Текст книги "Кот"

      «Да».

      «Спасибо».

      Больше в этот вечер я не получала от него писем и в чат я не заходила. Закрыв все вкладки и выключив компьютер, пошла спать.

      Я стояла в огромном зале с очень высокими окнами, в которые лился лунный свет. Там не было стекол, только длинные молочные шторы, которые парусом надувал ночной ветер. Везде на полу были осколки, посреди зала, стоял большой рояль. За инструментом сидел мужчина, слегка склонив голову, и играл очень печальную мелодию. Я слышала, как его пальцы не спеша пробегали по клавишам, и я вновь не видела его лица.

– Снова не спишь?– спокойно сказал он своим бархатным голосом.

– Я сплю,– несмело возразила я.

– Хм, а зачем же ты ходишь за мной во сне?– спросил он, продолжая играть.

– Я не знаю.

– А почему ты снова босиком?– так же тихо спросил он.

– Я не знаю,– повторила я.

– А что ты знаешь?– в его голосе была усмешка.

– Что я должна быть здесь, наверное.

– Наверное. Ну, тогда иди ближе, раз должна.

      Я сделала шаг. Острая боль пронзила ногу, от неожиданности я качнулась, едва не упав, и снова замерла на месте. Стеклянными осколками был усеян весь пол, они красиво переливались в лунном свете, словно леденцы– стекляшки из детства.

– Ближе,– спокойно сказал он. Мелодия нежно лилась из под пальцев.

      Я сделала еще шаг, и моя пятка напоролась на край нового осколка. Взвизгнув посмотрела на рояль, по щекам побежали слезы.

– Я не пойду, не могу,– дрожащий голос наполнился слезами.

– Терпи. Ты же сама сказала, что должна. Помнишь сказку о русалочке? Каждый шаг ей давался с такой болью, будто она ступает по острию ножа. Ты боишься воды?

– Да. Почему так много стекла на полу?

– Это не стекла, это осколки. Ты же делала «секретики» в детстве? В ямку сложить красивые фантики, камешки, цветы, сверху накрыть осколком стела и присыпать землей. Многие делали «секретики», теперь дети стали совсем другие. Мало кто помнит эти развлечения. А куда они потом пропадают, не думала?

– Это шутка?

– Какие уж тут шутки. Им не до шуток. Лежат вот теперь, забытые всеми, а я им играю. Шепчутся о чем-то, не слышишь разве? Конечно, не слышишь, а меня вот любят стекла и зеркала, уж и не знаю за что. Судьба. Знаешь ты очень милая. Не ходи за мной больше. И я в свою очередь стану держаться от тебя подальше.

      Он резко захлопнул крышку рояля, и клавиши от такого бесцеремонного обращения обиженно охнули. Его лицо все так же было в тени, он не шевелился. Только по наитию я понимала, что он смотрит на меня.

– Ты очень красива. Уйди сама, я и так наговорил тебе лишнего, возомнишь невесть что.

      Я не могла понять, что именно я должна сделать. Я стала щипать себя за запястье изо всех сил в надежде проснуться, но ничего не менялось. Загадочный силуэт склонил голову набок, наблюдая за моими попытками, и начал тихо смеяться.

– Стесняюсь спросить, что ты делаешь?

– Я пытаюсь проснуться.

– Ты не умеешь даже этого? В конце концов, можно уже научиться хотя бы элементарным вещам? Стыдно, право слово. Хотя. Тебе это не нужно уметь, это умею я. Закрой глаза.

      Я закрыла глаза, и мне показалось, что его голос стал ближе.

– Я все сделаю сам. А теперь падай на спину, просто падай и ты проснешься.

– Там осколки.

      Голос тяжело и нетерпеливо вздохнул.

– От тебя очень, очень много беспокойства. Не расстраивай меня. Просто слушай и делай то, что я тебе говорю, хорошо?

– Хорошо.

– Давай считать вместе и в конце ты падаешь на спину и просыпаешься, слышишь?

– На счет три. Раз. Два.

