Текст книги "Дочери Луны"

ГЛАВА 16

Мэг хотела назвать ребенка Эми Чарльз.

– Я не смогла бы родить его без вас двоих, – довольно трезво заявила она через неделю после родов, сидя на плато и поставив рядом с собой корзинку, в которой лежал небольшой кулечек с маленьким человечком. – В любом случае я назвала бы ее Эми, если бы, конечно, не родился мальчик, – тихонько хихикнула Мэг. – И я подумала, что вторым его именем будет имя Ева. Затем я подумала, что Еве пришлось бы по душе, чтобы вторым стало имя Чарльз.

– Чертовски глупое имя для девочки, – заметил Чарльз, сознательно стараясь не смотреть, как ребенок тянул свой малюсенький кулачок прямо в синее небо.

– Вовсе нет, – решительно проговорила Эми. – Звучит как родовое имя. Лучше пусть будет прямо как есть, или вы предпочитаете извращенное имя Шарлотта, не так ли?

– Только ты способна узреть в женской версии имени Чарльз извращение, – сказала Мэг. Она посмотрела на Чарльза, и они оба рассмеялись. Затем она вновь начала: – Совершенно серьезно. Вы оба абсолютно….

– Пожалуйста, не надо устраивать повтор представления Общества Взаимного Восхваления, – прервала ее Эми, с деланной жеманностью закатывая глаза. – О'кей. Мы великолепны. Но самой лучшей из нас является это маленькое создание. Несмотря на нас троих, здесь есть она, цветущая и потрясающая кулачком в сторону Артемиды, которая в данном случае покровительствовала всему происходившему.

– Полная решимости опекать еще одного ребенка на своем острове, – отозвался Чарльз. Он оставил попытки делать вид, что его не интересует ребенок, и склонился над люлькой. – Послушай, малышка, у нас с тобой есть что-то общее. О'кей?

Маленькая Эми довольно угукнула. И все вновь рассмеялись.

Мэг удивленно сказала:

– Мне кажется, я никогда не была такой счастливой. Чувствую себя еще не совсем нормально, но теперь это не имеет значения.

Чарльз перекатился с живота на спину.

– Ужасно не хочется оставлять вас, милые дамы, но нужно возвращаться обратно и проследить за всеми делами в Лондоне. – Зажмурившись от солнца, Чарльз добавил: – Теперь не может быть и речи, чтобы ты ехала со мной, Эми. Не можем же мы оба оставить этих двух девочек.

Мэг не протестовала, как, возможно, она поступила бы неделю назад. Эми на это ответила:

– Дорогой мой мальчик. Должна тебе признаться, меня страшила сама мысль хоть на время оставить Артемию. Возможно, Эми догадалась об этом и ради меня появилась на месяц раньше срока.

– И вы мне обещаете, вы обе – нет, извините, вы трое, – что в мое отсутствие все будет в порядке? Меня не будет около недели.

– Если возникнут какие-нибудь сложности, Спиро вызовет врача по радио.

Ему пришлось удовлетвориться этим. Двадцатичетырехчасовые роды Мэг потрясли Чарльза до глубины души. Когда все закончилось, он признался:

– Никогда в жизни я так не боялся. Даже тогда, когда ездил в Будапешт, чтобы увезти мать практически из-под гусениц русских танков. У меня был пистолет, и я смог проложить себе дорогу. А тут я ничем не мог помочь этому ребенку. Ты, Мэг, и она должны были проделать все самостоятельно.

Однако Мэг, не соглашаясь, решительно качнула головой и вновь начала то, что Эми-старшая уже определила как Общество Взаимного Восхваления.

Чарльз отсутствовал ровно одну неделю. И перед этим он находился с ними ровно одну неделю. Тем не менее они обе скучали по нему так, будто он жил на острове долгие годы.

– Он так успокаивающе на меня действует, – жаловалась Эми. – Даже когда на прошлой неделе он не сумел починить генератор, то это не показалось мне катастрофой.

