Текст книги "Украденные поцелуи"

Глава 16

Уильям ужасно нервничал. Сидя на мягком диване, он то и дело теребил галстук – ему казалось, в этот вечер галстук слишком уж туго завязали. Намеренно устроить ссору с Антонией? Какая глупость! Во всяком случае, со стороны проклятого Джека Фаради, предложившего эту глупость. Но маркиз прекрасно знал, что никто не откажется принять такой вызов. Видит Бог, Уильям не переставал думать об этом – даже после того, как решил, что Дансбери заблуждается и что Антония ничего не скрывает.

Над его плечом звякнул бокал, и он невольно вздрогнул. Обернувшись, увидел Антонию с бокалом бренди в каждой руке. Усевшись рядом с ним, она протянула ему один из бокалов. Уильям надеялся, что Антония найдет тему для разговора – ему хотелось как-нибудь отвлечься от мыслей о проклятом пари с Дансбери, – но она почти весь вечер молчала. А ему в голову приходили только слова восхищения ее красотой. Именно так обычно и начинались их беседы, которые всегда заканчивались в ее спальне. И он, Уильям, не имел ничего против. Черт бы побрал Джека и его дьявольские игры! Уильям вздохнул. Может быть, просто для того, чтобы удовлетворить свое любопытство, он мог бы начать спор из-за какой-нибудь мелочи, а затем извиниться? И Джеку пришлось бы купить то колье…

– Уильям… – промурлыкала Антония, поглаживая его бедро и заставляя его вспомнить, что у него может найтись лучшее занятие, чем поиски предлога для спора. – Я могла бы сегодня устроить карточный вечер, mon amour. Я ведь не думала, что мы проведем весь вечер в гостиной. Так скажи мне, зачем я нужна тебе?

Он медлил с ответом. Наконец выпалил:

– Я хочу, чтобы ты больше не устраивала карточные вечера, Антония.

Она посмотрела на него с удивлением:

– Но почему?

– Я… Мне не нравится, когда все эти мужчины смотрят на тебя и… – Он в смущении умолк.

Она прильнула к его плечу и с улыбкой спросила:

– Думаешь, они спят со мной?

– Да. Так что больше никаких карточных вечеров. – Джек говорил ему, что Антония устраивала их с тех пор, как приехала в Лондон. – Ты меня поняла?

Антония пожала плечами:

– Как пожелаешь, любовь моя. Но я как-то должна оплачивать свои счета.

– Не беспокойся об этом, – ответил он, немного разочарованный ее согласием. – И вот еще что… Я считаю, что тебе не следует иметь фаэтон с высоким сиденьем! Знаешь ли, ужасно неприлично для одинокой женщины разъезжать по Лондону в фаэтоне.

Она внимательно посмотрела на него, затем отхлебнула из своего бокала и проговорила:

– О, Уильям, я и так собиралась отказаться от него. Эта ужасная холодная погода… Кому захочется ездить в открытом экипаже, не правда ли?

Уильям откашлялся и пробормотал:

– Да, совершенно верно. – Чем дальше, тем все труднее. Он указал на ее бокал. Она любила по вечерам пить бренди. – Женщины пьют только мадеру или ликер. А не бренди.

Антония взглянула на свой бокал и отставила его в сторону.

– Конечно, дорогой. Мне совсем не нравится бренди.

Уильям снова вздохнул.

– И еще я не потерплю твоего проклятого французского языка, – в отчаянии заявил он, отстраняясь от нее.

Антония снова прижалась к нему.

– Буду говорить только по-английски, – прошептала она. – Теперь ты доволен?

– Я был бы еще больше доволен, если бы ты перестала все время со мной соглашаться, – проворчал Уильям, теряя терпение. – Я говорю серьезно, понимаешь?

– Я такая, какой ты хочешь меня видеть. – Антония еще крепче к нему прижалась.

Уильям вскочил с дивана и воскликнул:

– Черт побери, может, ты считаешь меня идиотом?!

Антония тоже поднялась.

– Дорогой, пожалуйста, не сердись, – проговорила она с улыбкой. – Я же согласилась со всем, что ты сказал.

– Но почему?!

– А почему ты требовал этого?

