Текст книги "Дочери Луны"

Оказавшись в спальне, она наблюдала за тем, как он трясущимися от волнения руками стаскивал с себя одежду. Иногда ей казалось, что такие бурные порывы Питера были вызваны чувством какой-то вины. Миранде это было хорошо понятно, потому что ее мучило то же чувство.

А потом она почти на полчаса позабыла обо всем на свете. Когда же к ней снова вернулась способность мыслить, она вспомнила о том, что совершенно позабыла расспросить Мэг о прошедшей телепередаче.

Еще раз поцеловав Миранду, Питер прошептал:

– Нам надо спуститься вниз и показать себя цивилизованными людьми.

Миранде было приятно осознавать, что Питер, как и она, совершенно позабыл о телепередаче, в которой говорилось о Мэг.

Поцеловав мужа в затылок, Миранда спросила:

– Стоит ли сейчас об этом затевать разговор, дорогой? Давай лучше отправимся спать.

– М-м-м. Ладно.

И снова ее одолело чувство вины. Как будто бы она снова отбила Питера у Миранды.

Она злилась на себя, а в это время мысль об одиноко живущем в «Проспекте Вилла» мужчине, становясь навязчивой, непрерывно пульсировала у нее в мозгу. Да, теперь она четко знала, что объектом этой паранойи был именно он. Вскоре глубокий сон сморил Миранду.

ГЛАВА 10

Миранда была почти что счастлива тем, что Мэг осталась с ними после Рождества. Она чувствовала себя так одиноко все эти три месяца. Кихол был невероятно скучным во всякое время, но особенно зимой. В довершение ко всему дети действовали ей на нервы.

Присутствие Мэг облегчало ее положение. Мэг была общительной, обожала детей и могла играть с ними часами. И конечно, она делала всю работу по дому. Миранда же ненавидела домашнее хозяйство.

Но были во всем этом также и отрицательные моменты. Миранда вдруг обнаружила, что она незаметно для себя вступила в борьбу с детьми за внимание Мэг. Миранда была вынуждена принимать участие в играх: «змейки», а также «ступеньки» и «щелчки» были любимыми играми Себа, и если были на свете игры, которые Миранда ненавидела больше всего, то это были именно «змейки», «ступеньки» и «щелчки».

Ее противоречивые чувства по отношению к Мэг еще более усилились и по другой причине. Это произошло после телевизионной передачи, где рассказывалось о рисунках Мэг. Конечно, было страшным грехом увести Питера у нее из-под носа много лет тому назад. Но этот грех уравновешивался тем, что кое-что не в порядке было с ней самой. Питер все время говорил о том, какое значение имеет реклама, о том, что Мэг должна себя чувствовать настоящей художницей и т. д. Миранда оказалась как бы ни при чем. Питер и Мэг были художниками. Миранда рожала детей.

Она попыталась наладить отношения, проводя большую часть времени с ним в студии. Но в день святок он ушел из дома в восемь часов и не возвращался до темноты. Без извинений он говорил, что ходил пешком до Сент-Айвса и обратно. А потом и вовсе взял привычку запирать дверь своей студии.

– Сейчас у меня довольно специфическая работа.

И опять никаких объяснений и извинений, чувствовалось, что он действительно увлечен. Она пробовала обижаться на него, когда они были в постели, но это не помогало. Она пыталась быть соблазнительной, но раздражение обычно брало верх, и все заканчивалось тем, что она поворачивалась к нему спиной. Больше всего раздражало то, что Питер ничего не замечал.

Миранда внушала себе, что ее всегдашнее недомогание было связано с беременностью. Мэг была великолепна, а Питер постоянно сходил с ума, когда дело касалось его работы. Иногда у него бывали долгие периоды простоя. Тогда он брал с собой Алекса кататься в старой надувной лодке или проводил весь день вместе с экипажем спасателей. Потом он вдруг затворялся, как отшельник, и начинал заниматься рисованием.

Но вечера, надо признаться, были тяжелыми, она никак не могла взять себя в руки. Когда заканчивался ужин, и дети лежали в постели, обычно было уже девять часов, и они – без всяких вариантов – поднимались наверх, чтобы посмотреть телевизионные новости, которые Миранда ненавидела. Она ничего не могла с этим поделать, и ее просто угнетало то, что общая смертность в Северной Ирландии перевалила за тысячу и что президент Республики Бангладеш убит вместе со своей семьей.

