Текст книги "Курортный детектив"

18

Первое, что ему вспомнилось по пробуждении – это была смерть Славика. Остроты утраты еще не было, потому что он не мог в это поверить. Все смерти тут казались какими-то опереточными, но эта была реальной, потому что человека он близко знал. И все же это казалось нереальностью.

Лунин выбрался из-под одеяла и поежился от холода: центральное отопление в доме, кажется, было отключено. За окном в небе висели серые слоистые тучи, с них срывался небольшой снежок.

Дрожа на сквозняке, он захлопнул форточку, быстро оделся и начал наскоро забрасывать дрова в камин. Через несколько минут там уже жарко пылал огонь. В домике становилось теплее.

Отпив первый глоток горячего кофе, Лунин почувствовал, что совсем согрелся. Загадочная и какая-то неуместная смерть Шмелева не шла у него из головы. Что-то во всем это было не так.

Со Славиком они когда-то учились вместе, и потом поддерживали дружеские отношения. Более близких друзей у Лунина было немного. Виделись они нечасто, но какая-то постоянная нить общения между ними никогда не прерывалась, и все время чувствовалась.

Характер у Славика был своеобразный, вчерашняя шутка с ковром вполне бы ему соответствовала. Лунин и сам не знал, почему ему так нравится с ним общаться: особой увлеченности искусством, как у Муратова, у него не было, большой близости интересов с Луниным тоже. И вместе с тем их дружба была очень крепкой. Привыкнуть к мысли, что теперь об этом надо было говорить только в прошедшем времени, было очень трудно.

Почему Чечетов против любого его вмешательства в это дело? Это была очередная загадка. Казалось бы, все только и призывали его тут что-нибудь расследовать, найти какие-то нити, собрать сведения, сделать выводы.

И вот, когда происходит что-то очень близкое к этой теме, да еще с хорошо знакомым ему человеком – его оттесняют в сторону. В который раз у Лунина появилось ощущение, что он связан со всей этой драмой, которая здесь развертывалась, как-то сложно – не так, как ему представлялось. Но надо было хорошо подумать еще, чтобы понять хотя бы, с какого конца можно было за это ухватиться.

Официальный статус детектива помогал ему на удивление мало. Лунин почти и не воспользовался ни одной из тех новых возможностей, которые у него появились. Он плыл по течению, все время сталкиваясь с какими-то новыми вызовами, то мистическими, то философскими, то поэтическими, и не мог отделить свое воображение от реальности.

В первый раз он поймал себя на ощущении, что дело, возможно, существенно проще, чем он думает, и он не может подобрать ключ к этой двери только потому, что все чрезмерно усложняет. Но с другой стороны, и более практические умы, как у Чечетова, проникнуть в разгадку здесь пока не смогли. Убийца вел игру, инициатива постоянно была за ним, а им оставалось только натыкаться на очередной скелет, выпадающий из очередного шкафа, и затем размышлять над ним и строить догадки. Может, и в самом деле стоило, как предлагал сначала Юраев, как-то спровоцировать убийцу на новый шаг и дальше схватить его за руку. Но это тоже надо было делать с умом, а ничего умного по этому поводу в голову не приходило.

Покончив с завтраком, Лунин мужественно подавил в себе желание сесть за клавесин и провести утро в музицировании. Пора было идти на работу, хотя что там делать – он не представлял. У него было сильное желание узнать что-то из первых рук о смерти Славика, но этот путь был закрыт. Правда, Чечетову было виднее: вполне возможно, что он просто искал под фонарем. Скорее всего, к серийным убийствам эта смерть действительно не имела никакого отношения.

Вопрос, брать ли с собой оружие, был глубоко философским вопросом. Лунин хорошо знал, что вряд ли он сможет пустить его в ход, разве что враг будет приближаться с открытым забралом и явно выраженными угрожающими намерениями. Но здесь даже непонятно было, кто друг, а кто враг, доверять до конца никому было нельзя. И уж во всяком случае, враждебные намерения, даже если у кого и были, не выражались прямо: все мутили воду, скрытничали, выдавали одно за другое и втирались в доверие. Это проявлялось не только по отношению к Лунину, так устроен был весь этот мирок. Пистолет в этой игре был почти бесполезен, но подумав, Лунин решил все же его взять, заранее предвидя, каким идиотом он будет себя чувствовать, таскаясь с оружием по городу.