Теперь Эми ночевала в коттедже Евы. Звук противотуманного ревуна призвал ее на помощь, когда так резко начались схватки у Мэг. На этот сигнал также примчалась Мета Таксос с двумя ослами, на которых она привезла портативные радиопередатчики для двусторонней связи, одеяла, стерилизатор и люльку ручной работы. В ответ на отчаянные звонки Чарльза через два часа на остров прибыл врач с Миконоса и сделал обезболивающий укол. Однако, когда он уехал, заверив всех, что в ближайшее время ничего не должно произойти, именно Чарльз и Эми оставались рядом с Мэг и поддерживали ее всю ночь до самого утра. И именно Эми завязала пуповину, в то время как Чарльз держал на руках скользкое тельце ребенка, а затем очень осторожно обтер его оливковым маслом и передал в руки Мэг.

Мэг нравилось, когда Эми находилась рядом с ней, под рукой, однако она понимала, что должна обходиться сама, и испытывала чувство вины за то, что отрывала старую женщину от ее драгоценной скульптуры.

– Но мы же управлялись со всем до появления Чарльза. И мы обойдемся без него и дальше. – Мэг старалась придать решительность голосу. – Ты можешь вернуться к своему «Адвокату Дьявола», Эми, а мы с маленькой Эми начнем сами решать свои проблемы.

– Сначала вам придется меня выбросить отсюда, – лаконично ответила Эми. – Во всяком случае, я не могу приблизиться к этому чертову мрамору. Он не выдает своих секретов без борьбы, а я пока еще не готова к борьбе с ним.

– Ты же вся вымоталась!

– Не возражаю. Ты тоже. И если мы будем помогать друг другу, то понемногу сможем отдохнуть.

– Какая же ты упрямая!

– Вовсе нет. Просто мне не пережить, если еще хоть раз прозвучит сигнал этого ревуна!

И, как обычно, спор закончился общим дружным смехом.

Они отправились на берег встречать Чарльза, приехавшего на катере, и сопроводить его до плато. Люлька с маленькой Эми качалась с одного бока осла, чемодан Чарльза с другого. Им не верилось, что лишь сегодня утром он находился в Лондоне, и они засыпали его вопросами.

– Очень жарко. Много народу, но не так, как обычно. Я связался с агентами и сказал им, что тебе потребуется этот дом. Срок аренды истекает перед Рождеством, однако возможно, что нынешние жильцы подыщут себе что-нибудь пораньше.

– О! – Мэг беспомощно смотрела на него, безмолвно вопрошая, зачем ей понадобится дом.

Чарльз продолжал:

– Твоя книга просто великолепна. Джилл посмотрела ее, а вчера состоялась встреча, на которой я представлял ее. У меня есть конкретное предложение, но мы можем обсудить удовлетворяющие тебя условия контракта.

Мэг снова произнесла свое «О!». Ей казалось, что с тех пор, когда она придумала Нокомис и нарисовала все эти лунные личики, прошла целая вечность.

– Как прошли похороны? – спросила Эми.

– Хорошо… насколько это возможно. Ева знала молитву, небольшую молитву на английском, которую она выучила еще ребенком: «Теперь я укладываюсь отдохнуть». Я чувствую… – На мгновение он умолк, затем прокашлялся и уверенно произнес: – Я чувствую, что она обрела покой.

– Естественно. Ева и в жизни была спокойным человеком, – заметила Эми.

Чарльз взял Эми за руку и похлопал по ней.

– Ты что, пугаешь нас своей загробной жизнью, Эми?

Эми даже не улыбнулась.

– Не могу представить себя отдыхающей. Мне придется высекать из камня, где бы я ни была.

Мэг взяла ее за другую руку и сказала:

– В таком случае ты будешь счастлива.

– Конечно. – Эми принялась качать руками вперед и назад, как ребенок, и так они преодолели последние футы до плато и остановились там, наблюдая, как ослы жевали траву, а маленькая Эми издала несколько странных, замечательных звуков, которые Эми-старшая назвала «лунной песенкой».

– Итак, вы здесь, и я могу отправляться домой. Эми, не задерживаясь, повернулась.

– Я должна вернуться к своим козам. Удои стали недостаточно хорошими, потому что я прибегала, лишь чтобы покормить и подоить их дважды в день. А с ними нужно беседовать.

Чарльз остановил ее, положив руку на плечо.

– Подожди, оставайся здесь! Я поухаживаю за твоими вонючими козами, а ты оставайся с Мэг. Но прежде давайте выпьем по чашечке чая. Мне кое-что нужно сказать тебе.

