Текст книги "За горизонтом. Две повести"

В дверь кто-то постучал. Даша сделала музыку тише и снова легла.

– К тебе пришли, – сказал отец из-за двери.

– Пусть подождут! – крикнула она.

К Даше никто и никогда не приходил без предупреждения. Она выключила музыку, спешно поменяла домашнюю майку на чистую и как попало собрала волосы в хвост.

– Можно я зайду? – услышала Даша и хотела ответить, что нельзя, но Дима уже вошел в комнату и сел на край кровати.

– Наконец-то я тебя вижу, – улыбаясь, сказал он.

Даша выпрямила спину и отвернулась:

– У меня сейчас нет времени с тобой разговаривать.

Она очень старалась, чтобы ее голос был равнодушным.

– А когда появится?

– Я не знаю. Может быть, никогда.

– Тогда я пошел домой?

– Иди.

– Точно?

– Я же тебе все сказала.

Димка на самом деле пошел к двери, не оглядываясь. Он не стал с ней спорить, он так легко встал и ушел. Даша снова прикусила щеки, но этого было мало, она укусила себя за ладонь так сильно, что на глазах выступили слезы. Кажется, она всхлипнула, потому что Димка подлетел к ней и обхватил за талию, а потом осторожно взял ее лицо в руки, погладил виски, веки, щеки. Даша боялась открыть глаза.

– Я соскучилась так, что не могла уже, – зашептала Даша. – Ты куда пропал, ты не знаешь, что нельзя так с людьми поступать?

– Это долгая история, я опоздал на самолет, мы стояли в пробке, я там бежал по Внуково как ненормальный, как в кино, мне сразу купили билет на другой рейс, мы с тетей поехали в Домодедово, стояли в пробке, думали, опять опоздаем, потом у вас тут туман, кружили-кружили, сели в итоге в Новосибирске, я телефон потерял непонятно где, наверное, в такси его обронил, не знаю, Дашкин, не знаю.

– Так ты когда приехал?

– Вчера.

– А почем сразу не позвонил?

– Потому что я спал. Я приехал, лег на часок, и все, проснулся поздно вечером, поел пельменей и снова заснул. А утром я сразу достал твой старый телефон, сходил купил симку, я звонил тебе раз двадцать, а ты что подумала? Я приходил к твоей школе, видел твою Лизу, она сказала, ты давно ушла.

– Я не знаю, у меня телефон умер, не включается, – сказала Даша.

– Давай я посмотрю.

– Я в ремонт его сдала.

– Видимо, ты написала мне все, что обо мне думаешь, и телефон не выдержал.

– А я правда ничего хорошего о тебе не думала, и не надо смеяться.

– Я не смеюсь, я радуюсь, что тебя вижу. Я привез тебе в подарок кружку с муми-троллями и разбил ее, представляешь, начал вещи разбирать, а там одни осколки в пакете, я тебе принес их показать.

– Зачем?

– Вдруг ты мне не поверишь, что привез, что разбил, подумаешь, что ничего тебе не купил, а я ведь помню, что обещал.

Даша дышала в его плечо, и становилось почти спокойно. Не отпускать бы его никогда. Тогда точно не случится ничего плохого. Она замерла, чтобы запомнить это чувство и вспоминать ночью, когда не уснуть.

– Мне кажется, твой папа стоит под дверью и подглядывает, – сказал Дима.

– Нет, подглядывать он точно не будет, максимум – подслушивать. У нас тонкие стены. Пойдем, попьешь с нами чаю, я купила орешки со сгущенкой и спрятала их от мамы, она опять худеет. А может быть, ты голодный, ты хочешь супа? Там борщ с фасолью, папа сварил.

– Папа?

– Да, он любит готовить, а маме почти всегда некогда.

– Я совсем не голодный, я ничего не хочу.

– Если это ты из-за моего папы…

– Вообще-то да, мне его в школе хватает, я ему реферат не сдал, писать еще не начал, даже тему не помню.

– Тогда давай я еду в комнату принесу.

– Лучше пойдем гулять. Мама тоже вечером дома. Если замерзнем, пойдем на фуд-корт.

– Ладно, ты только выйди, я переоденусь. А то папа меня убьет.