– Три,– сказал он, и я оттолкнувшись ногами, полетела спиной на пол. В тот момент, когда должна была рухнуть, вскочила в постели на своей кухне. Оглядевшись по сторонам, я долго не могла прийти в себя. Уснуть получилось только под утро.

      Прошло несколько дней и мои гости засобирались обратно, Полина постоянно возвращалась к разговору о том, что я тоже могла бы поехать с ними навестить родителей. Я тоже хотела этого, но что-то постоянно меня останавливало и я сдержанно улыбаясь уходила от этого разговора всеми методами на которые была способна. Андрей изнывал в ожидании отъезда, ему было скучно, он давно перечинил все в квартире, что только можно и грустно смотрел на жену, которая строго осекала его взглядом. Андрей тут же брал себя в руки и вздохнув просто терпеливо ждал. Мне сейчас он больше напоминал большого доброго пса, который мается в тесной квартире ожидая большой прогулки. Иногда даже хотелось потрепать его по затылку в одобрении его смирного поведения и приободрить тем, что скоро он, наконец, свалит из моего дома, прихватив свою семью. Оля готовила обед, я играла с детьми на ковре в какие-то смешные магнитные кубики, и мне было очень тоскливо, от неминуемого прощания.

– Может тебе стоит завести собаку?– неожиданно сказала сестра.

– Какую еще собаку?

– Ну такую, мохнатую, живую желательно,– усмехнулась Ольга закатив глаза к потолку.

      Ну все, сейчас начнется, я внутренне уже придумала свой длинный монолог о том, что мне еще только собаки тут не хватало и совершенно некогда с ней гулять и вообще, не нужна мне никакая собака. Но сестра, словно прочитав мои мысли, махнула на меня рукой.

– Ой, только не начинай свою песню, что тебе никто не нужен. Человек не может жить один. Так не должно быть иначе ты будешь несчастна. Собака или кошка – это замечательная идея, будет ждать тебя дома, спать рядом. Пока ты не станешь, это делать с другими живыми существами на двух ногах,– она делала вид, что не смотрит в мою сторону и не замечает моего презренного взгляда, продолжая сыпать какие-то вонючие специи в кастрюлю. Терпеть не могу, когда она так делает. Говорит со мной и смотрит на что угодно кроме меня.

– Оля,– тихо вздохнула я.

– Ну что Оля? Ты адекватно оцениваешь свой возраст? Что у тебя в голове я не могу понять. Чем ты занимаешься? Мужа нет, детей нет, о чем ты думаешь вообще?! На дудке своей играешь днями? Гляди, продудишь все, что только возможно. Ты о родителях подумала? О папе?

– Это не дудка, а флейта. Не трогай папу Оля.

– Ты когда его видела в последний раз, ммм?– сестра подошла ко мне ближе. Я сидела на ковре с детьми и смотрела на нее снизу вверх. Она словно чувствуя свое главенство, воинственно выступала вперед уперев руку в бок.

      Маленький Кирилл, встал и смотрел прямо мне в лицо.

– А что такое филейта?

Я не обращая внимания на воинственно настроенную сестру, взяла его за ручку:

– Кирюша, это называется флейта, пойдем я тебе покажу.

Катюша радостно запрыгала на одной ноге.

– Я тоже хочу,– кричала она радостно следуя за нами.

      Мы устроились на диване, и я достала флейту. Дети как завороженные смотрели на то, как я одеваю мундштук и подношу флейту к губам. Музыка плавными вихрями пронеслась по квартире, дети замерли. Я даже не ожидала такого эффекта. Два неспокойных человечка, сидели сейчас смирно и ловили каждое движение звука. Я закрыла глаза и музыка, нежно подхватив меня, несла все дальше и дальше. Вспомнила кота и его печальную историю, мужчину из своего сна и поймала себя на мысли, что играю ту самую печальную мелодию, которую он наигрывал на большом рояле. Я словно видела, как мы играем вместе. Он вступал, я подхватывала и неслась вперед, а он вновь и вновь догонял меня, все так же улыбаясь. Мелодия словно сливалась, переплеталась в моей голове в красивую тонкую спираль и вилась вокруг меня извилистой змейкой. Она была живой, яркой, очень нежной и грустной. Я отняла флейту от губ и открыла глаза. Передо мной стояли все, Ольга, Андрей, дети и молчали.