Положив пистолет в портфель, рядом с заветной папкой, битком набитой вопросами, а не ответами, Лунин вышел на улицу. Холодный ветер сразу его взбодрил, мысли стали четкими и ясными.

Было сумрачно и как-то тяжело, и в небе и в воздухе. Лунин опять остро почувствовал свое отчуждение от всех и одиночество в этом городе, полном людьми – хотя возможно, это было не более чем просто настроением, вызванным револьвером в портфеле. Не было ничего более одинокого в этом мире, чем человек с пистолетом, даже если он не собирался им пользоваться.

– Ложись! – раздался дикий крик откуда-то сбоку. – Пристрелю как собаку!

Лунин отпрянул на полшага назад, но следовать призыву не стал, тем более что он явно был обращен не к нему. На улице разворачивалось что-то диковинное. Неподалеку прозвучал звон разбитого стекла, грохнул выстрел, затем еще. Раздался сдавленный крик, потом кто-то другой заголосил что-то неразборчивое.

– Он побежал туда, во двор! – зазвучали еще чьи-то голоса. – Скорей, мы еще успеем его догнать!

– Не уйдет, падаль! – крикнул кто-то еще, с добавлением самых грязных ругательств, какие только слышал когда-либо Лунин. Отовсюду выбегали люди, вид у них был возбужденный и решительный. Многие держали в руках винтовки.

Лунин подумал, что куда бы он ни вляпался, оставаться тут и принимать участие в чужой игре, неизвестно куда ведшей, было глупо. Проще всего было залечь в кусты, благо они были рядом, а то и вовсе отползти потихоньку обратно в свой дом – но это было несовместимо с достоинством официального следователя империи. Поэтому он просто отступил к ближайшей живой изгороди, скрывшись за ней и наблюдая сквозь густые ветки за тем, что происходило на улице.

А там разворачивался настоящий бой. Лунин подумал, что это прекрасно бы выглядело в какой-нибудь книге, с глубоким романтическим замыслом и немножко с философией. Гул стоял невообразимый, и он не сразу понял, что это подлетели вертолеты, поначалу невидные в низко стоящих тучах. Когда один из них сел на тротуар совсем близко, Лунин понял по надписям на фюзеляже, что это полицейские машины.

Из них выскочили бравые ребята в форме и тоже начали палить во все стороны, после чего странным образом последовало затишье. Тишину нарушало лишь несколько стонов, слышных из разных углов. Если не считать вертолетов, театр военных действий казался опустевшим. Через несколько минут улетели и они.

Лунин осторожно выбрался из кустов и осмотрел окрестности. На улице было совсем пусто. Если кто-то был ранен, то видимо, не до такой степени, чтобы не иметь возможности унести ноги. Кажется, тут становилось все горячее.

Он чувствовал настоятельную потребность получить какое-то объяснение, и чуть подумав, решил что визит к Кириллову будет для этого как раз кстати. Порывшись у себя в портфеле, он нашел карточку с его адресом. Кириллов работал неподалеку от имперского дворца, буквально через дорогу от него.

Сделав небольшой крюк, чтобы обогнуть здание со своим собственным кабинетом и избежать неожиданных встреч, Лунин вышел к большому дому, окна которого по зимнему времени светились и днем. Никакого контроля на входе не было и здесь. После утреннего боя Лунин ожидал увидеть по крайней мере автоматчиков на входе, но видимо, это событие никого особенно не взволновало.

Найдя кабинет, указанный в карточке, он постучал и вошел. Максим сидел за столом с самым серьезным видом и сосредоточенно копался в бумагах в ящике, по виду похожему на картотеку.

– О, привет, Мишель! – воскликнул он, увидев Лунина. – Не ожидал тебя увидеть. Какими судьбами?

– Привет, привет, – ответил Лунин. – Так, просто соскучился по интеллектуальному общению.

– Это как раз ко мне, – сказал Кириллов, почему-то чуть не сияя. – Садись, сейчас секретарша принесет кофе.

– Я только что пил, но если ты хочешь…

– А, ну тогда подождет. Как у тебя дела?

– Не спрашивай только, сколько маньяков я уже поймал.