Уильям нахмурился:

– Видишь ли, этот проклятый Джек сказал, что я не смогу втянуть тебя в спор. Сказал, что ты показываешь мне фальшивое хорошенькое личико, а я сказал, что он сумасшедший. Но ты весь вечер соглашалась со мной во всем, что я говорил. – Он развел руками. – Боже мой, Антония, я просил тебя не говорить по-французски, а ты и глазом не моргнула!

Антония внезапно нахмурилась, но тут же снова засияла улыбкой:

– О, Уильям, я думала, что тебя беспокоит, подходим ли мы друг другу, и я пыталась успокоить тебя. – Она обняла его и увлекла к двери. – Я знала, что ты никогда всерьез не запретишь мне говорить по-французски, mon amour.

Уильям улыбнулся.

– Слава Богу, – пробормотал он. Да, Джек ошибался. Для человека, заявлявшего, что он знает женщин, Дансбери иногда очень плохо в них разбирался.

– Ну а теперь пойдем со мной туда, где мы можем попросить прощения друг у друга, – прошептала Антония, открывая дверь.

Тут Антония повернулась к Уильяму спиной, и тотчас же лицо ее исказилось злобной гримасой. Да, было совершенно ясно: Джек Фаради охладел к ней и теперь пытался произвести впечатление на свою Снежную королеву, настроив ее брата против «злобной Антонии». Но маркизу Дансбери не нужны пять тысяч годового дохода, а ей, Антонии, нужны. И он не остановит ее. Она знала то, что могло доставить надменному маркизу очень большие неприятности. Антония улыбнулась. Пять тысяч в год!

Фис с мрачным видом наблюдал за хозяином, беспокойно расхаживавшим по комнате.

– Не могли бы вы высказаться яснее, милорд?

Джек остановился и пристально посмотрел на дворецкого. Затем опять принялся расхаживать по комнате. Почти всю ночь он не смыкал глаз: все пытался найти способ спасти свою шею и накинуть петлю на шею Дольфа. Что же касается Лилит… Хотя она сказала, что любит его – ее слова все еще звучали у него в ушах, – он по-прежнему не знал, как завоевать ее, как сделать Лилит своей.

– Не знаю, как высказаться яснее, Фис. Что тебе известно о слугах Дольфа Ремдейла?

Тут дверь приоткрылась, и в комнату заглянул Мартин.

Повернувшись к камердинеру, Джек проворчал:

– Тебе давно уж пора присоединиться к нам.

Фис с Мартином переглянулись.

– Поймите, милорд, – проговорил дворецкий, явно пытаясь успокоить маркиза, – каковы хозяева, таковы и слуги. Вы не общаетесь с его светлостью, и мы не общаемся с его слугами. Но если вы скажете, что именно хотите узнать, то, возмож…

– Если бы я знал, что именно хочу узнать, я бы это уже знал! – перебил Джек. – Не могу поверить, что вы оба, собирая все сплетни, ничего не слышали!

– И никто ничего не слышал о том, что происходит в этом доме, – с невозмутимым видом заметил Мартин. – Впрочем, кое-что я мог бы вам сообщить, – продолжал камердинер. – Несколько месяцев назад прошел слух, что у мистера Ремдейла – тогда он еще не был герцогом, конечно, – одна из горничных упала с лестницы и сломала руку.

– Но это просто несчастный случай, – заметил Джек. – Причем не такой уж необычный.

– Так вот, он отослал девушку в одно из имений дядюшки. Вернее, ее отослал старый Уэнфорд.

В этой истории явно чего-то не хватало, и Джек догадывался, чего именно.

– А как назвали ребенка?

Мартин усмехнулся:

– Этого я не знаю.

– И еще… – вмешался Фис. – Теперь я вспомнил, что одна моя родственница три года назад поступила туда в услужение, а через две недели отказалась от места.

– Почему же?

Дворецкий пожал плечами:

– Она сказала, что боялась Дольфа Ремдейла. Сказала, что у нескольких девушек видела синяки.

Джек невольно сжал кулаки.

– Ты хочешь сказать, что он бьет и совращает своих служанок? – И этот мерзавец намеревается заполучить его Лилит!

Мартин кивнул:

– Похоже, что так, милорд.

– Ты мог бы вспомнить об этом пораньше, – проворчал Джек.

Дворецкий снова пожал плечами:

– Я же просил, чтобы вы выражались яснее, милорд.

– Если бы ты обращал внимание на то, что происходит среди слуг в этом доме, ты бы понял, о чем тебя спрашивали, – с сознанием собственного превосходства заметил Мартин.