Даша спешно натянула джинсы, теплый свитер, накрасила ресницы и выбежала в коридор. Дима, зажатый в угол, смотрел на ее отца снизу вверх и говорил:

– Я дома забыл, я завтра принесу.

– Да уж сделайте мне одолжение. – Отец звал учеников на «вы». – А ты чтобы в десять дома была.

Даша кивнула.

– Что ж тебя девочка-то обошла, а? – напоследок спросил отец.

Даша уже знала из интернета, что конкурс неожиданно для всех выиграла Кира, единственная девочка в десятке лучших.

– Эта девочка почти всех обошла, – ответил Дима. – Хотя так волновалась, мы думали, она в обморок хлопнется.

А потом они пошли гулять, но стало еще холоднее, чем днем. Приходилось все время поворачиваться к ветру спиной, иначе мелкий снег хлестал в лицо. Димка тем более был без шапки, а капюшон слетал с головы. Они сделали кружок по парку и все же отправились в торговый центр на фуд-корт.

Дима заказал большую пиццу, две колы. Даша кое-как сжевала один кусок без бортика. Ей совершенно не хотелось есть. И на колу смотреть было противно.

– Ну и, в общем, я теперь точно знаю, что уеду. Не летом, так через год. Ни в каком другом месте я учиться не хочу и не буду. День и ночь буду готовиться, лишь бы все получилось.

Даша сглотнула ком в горле.

– Это же, наверное, очень дорого, – сказала она.

– Я только на бюджет пойду, конечно. Иначе не вариант. Я нашел адрес общежития для студентов, поехал туда и смотрел, как они стоят на крыльце, как к метро идут, и представлял, что я с ними, что все мои друзья там, да нет для меня больше никакой жизни! В жюри был один профессор, он как раз там преподает! Он подсел ко мне за стол в столовой, в перерыве, – сам подсел, ко мне – и вопросы задавал! Как будто ему правда интересно! Там такая лаборатория, такая! Кира теперь тоже туда хочет, правда, ее-то родители решили отправить в Канаду. Но она говорит, что будет выбирать сама.

– А я, Дим? Как же я? – спросила Даша.

– А что ты? Приедешь через год, поступишь куда захочешь, тоже будешь учиться, подрабатывать. Тебя же, наверное, дома поддержат, даже если ты пойдешь не на бюджет?

– Сомневаюсь… Меня уже предупредили, что тогда я пойду работать.

– Ты что, ты точно поступишь!

– Ты-то все решил. Ты любишь химию. Мама вообще в десять лет решила, что хочет быть адвокатом. А я до сих пор не могу решить, куда пойти. Мне ничего не нравится так сильно, чтобы мечтать об этом. И как тогда выбрать?

– Мы что-нибудь придумаем, – сказал он, словно все было проще простого. – Не оставаться же здесь.

Даша больше не могла смотреть в его счастливое лицо. Она скомкала салфетку.

– Пойдем тогда? Тебе реферат писать. Мне тоже уроки делать.

Они снова вышли в холод. Даша взяла Димку под руку, но он шел быстро, и она не поспевала.

– Ты что? – остановился Димка. – Все это будет почти через год. Зачем тебе сейчас-то переживать?

– Затем, – сказала Даша слишком тихо. Он не расслышал и ускорил шаг.

Во дворе она уткнулась лбом в его куртку:

– Ты меня до подъезда не провожай, давай тут попрощаемся.

– Так что случилось-то, Дашкин? Ты весь вечер как чужая.

– Ничего не случилось.

– Ты на меня злишься? Я же объяснил.

– Нет, не злюсь.

– Точно?

– Точно, – глядя в сторону, сказала Даша. – Только я беременная.

Не собиралась она говорить здесь и сейчас, само вырвалось. И сразу зажмурилась, чтобы не смотреть на него. Даже не сообразила убежать.

– Ты… Даша… Ну ничего себе.

Димка схватил ее в охапку и сжал так сильно, что ей стало больно, вдавил ее лицом куда-то себе в подмышку. У него тряслись руки.

– Давно знаешь? – спросил он, и голос его, как и руки, дрожал.

– Нет.

– Не может быть ошибка?

– Нет.

– Это когда мы в сентябре на даче, да? Когда мы решили, что пронесет?

Даша кивнула. Он продолжал прижимать ее так же сильно, и пальцы продолжали трястись, и в горле будто что-то клокотало.

