Электронная библиотека » Тарас Бурмистров » » онлайн чтение - страница 9

Текст книги "Курортный детектив"


  • Текст добавлен: 8 января 2014, 21:44


Автор книги: Тарас Бурмистров


Жанр: Классические детективы, Детективы


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Шрифт:
- 100% +

20

– Ты к себе на работу? – спросил Лунин. – Пойдем, я тебя провожу. Как тут, однако, все загадочно. Сплошные вопросы без ответов.

– Да ну брось, – неожиданно сказал Кириллов. – На этот раз ты получил очень ясные объяснения. Я даже не ожидал, что Эрнест так разговорится.

– По поводу чего именно? Он много чего сказал, но я мало что понял.

– Ты что, уже забыл, что тебя больше всего интересовало? Еще в кабинете-то меня донимал. Вот об этом он все и рассказал.

– О смерти Шмелева? – горячо переспросил Лунин. – Подожди, но он же ничего не сказал.

Кириллов поколебался немного, после чего произнес:

– Ну… Раз уже это сказано вслух и открытым текстом, хоть ты ничего и не понял, наверное, это не будет разглашением какой-то секретности. Будем считать, что ты сообразил все сам.

– Ну давай, не томи. Я уже не могу разгадывать загадки.

– Попробуй сопоставить два события, которые мы только что здесь обсуждали. Решение Эрнеста дать отпор уличным стычкам и весь этот туман, который напущен вокруг смерти Шмелева.

Лунин подумал немного на эту тему. В голову ничего не приходило.

– Ох, ну ладно, – сказал Кириллов. – Все тебе разжевывать надо. А тут принято догадываться, никто ничего не говорит прямо.

– Ну и перескажи свои догадки. Только не терзай слишком долго.

Они уже дошли до входа в серое здание, в котором работал Кириллов, и остановились у двери.

– Шмелев, хоть так и нехорошо говорить, умер очень кстати, – сказал Кириллов. – Умер он в самом деле от болезни, и для Эрнеста это действительно большая потеря. Но раз уже его не стало, было принято решение и этот печальный факт использовать в большой игре.

– Как? – спросил Лунин. – Объявить все болезни вне закона?

– Почти попал. Может, еще подумаешь?

– Нет, думать я уже неспособен, давай выкладывай свои соображения, и хватит шутки шутить. С ума тут сойдешь с вами всеми.

– Эрнесту нужна большая жертва, – сказал Максим. – Кто-то, кто занимал высокое положение. И как раз сейчас погиб.

– Зачем? А, понимаю. Чтобы начать атаку на этих ваших несчастных социалистов. Чтобы был повод, правильно?

– Ну наконец-то, – проворчал Кириллов.

– Подожди, а эти мои серийные трупы не годятся? Там же тоже люди из ближнего круга.

– Хм, а они что, твои?

– В известном смысле, – сказал Лунин. Шутить ему больше не хотелось.

– Наверное, это уже слишком давние смерти, – ответил Кириллов. – Да и там менее широко было известно, кто чем занимался. Они немного не подходят. Хотя такие идеи, может быть, и обсуждались. Тут каждый труп идет в дело.

– Дивное местечко, – пробормотал Лунин.

– С другой стороны, – продолжил Кириллов, как бы не замечая его слов, – уже давно стало известно, всем кто хоть немного интересовался этим вопросом, что это дело рук таинственного убийцы, которого ты никак не можешь найти. Так что свалить это на наших друзей и политических конкурентов уже будет не так легко.

– И что теперь? Что дальше?

– Наверное, ты можешь легко предсказать и сам, – ответил Кириллов. – Будет широко объявлено, что Шмелев погиб в какой-то стычке, в городе их хватает, так что с этим проблем нет. Будет устроено много шума вокруг похорон, и дальше начнется массированное наступление. На политические позиции.

– Но подожди, как-то это… все же не очень хорошо, – сказал Лунин. – Человек умер, чего уж там, но затевать теперь вокруг этого какие-то грязные игры…

– Позволь, я оставлю это без комментариев, – сказал Кириллов. – Давай, мне пора. Удачной тебе второй половины рабочего дня. Утро прошло на редкость содержательно.

