Текст книги "Кот"

– Да не нужно никуда разыскивать идти, просто приведи меня в эту комнату, я там все сниму на камеру, проверю ее и уходим сразу. Я заплачу.

– Сколько заплатишь?– оживилась Митревна.

Лев уничтожающим взглядом окинул соседку.

– Не в деньгах дело.

– Ой, молчи, ох, молчи уж. А мать-то твоя лежит, где денег на лечение возьмешь? Да такие деньжищи-то! Где их тут заработать? Ты и так уж сам спину сорвал, ногу волочишь со своей стройкой, сиди уж,– она махнула на него рукой. Парень опустил глаза.

– Я заплачу сто тысяч, отведи меня туда.

Митревна икнула от неожиданности и толкнула в плечо онемевшего Льва.

– Деньги вперед, сказал он упавшим голосом.

– Хорошо, тогда давай счет, на который их перевести, я не банкомат возить их с собой.

– С чего ты взяла, что мы оба не делаем огромную ошибку? Что это именно то место на детском рисунке?

      Я придвинула рисунок к себе и показала на то место, где был большой разлом в потолке:

– Видишь эту ветку клена? Мне удалось выяснить, что в проекте, должна была быть некая «кленковская ветка», направление метро в вашу сторону, черная ветка. Но ее строительство так и не началось, потому что обвалились некоторые здания из-за грунтовых вод. Сделали электричку и автобус. Я поехала фактически наобум. Тут ты говоришь, что узнаешь символ. Это символ алхимиков. Я просто хочу, чтобы мы спустились туда и все осмотрели и если там ничего нет, то можешь считать, что это самые легкие деньги которые ты когда-либо получал.

      Я была удивлена, с какой скоростью эти почти деревенские жители, нашли счет, на который при них переводила нужную сумму. Как быстро они снарядили еще одного парня, у которого был старый УАЗ, чтобы отвезти нас к лесу, насколько позволит размытая дорога. Мне показалось, что не прошло и трех часов, как мы стояли возле остатков развалин посреди леса, и на меня смотрел черный большой провал.

– Заходить будем тут,– деловито сплюнул в сторону мой проводник. Я первый, ты за мной и слушай, что я тебе буду говорить ясно? Если увижу, что балуешь чего, или задумала, я ухожу с тобой или без тебя. Ясно?

      Я быстро кивнула головой. Он включил фонарь на лбу, потом проверил мой, и, проверив все крепления, начал спуск. Через минуту услышала его голос:

– Давай, пошла помаленьку, тут все нормально.

      Долго и осторожно спускаясь вниз, я, наконец, коснулась ногами дна.      Свод был низким, по краям пещеры была вода. Фонарь на лбу, выхватывал отдельные участки стен, на которых было много надписей высеченных чем-то острым. Почти на потолке был знак земли. Ниже все было исцарапано будто когтями, под ногами были такие же следы.

      Лев застегнул молнию на рюкзаке, в который убрал все лишнее после спуска под землю, внимательно посмотрел на меня и скомандовал идти.

– Я знаю, где этот колодец, пошли, это рядом. Там на стене увидишь знак с рисунка. Что он означает?

– Я нашла очень много символов, которые похожи на те, что на рисунке. Посмотрим, что там есть еще.

Мы подошли к узкому переходу, он был будто горлышко бутылки, слева и справа от входа, я заметила едва различимые символы.

– Стой,– кликнула я проводнику, который уже начал переход в следующую полость.

– Нам налево, этот колодец там.

На левой стороне стены был знак.

– Нет постой! Тут символ – ловушка и обман.

      Я потянулась к карману с листками, которые распечатала еще дома. Среди знаков и символов я нашла и эти. На правой стороне был знак правды, на левой – обмана.

– Лев, нам нужно направо. Слева будет совсем не та комната.

– Справа ничего нет.

Я обомлела:

– Как ничего нет?

– Там нет никакой комнаты больше, только слева.

      Мы протиснулись в узкий проход с левой стороны. Справа действительно была глухая стена, кое-где на ней были видны вмурованные камни.

