Текст книги "Дочери Луны"

Мэг легла в постель, внезапно почувствовав себя усталой до изнеможения. Ей очень хотелось, чтобы сегодня вечером Чарльз зашел в гости. Они же были такими друзьями. Такими хорошими друзьями. Почти такими же, как с Питером Сноу в те далекие годы, когда бродили по гребням Корнуолла.

Утром Мэг поднялась рано и в течение часа безрезультатно трудилась над «Каменным садом», затем решила пойти искупаться в бухту Барана. Стояло замечательное сентябрьское утро; Мэг ни на минуту не оставляли мысли о Еве и Андроулисе, которые как-то незаметно переключились на Чарльза и на то, как может повлиять на него известие о том, кто был его настоящим отцом. Затем мысли почему-то переключились на Миранду и туманную личность Теренса Пэтча. Почему они с сестрой так никогда и не почувствовали Теренса?

Мэг стояла наверху крутого спуска, ведшего к бухте, и старалась отыскать в памяти воспоминания об отце. Хоть какие-нибудь воспоминания. Почти в панике Мэг обнаружила, что их не было. Никто – ни тетя Мэгги, ни дядя Седрик, ни даже ее мать Эми – никак не ассоциировался с отцом. Ей нечего будет рассказать своему ребенку.

– Твой дедушка был актером, руководившим собственной труппой. У него были брат и сестра, которые жили в Плимуте, – произнесла, словно репетируя, Мэг.

Она начала спускаться, двигаясь медленно и осторожно. По крайней мере, она сможет говорить со своим ребенком о Теренсе; ей придется быть очень осторожной, когда она станет рассказывать ему о Питере. Отчаяние так внезапно пронзило ее, что, словно от приступа острой боли, у нее перехватило дыхание, и, чтобы не потерять равновесия, ей пришлось ухватиться за торчавший из земли корень дерева.

Однако, когда Мэг добралась до песчаного берега бухты, вопрос, как и прежде, оставался без ответа и без решения. На протяжении последних шести месяцев она отводила его в сторону, жила в своеобразном рае для дураков. Но проблема оставалась, и со смертью Евы и приездом Чарльза ее нельзя было более отодвигать на второй план. Да, ну и кашу она заварила. Подобно Еве, родившей ребенка без отца, ей придется сделать то же самое со своим ребенком. Ева, по крайней мере, сумела сохранить видимость и соблюдать приличия на протяжении последних странных сорока лет, обеспечив таким образом Чарльзу социальную защиту. У ее ребенка, который ожидал своего появления на свет, такой защиты не будет.

Медленно она отплыла от берега, ожидая, когда уляжется это тревожное чувство. Это произошло, когда она собралась повернуть обратно к берегу: внезапная резкая боль пронзила спину. Нечто похожее случалось и раньше. Со страхом Мэг обернулась к берегу. И почти в то же мгновение она увидела Чарльза, успевшего пройти половину тропинки, по которой ходили ослы, и смотревшего на нее. Испытывая к нему сочувствие, она забыла про боль в спине, она была очень рада его видеть и решила не позволять тревогам вставать между ними из-за его глупого донкихотского положения.

Мэг помахала ему рукой, он помахал ей в ответ и медленно опустился на прибрежный песок. Подплывая к берегу, она заметила, как сильно он изменился. Прошло почти шесть месяцев с момента их последней встречи; Мэг до этого момента сильно сомневалась, сможет он спуститься по крутой ослиной тропе. Он сбросил большую часть своего веса, и от этого казался как никогда высоким. Он также сбрил свою бороду и словно помолодел на несколько лет.

От этих перемен Мэг испытала некоторую неловкость, когда попыталась восстановить прежние естественные отношения, царившие между ними.

– Привет, Чарльз.

Она остановилась в полудюжине ярдов от него, заложила за уши мокрые волосы и, словно защищая, прикрыла рукой свой выступающий живот. Мэг с удивлением отметила, что была необычайно рада его видеть. Жуткое ощущение безнадежности, томившее ее, исчезало.

– Привет, Мэг.

Как бы между прочим он подошел к кучке камней, около которой она положила полотенце, поднял его и протянул ей. Повернувшись к нему спиной, Мэг позволила ему набросить его ей на плечи, затем, взяв его за концы, прикрыла ими грудь.

– Ты отлично выглядишь, Чарльз.

– Ты тоже.