– Гармония,– выдохнула тихо сестра.

      Андрей как ошарашенный смотрел удивленными глазами, словно увидел во мне что-то впервые. Дети весь вечер приставали, что бы я еще сыграла, и постоянно спрашивали что-то о музыке. Позже, после ужина, мы мыли посуду и протирали ее сухими вафельными полотенцами. Ольга все время о чем-то сосредоточенно думала и ее красивые руки, словно жили сами по себе, делая все на автомате. Она повернулась ко мне и внимательно посмотрела на меня:

– Ты влюблена?

      Как гром среди ясного неба. Мне словно за шиворот вылили чашку холодной воды.

– Нет, – резко и слишком поспешно оборвала я, и принялась еще тщательнее и усерднее брызгать во все стороны водой, оттирая посуду губкой. Сестра молчала, и я затылком чувствовала ее тяжелый взгляд.

– Почему ты не хочешь мне рассказать правду?– тихо спросила она.

– Да потому что рассказывать мне нечего.

      Оля подошла ко мне вплотную и просто обняла меня за плечи. Мы стояли молча и слегка раскачивались.

– Ты стала совсем взрослая. Мне кажется, что еще совсем недавно, папа кормил тебя кашей с ложки, и ты любила рвать мои ноты. Ты уже тогда смотрела на меня, очень разумными глазами. Что уж говорить о том, что и сейчас ты сама решаешь все свои вопросы и проблемы. Как же быстро ты выросла. Когда мы только ехали сюда, я много думала о том, что могу тебе сказать как твоя сестра. Но вот теперь стою с тобой, а сказать мне совершенно нечего. Ты молодец. Мы все за тебя переживаем не только потому, что боимся, твоих ошибок, потому что ты наша. Ты часть семьи, как бы далеко ты не удрала от нас, ты все равно будешь наша. Вот посмотри на папу и маму. Мне кажется, что они сто лет вместе. Он столько терпит, да и ей достается. Вместе они и не разбежались именно потому, что все мы семья. Это больше, чем муж и жена, это сильнее чем привычка, это родные люди. Вместе они живут уже намного дольше, чем жили с родителями, они все строили вместе. Есть много-много оговорок. У нас у всех не просто. Я, например, помню то время когда были только я и мама. Потом пришел к нам отец, потом появилась ты, и мне тоже было не просто делить свое сердце всякий раз, делить маму с вами. Но все же, не смотря ни на что, мы стали семьей.

– К чему все это? Зачем ты мне все это говоришь?– тихо спросила я.

– Потому что, тебе пора тоже устраивать свою семью. Конечно, бывать у родителей не помешает, хотя бы раз в год.

      Я не знала, стоит ли ей говорить что-то или напротив молчать. Но мне было очень уютно внутри, когда она вела себя вот так, как нормальный человек. И, наверное, я ее люблю все-таки.

      Вот настал день, когда они уезжали. Андрей суетился все утро, собирая вещи и разбрасывая все заново. Ольга смотрела на него с иронией, дети бегали, играли, но даже их настроение было пропитано тревогой. Мне было очень жаль, что они исчезают вот так быстро. Внутри было щемящее чувство неясной тревоги. Уезжать всегда проще. Тяжелее тем, кто остается, провожает. Я стояла в те последние минуты, до того как их унесет в свой привычный круг комфорта и не знала куда себя деть. Все когда-то заканчивается. Наверное, поэтому я не люблю эти расставания. Ничего не изменится. Они уедут, завтра в это время буду пить кофе на кухне у окна. Потом я стану находить забытые гостями мелочи и это станет как-то успокаивать, потому что примета обещает, что они вернутся снова. Сколько мы всего придумываем, чтобы успокоить себя, и не важно, что это. Бросаем ли монеты в фонтан или море, присаживаемся перед дорогой, плюем через плечо – все это только что бы успокоить себя. Настоящие прощания обходятся без примет, да и в настоящих встречах приметы не работают.

