Текст книги "Сходство"

– Мы это обсуждали, – сказала Эбби. Раф вскинул бровь. – Я и Дэниэл. Можно ли нам оставаться вместе после… Но это было бы сложно, и это ведь ты. Все равно ты, несмотря ни на что.

– Дальше я помню, – сказал Джастин чуть слышно, – как хлопнула дверь, а посреди кухни, на полу, лежал нож. В крови. Я глазам не верил. Не верил, что все это правда.

– И вы меня не стали удерживать? – спросила я, прижимая ко рту ладонь. – Даже не потрудились узнать…

– Нет. – Эбби, подавшись вперед, пыталась поймать мой взгляд. – Нет, Лекс. Конечно, нам было не все равно. Мы не сразу поняли, что случилось, но как только поняли… Действовал в основном Дэниэл, остальные от страха оцепенели. Я только успела опомниться, а он уже фонарик достает. Мне и Рафу велел ждать тебя дома, записку сжечь, нагреть воды, приготовить бинты, антисептик…

– Да уж, пригодилось бы все это, – хмыкнул Раф и снова закурил, – как будто мы роды принимаем в “Унесенных ветром”! О чем он думал? Чтобы мы тебя здесь, на кухонном столе, прооперировали и Эббиной иголкой зашили?

– …а сам с Джастином пошел тебя искать. Сразу же.

Молодец Дэниэл, знал, что Эбби не подведет, если кто-то сломается, то либо Джастин, либо Раф. Разделил их, каждого взял под наблюдение, придумал, чем их занять, – и все это в считаные секунды. Зря он пошел в науку, зарыл в землю организаторский талант.

– Может, мы упустили время, – предположил Джастин. – Минут пять-десять простояли, ничего не соображали. Эти минуты стерлись из памяти. Помню только, мы с Дэниэлом подошли к калитке, а тебя уже нет. То ли в деревню побежала за помощью, то ли где-то лежишь без сознания, то ли…

– Я побежала куда глаза глядят, – сказала я тихо. – Просто помню, как бежала. И не заметила, что крови вытекло море.

Джастина передернуло.

– Кровь, наверное, не сразу потекла, – мягко сказала Эбби. – Ни в кухне на полу, ни во дворе на плитах ее не было.

Значит, проверяли. Интересно, когда и кто предложил проверить, Дэниэл или Эбби.

– И вот что еще, – пояснил Джастин, – мы не знали… ну, насколько все серьезно. Ты сразу убежала, мы даже не успели… Мы думали – то есть я думал, – раз ты так быстро умчалась, значит, рана пустяковая. Царапина, и только.

– Ха! – сказал Раф и потянулся за пепельницей.

– Мы же не знали. Может, так, а может, и нет. Я Дэниэлу так и сказал, но он посмотрел на меня как-то двусмысленно. И мы… Господи… Мы пошли тебя искать. Дэниэл сказал, надо срочно узнать, вдруг ты побежала в деревню, но там было темно и все заперто, никакого движения, лишь кое-где в спальнях свет горел. И мы пошли обратно к дому, кругами, надеялись, что где-нибудь на тебя наткнемся.

Он смотрел на бокал у себя в руке.

– По крайней мере, я так думал. Я просто шел и шел следом за Дэниэлом по тропинкам, сквозь этот темный лабиринт, не представлял, где мы, совсем потерял чувство направления. Фонарик мы включить боялись и окликнуть тебя тоже боялись, даже не знаю почему, просто чуяли опасность: вдруг кто-то из фермеров заметит и прибежит или тебя спугнем. Но Дэниэл каждые несколько минут все же включал на секунду фонарик – пошарит и снова выключит. А остальное время пробирались ощупью, вдоль живых изгородей. Холод был адский, будто зима началась, а куртки мы взять не догадались. Дэниэлу-то хоть бы что, ты же его знаешь, а у меня пальцы на ногах отмерзли, думал, отвалятся. Блуждали мы несколько часов кряду…

– Неправда, – отрезал Раф. – Мне лучше знать. Мы тут сидели с бутылкой антисептика и окровавленным ножом, и делать нам было нечего, только на часы пялиться да с ума сходить. Вы вернулись минут через сорок пять.

Джастин поежился.