– Вот. Пришли. Сюда не добраться так просто, если заходить со стороны вышки. Половину проходов давно завалило. Там могут быть кости, и еще бог знает что.

      Посреди помещения было что-то напоминающее люк с крышкой на возвышении. Я подошла ближе и посветила фонарем. На крышке были выбиты символы. По всему ободу был красивый змей, хватающий пастью свой хвост. Посередине были луна и солнце в одном, а прямо под ним знак пустоты. Проводник еле сумел подцепить край, и мы вдвоем с огромным трудом сдвинули его с места.

– Есть там кто?– крикнула что есть силы в пустоту под ногами.

– Тут кто-то был,– тихо сказал Лев.

Он осветил весь пол вокруг нас. Кое-где, в серой пыли, были видны следы сапог.

– Уверен, что не наши? Точно?– уточнила я.

Он озадачено покачал головой.

– Они ничего не нашли,– уверенно сказала я. – На крышке знак пустоты. Нужно пройти немного дальше и посмотреть, там должна быть такая же комната на правую сторону.

– Даже не думай об этом. Мы договаривались, что я покажу тебе это место, все на этом. Там дальше никто не ходит, там пропадают люди, понимаешь? Я помню с детства, что дальше лучше не ходить. У нас был парень в компании, Саша, был постарше всех нас, мы-то совсем сопляками были. Так вот, он тут днями мог лазать, а потом пришел как-то под вечер, нам ни слова не сказал, молчал. Потом на улицу не выходил, заболел. Так его потом и схоронили. Мы пришли прощаться, а на него и смотреть страшно. Высох весь, до костей. И брат его сказал, что он ему говорил, не ходить далеко после гнездышка. Мы это место так звали. Брат его после того случая, ни разу в провал не сунулся.

– А почему называли гнездышком?– спросила я.

– Сюда кто-то ветки постоянно таскал. Как не придем, опять ветки повсюду. Вроде уберем все в угол или вынесем, все равно несут. Вот и пошутили, что спугиваем кого-то, кто гнездо вьет. Смех смехом, а ветки были в руку толщиной. Теперь вот вспоминаю и не понятно, что мы там делали, сейчас вспоминать аж жуть берет. Узнаю, что сын мой сюда ходит, мало не покажется. Ты как хочешь, а я дальше не пойду.

      Я умоляюще посмотрела на проводника, но по нему было понятно, что он не приклонен. Где-то в темноте узких переходов, послышались звуки шагов и возни. Мы замерли. Лев показал мне знаком молчать и закрыл наши налобные фонари ладонями. Он осторожно, крадущимся шагом, подошел к выходу и резко высунувшись, посветил фонарем.

– Стой тут, я проверю,– прошептал он мне и медленно пошел по коридору.

      Я подумала, что он явно сошел с ума, если решил, что я как в плохом фильме ужасов останусь тут одна. Отрицательно помахав головой из стороны в сторону, но держась на приличном расстоянии, я пошла за ним. Мы почти бесшумно двигались вдоль стены известняка. В свете фонарей, похожий на коридор проход, заканчивался поворотом направо. Лев выглянул из-за поворота и замер:

– Эй, кто там, покажитесь, предупреждаю у меня оружие,– громко крикнул проводник и скрылся за углом поворота.

Послышалось щелканье, какой-то стрекот. Я увидела голову Льва упавшего на спину. Фонарь его каски осветил то, что издавало эти жуткие звуки. Увидев, он громко закричал и в то же мгновение, кто-то резко дернул его в коридор. Через две-три секунды я услышала его крик где-то очень далеко в подземелье. Что мне было жутко, не сказать ничего. Я бросилась бежать в обратном направлении, к выходу, забыв про все на свете. И тут я вспомнила, что напротив той комнаты, где мы были вместе, в стене был проем. Это был ход, которого не было. Ход, по направлению к которому, был знак – «правда». Я автоматически забежала в него и попыталась отдышаться. До выхода было всего ничего. Сердце бешено колотилось. То, что утащило моего проводника, и то, что так ловко перемещалось в кромешной темноте, могло вернуться и за мной. Я осмотрелась. В свете фонаря я видела те же стены, что и повсюду. На стене был знак перевернутого треугольника с крестом – «великое делание». На полу был точно такой же люк. Я подошла и осветила крышку. Змей тут бежал уже в другую сторону, но все так же кусал себя за хвост, как и в левой комнате. На самой крышке в центре был сложный символ, значение которого разгадывать не было времени. Я второпях достала телефон и сделала несколько кадров. В свете вспышки, мне показалось, что у противоположной стены стоит какой-то черный кирпич. Подойдя ближе и осветив фонарем, увидела, что это была какая-то коробка или шкатулка. Не пытаясь ее открыть, запихнула в рюкзак и бросилась к выходу.

