякие старые штуки.

– А что у вас есть? – спросил Самоваров сдержанно, но с заметным блеском в глазах.

Сам он собирал самовары и старинные чайные принадлежности. Подозрительный незнакомец о самоварах не заикался, но сосватать родному музею что-то стоящее (неужели Лансере?) Самоваров тоже был не прочь.

Они отошли в сторонку, подальше от Репина. Незнакомец своих карт раскрывать не стал. Он тихо улыбался, косился по сторонам, но как на прямые, так и на окольные расспросы не реагировал. Он то чуть краснел, то бледнел, иногда даже порывался что-то сказать, но сдерживал себя, мялся и увиливал.

Чутье коллекционера подсказало Самоварову, что посетитель в клешах – фигура перспективная. На скупщика краденого не похож, а вот на тихого алкоголика, который тайком от жены таскает вещи из дому, похож, и даже очень. Если то, что он собирается сбыть, стоит хлопот, можно с ним поработать. Или с его гипотетической женой.

– Вас-то самого как зовут? – поинтересовался Самоваров.

– Юрий. Юрий Валерьевич. Юрий Валерьевич Сахаров, – представился незнакомец до того смущенно, что Самоваров заподозрил, не врет ли он. – Вы не думайте, академику Сахарову я не родственник, просто однофамилец, – добавил незнакомец, снова краснея. – Меня на работе из-за этого вечно дразнили. Беззлобно, конечно, но все-таки… В те времена фамилия Сахаров – это вам не кот начхал. Большая политика! Ой, знаете, я очень спешу. Дела ждут, дела! До свидания, очень рад был познакомиться.

И странный Сахаров, будто спохватившись, засеменил к выходу.

Многие, особенно женщины, говорили Самоварову, что в его взгляде, улыбке, выражении лица есть что-то такое, что невольно вызывает доверие, располагает к откровенности. Комплиментам он никогда не верил, но сейчас решил поднапрячься и пустить в ход свое обаяние. Он нагнал Сахарова, улыбнулся так мило, как только смог, и сказал:

– Я тоже рад знакомству, Юрий Валерьевич. Очень рад. Надумаете – забегайте. Посидим, потолкуем.

– Обязательно, – пообещал Сахаров.

Пообещал так неискренне, что Самоварову пришлось выложить последний козырь – весьма сомнительный, который мог все испортить.

– Очень, очень рад, поверьте, – повторил Самоваров. – Сейчас обед. Может, сходим пивка попьем?

Трагическая маска Сахарова немного разгладилась. Его глаза потеплели, но тут же уперлись в табличку с изображением стрелки и надписью «К выходу». Бормоча «Обязательно, как-нибудь!», Юрий Валерьевич удалился.

Самоваров вернулся в Репинский зал и подошел к скульптуре Лансере. Она была в полном порядке: миниатюрный казак весело гарцевал на скакуне размером с недельного котенка. Непонятно, что пленило в ней Сахарова – ведь он не удостоил взглядом ни Репина, ни Врубеля.

Сахаровым надо заняться! Он странен, он подозрителен. Кроме его интереса к цене скульптуры, Самоваров выяснил лишь одно: Юрий Валерьевич не дурак выпить. Остальное нужно срочно разузнать хотя бы у гардеробщика Ренге.

2

Красавицы фирмы «Мечты сбываются» знали себе цену. Поначалу они смотрели на следователя Юршеву сверху вниз. Во-первых, Вероника не дотягивала до модельного роста, а во-вторых, была не слишком красива.

Известно, что любую некрасоту можно подправить разумным макияжем, но Вероника и этого не делала. Зато иронические улыбки она встречала ледяным взглядом, без всякого стеснения грызла карандаш «Конструктор» и так умела задавать неудобные вопросы, что красавицы быстро поджали хвосты и вытянулись в струнку.

Причем не только красавицы. Сам генеральный директор Вотяков тупо сидел перед Вероникой и силился вспомнить хоть что-то про мероприятие, которое его фирма провела в доме Галашиных 8 сентября.

Пот лил с Алексея Викторовича градом. Его элегантный светлый костюм даже промок на спине. Однако потоотделение ничуть не помогало работе мысли. Язык лидера индустрии развлечений заплетался так, что Вероника задумалась, не слабоумен ли господин Вотяков.