– Ну а мне казалось, не один час прошел. И вдруг Дэниэл встал как вкопанный – я ему в спину впилился, как в какой-нибудь комедии дурацкой, – а он и говорит: “Это абсурд. Так мы ее никогда не найдем”. Я спросил, что нам делать, но он не ответил. Стоит и в небо смотрит, будто ждет божественного откровения; небо стало хмуриться, зато луна взошла, я различал на фоне неба его профиль. Тут он сказал – обычным голосом, будто мы что-то обсуждаем за ужином: “Ну, допустим, она не просто бродит впотьмах, а пошла в определенное место. Наверное, встречу с Недом где-то назначила. Ясное дело, где-то под крышей, погода сейчас капризная. Нет ли здесь поблизости…” И вдруг сорвался с места. Побежал напрямик сломя голову – я и не знал, что он так быстро бегать умеет; кажется, я до этого ни разу не видел, чтобы Дэниэл бегал, а вы?

– Он бежал в тот раз, ночью, – сказал Раф, потушив сигарету. – За поджигателем гнался. Бегать он умеет, когда нужно.

– Я не понял, куда он мчится, просто старался не отстать. Почему-то боялся один там остаться, хотя знал, что до дома всего несколько сот ярдов, но не чувствовал этого. А чувствовал… – Джастин содрогнулся, – опасность. Как будто вокруг нас что-то происходит, со всех сторон, а мы не видим, но если бы я остался один…

– Это у тебя, дружочек, от нервов, – сказала Эбби мягко. – Так бывает.

Джастин покачал головой, глядя на свой бокал:

– Не в этом дело. – Он отхлебнул, скривился. – Дэниэл зажег фонарик, поводил им туда-сюда – он был ярче маяка, я думал, сейчас набегут сюда со всей округи, – и направил на коттедж. На одну секунду, я и разглядеть-то успел только кусок стены. Фонарик погас, Дэниэл через стену перемахнул – и в поле. Трава высокая, мокрая, по ней продираешься как сквозь кашу… – Джастин, моргая, посмотрел на свой бокал, поставил его на книжную полку, пролив немного на чьи-то рукописи, и на бумаге проступили противные оранжевые пятна. – Можно сигарету?

– Ты же не куришь, – удивился Раф. – Ты же у нас паинька.

– Без сигареты досказать до конца не могу, черт подери. – Голос у него предательски дрогнул.

– Отвяжись от него, Раф, – велела Эбби и протянула Джастину свою пачку. Тот схватил ее, а Эбби крепко сжала ему руку.

Джастин неумело зажег сигарету, держа ее деревянными пальцами, затянулся слишком глубоко. Все молча ждали, пока он кашлял, отдувался, тер глаза, не снимая очков.

– Лекси, – попросила Эбби, – может, дальше не надо… Самое важное ты узнала. Может, хватит?

– Хочу дослушать, – сказала я. Каждый вдох давался с трудом.

– И я, – подхватил Раф. – Я тоже эту часть ни разу не слышал, и что-то мне подсказывает, будет интересно. А тебе разве не интересно, Эбби? Или ты уже все знаешь?

Эбби пожала плечами.

– Ну ладно, – сказал Джастин. Глаза у него были закрыты, а губы дрожали так, что чуть не выпала сигарета. – Я… Подождите секундочку. Боже…

Он опять затянулся, сдерживая тошноту.

– Ну вот, – продолжал он уже спокойнее, – пришли мы в коттедж. Луна светила, и я различал контуры – стены, дверной проем. Дэниэл зажег фонарик, прикрыл ладонью и…

Джастин открыл глаза, посмотрел в окно.

– Ты сидела у стены, в углу. Я крикнул – кажется, по имени тебя назвал, – хотел к тебе подбежать, но Дэниэл схватил меня за руку, стиснул до боли, оттащил. И шепчет в самое ухо: “Молчи! – А потом: – Ни с места. Стой тут. Не шевелись”. Снова стиснул мне руку – до синяков, – отпустил, а сам подошел к тебе. Пощупал пульс у тебя на шее, посветил на тебя фонариком, а ты была…

Джастин по-прежнему смотрел в окно.

– Ты была похожа на спящего ребенка. – В голосе боль, неотвязная, как моросящий дождь. – А потом Дэниэл сказал: “Она умерла”. Вот что мы думали, Лекси. Думали, ты умерла.

– Ты, наверное, была уже в коме, – тихо сказала Эбби. – В полиции нам объяснили, что у тебя замедлилось сердцебиение, дыхание и все остальное. Если бы не холод…

– Дэниэл выпрямился, – продолжал Джастин, – и стал вытирать руку о рубашку – не знаю зачем, крови на ней не было, но вижу, он вытирает и вытирает, будто машинально. Я не мог… не мог на тебя смотреть. Прислонился к стене… я задыхался, думал, сейчас упаду, но Дэниэл сказал, как отрезал: “Ничего не трогай. Руки в карманы. Задержи дыхание и сосчитай до десяти”. Я не понял, зачем это нужно, но все равно послушался.