      Вылезти на поверхность одной, оказалось намного труднее, чем спустится. Прошло не меньше двадцати минут, прежде чем мне это удалось. Падала снова и снова, пока каким-то чудом не зацепилась за край. Еле выбралась и кое-как отползла от этой страшной дыры. Я села на мокрую землю в десяти шагах от разлома. Ноги тряслись как заведенные, руки были ободраны. К черту все игры, это было совершенно не смешно. Там сейчас погиб человек. Что мне делать? Если я вернусь обратно в деревню и пойду рассказывать, что случилось, то приедет полиция и будет очень много нехороших вопросов, например на кой я туда пошла. Но если не пойду, то в любом случае та женщина видела меня, и я переводила им деньги со своей карты. Обратятся сами в полицию, начнут искать нас обоих и все. Делать было нечего, и я пошла обратно в поселок.

      Напротив меня сидела Митревна, на столе стоял чай, который совершенно остыл. Мы не шевелились, и каждая думала о своем. В темных узловатых руках женщина теребила платок, в глазах стояли слезы.

– Знала я, что не сказки это. Плохое место нельзя туда ходить, все знают. Еще как Санька наш пропал. Да вот жадность какая-то глаза застлала.

– А что говорят? Кто там живет?– спросила я.

– Не человек, не зверь. Иногда слышат, как он там будто щелкает. Мало кто оттуда живым выходит. Будто бы охраняет он там что-то. Но, никто не видел из живых, а мертвые молчат. Вот и Лева уж ничего не расскажет,– она закрыла глаза платком и судорожно затряслась.

      Я просто сидела рядом и понятия не имела, что делать. Попала домой только ночью. Все было как-то смазано этим длинным вечером. Местный участковый очень долго оформлял какие-то бумаги и постоянно на разные лады расспрашивал о нашем походе в катакомбы. Я как попугай твердила одну и ту же историю, как Лев ушел вперед, как не смогла его дозваться, как не дождалась и ушла без него. В конечном счете, мрачный полицейский сказал, что нужно еще заявление от родственников и только потом искать. Добираться домой пришлось долго. Не меньше часа я просидела в душе. Пришло смс о том, что нас ждут в игровой комнате через полчаса. Я не хотела торопиться, настроения совершенно не было. Было очень неприятно внутри, чувство будто опустошили до самого дна, до образования дыры. Я закуталась в халат и включила компьютер. Как только зашла в чат, меня сразу перенаправили в игровую комнату, где раньше стоял наш стол и черный крупье ждал нас к игре.

      Я была последняя, кто вошел из играющих, потому что все места были уже заняты. Петрушка что-то увлеченно показывал всем, интенсивно виляя бедрами. Как только я оказалась за столом, он резко обернулся и замолчал. Черный крупье приглушил свет.

– Ну, вот, наконец, мы все в сборе,– Петрушка улыбался.

      Я решила, что не стану пользоваться голосом и стану как все писать в окне диалогов.

– Ну? Как прошло? Ничего не хотите мне рассказать? – марионетка обернулась, осмотрев всех нас.