– Никакие они не вонючие! – решительно возразила Эми, когда они направлялись на кухню. – И если ты думаешь обсуждать вопрос о собственности, то ты, должно быть, рехнулся! Мне совершенно ясно, что здесь должно произойти! Тебе тоже должно быть совершенно ясно!

Мэг уловила лишь часть из их разговора, поскольку она в это время отвязывала люльку и переносила ее внутрь дома. Об остальном она догадалась по выражению лица Чарльза.

Мэг быстро проговорила:

– Поднимусь наверх, покормлю Эми. – Взглянув на Эми-старшую, Мэг попросила: – Давайте пообедаем вместе. Ну пожалуйста, Эми.

Пожилая женщина вздохнула и согласилась.

– И нам придется придумать мне новое имя. А то ситуация становится сложной.

Мэг остановилась на полпути наверх.

– Ты не будешь возражать… если мы будем звать тебя бабушка?

Ей пришлось так долго ждать ответа, что она даже подумала, уж не восприняла ли Эми это предложение как оскорбление. Наконец хриплым голосом ее старшая подруга вымолвила:

– Вовсе нет. И… спасибо.

Новость Чарльза, похоже, озадачила новоиспеченную бабушку сверх всякой меры.

– Ты не ошибаешься, Ковак? – переспросила она. Он утвердительно кивнул.

– У матери был поверенный в ее делах юрист, которому она доверяла. Он тоже бежал из Венгрии от русских. Наполовину венгр, наполовину словак, он говорит на многих европейских языках включая греческий! – Оглядев сидевших за столом, Чарльз широко улыбнулся. – Мама завещала свою часть собственности на Артемии тебе, Эми. Все сделано как положено и оформлено юридически.

Лицо Мэг буквально расплылось в улыбке восторга:

– А я и не знала, что половина всей собственности принадлежит тебе… бабушка! Как замечательно!

Однако Эми продолжала хмуриться:

– Дело в том… Когда Андроулис умер, получилась страшная путаница. Все состояние Андроулиса отошло его дочери Кристине. Кроме этого, было еще два или три других острова, поэтому она не собиралась обустраивать этот. Она приехала ко мне в гости и сказала, что я пожизненно могу оставаться здесь и что то же самое распространяется на Еву.

Чарльз пожал плечами.

– Она была не права. Остров Артемия был оставлен вам обеим, тебе и маме. Никаких условий.

Эми наконец-то поверила. Она подняла свой бокал и сказала:

– За Еву Ковак. – Посмотрев на Чарльза, она добавила: – Но не за подарок острова, хотя это просто великолепно. А за семью. – Почти застенчиво она прикоснулась к плечу Чарльза. – Надеюсь, она не стала бы возражать, не так ли, Ковак? У меня нет сына, а у тебя не стало матери. Что ты на это скажешь?

Чарльз не смог вымолвить ни слова, лишь кивнул. Эми продолжала:

– Косвенно, но благодаря Еве у меня есть Мэг и маленькая Эми. А теперь у меня есть и ты. Такое заслуживает тоста, как, по-вашему?

Они оба порывисто обняли Эми. Мэг сказала:

– Я никогда не была так счастлива! Услышав это, Эми закатила глаза и простонала:

– Опять мы к этому вернулись. Общество Взаимного Восхваления собирается в четвертый раз за две недели…

И совершенно неожиданно Чарльз оборвал ее:

– Заткнись, бабка. Она права. Это общество должно почаще проводить свои заседания.

Эми что-то бессвязно затараторила по поводу манер и вообще насчет нового поколения, а Мэг добавила:

– За саму Артемиду. Вот почему приходится собирать это общество, бабуля. Как жертвоприношение нашей собственной богине.

Эми осталась в коттедже Евы, а Чарльз отправился в ее. Однако она никак не прокомментировала странность ситуации. Два дня спустя, когда они сидели в излюбленном месте на плато, а внизу перед ними раскинулась панорама западного берега острова Артемиды, Эми откровенно затронула этот вопрос.