– Я чувствую себя отлично. – Мэг взглянула на него. – Чарльз, мне так жаль, что Ева…

– Спасибо, – сухо ответил он. – Ты ей нравилась. Ей было приятно, что ты и Эми здесь вместе. Она повторяла, что история повторяется.

– Я… да.

– Эми рассказала тебе о них обеих и об их обожателе?

– Да, она упоминала об этом.

– Собственно говоря, я здесь родился.

– Да, Эми мне говорила.

– У матери с моим отцом были тогда какие-то разногласия, и мы жили здесь довольно долгое время. Пять или шесть лет. Я хорошо помню то время.

– У тебя было две матери. – Мэг улыбнулась, глядя на Чарльза, а он нахмурился и отвел глаза в сторону.

– Хотя и не было отца. – Он двинулся с пляжа. – Эми была лучше любого отца. Она научила меня ловить рыбу. Разводить костер. Ухаживать за цыплятами.

– Да.

Они приблизились к началу тропинки, по которой ходили ослы. Спина теперь болела немилосердно, и Мэг смотрела на крутой подъем с некоторым отвращением.

Чарльз сказал:

– Я уезжаю сегодня на катере. И хочу, чтобы ты поехала со мной.

– Но Джилл все еще живет в моем доме.

– Я приготовил для тебя место в одном тихом пансионате на Мэйд Вэйл.

Это заявление было неплохим предлогом, чтобы остановиться и взглянуть на него с удивлением.

– Довольно своевольно с твоей стороны, Чарльз!

– Извини.

Он не испытывал ни малейшей вины, и Мэг почти улыбнулась, потому что забыла, как Чарльз, подобно бульдозеру, пробивал свой путь в жизни.

Поддразнивая его, Мэг проговорила:

– Мне казалось, что ты говорил, будто именно Мэйд Вейл воплощение ада на земле.

Чарльз не рассмеялся.

– Будь благоразумной, Мэг, пожалуйста.

Она медленно продвинулась еще шагов на двенадцать, затем остановилась и взялась за бок.

– Если на моих письмах будет стоять лондонский штемпель, Миранда приедет навестить меня. Они собирались приехать в Лондон, чтобы участвовать в выставке. Чувствует она себя гораздо лучше, и ничто не сможет ее остановить.

С неожиданным нетерпением Чарльз ее оборвал:

– Послушай, Мэг. Если ты волнуешься, что я повторю свое глупое предложение, можешь забыть о нем. Я никогда не приближусь к Мэйд Вэйл!

Она опять двинулась вперед, стараясь отогнать нарастающее беспокойство.

– Ради всего святого, Чарльз, неужели мы не можем забыть твоего предложения о браке по договоренности! Я наложила вето на всякие деловые предложения, которые ты для меня заготовил, – ничего нового в этом отношении! Я просто не хочу, чтобы меня заточали в этот пансионат раньше, чем это будет действительно необходимо!

Голос Чарльза изменился, с нескрываемой безнадежностью он произнес:

– А я полагал, что тебе нравится Мэйд Вэйл!

Они выбрались на вершину. Мэг с облегчением рассмеялась:

– Да. Я обожаю это местечко. Это ты не можешь его выносить! – Она оглядела его со всех сторон и улыбнулась, как подобает случаю. – Благодарю тебя, Чарльз.

Ты так добр.

– Тогда поедем сегодня же со мной и Эми.

– Эми тоже едет?

– Она будет участвовать в похоронах матери.

Мэг была вынуждена признать, что, с учетом этого обстоятельства, дело принимало совсем другой оборот.

– Что ж, возможно… да, конечно, я поеду. На похороны также, разумеется. Я не подумала… – Она взглянула на него, внезапно охваченная сомнением. – Ты не будешь возражать, если я тоже приду на похороны, Чарльз?

Отведя глаза в сторону, он хрипловато ответил:

– Я – нет.

Пока Мэг собирала вещи, Чарльз находился с ней в коттедже. Она слышала, как он бродил по кухне, а когда спустилась вниз, увидела, что он просматривает ее рукописи.

Мэг улыбнулась.

– Я закончила «Накомис» и начала «Каменный сад».

– Нокомис?

– Дочь Луны. Ту самую книгу, которую ты просил меня написать.

Чарльз сильно разволновался.

– И почему ты мне ничего не сказала?

– Ты не писал мне. А я чувствовала, что не могу написать тебе.

– Но в данном случае речь идет о работе! Это же совсем другое дело!

– Для меня нет.

– О, Мэг!.. – только и сумел произнести Чарльз и благодарно рассмеялся.

Она сказала:

– Я почти готова.