Рядом со столом шефа навытяжку стояла бухгалтерша Лиза Гавриленко. В ее розовых пальчиках дрожали финансовые документы по дню варенья Анджелины Галашиной. Красавица секретарша в это время пыталась подсунуть Веронике крошечную, на один глоток, чашечку кофе с крошечными, на один укус, пирожными.

На чашечку Вероника смотрела с презрением. У себя в следственном отделе она пила растворимый кофе из огромного мужского бокала, на боку которого грубо были намалеваны щит и меч. Она настолько была устойчива и невозмутима, что даже после литра кофе спала как убитая.

– Сосредоточьтесь! Расскажите о самых мельчайших деталях, – требовала Вероника от Вотякова.

Тот, хотя не помнил вообще ничего, для приличия закатывал глаза под лоб. Перед Вероникой лежал список всех устроителей праздника. Она сличала его со своим списком посетителей галашинского туалета. Заодно она фиксировала алиби шоуменов на вчерашнюю ночь.

Кое-какие результаты уже были. В самый конец списка подозреваемых пришлось поставить молоденькую флористку Зою Воробьеву, которая накануне праздника вместе с дизайнером Яной Друкарь украшала интерьер особняка. Испортить кран в туалете Зоя не могла. Девушка оказалась очень стеснительной и, поскольку на первом этаже постоянно торчал красавец охранник Куринец, она так и не рискнула протопать перед ним в сортир. Бедняга терпела, пока микроавтобус не отвез декораторов назад, в офис. Там она пулей метнулась в дамскую комнату. Это подтвердила, ухмыляясь, Друкарь.

Сама Друкарь застенчивостью не отличалась, но прошлой ночью тусила в клубе «Тимбукту». Она обещала представить кучу свидетелей.

Саксофонист Михаил Селянин, которого все с нежностью звали Мики, особенно интересовал Веронику – именно он мочился у Галашиных мимо унитаза. Его телефон пока не отвечал, но алиби Мики имел железное: прошлую ночь напролет он играл на свадьбе в Привокзальном поселке.

– Мики по мобильному недоступен: явно спит с похмелья, – сказал Вотяков. – Это ничего! К вечеру будет в форме, как огурчик. У него в 22.00 выезд на корпоратив, и он еще ни разу нас не подвел.

Тепло отозвался руководитель и о двух других участниках дня варенья – клоунах Тепе и Мыше. Это была пожилая пара, ветераны цирка, инвалиды второй группы. Несмотря на юность, проведенную на трапеции, они вряд ли грабили Галашина, поскольку уже пятый день находились в отпуске на территории Украины, в городе Кременчуге. Там проживала сестра Тепы, которого в миру звали Григорием Пимоненко.

– Теперь я хотела бы встретиться с Артемом Немешаевым, – заявила Вероника. – На празднике он изображал Карлсона. Насколько я понимаю, Карлсон спустился с крыши. Немешаев что, акробат?

– Нет, альпинист, – уточнил Вотяков.

– Скалолаз, – поправила флористка Зоя и покраснела так густо, что тайны ее девичьего сердца стали понятны всем собравшимся.

– Интересно, – небрежно бросила Вероника, хотя ей стало более чем интересно. – Мобильный телефон Немешаева тоже не отвечает. Вы утверждаете, что парень зарегистрирован в общежитии пищевого техникума. По моей просьбе туда позвонили, и выяснилось, что никто его там не знает и никогда не видел.

– Станет Артем торчать в такой дыре, – ухмыльнулась Яна Друкарь.

– Тогда где он живет? И где может быть сейчас?

Красавицы фирмы «Мечты сбываются» скрестили взгляды. Тень улыбки скользнула по их гладким лицам. Вероника радостно насторожилась.

– Где Немешаев? – повторила она грозным голосом.

– Он, кажется, отгулы взял, – пискнула флористка Зоя, снова заалев.

– Точно, взял. А где он сейчас, у Варьки спросите, – холодно добавила бледно-розовая бухгалтерша Лиза.

– У какой еще Варьки? У Варвары Фоминой, менеджера? Той самой, что организовала праздник у Галашиных? – наступала Вероника.

