Текст книги "Дочери Луны"

– Ах, простите. Ну конечно. – Раздался звук, как будто он прочищал горло. – Да. Там задняя стена вся стеклянная. Правда, из-за этого шумновато.

– Я помню. – У Питера появилось сумасшедшее желание выпалить, что он-то знает Мэг давным-давно, но он понял, что это прозвучало бы нелепо и смешно.

– Ну… Конечно, мне не следовало напоминать вам о том, что вы и без меня знаете. Хотите встретиться со мной там? Или вы заедете сюда, когда понадобятся ключи?

– Я позвоню. Ближе к вечеру.

– У меня назначена встреча на это время.

– Тогда не могли бы вы оставить их у секретарши? – Это прозвучало чересчур бесцеремонно, и Питер издал извиняющийся смешок. – Просто, понимаете, если я где-нибудь не приткнусь, я просто сойду с ума!

– Разумеется. А как насчет… вы знаете, где включается отопление?

– Да. Отлично знаю. – Питер и представления об этом не имел, но, уж конечно, он меньше всего желал, чтобы Чарльз Ковак водил его по домику Мэг. Питер воображал Ковака таким, каким он представал на обложках своих книг: громадным, древним, не признающим условностей, только и дожидающимся, чтобы что-то случилось и можно было прибрать к рукам Мэг.

– Тогда… ну тогда все о'кей. – Теперь голос Ковака прозвучал неуверенно. Он еще раз прочистил горло и произнес: – Если я смогу что-то сделать – как-то помочь, – позвоните мне?

– Спасибо. – И превосходно. Иными словами, если сам Питер не позвонит, больше никаких контактов не будет. Да, это-то и чудесно.

Питер кое-как запихал в сумку свои вещи и, скомкав несколько салфеток, оттер ими испачканный пол. Эту мысль послали ему небеса; то, что дом пустовал, было предопределено свыше. Он начнет работать там, где работала Мэг, будет спать там, где спала она. Он был взбудоражен до дрожи, когда оплачивал гостиничный счет и ловил такси.

Как и было условлено, Чарльз оставил ключи от дома в Килбурне у секретарши, сам же задержался в кладовой на лестничной площадке одной из многочисленных лестниц, ведущих в офис. В двери было что-то вроде глазка, как раз на высоте роста Чарльза. Чувствуя всю глупость своего положения, Чарльз упрямо продолжал сидеть в засаде и ухитрился три секунды лицезреть Питера, поднимавшегося по ступенькам, и еще три секунды, когда он шел вниз.

Потом Чарльз присел на груду картона и уставился на грязный пол между своими ботинками одиннадцатого размера. Мэг как-то назвала Питера «истинным художником», и Чарльз успел понять почему. Тонкое, опушенное бородой лицо, длинные пальцы могли принадлежать кому угодно, но от самой фигуры Сноу исходила такая энергия, которая свидетельствовала о внутреннем его горении. За шесть секунд наблюдения Чарльз сумел почувствовать, что этот человек буквально горит желанием достичь своей цели. Но Чарльз и сам был «истинным художником», чтобы узнать эту энергию.

Было и еще нечто, замеченное Чарльзом. Чарльз с такой силой смежил глаза, словно пытаясь вытравить из глаз увиденное. Но это не помогло. Малышка Эми, с ее неописуемыми коричневато-мышиными волосиками и ее почти карими глазами, была, без сомнения, дочерью Питера Сноу.

Чарльз положил голову на скрещенные руки.

Остаток пасхальных каникул Питер работал как одержимый. Он окончил свой двойной портрет Мэг-Миранды. И наконец, удовлетворенный, что ему удалось ухватить суть обеих, он занялся другими картинами.

Купание в бухте Ланна – он назвал эту картину «Головастик»; женская фигура, стоящая у двери рыбного погреба; женщина развешивает одежду для проветривания; женщина задумчиво вглядывается в окно… Шесть картин были полностью завершены к моменту окончания срока его пребывания в Лондоне. Он был истощен. Позвонил Миранде:

– Любимая, я работал как одержимый, совсем забыл связаться с вами. Простишь?

– Питер, не болтай ерунды. Я сама такая. Точно такая же. Послушай, ну как ты там?

– Отлично. Я работал, даже как-то иначе, чем обычно, так мне кажется. А ты как?