Она обошла комнату, прикрывая ставни и закрывая затычками отверстия в ванной и в кухонной раковине, чтобы там не завелись пауки. Затем поднялась наверх, чтобы проверить спальню, а тем временем Чарльз вынес из дома чемодан и сумку.

Она окликнула его из окна второго этажа. Он посмотрел наверх, жмурясь от солнца.

– Мэг, что случилось?

Мэг ответила медленно, не зная сама, то ли она счастлива, то ли напугана:

– Я не смогу поехать с тобой, Чарльз. Мне кажется… воды только что начали отходить, потом, боли в спине и все другое… Думаю, начались схватки.

Чарльз остолбенел.

– Ребенок не должен был появиться раньше следующего месяца!

– Не думаю, что он знает об этом, – заметила Мэг.

Больше она не могла перекидываться словами. Повернувшись, она отошла от окна, подошла к кровати и легла, и буквально в следующий момент словно гигантская рука сдавила нижнюю часть ее тела. Мэг слышала, как Чарльз поднимался по лестнице, а затем почувствовала, как он обнял ее, вытаскивая из нахлынувшей боли, слышала, как он говорил с ней на языке, смысла которого она на могла понять, называя ее любимой, уверяя ее, что все будет хорошо.

Все и было хорошо, однако боль возвращалась снова и снова, и, возможно, это не было хорошо. Чарльз удалился, исчез и не успел вернуться обратно, когда следующий приступ боли распластал и пригвоздил ее к кровати. Мэг пыталась позвать его, но он ее не слышал, потому что в этот момент воздух сотрясался от жуткого звука, издаваемого противотуманным ревуном. Бессвязно Мэг подумала: «Он извещает Артемиду. Теперь все будет в порядке».

Высокий дом в Эксетере выглядел меньше и опрятней, но двенадцать лет назад он был раем, а теперь просто большим старым домом.

Мисс Пак так обрадовалась, увидев ее, что Миранда догадалась о пугающей тяжести ухода за Бретом.

– Проходи на кухню, моя дорогая. Там всегда мы вели свои разговоры, не так ли? – Дородная фигура, напоминавшая галеон с полной оснасткой, плыла впереди Миранды в направлении длинной кухни, затем пододвинула ей стул. – Итак, посидишь вот здесь?

– Разумеется. Где же еще?

Миранда опустилась на стул и улыбнулась мисс Пак.

– А вы не изменились.

– Ты тоже. – Обветренное лицо усеялось новыми морщинами. – Кого мы пытаемся обмануть? Я почти лысая, а ты тоньше, чем когда тебе было шестнадцать лет.

Миранда кивнула головой. Она знала, что изменения коснулись не только ее фигуры.

Мисс Пак поспешно проговорила:

– Как раз то, что надо для характерных ролей, моя дорогая. Раньше ты выглядела слишком молоденькой.

– В последнее время столько всего произошло…

– Да. Трое детей. Ты, должно быть, сбиваешься с ног.

– Нет, по правде говоря. Но у меня в Рождественские праздники произошел выкидыш. Вот почему я так похудела.

– Ах… дитя мое…

– Все уже хорошо. Действительно. Я жива и здорова. Миранда сглотнула комок в горле и спросила:

– Как Брет?

Мисс Пак пожала усталыми плечами:

– Как можно и ожидать. Труппа сейчас в Бристоле. В Королевском театре. Олли часто звонит. Он волнуется за них.

– Королевский? Неплохой ангажемент.

– Да. Столько хлопот и забот, ты удивишься, когда узнаешь. С тех пор как мистер Брэкнел вложил часть своих средств, их дела видимо пошли в гору.

– Мистер Брэкнел?

– Он поддержал мистера Сент-Клэра материально в те далекие годы. Ввел его в компанию с участием в прибылях и тому подобным. Посоветовал ему постоянно брать учеников и взимать умеренную плату. Понимаешь… Ты же знаешь мистера Сент-Клэра. Любая мать может спокойно доверить ему свою дочь.

Миранда следила за огрубевшими руками, которые выставляли на стол чашки и блюдца. Бедный старик Брэкнел. Влюбленный в тетушку Мэгги и постоянно старавшийся уладить неприятные ситуации, которые, казалось, постоянно возникали вокруг ее племянницы.

– Как дела у Оливера Фрера? – заставила себя поинтересоваться Миранда.

– Он сейчас во главе труппы. Месяц назад, когда дела пошли плохо, мистер Брэкнел попросил его взять руководство в свои руки.

– Понимаю.