Дворецкий поджал губы, однако промолчал.

Маркиз снова прошелся по комнате, потом спросил:

– Так что же вы об этом думаете? Чего добивается Дольф?

Мгновенно оба стали серьезными.

– Этот мерзавец хочет, чтобы вас повесили, милорд, можно не сомневаться! – прорычал Фис.

– Никто и не сомневается. – Джек усмехнулся. – Однако давайте позаботимся, чтобы этого не случилось. Согласны?

Дворецкий ухмыльнулся:

– Мы могли бы избавиться от него, милорд.

Маркиз покачал головой:

– Я уже думал об этом. Как бы осторожно мы ни действовали, все равно будут обвинять меня. – Он вздохнул. – Нет, на сей раз придется действовать в рамках закона.

– Чертовски жаль, – проворчал Фис.

Джек молча направился к двери. Обернувшись, сказал:

– Фис, ты со мной. Мартин, кажется, ты сможешь узнать, что происходит в доме Ремдейла. Узнай как можно больше.

Мартин вытянулся по стойке «смирно» И отсалютовал:

– Слушаюсь, майор.

Приехав вместе с дворецким в «Уайтс», маркиз немного удивился – оказывается, там еще не побывала полиция. Его личные запасы портвейна оставались в погребе, и, по словам слуг, их никто не трогал. Очевидно, одних слухов было недостаточно, чтобы привлечь внимание Боу-стрит к титулованному джентльмену. Пока еще, во всяком случае. Джек отправил Фиса проследить за клубным погребом, а сам поехал за Ричардом.

– Ты понимаешь, чем рискуешь? – спросил – маркиза зять, когда они перенесли злосчастный ящик из клубного погреба в кухню, где поставили его на самый большой стол.

– Выбор у меня невелик, – ответил Джек. Он подозвал Фиса и сказал: – Отнеси ящик в главный зал.

– Подумай, Джек, – снова предупредил Ричард. – Неужели ты не понимаешь, что…

– Пойдем, – перебил маркиз. Он повернулся к любопытным, уже заполнившим кухню: – Полагаю, вам это может понравиться.

Фис водрузил ящик на середину стола, за которым играл в карты лорд Дюпон с приятелями.

– Что это значит, Дансбери?! – возмутился Дюпон.

Джек протянул руку к ящику и взял одну из бутылок.

– Добрый вечер, джентльмены! – обратился он ко всем собравшимся. Затем осмотрел бутылку – восковая печать была на месте и казалась неповрежденной. С пробкой было сложнее, но ее вроде бы ничем не протыкали. Джек взглянул на старшего официанта: – Фрилинг, вы уверены, что никто не подходил к моему вину после того, как я в прошлый раз попросил принести бутылку?

Высокий худощавый официант кивнул:

– Уверен, милорд. Никто не трогал его.

Джек пристально посмотрел на Фрилинга. Затем обвел взглядом зал и проговорил: – Что ж, очень хорошо.

Маркиз передал бутылку Фису, и тот откупорил ее.

– Жаль, что ты не догадался принести крыс, – проворчал Ричард.

Джек усмехнулся и пробормотал:

– Было бы жалко тратить хорошее вино на крыс. – В следующее мгновение он поднес бутылку ко рту и сделал большой глоток.

– Джек!.. – закричал Ричард, делая запоздалую попытку отнять у него бутылку. – Ты с ума сошел!

– Иначе меня бы все равно повесили, – возразил Джек.

Он снова взглянул на Фрилинга, но ничто в выражении лица официанта не указывало на то, что он знал больше, чем сказал. Маркиз повернулся к Ричарду и спросил: – Через какое время умирают после отравления мышьяком?

– В данном случае… Я думаю, ты бы уже знал, что отравился, – с дрожью в голосе ответил Ричард. Его лицо стало совсем серым. – Боже мой, Джек…

Маркиз пожал плечами, стараясь сохранять беззаботный вид. Если бы он проявил хоть малейшее беспокойство, все восприняли бы это как доказательство его вины. Джек решил, что уж лучше умереть от яда, чем позволить Дольфу Ремдейлу смеяться, когда он будет качаться на виселице.

Маркиз сделал еще один глоток и, отстранив бутылку, снова обратился к Фрилингу:

– Скажите, в тот вечер я просил принести какую-то особую бутылку?

– Нет, насколько я помню, милорд.