– Мы всегда слушаемся, – заметил вполголоса Раф. Эбби метнула на него быстрый взгляд.

– Через минуту Дэниэл сказал: “Если бы она пошла гулять, как всегда, то взяла бы ключи, бумажник, фонарик. Кому-то из нас надо сбегать за ними домой. А другому остаться здесь. Вряд ли кто-то мимо пройдет в такой час, но неизвестно, как она с Недом договорилась, и нельзя, чтобы кто-то зашел без нас. Ты пойдешь или останешься?”

Джастин потянулся было ко мне, но тут же убрал руку и крепко стиснул себе локоть.

– Я ответил, что не выдержу тут. Прости меня, Лекси. Прости, пожалуйста. Зря я… Ведь это все равно была ты, даже если… Но я не мог. Я… меня трясло, я, наверное, бредил… Наконец он сказал – даже без грусти, уже без грусти, только с раздражением, – он сказал: “Замолчи, ради бога. Я останусь. Беги домой, да побыстрей. Надень перчатки, возьми ключи Лекси, ее бумажник и фонарик. Ребятам скажи, что случилось. Они попросятся с тобой, не пускай их, чего бы это ни стоило. Еще натопчут здесь, да и плохих воспоминаний у них прибавится, ни к чему это. Возвращайся побыстрей. Фонарик возьми, но не включай без крайней необходимости, да постарайся не шуметь. Все запомнил?”

Джастин глубоко затянулся.

– Я ответил “да”. Даже если бы он сказал: “Лети домой на крыльях”, я бы все равно ответил “да”, только бы выбраться оттуда. Он велел мне все повторить. А потом сел с тобой рядом – не слишком близко, чтобы не… ну, ты понимаешь. Чтобы кровью брюки не запачкать. Посмотрел на меня и говорит: “Ну? Давай. Шевелись”.

И я пошел домой. Это был ужас. Времени прошло… в общем, если Раф прав, не так уж и много на самом деле. Не знаю. Я заблудился. Я знаю, есть места, откуда всегда виден свет в доме, но я его не видел, на мили кругом черным-черно. Я был уверен, совершенно уверен, что дом исчез – тропинки, кусты, и ничего больше, и не выбраться мне из этого лабиринта уже никогда, и не видать больше солнца. Казалось, отовсюду за мной наблюдают – из кустов, из крон деревьев, – не знаю, что за существа, но… смотрят, смеются. Я от страха чуть не умер. Когда увидел наконец дом – размытый свет над кустами, – то кричать был готов от радости. Помню, как открыл заднюю дверь…

– Он был точь-в-точь как рожа с картины “Крик”, – вставил Раф, – да еще и чумазый. И нес какую-то околесицу – половина из того, что говорил, тарабарщина, будто бредил. Мы только и разобрали, что он должен вернуться, а нам Дэниэл велел остаться дома. Я подумал: ну и к черту, все равно пойду, узнаю, что там случилось, но когда стал куртку надевать, Джастин и Эбби такой крик подняли, что я на все плюнул.

– Вот и хорошо, – холодно заметила Эбби. Она вновь склонилась над куклой, волосы закрыли ей лицо, и я, даже сидя в другом конце комнаты, видела, что стежки у нее выходят огромные, некрасивые. – Какая была бы от тебя там польза?

Раф пожал плечами:

– Теперь уже не узнать, верно? Я знаю, где коттедж, если бы Джастин сказал, куда идет, я бы пошел, а он бы остался, взял себя в руки. Но у Дэниэла явно был другой план.

– Значит, неспроста.

– Да уж конечно, – сказал Раф. – Явно неспроста. И Джастин покружил тут, хватал то одно, то другое, нес всякий бред, а потом опять убежал.

– Не помню, как до коттеджа добрался, – продолжал Джастин. – Я был весь в грязи, по колено – наверное, упал, не помню, – и руки исцарапаны, хватался, наверное, за живую изгородь, чтоб не рухнуть. Дэниэл так и сидел с тобой рядом; не знаю, двинулся ли он хоть раз с места, пока я бегал туда-сюда. Посмотрел на меня, а очки дождем забрызганы. И знаете, что он сказал? Он сказал: “Дождь весьма кстати. Если не стихнет, то кровь и следы смоет до прихода полиции”.