Миранда и сама не знала, что ожидала услышать. Отказа от Оливера и провозглашения подлинной любви к самой Миранде? Она почти улыбнулась подобной наивности.

Мисс Пак продолжила:

– Сначала я думала, что он хочет с тобой попрощаться, дорогая. Поскольку ты дочь Терри Пэтча и его особая протеже или как ни назови… – Мисс Пак улыбнулась, сама себя прерывая, затем продолжила: – Но, мне кажется, за этим стоит нечто большее. Он что-то обсуждал с мистером Фрэром и с Олли, пытался изложить на бумаге… Но я не знаю, в чем там все дело.

Миранда потягивала крепко заваренный чай.

– Я немедленно поднимусь наверх, как только покончу вот с этим. – И она улыбнулась своей прежней широкой улыбкой. – О, я чувствую себя так, словно не было этих двенадцати лет – с тех пор никто не готовил такого чая, как вы!

Мисс Пак, очень довольная похвалой, улыбнулась.

Ступени лестницы недавно покрыли новыми ковровыми дорожками, и окраска стен изменилась от старинно-коричневой к чисто-белой. Миранда поднималась очень осторожно, отлично понимая, что эти ступени, возможно, составляли гордость и радость Глэдис. Она заглянула в комнату, которую разделяла вместе с Дженнифер, и увидела, что ее нынешние жители были такими же беспорядочными, как и она в свое время, затем постучалась в дверь, располагавшуюся в конце коридора, как часто это делала в далеком прошлом, и медленно, с волнением отворила ее.

Сначала Миранда подумала, что Брет спит. Несмотря на теплую погоду, он был укрыт лучшим пуховым стеганым одеялом мисс Пак, лицо обращено к стене, а его знаменитая львиная голова, так напоминавшая голову Тайрона Пауэра, а теперь внезапно ставшая походить на череп, покоилась на краю подушки. Однако он не спал, чуть слышный голос произнес:

– Она уже приехала?

Из-под одеяла показалась рука с явным намерением помочь телу перевернуться, чтобы посмотреть на вошедшую.

Мэг поспешно обошла вокруг кровати и подошла с другой стороны.

– Я здесь, Брет. Не шевелись!

Она взяла его за руку и зажала ее между своих ладоней. Его рука напоминала руку скелета. Она обдумывала множество различных вариантов, как она поздоровается с Бретом; все, что она могла сделать сейчас, это опуститься на колени подле его постели, чтобы их лица оказались на одном уровне. Глаза Миранды наполнились слезами. Единственное, что она смогла вымолвить:

– О, Брет!..

Он сумел улыбнуться. Он все еще оставался красивым, высыхающая кожа натянулась на крупных, выступающих костях.

Он проговорил тем же странным, слабым голосом:

– Ну же, Пэтч. Покажи, что ты актриса. Прекрати плакать.

Миранда прижалась лбом к его пальцам.

– Не могу, Брет, извини. Мне очень жаль.

Она хотела сказать, что ей было жаль, что он лежит вот здесь, в таком состоянии, измученный болезнью и умирающий. Однако он проговорил:

– Не о чем сожалеть, Пэтч. Ты любила меня, потом решила причинить мне боль. Все это совершенно естественно. Ты всегда отличалась естественностью.

Его пальцы коснулись ее волос, словно даруя благословение.

– Я очень рад… очень рад видеть тебя.

Миранда подняла глаза, пораженная тем, как он сумел отсечь все остальное и добраться до сердцевины их раздора.

Она просто ответила:

– Я все еще люблю тебя, Брет.

– Я рад. Рад, что ты тоже это знаешь.

Он вновь улыбнулся, но больше не хотел развивать эту тему: эмоции, прошлая боль, теперь они не имели для него былой важности. Миранда видела это со всей отчетливостью; склонив голову, она прильнула губами к его пальцам.

Брет сказал:

– Все зафиксировано на бумаге, но лучше, если ты узнаешь обо всем от меня. – Он еще раз попытался улыбнуться. – Это моя последняя воля и завещание. Старый Брэкнел теперь действительно стар. Он бы разъяснил тебе, в чем дело, но вдруг он умрет раньше меня, кто знает? Кроме того, когда дело касалось его, ты становилась ужасно скверной девчонкой. Ты никогда не прислушивалась к его советам.

Миранда ничего не ответила, стараясь изо всех сил, чтобы не дрожали губы, а слезы на глазах высохли.

– Ты станешь новым владельцем труппы «Третейский судья», Миранда.