– А зачем мне понадобилась бутылка?

Фрилинг откашлялся.

– Вы сказали, что больше не желаете пить здешнее пойло, и потребовали принести одну из ваших собственных бутылок, милорд.

Джек повернулся к Ричарду и спросил:

– Вероятно, я должен пить из каждой?

– Пятьдесят фунтов за каждую бутылку, после которой он выживет! – воскликнул лорд Хант.

Все тут же начали заключать пари, и Джек решил поставить несколько фунтов и от себя. Почему бы и нет? Но Ричард покачал головой и велел Фису унести ящик.

– Нет, Джек, позволь мне отвезти остальное в лабораторию. Я соберу свидетелей, и мы исследуем оставшееся… более научным способом, хотя и не таким эффектным.

Джек посмотрел Ричарду в глаза:

– И ты не выпустишь ящик из виду?

Барон кивнул:

– Нет, Джек, не беспокойся.

Маркиз отошел от стола.

– Что ж, договорились. Доброй ночи, джентльмены.

И тут Джек снова вспомнил о Лилит. Ему очень хотелось увидеть ее. К тому же он должен был рассказать ей о том, как Дольф Ремдейл обращается с женщинами. Если мерзавец хоть пальцем прикоснется к ней, то ему повезет, если перед смертью он успеет пожалеть об этом.

Глядя на безоблачное небо над Гайд-парком, Лилит с грустью улыбалась – чем хуже все складывалось в ее жизни, тем лучше становилась погода в Лондоне. Она ласково потрепала по холке свою кобылку Полли и вздохнула – как бы ей хотелось хоть на минуту забыть обо всех неприятностях!

– Что ты сказала сегодня утром своей тете? – спросила ехавшая рядом с ней Пенелопа. Милгрю, сопровождавший их, держался на почтительном расстоянии. – Твоя тетушка просто светилась от счастья.

Лилит пожала плечами:

– Я сказала, что с радостью принимаю приглашение его светлости на завтрашний пикник. – Разумеется, никто даже не догадывался, почему она решила проводить с Дольфом Ремдейлом больше времени. И Лилит надеялась, что он тоже не поймет – по крайней мере, до тех пор, пока она не узнает, кто убил старого герцога.

– Что ты сказала? – переспросила Пен, приподнимая изящные брови. – Вчера вечером при одной мысли о встрече с ним тебе становилось плохо. И как же лорд Данс…

– Тише, Пен, – перебила Лилит. – Я знаю, что делаю. – По крайней мере, она надеялась, что знает.

Пенелопа покачала головой:

– Не понимаю, Лил, что на тебя нашло, но… – Она вдруг умолкла и покраснела. Потом с улыбкой проговорила: – Добрый день, мистер Бентон.

– Добрый день, мисс Сэнфорд, – отозвался Уильям. Лилит обернулась и увидела брата, поравнявшегося с ними. Он восседал на чудовищно дорогом черном жеребце, купить которого убедил его Джек. Теперь, когда Лилит смотрела на Тора более благосклонным взглядом, она не могла не признать, что он великолепен.

– Я думала, ты будешь занят со своими приятелями. – Лилит с любопытством посмотрела на брата. Казалось, он был чем-то расстроен, но она не представляла, чем именно. Впрочем, было совершенно ясно: причина его плохого настроения – отношения с Антонией Сен-Жерар.

– Моих приятелей словно ветром сдуло, – проворчал Уильям. – Я могу найти только Джека, но отец ужасно разозлится, если я опять заговорю с ним.

«Интересно, что сделал бы отец, если бы узнал о моих отношениях с Джеком?» – подумала Лилит.

– А как же мисс Сен-Жерар? На прошлой неделе у вас были сплошные пикники.

– Антония в основном развлекается по ночам. – Уильям еще·больше помрачнел.

– Случилось что-нибудь? – вмешалась Пенелопа.

Уильям пожал плечами:

– Нет, ничего особенного. Просто мне есть о чем подумать, вот и все.

– Не могли бы мы чем-нибудь помочь?

– Даю слово, что нет, – заявил Уильям. Он вдруг ударил кулаком по луке седла. – Просто иногда женщины слишком уступчивы!

Лилит и Пен переглянулись. Пенелопа улыбнулась и заметила:

– Любая женщина слишком уступчива, когда она пытается чего-то добиться.

