Текст книги "За горизонтом. Две повести"

Глава шестая

Hi, Yana! I haven’t seen you for ages![1]1
  Привет, Яна! Давно не виделись! (англ.)


[Закрыть]

Помнишь, как раньше мы писали друг другу открытки из поездок? Твои до сих пор хранятся у меня в столе, в большом конверте. В июне я их там нашла и долго разглядывала. Мне сразу захотелось куда-нибудь уехать и отправить тебе открытку.

Но потом я подумала, что письмо, наверное, лучше. Настоящее бумажное письмо. Я никогда такие не писала. Мама говорит, что в моем возрасте у нее было много друзей по переписке из разных городов. Они обменивались статьями про всяких актеров и группы, но и просто о жизни тоже писали. Мама до сих пор дружит с одной девочкой из тех, с кем раньше переписывалась. Хотя теперь она вовсе не девочка, а как мама и живет в Америке. Мама обещает, что мы когда-нибудь поедем к ней в гости.

Но пока мы с мамой поехали в Крым! Может быть, ты уже об этом знаешь, потому что я как нормальный человек везде выкладывала фотографии, но давай притворимся (раз уж я пишу бумажное письмо), что это для тебя новость. В общем, мы приехали в гости к маминому младшему брату, дяде Толе. Раньше он жил в Москве, а потом решил переехать к морю и позвал нас в гости. Дядя Толя открыл здесь столовую и гостевой дом. Он называет его домовладением, это такие комнаты, которые он сдает отдыхающим. Например, нам. Представь себе длинный одноэтажный дом, в нем четыре или пять комнат типа гостиничных номеров, и из каждой выход во двор. Кухня общая, в отдельном домике. А во дворе стоят столы со скамейками, есть беседка, и еще телевизор есть. Только его никто не смотрит.

Папа не поехал, его не отпустили с работы. Странно, что поехала мама, она вообще-то не очень любит море, она любит ездить осматривать разные красивые города, а на море ей скучно и жарко. Когда мы все вместе ездили в Турцию, чуть ли не каждый день вставали в пять утра и ехали автобусом на очередную экскурсию, пока папа, который хотел просто лежать на пляже с утра до вечера, не взбунтовался. Но тут папы нет, и на море мы бывали мало, потому что постоянно ездили с дядей Толей по разным интересным местам, иногда даже на несколько дней. Я тебе потом расскажу и покажу фотки. Я забила почти всю память на телефоне. Правда, здесь красиво. Я не знала, что тут так красиво. Мне пока нравится больше, чем в Турции.

А теперь самое интересное. Вчера мама улетела домой, потому что у нее закончился отпуск, а я осталась. Мне дядя Толя предложил пожить еще десять дней и как-то исхитрился поменять мой билет. Я сразу отказалась, потому что думала, что мне не разрешат. Я даже не надеялась! Не могу представить, чего ему стоило уговорить маму. Я не знаю, как он ее убедил! Она запретила мне одной купаться, гулять по вечерам в темноте и еще целый список всего – но все-таки остаться она разрешила. А потом я полечу домой на самолете, тоже одна! Как хорошо, что я не поехала с классом в Москву! Все в итоге получилось гораздо круче!

Я утром проснулась в комнате, которую мы занимали с мамой, и не могла поверить, что я не улетела домой! А потом дядя Толя выделил мне комнату поменьше, и тут мне еще лучше.

Дядя Толя в юности был боксером (не собакой, а спортсменом), даже выигрывал какие-то районные соревнования, а еще ему трижды ломали нос, и теперь он странной формы.

Здесь есть четыре кошки (одна из них злющая, как сатана, а остальные нормальные), пес Яшка и черепаха в коробке, которую однажды забыли вместе с коробкой в дядином кафе. Еще, конечно, его жена. Ей двадцать два года. Ты можешь поверить? Совсем с ума сошла. В двадцать два выйти замуж за человека, который вдвое старше. Маме она сразу не понравилась. Это потому что мама дружит с его первой женой. Она, тетя Катя, и правда хорошая. Когда мы два года назад приезжали к ним в гости, я как раз решила стать вегетарианкой, и тетя Катя специально для меня готовила много всего вкусного.

Свою новую жену дядя Толя зовет «зайка». По-моему, это очень-очень банально и пошло. Я бы не хотела, чтобы меня так называли, особенно при посторонних, я бы со стыда сгорела, а ей нормально. Она вся такая… с бровями, ногтями и ресницами. Полный комплект. Губы, разумеется, наколоты. Чика. Смотрит так, будто всех вокруг заранее презирает. Я сегодня за завтраком рассматривала ее и не могла понять, почему это всё считается красивым. Может, это и на самом деле красиво, но я такую красоту не люблю. А она, наверное, думала, что я любуюсь и завидую и что сама я по сравнению с ней – серая мышка.