– Знаю, что пока ни одного. Но хоть какие-то успехи есть?

– Успехи есть, – ответил Лунин. – В здешнюю жизнь мне уже удалось погрузиться. Так что первый пункт плана выполнен.

– Это уже хорошо. И какие впечатления от местной жизни?

– Бьет ключом, как ты и сам отлично знаешь. Сегодня утром я даже почти поучаствовал в первом бою.

– А, это… – сказал Кириллов, вдруг нахмурившись. – Сил нет как надоела уже эта кутерьма. Скорее бы выборы, тогда все закончится.

– А не скажешь, от кого это все идет? Опять эти мифические социалисты?

– Более чем реальные, – ответил Кириллов. – Хотя лично я был бы не против, чтобы они растворились в воздухе.

– Я тоже, судя по сегодняшнему утру. Все это было в двух шагах от моего дома.

– Ты как, кстати, вообще относишься к левой идее?

– Никогда не любил, – ответил Лунин. – Какое-то органическое неприятие.

– Я тоже. Потому я и пошел работать к Эрнесту. Ты не поверишь, они тут хотят устроить коммунистическую республику.

– У меня уже утром в доме батареи были холодные… – пожаловался Лунин юмористическим тоном.

– Тебе все шуточки, а ведь они один раз тут уже были у власти. Правда, недолго. Всего несколько дней. Чуть не отделились от России, еще до нас.

– Полагаю, что у населения остались самые приятные воспоминания от этого.

– Да, это точно. Мало не показалось. Собственно говоря, у Эрнеста потому так легко все и получилось, что все видели, как это бывает.

– А откуда у них все это – оружие, какие-то повстанческие силы?

– Ну как, они сейчас формируют отряды, на скорую руку. Народ за них никогда не проголосует, но если дать слабину, они могут и взять власть, наверное. Чисто силовым образом. Тут нужно смотреть в оба и не расслабляться. Ну, это начальства проблемы, не наши.

– А зачем устраивать стычки на улицах?

– Кто их знает, о чем у них там думают в штабах. Может, хотят просто показать свою силу, может что-то еще. Вряд ли у них очень хитроумный план, по части многоходовых комбинаций у нас Эрнест мастер, те ребята попроще.

– А что он думает обо всем этом?

– Да ничего особенного, не обращает большого внимания. Мелкие атаки можно отбивать, дотянуть так до выборов, а там все будет намного проще. Хотя в последние дни и ему это начало действовать на нервы, это видно.

– И что, сейчас последует окончательный разгром?

– Вряд ли, у нас нет большого перевеса сил. В политическом плане, я имею в виду. Ты может быть этому не поверишь, но часть населения их поддерживает. И даже немаленькая, надо сказать.

– Почему не поверю, – сказал Лунин. – Чего только на свете не бывает. Глупость человеческая безгранична.

– Ну, они совсем не дураки, и потом, Эрнест еще не успел убедить население, что его приход к власти – это однозначное благо для всех. Кое у кого есть по этому поводу определенные сомнения.

– В этом и я не уверен, – заметил Лунин. – Но от коммунизма, по-моему, все равно надо держаться подальше. Вечно у нас альтернативы какие-то, не самые лучшие, мягко скажем. Задумаешься, что и выбрать.

– Я вижу, лояльность к Эрнесту у тебя еще не на высоте. Хоть ты и аппаратный сотрудник. Кто же в здравом уме и трезвой памяти говорит тут об альтернативах? Само это слово должно быть изгнано.

– Я внештатный, не забывай об этом, – сказал Лунин, улыбаясь. – И потом, я ведь еще даже жалованье не начал получать. Вольный художник, на общественных началах.

– Еще вчера тут у всех так было, но просто удивительно, с какой скоростью все бюрократизируется. Уже без пяти сопроводительных бумаг невозможно простое распоряжение отдать.

– Хе, то ли еще будет, это только начало. Видели мы эти аппараты и канцелярии. Куда только бумаги складывают, каждый раз диву даешься.

– Да, я помню, ты никогда не любил таких вещей. Все время держался в стороне от всего.

– Неофициальное положение мне сейчас нравится. Хотя поиграть иногда в должностное лицо – в этом тоже есть какая-то прелесть.

– Ну а как работа все-таки? – спросил Кириллов. – Неужели нет никакого продвижения?