      Все молчали. Я тоже не особо хотела рассказывать о своих приключениях. Хотя совершенно не факт, что они до сих пор ничего не знают или сами же это все не подстроили. За нашим игровым столом было всего шесть мест, но присутствовало конечно, всего пять игроков. Слева от меня сидел толстый страшный «Боров» со светящимися глазами и торчащим хохолком на загривке. Слева от «Борова» был разноцветный «Клоун», со скрещенными руками на груди, словно был всем недоволен, он всегда смотрел только исподлобья. Так же слева от «Клоуна», было пустое место, на котором сидел господин в черном балахоне в прошлый раз. Слева от него был бы наш «Козел», с огромными острыми рогами и длинной закручивающейся бородой. Он постоянно будто жевал что-то, и мне было интересно, прыгает ли у игрока картинка, потому что он регулярно тряс головой. Слева от «Козла» сидел маленький милый «Мальчик», с аккуратно причесанной головой. У него был боковой пробор и внимательные умные глаза. Слева от «Мальчика» сидела я, но свой образ я не могла оценить, потому что не видела.

– Вам понравились наши подземелья?– спросила марионетка.

– Пф-ф, что за вопрос. Это было ужасно. Я всю ночь там шатался, думал все, не выйду,– загорелись буквы над «Козлом».

– В целом неплохо, но организация была ужасной, я так и не нашел нормального проводника. Хорошо, что диггер-карты не подвели. Мне писали, что они неточные, и я испугался, что далеко зайду. Там факелы были кое-где, спасибо хоть за это,– написал «Клоун».

– Главное не это. Самое интересное, что раз мы все там были, то живем относительно недалеко. Видимо мы с одного региона,– сказал «Мальчик».

      Я молчала, мне было страшно, потому как видимо я перепутала место, потому что ничего из того, о чем все говорят я не понимаю. Факелов в подземелье точно не было. Хотя там были чьи-то следы. Так может нас с моим проводником просто умышленно напугали и парень реально жив?

– Правильно мыслишь, мелкий пакостник,– посмотрел в его сторону Петрушка,– Не зря победитель. Ведь это ты нашел и освободил нашего пленника?

– Да, я нашла его. И вот у меня вопрос. Что мне с ним прикажете делать? Он пока конечно у меня дома. Но он очень странный и мне некуда его деть. Я сказала своим, что он сын знакомой и ей нужно было срочно уехать. Но эта передержка меня не устраивает, вы уж как-то урегулируйте этот вопрос без моего дальнейшего в нем участия. У меня свои дети и муж, мне это не нужно,– сказал «Мальчик».

      Петрушка обхватил голову руками:

– Ну как же так можно? Ты же мать! Ты женщина, в конце концов, где же мягкое сердце? Это же ребенок, невинный малыш. А ты?! Передержка у животных обычно, да и говоришь о нем как-то без любви что ли. Без сострадания, а он сиротка, между прочим,– марионетка театрально склонил голову.

– Вы заберете его или как?

– А мне интересно. Допустим, его продадут, если ты его выкинешь из дома. Ты все равно так же рьяно станешь настаивать, чтобы я его забрал от тебя?

– Мне все равно. Я на это не подписывалась. Что за выходки мерзкие? Заберите ребенка, тем более, что он болен.

– Чем? Простыл? – Петрушка испуганно округлил глаза.

– Он болен психически, он не ест и не спит. Почти ничего не говорит. Да и это не главное. Я не могу оставить у себя не пойми кого. А если вы его украли?– горели гневные буквы над «Мальчиком».

– Конечно, украли!– смело поддакнул Петрушка, – Но не мы.

– Кто проиграл? – смело написала я.

      Я понимала, что, скорее всего, меня выкинут сегодня. Растягивать это совершенно не хотелось. Пусть лучше все закончится быстро. Кукла на столе повернулась в мою сторону:

– А что? Страшно? А ей есть чего бояться, правда, «Тень»?

Я молчала.

– А что произошло?– спросил «Козел».

      Петрушка не торопясь, сложив ручки за спиной, мирно прогуливался по столу.

– Что произошло? Да ничего особого, просто наша тихоня так торопилась победить и выполнить задание, что переусердствовала и убила человека. Хотя, да какой там убила. Привела на съедение. Верно, милая моя?

      Мне стало совсем нехорошо. Получается, что Лев действительно погиб. Я и в правду убила его, приведя в ловушку. Мне нечего было сказать, все молчали. Марионетка, улыбаясь, смотрел на меня.