Когда дело доходило до открытия новых нефтяных месторождений на побережье Шотландии, она приходила в бешеный восторг в надежде на то, что можно избежать дальнейшего обсуждения всех других неприятностей.

– Подумать только! К 1980 году будем с бензином! Разве это не чудесно? Теперь машина нам почти ничего не будет стоить!

– Я в этом не уверен, – отзывался Питер.

Миранда сразу взрывалась.

– Да, конечно, если трезво смотреть на вещи! Мы, может быть, все уже помрем к этому времени! Это было бы забавно, не правда ли? – Она дотянулась и убавила громкость в тот момент, когда говорили о каком-то англо-французском самолете «Конкорд». – Это Алекс? Если он разбудит Себа, то я…

Мэг вскочила немедленно, как Миранда и предполагала.

– Я пойду посмотрю.

Миранда не стала прибавлять громкость. Она потянулась к Питеру и с некоторой долей принужденности взяла его за руку.

– Пойдем спать, дорогой.

Он посмотрел на нее без энтузиазма.

– Но, милая, сейчас еще только девять часов! Мы не можем оставить здесь Мэг совсем одну.

– Она не будет возражать. А я ужасно устала. Это действительно так, Питер, я не пытаюсь тебя соблазнить.

Он не засмеялся.

Она попыталась скрыть раздражение.

– Я имею право на усталость, дорогой. Ребенок должен появиться девятого марта!

Она хотела убрать руку, но неожиданно он крепко схватил ее и сказал тихим голосом:

– Это все из-за меня, не так ли? Я стою между вами. Она была застигнута врасплох. Да, это правда, она рассматривала их взаимоотношения как треугольник. Она и Питер были у его основания, а Мэг была на вершине. Недосягаемая.

Он поднялся, затем неожиданно поцеловал ее пальцы и отпустил руку.

– Дорогая, я иду наверх, чтобы закончить кое-какие дела. Побудь, пожалуйста, с Мэг еще часик. Мне не нравится то, что вы удаляетесь друг от друга.

– Ну о чем ты говоришь? Мы каждый день ходим гулять! После завтрака мы целый час болтаем. Мы никогда не расстанемся, Питер!

Но он был уже около двери, посылая ей воздушный поцелуй и ускользая от нее, чтобы снова заняться своей драгоценной работой. Да, действительно треугольник, но был еще и другой соперник: она забыла о его пристрастии к живописи.

Появилась Мэг в сопровождении Алекса.

– Ему приснился плохой сон, Миранда. Можно ему немного посидеть с нами?

Она искала глазами Питера, конечно, она надеялась на его молчаливое согласие. Должно быть, это вызывало раздражение, но Миранда и в самом деле адски уставала, поэтому не следовало приставать к ней.

– Выключи, пожалуйста, телевизор, Алекс. – Она тяжело вздохнула. – По другому каналу шел спектакль с участием Каролины Декер. Но сейчас уже поздно.

– Это та самая женщина, муж которой финансировал «Третейского судью»?

– Я полагаю, когда-то. Она опять оставила его. Прежде всего она актриса, а потом уже жена. – Миранда положила руку на живот. Она и раньше не хотела этого ребенка, и теперь не хочет его, что бы ни случилось, она прежде всего мать, а потом уже актриса. Она была загнана в ловушку.

– А я и не представляла, что ты все еще поддерживаешь связь с кем-либо из них.

– Рождественские открытки, только и всего, – отмахнулась Миранда. – Мне прислали открытку, где упоминалось, что Каро сыграла роль в спектакле.

Алекс сказал, чтобы утешить ее:

– В один прекрасный день и ты станешь знаменитой, мам.

– Ради Бога, не называй меня так! Он быстро продолжил:

– А ты видела того человека, который живет в доме «Проспект Вилла»?

– Нет.

Миранде не нравился разговор на эту тему. Она видела Дженис как раз перед Рождеством и убедилась со слов той, что житель «грязной помойки», как он себя называл, хорошо следит за собой.