Говорят, то ли сегодня, то ли завтра должен приехать сын дяди Толи и тети Кати, он перешел на второй курс. Я его помню, он забавный, все время шутит. Теперь он учится на врача! Я не знаю, зачем он приезжает и как будет общаться с Зайкой.

Сейчас я сижу во дворе в беседке. Над головой вьется виноград, а на коленях у меня кошка Манюня, пришла и улеглась. Все-таки очень странно писать ручкой в блокноте не по учебе, а для себя. Когда не знаешь, что еще придумать, ручка как будто сама пишет. Когда я закончу письмо, то пойду к морю. Оно здесь близко, десять минут ходьбы – и я на берегу. Я, разумеется, буду купаться. Мама бы сама подумала, как это: жить у моря и не купаться?

Я пишу и не знаю, где ты и куда мне отправить это письмо. Твой телефон всегда недоступен. Вы все-таки уехали? Или ты просто сменила номер? Я придумала: вот что я сделаю – сфотографирую эти листочки и скину тебе в личку фейсбука. Может быть, когда-нибудь ты всё прочитаешь и напишешь, как твои дела.

Море близко. Повернуть налево, направо, мимо пятиэтажек, потом еще раз налево и до конца улицы, где асфальт сменяется песком, а дорога упирается в пляж. Ася шла и повторяла про себя в ритме шагов: мо-ре-ре-ре-мо-мо-мо-ре. Налево, направо, привет, коза рогатая, еще налево, почти бегом, мимо кафешек, мимо батута, мимо палаток с купальниками и надувными матрацами, здравствуй, море. Я пришла к тебе. Впервые я пришла к тебе одна.

Хотя, возможно, к морю надо на «вы»?

Ася расстелила покрывало, бросила на него рюкзак, скинула шорты с футболкой и вошла в море. По щиколотки, по колени, привыкая, вода была прохладнее, чем в прошлые дни, и – одним нырком – с головой. Ася закрыла глаза и представила, что сама стала морем. Одной каплей в море. Целой каплей в море.

Когда Ася вышла из воды, ей показалось, что прошел весь день. Она в первый раз в жизни купалась столько, сколько ей хотелось. Она легла на покрывало не вытираясь, с мокрыми волосами и лицом, чтобы на лице все еще было море, и зарыла ступни в горячий песок, и слушала, как бьется ее сердце и как совсем рядом шепчет море, дотягивается до ее ладони соленой прохладой. Замереть и затаить дыхание: я есть. Море есть. Это был день словно из чужой жизни.

Ведь если с мамой – всё снова было бы не так, пришлось бы купаться не больше пятнадцати минут, вытираться, зачем-то переодевать мокрый купальник, мазаться кремом от загара, носить дурацкую кепку, есть заранее заготовленные бутерброды и подавленные в рюкзаке сливы с персиками, собирать объедки в мешочек… Мама всегда, как приходила к морю, брала шезлонг под зонтиком, надевала здоровенную шляпу, открывала книжку и начинала жевать. Она купалась, не окуная лицо в воду, и считала, что нужно как можно скорее принять душ после пляжа и смыть с себя морскую соль. Как будто она никогда не была молодой! Ася все время внутри себя спорила с ней, и получалось, что все они – Ася, море и мама – отдельно друг от друга. А через час на пляже мама вообще начинала жаловаться, что у нее от этой жары разболелась голова, и торопила Асю домой.

В общем, у мамы с морем никакой дружбы не было, она терпела его «ради ребенка». Асе казалось, что она знает, как ходить к морю, и сегодня поняла, что права. Она могла бы научить этому маму, если бы та захотела.

Ей было все равно, что на пляже куча народу и что рядом бегают дети и ловят прозрачных медуз в банку, потому что все они тоже были словно часть моря.

Ася встала, чтобы снова пойти купаться, как вдруг позвонил папа и закричал:

– Я что, как Луис Альберто, все узнаю последним?

Луис Альберто – это герой сериала, который шел по телевизору, когда родители были детьми.

Оказалось, что, когда мама звонила и обсуждала, разрешить Асе остаться тут или нет, папа был очень занят на работе, половину прослушал, подумал, что это они про какой-то другой раз говорят, про следующий год, и ждал Асю с мамой дома. Он все повторял, что нельзя одной купаться, гулять по темноте, общаться с незнакомыми, есть чебуреки, потому что они непонятно из кого сделаны, и вообще, мама и дядя Толя сошли с ума, и с ними еще будет отдельный разговор. Ася отвечала, стоя по щиколотку в воде, смотрела, как возле щиколоток трепещут маленькие рыбки, и была так рада, что сейчас она одна, и во всем с ним соглашалась.