– Я не знаю, как так получилось, – зачем-то сказала Даша.

– Ты кому-нибудь уже рассказывала?

– Нет, только тебе, – прошептала Даша. – Я могу, в принципе, аборт сделать, ты только сходи со мной, я очень боюсь идти одна, я маме ни за что на свете не скажу.

Димка встряхнул ее за плечи:

– Ты с ума сошла такое говорить!

Она мотнула головой и пошла от него. Идти было сложно, словно к ногам привязали тяжелые камни. Даша дошла до детской площадки и села на спинку скамейки, Дима догнал ее и сел рядом. Ей показалось, что он вот-вот заплачет.

– Ребенок, – произнес он. – Значит, ребенок. Да?

У него снова затряслись руки. Даша сжалась в комочек и тоже вся дрожала, пряча лицо в ладонях. Он погладил ее по спине.

– Ребенок, – повторил Дима и выдохнул. – Это же надо. Ты не бойся, главное. Не нервничай, тебе же нельзя. Я с тобой буду. Я никуда от тебя не денусь.

Глава пятая
Восемь недель

Даше снилось, что она плывет глубоко под водой, так глубоко, что непонятно, есть ли наверху солнце. Вода была синей, теплой и густой. Даша плыла без акваланга и без маски и дышала под водой как рыба. Она гребла руками без малейшего усилия – вода сама ее несла, и Даша, кажется, становилась водой.

Как только она проснулась, то почувствовала в горле странное ощущение и не успела понять, что это, как побежала в туалет, и ее вырвало, и еще раз вырвало.

– Это что-то новое, – сказала мама из-за двери. – Чем вас кормили в школе?

– По-моему, это какой-то вирус, – умыв лицо, ответила Даша. – У нас уже много кто переболел.

Температура оказалась нормальной. Мама дала выпить порошок, растворенный в противной теплой воде, и сказала не ходить сегодня в школу. Даша отказалась от завтрака и вернулась в кровать с планшетом, укутавшись в одеяло как в кокон. Лиза вчера скинула ей ссылку на новую дораму с красивым актером, а еще надо было наконец-то написать эссе на тему экологии. Внутренности крутило так, будто там все поменялось местами. Голову клонило к подушке.

Даша написала Димке, что ее тошнит, и он ответил грустным смайлом.

«Ты же никому не рассказал?» – написала Даша.

«Никому», – пришел ответ.

Даша два часа спала, потом маялась с эссе про сортировку мусора. В голове была жидкая каша, мешающая сосредоточиться. Или тот самый несортированный мусор.

Внезапно написала Лиза и спросила, можно ли прийти после школы, есть разговор. Даша, как было принято дома, заварила чай и выставила печенье, хотя сама не могла смотреть на еду, а Лиза была на диете.

– Помнишь, я говорила, что во «Вконтакте» с парнем познакомилась? – спросила Лиза. – Он позвал меня в кино. Я пошла.

– Ты пошла встречаться с человеком, которого никогда в жизни не видела? Одна?

– А что такого-то? Ты чего как мама? Мне уже расхотелось тебе рассказывать.

– Да ладно, давай дальше.

Даша рассасывала дольку лимона.

– Мы уже месяц с ним переписываемся, он мне посоветовал кучу сериалов, еще у нас с ним тоже общая книга любимая – «Дом, в котором…», и он пишет по ней фанфики…

– Скинь мне что-то новое почитать!

– Да там ничего хорошего, одни наброски. Ну вот. Он признался, что из нашей школы и что боится ко мне подойти. Музыку мне слал романтичную. В общем, я пошла. А он… Короче, он не свою фотку поставил на аватарку, и, если бы я знала, кто это, ни за что бы не пошла. Я еще вырядилась, как дура, взяла у мамы ее сумку за пятьдесят тысяч, ресницы наклеила. И угадай с трех попыток, кто это оказался.

– Кто-то из учителей?

– Нет, парень, школьник.

– Малолетка?

– Нет.

– Тогда просто какой-нибудь урод.

– Теплее, Дашенька, теплее. Даю подсказку: из нашего класса.

– Сдаюсь.

– Ванюшин.

– Ну ничего себе, – сказала Даша.