Раф вдруг беспокойно заерзал на диване, заскрипели пружины.

– Я просто стоял и смотрел на него. Разобрал только слово “полиция” – не понял, при чем тут полиция, но все равно испугался. Дэниэл меня оглядел и говорит: “Ты без перчаток”.

– При Лекси, – сказал Раф в пустоту. – Хорош, нечего сказать!

– Про перчатки я и забыл. То есть я… ну, вы представляете. Дэниэл вздохнул, встал – он даже вроде бы не торопился, – носовым платком вытер очки. И протягивает платок мне, я хотел взять, думал тоже очки протереть, а он вырвал платок да как рявкнет: “Ключи?!” Ну я их достал, а он взял их и тоже вытер, тут я наконец понял, для чего платок. Потом он… – Джастин поерзал в кресле. – Ты точно ничего из этого не помнишь?

– Откуда? – В глаза я ему по-прежнему не смотрела, лишь искоса за ним наблюдала, и он ежился под моим взглядом. – Если б помнила, то у тебя бы не спрашивала, так?

– Ладно, ладно. – Джастин надвинул повыше на нос очки. – Значит, так. Потом Дэниэл… Руки у тебя лежали на коленях, и они были в… Он тебя взял за рукав, хотел ключи в карман тебе положить. Потом выпустил твою руку, и она… просто упала, Лекси, как у тряпичной куклы, с ужасным глухим звуком… Дальше смотреть я не мог, хоть убей. Я светил… светил на тебя фонариком, для Дэниэла, а сам отвернулся, гляжу в поле – пусть Дэниэл думает, будто я слежу, не идет ли кто. Дэниэл сказал: “Бумажник”, потом: “Фонарик”; я передавал не глядя, не знаю, что он там делал, слышал только, как он шуршит, но старался не представлять…

Джастин шумно, судорожно вздохнул.

– Возился он целую вечность. Ветер поднялся, и всюду были звуки – шорохи, скрип, казалось, что кто-то шмыгает туда-сюда. Не знаю, как ты там гуляешь одна по ночам. Дождь полил сильнее, но в небе появлялись просветы, а как проглянет луна, поле будто оживает. Может, Эбби права и это все от нервов, но, по-моему… даже не знаю. Есть, наверное, места нехорошие. Гиблые. В таких местах сходишь с ума.

Он рассеянно глядел куда-то в угол комнаты. Мне вспомнилось, как я бродила по этим тропинкам, чувствуя спиной чей-то взгляд; интересно, сколько раз за мной на самом деле крался Джон Нейлор.

– Дэниэл наконец выпрямился и говорит: “Пожалуй, хватит. Пойдем отсюда”. Я обернулся и… – Джастин сглотнул. – Фонарик я выключить не успел. Голова у тебя упала на плечо, и на тебя лил дождь, капал тебе на лицо, казалось, ты плачешь во сне, будто тебе что-то приснилось… я не мог… Боже… не мог вынести мысли о том, чтобы тебя вот так бросить. Хотел с тобой остаться до рассвета или хотя бы пока не кончится дождь, но когда я это сказал Дэниэлу, он на меня посмотрел как на чокнутого. И я говорю ему: тогда давай хотя бы… хотя бы под крышу ее занесем. Сначала он тоже не согласился, но когда понял, что иначе я с места не сойду, придется меня тащить, то сдался. Бушевал страшно – мол, если мы за решетку угодим, то виноват буду я, – но мне было плевать. И мы…

На щеке у Джастина блестела слезинка, но он не замечал.

– Ты была такая тяжелая. Ты же худенькая, я тебя миллион раз на руках носил, я думал… Но это было все равно что тащить куль мокрого песка. И ты была совсем холодная и такая… лицо у тебя стало другим, как у той куклы. Не верилось, что это ты. Мы занесли тебя в другую комнату, под крышу, и я пытался тебя… чтобы тебе… Холод был жуткий. Я хотел тебя укрыть своим свитером, но знал, что Дэниэл не даст – бросится на меня с кулаками или что-нибудь еще. Он все протер платком, даже лицо твое и шею, где он искал… Потом отломил ветку с куста у входа и везде подмел. Следы заметал, наверное. Вид у него был… господи… несуразный. Ходит туда-сюда по этой жуткой комнате, согнувшись в три погибели, с веткой, подметает! И фонарик мерцает в кулаке, и на стенах тени огромные качаются…

Джастин вытер щеки, посмотрел на свои ладони.