      Вечером я сидела в пустой квартире и думала, сколько же времени снова займет у меня, что бы привыкнуть, к одиночеству. Скорее бы все успокоилось. Телефон внезапно прервал мои рассуждения резким неприятным звонком. Я нехотя взяла трубку:

– Алло.

      В трубке шуршали радиопомехи. Терпеть не могу глюки в сети. Я потрясла телефон и снова поднесла его к уху:

– Слушаю. Алло.

      Среди попискивания и шорохов почти не могла разобрать голос:

– …очень на тебя надеюсь. Мне не успокоиться, пока не завершу этого дела… Не я это начал. Мне грустно…– еле смогла разобрать.

      Это был мой кот. Так впервые я услышала его. Он повесил трубку. Скорее всего, этот глубоко несчастный человек совершенно потерял смысл жизни без своей странной невесты. Чем больше и чаще я думала о нем, тем грустнее мне было. Что бы делала я на его месте? Что бы делали вы?

      Иногда я встречаю людей, которые намного счастливее других в своей простоте восприятия мира. Я им завидую. Не понимаю, что для них ценно. Они ни о чем не сожалеют, ни к кому не привязаны до такой степени, как кот. Для одних чувства – всегда крушение мира, будто провалился куда-то в бездну. А для других – ровное спокойствие. Они ничего не теряют, никого не ценят больше себя. Но так ли это хорошо? Не черствость ли это? Не трусость ли? Ведь полностью погрузить себя всего без остатка, доверить кому-то,– это более чем смелый поступок. Ты живешь и видишь все краски мира только тогда, когда не бережешь себя на черный день. Именно так и поступают сумасшедшие романтики. А что же те другие? Их чувства, словно скрыты толстой коркой. Но как жить под коркой этого льда? Нельзя прожить всю жизнь, полную, яркую, с детьми и будущим, покрывшись слоем холода.

Перекладывание ответственности на других, никак нельзя назвать любовью. Себялюбие и эгоизм, вот что движет теми, кто так поступает с любимым человеком. Бедный, бедный кот. Я обязательно помогу ему. Потому что я понимаю, что и сама не смогла бы по-другому.

      В один из дождливых дней, я как всегда возвращалась домой. Промозглая сырость, холодный ветер гнали домой. В подъезде было холодно, но хотя бы сухо и сквозняк, свободно гуляющий между этажами и разбитыми стеклами, быстро проник под мокрую куртку. Я открыла почтовый ящик и вытащила целую стопку счетов, газет и писем. Буклеты, реклама и неоплаченный газ, все как всегда. Я еще помню времена, когда в почтовых ящиках были письма друзей, с которыми познакомился летом в санатории. И тогда этот белоснежный конверт с несколькими цветными марками, будоражил и радовал. Сейчас люди все больше пишут и шлют интернет послания, но их нельзя потрогать. Мы неделями ждали почты, а потом еще неделями ответа, а теперь мы жутко злимся, когда кто-то не открывает наши сообщения несколько минут. Наши скучающие почтовые ящики в подъездах, словно осиротели и уснули, совсем потеряв былое величие. Я всегда знала, кто и когда приносил нам почту, в детстве. А теперь я понятия не имею, когда это происходит, и тем более кто их приносит, эти ненужные никому газеты. Люди всегда стремились все упростить, казалось, что это благо, а добились того, что упростили все до безразличия и совершенно обесценили многое вокруг себя. Если раньше переписка была бесценна, то теперь обесценена. Среди вороха бесполезных пестрящих объявлениями бумаг, я увидела белый конверт. Уже дома, налив чашку чая, вспомнила о нем и распечатала. Там лежал втрое сложенный детский рисунок карандашами. Посреди листа бумаги были выведены словно две комнаты или какие-то другие помещения. В одном прямо в центре было нарисовано нечто похожее на вулкан, но совсем небольших размеров, не выше колена, потому что рядом стояла фигурка женщины, и он был не выше ее колен. Весь пол был исчерчен какими-то хаотичными полосами и бороздами. За стеной стояли и грозно скалились какие-то существа, чем то напоминающие людей. На потолке первой комнаты был какой-то разлом или трещина, в которую была видна луна на небе и клен с черной веткой. На одной из стен был загадочный символ, которого я ни разу не видела прежде. Зачем дети бросили в ящик рисунок, мне было совершенно непонятно, но это даже мило. Я улыбнулась, прикрепила его к холодильнику и вошла в интернет. Над ухом словно брякнул колокольчик и в высветившемся как обычно первым, поисковике, набрала фразу, – «черная кленовая ветка».

