Текст книги "Отсроченный шанс, или Подарок из прошлой жизни"

И, честно говоря, откровенно прибалдел, проникнувшись уважухой и глубоким респектом к своей бывшей школьной подруге и первой любви.

Алиса оказалась настоящим «пахарем» в науке: бесчисленное количество серьезных, глубоких статей и монограмм в научных журналах, множественные непростые экспедиции, в том числе и работа в Антарктиде на полярной станции «Восток», интереснейшая кандидатская диссертация. Ее мнение как ученого ценилось весьма высоко в международном сообществе климатологов и географов.

Молодец! Нет, на самом деле – круто! Впрочем, Денис и тогда, в их далекой юности, не сомневался, что она всерьез и по-настоящему увлечена профессией, которую выбрала, и обязательно многого в ней добьется.

Ну вот она и добилась. Наверняка продолжит и дальше расти и развиваться как ученый. А что в личной жизни?

Просмотрел, выяснил. И сказал себе: хватит, стоп! Прошлое – оно есть прошлое, пусть там и остается, не хотелось ничего ворошить, да ворошить-то особо было нечего – ну, первая, почти детская любовь и дружба, как им обоим казалось: настоящая, навсегда.

Мило, наивно и немного грустно и смешно. Легкое, теплое ностальжи.

А оно вот так возьми да выскочи то прошлое – как черт из табакерки: фигак, и здрасте вам, теперь вот они соседи! И что делать с этим, Кедров пока не знал – вот уж чего-чего, а в соседство и тесное общение с подругой юности своей его тянуло меньше всего.

Ладно, с этим потом как-нибудь разберемся. Сейчас о более актуальном.

«Могут ли на самом деле обвинить Алису в этом убийстве?» – размышлял Денис, возвращаясь к своему дому после прогулки.

При желании все возможно: улики подтянуть и трактовать в нужном для следствия ключе, «лишние» свидетельства благополучно «потерять» из подшивки, а не лишние и нужные подшить к делу – и вот вам, пожалуйста, имеется и реальная подозреваемая. При более горячем желании – да запросто. Тем более Алиса сказала, что по многим признакам убитый был из весьма обеспеченных слоев общества, наверняка сын какого-нибудь перца при бабках или погонах или то и другое в одном сэндвиче с коррумпированной прослойкой посередине. Тогда, к гадалке не ходи, начнется кипиш не детский, примется начальство названивать-требовать от следаков результата, торопить со сроками.

И почему бы при таком раскладе случайную, подвернувшуюся настолько удачно барышню не подтянуть в качестве обвиняемой и поскорей отрапортовать о задержании преступника и раскрытии дела. Только вот одна неудобная загвоздка для такого расклада: Алиса Юрьевна вам не тиктокерша какая и не блогерша, прости господи, а дама с именем и званиями, ее так просто не «закроешь», можно такую «ответку» огрести, что погоны по щекам захлопают.

Так что прогноз Кедрова был таков: завтра этот майор из СК выяснит все доподлинно про доцента Ельскую, узнает о ее известности и заслуженном авторитете в научных кругах, скиснет-расстроится и вынужден будет отказаться от желания даже хотя бы в виде рабочей версии рассматривать вариант ее виновности. Значит, и переживать не о чем.

И тем не менее завтра же на работе Денис просмотрит все, что есть об этом деле. Да и с кладом этим зашибись история. Надо бы собрать инфу про тех, кто там жил раньше.

«Да, – вспомнив, вздохнул тяжко Денис, разуваясь в прихожей, – придется еще и про Любавина генеральствующего докладывать».

Служить-то Кедров служит, это папенька верно слил Лильке информацию, да только не совсем чтобы в МВД, а в несколько ином ведомстве, и не совсем чтобы в каком-то информационно непонятном отделе, а в Центре информационной безопасности. И доступ к любым сведениям о самом Кедрове и его службе, как бы сказать?… Можно считать, что нет этого доступа и сведений нет, практически от слова «совсем». Но и за эмвэдэшную, вполне себе официальную версию, которую раздобыл для дочери Лилькин папаша, прилетит тому всерьез, как бы не до почетной пенсии.