Алекс нетерпеливо продолжал:

– Знаешь, Зеч говорит, что он действительно сидел в тюрьме. Мы – я и Зеч – пошли туда, чтобы предложить ему поработать в саду, а он так и не открыл дверь. Он прокричал нам через щель почтового ящика, чтобы мы уходили.

Миранда нахмурилась.

– Алекс, я, кажется, ясно говорила тебе, что запрещаю выпрашивать деньги.

– А я и не делал этого. – Алекс поймал взгляд матери и проглотил комок в горле. – Я просто был вместе с Зечем. Я не сказал ни слова, только хотел посмотреть на него, чтобы рассказать тебе. Вот и все.

– И ты его не увидел.

– Нет.

– А почему ты думаешь, что Зеч прав, утверждая, что он сидел в тюрьме?

– Ну, его мать говорит, что к нему все время ходит викарий.

Миранда не стала сразу опровергать это сомнительное утверждение. Англиканский священник служил не только в Кихоле, но также и в других приходах, поэтому он мог успеть нанести лишь один визит новому прихожанину. Немного подумав, она сказала:

– Это ничего не значит. Он мог заходить к нему по поводу побелки потолка в церкви.

Алекс признал правоту этого, рассудительно кивнув. Человек из «Проспекта Вилла» опять стал предметом разговора между ним и его матерью, и, наверное, не случайно. Неожиданно к разговору присоединилась Мэг.

– Билли Мейджер сказал мне вчера, что этот бедняга почти затворник. Раз в неделю он ходит в Пензанс за продуктами и другими покупками, а все остальное время сидит взаперти…

Миранда посмотрела на сестру широко раскрытыми глазами.

– Но каким образом Билли Мейджер может знать об этом?

Мэг пожала плечами.

– А он ему предлагал рыбу. Так тот ему сказал, что он покупает все, что ему нужно, в городе по четвергам и предпочитает, чтобы его оставили в покое.

Миранда чуть было не сказала «Как интересно!», но прикусила язык. Надо бы их сосватать. Это не такая уж безумная идея, подумалось ей.

Мэг не была затворницей, но она так любила уединение, что недалеко ушла от этого отшельника. Он был затворником, потому что залечивал свои душевные раны, именно Мэг и могла его утешить.

Миранда знала, что ей нужно действовать очень и очень осторожно.

– Бедняга, – сказала она, затем с шумом и большой суетой поднялась, делая при этом протестующие жесты, чтобы сестра ее не удерживала. – Нет, отпусти меня, сестренка. Я должна немного размяться, а то у меня будут судороги. Я пойду приготовлю какао, Алекс отнесет немного Питеру. Сидите спокойно оба. Прошу вас.

Она очень медленно спустилась вниз, почти сожалея о том, что у нее не хватает решимости упасть и покончить с этим ребенком, чтобы они потом упрекали себя в этом. Но более глубокий инстинкт заставлял ее осторожно двигаться по направлению к кастрюлькам, которые висели над плитой, к холодильнику за молоком и к посудному шкафчику за чашками. В начале беременности она делала все возможное, чтобы освободить себя от грозившей обузы. Горячие ванны и джин, длительные прогулки и походы в горы были обычным распорядком дня. Но когда она сосредоточивалась на своей внутренней жизни и угрюмо думала о будущем ребенке, то старалась смотреть на Себа, который был ее любимцем. Возможно, она полюбит и будущего ребенка.

Она вернулась в гостиную с подносом, который балансировал на ее животе, и спокойно объявила:

– Алекс, я только что увидела твои ботинки, они никуда не годятся. Завтра придется отправиться в Пензанс, чтобы прилично одеть тебя к школе. Вообще-то мы можем пойти все вместе и купить что-нибудь также для Кэти и Себа.

Алекс сонно улыбался. Это случалось только тогда, когда появлялась тетя Мэг. Обязательные семейные походы в магазин, как и у других детей. Наверное, они будут пить чай в баре Уимпи и петь в машине по дороге домой. Счастливый этим, он сказал:

– Мне так нравится, когда мы все вместе.

Мэг и Миранда переглянулись и улыбнулись друг другу, их объединяло не только то, что они были близнецами, но еще и семья Миранды. Миранда с затаенным весельем отметила, что никто из них не представляет себе всего значения их поездки в Пензанс. Завтра будет четверг. Тот день, когда человек-отшельник отправляется за покупками.