– Я над тобой молитву прочитал перед уходом. Понимаю, это мелочь, но… – На щеках у него снова заблестели слезы. – “Да воссияет над ней вечный свет…”

– Джастин, – ласково сказала Эбби, – вот же она, здесь.

Джастин покачал головой.

– Потом, – сказал он, – мы пошли домой.

Через секунду Раф щелкнул зажигалкой – громко, мы все вздрогнули.

– Они зашли во двор, – сказал он. – Ну и вид был у них, как из фильма “Ночь живых мертвецов”!

– Мы на них набросились с криками, спрашиваем, что случилось, – вставила Эбби, – а Дэниэл молчит, смотрит в одну точку, а взгляд жуткий, стеклянный, будто и не видит нас вовсе. Выставил вперед руку, загородил Джастину дорогу и спрашивает: “Есть у кого-нибудь белье в стирку?”

– Мы вообще не врубились, что он несет, – подхватил Раф. – Не время было секретничать, потому я попытался его схватить, вытрясти из него правду, а он отскочил да как шикнет: “Не трогай меня!” И от голоса его я чуть не грохнулся. Нет, он не кричал, говорил почти шепотом, но лицо… Он был на себя не похож и вообще на человека не похож. Щерился на меня по-звериному.

– Он был в крови, – сказала Эбби резко, – не хотел тебя запачкать. И вдобавок еще не оправился. Мы с тобой в ту ночь легко отделались, Раф. (Раф фыркнул.) Нет, честное слово. Ты бы хотел оказаться там, в коттедже?

– Я был бы не против.

– Не дай бог тебе там оказаться, – возразил Джастин с обидой в голосе. – Верь моему слову. Эбби права: вы легко отделались.

Раф возмущенно повел плечами.

– В общем, так, – продолжала Эбби спустя секунду напряженного молчания. – Дэниэл вдохнул поглубже, провел рукой по лбу и говорит: “Эбби, принеси нам по смене белья и по полотенцу, пожалуйста. Раф, тащи пластиковый пакет, да побольше. Джастин, раздевайся”. А сам уже рубашку расстегивает.

– Прихожу с пакетом, а он и Джастин стоят посреди двора в одних трусах, – сказал Раф, смахнув с рубашки пепел. – Препротивное зрелище.

– Я замерз как цуцик, – сказал Джастин. Когда худшая часть истории осталась позади, у него и голос сделался лучше: спокойный, усталый. – Дождь хлещет, минус семь миллионов градусов, ветер ледяной, и мы посреди двора в одном белье. Я не понимал, зачем все это надо, ничего не соображал, просто делал что скажут. Дэниэл побросал нашу одежду в пакет и говорит, мол, хорошо, что куртки не надели, я и туфли хотел туда же бросить, помочь хотел, а он: “Нет, оставь, потом с ними разберусь”. Тут Эбби вернулась, принесла нам чистую одежду, полотенца, мы вытерлись, оделись…

– Я опять попытался выяснить, что случилось, – сказал Раф, – на сей раз зашел издалека. Джастин на меня посмотрел, как загнанный олень, а Дэниэл и вовсе на меня не взглянул, заправил рубашку в брюки и командует: “Раф, Эбби, несите в стирку ваше белье. Если грязного нет, сойдет и чистое”. Взял пакет в охапку и зашлепал босиком на кухню, а Джастин за ним, как щенок, увязался. Я пошел и принес белье, сам не знаю зачем.

– Дэниэл правильно сделал, – пояснила Эбби. – Если бы полиция заявилась во время стирки, выглядеть должно было так, будто мы и правда стираем, а не от улик избавляемся.

Раф повел плечом:

– Неважно. Дэниэл запустил стиральную машину и стоит, хмурится, глядит на нее, как на неведомое чудо техники. А мы стоим на кухне как кучка идиотов, ждем чего-то; ждали, наверное, когда Дэниэл что-нибудь скажет, хотя…

– Ну а я ничего не видел, кроме ножа, – сказал чуть слышно Джастин. – Раф и Эбби его оставили там, в кухне на полу…

Раф посмотрел в потолок, указал подбородком на Эбби.

– Да, – кивнула она, – это я оставила. Решила, лучше не трогать, пока не вернутся ребята и не расскажут, какой у нас план.

– Потому что, конечно, – добавил Раф с придыханием, нарочно растягивая слова, – без плана никуда! У Дэниэла всегда есть план, так ведь? Приятно сознавать, что всегда есть план?

– Эбби на нас наорала, – сказал Джастин. – Как завопит: “Где Лекси, мать вашу?!” Мне прямо в ухо, я чуть в обморок не грохнулся.