– Она на славу потрудилась и нашла совсем другой подход к делу, да и вход там был совсем иной, нежели вы пробрались. Удивительно, с каким рвением эта фигура попадает в неприятности, да как пикантно. Но это стоило того, не так ли моя дорогая? Ты же получила вознаграждение за то, что твоего провожатого освежевали? Тебе заплатили за это, не так ли моя милая? Ты вынесла что-то оттуда? Только не ври нам, я то знаю, что у нас не только заберут плату за что-то, но и вознаградят так же, если мы нечто даем,– кукла зло и страшно оскалилась и будто ждала ответа.

– Так «Тень» проиграла? – спросил «Мальчик».

– Не совсем так, мой юный друг. Она теоретически была в том подземелье, просто зашла не с того конца. У нас есть еще более смелая фигура за столом. Он решил, что мы не достойны его присутствия и даже не приехал,– Петрушка повернулся к «Борову» со светящимися глазами. Игрок ничего не говорил. Его массивное тело грузно вздымалось от каждого вздоха. Марионетка подошел к нему совсем близко. Знаешь, а ведь ты мне порядком надоел. Вся эта твоя толстокожесть к окружающим. Ведь мы все из кожи вон лезем, а ты?– Петрушка быстро заморгал, словно хотел сдержать слезы.

– Вы действительно считаете, что меня могли привлечь к вам какие-то игры? Всем вам просто скучно, кучка дураков. Что вы в жизни видели? Что вы ели слаще сахара? Я не такой как вы, как же вам не ясно это? У меня была прекрасная жизнь. Я никого ни в чем не виню, сам виноват. Я ничего не ценил из того что у меня было. А как мой сын Мишка заболел, словно с ума сошел. Это же мой ребенок, как по-другому? Вы смиритесь с такой участью своего ребенка? Любой из вас поступил бы так же. Только я смог, а вы? Да, я спас своего сына, ценой жизни другого мальчика. Зато он выжил. Тогда даже не задумался об этом, да и времени не было взвешивать какие-то моральные аспекты. Жена все узнала, пыталась смириться и не думать об этом. Все равно ушла и сына забрала. Я все забросил, дела пошли кое-как. Бизнес рухнул. Ничего у меня нет. Все что оставалось, какие-то крохи, то на церковь и благотворительность. Пропил тоже много. Потом, как пелена с глаз упала, думаю, ну что я делаю. Ведь пропаду. Мне нужен был шанс, всем он нужен. Тут вы меня нашли. Думал, дела поправлю. Сперва показалось хорошее предложение. А потом решил, что за ерунда. Игры, загадки, шарады. Бред. Никто мне не поможет. Ничто больше не поможет. Нет выхода к сожалению. Стою как у края пропасти, ничего больше нельзя сделать. Ну что ж, хорошая была жизнь, веселая. Но, ничего больше не будет, ничего не вернется. Совесть? Да какая совесть, если я был прав. Моралисты… Мне не о чем жалеть, если бы все пережить заново, я поступил бы точно так же. Пропади все пропадом. А вас, всех до одного – презираю. Нелюди какие-то. Омерзительное общество. Слабаки и неудачники. Продолжайте деградировать, с вас станется. Думаете, я проиграл сегодня? Да, согласен, но это только для вас. На самом деле, это вы все проиграли, потому что остаетесь, а я больше не задержусь. Устал.

      Петрушка внимательно выслушал «Борова» и как только тот закончил речь, медленным шагом прошел по столу прямо к нему:

– Устал? Вздыхаешь? Очень хорошо, что ты все понимаешь. Ха-ха-ха, какая рифма сегодня родилась. Вздыхаешь – понимаешь. Экий я молодец,– марионетка довольно потер ручки,– итак, у нас есть проигравший. Признаться, за столом было уже слишком тесно. Тем более, у человека нет выхода, сам же сказал, все видели. Но я покажу ему выход, он у нас один.

      Откуда-то сверху, раздался очень неприятный, резкий скрежет железа. С потолка над столом опустился большой крюк. Он висел прямо по центру и слегка раскачивался, издавая неприятные звуки.