Некоторые люди, облеченные властью, административным ресурсом и возможностями, за годы службы заматеревшие на своих постах, порой настолько легко пользуются ими в житейско-денежных, личных и деловых интересах, словно считают чем-то нормальным и обязательно прилагающимся к «трону», чуть ли не атрибутом домашнего обихода, как удобные тапочки.

А зря. Не стоит расслабляться: уж сколько их таких неосмотрительных, спикировавших штопором с высоких кресел – кто в ссылку, кто на отсидку, а кто и «со святыми упокой», устроенным им более удачливыми конкурентами.

Утром Алиса решила – ну его, проживет без нее наука как-нибудь и потерпит несколько часов, если она не помчится спозаранку в лабораторию на работу. Открытие без нее там вряд ли кто сделает, а и сделает, так и хорошо: в науке нынче с открытиями как-то совсем туго. А лекций и практических занятий со студентами у нее сегодня нет, они у нее всего два раза в неделю.

Отзвонилась начальству, честно признавшись своему научному руководителю.

– Никаких сил у меня нет, Григорий Саввович, – жаловалась она. – Мне даже носить нечего, кончились вещи, а те, что есть, распиханы по коробкам. А еще у меня труп тут приблудный образовался.

– Какой труп? – опешил профессор Шведов.

– Та, какой-то непонятный, – легкомысленно высказалась Алиса и рассказала о неприятной истории, приключившейся с ней.

– Ну это они пусть только попробуют тебя в это дело приплести! – возмутился Григорий Саввович, мгновенно заводясь.

За своих учеников и подчиненных Шведов всегда стоял горой и старался помочь всячески и выбить-выпросить для них привилегии и премии-гранты, объясняя чиновникам кабинетным, какая тяжелая жизнь у практикующих ученых-климатологов, в каких диких, труднейших условиях им приходится работать месяцами. В общем, любил и заботился.

Алиса заулыбалась, слушая его недовольное сопение и обещания устроить тем полицмейстерам развеселую жизнь. И так вдруг ей тепло и спокойно стало, словно ребенку, которого прикрывает собой любящий отец.

Вообще-то, у нее имелся хороший, весьма достойный отец и вполне себе любящий, только он давно прикрывает от всяких напастей своих детей от второго, счастливого брака, младших Алисиных брата и сестру. А она как-то без его заступничества справляется.

– Да я и сама не дамся, Григорий Саввович, – пообещала Алиса профессору, рассмеявшись.

И перешла на насущные рабочие проблемы. Обсудили, Шведов дал Алисе три дня отгулов – на отдых и разбор вещей.

Чем она тут же и занялась в озвученной последовательности, начав с пункта первого: «отдых» – юркнула обратно под одеяло, укуталась и сказала себе:

– Всего несколько минуточек полежу и встану.

…и заснула почти мгновенно, и проспала пару часов кряду. Зато выспалась, как не могла и упомнить, когда так сладко и спокойно высыпалась.

Классный все-таки у нее матрас. Надо бы еще подушку подобрать из числа крутых ортопедических, но это потом как-нибудь.

Интересно, перескочила мыслью на дела более актуальные Алиса, что там смог раздобыть-узнать Денис? Кинула взгляд на часы – рано звонить и интересоваться, рабочий день в самом разгаре.

И вдруг стопорнулась на месте от стукнувшей в голове мысли: а куда звонить-то? Она же номера его телефона не знает!

– Тьфу ты! – осерчала она на себя.

И как можно было забыть взять у него номер! И Кедров тоже хорош – прямо изошел вчера весь от сарказма, так не хотелось ему с ней связываться во всех отношениях: и в простом дружеском общении, и уж тем паче помогать в чем-то там непонятном. Уж он-то про телефон не забывал, а не напомнил и не дал свой номер намеренно.