Миранда засмеялась.

– А я работала как раз как обычно, как раньше! Любовь моя, это было чудесно. Я чувствую себя такой… воскресшей!

Он ответил:

– И слава Богу. У тебя и голос ликующий. – Но он чувствовал себя совсем иначе, словно он умер. – А как там дети?

– В конце недели Мэг привезет их домой. Так что в понедельник они будут готовы отправиться в школу.

– Ты хочешь сказать – она привезет их в Лондон?

– Нет. В Кихол, дорогой мой! Она привезет их сюда.

– Не обязательно. Я сам могу поехать в аэропорт и принять их с рук на руки.

– Ну, на самом-то деле она сказала, что побудет здесь – правда, всего несколько дней. Я же не знала, что ты тоже вернешься домой, и я попросила ее, не сможет ли она… Дело в том, Питер, что кое-что произошло. «Третейский судья» гастролирует в Плимуте. В «Плейхаузе» будем давать «Сон в летнюю ночь». Олли предложила мне роль Паутинки. Питер, это же фактическая возможность оказаться в деле. Я не могла отказаться. Представь, как был бы доволен Брет…

– Дорогая, Брет умер! – Но Питер не мог не рассмеяться. Было так необыкновенно слышать прежнюю Миранду. Словно груз свалился у него с плеч. Если она сможет быть счастливой и независимой, это означает, что он мог бы… возможно, предпринять что-нибудь лично для себя. Поговорить с Мэг?..

– Но не для «Третейского судьи»! – Она тоже рассмеялась, зная, что ему приятно слышать ее такой. – Любимый, но это же невероятно, что Олли предложила мне такую возможность! Она всегда была как-то настроена против меня. Это значит… это значит, что она приняла меня, и даже больше! Она действительно хочет меня!

– Господи, да, конечно же, она хочет тебя – ты же Миранда Пэтч! – Он вдруг задумался. – Дорогая моя, можно мне приехать и посмотреть! Я хочу нарисовать тебя в твоей новой роли Паутинки.

– Ах, Питер… – Голос ее стал мягким, наполнился прежним желанием. – Ах, милый, ведь нам было хорошо вместе, правда?

Он сжал телефонную трубку и сжал мышцы на лице, почувствовав подступившие слезы.

– Да, любовь моя. Все вернется, ты же знаешь.

– Возможно. Но не со мной, Питер.

– Глупости, Миранда. Не говори так. – Он судорожно сглотнул. – В любом случае можешь передоговориться с Мэг. Завтра я уже буду дома.

– Я не могу передоговориться с ней. Она уже покинула Артемию. Но твоя помощь понадобится ей здесь, так что не задерживайся.

Он замер, глядя сквозь стекла на припарковывающиеся машины. Он почувствовал, как замерла и Миранда. Она хотела, чтобы он поговорил с Мэг. Она освобождала ему дорогу. Так, как она делала и прежде.

Она спросила:

– Так ты приедешь? Он осторожно вздохнул:

– Дорогая, как ты и говорила, Чарльз Ковак настоящий европейский муж.

Помолчав, Миранда возбужденно заговорила:

– Питер, поверь тому, что я тебе говорила: замужество Мэг это всего лишь брак по расчету.

Он заставил выдавить из себя смешок.

– Не думаю, что об этом осведомился Ковак. Я не рассказал тебе. Я на две недели арендовал домик Мэг. С ним я не встречался – он оставил ключи у секретарши. Но голос у него звучал так… обладающе.

Но она весело продолжала:

– Ах, я знаю. Я тоже это почувствовала. Но как только ты увидишь Мэг, ты гут же поймешь, в чем дело.

– Миранда… Я не знаю…

Но она перебила счастливым, беззаботным голосом:

– Ну ладно, увидишь, как пойдет дело. Но пусть тебя не беспокоит всемогущий Ковак!

Он медленно опустил на рычаг трубку и чуть не десять минут просидел не двигаясь.

Мэг, должно быть, уже сегодня вечером окажется в доме на Рыбной улице. Этот дом… «Рыбный домик». Место, где ей и надо жить. И он может отправиться туда на вполне законных основаниях и быть с нею.

Он присел на нижнюю ступеньку винтовой лестницы и погрузился в мысли о ней.