Лиза ответила утвердительной злорадной улыбкой.

– Фомина тоже взяла три дня за свой счет, – растерялся генеральный директор. – Куда это вы клоните, Лиза?

Лиза улыбнулась еще ядовитее:

– Все просто: у Варьки с Артемом роман. Они живут вместе.

Вотякова снова бросило в пот, и он зажмурился, как под душем. Теперь стало понятно, зачем приходила Жанна и что она узнала. Это пугало Алексея Викторовича сильнее, чем чье-то непонятное ограбление. Если Жанна, баба крутая, взбесится…

– Где они живут? Адрес? – требовала между тем Вероника. – Только не говорите про общежитие пищевого техникума.

– Артем где-то снимает квартиру, – равнодушно сказала Лиза. – Адреса я не знаю. Мне ни к чему.

– Может, вы в курсе? – повернулась Вероника к юной флористке.

Та тоже не знала и, скорее всего, о романе Немешаева слышала впервые. В ее глазах стояли, дрожа, блестящие детские слезы.

– Может, родители Фоминой знают, где их дочь? – спросила Вероника. – Прописана она в их квартире…

Белокурая дизайнерша Яна фыркнула:

– Варька с родней на ножах – считает их лохами, презирает. Нечего туда соваться. Уж если кто в курсе, где Варька, так это Мики Селянин.

– Саксофонист? – уточнила Вероника.

– Он самый.

– Но Мики с Варькой давно расстались, – запротестовала красавица секретарша. – Теперь они чужие люди.

Яна не согласилась:

– Ты что, Мики не знаешь? Я сама слышала, как на прошлой неделе он по телефону просил у Варьки сотню на опохмел. Наверное, она согласилась, потому что Мики сказал: «Харэ, я к тебе домой сейчас прямо и подскочу». И поскакал.

– А сам Мики где живет?

– Ну, это не секрет, это все знают, – облегченно вздохнул Вотяков. – Записывайте адрес: Академика Докучаева, 7, квартира 118. Сейчас он, скорее всего, немного нездоров после вчерашней свадьбы. Спит – у него только в 22.00 корпоратив. Если он сможет…

– Сможет, – заверила Вероника, и все поняли, что так и будет.

3

Когда Вари рядом не было, Артем переставал чувствовать себя всемогущим. А ведь именно таким он сделался в последние дни: все ему удавалось, все шло как по маслу. Варя восхищалась своим героем. Новая жизнь была так близка, как близко завтрашнее утро. Последние унизительные минуты в квартире Жанны Артем старался забыть, зачеркнуть, заесть сладким – тем, что у Галашина прошлой дождливой ночью он сделал невозможное. От этого до сих пор кружилась голова. Сейчас весь город только и говорит, что об ограблении банкира. Артем об этом вспоминал – и помогало. Когда он чуть вразвалку шел от Жанны со своей тяжелой сумкой, то заметил, что все девушки на улице жадно смотрят на него. Они ничего не знают, зато чувствуют; они любят сильных и жестоких. Он теперь такой.

В знакомой темноватой квартирке его ждала Варя. Она лежала на тахте, задрав на подоконник свои тонкие красивые ножки. Артем знал, что под халатиком у нее ничего нет. Он бросился к ней, но она оттолкнула его локтем, взяла его сумку и начала в ней рыться. Заглянув в тяжелый мешочек из-под кроссовок, она спокойно сказала:

– Неплохо. Все настоящее? Даже сапфир? Жаль, продать это придется только в Москве. А денег раздобыл? Ты ведь обещал.

Артем вынул из кармана толстую пачку купюр и подбросил над Варей. Он хотел, чтобы получилось красиво, чтобы деньги закружились, как осенние листья. Однако слежавшиеся купюры упали почти все враз, большой рыхлой кучей.

– Фу, – сказала Варя, – сам будешь подбирать!

Артем ничего подбирать не стал. Он опрокинул Варю на тахту и так задрал ее халатик, что под розовым шелком скрылось ее серьезное личико. Варя тоненько завизжала: она любила подобные штуки. У Артема никогда раньше не было такой красивой, горячей и бесстыдной девчонки, которая всегда его хотела. И он ее всегда хотел. Чем дальше, тем чаще и сильней. Разве не это называют любовью?