– Тут море, море, – выдохнула Ася, и папа понял.

Он помолчал и сказал:

– Ты, главное, далеко не заплывай и за вещами на берегу следи. Но одна не ходи все-таки.

Ася снова вошла в море по пояс, раскинулась по воде звездой, легко покачиваясь на волнах, и представляла себе, что она не в пяти метрах от берега, а там, за горизонтом, где нет ничего, кроме моря, где все живы, где все – море. И вдруг ее кто-то схватил за ноги, Ася испугалась, не сразу нашла дно, наглоталась горькой воды, а оказалось, что мальчишки рядом бесились и что ее ухватили случайно, по ошибке, приняв за другую девчонку. Ася выбежала на берег, сморкаясь, откашливаясь, утирая море с лица. «Извините!» – крикнул один из пацанов. Никогда раньше ей не говорили «вы».

Она провела на берегу почти весь день, а когда уже собиралась уходить, вспомнила, что ничего не фотографировала. Зайдя по колено в воду, Ася попробовала сделать селфи на фоне моря, но всё стирала: получалось по-дурацки. Она сделала несколько снимков моря, и тоже выходило не то. Море, живое, ускользало, делалось картинкой, теряло дыхание. «Вас сфотографировать?» – спросил кто-то, и Ася на всякий случай отказалась, потому что не хотела отдавать телефон в чужие руки. А на выходе с пляжа поняла, какая она все-таки голодная, и купила те самые забракованные папой чебуреки, плавающие в кипящем масле. Один с мясом, второй с сыром. Оказались такие вкусные, что Ася чуть было не вернулась и не взяла еще.

Потом она купила крупных мягких персиков и повернула в сторону дома, пока не начало темнеть. И немного заблудилась, потому что забыла, где поворачивать. Не больше десяти улиц в поселке, а Ася умудрилась заплутать. Она не стала открывать карту в телефоне, ей было интересно найтись самой.

Она шла и думала: интересно, как это – не приезжать сюда на отдых, а жить здесь постоянно. Училась бы вон в той двухэтажной вытянутой школе, после уроков шла бы на берег и делала устные, глядя на море. И даже когда сидела бы на самых скучных уроках, то знала бы, что десять минут ходьбы – и ты у моря.

Как живут люди, рядом с которыми все время море? Насколько им легче дышится?

Когда она станет взрослой, думала Ася, она уедет жить в город на берегу моря, туда, где ее никто не знает и где она никого не знает, поменяет имя с фамилией, перекрасит волосы в рыжий, будет себе нравиться, будет жить, как будто она совсем другой человек. Она примеряла к себе чужие имена, но возвращалась к одному и тому же: Инна – вот что сидело лучше всего. Совсем забыла про Инну. Тут же написала сообщение, спросила, как дела. Хотела отправить ей фото с морем, но не стала: как будто хвастается. Она лучше купит для Инны какой-нибудь сувенир и наберет морской воды в бутылку.

Однажды Ася ходила с мамой в турагентство, где на стеллаже в маленьких круглых вазочках были выставлены образцы песка с разных пляжей мира, от белоснежного до почти черного. А сама она привозила отовсюду ракушки и камушки и складывала их в одну коробку. Хотела и воды, но мама не разрешила: в ручную кладь нельзя, а в чемодане может пролиться. В этот раз Ася наберет три бутылочки – себе, Инне и Яне.

Пришло сообщение, но не от Инны.

«Я теперь буду в 31 школе, – написала ей Валя. – Я тебя простила».

Ася не сразу поняла, что там написано, словно сообщение не до конца пришло. Перечитала дважды. Еще неделю назад она бы, наверное, обиделась, а теперь удивилась больше не Вале, а себе – что нет обиды. Вообще ни капли обиды. Простила, надо же! Какой все-таки Валя странный человек. Хорошо, если бы в новой школе у нее сложилось удачно.

Похоже, что сегодня она слишком долго пробыла на солнце. Все тело охватила сонная вялость. Асе казалось, что она болтается в жарком воздухе, как медуза в воде. Наконец она добралась до дома, во дворе наскоро сполоснула от песка ноги, скрылась в своей комнате и включила кондиционер. Голова стала тяжелой, лицо покраснело и горело, а к ключицам было больно прикасаться.