ГЛАВА 18

Путешествие на Артемию было сложным, однако восторг от приезда в Афины и переправка на катере на остров была такой увлекательной для ребятишек, что Мэг все перенесла легко. Но вот возвращение домой… С одной стороны, от нее словно бы отшатнулась Эми, видимо, виня ее в том, что здесь нет Чарльза. И уж совсем не поощряла она намерения Мэг вернуться назад в Корнуолл, чтобы приглядывать за детьми Миранды.

– Это так эгоистично! – кипя он негодования, выпалила она, едва Мэг поведала ей о «грандиозной возможности» для Миранды. – Ведь это за тобой нужно присматривать! У тебя всего каких-то семь месяцев назад родился первый ребенок – тебя свалила эта ужасная простуда…

– И долгий отдых в этом крошечном раю. – Мэг успокаивающе улыбнулась. – Ба, пожалуйста, перестань беспокоиться. Я так привыкла к жизни в доме на Рыбной улице – это же для меня второй дом.

– Мне все это не нравится, – ровным голосом отозвалась Эми.

– Но Чарльз не возражает, – сообщила Мэг. – Он одобрил и мое возвращение, и поездку.

– Ну, так он и должен был поступить, правда? – насмешливо прокомментировала Эми. – Господи, ну как ты управишься в Хитроу? Четверо детей, багаж, малютку надо кормить… – Внезапно глаза ее сузились. – А Питер Сноу будет тебя встречать? Так вот что задумала Миранда!

Вот теперь она зашла слишком далеко. Мэг запечатала письмо и вместе с паспортами убрала его в сумочку.

– Он на этюдах, – бросила она коротко.

Так что даже грусть расставания не вызвала прежнего прилива нежности между ними. Детям тоже не хотелось уезжать. Алексу предстояло снова трястись по поводу экзаменов, Себастьяну пришло время отправиться в школу для малышей. Кэти только и осталось, что пообещать:

– Слушайте, ну мы же вернемся сюда летом – так и тетя Мэг говорит. А ведь это всего три месяца. А три месяца – всего лишь двенадцать недель…

– Больше, – мрачно изрек Алекс. – В мае и июле тридцать один день.

– Ну ладно, тринадцать недель. Себастьян тут же тревожно сообразил.

– Тринадцать плохое число, – заявил он.

Спиро погрузил их в свою лодку уже в четыре утра, чтобы они успели к восьмичасовому рейсу самолета. Даже если они быстро пересядут на лондонский самолет в Афинах, все равно раньше двух в Хитроу они не прилетят. Потом нужно ловить такси в Ридинг, чтобы сесть на послеобеденный поезд в Пензанс. Эми была права: путешествие будет долгим и трудным.

Мэг неотрывно смотрела на сухощавую фигурку Эми в ее поношенной одежде, пока глаза ее не заслезились от напряжения. Как бы ей сейчас хотелось, чтобы в их отношения не вкрадывалась эта желчность. Наверное, об этом мечтала и Эми, потому что она, казалось, готова была простоять на пристани целый день.

В воздухе все они разом ударились в переживания. Пока поднимались в самолет, пристегивали ремни, качали Эми, чтобы она не капризничала, детям было не до унылых размышлений, но когда самолет поднялся и они увидели, как внизу проплывают острова, Кэти и Себастьян разом поддались своему горю, а Алекс сидел очень прямо и только покусывал нижнюю губу.

Прибытие в аэропорт Хитроу было и вовсе невыносимым. Лил дождь, и их вещи, казалось, целую вечность не появлялись на конвейере. Эми начала протестующе хныкать, и сердце Мэг готово было упасть, когда внезапно, словно с голубых небес, появился Чарльз. Лучше того, с ним была тележка на колесиках, и он со знанием дела принялся грузить на нее багаж, а Мэг только вскрикивала и металась, пытаясь познакомить его с ребятишками и присмотреть за Эми, которая тут же узнала его и восторженно пропела что-то на высокой ноте.

– Чарльз, какое чудо, как же ты смог узнать, когда мы прибудем? Алекс, Себастьян, Кэти, познакомьтесь, это Чарльз Ковак.

Облегчение, которое почувствовала Мэг, мгновенно передалось Кэти. Она протянула Чарльзу руку, и он на время оставил багаж и пожал ее.