– Продвижение есть, – ответил Лунин. – Но чем больше информации получаешь, тем хуже становится. Тем больше трудностей с тем, чтобы выстроить на этих данных какую-то теорию. Хоть сколько-нибудь внятную. Картина совершенно не складывается.

– Да, это мне знакомо. Но времени у тебя осталось совсем мало. Надо как-то найти решение.

– Я и сам бы хотел поскорее с этим разделаться, ты же знаешь, – сказал Лунин. – Но постоянно спотыкаюсь там, где вовсе не ожидал.

– Где, например? Может, я могу чем-то помочь?

– Ну вот буквально вчера я узнал, что умер мой близкий друг. С чего ему умирать в таком возрасте – просто непонятно. Говорят, болел некоторое время, но не очень серьезно. Я хотел узнать, что там да как, может, вскроются какие-то подозрительные обстоятельства. Нет, не дали даже заехать на место… м-м… несчастного случая. Домой к нему, одним словом. Говорят, распоряжение Чечетова.

Кириллов отвел глаза и некоторое время смотрел в окно. Лунин понял, что он что-то знает об этом деле.

– Ты знаешь… – медленно произнес Кириллов. – В это дело действительно лучше не вмешиваться. Уверяю тебя, с серией убийств и маньяком это никак не связано.

– Ты-то как можешь об этом знать? Преступник же неизвестен, убийства могут совершаться по-разному. И вообще мне не очень нравится, когда какой-то участок оказывается от меня закрыт. Сразу возникает ощущение, что именно там как раз и таится вся разгадка.

– И все-таки встревать в это дело тебе не следует, – сказал Кириллов. – Этим занимается лично Эрнест. Не сам, конечно, но все под его плотным контролем.

– Но… почему? Разве Шмелев имел отношение ко всем этим вашим делам? Он никогда ничем, кроме своей химии, не занимался.

– Представь себе, что да, имел.

– Ты знал его?

– Скажем так, мы встречались. Несколько раз. Во дворце у Эрнеста.

– И когда же он успел в это влезть? – спросил Лунин, удивленный этим поворотом дела.

– Ну знаешь, тут же все быстро. Особенно сейчас. Шмелев пользовался большим доверием Карамышева. И можно сказать, занимал высокое положение во власти.

– А чем он занимался конкретно?

– Кто его знает. Тут же везде сплошная секретность. Полагаю, что мы об этом так и не узнаем. Но это не так важно.

– Вот это да, – сказал Лунин. – Я этого совершенно не ожидал. Кто бы мог подумать?

– Так вот, именно потому что он считался соратником Эрнеста, причем одним из самых близких, сейчас все это и проходит в особом режиме.

– Проходит… что? Шмелева же уже нет, к сожалению. Что тут можно еще сделать?

– Ничего пока не могу тебе об этом сказать, – ответил Кириллов. – Дождись развития событий, увидишь сам.

– Но если он входил в ближний круг Карамышева, значит тем более, это подозрительно – его смерть. Эрнест говорил мне…

– Все это совершенно неважно, – перебил его Кириллов. – Тут какие-то особые соображения. И ни ты, ни я в них соваться не будем. Займись лучше другими расследованиями. Тебе что, загадочных смертей мало?

– Очень даже хватает, но… Сам понимаешь, если что-то остается невыясненным, начинаешь только об этом и думать.

– Думай о чем-то другом, – посоветовал Кириллов. – Чечетов прав: расследовать тут нечего, эта смерть совсем из другого ряда. Точнее, она вообще сама по себе. И тебя это, извини если это прозвучит грубо, совершенно не касается.

– Ну и хорошо, – ответил Лунин, слегка уязвленный. – Если тут все считают, что понимают в расследовании больше, чем я…

– Воспринимай все это с юмором, – сказал Максим. – Главное, не напрягаться по пустякам. Слушай, как насчет пообедать вместе? Чуть рановато, но позже там народ набежит… Все эти солдафоны в погонах со звездами.

– Похоже, у тебя тоже с лояльностью режиму не так чтобы очень. Давай, конечно, я не против. Я толком-то и не позавтракал сегодня.

19

Они вышли на улицу, прошли к двухэтажному ресторану, стоявшему рядом, разделись в гардеробе и поднялись наверх. Там был просторный светлый зал, окна выходили на роскошный императорский дворец.