Попрощавшись с ним, Лунин повернулся и пошел по улице. В офис идти ему не хотелось. Желание работать дальше над этой темой вообще как-то пропало. Впервые ему пришло в голову, что может быть, он не может проникнуть в смысл всей этой игры не потому, что она была слишком сложной, а потому что была слишком грязной. Конечно, это не касалось только случая со Славиком, хотя и сам по себе он был чрезвычайно непригляден.

Домой идти тоже было рановато, хотя насчет служебных обязанностей на сегодня можно было уже и расслабиться. Он получил четкое задание от самого высокого руководства, которое было здесь непререкаемым авторитетом – посетить банкет после похорон, понаблюдать за обстановкой и сделать свои выводы – но это надо было делать только завтра. На вечер как будто дел уже не было.

Ощущение, что он влип во что-то грязное, не покидало его. Славик все-таки был его другом, и только теперь, когда он понял, что в его смерти нет ничего загадочного и связанного с какими-то «обстоятельствами» – Лунин почувствовал это по-другому, как настоящую потерю. И как раз сейчас ему больно было осознавать, что тело его умершего приятеля будет превращено в какую-то игрушку, очередной умный ход в сложной политической игре.

Не замечая, куда идет, он свернул в фабричные кварталы, тянувшиеся здесь к самому морю. Но голых ветвях деревьев оставалось кое-где еще несколько листьев. Под ногами чавкала снежная каша, но с неба капал дождь, и из водосточных труб струились прозрачные струйки. Странное желание вернуть все в тот момент, когда он только приехал в этот город, вдруг появилось у него. Первый день тут, до начала всех несчастий и неприятностей, показался каким-то утраченным раем. Но опять же, как и тогда: во всем этом был вход, но не выход. Двигаться можно было только вперед, «отменить» то, что уже началось, не было никакой возможности.

По крайней мере, теперь наступила полная ясность, это нельзя было не отметить как положительный момент. Все странности последних дней получили свое объяснение. Действительно, никакое расследование, связанное со смертью Шмелева, не нужно было сейчас Эрнесту. Информация тут просачивалась легко и быстро, и это только навело бы на лишние мысли, что в деле что-то не так. Чистый образ погибшего борца с режимом не должен был омрачаться какими-то дополнительными деталями.

На душе у Лунина было мерзко и пакостно, и он опять подумал, что напрасно связался с «миром» – надо было оставаться в стороне. Но Славик бы все равно умер, тут была какая-то высшая непреложность, которая вмешивалась в ход событий, и цели ее были неясны. Но тут уж невозможно было никакое расследование, хотя Лунин и верил почему-то, что свободный философский и поэтический поиск рано или поздно привел бы его к этой разгадке. Однако и с поиском сейчас были большие проблемы.

Поднявшись на крутой холм, откуда открывался вид на озеро, по берегам которого росли низкие сосны, изогнутые так прихотливо и хаотически, как будто и здесь не обошлось без вмешательства высших сил, Лунин некоторое время полюбовался на эту картину, и двинулся дальше. Какие-то вулканические силы вырывались здесь на поверхность, в этом городе, это проявлялось через политику и корежило судьбы людей, совсем как эти стволы и ветки. Но один раз оказавшись в этом месте, отказаться от всего этого было уже сложно.

Лунин задумался над тем, что будет с этой новорожденной страной, когда Карамышев окончательно придет к власти, каким окажется его режим. Предсказывать это было трудно, но ждать оставалось совсем недолго. Себя он, конечно, не видел в этой машине, у него было острое желание, чтобы ее колесики и приводные ремни крутились без него. Волей случая он оказался в этой игре, и уже наелся этого вдоволь. Может быть, кому-то здесь все это и нравилось, но не ему. Единственное стремление, которое возникало у него, когда он это видел – это держаться от этого подальше. Если не сейчас, то уж точно в будущем.

Пройдя еще немного, он вышел к песчаному побережью, и тяжкая хандра начала постепенно оставлять его. Все люди смертны, думал он, это неизбежный ход вещей, и в конце концов, как ни банально это звучало, для каждого из них это был просто вопрос времени. Все дело было только в том, как именно это время провести, и не более того.

Настроение его улучшилось, и он подумывал уже было, не пройтись ли ему дальше вдоль берега, как обычно, погрузившись поглубже в свою медитацию. Но он замерз, и сил далеко идти у него уже не осталось. Надо было возвращаться домой.