– Я там чуть не упала, уже думала, развернусь и уйду. Нельзя же так врать живому человеку, это подло. Но не сбежала, потому что захотела фильм посмотреть. Так он взял меня за руку, своей мокрой потной ладонью, вот за эту руку взял, до сих пор противно вспоминать.

Даша из последних сил изобразила ехидную улыбку:

– И вы теперь встречаетесь… Лиза Самойлова полюбила Сашу Ванюшина!

– Я тебя убью! – Лиза вскочила и забегала по комнате. – Нет, конечно! Зачем надо было мне врать? Я ведь понадеялась, я ведь думала: какой интересный парень пишет! В общем, я его заблокировала во «Вконтакте» и в школе сделала вид, что ничего не случилось! А он ушел после второго урока. Ну скажи же, прикол!

– Прикол, Лиз. А я беременна. Тоже прикол, да?

У Даши больше не дрожал голос, когда она об этом говорила, только там, где находится диафрагма, все холодело и сжималось.

Лиза чуть не села мимо стула.

– Ты только пока не говори никому, – попросила Даша. – Я еще не решила, что буду делать.

– Димка знает? – прошептала Лиза.

– Знает.

– Что говорит?

– Что надо оставить ребенка и чтобы я ни о чем не волновалась. Но я ребенка не хочу. И он тоже, я вижу, не хочет.

– А мама знает?

– Да ты что, она меня убьет.

– Моя бы точно меня убила, – сказала Лиза. – Я даже представить себе такое не могу. Но у тебя же адекватная мама. Хотя за такое… Даш, не знаю, как теперь тебе быть!

– Ты только не рассказывай никому. Никому-никому, поняла? Особенно Насте.

– Она нормальная, Настя, зря ты на нее наговариваешь.

– Никому, – повторила Даша. – Я иначе не знаю, что сделаю.

На следующее утро к горлу снова подступала тошнота, но Даша пришла в школу. Опоздала к первому уроку на десять минут. Была физика, в классе стояла тишина, на физике с этим было строго. Даша вошла в класс: все оторвали головы от тетрадей и смотрели на нее. Все на нее смотрели. Смотрели на нее все. И даже те, кто старался не смотреть, все равно – боковым зрением – смотрели.

Даша села на свое место и достала тетрадь. На нее продолжали смотреть. И маленький корявый Ванюшин, до ее появления писавший на доске ряд формул, тоненьким голосом попытался изобразить плач младенца: «уа-уа».

Дашу снова замутило. Она сглотнула и развернула плечи, стряхивая чужие взгляды. Потом достала тетрадь и начала переписывать то же, что Ванюшин писал на доске. Физик невозмутимо назвал номер следующей задачи и сказал Ванюшину, что он, физик, сам сейчас заплачет, как ребенок, глядя на такое нестандартное (в плохом смысле слова) решение.

Лиза сидела с Настей и отвернулась, чтобы Даша не могла встретиться с ней взглядом.

Формулы расплывались перед глазами. «Они же мне никто, пустое место, совсем никто, – думала Даша. – А я у себя одна, я себя люблю, плевать мне на них». Но что-то сдавливало горло, дышать было больно, спина словно вся была в занозах. Выйти из класса тоже было нельзя. Это означало бы, что им удалось ее довести. Весь бесконечный урок Даша сидела прямо и спокойно смотрела в учебник, и так же прямо и спокойно покинула класс после звонка, хотя ее окликнул физик.

Она не смогла вытерпеть больше одного урока и ушла из школы, ни на кого не глядя, прямо в сменке. Только у Димкиного дома она поняла, что ее ноги в черных туфлях промокли и замерзли.

Она позвонила в домофон, но ей никто не ответил. Димки, естественно, не было дома. Во дворе гуляла бабушка с пуделем Митей. Даша любила их встречать, Митя был вроде как ее талисманом. Потому что прошлой зимой Митя потерялся, а Димка помогал соседке его искать, он разместил пост в городской группе во «Вконтакте», который случайно попался на глаза Даше. На следующий день Даша увидела и самого Митю – ей в подъезде метнулся под ноги серый замерзший комок шерсти. Она позвонила по телефону из поста и до вечера ждала, когда его заберут. Митя за это время успел от волнения понаделать луж и погрызть папин ботинок, но папа не рассердился на Митю и даже гладил его. Вечером пришел парень, Дима, они вместе отнесли Митю хозяйке, и тем же вечером Даша снова нашла Диму во «Вконтакте» и поставила ему четыре лайка. И он ей. И она ему. И он ей. Как все было просто. Казалось, что всегда все будет так же просто.