Уильям внимательно посмотрел на нее и пробормотал:

– Странно, что вы никогда не сердитесь, мисс Сэнфорд.

– Нет, сержусь, – возразила Пен. – Но я сержусь, когда мне это нужно.

– Но как же в таком случае узнать…

Тут на поляне напротив них послышался какой-то шум, и Лилит повернулась в ту сторону. Прямо на них летел гнедой конь без седока. Полли беспокойно перебирала копытами, и Лилит натянула поводья.

– Это Бенедик, гнедой Джека, – ответил Уильям, разворачивая Тора.

Уильям подъехал к гнедому и, нагнувшись, подхватил болтавшиеся поводья. Конь маркиза тотчас же остановился. Лилит с замиранием сердца осмотрелась в поисках всадника. Наконец она увидела его. Он шел к ним через парк, не обращая внимания на других пешеходов, шарахавшихся от него.

– Спасибо, Уильям, – сказал маркиз. – Я заболтался с леди Генри, и этот дьявол сбежал от меня.

– Значит, вы не пострадали? – стараясь говорить бесстрастным тоном, спросила Лилит.

Он взглянул на нее:

– Нисколько, мисс Бентон.

Лорд Дансбери взял у Уильяма поводья и вскочил в седло. Проезжая мимо Лилит, он прошептал:

– Сегодня ночью оставь окно открытым, дорогая.

В следующее мгновение Джек исчез за деревьями.

– Бенедик сбежал от него? Так я и поверил, – пробормотал Уильям. Он покачал головой и добавил: – Интересно, что на сей раз задумал этот дьявол?

– Может быть, он тоскует? – пробормотала Пенелопа.

Лилит взглянула на нее и увидела, что подруга не сводит глаз с ее брата. – Кажется, все его покинули.

– Ничего страшного, – проворчал Уильям. Он вздохнул и вдруг спросил: – Могу я купить вам мороженого, леди?

– Я бы с удовольствием. – Пен улыбнулась. Уильям тут же подъехал к ней поближе, а Лилит следовала позади них.

Ее сердце гулко стучало, а в голове теснились сумбурные мысли. Если бы у нее оставалось хоть немного здравого смысла, она бы ночью заперла окна и задвинула бы все засовы на дверях. Лилит улыбнулась, она знала, что не сделает ничего подобного. Придет Джек.

– Это вызывает кое-какие воспоминания, – заметил Мартин, отступая на шаг и оглядывая хозяина.

Джек повернулся и посмотрел в зеркало. Темная одежда из грубой черной ткани вызывала у него воспоминания, большей частью неприятные. Рассказывая Лилит о том, как они с Ричардом «возились в грязи» в провинциях Франции и Бельгии, он даже и намеком не оценил по достоинству ту работу, которую они проделали во имя Господа и Англии. Увы, работа эта слишком часто оказывалась кровавой.

– Да, Марти, ты прав, – подтвердил маркиз. Он взглянул в окно. С наступлением вечера начал сгущаться туман. Ему будет лучше пробираться в темноте, ибо он совсем не желал, чтобы его увидели у дома Лилит. – От Фиса есть новости?

Камердинер, приводивший в порядок туалетный столик, покачал головой:

– Я думаю, вы задели его гордость, милорд, когда сказали, что ему следовало бы знать больше о домашних делах его светлости. Как только Фис вернулся с лордом Хаттоном с тайной встречи, он сразу же ушел, сказав, что вернется поздно ночью.

– Он очень удачно выбрал время для прогулок, – проворчал Джек. – Мне только не хватает, чтобы моего дворецкого застали под окнами Ремдейла. – Маркиз зашел в кабинет, вынул из футляра один из пистолетов и зарядил его. Он не собирался ходить в темноте безоружным – от Дольфа всего можно было ожидать.

– Что вы хотите делать, милорд?

Сжимая в руке пистолет, Джек обернулся. В дверях стоял Фис.

– Я должен собрать сведения. А где ты был? – Джек прошел в холл, положил пистолет на столик и принялся надевать плащ.

– Я тоже собирал сведения, – ответил дворецкий. Он подал хозяину пистолет, и тот опустил его в глубокий карман. – А дворецкий ушел, – добавил Фис.

Джек остановился уже у двери и спросил:

– Ты о чем? Чей дворецкий?

– Уэнфорда. Четыре дня назад. Никто из прислуги не знает, куда он ушел и почему. И никто не осмеливается спросить у его светлости, где Фроли может находиться.