– Дэниэл обернулся и смотрит на нас, – подхватил Раф, – будто не узнаёт. Джастин пытался что-то сказать, но закашлялся, а Дэниэл подскочил, глазами хлопает. И говорит: “Лекси в своем любимом разрушенном коттедже. Она умерла. Я думал, Джастин вам уже сказал”. И стал носки надевать.

– Джастин нам сказал, – шепнула Эбби, – но все-таки оставалась надежда, что он ошибся…

Наступила тишина. Наверху, на лестничной площадке, тикали часы, тяжело отсчитывая секунды. Где-то мчался по шоссе Дэниэл, вдавив в пол педаль газа, – с каждой секундой он все ближе и ближе к дому.

– А потом? – спросила я. – Легли спать, и все?

Они переглянулись. У Джастина вырвался смешок, тоненький и беспомощный, остальные подхватили.

– Что вы делали? – переспросила я.

– Не понимаю, что тут смешного, – сказала Эбби, утирая слезы, и попыталась взять себя в руки, сделать строгое лицо, и от этого все еще пуще расхохотались. – О господи… ничего смешного, честное слово, совсем не смешно. Просто…

– Ты не поверишь, – сказал Раф, – мы играли в покер.

– Да. За этим самым столом…

– Пугались шума дождя чуть ли не до разрыва сердца…

– Джастин зубами стучал беспрерывно, будто на маракасе играл…

– А когда дверь хлопнула от ветра? И Дэниэл со стула свалился?

– Кто бы говорил! Почти всю игру ты светил свои карты. На твое счастье, у меня не было настроения жульничать, а то ободрала бы тебя как липку…

Они перебивали друг дружку, упиваясь свободой, словно школьники после трудного экзамена.

– Боже мой… – Джастин закрыл глаза, прижал к виску бокал. – Этот чертов, чертов покер… Как вспомню ту игру, до сих пор волосы дыбом. Дэниэл все повторял: “Единственное надежное алиби – это четкая последовательность событий…”

– Остальные двух слов связать не могли, – сказал Раф, – а он философию развел, про искусство алиби. А я даже слова “алиби” выговорить не мог.

– И он заставил перевести все часы назад, на одиннадцать – когда начался весь этот ужас, – потом вернуться на кухню, домыть посуду и идти играть в карты. Как будто ничего не случилось.

– Он играл за себя и за тебя, – объяснила мне Эбби. – Когда тебе выпали хорошие карты, а ему еще лучше, он пошел против тебя ва-банк и выиграл. Это было как в кино.

– И каждый твой ход он комментировал, – сказал Раф. Взял бутылку водки, долил себе в бокал. В предвечерней золотой дымке он был прекрасен: ворот рубашки распахнут, золотистые волосы падают на глаза – точь-в-точь гуляка эпохи Регентства после бала. – “Лекси повышает ставку, Лекси пас, Лекси нужно выпить, передайте ей вино, пожалуйста…” Как сумасшедший где-нибудь в парке – сидит на лавочке и скармливает воображаемому другу бутерброд. Когда он тебя вышиб, то заставил нас разыграть сценку: ты идешь на прогулку, а мы делаем ручкой в пустоту… Я думал, мы все рехнулись. Помню, сижу я здесь, в этом самом кресле, вежливо прощаюсь с дверью, а про себя думаю, спокойно и ясно: “Значит, вот как сходят с ума”.

– Дело шло к трем ночи, – сказал Джастин, – но Дэниэл не разрешал нам лечь. Сидели здесь, играли в техасский холдем, чтоб он провалился, до победного конца – Дэниэл, конечно, выиграл, он один мог сосредоточиться, но ему понадобилась вечность, чтобы всех нас вынести. В полиции, наверное, думают, что хуже нас игроков не сыщешь, я пасовал с флешами и поднимал ставки с десяткой… Так вымотался, что в глазах двоилось, думал, мне снится кошмар и я вот-вот проснусь. Одежду мы развесили сушиться у камина, и получилась будто сцена из фильма “Туман”: пар от одежды, дрова трещат, и все в дыму от скверных сигарет Дэниэла…

– За нормальными он меня не пускал, – объяснила Эбби. – Сказал, надо держаться вместе, да и по камерам на заправке узнают, во сколько я приходила, тогда весь план насмарку… Он был как генерал какой-нибудь. (Раф фыркнул.) Именно так. А нас всех трясло, карты из рук валились…

– Джастина в конце концов стошнило, – процедил Раф с сигаретой в зубах, потушив спичку. – На кухне, в раковину, весьма живописно.