У дома Лунин невольно замедлил шаги: едва ли не каждый раз, когда он появлялся в новом месте, его ждал какой-то сюрприз. Поколебавшись с минуту, он достал все-таки из портфеля оружие, так и не пригодившееся сегодня в течение всего бурного дня. С пистолетом в руках он выглядел довольно глупо, это он понимал – но это не имело большого значения.

Толкнув дверь, он осмотрел помещение. Все было как обычно. Вечер, против обыкновения, ожидал его мирный и спокойный. Лунин прошел внутрь и стал готовить себе ужин. Это он всегда делал с удовольствием.

Батареи в доме уже работали, но он решил опять затопить камин. Открытое пламя действовало на него успокаивающе. Через полчаса вокруг стало совсем хорошо.

Развалившись в уютном кресле, он поставил перед собой на скорую руку приготовленное вечернее блюдо, взял вилку, подумал о том, чем он будет сегодня это запивать, для большей приятности – и замер. На столе стояла бутылка вина, закупоренная, как раз такая, какие он выбирал обычно из коллекции в домашнем баре. Утром ее здесь не было, Лунин помнил это точно. В его привычках не было доставать бутылку и не начинать ее, да и этим утром ему было не до вина.

Он протянул руку к бутылке и приподнял ее. Под стеклом, отливавшим кровью в мрачном свете камина, лежала записка. Лунин развернул ее, уже с каким-то внутренним вздохом. Одна записка без трупа – это уже не лезло ни в какие рамки. Разве что труп лежал в спальне, а записка здесь, на столе.

Это опять был Данте, и опять очень известный кусок, и снова без знаков препинания: «День уходил и неба воздух темный земные твари уводил ко сну». Лунин перевернул записку – это становилось даже скучно. Хотя бы что-то новое.

На обороте была не другая цитата, а продолжение того же текста: «…от их трудов лишь я один бездомный». Как обычно, текст был оборван, и Лунин снова не удержался от того, чтобы вспомнить продолжение – «приготовлялся выдержать войну и с тягостным путем, и с состраданьем». Старина Данте, как всегда, не мог не отметить свои трудности. Объяснения всему происходящему, однако, не было ни в тексте, ни в продолжении.

Он повертел в руках записку, потом бросил ее на стол и стал откупоривать бутылку вина. Надеюсь, в него не подмешано яда, подумал Лунин – это было бы слишком уж неостроумно. Хотя для дантовских времен в самый раз.

Сделав первый глоток и попробовав свое кушанье – аппетит у него был отменный и не пропадал почти ни при каких обстоятельствах – он снова взял записку в руки. Что-то очень старое и прочно позабытое как будто проступало в его сознании под впечатлением от всей этой цепочки текстов. Где-то он все это уже видел, но где и при каких обстоятельствах – Лунин вспомнить не мог.

Быстро пьянея, он думал, что почерк записки странным образом изменился. Если раньше те же кроваво-красные буквы нацарапывались каким-то стилизованным готическим шрифтом, как бы специально для того, чтобы вытравить любые следы «руки» с ее индивидуальностью – то теперь автор записки, сохранив готическую остроту букв, придал им как будто знакомый ему почерк. Если бы Лунин не утонул уже в этих хитросплетениях, прочно увязнув в водорослях на самом дне – он бы даже подумал, что это рука Шмелева. Хвостики некоторых букв тот любил загибать именно так. Но это было очередное смешение переживаний и реальности, ни к какой разгадке так приблизиться было нельзя.

Покончив с ужином и бутылкой, Лунин встал и потянулся. Коллекция записок, по крайней мере, пополнялась, значит работа велась. Оставив новую бумагу лежать на столе – папка могла подождать ее и до завтра – он принял ванну, где его уже не посетили никакие мысли, и направился в спальню. Трупа там не было, во всяком случае в постели, а под кроватью он смотреть поленился.

Уже засыпая, Лунин подумал, что поймать преступника, в сущности, было проще простого: надо было просто остаться сегодня дома, проведя чудный день за клавесином, литературными размышлениями и красным вином. Убийца пришел бы сам.