Когда Варя оделась и причесалась, то стала еще прелестней. Артем снова попробовал ее раздеть и растрепать. Его трясло от возбуждения.

– Уймись, – сказала Варя и, обороняясь, выставила в сторону Артема фен с колючей насадкой. – Не подходи ко мне ближе, чем на метр, а то я тоже не выдержу, и мы будем трахаться до завтрашнего вечера и никуда не улетим. И ты станешь инвалидом труда.

– Я согласен, – улыбнулся Артем.

– А я нет. Нам завтра в шесть пятьдесят лететь. Пора собираться! Я сейчас съезжу к родителям и заберу кое-какие вещи. У меня там такие чудные босоножки остались! И шубка лисья.

– Не уходи! В Москве купим тебе все новое. У нас есть деньги.

Варя, натягивая колготки, кивнула на разбросанные купюры:

– Это, по-твоему, деньги? Это слезы! И картин у нас всего две – хорошо, если хватит на самое необходимое. Только бы за границу выбраться, а уж там устроимся!

Артем помрачнел:

– Интересно, как? На что жить будем? Ты будешь снимать мужиков, да?

– Не говори глупостей, – отмахнулась Варя. – Если б я хотела, давно бы этим занялась, а я возилась с тобой, как последняя дура. Я не могу без тебя жить и буду всегда с тобой. А сейчас – пока!

Она хлопнула дверью. Артем сидел на тахте и глядел на разбросанные деньги. Многие купюры были неновые, другие свеженькие, яркие и казались ненастоящими. Артему захотелось расплакаться. Варя ушла, и его будто от сети отключили – был супергерой, а остался мальчик-троечник. Неужели так будет всегда?

Он не торопясь собрал деньги, положил в карман. Пошел на кухню, поставил чайник, заглянул в холодильник. Там белело единственное яйцо. В самый угол сиротливо забилась коробочка йогурта с черносливом, который Артем терпеть не мог. Артем достал тощий, почти пустой пакет с майонезом, огляделся вокруг. Хлеба видно не было. В пачке из-под печенья остались крошки и мелкие обломки. Артем выпил яйцо, почаевничал с этими крошками и стал ждать Варю.

Время тянулось ужасающе медленно. Но когда раздался звонок в дверь, Артем посмотрел на часы и понял, что просидел в пустой квартире всего сорок минут. Неужели Варя так скоро справилась со своими делами? Или она решила плюнуть на шубку, вернуться и любить, любить его?

Он сорвался с дивана, бросился к двери, открыл. На пороге стояла Жанна. В первую минуту Артем не поверил своим глазам, хотя узнал не только ее лицо, но и ее красный жакет, и красное с белым платье (оно особенно тесно и выгодно облегало Жанну), и даже красные лодочки на невозможных каких-то каблуках. Все это Артем видел, все это водил в «Адмирал», все это было восхитительно, все это он не любил. Только теперь он понял, насколько не любил.

– Привет, – сказала Жанна тихо, но голос ее чуть дрожал – то ли от ярости, то ли от смущения.

Она сделала шаг в прихожую, закрыла за собой дверь. Прошла в комнату, осмотрелась, усмехнулась. Она увидела дешевые обои, случайную обшарпанную мебель, покрытую пылью. Присутствие женщины все же чувствовалось – на спинке стула громоздились какие-то тряпки, причем верхним был небрежно скрутившийся жгутом белый лифчик небольшого размера. И пахло тоже женщиной – духами средней руки. Раскладной диван придвинут к окну, белье на нем недвусмысленно смято, матрас свесился до пола. На подоконнике какие-то тюбики, заколки, смятые косметические салфетки со следами помады. Неряха! Тварь!

Жанна повернулась к Артему.

– Ну что, мой мальчик, – улыбнулась она; губы ее подрагивали, хотя глаза оставались ледяными. – Наигрался в секреты? Вот уж не думала, что все окажется так пошло, так убого. Молчи! Извиняться не надо. Противно!