– Не удержался, – сказал Джастин. – Я только об одном и думал: как ты лежишь там в темноте, совсем одна…

Он протянул руку, стиснул мне локоть. Я накрыла его ладонь своей; рука у него была худая, ледяная и страшно дрожала.

– Все мы только об этом и думали, – добавила Эбби, – но Дэниэл… Видно было, как ему тяжело: лицо осунулось, будто он потерял за вечер пять кило, и глаза страшные – огромные, черные, а сам спокойный, словно ничего не случилось. Джастин начал отмывать раковину…

– Он все еще икал, – сказал Раф, – слышно было. Из нас пятерых, Лекси, у тебя, по-моему, был самый спокойный вечер.

– Но Дэниэл ему велел: оставь так, всю хронологию испортишь.

– Как видно, – объяснил мне Раф, – главное в алиби – его простота: чем меньше нужно пропускать или придумывать, тем меньше риск ошибиться. Он повторял: “Сейчас всем нам нужно запомнить, что мы помыли посуду и сели играть в карты, а остальное забыть. Ничего не было”. Другими словами, иди сюда, Джастин, и карты в руки. А бедняга Джастин аж зеленый весь.

Насчет алиби Дэниэл был прав. Хорошо он в этом разбирался, слишком хорошо. Вспомнился тот вечер у меня дома – за окнами лиловый закат, Сэм что-то царапает в блокноте, а я составляю портрет убийцы: человек с преступным прошлым.

Сэм всех четверых пробил по базе – ничего серьезней штрафов за превышение скорости. Я понятия не имела, что за проверку проводил Фрэнк по своим хитрым секретным каналам, что он выяснил и придержал при себе, а что упустил, кто из четверых лучше всех хранил секреты.

– Он даже нож не разрешил убрать, – сказал Джастин. – Так на полу и валялся, пока мы в карты играли. Я сидел спиной к кухне и, ей-богу, чувствовал, что он там, рядом, как у Эдгара По или в якобитской драме. Раф сидел напротив меня и все время дергался и моргал, словно у него тик…

Раф скорчил недоверчивую гримасу.

– Я не дергался.

– Дергался. Ровно раз в минуту, хоть часы по тебе проверяй. Как будто увидел у меня за спиной что-то страшное, а я, глядя на тебя, боялся обернуться – вдруг там нож в воздухе парит и светится, мигает или… не знаю…

– Ох, ради бога! Тоже мне леди Макбет!

– Боже, – вырвалось у меня, – нож! Он до сих пор… то есть мы едим… – Я неопределенно махнула рукой в сторону кухни и замерла, посасывая палец. Я не притворялась, в голове пульсировала мысль, что вся еда в доме пропитана невидимой кровью Лекси.

– Нет, – поспешно ответила Эбби. – Боже сохрани. Дэниэл от него избавился. Когда мы все легли спать – точнее, разошлись по спальням…

– Спокойной ночи, Мэри Эллен, – процитировал Раф. – Спокойной ночи, Джим Боб. Сладких снов[39]39
  Цитата из популярного американского телесериала “Уолтоны”.


[Закрыть]. Господи…

– …он сразу спустился – я слышала его шаги на лестнице. Не знаю точно, что он там делал, но наутро часы снова шли правильно, раковина была чистейшая, пол на кухне тоже – похоже, он его отдраил весь, не только тот пятачок. Его башмаки и Джастина, те, что они во дворе бросили, тоже были чистые – не до блеска, а как обычно – и сухие, возможно, он их подержал у камина. Одежда вся выглажена, сложена, а нож исчез.

– Который из ножей? – спросила я с дрожью в голосе, прижав ко рту ладонь.

– Старый мясной, с деревянной ручкой, – мягко сказала Эбби. – Ничего, Лекс. Его больше нет.

– В доме ему не место.

– Согласна, не место. Но Дэниэл от него избавился, я уверена. Во-первых, не помню точно, сколько их было у нас, но я слышала, как хлопнула входная дверь, – это, наверное, Дэниэл его выносил.

– Куда? В саду ему тоже не место. И вообще поблизости. – Голос мой снова дрогнул.

Фрэнк, наверное, сейчас слушает и приговаривает: Гони, девочка, гони.

Эбби покачала головой:

– Не знаю точно. Дэниэл выходил на несколько минут, и вряд ли он его где-нибудь на участке спрятал, но если хочешь, давай спрошу у него. И если окажется, что нож этот где-то рядом, попрошу унести подальше.