– Привет. – Кэти улыбнулась особенной, актерской улыбкой. – Вы должны были приехать на Артемию, и бабушка была очень огорчена. А можно нам называть вас дядя Чарльз?

– А почему же нет? – Чарльз с величайшей серьезностью пожал все протянутые ручонки. – Ну, двинулись? Я припарковался совсем близко.

Машина сразила Алекса наповал.

– Это же «БМВ», – ошеломленно произнес он. – Вы нас отвезете на вокзал?

Чарльз крепко-накрепко закрыл дверцы и уселся за руль.

– Я отвезу вас домой, – ответил он. – Ваша тетя Мэг написала мне в письме, что будет приглядывать за вами несколько дней, вот я и подумал, что если я не смог приехать на Артемию, то почему бы мне не отправиться в Кихол? Что вы скажете?

Голоса всех троих слились в приветственном хоре.

– А как же работа? – с расширенными глазами спросила Мэг.

– Все устроено. – Он мельком взглянул на нее, и она подумала, что он подготовился к ответу, если она начнет возражать. Но она промолчала, она просто не знала, что сказать. Представить Чарльза в Кихоле она не могла.

Алекс заметил:

– Между прочим, он называется Кил. Чарльз знал это, но предпочел удивиться:

– Правда? Как интересно. Вмешался Себастьян.

– Если повторять Кихол, Кихол, Кихол…

– Заткнись, Себ, – посоветовала Кэти.

– Нет, правда, если так говорить, то и выйдет Кил, – закончил объяснения Себастьян.

Чарльз попытался, все начали ему вторить. Эми счастливо запела. Мэг рассмеялась. Она никак не могла понять, надеяться ли на появление Чарльза на острове или нет. Ведь все будет по-другому, иначе, чем когда там была только она и две Эми. Хотелось бы ей знать, не положил ли их брак конец их дружбе. Но все стало еще лучше.

Дети, чувствуя себя уже дома, наперебой рассказывали что-то своему новому дяде. В Эксетере они остановились и закусили, покормив Эми протертым супом из баночки и дав ей бутылочку с молоком, убаюкавшую ее. Пока ехали через Ньюлин по побережью, задремали и все остальные дети.

Понизив голос, Чарльз спросил:

– Еще долго?

– Две или три мили. Мне повести машину?

– Только если тебе так хочется.

– Совсем нет. К тому же Эми может проснуться, когда я буду за рулем.

– Ну как она?

– Отлично. Она узнала бабушку.

Чарльз тихо и довольно рассмеялся. Они немного помолчали, потом Мэг спросила:

– Как ты узнал, каким самолетом мы прилетим?

– Эми. Она написала мне письмо, отругав за то, что я не приехал, и заявила, что, если я не встречу вас в Хитроу, она никогда не станет со мной разговаривать.

– Типичная Эми. Она родилась борцом. – Она поколебалась, но все же сказала: – Не могу даже выразить, как я рада, что ты сможешь остаться. Нет, дети чудные, но столько всего придется переделывать…

Он осторожно осведомился:

– А Миранда не будет возражать? И так же осторожно ответила Мэг:

– Разумеется, нет. С чего бы ей возражать? – И, прежде чем он успел ответить, добавила: – Здесь налево. А потом направо и вдоль порта.

Чарльз перевел дыхание.

– Боже мой, какая же красотища. Так же красиво, как на Артемии, но в своем роде. Не удивительно, что ты…

Он не закончил фразы, но она не переспросила его. Им было не до разговоров – они выезжали с узкой Воскресной улицы и поворачивали на Рыбную.

На следующий день Питер принес ключи от дома в Килбурне в контору Чарльза. Он уже едва понимал, что делал он действовал как автомат. Убраться в доме, собрать вещи, отдать ключи, доехать на поезде в Пензанс, потом на такси до Кихола. В конце путешествия – и он так явственно видел это – его должна была ожидать Мэг, зная, что как-нибудь он до нее доберется. И он все должен ей сказать. Все. Он понятия не имел, как Миранда догадалась о его тайне, – он не мог объясниться с ней, памятуя о том кошмаре с Мередитом. Но перед Мэг он мог излить душу. Сама мысль о возможности поговорить, объясниться, быть понятым, а потом и прощенным была подобна обещанию новой жизни. Уже около года он жил только ради Миранды и своей живописи. И вот теперь ему отчаянно хотелось вновь жить для себя самого.