– Я говорила раньше и буду говорить это и теперь, и впредь. Вы оба, должно быть, совсем ослепли. Если вы поженитесь, то все проблемы Мэг испарятся. Их больше не будет. Ты сможешь мотаться между Лондоном и Артемией. Сестра Мэг сможет приезжать сюда на отдых. Привозить своих детей…

Чарльз заметил:

– Мэг все еще любит Питера Сноу. Очевидно, она рассказала тебе об обстоятельствах появления маленькой Эми… – Он прокашлялся и продолжил: – И, будучи Мэг, она всегда будет любить отца своего ребенка.

Заявление Чарльза прозвучало напыщенно, и Эми насмешливо фыркнула:

– А кто говорит о любви, помилуйте Бога ради! – Она наклонилась вперед, проверила ребенка и вернулась в прежнее положение. – И что такое любовь, в конце концов! О ней столько сказано! Столько зла, чудовищных поступков совершено во имя любви! – С возмущением она натянула на самые глаза свою старую шляпу. – Я любила Андроулиса, но эта любовь уничтожила мою дружбу с Евой!

Мэг с трудом проговорила:

– Видишь ли, Эми, мне кажется, это будет не совсем… честно. По отношению к Чарльзу.

– Я же говорю о дружбе! – резко возразила Эми. – В этом-то ты поступаешь с ним по совести, не так ли?

– Хотела бы я знать, возможна ли дружба между мужчиной и женщиной? – Мэг чувствовала себя крайне неловко. Она никогда не рассказывала Чарльзу о своих отношениях с Питером. Однако они во многом начинались аналогичным образом. Чарльз решительно заявил:

– Послушай, Эми. Мэг и я уже обсуждали вариант супружества по взаимной договоренности и отвергли этот вариант. Теперь, пожалуйста, оставь эту тему.

– Ну уж нет! – Эми подняла свою шляпу и уставилась на него. – Потому что я говорю не о супружестве по договоренности! Допускаю, что это будет весьма удобно, но не поймите, будто ваш союз будет иметь хоть какое-то отношение к подобного рода супружеству. Дружба. Товарищество. Взаимоподдержка. – Эми хлопнула Чарльза по поднятой руке. – Не отмахивайся от меня, молодой человек! Я знаю, о чем говорю! Я знаю все, что только может знать человек об одиночестве! Почему, вы думаете, каждые полдня я высекаю скульптуры из камня? – С трудом она поднялась со своего старомодного стула и вновь нахлобучила шляпу. – Я могла бы привести в порядок ваши мозги! Но вместо этого отправляюсь беседовать со своими козами и цыплятами. У них гораздо больше здравого смысла, чем у вас обоих.

И она ушла.

Чарльз и Мэг смотрели ей вслед, не желая взглянуть друг на друга и продолжить начатый разговор. Затем проснулась маленькая Эми, погрозила кулачком в небо и запела свою лунную песенку. Чарльз рассмеялся.

– Она пытается что-то сказать нам, – сказал он, заглядывая в плетеную люльку. – Как малы и ничтожны мы в этой картине мира? И как мало значат наши желания?

Мэг наблюдала, как он улыбался, глядя на ребенка, которому помог появиться на свет. Она не поняла как, но вдруг совершенно внезапно постигла смысл обличительной речи Эми. Возможно, потому что поняла, что брак принесет преимущества не только ей одной. Чарльз был одинок в этом мире, и груз его прошлого был тяжелее ее собственного.

Какова бы ни была причина, но, прекратив размышления, Мэг спросила:

– Чарльз, твое предложение все еще в силе? Можем ли мы пожениться после всего случившегося? Мы с тобой такие друзья, а Эми… Эми нужен отец.

На какое-то мгновение его большая голова высунулась из-за люльки, взгляд его был душераздирающе-искренен и раним. Но он лишь спросил:

– Ты веришь, что я буду хорошим отцом?

– Бесконечно, – ответила она просто.

Чарльз взглянул вниз на Эми, которой было лишь три недели от роду, но которая стала для всех них самой важной персоной. Затем, очень осторожно, он вынул ее из люльки и устроил на своих огромных руках. В таком положении он сидел довольно долгое время, глядя на ребенка, который, казалось, пел свою песенку только ему. Затем, не поднимая глаз, он сказал:

– Я удостоен чести принять ваше предложение, Мэг. Благодарю вас.

Мэг рассмеялась и сказала:

– Я очень рада!