21

Утро разбудило его унылым барабанным буханьем, доносившимся с улицы. Вдалеке выли сирены, но музыки пока не слышно было, хотя она, наверное, уже звучала где-то вдали.

Лунин полежал еще какое-то время с закрытыми глазами, не желая сразу возвращаться в этот мир из своего короткого ночного небытия. Но делать это было надо. Новый серый и тусклый день наваливался на него со всей неудержимостью, неотвратимый, как финал каждой человеческой жизни.

За завтраком он думал, надо ли ему вообще идти на эти торжественные похороны. Это было приглашение, а не приказ, начальственное поручение ограничивалось только посещением банкета по окончании.

Ощущения были смутные и двойственные. С одной стороны, Славик вовсе не заслуживал такого посмертного поругания – превращения в игральную карту в сложной шулерской игре. С другой, даже в таком виде это была все-таки возможность с ним проститься, а учитывая его легкое отношение ко многим вещам при жизни, возможно, это бы его даже позабавило. Такие вещи были в его стиле.

Допивая чай, Лунин вспомнил и о вчерашней записке. Учитывая укоренившуюся привычку неизвестных являться к нему домой, пока его не было, может быть, стоило вообще сейчас не выходить из дому. Но сегодня это все равно не получилось бы сделать, а новые шутки, как бы там ни было, добавляли все же информации к размышлению. И пищи для ума, добавил он про себя иронически. К тому же способы к тому, чтобы определить, дома он или нет, были простейшие, и сидеть тут безвылазно ничему бы не помогло.

Подумав, Лунин решил – просто для развлечения – вступить в переписку с незнакомым ему любителем поэзии. Он взял клочок бумаги, надорвал его неровно по краями и, не найдя красную ручку, остатками вина из вчерашней бутылки бледно нацарапал там, тоже без запятых: «Для лучших вод подъемля парус ныне мой гений вновь стремит свою ладью».

Пусть гадает, что это значит, удовлетворенно подумал Лунин. Может, я решил выйти из игры и удалиться в лучшие воды. Обилие Данте начало утомлять, и на обороте он приписал из другого источника: «И увидел чистые воды светлой реки жизни». Ничего более подходящего к случаю ему в голову не пришло.

Покончив с этими важными делами, Лунин оставил записку на столе, оделся и вышел на улицу. Входную дверь он оставил незапертой – какая разница, все равно тут не дом, а проходной двор. Пистолет на этот раз остался дома, надежно спрятанный еще вчера под крышкой клавесина.

До главной улицы было всего несколько шагов, и свернув на нее, Лунин чуть не остановился, пораженный увиденным. Это были не похороны, это был полноценный военный парад. По улице лязгали танки, колоннами шли отряды с самой экзотической символикой, высоко в небе кружились эскадрильи самолетов. Такое ощущение, подумал Лунин, что Карамышев согнал сюда все свои вооруженные силы.

Мрачная и монотонная музыка, что-то как будто в фа-миноре, донеслась до его ушей. Мотив резко восходил от доминанты к тонике, и потом ниспадал обратно медленнее, уже без хроматики. Из этой темы, подумал Лунин, можно было сделать даже и полноценную фугу. Но это был военный марш.

Он вышел ближе к улице и остановился на тротуаре. Народу там было немного, всего несколько праздных зевак рядом с ним, и еще небольшие группы людей чуть подальше. Но зато посередине улицы шли колонны за колоннами, как будто весь город был призван на этот военный парад. Лунин наблюдал за ними, но никакого желания вливаться в эти ряды у него, конечно, не было.

Через несколько минут он с удивлением увидел Муратова, шедшего рядом с каким-то батальоном (судя по нашивкам, повышенной секретности) с самым отрешенным видом. Лунин окликнул его.

– А, Мишель, доброе утро! – сказал ему Муратов, выйдя из своей глубокой задумчивости. – Ты-то что тут делаешь?

– Наверное, то же, что и ты, – ответил Лунин.

– Да, можно было не спрашивать, – сказал Артур. – Слушай, а зачем нам брести в этой колонне? И тем более стоять на холоде. Пойдем, тут рядом есть неплохое кафе, окна как раз выходят на эту улицу. Посидим, немного развеемся, отдохнем от этой атмосферы.