– Мы тут всегда обедаем, – сказал Кириллов. – Удобно, совсем недалеко, и кормят прилично.

Они прошли по залу, и тут Лунин, к полному своему изумлению, увидел самого Эрнеста собственной персоной, сидящего почему-то в одиночестве за столом в углу. Вид у него был скорее озабоченный. Увидев Лунина и Кириллова, он встрепенулся и сделал приглашающий жест.

– Садитесь! – сказал он с самым любезным видом, когда они подошли. – Я еще не начинал, вы как раз кстати. Рекомендую телячий язык под соусом, его тут всегда готовят отлично.

У Кириллова вид был довольно расслабленный, несмотря на присутствие самого высокого начальства, а Лунин чувствовал некоторое стеснение и неудобство. Они открыли меню и углубились в него. Лунин, к своему удовольствию, обнаружил полный набор правильных закусок, специй и соусов – вплоть до возможности заказать сырой имбирь кусками на блюдечке. Имперская кухня была на высоте, видимо, близость дворца обязывала.

– Часть блюд подвозят прямо оттуда, – сказал Карамышев, кивнув в сторону окна и как будто угадав его мысли. – У нас там великолепные повара. Но я не люблю обедать во дворце – чувствуешь себя все равно на работе. Иногда надо немного расслабиться. Может, по бокалу пива перед едой?

– Не возражаю, – сказал Лунин. – От пива я никогда не отказываюсь. А тут безопасно для высшего лица империи?

– У нас не империя, у нас республика, – проворчал Эрнест, ухмыльнувшись. – Во всяком случае, пока что. Хотя мы подумываем о том, как все это лучше организовать. Нет, тут безопасно, везде мои ребята. И потом, политик должен быть ближе к народу. Нельзя отгораживаться… э-э… стеной недоступности. Так и от масс оторваться можно легко. Вот уж чего бы я хотел меньше всего. Особенно в настоящий момент.

Лунин подумал, что обедая в этом ресторане, вряд ли можно сильно приблизиться к массам, но ничего не сказал по этому поводу. К ним подошла девушка с партийной символикой на фартуке, и они заказали пива и еды.

– Я люблю это слегка стилизовать под горничных в отеле, – сказал Эрнест, проводив ее взглядом. – Уж не знаю почему. Просто нравится.

– Ты что, и такими мелочами занимаешься? – спросил Лунин.

– Форма – это не мелочи, – сказал Эрнест, помогая снять бокалы с пивом с подноса, скорость обслуживания здесь была фантастической. – Форма – это очень важно. Нация может прийти к единству, только если все будут четко понимать, кто чем занимается и какое кому выделено дело. И главное, какое место на лестнице он занимает.

– Ну… – начал было Кириллов, подняв свой бокал.

– Нет, за меня пить не надо, – живо прервал его Эрнест. – Я знаю, у вас уже укоренилась эта плохая привычка. Давайте выпьем за успех нашего дела. Именно сейчас, в этот трудный период, это очень кстати.

Они чокнулись, и хотя Лунин не был уверен, что то дело, которое здесь затевалось, можно было отнести к тем, которым он желал успеха, он все же выпил пива с удовольствием и без пререканий.

– Белое нефильтрованное, – заметил Эрнест. – Такое пиво хорошо пить где-нибудь в горах. Эх, когда мы уже отстроим нормальную резиденцию… Я с ума сойду в этом дворце с его теснотой.

– А в наших границах есть что-нибудь с горами? – спросил Лунин.

– Есть отличный кусок в Стокове, – ответил ему Кириллов.

– Да, чудные пейзажи – озера, горы… – мечтательно протянул Эрнест. – Когда я отойду от дел, поселюсь там. Надо только музей в этой местности какой-нибудь построить и натащить туда хороших картин. И оперу, лучше побольше. Буду вести жизнь мирного поселянина. Я всегда к этому питал душевную склонность.

– А мне тут больше нравится, – вставил Лунин. – Все-таки море – это море.

– Я его сейчас и не вижу никогда, – сказал Карамышев. – Один раз только смотр был в военной части на самом берегу. Молодцы парни, крепко подтянулись, никакого сравнения нет с тем, что было раньше.