– Кто из вас бывал на скотобойне хоть раз? Очень гуманное место, рекомендую. Люди – душевные, – Петрушка добродушно улыбался, будто вспоминал что-то очень приятное,– Была у меня одна знакомая старуха, работала там много лет. Сломала она как-то ногу. Дети у нее хорошие, приличные люди, не дали ей дома выздоравливать, положили в больницу. А то вдруг и в правду вернется обратно, кому охота возиться? А там, больница затрапезная, старая, лекарств нет, врачей не хватает, авось и до дома не доберется, а квартира-то в центре. Ну, в общем, анекдот, смешная история. Охала она там, ахала, мешала всем спать. Стали ей колоть что-то для сна, а она возьми и сойди с ума. Стали ей люди мерещиться, будто по палате ходят. Совсем никому житья не стало. Стонет, пугается всего. Пригласили к ней врача из психиатрии, долго он с ней беседовал, опять уколол что-то перед уходом, покачал головой и вызвал ее дочь. Приехала она и видит: лежит мать, встать не может, парализовало всю почти, еле говорит. Сказали ей, что переведут в психиатрическое. А пока ходите, мол, кормите с ложки сами, или уж домой заберите, там ей легче будет. Просится бабушка домой слезно, а дочке этого совсем не нужно, нет, говорит мол, доктор не разрешает. Рассказывает бабушка ей, что жутко в больнице лежать. Каждый день в палату люди приходят, с самого утра набилась, все мужики да бабы с детьми маленькими. Дочка спрашивает, а куда ж они делись? Нет ведь никого тут. Та дрожит и говорит, так бабы остались тут, а мужики детей на мясо повезли, ключ от бойни просили. Так и померла в тот вечер болезная. Вот вам и дети, растишь их, растишь, жертвуешь всем, спасаешь, убиваешь ради них, а они? Хоть бы благодарность была какая-то. Так и помрешь в одиночестве, в вонючей палате с такими же как ты.

      Петрушка похлопал «Борова» по жирному боку:

– Ты – просто жертва.

      Крюк опустился ниже. Петрушка прицепил к нему какой-то непонятный силок. Через секунду крюк резко поднялся к потолку и «Боров» оказался вздернутым копытами вверх за железный крюк. Абигор молча подошел к игроку, и встал позади, оголив большой нож. Марионетка закрыл глаза и запел тихим приятным голосом:

– Баю бай малыш. Ты качаешься на верхушке дерева м-м-м,– протяжно распевал он и медленно покачивался в такт качающейся фигуре «Борова». Я оцепенела. Внутри стало пусто…

– Когда подует ветер, колыбель будет качаться, м-м-м… когда ветка сломается, колыбель упадет, и внизу будет малыш и его колыбель, м-м-м… Тише малыш, высоко в небе, на мягком облаке, легко летать, м-м-м… ангелы наблюдают, как ты спишь, поэтому тише малыш, не открывай глаза, м-м-м… Обожаю эти английские колыбельные, они так успокаивают.

      Абигор резко вонзил нож в живот «Борова» и распорол его сверху донизу одним движением. Все содержимое вывалилось на пол. Крупье спрятал нож. Петрушка плавно водил ручками как дирижер:

– …тише, малыш, не открывай своих глаз, м-м-м…

Пустота нарастала, с пугающим звоном в ушах. Я видела казнь и не верила, тому, что происходило, потому что происходило с легкостью вирта. Все сидящие за столом, скорее всего, ожидали чего-то подобного. Но все равно зрелище было ужасным. Это игра?… Многие, точнее почти все, покинут ее и скорее всего не менее зрелищно, чем «боров». Его слова, те которыми он бросался в нас, были очень проникновенными, как мне показалось. В них чувствовались и горечь и отчаяние. Я не понимала, жаль мне его или нет. Наверное, он и сам сейчас не очень доволен собой. Хотя, я могу судить только по себе, по тому, чтобы чувствовала я, если бы сейчас вылетела.

Кот не объявлялся уже довольно давно. Ничего мне не писал, это было странно. Мое участие в этом проекте, интересовало его, в первую очередь. А вдруг, это один и тот же человек? В смысле мой кот и тот человек в капюшоне. Может это все тоже часть сюжета? Любая игра, должна так затягивать игрока, чтобы ему хотелось находиться в ней постоянно. Вдруг, все то же, что и со мной происходит с каждым? Может каждый игрок общается с котом и тем человеком в капюшоне? Но у меня, конечно, уже совсем другая история. Я никогда не забуду моего проводника и того, что с ним случилось. В глубине души, конечно, я все же надеюсь на то, что он жив.