Даша вернулась домой и, не переодеваясь, снова попробовала дозвониться до Димки. Она кружила по квартире в мокрых колготках и звонила ему раз десять, а он все не брал трубку, но каждый раз перезванивал – и тогда уже Даша отчего-то не слышала звонка. Один раз позвонила Лиза, но Даша сбросила звонок. Ей было сейчас не до Лизы, слушать ее голосовое сообщение она не стала. Все и так ясно – растрепала, стыдно, прости. Это все потом. Сейчас ей было нужно как можно скорее услышать Димкин голос, зацепиться за него, не дать себе соскользнуть в отчаяние. Он обязательно сказал бы, что все хорошо. И хотя все было как угодно, только не хорошо, Даше удалось бы на время разговора ему поверить.

Она не рассказывала ему, что неделю назад уже побывала в поликлинике. Она проходила мимо и увидела на торце дома табличку со словами «Женская консультация». Стены внутри были выкрашены по-больничному в бело-зеленый, увешаны плакатами на детские темы. «Мама, оставь меня!» – было написано на одном, и Даша поспешила пройти мимо. Пахло лекарствами и уколами. Около кабинетов сидели беременные тетки, уставшие, бледные и толстые. Многие из них наверняка были не сильно старше Даши, но почему-то показались именно тетками. Даша подумала, что никогда не станет такой. Она шла по бледно-желтому линолеуму и думала, что, если до регистратуры будет четное число шагов, она подойдет и спросит, как записаться к врачу. И шла, считая шаги, а навстречу ей шла низенькая, ниже Даши, и очень широкая – просто необъятная – женщина в белом халате и смотрела на Дашу так, словно все про нее знала: допрыгалась. Наверное, у этой тетки была дочь как Даша, хорошая домашняя девочка, которая никогда не допрыгается. Еще несколько месяцев назад Даша сама про себя могла бы сказать: она – никогда. Женщина подошла ближе и спросила: «Почему без бахил?» – с таким взглядом, будто Даша воплощала мировое зло. Даша передернула плечами, как всегда, когда ее начинали ругать, сбилась со счета и поскорее ушла на улицу.

Даша снова позвонила Димке, но в телефоне внезапно отозвался чужой женский голос, вроде как она попала не туда. «Дима», – от неожиданности начала Даша и услышала нервное, даже надрывное: «Его тут нет!» Это было очень странно. Через девять минут с того же номера пришло сообщение: «Перезвоню», – и снова тишина.

Вскоре пришел с работы папа и погнал Дашу в магазин за хлебом и молоком. На обратном пути Даша завернула в Димкин двор и посмотрела на его окна – шторы были задернуты, и, судя по всему, никого не было дома.

Как только она открыла дверь, услышала голоса. Говорили, перебивая друг друга, мама и еще какая-то женщина. В животе у Даши снова заворочался, заурчал страх. Она заглянула в зал и увидела Тамару Ивановну, Димкину маму, почему-то в сапогах и в норковой шубе – из тех, что нормальные люди, говорила Дашина мама, уже давно не носят. Тамара Ивановна размахивала руками так, что занимала собой всю комнату. Под ее сапогами по полу растекалась грязная лужа. Отца Даша не заметила.

Она вынула наушники и немедленно услышала четко сказанное слово, которое никак не могло к ней относиться. Ее всю обдало жгучим холодом и стыдом. Дыхание перехватило. Даша, не закрывая дверь, выскочила из квартиры.

Она оставила рюкзак с телефоном в коридоре и теперь не могла позвонить Димке. Его окна оставались темными, а домофон не отвечал, и было непонятно, куда он девался.

Даша вернулась в свой двор и села на качели на детской площадке, поджидая, когда уйдет Тамара Ивановна. Что делать дальше, она не знала. Белыми хлопьями с неба валилась зима. Все зашло в тупик, из которого не было выхода.

Мама вышла из подъезда в накинутой отцовской куртке, с трудом пробралась через сугробы и встала рядом с качелями. Даша не смотрела на нее.