– Надо было и мне пойти в военные, – вдруг сказал Кириллов. – А то все эти бумаги, бумаги… Мне уже и в снах снится что-то с гербовой печатью.

Девушка принесла горячие закуски, и они принялись за еду. Вкус у блюд в самом деле оказался превосходным. Лунин давно такого не ел.

– А я как будто создан для этого дела, – сказал Эрнест, откусывая от бутерброда с семгой. – Нет ничего приятнее, чем указ о назначении, или еще лучше снятии. Люди так переживают по этому поводу, просто удивительно. Хотя ведь ничего страшного – повыше, пониже. В ссылку никого не отправляют. Даже за целиком проваленный участок.

– Да, вот вчера маневры, я слышал, были просто убитыми, – сказал Кириллов. – И ничего, все отделались выговорами.

– Это точно, – откликнулся Эрнест. – Давно не видел такого позорища.

Как бы для иллюстрации того, куда свернула беседа, в зал вошла группа военных, судя по всему, очень высокопоставленных. Увидев верховного главнокомандующего, они остановились, вытянулись в струнку и отдали ему честь, он приветствовал их рассеянным кивком. Военные прошли в другой угол зала, видимо, стремясь от начальства держаться на всякий случай подальше.

– Дуболомы, – прокомментировал их появление Карамышев. – Иногда мне кажется, что и я мог бы командовать лучше. Хоть я и не профессиональный военный. Слава богу, у нас не назревает сейчас никакой войны.

– А эти стычки на улицах? – спросил Лунин.

– Ну, это мелкие полицейские операции, – ответил Эрнест. – Что, здорово досаждают?

– Да не так чтобы уж очень… Хотя сегодня с утра жарко было, это точно. Я уж чуть было отстреливаться не начал.

– Да, нашим парням пришлось там потрудиться, – сказал Эрнест. – Пора с этим заканчивать, с этой вольницей. Больше я этого допускать не намерен. Хватит, порезвились уже.

– А чего они хотят добиться своими нападениями? – спросил Лунин. – Мне никто не может дать вразумительного ответа.

– Да ничего особенного, просто раскачивают обстановку. Ты хочешь в их действиях логику, что ли, найти? – спросил Эрнест, сверкнув глазами, беседа явно доставляла ему удовольствие. – Логики ты там не дождешься, не надейся.

– А почему они так сильны? – спросил Лунин. – Почему нельзя прекратить это сразу?

– Как у тебя все легко, – сказал Карамышев. – Ты думаешь, власть – это так много значит? Власть у нас еще очень непрочная. Одно название, я бы сказал.

– Ничего себе название, – пробормотал Лунин, принимаясь за жаркое. Еще один бокал пива бы ему не помешал.

– Это так только выглядит. Ничего, после выборов все сразу войдет в свою колею. А сейчас… У них сильные организации, они давно работают, большие традиции. Вообще эта идея имеет популярность в массах. Вполне могут хорошо выступить и на выборах. Что потом в парламенте с ними делать, ума не приложу… Ничего, этот вопрос мы будем решать.

Некоторое время они ели в молчании. Лунин почувствовал, как по телу разливается приятное чувство сытости и какого-то покоя. Эрнест был, безусловно, самым опасным человеком в этом небольшом мирке, но может быть, именно поэтому находиться с ним рядом и иметь возможность задавать вопросы – давало чувство безопасности, хоть и иллюзорное, Лунин это хорошо понимал.

– А что там произошло со смертью Шмелева? – спросил он, решившись наконец узнать о том, что его больше мучило. Пока Эрнест находился в таком хорошем настроении, этим надо было пользоваться.

– Ох, это большая проблема, – ответил Карамышев, вдруг заметно помрачнев. – Он много важного делал. Оголилось целое направление.

– А чем он занимался?

– У него была очень светлая голова. Я не люблю опираться на старые кадры. Все эти болваны только повторяют то, что давно заучили.

– И все-таки, что именно он делал? – спросил еще раз Лунин, видя, что Эрнест погрузился в задумчивость. – На каком участке работал?

– Да какая теперь разница? Не думаю, что кто-то его полноценно заменит. Он придумывал самые необычные и… скажем так, остроумные ходы. А в какой сфере, это уже неважно.