      Петрушка закрыл лицо руками и вздохнул:

– Ну вот. Первый пошел. Каждый раз все повторяется снова и снова. Это очень печально, но так должно быть, это нормальный ход вещей. Вы тут на своих местах, это судьба. Тут нет случайных людей. Вы и я, и он,– марионетка показал на молчаливого Абигора.

      Наверное, он был в чем-то прав. Все складывалось как в хорошем пасьянсе: одно вытекало из другого и казалось, что нет этому конца, это завораживало. Я раньше понятия не имела, что в сети есть жизнь. Думала, что тут люди, которые не заняты ничем, что им просто скучно и нет воображения, для того, чтобы нормально существовать в реальном мире. Но все оказалось совсем не так.

В интернете, не просто мир и жизнь, тут вселенский простор. Мы находим свои группы людей, похожих на самих себя, с похожим внутренним миром или миром намного ярче нашего. Паутина подсовывает нам людей, будоражащих воображение своими поступками или предсказаниями. Мы находим как группы, так и одиночек. Прибиваемся к ним, прикипаем что ли. Наше воображение само дорисовывает образ собеседника. Мы наделяем их качествами, которыми хотим их наделить, мы видим их такими, какими интересно их видеть. Сеть нас все больше и больше затягивает, развешивая на паутине прозрачные капельки нектара. Подобно тонкокрылым мухам мы окончательно и бесповоротно влипаем в эту паутину. Поначалу, мы еще трепещем крылышками, говорим себе и окружающим «все ерунда, захочу – выйду и займусь другим хобби». Осознавая это, мы добровольно и с радостью возимся в ней все больше и больше, окончательно прикипая к нереальной реальности. И вот он, ВИРТ! Он уже в тебе и вокруг тебя. Ты – в капле пахучего едкого яда. Крылышки сложены, воля полностью парализована. А ты счастлив… Только не понимаешь панического настроения окружающих тебя близких. Да и близки ли они тебе сейчас? Самое дорогое теперь для тебя – эта прозрачная виртуальная капля, твой дом и твой мир.

Я думала, что все это только притворство и фарс, что все врут. По большей части, это, наверное, так. Но и правды, и настоящего, и реального тут не меньше. Эффект попутчика наверное. Мы доверяем людям, которых видим впервые намного чаще, чем своим родным, потому что общение с этими людьми ни к чему не обязывает. Мы никогда их не увидим и не пойдем с ними куда-либо пить кофе, нас не соберут вместе какие-то события или праздники. Мы сами выбираем время и балансируя на своем душевном настрое, заходим в сеть, ищем своих людей. Потом много разговариваем с ними, показываем свои маски, свой грим, находим одобрение, читаем откровения и вновь и вновь получаем свою дозу. Иногда я хотела уйти, мне казалось это так просто. Вот сейчас я закрою вкладки и больше мне ничего этого будет не нужно. Я удаляла страницы в надежде на освобождение. Потом оказывалось, что удаляла, чтобы вернуться снова, потому что от этого наркотика так не избавиться. Миллионы айтишников работают над тем, чтобы мы сидели тут чаще и дольше, меньше обращая внимания на то, что реально происходит вокруг. Нас кормят этим виртуальным ядом, и мы с удовольствием его поглощаем. Оправдать можно все что угодно. Одни говорят, что вернулись из-за коллекции своих фото, другие – что вернулись в сеть из-за музыки, которую он собирал годами в одном месте. Третьи любят свои фермы, четвертые свою коллекцию людей. У всех есть что-то, что оправдывает возвращение. И у меня тоже.