Улучив момент, когда между двумя колоннами образовался небольшой просвет, они проскользнули на другую сторону. Какой-то военачальник невысокого пошиба проводил их мутным взглядом. Колонны продолжали идти, перемежаемые военной техникой.

– Откуда Эрнест натащил все это барахло? – спросил Лунин, когда они сели за столик у окна. Парад отсюда был виден отлично.

– Ты о танках? – переспросил Муратов. – Ну наверное, от России что-то осталось. В городе были большие склады. Ей это уже не нужно, и я так думаю, никогда не понадобится. Все это было бесхозным.

– Все-таки меня по-прежнему удивляет, что там на все наши события нет никакой реакции, – сказал Лунин.

– Я удивился бы, если бы кто-то пошевелился, – хмыкнул Муратов. – России уже давно ни до чего, ты же знаешь.

– Не сказал бы, – ответил Лунин. – Я никогда по-настоящему не верил, что она окончательно впадет в мертвую спячку, как сейчас. Как-то все это не соотносится с русской историей.

– Я так понимаю, что она уже закончена, – откликнулся на это Муратов. – Должна же ведь когда-нибудь?..

– Это-то понятно. Непонятно, почему именно сейчас. Как раз на нашем поколении.

– Хм, а ты что, хотел бы, чтобы Россия очнулась и вмешалась во все это, добавив тут неразберихи? Лучше уж мы сами, как-нибудь без нее.

– Ты сторонник этого отделения? Честно говоря, я и в отделение-то не очень верю. Слишком театрально все выглядит.

– Ну Эрнест всегда так делал, правда ведь? У него просто не было раньше возможности развернуться. Внешний эффект для него – это все.

Как бы в подтверждение его слов на трибуне на противоположной стороне улицы, до этого пустовавшей, началось какое-то движение. Места перед трибуной было немного, поэтому толпа сжалась очень плотно, почти потеряв свой военный порядок. Но трибуна стояла на возвышении, поэтому видно все было хорошо.

Какие-то генералы, столпившиеся там, расступились и пропустили вперед Эрнеста. Карамышев был бледен и сосредоточен. Он говорил в микрофон, поэтому обрывки его фраз, гулко разносившиеся по улице, долетали и сюда в кафе.

– Друзья! Соратники! – начал он. – Мы собрались здесь по печальному поводу. Я хотел бы предложить начать не с речей. Довольно их было говорено. Предлагаю почтить память нашего товарища, вырванного из наших рядов, скорбной минутой молчания.

Он склонил голову и застыл в такой позе. Стоявшая перед трибуной публика подобралась, вытянулась и тоже замерла. Лунин почувствовал сильное желание встать и присоединиться к общему порыву, но удержался – в интимной обстановке кафе это было бы глупо.

– Да, Славик был хорошим человеком, – сказал Муратов, нарушая тишину. Видимо, ему тоже не очень хотелось следовать массовым ритуалам. – Не чета всем этим солдафонам. Хотя и участвовал в общей игре.

– Как он попал туда, на самый верх? – спросил Лунин. – Для меня это было очень неожиданно.

– Чем-то понравился Эрнесту, – ответил Муратов. – Других способов нет. Но если это условие выполнено, могут быть самые фантастические взлеты.

– Я обедал вчера с Карамышевым, – сказал Лунин. – О Славике он отзывался очень хорошо.

Минута молчания уже закончилась, и началась обычная шумная речь Эрнеста. Ничего неординарного он не говорил, фразы были самые обычные: «смерть вырвала из наших рядов», «мы должны ответить сплочением рядов» – но толпа слушала, как завороженная. Это было видно даже по их затылкам.

– Эрнест их гипнотизирует, – сказал Муратов. – Я давно это замечал. Счастье тому, кто обладает светлым умом, как ты или я, и не поддается этому гипнозу.

– Я поддаюсь, – проворчал Лунин. – Хотя и не в полной мере. Не так, как эта толпа.

– Тут главное – пропускать это мимо, не впускать в глубину сознания, – оживившись, откликнулся Муратов. – На меня тоже действует. С другой стороны, ведь он прав в данном случае, разве нет? Славик Шмелев заслуживает, чтобы его так проводили.

– Если ты не знаешь, это только повод, чтобы устроить тут разгром левого крыла, – сказал Лунин с горечью.