На полпути к Еврейскому рынку, сославшись на жуткую усталость, она пошла в бар Уимпи, чтобы подождать их там. Она не разделяла пристрастия Алекса к гамбургерам, но место действительно было очень чистенькое, к тому же там было большое окно, выходившее на улицу. Расположившись там, она могла следить за покупателями по обеим сторонам улицы.

Какой-то человек на противоположной стороне стоял на тротуаре и смотрел в окно магазина звукозаписей. Она наблюдала за ним с некоторым интересом. Он был в джинсах, на ногах у него были грубые ботинки вместо обычных высоких сапог – значит, он не был местным жителем. Еще на нем была огромная парка с большим капюшоном. Ну конечно, он был не из местных. Через некоторое время он зашел в магазин. Она смотрела во все глаза. Он появился с женщиной в меховом пальто. Он по-хозяйски обнимал ее за плечи и держал сумку с покупками и квадратный пакет с пластинкой. Миранда недовольно наморщила нос. Она была уверена, что это был человек из «Проспекта Вилла».

Снаружи появилась Мэг, держа за руку Себастьяна, Алекс и Кэти шли за ними. Раздражение Миранды росло. Как же так получалось, что с другими людьми они вели себя как нормальные дети, а с ней – как взбесившиеся животные? Они вошли в бар всей толпой, и Мэг заказала чай и пирожные.

– Не нужно этого делать, – сказала Миранда. – Они снова захотят чаю, когда мы приедем домой.

– Это угощение, – объяснила Мэг.

Они показали свои новые ботинки. У всех были новые ботинки – еще одно угощение тетушки Мэг. На ботинках были великолепные шнурки разных цветов.

– Я буду завязывать тебе шнурки, Себ, – пообещала Кэти. – Мы будем меняться шнурками каждую неделю.

Мэг выразительно вращала глазами, делая знаки своей сестре. Миранда поняла ее и сказала:

– Я сейчас играла в очень интересную игру. Кто-нибудь хочет поиграть со мной?

Алекс сразу же повернулся к ней.

– Да, конечно!

– А что это за игра? – спросила Кэти.

– Нужно угадать человека-отшельника. – Миранда улыбнулась им заговорщицки. – Мне только что пришло в голову, что он наверняка должен быть сейчас в Пензансе, делая закупки на всю неделю. А народу вокруг совсем немного, поэтому…

– Но мы же не знаем, как он выглядит, – разумно возразил Себастьян.

– Вот именно! – Миранда поцеловала мягкие рыжие кудряшки. – Поэтому нам и нужно догадаться.

Конечно, он не похож на простого корнуоллского жителя. Вероятно, он не похож и на туриста. Он очень робкий, поэтому он ходит с опущенной головой…

– А в руках у него должно быть много свертков, – заметила Кэти.

– И ружье, – глупо хихикнул Алекс.

– Не говори глупостей, – резко сказала Миранда.

– А как мы узнаем, выиграли ли мы эту игру? – спросила Кэти.

Миранда пришла в замешательство. Она хотела подстроить какую-нибудь неожиданную встречу с предполагаемым человеком, возможно стычку, таким образом они будут вынуждены познакомиться, но она не могла сказать об этом детям.

– На следующей неделе, когда начнутся занятия в школах, Кихол опустеет, а он обязательно должен прийти в поселок, – вмешалась Мэг. – Вот тогда мы и увидим, кто выиграл.

Миранда благодарно улыбнулась сестре и указала на возможного кандидата.

– Почему? – спросила Кэти.

– Элементарно, моя дорогая Кэти. У него нет фотоаппарата, поэтому он не турист. Он без пальто, значит, он на машине. Подходящий возраст. По-моему, похож.

Себастьян забрался к матери на колени.

– Я хочу зеленые шнурки, – сказал он ей доверительно. – Это мой любимый цвет.

– Ну конечно, у тебя будут зеленые, радость моя, – сказала Миранда. – Любого цвета, какого только захочешь.

– Нет, мам! Так не получится. Они мои! – Алекс прижал к себе коробку с ботинками.

– Мы можем купить каждому еще по паре, – пообещала Мэг. – Ты сам можешь выбрать цвет.