Ася растянулась на кровати и лизнула свое плечо – оно было таким горько-соленым, будто Ася и в самом деле пропиталась морем. И вдруг ей показалось, что кто-то стоит под окном и пытается заглянуть в щель между стеной и шторой. Ася вздрогнула. Наверняка показалось. Хотя все может быть: у домовладельца дяди Толи снимали жилье несколько семей с детьми, и уж детям-то всегда интересно подглядывать в чужое окно.

Потом раздались шаги под дверью, и кто-то постучал. Ася уткнулась в подушку и затаила дыхание. Если это дядя, она найдет его позже, а для всех остальных ее тут как будто нет. Человек постучал еще раз и дернул дверь. Ася забыла ее запереть.

– О! Ты это что, спишь средь бела дня! – услышала Ася.

Она рывком села на кровати и поджала под себя ноги.

– А тебе никто не говорил, что вламываться в чужую комнату некультурно? – сказала она, радуясь, что это Генка, он приехал.

Они виделись не чаще той недели в году, когда родители ездили друг к другу в гости, и не были подписаны друг на друга в сетях – Генка не предлагал, а сама Ася стеснялась. Но было приятно знать, что живет такой человек. На второй день после приезда она всегда вспоминала, что он придурок, а когда уезжала, то вскоре начинала думать, что она к нему несправедлива.

– Могла бы хоть поздороваться! Год не виделись, а ты, кажется, успела состариться. Здравствуйте, Ася Сергеевна!

– И вам не кашлять, дорогой Геннадий Анатольевич!

– Как это так случилось, что деточку одну отпустили на море? Здесь же злые серые волки, то есть акулы, и нехорошие взрослые дяденьки!

– Дурак, – засмеялась Ася. – Отпустили, потому что я ответственная.

– Ты в курсе, ответственная, что у тебя вся рожа красная? И плечи тоже. И то, что у взрослых женщин зовется декольте. Сразу видно, что пыталась поджариться на пляже, как на гриле. Ты хоть кремом бы пользовалась. Его изобрели как раз для таких бледнолицых и ответственных, как ты.

– Я мазалась, когда пошла на пляж! – Ася прислонилась спиной к стене и поморщилась. – Слушай, а ведь больно!

– Намажь «Пантенолом». Есть у тебя?

Ася кивнула: мама оставила.

– Ты хотя бы завтра днем на солнце не суйся, понятно? А то еще хуже будет.

– Спасибо, доктор. Сколько с меня за прием?

Генка обвел глазами комнату.

– Дай-ка мне вон тот персик. Они, помнится, вкусны и для здоровья очень полезны. А когда надоест валяться, приходи к нам есть арбузы. Отец в честь моего приезда приволок четыре штуки и еще одну дыню на всякий случай. Я арбузы очень люблю и уважаю, поэтому, если ты меня вовремя не остановишь, я лопну и испорчу весь интерьер в стиле прованс. Представляю, как будет вопить Зайка.

– Я десять минут полежу и приду, – сказала Ася.

Генка ушел, она отвернулась к стенке и закрыла глаза, а когда снова их открыла, было почему-то совсем темно. Ася схватилась за телефон: уже десять вечера! Вот это ее вырубило так вырубило.

Она выскочила из комнаты и босиком побежала по каменной дорожке в самый конец двора, туда, где стоял отдельный дом дяди Толи и его семьи. На кухне горел свет, за столом пили кофе дядя Толя и Зайка. Генки не было.

– Проснулась? – спросил дядя Толя. – Геннадий ходил за тобой, но не захотел будить. Ты, видимо, с непривычки перекупалась. Тебе чай или кофе? Хотя кофе на ночь, наверное, не стоит, это на нас он почему-то не действует.

– Мне чай, если можно.

– Можно, конечно, почему же нельзя? – Он достал из шкафа большую чашку с совами и налил туда заварки. – Посмотри, хватит тебе столько? Расскажи, где ты сегодня была, что видела? Арбуз будешь? Мы полтора уже съели. Половинки тебе хватит? А то я зарежу еще один.

– Я только на пляж, на тот, что сразу, как с центральной улицы идти.

– Много там народа?

– Не очень.

– У нас тут считается, что это очень много. Лучше всего немного пройти, я тебе потом покажу, и там будет другой пляж, где посвободнее, там хотя бы море видно, а не этот суп из людей. Мы-то с друзьями здесь, в поселке, не купаемся, мы уплываем далеко отсюда, у моего приятеля катер, вот на нем. Еще вот что: в ту сторону, где большой рынок, чуть подальше, есть дискотека, типа клуб. Туда не ходи, там бывает всякое, вообще не место для нормальных людей.

– Я не люблю дискотеки. А где Гена?