Ох, Денис, Денис…

Эмма родила Никиту, когда Алисе было четырнадцать лет. Как только она узнала о беременности, сразу же отправила Алису жить к своим родителям, даже не пытаясь сгладить этот момент обещанием, что, мол, это временная мера.

– У меня будет малыш, и я больше не смогу уделять тебе время и внимание, – уведомила Эмма дочь официальным сухим тоном.

– А до этого ты уделяла мне прямо все свое время и внимание, – усмехнулась иронично Алиса и, увидев, как меняется выражение лица матери с холодного и отстраненного на надменно-недовольное и та набирает воздуха в грудь, чтобы разразиться воспитательным нравоучением, поспешила предотвратить готовящуюся отповедь. – Я давно уже практически живу у бабушки с дедом. И зачем надо было делать вид, что я живу с вами, вообще непонятно.

– Не надо говорить таким тоном, словно ты мне не нужна и я тебя выгоняю, – отчитала ее Эмма.

«Нет, блин, нужна и не выгоняешь!» – тянуло ответить.

Но Алиса, как обычно при общении с матерью, сдержалась. Да ну на хрен, только вступи с ней в спор или скажи что-то не совпадающее с картиной мира Эммы Валентиновны или (не дай бог!) наводящее критику на ее «чистый» образ матери и жены – не расхлебаешь возмущений и нравоучений до заговения, как говаривает бабушка.

Да, собственно, Алиса спорить и не собиралась! Она и сама рвалась сбежать от маман и ее нового мужа как можно скорее и дальше: ее просто удушала витающая в их доме атмосфера какой-то непрерывно разыгрываемой пьесы под названием «Счастливая семейная жизнь гениального ученого». И как она ни старалась не обращать внимания и как ни уговаривала себя, что и наплевать, что у нее есть папа, и бабушка с дедом, и еще одни бабушка с дедом, но равнодушие матери и отчима, полное игнорирование и использование ее в этой своей постановочной жизни таки обижало Алису.

Тогда еще обижало и задевало.

Да бог бы с ними! Бог с ними – если им нравится, пусть продолжают жить-играть в то, что им нравится, а она на свободу! И девочка сбежала в тот же день к бабуле с дедулей, словно чистого воздуха вдохнула полной грудью. Правда, поплакала на плечах стариков, жалуясь на мать, но недолго. Бабуля всегда умела подобрать правильные слова и объяснить реалии так, что Алисе сразу становилось легче на душе и как-то все делалось ясным и очень понятным, в том числе про маму и про ее жизнь. Но это мама, и это больно, когда она игнорирует своего ребенка. Но… «мамы всякие нужны, мамы всякие важны».

Ладно, проехали. Наступал новый учебный год, и, уже окончательно поменяв место жительства, девочке требовалось менять и школу.

Алиса не определилась пока со своим жизненным путем и выбором профессии, зато имела способности намного выше средних и явную тягу к точным наукам, что неудивительно при папе ученом, дедушке еще большем ученом, да и бабушке, всю жизнь проработавшей заведующей архива в университете. Потому она выбрала специальный лицей с уклоном в точные науки, расположенный очень удачно неподалеку – в соседнем районе. То есть лицей, в котором преподавали более углубленно, чем в обычных школах, курс математики, геометрии, физики и химии, а также с серьезным, практически вузовским преподаванием английского.

Попасть в тот лицей было весьма непросто, но возможно, при определенных связях, горячем желании и сдав на весьма высокий балл вступительные тесты. Связи нашлись, желания у Алисы было хоть отбавляй, а тесты она прошла не парясь.

Денис Кедров поразил Алису с первой минуты, как только заговорил, с интересом и эдакой задоринкой поглядывая на новенькую девчонку. Он провоцировал, ясное дело, но ей понравилось чувство юмора этого парня и то, что он вовремя остановился, не съехав в пошлость. Да и развеселил он ее, и заинтересовал очень так… по-девчачьи.

Личностью Денис Кедров был неординарной, яркой и определенно выдающейся, но в лидеры класса не рвался совсем, хотя, имея серьезный бонус и аванс в виде крепкого авторитета в среде ровесников, мог стать таковым, не прилагая практически никаких усилий.