Брет закрыл глаза, останавливая этим жестом ее протесты, и пальцы его, зажатые у нее в ладонях, шевельнулись.

– Ничего не говори. Я уже сообщил об этом Оливеру, ему это не нравится, но, если ты захочешь, он будет у тебя менеджером. Знаю, пока ты не можешь посвятить себя этой работе – семья и все такое, – но, после того как Брэкнел отошел от дел, мне хочется, чтобы все средства попали в руки того, у кого часть труппы лежит в… в…

– Я понимаю Брет, что ты хочешь сказать. О Господи Боже мой, Брет, но у меня не хватит сил для этого.

– Ты дочь Терри. И будешь связью между «Уэссекскими актерами» и «Третейским судьей», можешь переименовать труппу и возвратить ей былое наименовение «Уэссекские актеры».

– Никогда!

– Отлично. Значит, ты справишься!

– Брет…

– Нет. Я не спрашиваю тебя, у тебя просто нет выбора в этом вопросе. Он еще раз болезненно улыбнулся. – Могла бы ты приподнять мне голову и дать несколько глотков этой дряни из глюкозы? От этих разговоров у меня пересохло во рту.

Для Миранды это было непростым делом. Она всегда заявляла о своей «бесполезности» в комнате, где находились больные, доверяя подобного рода заботы Питеру или Мэг. Наконец, присев на кровать, она очень осторожно приподняла голову Брета и опустила на свое плечо, свободной рукой взяла стакан и поднесла к его губам. Подобная интимность сперва показалась ей отвратительной. От потревоженных простыней исходил едва уловимый аромат роз, который мог быть запахом лепестков роз, хранимых мисс Пак в своем сушильном шкафу, или же оказаться зловонием болезни. Миранда пыталась заставить себя не обращать внимания на запах и сдерживать любые признаки дрожи. Затем, когда зубы Брета стукнули о край стакана, произошло нечто странное. Ощущение огромной умиротворенности заполнило всю комнату, но, может быть, оно возникло в глубинах самой Миранды. Взгляд ее продолжал контролировать каждое свое движение, но улыбка сделалась менее напряженной, она почувствовала, как расслабилось плечо, поддерживавшее голову Брета, а руки сами нашли более удобное положение.

Сделав еще пару глотков, Брет повернул голову в сторону.

– Достаточно, – скорее выдохнул, чем произнес он, изможденный предпринятыми усилиями.

Миранда отставила стакан в сторону, осторожно опустила его голову обратно на подушку и вновь опустилась на колени.

– Хочешь, чтобы я ушла? – спросила она. Глаза Брета оставались закрытыми. Он прошептал:

– Нет. Пожалуйста, останься.

Миранда прикоснулась к его лицу и оставила ладонь лежать на его щеке.

– Я останусь с тобой столько, сколько ты пожелаешь, Брет.

Он слегка улыбнулся.

– Ты изменилась.

– Стала старше и мудрее, мой дорогой.

Он ничего не ответил, и Миранда подумала, что он заснул. Заглянув ему в лицо, она пыталась рассмотреть в изможденных чертах остатки того юноши, который любил ее отца. Вероятно, теперь она сможет рассказать об этом Мэг; ей хотелось, чтобы отныне между ними больше не было никаких секретов.

В комнату тихонько вошла мисс Пак с апельсиновым чаем и булочками с изюмом. Брет пошевелился и открыл усталые глаза.

– Может быть, Миранда покормит тебя, дорогой? – спросила мисс Пак, – склоняясь над ним. – Совсем немного. Отдохни от своих планов.

– Не сейчас. Может быть, попозже. – Он с трудом улыбнулся им обеим. – Если она сможет остаться.

– Смогу, – спокойно сказала Миранда. Она была глубоко удовлетворена тем, что смогла произнести эти слова искренне, что смогла оставить свою руку на его щеке, смогла улыбнуться в ответ на его улыбку и совершенно естественно съесть свою булочку с изюмом. Отвращение исчезло.

Вечернее солнце едва просачивалось сквозь окно, а Миранда все еще оставалась с Бретом. Ему хотелось, чтобы она говорила с ним о труппе «Третейский судья», о том, как она собирается руководить ею, поэтому Миранде пришлось заставить себя смириться и признать ситуацию как «дело решенное».

– Все эти бумаги… – Она старалась изгнать панические нотки из своего голоса. – Поиск ангажемента. Переговоры. Издержки…

Брет тихо произнес:

– В последние пять лет я вел очень подробные записи. Теперь нас приглашают различные агентства. Старый Брэкнел расскажет тебе…

– А ученики?