Я сама не могла понять, почему на этом коричневом дереве именно она не дает мне покоя. Тут же высветилась целая куча ссылок, с различными вариациями. Среди всех я увидела одну, и меня словно ударило током. «Кленковское направление. Черная ветка. Не построенные проекты метро». Почитав немного о том, почему и как грунтовые воды мешали строительству, которое, в последствии, закрыли как невыполнимое, и другие варианты проезда в этом направлении, я параллельно открыла чат игры. Мне тут же пришло уведомление о новой записке.

      «Под землей сырой, глубокой, спрятан мальчик одинокий,

      Если вы успеете, то спасти сумеете,

      Придется спешить, потому что туда, капля за каплей, льется вода,

      Когда он умрет, станет он грустный, скиснет, испортится и будет не вкусный,

      Тот, кто место не сможет найти,

      Кто заплутает в нелегком пути,

      Кто убежит, или вдруг пропадет,

      Тот участь другую себе найдет».

      Это было задание. Сразу понятно. Я несколько раз перечитывала фразы, но ничего не было понятно. Все же я думаю, они не стали прятать ребенка в метро, под землей. Может это как всегда метафора. Будет торт какой-то под названием «Кудрявый мальчик». Потому что скиснет, испортится, не вкусный – это точно что-то съедобное. Хотя, я не уверена ни в чем.

      Получается, что этот рисунок, мне попал в почту не случайно и далеко не дети его оставили. Я снова и снова искала похожие символы в интернете, пока не нашла все, что только мне могло понадобиться. Будет замешана алхимия, потому что знак был точно оттуда. Я включила принтер и распечатала несколько листков с основными знаками и символикой.

      Мне было понятно, что не спущусь под землю одна, потому что не смогу пересилить в себе этот страх. Скорее всего, нас там хорошенько напугают, не зря зовут именно туда. Потом мы все будем делиться в чате, кто с каким временем и как прошел испытание. Вот только это для меня сомнительная романтика потеряться в каких-нибудь лабиринтах. Нужно просто найти место и явиться туда. Ходить там не обязательно, может будет кто-то, кто и не догадается обо всем этом. Правда на это глупо надеяться. Я быстро скинула в телефон расписание электричек и автобусов этого направления. Собрала необходимые вещи, и отправилась, сама не зная куда.