Артем и не извинялся. Он вообще не мог сообразить, что делать, что говорить, как себя вести. Он стоял перед Жанной большой, испуганный и жалкий. Ему было стыдно и страшно. Ну да, троечник! Когда-то давно был таким, и вот снова…

Жанна почувствовала его ужас, и ее губы перестали дрожать. Она уселась на старомодный стул с вытертой бордовой обивкой и высоко закинула ногу за ногу. Ноги были красивые, сильные. Сквозь тончайшие колготки просвечивал живой балийский загар, красные туфли поблескивали плотоядно. Красное с белым платье плотно облегало тело, и Жанна нарочно так выгнула спину, чтобы в вырезе, тесно сдвинувшись, показались ее прекрасные смуглые груди.

Артем молчал. Жанна поняла, что может сейчас его затравить, и ей стало весело.

– Ты, Тема, что, язык проглотил? – спросила она. – Нечего сказать?

– Ну почему? – промямлил Артем.

Он все-таки зашевелился, потоптался немного и тоже сел на стул.

– Жанна, честно, я не хотел… Но так уж случилось. Прости, если сможешь…

– Что за лепет? – возмутилась Жанна. – Возьми себя в руки и отвечай, как мужик. Нашкодил – отвечай. Кто она, эта тварь?

Артема передернуло, но все-таки он ответил:

– Девочка одна. С работы, менеджер. Не называй ее тварью.

– Ты не можешь запретить мне называть вещи своими именами! Я выражаюсь еще мягко и прилично, потому что сучка, которая кормится за счет альфонса…

– Перестань, Жанна! Я понимаю, что я дерьмо, но она… Да, мы с ней любим друг друга. Так вышло. Никто не виноват. У нас с тобой тоже были хорошие дни, и ты тоже не виновата…

Жанна расхохоталась. Ее зубы были белее снега – все тридцать два.

– Уморил! – сказала она. – Вот уж не думала, что ты начнешь сыпать фразами из сопливых сериалов. Я думала, эту лабуду смотрят только пенсионерки. Так вот как ты развлекался, пока я работала, – секс с кем попало и сериалы для бабушек?

Артем побурел, набычился, но голос его так и не окреп:

– Жанна, прости, если сможешь. Все равно ничего изменить нельзя. Ты умная, ты хорошая, ты все понимаешь. Человек не всегда может с собой сладить. Помнишь, что ты говорила в Балыкче?

– Помню. Ты тогда тоже был другим.

Жанна кривила душой. Когда они познакомились полтора года назад на турбазе «Алтайские просторы», он был точно такой же, как теперь.

На турбазу Жанна попала по совету подруги Людки. У той тоже не клеилось с мужчинами. Но забыться и получить немного женских радостей Людка ездила не в Турцию и не в Египет, как большинство успешных неприкаянных дам.

– Жанна, пойми, все эти восточные аниматоры – фуфло, – говорила Людка. – Да, у такого глаза как сливы, язык (и не только) до колен. Но ведь это профессионал. Он с тобой сюсюкает, а на уме горбоносая законная жена и куча детишек, которым надо заработать на рахат-лукум. Заработать на тебе! Обидно, согласись. Нет, настоящие мужики – это туристы, альпинисты и скалолазы. У них все по правде.

– Что именно? – фыркнула Жанна.

– Все! Железные мускулы, сила, надежность. Они верные и честные. Они не просят якобы взаймы на лечение бесконечно умирающей тети. Они неприхотливы, как горные козлы, в постели могучи, как мамонты. Они сами прочистят на твоей кухне раковину и сварят супчик, если до этого дойдет. Когда любовь все-таки угаснет, они не стянут на память твой кошелек. Правда, больше чем на пару недель меня с ними не хватает, зато какая это пара недель!

– Надо подумать, – заинтересовалась Жанна.

– Думай. Но если рискнешь ехать на базу, не вздумай влипнуть в какой-нибудь настоящий поход по диким тропам. Это каторга! На базе есть все, что надо, – спортзал, бассейн, сауна. Шлифуй себя там.

Жанна посмеялась и решила попробовать. В первый же день на базе она, как и советовала Людка, отправилась в спортзал. Подруга не соврала: Жанна увидела там столько тренированных, крепких и сексуально притягательных мужчин, что в глазах зарябило. Она подумала, что в таком малиннике трудно будет кого-то выбрать.