– Все хорошо, не переживай. Все хорошо! Я не сержусь, Даша, честное слово! Плохо только, что ты сама мне не рассказала.

– Я хотела, – сказала Даша. – Я не знала, когда и как начать.

– Эта женщина… Я от нее узнала много нового и интересного и о тебе, и о себе. Она как с цепи сорвалась. Орала как ненормальная, мне пришлось ей ответить. Ей это не понравилось.

Даша молчала.

– Давно ты забеременела?

– Мы думаем, что в сентябре.

– Как ты себя чувствуешь? Тошнит?

– Несколько раз всего.

– Живот не болит?

– Болит почти все время.

– Это плохо, так не должно быть. Я завтра же с утра позвоню врачу, тебе надо срочно на прием. Иначе это может паршиво закончиться.

– Что папа говорит? – с трудом спросила Даша.

– Он не верит, что ты так могла.

– Как «так»? – Даша уже не могла сдерживать слезы.

– Неосторожно и безответственно. Он и подумать не мог, что вы зашли так далеко.

– Надо, наверное, аборт? – сквозь слезы спросила Даша.

Мама задумалась.

– Мы потом об этом поговорим. Когда тебя посмотрит врач, когда будет ясно, все ли в порядке. Я бы не советовала, но это всё обсудим после. Всему свое время. Сейчас идем ужинать и отдыхать. Пойдем, – поторопила она, – не надо сидеть на холоде. Тем более что я, посмотри, в тапках.

– Там папа, я не хочу, я боюсь!

– Во-первых, он закрылся и не хочет никого видеть. Во-вторых, рано или поздно вам все равно придется поговорить. Ты только с ним не спорь. Видишь же сама, как все обернулось. А сказала бы мне, я бы его заранее подготовила.

Даша вошла в квартиру, будто была здесь гостьей, и, пока разувалась, вешала куртку на крючок и складывала на полку шарф, прислушивалась, как там папа. Сразу стало понятно, что тут совсем недавно ругались. Комнату еще не проветрили после прихода гостьи, в воздухе висел плотный шлейф ее ванильных духов. На полу остались грязные следы от сапог, которые никто не стал вытирать. Даша заперлась в своей комнате и сидела там до ночи. Дима звонил ей раз пять, она сбрасывал звонки, наконец написала ему, что спит, и выключила телефон. В квартире было тихо, не слышалось ни шагов, ни шепота, ни стука по клавишам.

Уже за полночь Даша выскользнула на кухню и сделала себе бутерброд. Ей показалось, что кто-то стоит за спиной, в дверях кухни, и она не обернулась. По-прежнему пахло приторными духами Тамары Ивановны.

Утром Даша не услышала будильник. Мама разбудила ее в начале девятого, когда отец уже ушел на работу. Завтрак не лез в горло, снова подступала тошнота, а когда Даша выпила полчашки чая, ей стало по-настоящему плохо.

– Так будет все девять месяцев?

– Меня вообще не тошнило, – сказала мама. – Может быть, и у тебя скоро прекратится.

Она доела кашу и повезла Дашу к своему врачу. Когда ехали мимо школы, Даша зажмурилась, чтобы даже случайно не увидеть никого из своего класса.

Они приехали в маленькую клинику на несколько кабинетов. Мама рвалась зайти в кабинет с Дашей, но ее попросили подождать за дверью. Даша так сильно боялась врача, что уже устала, и, глядя в окно, покорно отвечала на вопросы: шестнадцать лет, один партнер. Окно выходило на детскую площадку, заметенную снегом. Врач была старенькая, как Анна Ивановна, она ее не ругала, не стыдила и, что хорошо, не жалела, она работала: спрашивала о том, что творилось в Дашином организме, и говорить об этом было несложно, как о другом человеке, не о себе. Она дала Даше направление на УЗИ, которое можно сделать прямо сейчас в соседнем кабинете, прописала лекарства и сказала, чтобы две недели сидела спокойно дома и никакой школы.

– А если я не захочу оставить? – Даша задала вопрос, который репетировала все утро.

Врач не стала ее отговаривать.

– На этом сроке остается только чистка. Про последствия почитайте в интернете. Дальше затягивать уже нельзя, надо решить в течение нескольких дней.