Но для Дениса ценнее всего было состояние и ощущение некой внутренней свободы, позволяющее ему не загоняться в диктуемые сообществом рамки и правила. К тому же, будучи пофигистом во многих аспектах (кроме программирования, разумеется, занимавшего все его помыслы и устремления), он совершенно не загонялся и не привязывался к чужим мнениям о себе и о том, как должно и нужно жить, чтобы достичь высокого социального статуса в будущем. Потому и обременительная роль лидера, требующая постоянного подтверждения своего права на это звание, способности управлять массами и бесконечной борьбы за данный статус, была Кедрову совершенно не интересна. Вот абсолютно. Что делало его еще более привлекательной личностью, имеющей столь неординарную жизненную позицию и умеющего к тому же ее отстаивать.

Это потом, много лет спустя, Алиса поняла, что большинство гениальных и талантливых айтишников в массе своей таковы. Что именно эта их внутренняя свобода, отсутствие привязанности к устоям и закостенелым правилам и дает им свободно мыслить, рождая настоящие прорывные идеи и новации в программировании и в его применении, просто они мыслят абсолютным масштабом возможностей.

Что крайне мало кому дано.

Может, именно поэтому Денис с Алисой очень быстро сдружились, всего за несколько дней, из-за этой самой поразительной внутренней свободы, которой обладали в большой степени оба, удивительной для детей, как правило, в пубертате очень сильно зависящих и ценящих мнение одноклассников и той среды, в которой вращаются. А может, потому что они совпали юмором и иронией и своим поразительным отношением к жизни, умением не превращать в трагедию житейские неурядицы и проблемы. У них были очень похожие судьбы: у обоих родители развелись и образовали новые семьи – Алисины, когда девочке было десять лет, а Дениса, когда тому было двенадцать. И она и он остро переживали моменты своей ненужности родителям, и оба жили не в их новых семьях – Алиса с бабушкой и дедом, а Денис с бабушкой.

Но, какими бы ни оказались причины, послужившие столь быстрому сближению Алисы и Дениса, помимо всего прочего, было в них обоих что-то особенное, выделявшее этих детей из общей массы подростков. И дружба их получилась не совсем типичной для мальчика с девочкой подросткового возраста, какой-то уж слишком настоящей, что ли, серьезной.

Ей четырнадцать, ему пятнадцать, и им было глубоко до фонаря и не до анализа и понимания, чем именно они там совпали и что притянуло их друг к другу, им просто было здорово, легко и весело вдвоем. До определенного момента, когда эта дружба, замешанная на неосознанном сексуальном влечении и тонком притягательном эротизме, не переросла через год в нечто гораздо большее.

Денис был технарь абсолютный, с типичным техническим образом мышления, который учился, приобретал знания и затачивался исключительно в одном, конкретном направлении, и ничего, кроме компьютеров и программирования, его не интересовало. Ну, за редким исключением.

Алиса в деталях, в мельчайших подробностях помнила момент, когда все круто переменилось между ними, навсегда сохранив весь тот день в памяти. Помнила ярко, пронзительно, до запахов и звуков, до летящих в солнечном луче пылинок и спящей, свернувшись клубком под стулом в музее, кошки. Даже музыку помнила, которую слушала, собираясь на встречу с Денисом.

Она все подкалывала Кедрова, посмеиваясь над однобокостью приобретаемых им знаний, называя его увлеченность программированием «флюсовой болезнью», и цитировала Козьму Пруткова, которого, в свою очередь, частенько цитировал ей дед: «Всякий специалист подобен флюсу – полнота его односторонняя».

– Ну и что, – не обижался Кедров, – и правильно. Зачем мне забивать мозги лишней информацией, когда мне до фига сколько надо усвоить и изучить по основной и определяющей теме.

Она смеялась, разъясняя ему:

– Есть вещи, Денис, которые твое программирование описать не способно и не может передать. Например, картины великих мастеров, или музыка великих композиторов, или книги великих писателей.