      Я не ожидала, что придется ехать в такую даль. Было даже немного жутко, мало ли что там. Ни с кем из них не знакомы в реальности, может это вообще ловушка. Приеду и исчезну навсегда в каком -нибудь рабстве или как там происходят все эти душещипательные истории в передачах про внезапно исчезнувших родственников. Что потом рассказывают те немногие, кого удалось найти? Ничего не помню, работал на цыган. Они меня иногда кормили, хотя это про мужчин скорее. Женщин находят реже, это и пугает еще больше. Я поежилась от комка неприятных мыслей, которые запутались как провода наушников в кармане. В вагоне суетливо менялись люди. Одни выходили, стаскивая рюкзаки с полок над сидением, другие безразлично смотрели в окно, третьи проспав свои станции, потешно озирались по сторонам и пытались прийти в себя, беспомощно моргая глазами. Прошли цыгане, собирая свою дань. Проведя по рядам цепкими черными глазами и тряся рукой прямо перед носом пассажиров. Потом с такими же цепкими глазами прошли по вагонам контролеры, продавая билеты всем кому лень от них бежать. За окном без остановки лил холодный дождь, вся погода располагала сидеть дома и никуда не ездить, особенно не искать приключений, которые скорее всего плохо закончатся. В этом направлении я не ездила ни разу, все вокруг было и похоже и чужеродно одновременно. Неизвестные станции и их названия, все было неуютно и не привычно. Я дала себе слово, что зайду так далеко, как только смогу. Если я буду чувствовать тревогу, то сразу все брошу и уеду. Вот сейчас электричка придет в тупик, я выйду, покурю и все в последний раз обдумаю, при малейшем нежелании двигаться дальше я просто снова зайду в вагон и вернусь домой. Мне сразу стало легче внутри, ведь меня никто ни к чему не принуждает, не понравится я пошлю все к чертям. Да и вообще, скорее всего так и следует поступить, сейчас просто доеду, возьму кофе, покурю и обратно домой и всего делов. Когда мы добрались до последней станции, то в вагоне где я была, уже почти не оставалось пассажиров. Все не спеша, лениво взяли свои вещи и пошли заранее к выходу. На улице было более чем мерзко, дождь вперемешку со снегом, сильный порывистый ветер в лицо, зонт фактически не спасал от этого кошмара. Весь небольшой поток людей двинулся к маленькому вокзалу на выход с платформы. Я пошла вместе со всеми, что бы поскорее скрыться под любой крышей. На выходе в город, стоял мигающий кофейный автомат и я с облегчением направилась к нему. Прямо перед глазами висело расписание электричек, следующая только через три часа, потом раз в 40 мин, в принципе можно все посмотреть и успеть обратно, в любом случае не останусь же я тут на ночь. Сонная бабушка в форме охранника к которой я подошла спросить где тут автостанция, смотрела на меня как на врага, который мешает ей отдыхать своими навязчивыми глупостями. Недовольно что то пробурчав себе под нос что то из того, что мне вряд ли понравилось бы и неопределенно махнув в сторону, быстро отвернулась потеряв ко мне всякий интерес. Расписание автобусов в мою сторону, меня тоже не испугало, потому что в нем значилось, что до поздней ночи, они ходят раз в час без выходных. Двери автобуса были открыты, до отправления оставалось меньше десяти минут, и пассажиры не спеша рассаживались на свободных местах. Я купила билет у водителя и спросила сколько нам ехать до каменоломен. Он окинул меня взглядом и улыбнулся:

– Самое время под землей ходить. Погода дрянная. Да не особо долго минут сорок. Там выйдешь и напрямки метров триста. Увидишь лаз. Да, не бойся указатели там есть, и встретят тебя, думаю, на остановке. С кем полезешь-то? А если на месте встречаетесь, то увидишь, там башня стоит каменная. К ней и иди. Выдумают же – под землей шастать.

      Ехать в автобусе было теплее, чем в вагоне электрички, и я почти уснула, если бы не постоянные тревожные мысли. Ну ладно психовать, приеду– посмотрю, где там что. Конечно, под землю не полезу, гляну и домой. Хоть совесть потом есть не будет.

      Вход, если его можно было так назвать, был, мягко говоря, странным. Просто дырка в земле, будто провал. Да какая там дырка, скорее узкая щель. На обвалившейся каменной стене возле этой самой башни, было полсотни надписей баллончиками о том, что это и есть лаз под землю. Лезть туда самой, без навыков и провожатых, было бы верхом идиотизма. Нужно было срочно что-то придумывать. Я огляделась по сторонам. Вдалеке стояли небольшие деревянные дома, похоже на деревню или поселок. Я решила дойти до ближайших и расспросить про катакомбы. Сто процентов, местные сами тут бывают, и кое-кто может знать как там все устроено и дать какое-то подобие карты. А в лучшем случае – проводить под землю. Времени было мало, очень хотелось расправиться со всеми делами до темноты.

      У первого приглянувшегося мне дома, я свернула во двор и постучала в калитку. Никто не отозвался. Звонка я не увидела, было наглухо заперто изнутри.

– Чего ищешь-то? Уехали они вчера еще в город. Ты кто такая?

      Я обернулась на голос. Позади меня стояла высокая грузная женщина в большом плаще с капюшоном.

– Здравствуйте. Я журналистка. Вот приехала про ваши катакомбы писать. Никак до местных не достучусь,– улыбалась я, бессовестно обманув женщину. Она недоверчиво окинула меня взглядом, но ее голос стал дружелюбнее.