И все, казалось, было улажено. Они не пожали друг другу руки, не обменялись взглядами. Наконец Чарльз заявил:

– Знаешь, а Эми вовсе и не грозила кулачком. Она что-то взяла с неба. Что-то там поймала. – Он поднял ее перед собой на вытянутых руках. – Видишь? На нее сыплются подарки.

А Мэг, наконец-то уверенная в своей судьбе, тихонько кивнула.

Они поженились в Афинах четыре недели спустя. По обоюдному согласию была избрана церемония гражданского бракосочетания. Эми держала на руках свою внучку. Мэг позвонила по сохраненному номеру и разыскала Андреаса, а тот привез с собой Теофолиса с женой и новорожденным сыном. Мета Таксос, оставшись на Артемии, приготовила соответствующий греческий свадебный ужин; этот праздник следовало как подобает отметить. Эми заявила, что этот союз целиком дело ее рук, с чем Чарльз и Мэг счастливо согласились. Именно она явно недвусмысленно указала им на те преимущества, которые брак приносил им обоим. При свете огня, на котором Мета готовила праздничный ужин, в этот вечер они постоянно обменивались улыбками. И если Мэг испытывала тайные тревоги, что дружба, освященная брачным союзом, может включать нечто большее, нежели она желала предложить, то в ту же самую ночь они улетучились, поскольку Чарльз автоматически занял спальню, располагавшуюся рядом.

Миранда не знала, как привести в порядок метущиеся мысли. До самого приезда домой ей казалось, что она сойдет с ума. Она была ошарашена и дезориентирована почти так же, как в начале года, когда потеряла своего ребенка: ощущение, что все внутри разлетается вдребезги, безнадежные попытки уцепится за отдельные события и выстроить их в единую цепь.

Когда поезд подошел к Плимутскому вокзалу, она поднялась с места, исполненная решимости броситься к мистеру Брэкнелу с намерением спросить у него совета, как ей поступить. Затем передумала и вновь опустилась на свое место. Она не могла выдать подобным образом существующую между нею и Мэг связь. То, что она знала, было частным делом и личным секретом Мэг, и если бы они с Мэг не были близнецами, то ей никогда не узнать бы об этом. Кроме того, что может сделать такой старый хрыч, вроде Брэкнела? Закусив губу, она отбросила эту мысль так же быстро, как и многие другие. Проблема была гораздо сложнее, чем Брэкнел мог бы решить.

Часть пути от Плимута до Пензанса казалась нескончаемо длинной. Лискард, Лоствитил и Бодмин… не с этими ли названиями станций давным-давно Эми сочинила стишок:

 
Лискард, Лоствитил и Бодмин
Станций три, а путь один.
Через них проехать надо,
Чтобы к Админу прийти…
 

Что там было дальше, Миранда не помнила, но строчки эти крутились в голове, усугубляя ощущение, что она понемногу сходит с ума. Нужно найти выход. Она обязана найти способ, чтобы Питер и Мэг соединились и могли растить своего ребенка. Но были же и другие дети: Алекс, Кэти, Себастьян. При мысли о Себастьяне глаза Миранды подернулись слезами. Он не хотел, чтобы у него появился еще один братик или сестричка, и отныне он навсегда останется баловнем семьи. Разве что теперь у него появится крошечный двоюродный братик или сестренка. Мысли Миранды постоянно возвращались к однообразному мотивчику: «…Лискард, Лоствитил и Бодмин…»

Питер встречал ее на вокзале Пензанса. Высунувшись из окна поезда, медленно сбавлявшего ход, Миранда увидела его за ограждением; рубаха, заляпанная краской, казалась неотъемлемой частью его тела. Ей хотелось броситься к нему, со всей силой прижать к себе, но у нее больше не было на это права.

Во всяком случае, Питер сам обнял ее и с любовью потерся бородой о щеку.

– Как я рад тебя видеть! Мне следовало бы вернуться домой до начала всех этих неприятностей. С тобой все в порядке?

– Конечно. Я всегда была сильной, Питер. Как выставка?

– Хорошо. Но не будем о ней сейчас. Как дела у этого Брета Синклера?

Питер вывел ее из вокзала и усадил в машину. Миранда глубоко вздохнула. Ей хотелось одного: быть дома с Питером и детьми.