– А что за человек этот Фроли?

Дворецкий пожал плечами:

– Повар сказал, что мистер Ремдейл нанял Фроли, потому что тот был старой закалки.

– Вероятно, такому человеку могли не понравиться кое-какие делишки Дольфа, – предположил Джек.

– Очень может быть, – кивнул Фис.

Что ж, в этом был смысл. Дольф для престижа нанял самого внушительного дворецкого. И то, что такой человек бесследно исчез, могло означать следующее: Фроли узнал нечто такое, что ему, по мнению Дольфа, знать не следовало. Конечно, это лишь догадки и предположения, но все же…

– Значит, ты не знаешь, где может находиться этот Фроли?

– Пока нет, милорд. Но узнаю.

– Прекрасно. – Джек открыл дверь.

– Милорд, вы уверены, что не хотите, чтобы кто-нибудь сопровождал вас? – спросил Мартин.

– Нет. И не ждите меня, ложитесь спать. Я вернусь поздно.

– Его светлость хочет видеть вас мертвым, милорд, – заметил Фис.

– Он сказал, что хочет уничтожить меня, – уточнил Джек.

– Через повешение.

Джек усмехнулся:

– Однажды вы с Мартином уже спасли мне жизнь. Но на сей раз не беспокойтесь. А если я не вернусь, то передайте Ричарду, что я пошел на встречу с Уильямом Бентоном.

– Но, милорд…

Джек шагнул за порог и, обернувшись, пробормотал:

– Если я умру, то все равно не успею насладиться скандалом. – Несколько секунд спустя маркиз исчез во тьме.

На случай если Дольф держал Фаради-Хаус под наблюдением, Джек покинул свою территорию через садовую ограду, как это сделала Лилит несколько дней назад. То и дело озираясь, он шел по темной улице, и пистолет ударял его по бедру – все напоминало ему туманные ночи Парижа.

Увы, он не только доверял Женевьеве, у него хватило глупости вообразить, что он влюблен в нее. А она выдала его Бонапарту, хотя он так никогда и не узнал, сделала ли она это ради денег, из страха или из чувства патриотизма. Но Джек знал: то, что он совершил в ту ночь, и то, что делал последующие пять лет, пытаясь забыть об этом, – все это погубило его репутацию. Даже удивительно, что Лилит Бентон осмелилась говорить с ним, тем более по доброй воле стать его любовницей. Впрочем, он и не знал, как долго она позволит ему продолжать эти отношения, прежде чем отвернется от него и уступит желаниям своего отца.

В нескольких окнах Бентон-Хауса все еще горел свет.

Джек перелез через садовую ограду и направился к розовым шпалерам, прикрепленным к южной стене. Он начал медленно взбираться, сдерживая проклятия, когда шипы прокалывали его перчатки и цеплялись за плащ. Почему Лилит не могла выбрать фиалки или какую-нибудь герань?

Добравшись до верха, он ступил на крышу и стал осторожно пробираться по самому краю. Окно Лилит было полуоткрыто, и он заглянул внутрь. Постель была убрана, и в комнате было темно. Он осторожно раздвинул створки окна и ступил на подоконник.

– Лилит… – тихо позвал он, стаскивая перчатки.

– Я здесь. – Она вышла из темноты в полосу лунного света.

Лилит была в ночной рубашке, и черные распущенные волосы спускались ей на спину. В темноте запах лаванды, исходивший от ее волос, был приятнее любых духов, и, уже ни о чем не думая, Джек протянул к ней руки. Он наклонился, чтобы коснуться губами ее теплых губ. Его рука погрузилась в шелковистые пряди, и он обнял Лилит, тотчас же почувствовав, как ее тело откликнулось на его объятия. А ведь в этом проклятом высшем свете ее считали Снежной королевой…

– Джек… – Она чуть отстранил ась от него. – Джек, пожалуйста, скажи мне, что это неправда, скажи, что ты не пробовал вино из тех самых бутылок! Неужели ты пил его?

Ему было приятно, что она рассердилась.

– Я выпил только из одной, – уточнил он.

Она сжала кулачок и ударила его в грудь.

– Какая глупость, Джек! Если бы Дольф додумался подменить бутылки, ты бы…

– Я должен был показать свою уверенность, Лил. Если бы я колебался, или уклонился, или попытался унести ящик, то было бы еще хуже, чем бы это ни кончилось.