– Да, юмор здесь ценится, это я понял, – сказал Лунин как бы про себя.

– Более чем, – откликнулся Эрнест. – Всегда приятно, когда что-то… м-м… взрывает мысль. У Шмелева это получалось великолепно. Даже я иногда удивлялся. Хотя меня трудно удивить.

– А от чего он умер? У меня какая-то противоречивая информация.

– Болел и умер, – сказал Эрнест с каким-то странным равнодушием. – Иногда такое бывает. Хотя некстати сейчас, ох как некстати. Целый ряд дел придется перекраивать в самом срочном порядке. Все планы сбились, все надо делать по-новому.

– Но, может быть, этим вопросом стоило бы заняться, – осторожно сказал Лунин. – Все-таки какая-то странная смерть.

– Нет, никакого расследования я проводить не намерен, – ответил Эрнест. – Тут все ясно. К тому же тело уже кремировано, завтра будут торжественные похороны. Большое событие, ты в числе приглашенных, конечно. Они еще пожалеют обо всем этом.

Лунин не понял последнюю фразу, но ясно было, что дальнейшие расспросы производить не стоило. Эрнест как-то замкнулся, от его недавнего благодушного настроения не осталось и следа.

Девушка принесла им кофе, о счете никто не вспоминал, видимо, за все платила местная канцелярия. Если бы не отягчающие обстоятельства в виде присутствия начальства, не всегда уместного, здесь можно было бы обедать.

– Да, вот так, – сказал Эрнест после минутной задумчивости. – Жил человек и умер. Все-таки не мы тут все определяем, а какие-то другие силы. Как бы нам ни хотелось считать по-другому.

Лунин не знал, что сказать на это, Кириллов тоже молчал, хотя и внимательно следил за разговором, судя по виду. Блеск в его глазах навел Лунина на мысль, что тот понимает тут больше, чем он сам, даже несмотря на то, что не задает вопросов.

– Да, а серийного убийцу ты постарайся все же найти, – сказал наконец Карамышев, когда они допивали кофе. Лунин ждал этого весь обед, но все равно это прозвучало неожиданно. – Хотя, может быть, он и сам затихнет после выборов. Но все равно этого крота надо откопать. Допускать какого-то самовольства мы не должны. Как ты, уже нашел что-то, за что можно ухватиться?

– Я понемногу иду вперед, но не знаю, куда двигаюсь, – честно ответил Лунин. – К разгадке или наоборот, куда-то в дебри.

Карамышев вдруг засмеялся.

– Да, это непросто, – сказал он. – Но ты не отчаивайся. Тебе мешает то, что ты мало с кем знаком в городе, не будешь же ты ходить по домам и со всеми беседовать. Хотя, возможно, это и был бы кратчайший путь к цели. У тебя хорошая интуиция, я давно это знаю. Ты вполне можешь определить убийцу просто по странностям в его поведении.

– Чечетов советует то же самое, – сказал Лунин.

– Да, он умный человек, этого у него не отнимешь, – ответил Эрнест. – Знаешь что? Давай сделаем просто. После похорон завтра будет большой обед, поминки, всякое такое. Вся верхушка будет присутствовать. Меня, скорее всего, там не будет, есть более неотложные дела. А ты вполне можешь посидеть, понаблюдать, пообщаться. Может, что-то интересное и углядишь.

– Что, Славик Шмелев был таким важным человеком? – спросил Лунин, немного удивленный.

– Достаточно важным, – сказал Эрнест. – А если недостаточно, мы сейчас его чуть-чуть приподнимем. Как раз будет очень уместно.

У Кириллова опять в глазах при этих словах пробежал какой-то блеск, но Лунин предпочел не вдаваться в эту тему. Чем больше он узнавал о жизни здесь, тем больше становилось вопросов, это производило уже какое-то удручающее впечатление. Но в целом он разговором был доволен, надо было только как-то осмыслить все это, и новые ниточки к разгадке бы появились. Все это как-то было увязано в один клубок.

– Ну что ж, мы пойдем, пожалуй, – сказал Кириллов, поставив чашку за стол.

– Да, – сказал Эрнест, – спасибо за компанию. Я пока остаюсь, мне надо еще кое с кем побеседовать.

Пожав ему руку на прощание, они спустились вниз, оделись и вышли на улицу.