Он с облегчением узнал, что Ковака нет в городе. Его секретарша так и сказала – «нет в городе». Питер и ненавидел его за то, что его нет в городе, когда возвращается Мэг, но это и доставляло ему определенное удовольствие. В конце концов, немного общего было между ним и Мэг. Он в два прыжка проскочил по лестнице вниз и сразу же поймал такси. И это тоже было добрым знаком.

На протяжении всей дороги от Паддингтона в Пензанс он разрешил себе помечтать о Мэг. Он знал, что Миранда осталась для постановки «Сна в летнюю ночь» в Плимуте, чтобы расчистить дорогу для них с Мэг. Его только мучило, сможет ли Мэг по-прежнему оставаться с ними. Как это воспримут Алекс, Кэти и Себ? Его передернуло, и он тут же отогнал эту мысль. Он не должен позволять себе иных мыслей, кроме мечтаний о встрече с ней, и разговора с ней, и потом жизни с ней.

Такси словно дожидалось его на стоянке около вокзала в Пензансе. Было шесть часов, пронизывающе холодный апрельский вечер. Он пробыл в Лондоне всего три недели, но все показалось ему совсем иным. Чистым, словно омытым морем. Такси миновало его прежнюю мастерскую в Ньюлине, и он подумал, смогут ли они с Мэг навестить миссис Паску. А вслед за этой мыслью пришла другая, коварная, нелепая и все же соблазнительная. Он может выдавать Мэг за Миранду. И никто никогда не узнает, никто не будет знать, кроме Миранды, Мэг и его самого. Даже дети. Водитель уточнил:

– Теперь вперед, сэр?

– Да. Потом направо, вдоль порта, снова направо по Воскресной улице, затем на Рыбную улицу и там налево.

Натужно взревев, такси на предельной скорости пролетело по узеньким тесным улочкам и в облаке дыма остановилось у их дома на Рыбной. Он заметил, что его рука подрагивала, когда он расплачивался и входил с чемоданом в ворота. Он сунул ключ в дверь подвала и вдохнул запах сушащейся одежды.

Увидев одежду, он понял, что они возвратились и сидят в доме, но тут же подумал, что дом пуст. Это было страшным разочарованием – ведь он так жаждал встречи, которая вот-вот должна была состояться. Он отодвинул свой чемодан и этюдник от порога, чтобы можно было затворить дверь, и растерянно остановился, пытаясь вспомнить, какой день недели, что могло случиться. Был вторник, на следующий день ребятишкам нужно было в школу. Значит, к семи они должны были появиться. Может быть, Мэг придумала какой-нибудь пикник или повела их на прогулку?

Он снова поднял вещи, поднялся наверх, прошелся по холлу и вошел в гостиную, тянувшуюся через весь дом. Отсюда он мог видеть гостиницу «Костгад», полную огней и народу. Он вгляделся пристальнее в маленькую бухточку, но не увидел там ни развевающихся волос Кэти, ни длинной фигурки Алекса. И вдруг позади дома послышался звук мотора поднимающейся машины. Он поспешно выскочил из комнаты и взглянул в окно на улицу. В ворота дома въезжал «БМВ». Дверцы его распахнулись. Показался мужчина, в котором Питер ошеломленно узнал Ковака. Сейчас он не выглядел ни здоровенным, ни таким уж старым. Он обошел машину и подошел к противоположной дверце. Показались руки Мэг, протянувшие ему ребенка. Он взял ребенка и, улыбаясь, остановился с девочкой на руках. Кэти и Себастьян прыгали вокруг него, явно требуя ребенка. Алекс придержал заднюю дверцу, и появилась Мэг. Все шестеро стояли во дворе, смеясь и споря, и даже сквозь окно Питер услышал, как громко и радостно воркуют дети. А потом Ковак повернул девочку, так что она сверху вниз смотрела на всех них, и Питер впервые увидел ее личико.

Он резко отпрянул от окна и прижался к стене, пытаясь унять пронзившую все тело дрожь. Он закрыл глаза, глубоко дыша, почти задыхаясь. Но дикая мысль, что он может упасть в обморок, заставила его взять себя в руки. Со скрипом отворились ворота, и он расслышал, как громко воскликнул Алекс:

– У нас побывали грабители! Дверь открыта! Затем раздался голос Мэг:

– Это я виновата, я же последняя уходила. Прости, Алекс.