Я дернула плечом:

– Как знаешь. А впрочем, да. Скажи ему.

Дэниэл ни за что не согласится, но формальности соблюсти надо; вот будет весело, когда он поведет к тому месту полицию, если до этого дойдет.

– Я и не слышал его шагов, – сказал Джастин. – Я был… Господи, как вспомню, так пот прошибает. Я сидел на краю кровати, при свете, раскачивался взад-вперед. Пока мы в карты играли, я мечтал скорей убраться, еще немного, и закричал бы, хотел остаться один, но одному оказалось еще хуже. В доме без конца что-то скрипело – от дождя и от ветра, наверное, – но мне, ей-богу, казалось, будто ты у себя в спальне шуршишь, готовишься ко сну. Я даже, – он сглотнул, стиснул зубы, – даже слышал, как ты напеваешь. И не что-нибудь, а “Черный бархатный бант”[40]40
  Старинная народная песня, в которой рассказчик повествует о том, как его подставила любимая девушка, и теперь он направляется на картожные работы.


[Закрыть]. Слышал как наяву. Я хотел… у меня из окна видно, горит ли у тебя свет, он падает на лужайку, и я хотел выглянуть, убедиться, – нет, это совсем не то слово, ты меня поняла, – но не мог. С кровати встать не мог. Я был совершенно уверен, что если отдерну занавеску, то увижу на траве пятно света. И что тогда? Что мне делать?

Его трясло.

– Джастин, – мягко сказала Эбби, – все хорошо.

Джастин прижал ладонь к губам, перевел дух.

– Ладно, неважно. Даже если бы Дэниэл по лестнице топал как слон, я бы все равно не услышал.

– А я слышал, – сказал Раф. – В ту ночь я, кажется, все слышал, что творилось за мили кругом, от малейшего шороха в глубине сада вздрагивал. Чем хорошо быть преступником – слух становится как у летучей мыши. – Он тряхнул пачку из-под сигарет и швырнул в камин, взял с кофейного столика другую, Эббину; Джастин испуганно раскрыл рот и снова закрыл. – Слышал кое-что интересное.

Брови Эбби взлетели вверх. Она аккуратно воткнула иголку в краешек ткани, отложила куклу, смерила Рафа долгим спокойным взглядом.

– Тебе правда охота в это углубляться? – спросила она. – Рот затыкать я тебе не стану, не мое это дело, но я бы на твоем месте очень-очень хорошо подумала, прежде чем открывать ящик Пандоры.

Последовала долгая, звонкая тишина. Эбби, сложив руки на коленях, спокойно наблюдала за Рафом.

– Я был пьян, – сказал Раф неожиданно и резко, в пустоту. – Вдрызг.

Через секунду Джастин сказал, опустив взгляд на кофейный столик:

– Не так уж и пьян.

– Еще как пьян. В дымину. В жизни так не нажирался.

– Да брось ты! Если бы ты так уж напился…

– Все мы тогда перебрали, – резко оборвала его Эбби. – И было отчего. Не помогло, вряд ли кому-то из нас удалось толком поспать. Утро было кошмарное. От горя и похмелья мы на ногах не держались, ничего не соображали, ничего перед собой не видели. Не знали, то ли звонить в полицию, говорить, что ты пропала, то ли… Раф и Джастин хотели звонить…

– Не оставлять же тебя в этом крысятнике, пока какой-нибудь здешний мужлан на тебя не наткнется, – сказал Раф с сигаретой в зубах, тряхнув зажигалку Эбби. – Считай нас чокнутыми.

– …но Дэниэл сказал, что это покажется странным, ты взрослый человек, могла и с утра на прогулку выйти, и даже колледж пропустить. Он позвонил тебе на мобильник, тот оказался, ясное дело, на кухне, но Дэниэл сказал – надо, чтобы сохранился звонок.

– Он заставил нас позавтракать, – простонал Джастин.

– Джастин на этот раз даже до ванной успел добежать, – добавил Раф.

– Мы ругались без конца. – Эбби снова взялась за куклу и машинально заплетала и расплетала ей косы. – Спорили, завтракать ли, ехать ли в колледж, как обычно, или ждать тебя, – то есть надо было бы Дэниэлу или Джастину остаться, а нам ехать в колледж, но мы не могли. Боялись разлучаться. Даже не знаю, как объяснить, до чего нас пугала эта мысль. Мы готовы были друг друга поубивать, Раф и я друг на друга орали, до визга, но если кто-то предлагал разделиться, у меня коленки от ужаса подгибались.