– Ты испортишь их, Мэг! – Но тут Миранда увидела какого-то человека, который был очень похож на отыскиваемого ими. – Ого, да он красавчик, – заметила она, указывая на него. – Я представляла его себе рыжим, но черные волосы это тоже хорошо.

– А у папы коричневые.

– Да.

– Он с какой-то дамой, – сказал Алекс. Действительно, это было так. Но самым непонятным было то, что его мама, кажется, не одобряла этого.

Миранде нужно было купить кое-что в аптеке, и она задержалась там, пока Мэг с детьми ходила выбирать шнурки для ботинок. Она купила краску для волос и лак для ногтей и рассматривала салфетки для лица, когда услышала мужской голос по соседству.

– Но это ведь не убьет пауков? Продавец был в затруднении.

– Об этом ничего не говорится в инструкции, сэр. Миранда занималась своей губной помадой. Ей все еще не удавалось увидеть его.

– Нет. Но если это средство убивает мух и бабочек, то можно предположить…

– У нас есть специальное средство для пауков, сэр. – В разговор вступил другой, более глухой голос. – А вот это для летающих насекомых, если вам нужно…

– Нет. Я не хочу избавляться от пауков. Я их люблю. – Голос стал тише, и Миранда придвинулась ближе к разделяющему их прилавку. – Я боюсь, что… старые жильцы, должно быть, держали кошек… Не очень чисто… Мне действительно нужно…

– Я вас очень хорошо понимаю, сэр. В Кихоле полно кошек. Они приходят туда, где есть рыба, хотя и ненавидят море.

– Тогда я удивляюсь, почему они облюбовали мой дом. Он весь пропитан водой.

– У вас сыро, сэр?

– Можно сказать и так.

Голос был твердый и ровный, Миранда слышала его где-то и раньше. Но одно можно было сказать вполне определенно: это был искомый человек. Она отложила помаду и лак и подождала, пока закроется касса. Потом она пронеслась вдоль прилавка с опущенной головой, роясь в своем кошельке. Вполне естественно, что она врезалась прямо в него, когда он пытался выйти из магазина.

– Ах! – Она бессознательно испугалась из-за своей беременности, его многочисленные свертки больно ударили ее. Но у нее было полное ощущение победы – рыбка попалась на крючок. Теперь ее задача заключалась в том, чтобы осторожно подвести его на веревочке к Мэг.

– Боже мой! – голос отнюдь не был извиняющимся. – Вы что, не видите, женщина?!

Она взглянула на него, приготовившись жестоко высмеять его за недостаток галантности, но тут же окаменела, открыв рот от изумления. На лице у него возникло такое же удивление.

Это был Джон Мередит. Важный человек из Шелтенхема. Человек, который хотел заплатить за ночь с ней. Это было давно, еще в 1963 году. Человек из другой жизни и из другого времени.

И даже в тот момент, когда она открыла было рот для того, чтобы вскрикнуть или, может быть, посмеяться над той нелепой девочкой, какой она была прежде, она все же находилась под влиянием этого пристального взгляда. Как отголосок далеких дней, она припомнила электрический разряд и последовавшую за ним слабость. Твердость его натуры подчиняла себе ее бурный темперамент.

Она вспомнила, как это было: словно игра с холодным огнем. Опасная, но такая захватывающая.

Мэг знала, что ей нужно уезжать. Никогда раньше она не оставалась так долго на Рыбной улице, но Миранда была такой беспомощной из-за своей беременности, а дети так нежно привязались к ней. Так тяжело было расставаться. Но Питер начал пытаться сломать барьер, который они так старательно возвели между собой. Это было невыносимо. Она должна была уехать.

Это началось однажды утром после телевизионной программы, он был возбужден этим больше, чем она сама. И воспользовался поводом, для того чтобы восстановить их старую… дружбу.

Она попыталась охладить его пыл.

– Ковак упомянул какую-то программу. Она была записана некоторое время назад.

– А ты нам ничего и не говорила.

– Да, потому что это было неважно. Ты ведь знаешь, как я зарабатываю себе на жизнь?

Он сделал круглые глаза.

– Нет, правда, Мэг! Если все это твоя жизнь, ты можешь гордиться собой!

– Гордиться? Я как-то не думала… Я же не творческий художник, как ты. Вот и все, что я хотела сказать.