Затем началась небольшая свалка и возня, когда все начали протискиваться в дом, потом дверь за ними затворилась.

Питер осторожно пересек комнату и выскользнул на лестницу. Все одновременно говорили внизу. Он слышал, как в чайник побежала вода из крана, как голос Чарльза пропел: «Потанцуй для папочки, славная малышка», а голос Кэти поправил: «Там на самом деле «славная мышка», дядя Чарльз, но все равно отлично». И все вместе перекрывала воркотня детей, хихикающих и щебечущих.

Он приоткрыл дюйм за дюймом входную дверь, подхватив и проталкивая вперед вещи. Потом сошел по ступенькам и оказался на Рыбной улице, прошмыгнул под крошечными окошками погреба, пробежал вдоль порта на дорогу, ведущую в Ньюлин. Автобусы ходили регулярно, но он не мог ждать, ему было нужно ехать куда глаза глядят, чтобы не сойти с ума. Он шел быстро, потом побежал. Но вещи оттягивали ему руку, и он замедлил шаги, покрывшись потом. Притормозила машина, и мужской голос спросил:

– Опоздали на автобус? Могу подбросить до Пензанса. Он забрался в машину, где сидело трое рыбаков. Он спросил, не смогут ли они высадить его в Ньюлине, и он заставил себя любезно поболтать с ними. Рядом с домом миссис Паску его высадили. Входная дверь, как всегда, оказалась открытой.

Она появилась из кухни:

– Ах, это вы, мистер Сноу. Все дела, дела, да? Лицо у нее было как у гипсовой куклы. Он спросил:

– Вы не приютите меня на одну ночь, миссис Паску, пожалуйста.

– Чердак в вашем распоряжении. – Она поглядела на него. – Что, нелады с супругой?

– Да. Что-то вроде этого.

– Ну, тогда входите. Как только вода вскипит, я напою вас отменным чаем.

Когда она вошла к нему двадцать минут спустя, он так и сидел в пальто, уставившись на серый шифер крыши, и слезы бежали у него по лицу.

Миранда осторожно обрадовалась, увидев его.

– Вот не думала, что ты… Ты не был в Киле?

– Был. Но я оказался не нужен, там, знаешь ли, новый муженек Мэг за всем присматривает, так что у меня появилась приятная возможность увидеть тебя в роли Паутинки.

– Ладно. Очень мило. – Она выглядела почти как прежняя Миранда, даже волосы стали пушистее. Она машинально оторвала клочок бумаги и пощекотала им нос, как она обычно любила делать. – Обидно только, что ты не повидался с детьми, – сказала она, оглядывая его.

– Не думаю, чтобы их это расстроило. – Он скорчил гримасу. – Честно говоря, дорогая моя, когда я увидел… Чарльза Ковака, я уже не смог объявиться. Нужно время, чтобы привыкнуть к тому, что Мэг замужем.

– Да. Понимаю. Но ведь ты уже встречался с ним.

– Нет. Я только говорил с ним по телефону. Его не было, когда я брал ключи от дома Мэг. И когда я возвращал их – тоже.

– А. Ну, знаешь, он вполне мил. – Она пожала плечами. – Это брак по расчету, вот и все.

Они так и не присели с тех пор, как он вошел. Сейчас он подошел к окну и выглянул наружу. Миранда жила около Барбикана, так что он видел лишь длинную узкую улочку, ведущую вниз. Он сказал:

– Да. И поэтому я здесь.

Миранда откинула волосы назад и обхватила себя руками:

– Слушай, Питер. Мне скоро пора идти. Пойдешь со мной? Представление начинается в половине восьмого.

– Нет. Я хочу сначала где-нибудь перекусить.

– А когда ты ел в последний раз?

– Вчера? Нет… Что-то не помню.

– Ах Боже мой! То-то я смотрю, с тобой творится что-то неладное. Слушай, от горничной тут ничего не добьешься. Выйдешь отсюда, поверни направо, там будет кафешка под названием «Клюковка». Там пекут отличные пироги.

– Прекрасно. Счастливо тебе, Миранда. И… спасибо. Она подошла к нему и подставила свое лицо. Он очень нежно поцеловал ее в губы. А потом она ушла.

Роль была небольшая, но она одна могла петь, и она пропела заклинание, не хуже Титании защищая Питера.