– Не упускай их из виду. Разрешай им оставаться с тобой и тогда, когда они отдыхают.

– Что ж… пожалуй, это возможно. Я не дам рухнуть твоему детищу, Брет.

– Знаю.

Однако, беседуя с ним о сезоне, составленном из произведений Уайльда вперемешку с пьесами периода Реставрации, она думала, как, во имя всего святого, справится она с этим делом. Себастьяну всего лишь шесть лет. Если Алекс поступит в колледж в Труро, ему потребуется постоянная поддержка. А Питер… что подумает Питер?

Однако Брет, казалось, читал ее мысли:

– Придется нелегко, Миранда.

– Мне всегда нравилось бросать вызов, – ответила она, стараясь бодро улыбаться.

– Если не сможешь, не волнуйся. Не чувствуй себя виноватой. Ты найдешь кого-нибудь… Оливер поможет тебе… не испытывай…

Казалось, он заснул.

Миранда позвонила Дженнис предупредить, что не приедет домой до следующего дня.

– Как у них дела?

– Все отлично. Билли Мейджер собирается отвезти двоих в Пензанс, а я сама отведу Себастьяна в школу.

– Они ждут, что я вернусь сегодня, я обещала, что тихонечко зайду к ним в спальню, Кэти наверняка будет дожидаться и не заснет.

– До полуночи должен вернуться мистер Сноу. Он звонил как раз после вашего отъезда, и я рассказала ему, что случилось. Также я дала ему номер телефона, по которому вы находитесь. Разве он не звонил?

– Нет.

– Наверное, торопился на поезд, я думаю. Он сказал, что в любом случае вернется домой сегодня вечером.

– О… хорошо.

Питер позвонил ей на следующее утро сказать, что дома все в порядке и что она может оставаться столько, сколько потребуется. Однако к этому времени Брет впал в кому, и Оливер сидел у его постели, поэтому Миранда решила уехать из Эксетера до тех пор, пока не потребуется ее помощь.

Она возвращалась домой поездом, когда это произошло.

Точно так же, как тогда, в 1967 году. Буквально за минуту до этого она любовалась разворачивавшимися за окном пейзажами, думая о Брете и его труппе и что, Бога ради, с ними со всеми может произойти; в следующее мгновение она пригнулась к коленям, и боль вцепилась в нее с такой невероятной силой, что подобное трудно было представить. Тогда, в Рождественские праздники, когда она потеряла своего ребенка, все было иначе; совсем по-другому чувствовала она себя и при рождении Алекса, Кэти и Себастьяна. Тем не менее Миранда точно знала, что эта боль – не что иное, как родовые схватки. И пока боль, сделав ее беспомощной, не разжимала своих лап, Миранда с головы до ног внезапно ощутила себя Мэг, затем это ощущение пропало.

Прерывисто дыша, она сидела в вагоне, обхватив колени, пытаясь скрыть свои очевидные страдания от взоров других пассажиров. Поезд вполз в окружение высоких стен станции Тинмут. Во время суматохи, сопровождающей выход и посадку пассажиров, Миранда сумела взять себя в руки, медленно выпрямиться и теперь сидела закрыв глаза.

Кто-то остановился рядом с ней.

– С тобой все в порядке, дорогая?

Открыв глаза, она увидела пожилую женщину, лицо которой выражало озабоченность.

– Да. Наверное, отравилась.

Она с трудом улыбнулась, и женщина прошла дальше по рядам. С ней все было в порядке. Боль прошла. Однако Миранда совершенно точно знала, что произошло: никакого отравления не было, то была вовсе не ее боль.

Она глядела в окно не мигая и не видя проносящегося мимо пейзажа. Мэг только что родила ребенка. Теперь все встало на свои места. Мэг и Питер. Январь. Она предоставила им картбланш… дала возможность вырваться из пут собственных обязательств как раз в то время, когда она сама расплачивалась за свою связь с Джоном Мередитом. И точно так же, как ее странная, мятежная, шальная выходка не удалась… точно так же не сложились и их отношения.

Теперь многие вещи встали на свои места. Решение Мэг не видеться с ней; ее туманные намеки на загадочное предложение о замужестве. Мэг давала Питеру то, что Миранда потеряла в ту ужасную январскую ночь, – другого ребенка. Разве он не говорил, что хотел бы иметь четверых детей?

Миранда прижалась лбом к вагонному стеклу и закрыла глаза.