– Он чувствует себя неважно. Сейчас с ним Оливер Фрер. Я рассказывала тебе об Оливере.

– Да. Бедолаги.

– Да. Хотя я не всегда была такого мнения о них. Питер, как обычно мягко, тронулся с места и направил машину в направлении побережья.

– Зачем он хотел тебя видеть? Во имя прошлых дней?

– Да. Он хотел, чтобы я взяла на себя обязанности по руководству труппой «Третейский судья».

Питер даже рискнул оторвать глаза от дороги и пристально взглянул на Миранду.

– Театральную труппу? Дорогая, да это же замечательно! Ты всегда мечтала об этом, не так ли? Ты рассказывала мне, что собиралась вложить в нее свою часть наследства.

Миранда вспомнила о тех годах как о далекой мечте.

– Неужели?

Давным-давно она имела все, что хотела, и вот теперь потеряла все, о чем мечтала. В этом она усматривала проявление справедливости.

Когда они подъехали к заднему входу в коттедж, выходившему на Воскресную улицу, Миранда успела рассказать Питеру о Брете, о мисс Пак и о своем детском табурете.

– А как без меня дети? Все в порядке?

Миранда боялась задавать этот вопрос, ей казалось, что ее дети в опасности. Провидение, даруя одно, взамен, как правило, лишает чего-то другого.

– Конечно. Разве бы я не сказал тебе об этом сразу же, будь что-нибудь неладно?

Питер нежно поцеловал Миранду в нос.

– Не уверена, – сказала она.

Выбираясь из машины, она, как заклинание, пробормотала:

– Лискард, Лоствитил и Бодмин…

– Ты что-то сказала, дорогая?

– Ничего.

– Ты просто устала, не удивительно. Дженис уехала. Приготовлю чай, выпьем по чашечке в гостиной, посмотрим телевизор. Наконец-то мы оба дома.

Миранда продолжала бездействовать. Что бы она ни предприняла, в любом случае страдали дети, поэтому она решила ничего не делать. Бабье лето перешло в золотую осень. Глэдис Пак сообщила, что Брет Сент-Клэр скончался во время сна. Питер отвез Миранду на похороны. Он удивился, увидев сколько людей пришло отдать последний знак уважения этому человеку, который, несомненно, оказал столь сильное влияние на Миранду.

– Честно говоря, не думал, что… его так уважают, – признался Питер, стоя на сцене театра, где, выполняя волю покойного, после панихиды собрались все провожавшие его в последний путь.

– От прежней труппы осталось совсем мало актеров, – отозвалась Миранда, нервно оглядываясь по сторонам. Какую огромную ношу бесцеремонно опустил на ее плечи Брет.

Мистер Брэкнел, выглядевший на все свои восемьдесят лет, подошел к Миранде и поздоровался за руку.

– Рад видеть тебя, девочка. Мне хотелось бы, не откладывая дела в долгий ящик, решить с тобой кое-какие бумажные проблемы. Если, разумеется, ты не откажешься – а мистер Синклер особо подчеркивал твое право отказаться от сделанного им предложения в любой момент, – тебе следует знать, каково положение вещей с финансовой точки зрения.

Неожиданно в разговор вмешался Питер и произнес:

– Не волнуйтесь об этом, сэр. Миранда сумеет удержать труппу на плаву. Я тоже хотел бы помочь.

Миранда и Брэкнел посмотрели на Питера с нескрываемым удивлением. Питер усмехнулся.

– Театр в крови у Миранды. Сейчас она неважно себя чувствует, но через год-другой сможет выезжать на гастроли вместе с труппой.

Питер взял Миранду за руку и сжал ее несильно, но властно.

У Миранды чуть не сорвалось с языка: «Но ведь именно этому ты всегда противился!» Но может, этого он хочет теперь? Он оставался таким же нежным и любящим, каким был всегда, но прежде он никогда ничего не ждал от нее. Словно она была инвалидом или еще хуже – калекой. В действительности он даже не знал, справится ли она с заботами. Не исключено, что он считал, что эти заботы отвлекут ее от реалий жизни. Например, от таких, как Мэг и он сам.