– Ну, иди за мной журналистка, чего тут стоять мерзнуть.

      Она молча пошла вперед, и я быстро засеменила за ней. Каждый ее шаг словно вколачивал сваи в землю. Высокая и широкая как настоящий исполин, с угрюмым лицом , немного сутулясь она не торопясь вела меня к своему двору.

      Когда мы вошли в дом, она молча напоила меня чаем с баранками и пряниками. На стене мирно стучали ходики с кукушкой, от печи шло тепло и уют, в самом доме пахло душистым медом, калиной и чем-то будто мятным и свежим.

– И чего вам эти провалы покоя не дают? Не то это место, где живым быть можно. Еще мой дед говорил не ходить туда. Все одно лазали. Дети. Хорошо хоть никто кроме Саши не потерялся.

– А Саша это кто?

– Это брат мой старший был. Саша. Очередной раз пропал кто-то в деревне. Ну, перво-наперво, куда идут искать? К проломам конечно. Вот и пошел он туда, не первый раз он там ходил, знал куда идет. А потом человек сам нашелся, а Санька наш сгинул. Ходили мужики, кто те проходы знает, да только говорят, и следов его там не было.

– Мне очень нужно попасть туда. Мне страшно, потому что ни разу не ходила в такие места. Тем более без понятия, как там ориентироваться.

      Хозяйка усмехнулась.

– Чего тебе там искать-то? Я так тебе все рассказала. Делать там нечего. Уж сколько раз я помню, что приезжали и перегораживали и замуровывали эти разломы, ан нет, все равно опять лаз разворочали. Иногда смотрю, прям толпами туда идут, как на прогулку в парк.

– Понимаете, меня начальник убьет, если без фото приеду, вот очень нужно. Может, кто из местных карты рисует? Может, есть у кого? Или может, проводят?

– А может и есть, только не даст никто. Не станут грех на душу брать. А проводить? За деньги может и возьмутся. Сейчас Леву позову, спросим.

      Она быстро куда-то вышла, а я осталась сидеть в доме за столом. Мирно и уютно тикали ходики. Я положила голову на руки и закрыла глаза.

– Не спи – замерзнешь, рыжая,– услышала я знакомый голос и мурашки проложили по спине до загривка мягкую дорожку.

      Он стоял передо мной в черном рваном балахоне. Его лицо как всегда было скрыто, но мне казалось, что он улыбался там, под большим капюшоном.

– Почитаешь мне? – он прошел рядом и мимоходом швырнул в меня книгой в старой облезлой обложке. Сам уютно угнездился в кресле и замер глядя в огонь камина.

      Я в недоумении и растерянности открыла книгу.

– Что читать? – тихо спросила я.

– Начинай,– терпеливо ответил он.

      Перевернув пару страниц совсем ветхих и темно-желтых, я только открыла рот, что бы произнести первую фразу, как буквы и загадочные символы из нее, что только-что были аккуратно выведены чернилами, в беспорядке ссыпались на пол. Я с открытым ртом глупо смотрела на пустые страницы и быстро перевернула следующую. Там было все в порядке и едва я собиралась начать читать, как буквы дрогнули и словно их смахнуло ветром ссыпались в центр книги. Я в растерянности посмотрела на кресло, в котором сидел мой терпеливый слушатель. Он недовольно цокнул и вздохнул, будто все печали мира упали на его плечи.

– Читать ты тоже не умеешь? Ты должна понять одну простую вещь огнеголовая. Только во сне невозможно читать, а тут тебе не какой-то там сон. Управляй тем, что тебя окружает. Это твой час. Ты тут, я рядом. Соберись ты же можешь, представь, что ты боксер, концентрируйся на главном.

      Я смотрела в книгу, боясь снова перевернуть страницу и все испортить. Глубоко вздохнув, представила, как с легкостью читаю то, что там написано, как меня увлекает смысл текста и как легко это выходит. Собравшись с духом, я вновь перелистнула и буквы слегка дрогнув, остались на своих местах, лишь слегка поменяв направление и наклон шрифта.