Лилит внимательно посмотрела на него:

– Было бы хуже всего, если бы ты умер.

Не отрывая взгляда от ее изумрудных глаз, он думал о том, что же такого сделал за свою жизнь, чем заслужил такое счастье.

– Спасибо, моя дорогая. – Джек снова поцеловал ее. Наконец-то вспомнив, зачем пришел, он продолжал: – И вот что нам теперь известно… Если старика действительно отравили, то скорее всего это сделал Дольф. Вероятно, это случилось после того, как он покинул клуб.

– Но как доказать?.. – пробормотала Лилит. – Ведь Дольф уже считался наследником. У него не было причины убивать своего дядю: Кроме того… Джек, у меня есть идея.

– Прекрасно. Рассказывай. – Он прижался щекой к ее щеке.

Она немного помедлила, потом сказала:

– Джек, я собираюсь проводить больше времени со своим женихом.

– Но почему? – Маркиз отстранился и прошелся по комнате. – Нет, это исключено.

– Он очень высокомерен и горд, – объяснила Лилит. – И он очень низкого мнения о женщинах. Я думаю, что сумею заставить его проговориться.

– Нет. – Джек покачал головой.

– Ты знаешь, что не сможешь остановить меня.

– Он бьет своих служанок, Лил. И даже еще хуже… Я не хочу, чтобы ты приближалась к нему.

– Если мы не сможем доказать, что он убийца, мне придется выйти за него. – Она вздохнула. – В какой глубокой яме мы оказались, Джек, и я не знаю, как выбраться из нее, не прибавив семье еще неприятностей к тем, что причинила им моя мать.

Джек шумно выдохнул.

– И вот еще что… Исчез дворецкий Дольфа. Я поручил слугам найти его. И Ричард пытается что-нибудь узнать. – Он с нежностью провел ладонью по ее щеке. – Лил, пожалуйста, не думай, что ты одинока. Я… – Маркиз умолк – он еще никогда не делал таких искренних признаний. И не был уверен, что сейчас для этого подходящее время. Его собственное будущее с каждой минутой становилось все более неопределенным. – Во всяком случае, я не оставлю тебя. Честно говоря, ты не сможешь избавиться от меня, даже если и захочешь.

– Хорошо. – Она едва заметно улыбнулась. – Такое предложение руки и сердца, конечно, не делает мне чести, но меня оно вполне устраивает.

Джек хотел возразить, но Лилит прильнула к нему и нежно поцеловала.

– Что ж, мне надо идти, – прошептал он наконец.

– А ты хочешь уйти?

Джеку ужасно хотелось остаться. Вздохнув, он прошептал:

– Нет, не хочу.

Лилит сунула руки ему под плащ.

– Тогда побудь еще немного, – сказала она.

Маркиз обнял ее за талию. Ему не следовало оставаться, не следовало бы даже находиться в ее доме, но он чувствовал, что его неудержимо влечет к Лилит. И он ясно сознавал, что если Дольф победит в этой игре, то сегодня ночью он в последний раз держит Лилит в объятиях.

Она уже расстегивала его жилет, а он сквозь тонкую ткань ночной рубашки ласкал ее груди.

– Джек, я все же поеду завтра на пикник с Дольфом, – сказала она неожиданно.

Он поднял голову и пристально посмотрел на нее:

– Нет, не поедешь. Я ведь уже сказал тебе, что он очень опасен.

Лилит улыбнулась. Она отвечала на его ласки, и ее рука скользила все ниже и ниже…

– Сегодня я не позволю, чтобы ты все делал сам, – проговорила она прерывающимся от возбуждения голосом. – И, кроме того, нельзя, чтобы все удовольствие доставалось тебе.

Джек застонал, когда она провела кончиком языка по его соску. Лилит оказалась способной ученицей.

– Удовольствие? А я думал, тебе не нравятся такие ласки.

Она засмеялась, увидев, как возбуждает его.

– Недавно я изменила свое мнение.

Ту он подхватил ее на руки и понес к постели.

– О, Джек…

Он лег рядом с ней, и его поцелуй был долгим и страстным. Когда же он вошел в нее, из горла ее вырвался стон.

– Дорогая, я восхищаюсь тобой, – прошептал Джек.

– И все же тебе не помешала бы моя помощь, – сказала она, приподнимая бедра ему навстречу.