Внезапно и со злостью Миранда подумала: «Именно так я и поступлю! В точности так, как он хочет, чтобы я поступила! Я возглавлю труппу сразу же, как только смогу гастролировать вместе с ними. Стану актрисой-менеджером, как Брет. Как мой отец. И очевидно… таким образом освобожу дорогу для Мэг!»

Миранда улыбнулась и сжала в ответ руку Питеру.

– Ты знаешь меня лучше, чем я сама себя знаю, дорогой.

Обернувшись к мистеру Брэкнелу и не переставая улыбаться, Миранда сказала:

– Завтра я буду в Плимуте. Могу ли я зайти к вам в контору? – Дождавшись утвердительного кивка, она продолжала: – А сейчас мне хотелось бы поговорить с Оливером и остальными актерами. Как вы считаете, мы могли бы пригласить их для встречи? Мы тогда бы перешли в большую гримерную.

Миранда дурачила их всех, и даже старого Брэкнела. Когда она подошла к стулу, взоры собравшихся были устремлены на нее так, словно она была единственным спасательным кругом на целую группу утопающих.

– Олвин… Марджори… мисс Пак… Оливер… вы знаете волю Брета. И им известно, почему он пожелал, чтобы именно я взялась за руководство труппой. Остальные из присутствующих здесь никогда обо мне не слышали.

Раздался умеренный шепот. Брет, судя по всему, вымостил для нее дорогу. Миранда заставила себя улыбнуться.

– Итак, я работала в труппе лет двенадцать назад. – Собравшиеся кивнули. – Хочу признаться, что, услышав от Брета предложение возглавить компанию, я была удивлена не менее вашего. Я спрашивала себя: справлюсь ли? У меня семья, забота о которой для меня является первостепенным делом. Но теперь… я решила взять на себя заботы о «Третейском судье» – ради Брета. Я могу взять на себя поиск контрактов и финансовые вопросы, предоставив Оливеру и Олвин возможность целиком заняться постановкой и работой с актерами. Все останется так же, как было прежде. У нас с вами будут регулярные встречи, и я буду приезжать на каждую премьеру. Мы отлично понимаем, что второго Брета нам не найти, но в знак памяти о нем мы станем работать столь же напряженно, как и прежде. Готовы ли вы продолжить работу в рамках уже имеющегося ангажемента?

Со всех сторон решительно закивали головами. Олвин заметила:

– Нам нужен человек, который помог бы увеличить сборы, и мы знаем, что ты смогла бы сделать это.

Миранда пристально посмотрела на нее, но Олвин сидела с широко раскрытыми глазами, в которых были готовы проступить слезы. Сейчас ей должно быть было около сорока; вся ее жизнь связана с «Третейским судьей». Миранда могла лишь догадываться о том стрессе, под гнетом которого все они находились, пока Брет лежал больной.

Затем Олвин и Оливер Фрер, встав рядом, представили ей новых членов труппы:

– Зоя. Ее готовил Брет. Оливер заметил:

– Большинство из наших студентов довольно скоро покидает нас – они часто получают работу на телевидении. Однако Зоя остается с нами.

Зоя страстно заявила:

– Я рада остаться здесь, миссис Сноу. Брет очень много рассказывал нам о вас. Он говорил, что вы были естественной.

Оливер подтверждающе кивнул.

– Возможно, позднее, от случая к случаю, ты тоже смогла бы участвовать в спектаклях, Миранда?

Она взглянула на него. Он, как никогда, являл собою то, что старый Седрик называл бы «старой королевой». Миранда почувствовала всплеск сострадания и была благодарна себе за это.

– Это будет зависеть от моего мужа и от семьи, разумеется. – Питер начал было что-то говорить, но она продолжила: – Между тем я могла бы работать с любым из вас, кто не занят. Помогать репетировать роль. И тому подобное.

Вскоре они отправились в обратный путь, и Миранда была удивлена тем, что Питер поздравлял ее.

– Дорогая, ты совершенно права. Не заставляя, а лишь оказывая поддержку.

– Неужели? – проговорила Миранда, искоса поглядывая на него. Он вел их прекрасную новую машину так, словно это был автобус: склонившись над рулем, сдерживая ее. Внезапно она подумала, что следовало бы поехать одной.