– Бог, которому ты поклоняешься, может быть тобой,– едва слышно прочитала я.

      Почувствовав ужасную резь в глазах, мне показалось, что каждая буква вырезается на моих веках острым лезвием. Я закрыла их ладонями и слегка потерла. От этого сделалось хуже. Я едва смахнула наваждение и сразу обернулась к креслу:

– Почему мне так больно?

– Потому что никакое умение и никакая вещь, та что ценна, не дается нам просто так, ибо чтобы получить нечто ценное, нужно отдать что-то равноценное. По-другому никак. Когда мы берем то, что нам нужно просто, походя, считая себя достойными в какой-то мере, нас все равно настигнет отдача от деяния. Догонит и откусит ровно столько, сколько ты должен.

      Он подошел ко мне, погладил по голове. Я протянула ему книгу, он небрежно отвел мою руку в сторону:

– Оставь у себя. Здесь место грешникам, и этот дым смердящий тебе позволит лишь полу-дышать.

      Какой-то резкий пронизывающий все сознание звук словно выталкивая меня из наваждения, выдернул в реальность и я резко встряхнувшись оказалась вновь в небольшой комнате с ходиками . Тут же вошла хозяйка дома, а вслед за ней в комнате очутился высокий мужчина с цепким взглядом. Он молча осмотрел меня, словно чего-то ждал.

– Вот она Лева. Ты уж помоги, она человек подневольный жалко ее. Посмотри сам, ну куда она сама пойдет, ведь сразу приключится с ней что нехорошее. Хорошо хоть бог миловал и к нам отправил.

      Проводник, не особо слушая причитания женщины, внимательно изучал меня взглядом, потом молча прошел ближе и сел за стол против меня.

– Сейчас говори правду, не теряй мое время. Встану и уйду.

      Это было фиаско, я не могу рассказывать об игре. Меня выкинут еще до того, как я произнесу тут последнюю фразу. Даже намекнуть не могу, а вранье он сразу распознает. Оставалось попробовать только одно, говорить правду, но без упоминания об игре, главное, чтобы он согласился меня отвести туда:

– Скажите, вы бывали в подземелье?

      Он усмехнулся:

– С детства там шатались.

– Так вот, я покажу вам кое-что, может, вы сочтете меня сумасшедшей, а может и напротив. Скажите, вам это напоминает что-то?

      Я вытащила из кармана листок с детским рисунком и протянула ему. Он недоверчиво взял его, развернул и долго рассматривал:

– Я знаю, это не тот разлом, куда все заходят. Я видел этот колодец, он на возвышении. Этот знак, видел его там же, но лезть туда опасно. Что ты там хочешь?

– Вы мне покажите, где это место?

– Чертовщина какая-то, где ты взяла этот рисунок? Кто тебе его дал?

Я не знала точно, что следует говорить. Любая моя неосторожная фраза и все рухнет.

– Я думаю, точнее мне кажется, что там кто-то застрял и не может выйти, нужно просто спуститься и проверить.

– Тебе кажется? Да ты представляешь, что произойдет, если нас самих завалит? Туда никто не ходил никогда, мы мальчишками нашли этот разлом в лесу и, спустившись, чуть было не остались все там. Чудом спаслись. Как ты предполагаешь все проверить? Там ходы, километры километров с тупиками и такими лабиринтами, в жизни не запомнишь, откуда шел. А звери?

– Какие звери под землей?– удивилась я.

– Дикие, преимущественно,– огрызнулся вспыльчивый проводник.

Хозяйка дома подсела к нам за стол:

– Ты слушай его, он-то знает что говорит. А и правда, там звери. Лисиц видели много раз, они в стаи сбиваются, хотя совсем не стайные животные. Ну и если заплутает кто, так они тут как тут, накидываются и все, поминай, как звали.

– Да. Права Митревна. Делать там нечего. Подумай сама, если заблудился кто, так нам во-век не отыскать, тут ходы поди до кремля идут, а то и дальше, под Москвой. Что ни подвал, в пределах кольца, так ход обязательно есть куда-то. Все перерыто, целый город. Столица под землей.