Я не знаю ни одного человека, который мне скажет: «знаешь, я простой человек, как все, и поступаю точно так же». Каждый – это супер особенная индивидуальность, с непохожими мыслями и гениальными идеями. Поступки тоже резко отличаются от всеобщей серости. Главное тут разобраться в понятиях. А что для вас серость? Что это такое? Когда-то было модно так говорить, потому что несколько поколений, покрутившихся в интернете, решили, что в СССР все ходили в одинаковом и жили одинаково. Что каждый одевший на себя красную панаму и перламутровые штиблеты, подняв руку с трубкой мира поверх толпы, крикнув о свободе для мира, мог по праву считать себя индивидуальностью. А теперь? Теперь каждый выделяется панамой и штиблетами. Люди придумали новые религии и верят даже в макаронного монстра. Придумали современное искусство из палок и того, что валялось на свалке. Только больше этим никого удивить невозможно. Теперь удивительно другое: если бабушке помогают перейти дорогу, если девушка читает бумажную книгу Чехова в парке, если дети хотят быть похожими на родителей. Удивительны родители, если не прогибают своих детей, готовя их к суровому миру, и сдирают с тех розовые очки безоблачного детства. Удивительно если щенка выбирают не по родословной и медалям родителей, а по глазам.

Я часто сталкиваюсь с людьми в реальности. Самое страшное – это не жестокость, потому что все мы к ней как-то привыкли благодаря вирту и СМИ, самое страшное – это безразличие. Страшно находиться в мире современного уютного быта и счетами за него, в мире, где слабые и безвольные чиновники издеваются над морально сильными духом людьми. Когда сталкиваюсь с этим, приходит чувство бессилия, и понимания, того что с этим я ничего сделать не могу, а потом появляется злость. Она верная подруга, всегда рядом. Люди слабы, кто в чем. Только слабость бывает разной. Бывают люди слабые, а бывают – слабаки. Последнее время чаще встречается слабость на поступки. Таким слабакам, просто пройти мимо жизни: не заметить мужчину, ударившего женщину, подростка, мучающего котенка. Им весело смеется в такой же гоп-компании, распивающей пиво на лавке в скверике, там, где гуляют мамы с колясками и сидят старики. Им жутко интересно и здорово померяться мозговыми мускулами друг с другом, доказывая свою «моготу». И вот кто-то кого-то толкнул просто для смеха, потом пари на-слабо. Пари – дело святое. Как карточный долг – ты обязан выполнить условие. И все, поехало: крыши электричек, домов, шоссе со встречным движением, да мало ли что взбредет в «изобретательную» голову. Отвечать-то никто не собирается. А вот селфи – обязательно. Смотрите, как я крут… Это же шутка, господа! Вы хотите, чтобы я ответил? Да мне ВСЕ РАВНО, хотите себе. Слабаков нельзя любить, и их не любят. К сожалению, слабаки не понимают, что они – слабаки. Об этом интернет им ничего не разъяснил! Он только дал им короткую команду: сделай и запечатлей! Пусть все завидуют! А они по слабости своей верят ему. В капле-то особо не поворочаешься, воля парализована. Наличие денег не дает каких-то особых шансов и на ранг не влияет – только перламутровый отблеск в глазах разрешается. Слабаки закрывают глаза на все. Они очень жалеют себя, они боятся, но сказать себе этого они тоже не могут, воли нет. Женщины очень коварны на этот счет, они слабаков никогда не прощают. Выбраться из этого черного списка нереально. Да, слабакам и незачем: слишком много сил и времени, а это затратно и неудобно. Вот бы женщины сами все делали, ничего не просили, ничего не ждали. И в конечном итоге ей создают такие условия, чтобы она ушла сама.

      Из омута мыслей, меня выдернул голос Петрушки в наушниках:

– Будем считать, это минутой молчания, в память о нашем друге. Но сейчас нам совсем не время расслабляться, мои хорошие. Винтики времени крутятся. Нам нужно собраться и идти дальше. Все это мишура, по сути. Нам в действительности совершенно нет до него дела. Чем меньше народу тут будет оставаться, тем радостнее на душе у оставшихся. Сейчас я кажусь вам всем жестоким, но учтите, что это только начало и потому вам пока что его капельку жаль. Когда все будет подходить к концу, жаль вам будет только себя. Это нормально, ведь вы просто люди,– Петрушка развел руками и улыбнулся.