– Ты пойдешь со мной на УЗИ? – спросила Даша у мамы, выйдя из кабинета. – Тебя туда пустят?

– Сейчас узнаем.

Ее пустили. Мама сидела на стуле рядом с кушеткой и внимательно смотрела на монитор.

– Как сейчас помню, – сказала она.

Даша закрыла глаза, закусила щеки и медленно считала до ста. Датчик полз по ее животу. Врач смотрела в экран и молчала. И мама тоже молчала. Плотность молчания в кабинете была такая, что Даше стало очень, очень страшно.

– Плод двадцать миллиметров, – сказала врач.

– Это мало? – встрепенулась мама.

– Это как надо. Он у вас сейчас размером с фасолинку. Мамочка, посмотрите тоже.

Даша не сразу поняла, что обращаются к ней. Она взглянула на монитор. В черном пространстве расплывались мутные пятна, ни одно из которых не было похоже на ребенка.

– Где он? Куда смотреть?

– Вот же, вот он. Как фасолинка или виноградинка.

– Он живой? – спросила Даша.

– Конечно. Посмотрите, он шевелится. Сейчас мы послушаем сердечко.

Дашино собственное сердце забилось так, что едва не выскочило из горла. Она снова закрыла глаза. Быстро-быстро стучало второе сердечко в ее теле. Непроизвольно выступили слезы. С ней происходило что-то, чему не было названия. Она словно падала с большой скоростью в безвоздушном пространстве.

– Ничего, что так быстро бьется? – спросила мама.

– Ничего. Всё как положено: сто сорок ударов в минуту. Пока я никаких отклонений не вижу, через месяц надо прийти в следующий раз. Вам врач все расскажет – что, когда, какие анализы.

Они вышли на набережную. «Давай пройдемся», – попросила Даша. Она думала, что маме надо срочно на работу, и надеялась, что она уедет, но мама согласилась.

На набережной было безлюдно. Внизу текла мутная тревожная река. Снег летел во все стороны сразу, даже вверх, и слепил, и было сложно смотреть куда-то, кроме как себе под ноги. Даша не хотела разговаривать и оторвалась от мамы на несколько метров, но все время чувствовала, что мама идет за спиной.

Даша хотела позвонить Димке и рассказать ему про двадцать миллиметров и сто сорок ударов в минуту, но не знала, как теперь с ним разговаривать. Она сняла перчатки, приложила руки к щекам и не узнала своего же лица.

– Отвези меня к Димке, – попросила она маму.

– Я думаю, он в школе.

И правда, он был на уроках, но они подъехали как раз к перемене.

– Я пойду? – спросила Даша у мамы.

– Иди. Только мне уже надо как можно скорее на работу. Сама доберешься домой? Или мне тебя подождать?

– Поезжай. Я сама.

Димка стоял на крыльце без куртки и с кем-то разговаривал по телефону.

– Даш, привет, – растерялся он и посмотрел по сторонам. – Ты что здесь…

Даша налетела и с размаха хлестнула его по лицу. В первый раз в жизни она ударила человека по мягкой теплой щеке.

– Ты зачем ей рассказал? – закричала Даша, захлебнувшись рыданием. Ей было все равно, что все на них смотрят.

– А как я мог ей не сказать?

– Я же попросила не говорить! Я же попросила тебя, как ты мог меня не послушать? Ты знаешь, что было? Что из-за тебя было? Что она моим родителям сказала?

– Она должна знать…

– То есть ты специально ей сказал? Сам начал этот разговор, сам меня сдал… Сдал меня, как будто так и надо! Да если бы я не захотела, и ты бы ничего не узнал! Ты должен был поступить как мужчина, а ты побежал к своей мамочке жаловаться на меня!

Он больше не пытался возражать. Стоял, краснея всем лицом, и смотрел себе под ноги.

– Я не думала, что ты такой, – задыхаясь, сказала Даша и побежала от него прочь.

Она надеялась, что он догонит ее, поймает, схватит в охапку и попросит прощения, и она простит, она расскажет про сердцебиение, они вечером вместе придут к ее родителям.

Она забежала в первый попавшийся магазин и посмотрела в окно – Димки не было. Наверное, он вернулся в школу как ни в чем не бывало.

В кармане звякнул телефон. «Прости, я тебя люблю», – прочитала Даша. У него даже не хватило смелости сказать это лично.