Она была похожа на легкую паутинку, со своими развевающимися волосами и воздушным шелком, залитым светом прожекторов. Она хотела, чтобы ее представление стало предложением и решением для Питера. Она желала продемонстрировать ему, что теперь она может быть независимой.

Он не пришел за кулисы. Актеры его знали, но никто его не видел. Миранда не стала никого дожидаться. Она поймала машину и взлетела наверх, в свою мансарду. На столе лежала записка:

«Любимая, на каминной доске я нашел ключи от машины и узнал у драконши-привратницы, где ты ее поставила. Я собираюсь куда-нибудь съездить. Сам не знаю куда. Хочу чего-нибудь новенького. Пришлю известия о себе Глэдис Пак. Питер».

Она медленно села и опустила голову на руки.

На самом же деле Питер вернулся в Ньюлин, поставил машину у миссис Паску и обосновался в своей прежней мастерской. Каждое утро он наблюдал, как Чарльз Ковак отвозит его детей в Пензанс, и каждый вечер он видел, как он же привозит их обратно. В промежутке он уходил на этюды и без устали писал скалы, выработанные старые шахты. Он не осмеливался пойти в кафе, опасаясь, что Мэг узнает, что он поблизости. Он позвонил Глэдис и попросил передать Миранде, чтобы она не возвращалась домой, пока он все не прояснит. И он выжидал.

Мэг разыскала старый цветастый манеж Себастьяна, и теперь малышка Эми могла ползать в нем и наслаждаться собственными достижениями. Ребятишки сидели вокруг стола и подбрасывали ей куски лакомств, как маленькому щенку.

– Отведай-ка моего тостика, Эми. – Себастьян терпеть не мог поджаристых корок, а Эми они нравились.

Она потянулась к нему, радостно пуская пузыри, а Кэти тем временем выкрошила в ложку яичный желток, чтобы скормить его Эми.

Чарльз покачал головой:

– Этот ребенок прибавит вдвое в весе к нашему возвращению.

Себастьяна, как обычно, мучили тяжелые предчувствия:

– Но ведь вы не собираетесь уезжать домой прямо сейчас?

– Мы побудем, пока не приедут мамочка и папочка, – успокоил его Чарльз.

Кэти замерла с Ложкой в руке.

– Мы никогда не называем Миранду и Питера мамочкой и папочкой, – объяснила она. – Алекс и Себ зовут их мама и папа или просто ма и па.

Алекс пытался протестовать:

– Ма – это сокращенное для Миранды, а па… Но вмешалась Мэг.

– Мы останемся до их приезда, – заверила она. Она наблюдала за их сборами. Себастьян воспринял переход в новую школу с поразительной легкостью; было что-то успокоительное в том, как основательно он всякий раз нахлобучивал свою шапку. У Алекса пока еще оставались неясными результаты, и он с каждым днем все сильнее нервничал, но хорошо это скрывал. Кэти, оставаясь вечно невозмутимой, изображала пресыщенность. Не было заметно, чтобы кого-то из них волновало отсутствие родителей; Мэг не знала, радоваться этому или огорчаться.

После того как Чарльз увозил детей, она убиралась внизу и поднималась с Эми наверх, чтобы заправить постели и стереть пыль. Она подносила девочку к окошку, чтобы она помахала возвращавшемуся Чарльзу. Эми бодро распевала и барабанила по стеклу растопыренной ладошкой. Как было приятно наблюдать за смеющимся ей в ответ Чарльзом. Как приятно было, что он чувствовал себя здесь как дома. Так же приятно, как бывало на Артемии.

Она спускалась вниз, они пили кофе, а Чарльз играл с малышкой. Потом он клал девочку, работал за кухонным столом, а Мэг готовила продукты для ужина, и они время от времени обменивались репликами.

После легкого обеда они шли гулять с Эми, вывозя ее в старой коляске Себастьяна. На ухабах она подскакивала, так что лунная песенка Эми перебивалась явственной икотой; Чарльз, смеясь, наклонялся к ней, и она заливалась ему в ответ.

Мэг порывисто сказала:

– Я так рада, что ты здесь, Чарльз! И Эми тоже!

Он казался всецело поглощенным крутым спуском по прибрежной аллее к гавани.