И в эту минуту в спортзал вошел Артем. Проблемы выбора мигом отпали. У Жанны в присутствии мужчины так не кружилась голова уже лет пятнадцать. Артем был большой, молодой, загорелый – не во всяком мужском журнале увидишь такое безупречное тело. И лицо под стать: жесткое, правильное, красивое, только светлые глаза поставлены слишком глубоко и близко к переносице, отчего взгляд мрачноватый, даже с угрозой.

Этот взгляд и добил Жанну. Как женщина опытная, она легко познакомилась с молодым человеком. Через полчаса они были уже в постели, и Жанна решила, что две недели женского счастья – это маловато. Она узнала, что Артем из Красноярска, что он кандидат в мастера по скалолазанию, бредит спортом, перебивается неверными заработками промышленного альпиниста, не женат, страстен и простодушен. Через три часа они уже уговорились: когда отпуск Жанны закончится, они вместе поедут в Нетск, где будет Артему и работа, и возможность тренироваться, и стол, и дом, и вечная любовь женщины незаурядной. Во всяком случае, таких, как Жанна, раньше Артем не встречал.

И вот теперь он – все такой же прямодушный и могучий, все с теми же умопомрачительными плечами и холодным взглядом неразумного зверя – сидит на облезлом стуле и говорит, что кого-то любит. Но Жанна знала: он не может любить! Он может только есть, спать, лазать по горам и заниматься сексом. Он лишь здоровое тренированное животное. Ему все равно. Он возбуждается даже от вида женской расчески. Он смотрит передачу «Голые и смешные», следит за тамошними грудями и тут же тянет Жанну в постель. Он прямолинеен, он неутомим. Он бесконечно красив. Он единственный. Он может причинить боль, но эта боль слаще, чем любая радость, но без него. Он – все.

– Прости, Жанна, – бубнил Артем. – Клянусь, я не хотел. Я, честно, любил тебя…

– Это от большой и светлой любви ты меня обокрал? – вдруг взвилась Жанна, вспомнив его равнодушное, лживое бегство и пустую шкатулку. – Значит, схватил все, что плохо лежит, и потащил своей шлюшке?

Артем уперся локтями в могучие колени и закрыл лицо руками.

– Я виноват, – глухо пробормотал он. – Я тебя разлюбил. Я встретил другую. Ведь так бывает! И я уже извинился – сколько можно про это нудеть? Все, что я у тебя взял, здесь. Могу вернуть. Если только…

Если Жанна заберет свои деньги и вещи, им с Варей придется туго. Как скверно!

Артем выпрямился. Жанна не на шутку его разозлила. Он теперь ненавидел ее всю до капли – ее справедливые слова, ее улыбку, ее туфли, ее ревность, ее деньги, ее ненасытную любовь. Он знал, чего сейчас, как и всегда, хочет от него эта проклятая женщина. У, сучий этот взгляд, такой знакомый! Еще говорят, что только у мужиков одно на уме!

– Ты притворялся, ты лгал, ты опустился до воровства, – не унималась Жанна. – Ты брал мои деньги, не краснея, без счета, как проститутка – и за то же самое! И все для того, чтобы содержать свою девку? Сейчас ты ноешь, что разлюбил. Почему ты раньше не сказал мне об этом? Ушел бы по-хорошему. Если ты нуждаешься, почему не попросил взаймы, как друг, а украл, как урка?

– А ты бы дала взаймы? – удивился Артем.

– Не знаю. Возможно. Но время упущено! Теперь ничего не вернешь – ты сам так сказал!

– Вот тут ты, Жанна, права на все сто, – согласился Артем. – Значит, чего разговоры разговаривать? Забирай свои побрякушки; еще раз извиняюсь – бес попутал. Если дашь мне небольшой кредит, то спасибо, а на нет и суда нет.

Жанна медленно встала со стула. Она больше не улыбалась. Ее глаза сузились, и лицо стало жестоким.

– Ты меня еще и судить собрался? – усмехнулась она. – Как бы не так! Не суй мне в руки свою воровскую добычу. Ты свое дело уже сделал! Теперь у тебя выбор очень небольшой, есть лишь два варианта. Первый: ты возвращаешь все украденное в мой дом и возвращаешься сам. Тогда все будет по-прежнему, я все забуду, и никто ничего не узнает.