– Описать программой можно все, – спорил он. – Лет через тридцать компьютеры будут рисовать картины не хуже твоих великих мастеров, и музыку сочинять, и книги.

– Может быть, – стояла на своем Алиса, – но они не смогут запрограммировать настроение, впечатление, ту магию, волшебство, что творят настоящие мастера, гении.

Они спорили, каждый выдвигая свои аргументы, пока Алиса не развела Дениса на элементарное «слабо» и не затащила в Пушкинский музей в отдел импрессионистов.

– Ну и что, ты хочешь сказать, что они неповторимы? – не сдавался Кедров, следуя за ней из зала в зал. – Да этих твоих импрессионистов проще описать программой, чем того же Репина, у них же каждый мазок как большой пиксель. Легко!

– Ты не так смотришь! – Алиса оттаскивала его от картины, понижая голос, чтобы не отругала за шум смотрящая за залом старушка, уже поглядывавшая неодобрительно в их сторону. – Их надо смотреть на определенном расстоянии.

И подвела друга к картинам своего любимого Клода Моне, остановила напротив одной из цикла «Кувшинки» и распорядилась:

– А теперь смотри.

– И что в нем особенного? – упорствовал Денис. – Все те же пиксели, только крупными мазками.

Алиса взяла его под локоть и, увлекая за собой, отошла на шаг назад, на одной ей ведомое расстояние, приподнялась на цыпочки, до самого уха не дотянулась, росточка не хватило, но прошептала возле:

– Смотри на картину сначала как бы целиком, не выбирая и не цепляясь взглядом за отдельные детали.

И, наблюдая за выражением его лица, дождавшись, когда оно изменится, расслабится, продолжила наставление:

– А теперь смотри в центр, но не сфокусированным, а словно бы рассеянным взглядом.

И Денис посмотрел. И вдруг увидел. Алиса совершенно точно определила момент, когда он понял, по-настоящему «узрел» картину, – и почувствовала, как он удивился, затаил вдруг дыхание, и наблюдала, как что-то неотвратимо менялось в нем, осознавала своим особым эмоциональным настроем на Дениса внутреннюю перемену, происходящую в нем.

И тогда она поднялась еще выше на цыпочках, настолько, насколько могла, и шепнула одну фразу, почти в самое его ухо.

И в этот момент с ними случилось чудо. Что-то необыкновенное: эротичное и сексуальное. И еще какое-то высокое волшебство…

И все изменилось. Сразу.

«М-да», – покачала головой Алиса, прогоняя налетевшие и захватившие ее воспоминания, понятно: подростковый секс и все такое, но у них с Денисом это было очень красиво и наполнено, озарено каким-то потрясающе высоким чувством, удивительным душевным и эмоциональным состоянием.

А может, так у всех бывает с первой любовью, с первым сильным чувством? И она просто себе напридумывала чудес, решив, что у них с Денисом Кедровым было как-то по-особенному, не так, как у других?

«Ого!» – подивилась Алиса, окидывая взглядом результаты своих трудов. За этими воспоминаниями она умудрилась разобрать все нужные и намеченные коробки, рассортировать и расставить-разложить, а кое-что даже развесить. Только сейчас столкнулась с проблемой развешивания вещей, заодно вспомнив, что срочно нужны шкафы.

Кто бы ей их нашел-выбрал и доставил. Эхе-хе… С ее работой и занятостью жить ей без шкафов, видимо, долго. Ну хотя бы вешалку напольную на колесиках надо купить, ее и в интернете заказать с доставкой можно.

Ладно, хозяйством позанимались, пора и на прогулку, имеющую вполне себе конкретную и важную цель, а именно: проверить, вернулся ли домой товарищ Кедров. И именно вот таким, визуальным образом, куда деваться? Номера телефона у нее нет, приходится действовать партизанскими методами – наблюдением и засадой.

Кедрова дома не обнаружилось. Окна его квартиры темнели черными квадратами, да и машины, которую Алиса запомнила на стоянке у супермаркета, около дома и в ближайшем радиусе от него она не нашла.

И через два часа, когда она повторила свой разведывательный рейд, Кедрова все не было. И совсем уж поздно, после полуночи, не пришел – Алиса быстренько сбегала, проверила еще разок. Так и легла спать, не дождавшись товарища, раздосадованная, но успокоенная тем очевидным фактом, что на данный момент никакой следователь ее звонком не побеспокоил, в полицию не вызывал и в околоток ее тащить никто пока не спешит.

«Ну и аминь, и спокойной ночи», – пожелала себе Алиса и заснула практически сразу после сердечного пожелания себе любимой.

Понятное дело, что она не побежала утром к Кедрову, логично предположив, что тот либо спит, бог знает когда вернувшись домой, либо и вовсе остался на работе, а может, и не на работе, а у дамы сердца, не все же ему с шалыми бывшими одноклассницами общаться, надо и любовью телесной и душевной наполняться. И от мысли о том, что зависает Кедров на свидании с какой-то дамой (вполне, кстати, здравой и логичной мысли), стало ей как-то грустновато и шкрябнуло что-то неприятно по душе. «Ну что ж теперь поделаешь, таковы реалии жизни», – уговаривала себя Алиса, заодно напомнив, что расстались они пятнадцать лет назад. И если первые годы при мысли о том, что бывший возлюбленный теперь любит и встречается с другими девушками, становилось ужасно плохо и горестно, то последние годы ее сей факт никак не беспокоил, когда нет-нет да и вспоминала она о нем.

Алиса, может быть, и побежала бы доставать загулявшего друга спозаранку, да только она знала наверняка: если бы Кедрову стало известно о грозящих ей неприятностях, он сразу же сообщил бы. И номер ее телефона нашел-раздобыл за минуту или даже за полминуты. Алиса была совершенно уверена в нем и, как ни парадоксально, – верила ему абсолютно.

Вот и не дребезжала, не накручивала себя понапрасну.

Вообще-то, это странно, вдруг призадумалась Алиса. Кедров же прав: целая жизнь прошла после их расставания, тогда они были совсем детьми, а стали взрослыми людьми, многое прошедшими, многое повидавшими-испытавшими, изменились как внешне, так и внутренне, обросли потерями-предательствами, жизненными уроками, как днища старых баркасов ракушками… Так откуда в ней столь неизбывная вера ему и в него? По вспомнившейся привычке?

«Нет, – покачала она головой, отвечая самой себе, – нет, не по привычке». Как ни парадоксально, но Алиса все так же чувствует его, ощущает его внутренние переживания, эмоции и настроения, как и много лет назад. Давно уже забыла об этой своей странной эмпатии по отношению к Денису, а оказалось, что и вспоминать не требуется, само проявилось, стоило лишь встретиться вновь. Вот только теперь, будучи взрослой женщиной, знающей о жизни гораздо больше той девочки-подростка, давно научившись разбираться в людях и анализировать обстоятельства, Алиса думала, что такое чувствование другого человека – это не подарок судьбы, а, скорее, наоборот – наказание.

Вот, например, она точно знает и, блин, чувствует – будь оно неладно! – как Кедрова тяготит, напрягает их встреча, необходимость общаться и помогать ей, ему совершенно не хочется ворошить и вспоминать их прошлое, но оно навязчиво вспоминается, не слушая приказов, и лишь иногда от этих воспоминаний у Дениса что-то теплеет в душе.

Алиса не собиралась обдумывать природу этого странного феномена и уж тем более гадать, откуда и что взялось. Бог с ним, взялось и взялось, никуда теперь не денешь, можно только порадоваться, что срабатывает эта ее странность с одним-единственным человеком, а то можно было бы и кукушкой тронуться. Честно признаться, она тоже не сильно-то и рвется к постоянному общению с господином или, скорее, товарищем Кедровым. Скажем прямо – не самое приятное ощущение, реально чувствовать и эмоционально ощущать, что кому-то настолько неприятен. Зря он так напрягается и пугается, если б не этот случай с убитым парнем, Алиса и не подумала бы снова искать встречи. Ей вполне хватило, когда там, в супермаркете, он четко и весьма определенно дал понять, что не желает никаких встреч и разговоров с ней в дальнейшем.

Да и ладушки – нет так нет, не очень-то и хотелось. Ей же легче.

Вот только дождется вечера, сходит проверит, появился Кедров или нет, если появился, узнает информацию, которую он смог добыть, – и большое спасибо, будьте счастливы, привет-привет! А сейчас, раз уж у нее выпали спонтанно два свободных дня, надо бы все же заняться хоть каким обустройством на новой жилплощади.

– Шкафы, блин, купить, – попеняла себе Алиса и ворчнула на бывшую хозяйку: – При таком крутом дизайнерском ремонте можно было бы и гардеробную комнату сделать. А то ценности из стен изымать мы можем, а элементарную женскую мечту воплотить в интерьере средств не хватило, что ли?

Выяснилось, что заказать шкафы не такая уж простая история – не на тебе, пожалуйста: этот и вот тот выбрала, понравились – везите, оплачу. Или сначала оплачу, а потом и везите. Да сейчас! Не-е-е, вы приезжайте в наш офис: посидим за компьютером, погоняем всякие дополнительные предложения, запишем нужные вам размеры, выберем цветовую гамму, приедем к вам, все обмеряем непосредственно на месте, закажем, и… ждите доставки, в течение месяцев так полутора, а то и больше.

«Ждите и в течение» – это определенно не ее история. Так что обойдемся напольным рейлом на колесиках. На первое, непонятно какое время.

Алиса застегивала куртку в прихожей, собираясь на очередную позднюю вечернюю прогулку с целью проверить появление или отсутствие Дениса Кедрова в его квартире, когда раздался звонок в дверь. Погруженная в свои мысли, она настолько не ожидала, что кто-то может позвонить в дверь, что дернулась всем телом и настороженно замерла на мгновение, уставившись на металлический кругляшок дверного глазка, судорожно соображая: посмотреть или не смотреть.

– Ёлкина, открывай, я знаю, что ты дома! Я видел свет в твоих окнах! – явно посмеиваясь, прокричал из-за двери Денис, возвращая Алисе сторицей крики перед его дверью третьего дня.

Отмерев, засуетившись, она кинулась торопливо отпирать замки и распахнула дверь.

– Что-то случилось? – спросила настороженно.

– А что могло случиться? – недоуменно посмотрел он на застывшую на пороге девушку и спросил: – Пустишь?

– Да-да, входи, – отступив на шаг, спешно пригласила его Алиса и пояснила свой вопрос: – Ну, ты пришел сам, без моих домогательств, стуков и криков в твои хоромы, значит, что-то могло случиться.

– Хоромы – это у тебя, – демонстративно обвел он оценивающим взглядом прихожую, – а у меня так: мужской флер, берлога.

И, неожиданно меняя тему, спросил устало-просительно:

– Слушай, Ёлкина у тебя есть что-нибудь пожрать? Устал зверски, поужинать не успел, а в ресторан не хочу.

– Свезло тебе, Денис Григорьевич, необычайно, – порадовала его Алиса, принимая у гостя куртку и пристраивая ту на импровизированную вешалку, сооруженную из лыжных палок и собственно самих лыж. – По случаю взятых мной самым наглым образом отгулов изготовила я плов с мидиями. Такое будешь?

– Буду, – выказал свою отвагу мужчина, не убоявшись озвученных ингредиентов.

– Тогда проходи! – широким жестом пригласила она.

Кедров ел как любой нормальный мужчина, уставший до звезд и черных кругов перед глазами, позабывший за работой не то что поужинать и пообедать, а хотя бы чаю испить, пусть и заваренного из сомнительного пакетика, или дрянного кофе из автомата: уплетал в скоростном режиме поданное блюдо, ради приличия стараясь не очень торопиться и делать хотя бы вид, что тщательно жует-смакует, не поднимая глаз от тарелки, мыча что-то нечленораздельное с полным ртом и кивая на какие-то простые вопросы, задаваемые наблюдающей за ним с умилением и бабской жалостью женщины.