– Да, мне не помешала бы помощь, – пробормотал он, задыхаясь.

Джек уже думал, что знает Лилит, но она по-прежнему его изумляла. И едва ли хватило бы целой жизни, чтобы узнать ее.

Он двигался все быстрее, и Лилит, почти тотчас же уловив ритм его движений, раз за разом устремлялась ему навстречу. Наконец она громко вскрикнула и затрепетала. Несколько мгновений спустя Джек тоже содрогнулся, наполняя ее своим семенем.

Потом он вытянулся на спине рядом с ней, и она прильнула к нему, положив голову ему на грудь. Ему хотелось сказать ей, что он любит ее. Хотелось сказать, что он делает все, что в его силах, чтобы найти способ быть вместе.

– Джек, расскажи мне о Женевьеве, – попросила Лилит.

Он вздохнул:

– Лил, неужели тебе недостаточно своих огорчений? Неужели нужны еще и мои?

Она улыбнулась:

– Мне начинают нравиться огорчения. Пожалуйста, расскажи.

– Упрямая девчонка, – пробормотал Джек. – Что ж, слушай… Женевьева была нашей связной в Париже.

– Твоей и Ричарда?

– Да. Но я и понятия не имел, что она в действительности на стороне Бонапарта. И вот однажды утром я проснулся и увидел, что она впускает в комнату французских солдат, мушкеты которых были направлены в мою голову. На следующий день, вернее, ночью, Ричард, Фис и Мартин вызволили меня из гарнизонной тюрьмы, и мы неделю скрывались в катакомбах под Парижем.

Лилит вздрогнула.

– Неужели вы провели в катакомбах целую неделю?

– Да, целую неделю, и я не хотел бы пережить это снова. Так вот, Бонапарт уже направлялся на север, и Веллингтон искал случай переправить нас обратно в Англию, когда нам сообщили, что Женевьева с планами боевых действий Веллингтона и списком его шпионов уже на пути к Бони. Мы бросились за ней.

Какое облегчение наконец-то рассказать это человеку, который выслушает тебя внимательно, выслушает до конца!

– И, в конце концов, я нашел ее. Правда, ее сопровождали двое солдат. Когда же я застал Женевьеву одну, она подняла такой шум, что наверняка разбудила бы их и весь соседний гарнизон. Я сказал, чтобы она замолчала, но ей больше всего хотелось, чтобы меня убили. – На мгновение он закрыл глаза. – Поэтому я заставил ее замолчать. Я до сих пор думаю, что я мог бы сделать… что-нибудь другое, чтобы ей не пришлось умереть.

– Ты сделал то, что считал своим долгом, – сказала Лилит, пристально глядя ему в лицо. – Не следует мучить себя из-за этого всю оставшуюся жизнь. Джек, ты не должен терзать себя.

Он усмехнулся:

– Я предпочел убить ее. Не самый благородный поступок в моей жизни. И я не очень-то хочу об этом забыть.

– А лорд Хаттон думал, что ты убил ее из мести? – спросила она, рисуя пальцем круги на его груди.

– Едва ли можно обвинять его. Я понимаю, как это выглядело.

Джек накрыл ладонью ее руку, прижимая ее пальцы к своему сердцу.

– Вернувшись в Лондон, я совершил ряд скверных поступков. Мне казалось, уже не было смысла беречь свою репутацию, да мне это никогда и не удавалось. Но я никогда не сожалел об этом, пока не увидел тебя.

– Ты же хотел отомстить мне за оскорбление! – Лилит засмеялась.

Она знала его лучше, чем он думал.

– Возможно. Сначала. Но если ты это знала, то почему вообще разговаривала со мной?

Лилит долго молчала, глядя ему в глаза. Затем наклонилась и поцеловала его.

– Я еще никогда не встречала такого человека, как ты, – сказала она наконец. – Я не могла не замечать тебя, как не могла бы остановить биение своего сердца.

Она любила его. Она по-настоящему любила его.

– Лил, – проговорил он, поправляя локон за ее ухом, – если случится так, что наши планы потерпят крах, ты не согласилась бы… сбежать со мной?

– Сбежать? – переспросила она, похолодев. – Я бы не смогла… мой отец… это бы убило…

Джек прижал палец к ее губам.

– Не беспокойся, – прошептал он. – Это всего лишь мысль. У Дольфа нет ни шанса. Не надо беспокоиться, дорогая.