Магазин, в который она забежала, оказался пекарней. У окна стояло несколько столиков и кресел, и можно было перекусить. Даша взяла какао в бумажном стаканчике и булку с корицей и села за свободный столик. В углу сидела девушка с ребенком на коленях, у дверей стояла коляска. Даша не разбиралась в возрасте малышей, но этому было явно меньше года. Он жевал булку так, что все падало у него изо рта, размахивал руками, и девушка все время отодвигала от него чашку с кофе.

Даша представила на ее месте себя так ясно, будто увидела собственное будущее, и ей стало страшно. Врач сказала, что, если все будет хорошо, ребенок родится в июне. Ребенок! Живой, настоящий, не кукла. Маленький человек. Что она будет с ним делать? Как его держать, такого шустрого? Как с ним играть, о чем разговаривать? Когда дети начинают понимать человеческую речь? Надо будет обо всем прочитать заранее. А если он заболеет? А вдруг она с ним упадет?

Врач назвала ее сегодня «мамочка». Это она, Даша. Дыхание перехватило – такого не бывает. Мама – это мама. Это не она, не Даша. Пока она не услышала, как в ней бьется чужое сердечко, ей все еще казалось, что понарошку, что все можно вернуть назад. Закончить игру и вернуться на прежний уровень.

Даша положила руку на стол. Стол был настоящим. Ее ладонь была настоящей. Стакан какао был настоящим. Браслет на руке был настоящим.

– К этому сложно привыкнуть, – сказала сегодня мама, когда они ехали из клиники. – Мне было двадцать восемь, я была замужем и все равно чувствовала, что рано, чудовищно рано, что я еще столько важного не успела сделать. Мне казалось, что моя жизнь с ребенком обязательно превратится в унылое существование.

Еще она сказала:

– Ты только замуж прямо сейчас не выходи, не торопись.

И на молчаливый вопрос ответила:

– Потому что ребенок – не причина. Выходить замуж надо, только когда выходишь за мужа. А если вы играете в семью, в дочки-матери за счет родителей, то это не семья, это пародия на семью. Родить без мужа, Даш, не стыдно – стыдно выскочить замуж в шестнадцать лет за первого встречного. Появится ребенок, поживете, присмотришься, подумаешь.

– Что в школе начнется, – одними губами проговорила Даша. У нее не было сил спорить про первого встречного.

– Да какая разница, кто что скажет? У тебя есть ты. Твой ребенок. Мы с папой. Плевать нам на остальных. Дремучих людей много, Даш, из-за каждого из них переживать – никаких нервов не напасешься.

Когда ребенку исполнится шестнадцать, мне будет целых тридцать два, сосчитала Даша. Тридцать два – это же очень много. Она пыталась представить себе, что за жизнь у нее будет, и отчего-то видела кухню – родительскую, не Димкину, и как они вдвоем со светловолосой тоненькой девочкой, похожей на Лизу, пьют чай и смотрят «Танцы» на ТНТ.

Даша вернулась домой к ужину и попыталась как можно незаметнее проскользнуть в свою комнату. Она не была голодна и больше всего на свете хотела ни с кем не говорить.

Из-за стенки, из спальни родителей, доносились незнакомые звуки, словно кто-то безутешно плакал. Даша прислушалась:

– Мозгов нет… я-то думала, отстрелялась уже, всё, можно жить для себя… А тут эта… сюда принесет… уже без вариантов.

Отец что-то ей ответил, но слишком тихо, Даша не разобрала. Ей было достаточно того, что она уже услышала. Она надела наушники и вползла с планшетом под одеяло.

Вдруг резко вспыхнул свет. Отец вошел к ней в комнату, сдернул с Даши одеяло, забрал наушники вместе с планшетом и скинул с кровати акулу, которую обнимала Даша.

– Ну, рассказывай, – сказал он.

– Что рассказывать?

– Как дошла до жизни такой. Что будешь делать дальше. Где жить.

– Ты меня прогоняешь?

Даша такое раньше только в кино видела, про прошлый век или вообще про девятнадцатый.

– Да никто тебя не прогоняет. Я тебя хочу послушать. Прежде чем с мальчиком ложиться, надо было думать головой, – брезгливо сказал отец. – Ну не реви. Как будто сама не знаешь, что я прав.