Он показал обложку книги.

– Вот иллюстрация, которую, очевидно, ты набросала между делом. Именно это я и называю произведением искусства.

Это был ее эскиз обложки «Яблочного старичка».

Она улыбнулась.

– Я и не знала, что у вас в доме есть эта книжка.

– Мы купили ее Алексу. Он так ужасно гордится тобой.

Она наполнила миску и поставила ее на плиту.

– Ну, я, в конце концов, его единственная тетя. Эта беседа смутила ее; она обрадовалась, когда дети вприпрыжку начали спускаться вниз к завтраку.

Но в первый день святок ее охватила паника. Все встали очень поздно, дети заявили, что они переутомились вчера. Себ уселся на столе, укутавшись в одеяло, не в силах расстаться с ним из-за жесточайшего холода. Он начал плакать.

Миранда обхватила его обеими руками.

– Пожалуйста, дорогой. Мамочка любит тебя до изнеможения, но от такого крика ее бедная старенькая головка просто раскалывается. Что случилось?

Он и сам не знал. Кэти коротко объяснила:

– Рождество уже кончилось. Он покачал головой.

– Совсем нет. Когда появится новый ребенок, я ведь уже не буду самым маленьким! Я не хочу нового малыша!

– А, я знаю! – Миранда схватила его и едва не зарыдала сама.

Мэг заметила:

– Ты будешь как Кэти. Начнешь присматривать за малышом, и тебе начнет это нравиться.

Кэти кивнула, но Себу все равно было неуютно.

– Где Питер? – возгласил он, внезапно возжелав видеть обоих родителей.

– Он в мастерской, миленький. А дверь должна быть заперта, так что пойди и постучи.

Миранда знала, что мастерская Питера – святая святых, но она кивнула.

И только когда Себ снова спустился вниз, волоча за собой одеяло, они узнали, что Питера нет дома.

– Дверь не заперта, а в мастерской пусто!

Мэг приняла это к сведению. Миранда отправилась прилечь, Кэти и Алекс решили еще прогуляться, а Себ со своим одеялом потащился наверх «ждать папочку».

Мэг днем поднялась в мастерскую и обнаружила, что мальчик примостился у окна. Она не была здесь с того дня десять лет назад, когда Питер так внезапно и необъяснимо разозлился на нее. Комната выглядела неузнаваемо. Крыша была перекрыта, и вместо застекленного верха свет теперь проникал через окна. На мольберте был холст, покрытый простыней. Другие незаконченные работы стояли вдоль стен – недописанный портрет Билли Мейджера, несколько зарисовок спасательной команды судна «Царь Соломон».

– Я, пожалуй, спущусь вниз, тетя Мэг. – Себ покончил со своим какао и поднялся. Когда он направился к лестнице, его одеяло зацепилось за мольберт, простыня сползла, и на холсте полыхнуло оранжевой краской.

– Правильно. Пошли, Себ. Давай устроим тебе постель в гостиной и посмотрим телевизор, ладно?

Он прошествовал впереди нее по ступенькам, а она обернулась и поправила простыню. Это ее волосы, словно сполохи света, окружали маленькое таинственное лицо. Он нашел ее портрет. Он хочет переделать его, переписать или доработать? Разве узнаешь? Она последовала за Себастьяном, пытаясь уверить себя, что это ничего не значит. Но это не помогло, потому что домой вернулся Питер и сообщил, что он ходил в Сент-Айвс.

И вот после того, как они ездили в Пензанс покупать ребятишкам обувь, она стала придумывать повод для своего отъезда. Они с Мирандой забрали кофе в гостиную, пока Питер с Алексом мыли тарелки после ужина, Миранда была очень тиха после возвращения домой, и Мэг забеспокоилась, уж не подхватила ли она, как и Себ, простуду. Ну, простуда там или не простуда, а просто ей надо возвращаться в Килбурн.

– Сестренка, с тобой все в порядке? – начала она прощупывать почву, пока Миранда со стонами устраивалась в одном из кресел.

– Разумеется, в порядке! – Миранда метнула на нее почти злобный взгляд. – Какого черта должно быть иначе? Это все проклятый стул! Твоя беда, Мэг, в том, что ты считаешь, что беременность это нечто вроде болезни! Совсем наоборот! Я чувствую себя прекрасно!