– Даже если так, какая теперь разница? – сказал Артур. – Политические игры все равно не остановить. До выборов осталось совсем немного, накал страстей будет нарастать. После выборов, как все говорят, должно угомониться.

Эрнест за окном отчаянно жестикулировал, речь его, кажется, подходила к кульминации.

– Сейчас перед нами, – кричал он, – пронесут тело нашего товарища. Я призываю всех отдать ему прощальные почести!

Лунин с Муратовым не выдержали и, глянув друг на друга, все-таки встали. Толпа в середине улицы расступилась, образовав узкий коридор и только каким-то чудом не совершив при этом немыслимой давки. Лунин как мог, вытянул голову, чтобы не пропустить ничего из увиденного.

Духовой оркестр грянул несуразную какофонию, хорошо оттенявшую мрачную абсурдность происходящего. Под эти дикие созвучия, заставившие Лунина поморщиться, мимо них пронесли гроб, черный с золотом. Со всех сторон на него бросали букеты цветов. Толпа скандировала что-то неразборчивое.

Лунин почувствовал, что глаза его слегка увлажнились. Чтобы успокоиться, он сел и налил себе еще кофе. Муратов уселся тоже.

– Ты знаешь, – сказал он. – Никто из моих знакомых так и не видел тело. А теперь его хоронят в закрытом гробу. Почему, интересно?

– Тело уже кремировано, – ответил Лунин. – Эрнест вчера об этом обмолвился.

– Все это немного странно, – сказал Муратов. – Какая-то непонятная поспешность во всем.

– Ты же помнишь, я хотел расследовать это дело. Но мне сказали, чтобы я не ввязывался. Когда дело доходит до политики, нормальное течение жизни в этом городе прекращается, это я уже понял.

– Интересно, куда его понесли? – спросил Муратов. – Где похоронят?

– Наверняка Эрнест уже приготовил какой-то пантеон. Ему надо воздвигать новую мифологию, как же без этого. Жертвы за свободу и так далее.

– А как у тебя с главным расследованием идет дело? – поинтересовался Муратов. – Чечетов сказал недавно, у него есть ощущение, что ты уже скоро все раскроешь.

– Да? – с сомнением переспросил Лунин. – Что ж, ему виднее, наверное. У меня никакого продвижения нет. Все застряло намертво.

– Что, совсем никакой новой информации?

– Есть, но такая, что лучше бы ее не было, – ответил Лунин. – Убийца еще раз навестил меня дома.

– Опять разрисовывал ковры? Или вы встретились лицом к лицу?

– Хорошо бы, – пожаловался Лунин. – Надоел он уже своими загадками. Нет, он оставил записку. На столе под бутылкой. Больше ничего не тронуто, насколько я смог понять.

– Продолжение поэтического цикла? – спросил Муратов. – Или теперь что-то в прозе?

– Да, стихи, опять оттуда же. Я уж просто устал ломать над этим голову. Сегодня сам оставил ему записку. Чем я хуже, в конце концов?

– Ты все-таки поосторожнее с ним. Кто знает, что ему дальше взбредет в голову.

– Если бы он хотел, давно бы меня грохнул, – сказал Лунин. – Дело ведь одной секунды. Если он не стреляет из-за угла, значит игра заключается в чем-то другом.

Эрнест уже давно спустился с трибуны, остатки колонн неторопливо шествовали мимо. Улица постепенно пустела, на асфальте остались клочки каких-то знамен, раздавленные хризантемы и поломанные гвоздики.

– Ну вот все и закончилось, – сказал Лунин. – Мне пора. Сейчас начнется банкет, нечто вроде политических поминок. Карамышев хотел, чтобы я там присутствовал. Ты пойдешь?

– Нет, у меня дела, – ответил Муратов. – А где это будет?

– Что-то я забыл спросить, – сказал Лунин, сообразив это только сейчас. – Но наверное, во дворце, где же еще?

Они расплатились за кофе и вышли на улицу. Муратов, попрощавшись, направился куда-то в сторону своего института. Лунин постоял еще немного, наблюдая рассеянным взглядом, как разбирают трибуну. Поток людей ощутимо редел. Решив, что медлить слишком долго не следует, чтобы не опоздать к началу, он повернулся и пошел к дворцу.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации