Автор книги: Татьяна Фаворская
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 56 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
Так, важнейшей частью жизни ученого стали труды в Русском физико-химическом обществе при Санкт-Петербургском университете. Общество, состоявшее в этот период из двух отделений – химического и физического, – каждое из которых фактически было автономно, объединяло лучшие научные силы города и страны в соответствующей науке[31]31
См. материалы отчетов Санкт-Петербургского (Петроградского) университета: Отчет о состоянии и деятельности Императорского С.-Петербургского университета за 1905 г… С. 86–100; Отчет о состоянии и деятельности Императорского С.-Петербургского университета за 1906 г… С. 137–153; Отчет о состоянии и деятельности Императорского С.-Петербургского университета за 1907 г… С. 197–200; Отчет о состоянии и деятельности Императорского С.-Петербургского университета за 1908 г… С. 190–206; Отчет о состоянии и деятельности Императорского С.-Петербургского университета за 1909 г… С. 194–207; Отчет о состоянии и деятельности Императорского С.-Петербургского университета за 1910 г… СПб., 1911. С. 222–231; и др.
[Закрыть]. Общество было создано в 1878 году путем объединения двух уже существовавших при университете организаций: Химического общества (учреждено в 1868 году по инициативе Д. И. Менделеева)[32]32
См., напр.: Волкова Т. Б. Русское физико-химическое общество и Петербургский – Ленинградский университет // Вестник ЛГУ 1950. № 5. С. 119–123.
[Закрыть] и Физического общества (учреждено в 1872 году)[33]33
См.: Чугаев Л. А. Русское физико-химическое общество // Наука и ее работники. 1922. № 1. С. 14–20.
[Закрыть]. Занимали должность президента общества поочередно председатели двух его отделений[34]34
Устав Русского физико-химического общества при Императорском С.-Петербургском университете // ЦГИА СПб. Ф. 14. On. 1. Д. 9934. Л. 32 об. § 11.
[Закрыть]. Общество существовало за счет субсидий университета, Политехнического института, Технологического института, Михайловской артиллерийской академии, Горного института и других высших учебных заведений России. На эти средства издавался печатный орган ЖРФХО (Журнал Русского физико-химического общества), который был единственным специальным печатным органом русских физиков и химиков[35]35
История Ленинградского университета. Очерки. 1819–1969 / отв. ред.
B. В. Мавродин. Л., 1969. С. 122.
[Закрыть].
А. Е. Фаворский стал членом РФХО вскоре после окончания университета, в 1883 году, и на протяжении десятилетий выполнял различные поручения общества. Самым значимым из них была редакторская работа. А. Е. Фаворский (об этом вспоминает и Татьяна Алексеевна) с 1901 года в течение почти сорока пяти лет руководил химическим отделом журнала общества (с 1931 года назывался Журналом общей химии). Благодаря инициативе общества в декабре 1907 года в Петербурге в стенах университета состоялся Менделеевский съезд по общей и прикладной химии, который собрал более тысячи участников; на заседаниях съезда было сделано более 150 докладов[36]36
Отчет о состоянии и деятельности Императорского С.-Петербургского университета за 1907 г. С. 199.
[Закрыть]. Впоследствии такие съезды стали регулярными[37]37
2 75 лет. Санкт-Петербургский университет. Летопись 1724–1999 / сост. Г. Л. Соболев, И. Л. Тихонов, Г. А. Тишкин; под ред. Л. А. Вербицкой. СПб., 1999.
C. 270.
[Закрыть]. Татьяна Алексеевна описывает послереволюционные менделеевские съезды, где ее отец также играл важную роль. Особенную память оставил у Татьяны Алексеевны первый после окончания Гражданской войны съезд, проходивший в мае 1922 года в Петрограде, организацией которого занимались местные химики, в том числе и сама Татьяна Алексеевна.
Профессор дореволюционного университета – значительная общественная фигура не только в научном, но и в политическом смысле. В условиях университетской автономии второй половины XIX – начала XX века «профессорское сословие» являло собой особый слой интеллигенции, который в литературе иногда называют «сословием мандаринов». «Мандарины» – термин, введенный немецким историком и социологом Ф. Рингером относительно германской интеллектуальной и научной элиты Нового времени, претендующей не только на создание нового знания, научное лидерство, но и на общественное и политическое влияние. Очень быстро стало понятно, что этот термин применим не только к германской, но и к другим европейским научным элитам XIX – начала XX века. Не являлась исключением и Российская империя. Конечно, в большей степени претензии на политическое и идеологическое влияние выражали представители профессуры, относящийся к гуманитарным и социальным наукам. Из Петербургского университета это такие видные общественные (в том числе политические) деятели, как юристы Л. И. Петражицкий, Д.Д. Гримм, историки Н. И. Кареев, М. И. Ростовцев, социологи М. М. Ковалевский, П. А. Сорокин, филологи А. И. Соболевский, А. А. Шахматов и многие другие. Однако и среди естественников и математиков были фигуры, игравшие несомненную общественную роль – достаточно вспомнить имена И. М. Сеченова, А. С. Фаминцына, А. М. Бутлерова, Д. И. Менделеева. В отличие от перечисленных ученых, А. Е. Фаворский, конечно, не уделял столько времени общественной деятельности. Однако в целом его либеральные общественно-политические взгляды вполне совпадали со взглядами большинства «мандаринов». Конечно, в условиях российского государственно-крепостнического строя роль профессоров в политической сфере преувеличивать не стоит…
В литературе есть свидетельства обращения профессора к властям по поводу поддержки репрессированных по политическим мотивам студентов[38]38
Шостаковский М. Ф. Академик Алексей Евграфович Фаворский. М.; Л., 1953. С. 92–95.
[Закрыть]. В сентябре 1902 года А. Е. Фаворский оказался избранным в число кураторов естественного отделения физико-математического факультета (вместе с Д. П. Коноваловым, П. И. Броуновым, Н.Е. Введенским)[39]39
Протоколы заседаний Совета Императорского Санкт-Петербургского университета за 1902 г. СПб., 1903. № 58. С.75.
[Закрыть]. Комиссия кураторов играла существенную роль в организации системы студенческого самоуправления и была своеобразным центром политического диалога между радикальным студенчеством и либеральной профессурой[40]40
Ростовцев Е. А. Столичный университет Российской империи… С. 503–513.
[Закрыть].
Как известно, события 1905–1907 годов не только захватили университет, парализовав в нем учебную жизнь, но и сделали его одним из основных центров демонстраций, проходивших в столице[41]41
См., напр.: Марголис Ю. Д. Петербургский университет 1905–1907 гг. в воспоминаниях современников // Новое о революции 1905–1907 гг. в России: межвуз. сб. Л.: Изд-во ЛГУ, 1989. С. 18–27.
[Закрыть]. Татьяна Алексеевна, вспоминая о революционной ситуации в университете, иронически пишет об «орателях» (митингующих), но не скрывает, что симпатии ее семьи, как и всего общества, были на их стороне. Вообще, с данного момента можно начать прослеживать интереснейшую сюжетную линию повествования – важную для понимания такой актуальной темы, как власть и интеллигенция в России. Речь идет о самой Татьяне Алексеевне. Именно тогда, после разговора с Г.Ф.Ярцевым, она многое поняла: «…как бы завеса спала с глаз, я как бы воочию увидала тот мир произвола и насилия, о котором я и раньше слышала и знала, но теперь увидала хороших, честных людей, которых я уважала, ставших жертвой этого произвола. Я стала задумываться о том, что я буду делать, когда совсем кончу учиться, хотела делать какое-нибудь действительно полезное дело, мечтала достать какие-нибудь “политические” книги, познакомиться с политическими деятелями. Обо всем этом можно было только писать в моей тетрадке, говорить об этом было не с кем, ни Липа, ни гимназические подруги для таких разговоров не подходили. Единственной, с кем я могла говорить на волновавшие меня темы, была Маргарита, хотя она сама и не принимала участия в революционной работе, у нее были знакомые среди социал-демократов». Впрочем, революционной деятельностью Татьяна Алексеевна так и не занялась, но, как и отец, сохраняла весьма скептическое отношение к власти. События же 1905–1907 годов отблесками и зарницами мерцали где-то в параллельном мире…
Между тем эти события привели к устранению ограничений университетской автономии, установленной уставом 1884 года, в частности к восстановлению системы выборов должностных лиц университета, в том числе ректора. В сентябре 1905 года сравнительно молодой А. Е. Фаворский в числе ряда других профессоров предпринял попытку побороться за позицию ректора университета. Выборы, в которых приняло участие 14 кандидатов, проходили по сложной схеме в два этапа – рейтинговым голосованием. На втором этапе А. Е. Фаворский занял третье место (30 избирательных, 38 неизбирательных шаров), что свидетельствовало о его высокой популярности в корпорации. Победил же коллега А. Е. Фаворского по факультету профессор И. И. Боргман: 40 голосов – за, 28 – против[42]42
Протоколы заседаний Совета Императорского Санкт-Петербургского университета за 1905 г. СПб., 1906. № 61. С. 78–79.
[Закрыть].
Нужно отметить, что во время революции А. Е. Фаворский примкнул к группе так называемой левой профессуры, которую, впрочем, составляло большинство активных членов профессорской коллегии. Группа образовала своеобразное политическое ядро совета, которое проводило совещания перед его официальными заседаниями. На этих совещаниях неформально согласовывались основные решения по вопросам общественной и кадровой политики университета, выборов на различные университетские и общественные позиции: членов советской комиссии, профессорского университетского суда, различных комиссий, коллегии выборщиков в Государственный совет. То, что А. Е. Фаворский пользовался доверием корпорации, показывает и целый ряд голосований, связанных с выборами на различные административные должности. Так, с сентября 1905 года А. Е. Фаворский стал членом полулегальной Советской комиссии – органа, не предусмотренного никакими уставами и правилами, но обладавшего всей полнотой власти в университете в 1905–1914 годах[43]43
Протоколы заседаний Совета Императорского Санкт-Петербургского университета за 1907 г. СПб., 1908. № 63. С. 86–87; Протоколы заседаний Совета Императорского Санкт-Петербургского университета за 1908 г. СПб., 1909. № 64. С. 257.
[Закрыть]. В 1907 году А. Е. Фаворский избран кандидатом, в 1908 году – членом, а в 1911 году – председателем профессорского дисциплинарного суда[44]44
Протоколы заседаний Совета Императорского Санкт-Петербургского университета за 1907 г. С. 335; Протоколы заседаний Совета Императорского Санкт-Петербургского университета за 1908 г. С. 250–259; Протоколы заседаний Совета Императорского С.-Петербургского университета за 1911 год. № 67. СПб., 1913. С. 216.
[Закрыть], органа, имевшего в условиях революционной ситуации в университете большое общественно-политическое значение и стоявшего скорее на стороне студентов, чем власти, защищавшего «автономию университета»[45]45
Кареев Н. И. Прожитое и пережитое / подгот. текста, вступ. ст. и коммент. В. П. Золотарева. Л., 1990. С. 244.
[Закрыть].
Университетскому суду приходилось разбирать самые разные дела – от кражи книг в библиотеке до травли в студенческом общежитии. Значительную долю дел составляли так называемые политические дела. А. Е. Фаворский, который сам в свое время проходил подобный процесс в качестве обвиняемого, всячески способствовал оправданию революционно настроенных студентов. Об отношении А. Е. Фаворского к политическим практикам в стенах университета ярко свидетельствует дело студента А. Нестерова (члена академической корпорации)[46]46
Протоколы заседаний Совета Императорского С.-Петербургского университета за 1913 г. № 69. Пг., 1915. С. 114.
[Закрыть].
В числе других политически активных профессоров А. Е. Фаворский принимает участие в обсуждении вопросов, касавшихся нового университетского устава, разрабатываемого министерством П. М. фон Кауфмана[47]47
Протоколы заседаний Совета Императорского Санкт-Петербургского университета за 1908 г. С. 10.
[Закрыть]. Важнейшим общественным свершением А. Е. Фаворского и В. Е. Тищенко стала организация музея Д. И. Менделеева, настоящий культ которого стал формироваться еще при жизни великого ученого. После его кончины по инициативе участников РФХО, учеников и бывших коллег был поднят вопрос об открытии Менделеевского музея. Представление бывших коллег ученого о выделении средств на организацию музея было составлено прочувствованно и патетически: «Для оценки личности и деятельности великих умов, сошедших в могилу, становятся важны не только их печатные труды, неизданные рукописи, письма, заметки, но даже мелкие подробности личной жизни и домашней обстановки»[48]48
Попечитель С.-Петербургского учебного округа – министру народного просвещения, 30 января 1910, № 2092 // РГИА. Ф. 733. Оп. 154. Д. 671. Л. 7.
[Закрыть]. В отличие от большинства деятелей эпохи, образ Д. И. Менделеева, сформированный в массовом сознании, уже в начале посмертной судьбы ученого носил консенсусный характер – в качестве положительного персонажа и великого ученого он был органично вписан в различные версии российской истории (впоследствии эта тенденция только укрепилась). В этом смысле интересы власти, либеральной общественности и университета редким образом совпали. С высочайшего одобрения с подачи премьера П. А. Столыпина на организацию музея и покупку библиотеки у наследников ученого в обход обычного порядка выделения государственных кредитов в кратчайшие сроки было найдено финансирование[49]49
Председатель Совета министров – Министру народного просвещения, 21 января 1910 г., № 379 // РГИА. Ф. 733. Оп. 154. Д. 671. Л. 1–1 об.; Председатель Совета министров – Министру народного просвещения, 13 февраля 1910 г., № 861 // Там же. Л. 17; Министр народного просвещения – Председателю Совета министров, 17 февраля 1910 г. № 4528 // Там же. Л. 15–16; Министр финансов – Министру народного просвещения // Там же. Л. 23; Протокол заседания правления Императорского С.-Петербургского университета, 10 февраля 1911 г., № 6 // ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 3. Д. 13414. Л. 80 об.-81; Протокол заседания правления Императорского С.-Петербургского университета, 24 февраля 1911 г., № 7 // Там же. Л. 99 об.-100.
[Закрыть]. Первыми посетителями музея в декабре 1911 года стали участники II Менделеевского съезда (А. Е. Фаворский был его вице-председателем). Менделеевскому музею в числе немногих университетских центров удалось пережить революцию и Гражданскую войну и достичь наибольшего расцвета в советское время[50]50
См.: Макареня А. А., Филимонова И. Н. Д. И. Менделеев и Петербургский университет. Л., 1969. С. 98–107.
[Закрыть].
Завершение организации музея Менделеева проходило уже на фоне «кризиса Кассо»[51]51
Баринов Д. А. Кризис высшей школы 1911 г. в фокусе историографии // Клио. 2017. № 10. С. 106–117.
[Закрыть]. Суть его заключалась в противостоянии нового министра Л. А. Кассо и высших учебных заведений империи. В октябре 1911 года, когда шел поиск новых кадровых комбинаций, кандидатура А. Е. Фаворского как известного ученого, умелого администратора и умеренного либерала, приемлемого как для власти, так и для корпорации, вновь оказалась в центре внимания. Протоколы университетского совета лишь отчасти маскируют очевидное соперничество за пост ректора, которое развернулось между двумя лидерами «левой группы» – А. Е. Фаворским и В. М. Шимкевичем. В ходе предвыборной борьбы первый получил 25 голосов, а второй – 15. На следующем заседании собрания, на которое В.М. Шимкевич не явился, была проведена баллотировка избранных кандидатов.
В. М. Шимкевич получил 25 избирательных шаров, 20 неизбирательных, А. Е. Фаворский получил 37 избирательных, 7 неизбирательных. Таким образом, А. Е. Фаворский оказался избранным на должность ректора.
Однако профессор с этим решением совета не согласился, заявив, что он «ввиду целого ряда соображений и основательных причин от должности ректора отказывается, на отказ свой просит товарищей не сетовать и сделанное заявление о том просит считать окончательным»[52]52
См.: Протокол заседания Совета СПб. университета. 3 октября 1911 г. // Протоколы заседаний Совета Императорского С.-Петербургского университета за 1911 г. С. 159–162; Протокол заседания Совета СПб. университета. 10 октября 1911 г. // Там же. С. 163–166; Протокол заседания Совета СПб. университета. 17 октября 1911 г. // Там же. С. 167–169; Протокол заседания Совета СПб. университета. 20 октября 1911 г. // Там же. С. 171; Протокол заседания Совета СПб. университета. 24 октября 1911 г. // Там же. С. 209.
[Закрыть]. После отказа победителя выборов пост ректора было предложено занять В. М. Шимкевичу. Впрочем, в новых условиях он также не мог принять эту должность. В итоге «левой группе» профессоров пришлось вернуться к своим старым административным кадрам из числа гуманитариев. 26 октября 1911 года на должность ректора был избран профессор-историк Э.Д. Гримм[53]53
Там же. С. 211–212.
[Закрыть], оказавшийся последним ректором дореволюционного университета. Кстати, проректором университета в октябре 1912 года был избран многократно упоминающийся родственник и коллега А. Е. Фаворского В. Е. Тищенко[54]54
Протоколы заседаний Совета Императорского С.-Петербургского университета за 1912 г. СПб., 1913. С. 138–140.
[Закрыть].
Вероятно, Татьяна Алексеевна оставалась в стороне от этих административных коллизий, связанных с карьерой отца. Основное внимание ее, конечно же, привлекают важнейшие события жизни семьи, предопределившие и ее собственную судьбу. В 1908 году уходит из жизни Наталья Павловна – первая жена ученого, мать Татьяны Алексеевны, долго болевшая чахоткой. Для Татьяны Алексеевны это одно из самых трагических воспоминаний. В 1910 году Алексей Евграфович женился во второй раз, на своей бывшей студентке Высших женских курсов Марии Маркеловне Домбровой, с которой Татьяна Алексеевна была в теплых, дружеских отношениях. От этого союза родились две дочки (Ирина и Марина) и сын (Алексей), описание жизненного пути, учебы, научной карьеры которых занимает немало места на страницах книги.
В 1913 г. профессор А. Е. Фаворский, отслужив по учебной части тридцать лет, получил право на пенсию с выплатой полного профессорского оклада, что открывало перед ним перспективы спокойной работы по собственному научно-исследовательскому плану. Но внешние обстоятельства не дали им реализоваться. Грянула Первая мировая война, ставшая началом серии социальных катаклизмов, которые вместе со страной пришлось пережить и семье Фаворских. Первая трагедия, которую испытала Татьяна Алексеевна, – гибель в ноябре 1914 года на фронте двоюродного брата – «милого… Андрюши» Тищенко, с которым она была очень близка и который первым из университетской корпорации стал жертвой этой войны. А. В. Тищенко был оставлен на кафедре русской истории, являлся учеником известного историка и археолога А. А. Спицына. В последний путь сына проректора провожал весь университет – это событие освещалось в прессе[55]55
Похороны героя // Биржевые ведомости. 1914. 25-го ноября (8-го декабря). № 14516. С. 4.
[Закрыть], и в воспоминаниях похороны А. В. Тищенко описаны подробно.
Татьяна Алексеевна очень кратко описывает работу отца на оборону – в частности, о его участии в «каких-то комиссиях, связанных с оборонными работами», о том, что даже летом он должен был время от времени ездить в Петербург на заседания, а также упоминает, что часть работ велась в лаборатории Военно-химического комитета Русского физико-химического общества. О работе А. Е. Фаворского в Военно-химическом комитете также кратко пишет в своей книге один из учеников ученого – М. Ф. Шостаковский[56]56
Шостаковский М. Ф. Академик Алексей Евграфович Фаворский. 1953. С. 90–91.
[Закрыть], а затем и сама Татьяна Алексеевна[57]57
Фаворская Г. А. Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945). С. 235.
[Закрыть]. Между тем эта деятельность примечательна, с нашей точки зрения, как пример патриотической самоорганизации русских ученых в сложное для страны время. Упомянутая работа профессора проходила в Физико-химическом обществе при Петроградском университете (РФХО), ставшем той организацией российского научного сообщества, которой пришлось дать ответ на вызов военного времени, связанный с появлением химического оружия[58]58
См. подробнее: Ростовцев Е. А., Сидорчук И. В. Мобилизация интеллекта и отравляющие газы: к истории науки в Петроградском университете в период I Мировой войны // Клио. 2016. № 8. С. 40–48.
[Закрыть]. Именно ученые – специалисты в области естественных и технических наук «брали на себя инициативу ускоренного поиска решения возникших проблем, преодолевая бюрократическую косность чиновников и находя понятные промышленникам доводы об исключительной экономической выгоде от скорейшего внедрения новых технологий, важных для обороны страны»[59]59
Колчинский Э. И. Первая Мировая война и некоторые векторы трансформации науки в Германии и России // Наука, техника и общество России и Германии во время Первой мировой войны. СПб., 2007. С. 12.
[Закрыть]. В этом контексте и следует рассматривать вклад в работу по созданию и производству химических веществ, который внес Военно-химический комитет при РФХО при Петроградском университете.
Первоначальным ядром для образования комитета послужила группа петроградских химиков, принимавшая участие в Комиссии по заготовлению удушающих средств по приглашению ее председателя, генерал-майора И. А. Крылова. В сентябре 1915 г. Совет РФХО вошел в Особое совещание по обороне с ходатайством об отпуске средств для организации Военно-химического комитета. Также было озвучено пожелание об организации опытного завода, «на котором можно было бы после лабораторных исследований испытать в малом заводском масштабе выработанные методы получения нужных для военного дела химических продуктов»[60]60
Ипатьев В. Н. Жизнь одного химика. Воспоминания. Нью-Йорк, 1945. Т. 1: 1867–1917. С. 496.
[Закрыть]. Всего в состав комитета входило 106 членов, включая практически всех сотрудников кафедры химии физико-математического факультета Петроградского университета. Общее наблюдение за делами Комитета лежало на делопроизводителе, которым был назначен профессор университета Л. А. Чугаев[61]61
Отчет о деятельности Военно-химического комитета при отделении химии Русского физико-химического общества с 2-го октября 1915 г. по 1 сентября 1916 года // ЦГИА СПб. Ф. 974. Он. 1. Д. 28. Л. 12 об.
[Закрыть]. Заседания проходили в основном в здании химической лаборатории университета или в химической лаборатории Горного института[62]62
Результаты пленарных заседаний, 1915 г. // ЦГИА СПб. Ф. 974 On. 1. Д. 6.
[Закрыть].
В сферу занятий комитета входил разнообразный круг научных и военно-технических вопросов, связанных с разработкой удушающих и взрывчатых веществ, производством различных химических препаратов, учетом наличности и запаса месторождений сырых материалов и т. п. Важным пунктом обсуждений комитета была перестройка, наладка и эксплуатация Опытного завода[63]63
Отчет о деятельности Военно-химического комитета при отделении химии Русского физико-химического общества с 2-го октября 1915 г. по 1 сентября 1916 года. Л. 10 об.
[Закрыть]. Для его оборудования в конце января 1916 года комитету было предоставлено помещение на угольном заводе второго казенного винного склада на Ватном острове. На заводе осуществлялось производство удушающих веществ, в разработке которых активнейшее участие принимали ученые Петроградского университета. В частности, там было налажено производство хлорпикрина из ацетона, подготовительная лабораторная работа по которому была выполнена в университетской лаборатории Л. А. Чугаева[64]64
Отчет о деятельности Военно-химического комитета при отделении химии Русского физико-химического общества с 2-го октября 1915 г. по 1 сентября 1916 года. Л. 14.
[Закрыть]. В университетской лаборатории органической химии профессора А. Е. Фаворского проводились подготовительные работы для получения фосгена «из четыреххлористого углерода и олеума с утилизацией хлорсульфоновой кислоты для получения удушающих средств»[65]65
Там же. Л. 14 об.
[Закрыть].
Начиная со второй половины 1916 года Военно-химический комитет обратился к проблеме перевода химической промышленности на мирные рельсы. Комитет подчеркивал, что уже с первых шагов своей деятельности он, «имея в виду прежде всего обслуживать стоящие на очереди нужды армии и флота, не терял из виду и других задач, более отдаленных, но зато еще более обширных и заманчивых, – задач, разрешение которых было рассчитано на мирное время»[66]66
Объяснительная записка к проекту устава Института прикладной химии // Там же. Л. 16.
[Закрыть]. В первую очередь речь шла о медикаментах, вкусовых веществах, красках и т. п. Таким образом, всего за несколько лет существования комитет превратился из добровольной организации ученых-химиков, стремящихся помочь страдающей от тягот войны стране, в постоянное государственное учреждение – ГИПХ (Государственный институт прикладной химии)[67]67
Залъцберг М. Три жизни академика В.Н. Ипатьева // Химия и жизнь. 1992. № 12. С. 18.
[Закрыть]. Разумеется, эффективность таких научно-технических центров снижалась в условиях отсутствия четкой системы и планов управления военно-химической отраслью со стороны государства, но это обстоятельство скорее отражало общие трудности, связанные с мобилизацией промышленности в годы войны[68]68
Brooks N. Munitions, the Military, and Chemistry in Russia 11 Frontline and Factory: Comparative Perspectives on the Chemical Industry at War, 1914–1924 / eds R. Macleod and J. A. Johnson. Dordrecht, 2006. P. 75–101.
[Закрыть]. Однако не вызывает сомнений, что деятельность Военно-технического комитета показала способность российских ученых к эффективной работе, направленной на решение государственных задач[69]69
См. подробнее: Ростовцев E. А., Сидорчук И. В. Мобилизация интеллекта и отравляющие газы… С. 40–48.
[Закрыть].
Что же касается воспоминаний Татьяны Алексеевны, то в них содержатся уникальные сведения о работе и атмосфере одного из госпиталей, открытых во время войны в университете. Напомним, что для медицинских нужд университет предоставил четыре помещения в комплексе на Васильевском острове (там были организованы лазареты на 466 кроватей), попечителями которых выступали профессора университета. В управлении лазаретами принимали участие также жены профессоров и приват-доцентов университета[70]70
См.: Очерк деятельности Петроградского городского комитета Всероссийского союза городов. Пг., 1916. Вып. I. С. 88–89; Всероссийский Союз городов. Справочная книжка Петроградского городского и областного комитетов. Пг., 1916. С. 116, 117, 119; Высшие учебные заведения в 1914 г. [Всеподданнейшая докладная записка министра народного просвещения о деятельности высших учебных заведений в 1914] // РГИА. Ф. 733. Оп. 226. Д. 170. Л. 3; Отношение к настоящей войне // Отчет о состоянии и деятельности Императорского Петроградского университета за 1914 г. Пг., 1915. С. 91–93.
[Закрыть]. Татьяна Алексеевна поступила на работу (без оплаты) медсестрой в лазарет, размещенный в актовом зале университета. Ее яркий рассказ о работе врачей и младшего персонала госпиталя, пациентах, проводимых операциях – единственное известное нам подробное описание больничной жизни в стенах университета этого периода.
Татьяна Алексеевна закончила Высшие женские курсы еще в 1914 году, а в 1916 году сдала экзамены университетской государственной комиссии, получив соответствующий диплом. С сентября 1916 года по настоянию отца Татьяна Алексеевна начала трудиться в лаборатории завода по производству оптического стекла под руководством И. Л. Гребенщикова. Здесь и застала ее Февральская революция, которая первоначально мало повлияла на налаженный жизненный уклад всей семьи Фаворских. Вот что пишет Татьяна Алексеевна: «после Февральской революции на заводе у нас мало что изменилось», правда, «все были рады свержению самодержавного строя, отречению царя Михаила». Это была всеобщая эйфория. В заявлении совета профессоров университета, принятом единогласно 3 марта 1917 года, говорилось: «…довести до сведения Временного правительства, опирающегося на полную поддержку народа и армии, чьими героическими усилиями навсегда опрокинут старый порядок, что в этот ответственный момент, переживаемый родиной, Совет считает своим долгом предоставить в полное распоряжение Временного правительства все свои силы, дабы способствовать прочному насаждению нового порядка»[71]71
Протокол экстренного заседания Совета Петроградского университета 3-го марта 1917 г. // ЦГА СПб. Ф. 7240. Оп. 14. Д. 1. Л. 30–30 об. Ср.: Копеспу Р. Builders and Deserters: Students, State and Community in Leningrad, 1917–1941. Montreal, 1999. P. 40.
[Закрыть]. Но, как и предрекали пожилые и опытные люди, впереди ждали серьезные проблемы с транспортом, питанием и прочим.
На этом печальном фоне как-то незаметно прошла Октябрьская революция, но захватившие власть большевики вызывали ненависть ученого сословия. В данном отношении показательны слова Татьяны Алексеевны, относящиеся к 1919 году: «Как я ненавидела тогда большевиков, виновников разрухи и голода, неотвратимой гибели, медленно, но верно приближавшейся к нам! Могу только сказать, что, несмотря ни на что, я всегда работала добросовестно, одинаково охотно занималась с любыми студентами, рада была успехам любого пролетарского юноши или девушки, но правителей наших в то время я ненавидела, не кого-то конкретно, а большевиков вообще. Никаких достижений, ничего хорошего, за что их можно было бы похвалить, мне пока не было видно, а горе и несчастья, которые они несли не только мне, но и многим другим, я замечала на каждом шагу. Всего тяжелее был, конечно, голод». Действительно, большинство университетских преподавателей и научных сотрудников относили к третьей продовольственной категории, что обрекало их на голодание. В декабре 1919 года совет Петроградского университета поручает президиуму довести «до сведения высшей власти», что из-за сложившихся условий жизни ученые «вымирают»[72]72
Ректор Петроградского университета – в Объединенный совет научных учреждений и высших учебных заведений, в комиссариат народного просвещения и Отдел научных учреждений и высших учебных заведений, 17 декабря 1919 г. // ЦГА СПб. Ф. 7240. Оп. 14. Д. 116. Л. 45–45 об.
[Закрыть]. Эти слова не являлись образным преувеличением. Уже к 1920 году из жизни ушло около сорока человек из числа преподавательского состава: академики М. А. Дьяконов, А. С. Лаппо-Данилевский, Б.А.Тураев, А. А. Шахматов, профессора А. А. Иностранцев, А. А. Жуковский, Л.В.Ходский, И. М. Волков, Н.Н. Розин, X. Я. Гоби, В. М. Гессен, Я. И. Смирнов, О. О. Розенберг, П. О. Сомов и многие другие[73]73
Ректор Единого Петроградского университета – В отдел научных учреждений и высших учебных заведений, 13 декабря 1919, № 6189, копия // ЦГА СПб. Ф. 7240. Оп. 14. Д. 119. Л. 209–209 об.; Список скончавшихся из состава университета в последнее время лиц // Там же. Л. 260. См. также: Шилов А. В. Из истории
Петроградского университета: судьбы ученых в послеоктрябрьский период // Петербургские чтения – 97. 1997. С. 255.
[Закрыть]. Как писал одному из своих корреспондентов профессор Н. Н. Глубоковский в марте 1920 года, «Университет частью разбегается, а еще более того вымирает “пачками” (иногда до 7–8 человек разом)»[74]74
Цит. по: Богданова Т. А., Клементьев А. К. «“Род ученых” не погибнет на свете» (переписка из двух столиц профессора Н.Н. Глубоковского и епископа Василия (Богдашевского) 1917–1921 гг.). // Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. 2015. № 3 (11). С. 134.
[Закрыть]. В начале 1920 года ректор В. М. Шимкевич с болью сообщает в Комиссию по улучшению быта ученых о гибели коллег, о том, что ввиду условий питания «состояние здоровья многих профессоров таково, что в ближайшем будущем надо ожидать дальнейшей убыли». Ректор рассказывает о том, что «некоторые преподаватели физико-математического факультета уже давно едят мясо “лабораторных мучеников”, т. е. собак и кошек, использованных для научных и учебных целей», однако подчеркивает, что «таких счастливцев, которые это могут делать, очень немного». В. М. Шимкевич констатирует, что «нельзя не отметить и роста в ученой среде полного индифферентизма к своей личной судьбе, приводящего к нежеланию бороться за жизнь и даже к потере желания жить»[75]75
Ректор Петроградского университета – в комиссию по улучшению быта ученых [1920. копия] // ЦГА СПб. Ф. 7240. Оп. 14. Д. 119. Л. 246–247 об.
[Закрыть]. Татьяна Алексеевна описывает действия, которые Фаворские предпринимали, для того чтобы выжить – среди них организация огорода на лужайке рядом со зданиями Кадетского корпуса, но главное – эвакуация Марии Маркеловны с маленькими детьми в деревню Усадищи (более 100 километров от Петрограда), где они прожили с 1919 по 1922 год.
Несмотря на голод, красный террор, гибель близких, работа в университете и других научных учреждениях не замирала. Ученые старались продолжать поддерживать дорогие им институты и традиции. В воспоминаниях есть любопытная зарисовка празднования столетия университета[76]76
См.: Казакевич R А., Манделъ С. 3. К истории столетнего юбилея университета // Очерки по истории Ленинградского университета. Л.: Изд-во ЛГУ, 1968. Т. 2. С. 159–166.
[Закрыть]: «В феврале 1919 г. по старому стилю было очень скромно отмечено столетие со дня основания Петербургского (Петроградского) университета. Народу собралось немного, в зале было холодно, сидели в шубах. Многие уехали из Петрограда, некоторые жили настолько плохо, что относились ко всему безразлично, интересовались лишь разговорами о продовольствии. Мы с отцом, конечно, были». Интересно сравнить эту запись с показаниями другого источника – дневника жены профессора русской истории С. Ф. Платонова Надежды Николаевны Платоновой (Шамониной): «Вчера, сегодня и завтра – юбилейные дни здешнего Ун[иверсите]та; завтра – начало Масленицы – в нормальное время какие бы это были торжественные и радостные дни, а сейчас ничто на ум не идет. <…> Вчера в Ун[иверсите]т явился в довольно растерзанном виде Луначарский, сидел в первом ряду… и произнес речь: для всякого правительства, даже для теперешнего, Унив[ерсите]т представляет большую ценность, п[отому] ч[то] наука нужна народу, и т. д. И ему аплодировали не только в зале, но и на эстраде, среди профессоров кое-кто – это при всем известном презрительном, совершенно недопустимом отношении Л[уначарско]го к профессорам»[77]77
Дневник Н. Н. Платоновой. 9/22 февраля 1919 г. // ОР РНБ. Ф. 585. On. 1. Д. 5699. Л. 4–4 об.
[Закрыть].
Скорее всего, и Фаворские не аплодировали советскому наркому просвещения. Но так же, как, кстати, и С. Ф. Платонов, их семья активно включилась в сотрудничество с новой властью. Как пишет Татьяна Алексеевна, «советская власть не внушала доверия, а представители ее вызывали ненависть. Однако и от возвращения к власти буржуазных элементов тоже нельзя было ждать ничего хорошего. <…> Были, конечно, среди тогдашней интеллигенции люди, ждавшие прихода белых, но большинство было настроено подобно мне и честно работало. Не помню, кто-то из знакомых сказал тогда по поводу ничтожной зарплаты, которую тогда платили профессорам и преподавателям: “Только русская интеллигенция может так работать, ничего почти не получая за свою работу”». Это кредо российских ученых: режимы меняются, а наука остается – и ей надо служить! А через какое-то время и большевики стали вызывать определенные симпатии, особенно когда А. М. Горький уговорил В. И. Ленина вплотную заняться бытом ученых (версия Татьяны Алексеевны).
В 1919 году, как уже упоминалось, А. Е. Фаворский принял активное участие в организации Государственного научно-исследовательского института прикладной химии. Это был один из первых опытов масштабного сотрудничества старых ученых с советской властью, показавший в 1920-е годы блестящие результаты. 1920–1922 годы были переломными и в выборе дальнейшего пути для университетских ученых. Около четверти работавших в 1917 году преподавателей Петроградского университета сделали выбор в пользу эмиграции из страны (в своем абсолютным большинстве – специалисты в области гуманитарных и социальных наук)[78]78
Ростовцев Е. А., Сидорчук И. В. Изгнанники «советского» университета: опыт коллективного портрета преподавательской эмиграции Петрограда // Вестник СПбГУ. Серия 2. 2016. Вып. 1. С. 64–75.
[Закрыть]. Для А. Е. Фаворского такой вариант был категорически неприемлем. Как вспоминает Татьяна Алексеевна, знакомый купец «звал отца уехать в ним вместе в Новую Зеландию. Отец с негодованием отверг это предложение и сказал, что он никуда и никогда со своей Родины не поедет».
В 1919 году началась трансформация структуры Петроградского университета, связанная с объединением вузов и факультетов, а также со всей структурой управления университетом. К 1922 году этот процесс привел к фактической ликвидации университетской автономии, университетская корпорация была поставлена под полный контроль нового режима. Эпоха «мандаринов» закончилась, время претензий профессорского сословия не только на собственную общественную политическую позицию, но и на управление университетом ушло, и вместе с тем поменялось и восприятие окружающего мира. Характерно воспоминание о похоронах В. И. Ленина, о котором в 1917 году в среде Фаворских говорили как об агенте, засланном немцами: «Настал январь 1924 года. День смерти Ленина, короткий зимний день, трескучий мороз. По всей стране в одну и ту же минуту замерла жизнь, остановилось движение… А потом жизнь пошла снова вперед, возобновилась работа, не останавливаясь ни днем, ни ночью. Работали и мы, в лаборатории и дома, и время бежало все быстрее и быстрее». Фаворские видели свою задачу исключительно в профессиональной работе, дистанцируясь от обсуждения «внешних факторов», одним из которых стала организация приема по принципу социального происхождения и соответствующие чистки состава студенчества. Так, Татьяна Алексеевна вспоминает заседание совета университета в 1923/24 году, на котором она присутствовала: «…представители реакционной профессуры говорили, что самое большое зло – это то, что “им подменили аудиторию, кого они будут учить, кого готовить?” Мы об этом не думали и старались вложить начатки химических знаний во все различные головы, которые приходили к нам, желая их получить». В 1924 году А. Е. Фаворский входит в университетскую делегацию, отправившуюся просить денег на проведение научных исследований к Л. Д. Троцкому, который в итоге «очень помог».
Татьяна Алексеевна ярко описывает злоключения российской системы образования в связи с большевистским экспериментом. Фаворские должны были мириться с постоянными реформами в высшей школе, где «все время менялись методы преподавания: комплексный метод, Дальтон-план, бригадный метод». Отчасти спасало чувство юмора. Вот что пишет Татьяна Алексеевна о занятиях младшей сестры в Технологическом институте в 1929 году: «…экзамен был отменен, и изучали органическую химию путем очередного эксперимента – бригадным методом. В университете мы как-то избежали этого удовольствия». Провалившиеся реформы конца 1929–1930 года по созданию «Единого химического вуза» Татьяна Алексеевна описывает критически, особенно важным для нее было сохранить лабораторию отца в университете. 1929 год ознаменовался для Фаворских и позитивным событием, связанным с долгожданным избранием А. Е. Фаворского в Академию наук, которое, естественно, было предметом гордости Татьяны Алексеевны.
Вообще текст воспоминаний, относящийся к 1920–1940 годам, на наш взгляд, любопытен прежде всего с точки зрения роста тех же симпатий к большевикам, что, в свою очередь, вероятно, отражает процесс изменения мировоззрения «старой интеллигенции». Несмотря на постепенное восстановление материального достатка семьи в 1920-е годы, бытовой уклад заметно меняется. Церковные праздники год за годом теряют прежнее значение, зато появляется новый «октябрьский праздник», который отмечают даже в семейном кругу, но, самое главное, меняется восприятие правящей партии и советского строя.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?