Впрочем, Алиса, понимавшая и знавшая больше, чем подавляющее большинство женщин, о мужчинах, сильно увлеченных своей работой и отдающихся той без всякого остатка, до полного изнеможения, вопросов Кедрову не задавала и замечаниями не отвлекала от столь жизненно важного занятия, как поздний ужин в конце изматывающего дня. А когда его тарелка опустела, еще и вытертая последним кусочком хлебушка, отправленного в рот в полном сытом блаженстве и довольстве, только поинтересовалась:

– Добавки?

– Не, объелся, – отказался Кедров, правда, таки бросив быстрый, сомневающийся взгляд на казанок с пловом, стоявший на плите. И восхитился: – Было обалденно вкусно, просто потрясающе. Не знал, что плов можно готовить с мидиями.

– Вообще-то, плов можно готовить с любым белковым наполнителем, в экспедициях, бывало, с чем только не варили, – пояснила Алиса и предложила: – Тогда чаю?

– О, чаю да, в самый раз, – взбодрился Денис и уточнил на всякий случай: – Только настоящего, если можно.

– Другого не пью и не держу, – кивнула Алиса и занялась завариванием, поинтересовавшись: – Рассказывать можешь или чай подождешь?

– Могу, могу, – махнул Кедров вальяжно. Вздохнул устало и, явно разомлевший от чудесного ужина (зашедшего ему, как милость Божья: целительно, можно сказать), сообщил довольным тоном: – Начну, пожалуй, с хороших новостей. По результатам экспертизы, наступление смерти потерпевшего укладывается в тот временной промежуток, когда ты с компанией своих ботанов еще ехала в такси. Но, будучи упертым и дотошным профессионалом, Гринец все же снял показания с твоих коллег, хором подтвердивших, что ты никуда не отлучалась из-за стола за время ваших посиделок в кафе. А также просмотрел и сверил по времени записи видеонаблюдения с камер подъезда. Так что, Алиса Юрьевна, можешь расслабиться и жить спокойно, никто тебя в качестве убийцы в этом деле не рассматривает. Впрочем, Гринец с самого начала не считал эту версию рабочей. Но!

Заметив, что девушка собралась возражать, Кедров немного повысил голос, добавив тону назидательности:

– Поступил он абсолютно грамотно, пугая и намекая на твою причастность, как матерый следователь, стараясь сразу же, что называется, по горячим следам, «продавить» свидетеля, который, как правило, в большинстве случаев оказывается либо причастен к преступлению каким-то образом, либо и вовсе является тем, кто его совершил. Гринец мужик толковый, настоящий профи. На твоем месте я бы с ним задружился, есть у него определенные правильные скрепы-установки натуры, в случае чего поможет и подскажет.

– Зачем мне с ним задруживаться, если, как ты уверяешь, меня никто более в подозреваемых не числит, а значит, и дело это, и этот следователь ко мне более никакого отношения не имеют? – недовольно поинтересовалась Алиса.

– Ну-у-у, с этим утверждением я бы не спешил, – длинно вздохнул Кедров и задал неожиданный вопрос: – Вот скажи мне, Ёлкина, как тебя угораздило купить именно эту квартиру?

– Мамин очередной План и Идея. И ее же исполнение, – отрапортовала Алиса.

– А-а-а, – протянул Денис понимающе. – Эмма Валентиновна и ее Грандиозные Планы. Ничего не изменилось?

– А почему оно должно меняться? – пожала плечами Алиса, выставляя розеточку с вареньем, вазочку с маленькими кексами и миндальными макарунами на «стол», сооруженный, как и вешалка в прихожей, из подручных материалов. – Мама есть мама. Она, конечно, скажем так, с большой чудинкой и постоянно пребывает в не заканчивающейся никогда роли, без перерывов даже на непродолжительный антракт… Но все же в пределах разумного.