Питер сказал:

– Впервые я реально смог представить твою жизнь вместе с труппой. Я понимал, что это был важный период, однако мне казалось, что это были бесплодные пять лет.

– Как у Мэг?

Почувствовав его колебания, она ободряюще коснулась его рукой.

– Тогда я не говорила ничего особенного, Питер. Мы близнецы, и для тебя было вполне естественно считать, что я лишь ожидала, когда начнется настоящая жизнь. Точно так же, как Мэг. Подготавливая себя… ну, что-то в этом роде.

– Мне кажется… Да, я полагал, действительно что-то в этом роде.

– А теперь?

– Теперь вижу, что все было совершенно иначе, – проговорил он, усмехнувшись улыбкой, лишенной смеха, глаза его продолжали не отрываясь смотреть вперед на дорогу. – Миранда, извини. Я считал твою актерскую деятельность пустяком, чем-то примитивным…

Совершенно искренне она ответила:

– Но я и в самом деле была весьма… примитивна. Однако он решительно запротестовал:

– Нет! Нет, то не было примитивом! Это не примитивно и сейчас! Послушай, дорогая. Ты должна быть свободной для… ну, как это у них называется?.. для собственного творчества! Я действительно так думаю, Миранда! Ты наследуешь эту труппу – это нечто большее, чем просто актерская труппа, не так ли? Она аналогична той, которой руководили твои родители! Получается, что ты словно мост…

Миранда заставила себя рассмеяться.

– Остановись, пожалуйста, Питер! Возможно, в моей крови и есть театр, но во-первых и прежде всего – я мать!

На мгновение она замолчала, колеблясь, следует ли упоминать, что она также еще и жена и лишь потом актриса. Затем решила не говорить этого. Она продолжила:

– Не может быть и речи, чтобы я оставила Себастьяна и Кэти на нежное попечение Дженис!

– Нет…

Он свернул на ближайшую развязку, чтобы двинуться в сторону Плимута и дома мистера Брэкнела.

– Нет. А как насчет школы-интерната?

– Ни за что в жизни! – воскликнула Миранда.

– Прекрасно.

Они замолчали, обдумывая каждый про себя множество вопросов. Подкатив к адвокатской конторе, он откинулся назад с видимым облегчением и совершенно будничным тоном, который когда-либо слышала у него Миранда, спросил:

– А как ты смотришь на то, чтобы время от времени приезжала Мэг и следила за детьми? В конце концов, она может выполнять свою работу где угодно.

Чтобы скрыть свои истинные чувства, Миранде пришлось разыграть целый спектакль с доставанием сумочки с заднего сиденья. В груди что-то больно защемило, пришлось сконцентрироваться, чтобы не сбиться с дыхания. Однако голос ее прозвучал совершенно естественно, и как бы между прочим она сказала:

– Это мысль. Я могу доверить… абсолютно все… Мэг.

Питер вышел и с силой захлопнул дверцу автомобиля.

– Посмотрим, что получится, – проговорил он.

На Рождество от Мэг пришла огромная посылка. Она сделала покупки в Афинах, и подарки получились необыкновенными и волнующими. В коробке для каждого лежал отдельный пирог, испеченный, судя по всему, из фиников, инжира и изюма и пропитанный узо.[4]4
  Греческий алкогольный напиток, который пьют, разбавляя водой.


[Закрыть] Также там лежало печенье, бисквиты, экзотические украшения для рождественской елки. Питеру предназначался набор кистей из верблюжьего волоса, рабочий халат и берет, надев которые он, как сказала Кэти, стал похож на «настоящего художника». Алекс получил игрушечную железную дорогу, сделанную в Японии; Себастьян – макет фермы; Кэти – платье из индийского шелка, с многочисленными складками, очень красивое. Миранда получила в подарок костюм греческой крестьянки, с головным убором и лентами для волос.

– Она, наверное, потратила целое состояние, – произнес пораженный Питер.

Миранда, размахивая письмом, лежавшим в посылке, объявила:

– Она вышла замуж за своего босса! Мэг вышла замуж! И я не знала, если бы… – Миранда сделала паузу и пристально посмотрела на Питера. – Осенью был момент, когда я ехала в поезде… Мне показалось, правда, что было нечто иное. Возможно… Во всяком случае, она вышла замуж!