– Да. И конечно, это больше похоже на настоящий дом, чем любая, даже отличная квартира. – Он взглянул на нее. – Мэг, послушай. Если ты вернешься, то мы продадим ее и переедем. В какое-нибудь более домашнее место. И я отпущу Магду на пенсию. В любом случае ей должно быть уже около семидесяти.

Она была ошеломлена.

– Разумеется, я вернусь – уж не думаешь ли ты, что я здесь навсегда?

– Не знаю, – проронил он с унылым видом. – Это место… ведь здесь же твое сердце, Мэг. Я не могу не видеть этого – глупо было бы не понять, что это так. В общем, увидев все это, я вполне понял твои чувства.

– Чарльз! Ради Господа Бога! Ведь это же все в прошлом! Мы договорились…

– Отбой. Мы навсегда останемся друзьями, что бы ни случилось. Не говори ничего больше. Но запомни это.

Ей почти приходилось бежать, чтобы идти вровень с ним.

– Я скажу, непременно скажу! Разумеется, я возвращаюсь домой! И разумеется, мы не станем переезжать! И разумеется, совсем не нужно отправлять на пенсию Магду! Ты ведь не оставляешь нам – квартире, Магде, мне – даже полшанса! Все было против нас, когда мы вернулись с Артемии. И вот мы привыкли, а теперь… – Она задохнулась. – Просто подожди и посмотри! И давай пойдем помедленнее, пожалуйста!

Он засмеялся.

– Извини. – Он остановился и повернул коляску так, что Эми смогла видеть море. – Ты понимаешь, что год назад я и думать не мог, что буду гулять по этим холмам?

– Да. А ты понимаешь, что я перестала произносить слова вроде «цирроза» и «холестерина» с тех пор, как прошлым летом ты появился на Артемии?

Он подхватил:

– Когда ты уехала из Англии, я вернулся к заведенному порядку. – Он засмеялся. – А что мне еще было делать, чтобы выжить?

– Ах, Чарльз.

– Это было предложение маман. Я рассказал ей, что надеюсь на то, что мы поженимся, и тогда она заявила весьма недвусмысленно, – что только слепая может желать выйти за меня замуж!

– Я тебе не верю!

– Это правда. Маман бывает такой же искренней, как Эми Смизерс. Представляю, как они ругались в прежние времена!

– И все же они стали друзьями.

– И лучшими. – Он снова двинулся и мимоходом заметил: – Потому что они умеют быть откровенными. И честными. Даже когда это причиняет боль. Вот как мы.

– Мы? Ты хочешь сказать мне что-нибудь неприятное, Чарльз? – Она нервно рассмеялась.

– Нет. Но мне хочется, чтобы ты честно призналась мне, что ты думаешь о квартире. И о Магде. – Он улыбнулся, когда Эми радостно подпрыгнула. – Смотри, она опять хочет поскакать по кочкам! – Он покатил коляску легкими толчками. – Я буду честным, Мэг. Я знаю, что тебе хорошо здесь с детьми. Боюсь, что ты захочешь остаться.

– Здесь для меня нет места. Ты это знаешь.

– Да, но… А ты хочешь остаться?

– Ну… а ты? Я думала, у нас все идет отлично. То есть так же хорошо, как тогда на Артемии. И нам не нужна бабушка, чтобы… чтобы учить нас, как себя вести!

Он засмеялся в ответ. Они вернулись к кочкам, и Эми ликующе зауакала. Он сказал:

– Лучше я поеду за детьми. Уже половина четвертого. – Они свернули на Рыбную улицу. Он продолжал: – Здесь чудесно, Мэг. Но это и в самом деле место не для меня. А потом, в Лондоне меня ждет работа. Не могу же я остаться тут на неопределенный срок.

Она коснулась его руки.

– Я тоже, – сказала она.

Но он-то знал, что Миранда так не думает. Миранда была умна. И хитра. И так близка к Мэг, как никто. Хотел бы он знать, что она задумала. Он узнал это на следующий день.

Алекс сходил с ума от радости весь вечер. Он уже наверняка получил место в колледже Труро, и Зеч отправлялся вместе с ним. Наутро с почтой пришел список необходимых школьных принадлежностей, одежды и спортивного инвентаря. Выглядел список весьма внушительно.

– Мама должна приехать домой, чтобы купить мне все это! – задиристо объявил Алекс.