Мэг огорченно подумала о всех трудах и заботах, в которых она провела последний месяц.

– Ты необычно спокойна, – заметила она кротко. Но Миранда явно встала на тропу войны.

– Это совсем другое! Я какой-то изгой в этой семье!

Я, словно мячик, скачу между тобой и Питером! Уже десять лет длится эта чушь, и вы оба делаете вид, будто до смерти боитесь взглянуть друг на друга! Это смешно, Мэг!

Мэг была ошарашена.

– Дорогая моя, я совершенно не собираюсь разговаривать в таком тоне. Ты сама сказала, что прошло уже десять лет и все давным-давно позабыто.

– Но ты-то не забыла, правда?

– Миранда. Если ты и впрямь хорошо себя чувствуешь, то я отправлюсь домой. – Мэг определенно не собиралась отклоняться от своего главного намерения. – Именно поэтому я и спрашиваю, как ты себя чувствуешь. И Питер тут ни при чем… И ни при чем тут все остальное…

– Уедешь домой? – Миранда выглядела ошеломленной. – Уедешь домой? Но ты не можешь сейчас! Только не сейчас!

– Приди в себя, сестренка. Будь же благоразумна. День рождения Кэти… Рождество… Одно за другим, одно за другим. Я и так пробыла здесь уже пять недель. У меня есть работа, ты же знаешь. У меня есть свой дом.

– Этот мокрый сарай в Килбурне! Вот что должно быть твоим домом, Мэг. Это твой дом, Мэг! – Внезапно Миранда заплакала. – Ты это знаешь, Мэг. Это был твой дом еще прежде, чем он стал моим, ты принадлежишь этому месту, и мне, и детям, и Питеру…

Мэг снова ужаснулась. Она выскользнула из кресла, чтобы положить свою рыжую голову сестре на плечо.

– Дорогая, что же с тобой творится! Отчего эти слезы? Нет, правда?

Миранда позволила Мэг приподнять себя и беспомощно разрыдалась.

– Я хочу, чтобы ты была здесь. Только будь тут. Пожалуйста. Пожалуйста, Мэг…

Мэг гладила ее, ворковала, уткнувшись в пряди волос сестры. Старая связь между ними давно исчезла, и теперь она уже не могла понять, что мучает ее сестру, но она чувствовала: что-то мучает.

Наконец она откинула голову и посмотрела Миранде в глаза.

– Что произошло? – прямо спросила она.

– Да ничего особенного. Но просто… не думаю, что я одна смогу долго выносить Кила. Это ужасно, да?

– Откровенно говоря, да. Но ты же не одна.

– Нет. Не одна, правда? Если бы я была одна, думаю, я бы давно сбежала.

– Послушай, сестренка. Это плохое время. Середина зимы… ты на сносях…

– Больше ничего не говори! Я знаю, ты собираешься сказать, что уезжаешь!

– Миранда, но ведь я вернусь.

– Но ты останешься на следующую неделю? Только еще на одну неделю?

– Зачем? Дети в понедельник идут в школу. Ты весь день сможешь отдыхать…

– Только еще одну страшную недельку, Бога ради! Ну что, разве тут есть о чем говорить?

Мэг нахмурилась. Тепло от пылающего камина окрасило бледные щеки Миранды в жаркий красный цвет. Она казалась почти раздувшейся. Несмотря на ее отговорки, не было ли тут и в самом деле какой беды?

Мэг медленно произнесла:

– До следующего четверга. Только до следующего четверга.

Миранда обвила руками внезапно обмякшие плечи Мэг.

– Ах, дорогая! Спасибо тебе! Ты мне так нужна! Я тебя так люблю! Ты даже не знаешь… Я так бы хотела, чтобы ты осталась здесь навсегда! Ты могла бы работать и здесь…

– Только до следующего четверга, Миранда. И пообещай, что ты с этим примиришься.

– Обещаю. Обещаю. А ты пообещаешь, что ты останешься. Ну… я знаю, что ты останешься, потому что ты так сказала.

Она откинулась назад, но ее огненно-рыжие волосы переплелись с волосами Мэг, и они обе рассмеялись, потому что не могли сразу распутать их. Мэг это показалось символическим. И довольно пугающим.