– Генка гулять ушел, ходит по темноте. Ты с ним не ходи, он тебя плохому научит. Да ты что на меня так смотришь, я же шучу!

Ася послушно засмеялась.

– А еще мне звонил сегодня твой отец и сделал мне серьезное предупреждение. Он сказал, что, если с тобой хоть что-нибудь случится, он лично сюда прилетит, оторвет мне голову и пришьет толстыми черными нитками к месту, на котором я обычно сижу, и мне всего этого очень бы сильно не хотелось. Поэтому плавай только рядом с берегом. Ты плавать-то умеешь? Или так, на воде держишься?

– Умею, у нас в прошлом году была физра в бассейне, я на ГТО плавание сдавала.

– А то смотри, если утонешь, полетишь домой на следующий день.

– Я не утону, – сказала Ася.

Она уже начала обижаться: что это он с ней как с ребенком! К тому же она чувствовала, что Зайка пристально ее разглядывает.

– Я тебе дам гель алоэ, – сказала Зайка, – он от солнечных ожогов хорошо.

Не дожидаясь ответа, она ушла из кухни и через минуту вернулась с зеленым тюбиком.

– Спасибо, – промычала Ася, вгрызаясь в кусок арбуза.

Это был правда очень вкусный арбуз, самый настоящий, сахарный, не те травянистые недоразумения, которые продавались в ее городе.

Хорошо, что она не сказала «Спасибо, Зайка!». Еще чуть-чуть – и сорвалось бы с языка.

Глава седьмая

Была надежда, что волшебное средство подействует за ночь, но утром плечи, хотя и меньше, оставались по-прежнему розовыми и болели, если дотронуться. Ася подумала и не пошла на море. Сегодня было прохладнее, над головой скользили грязные лохматые облака. Дядя Толя утром сказал:

– Так здесь тоже бывает, и холодные течения приносит, и дожди часто. Я смотрел прогноз, Ася, ты не переживай, через пару дней снова придет жара.

Генку с утра она не видела, он спал до обеда, а потом куда-то запропастился. Ася сидела в беседке с телефоном и скучала. Дядя сразу после завтрака уехал по делам. Зайка была, кажется, дома, но заходить к ней не хотелось. По двору ходила женщина, которая была здесь на хозяйстве, она то тащила постельное белье для новых гостей, то убиралась на общей кухне, то возилась с клумбами, и каждый раз Асе казалось, что она женщине мешает, потому что ничего не делает. Некоторые считают, что читать – это все равно что ничего не делать, особенно если книги в телефоне.

По верху изгороди разгуливал здоровенный черный кот, которого Ася видела впервые. Кот тоже впервые видел Асю и смотрел на нее презрительно. Ася потянулась к нему, чтобы погладить, но кот зашипел, хлестнул лапой по воздуху рядом с ее рукой и спрыгнул с забора.

– Это Аркаша, – сказала Зайка, подойдя к беседке. – Давно не приходил. Жутко вредный тип. Мне все время кажется, что он работает в налоговой. Мы его кормим, когда он появляется. Соседи тоже. Он вот так всех и обходит. Ты его не трогай только, – предупредила она. – Он только с виду ласковый, а руку однажды мне до локтя разодрал.

Она ушла, но почти сразу вернулась. Принесла турку с кофе и две чашки.

– Присоединяйся, – сказала Зайка, еще раз зашла в дом и вынесла большую миску с овсяным печеньем. – Я утром испекла.

Асе совсем не хотелось ни печенья, ни сидеть в беседке с Зайкой. Но куда теперь деваться, раз она пришла. В конце концов, не только дядя предложил еще немного пожить на море, но и Зайка тоже. Будь она против, Ася сейчас сидела бы дома, с родителями.

Ася из вежливости взяла печенье.

– Вкусно, – сказала она.

Мама так не умела. А тетя Катя умела ничуть не хуже.

– Хочешь, научу? – предложила Зайка.

– Да, – честно сказала Ася и представила, как дома она встанет пораньше и испечет для всех такое печенье. – Да, хочу.

– Завтра с утра приходи, вместе испечем. Я кое-что умею, я ведь училась на кондитера, пока не пришлось уйти.

– А почему пришлось уйти? Что случилось?

– Случился Анатолий. Мы вместе так решили. Уехали сюда. Но, думаю, я через несколько лет пойду учиться дальше. Я торты хочу печь.

Зайка за десять минут сказала больше фраз, чем за две недели, пока здесь жила Асина мама. Ася мало видела ее. Зайка никогда не оставалась с мамой один на один и уходила, если та вдруг появлялась. Если же рядом был дядя Толя, Зайка держалась поближе к нему, цеплялась за его локоть, то и дело показывала, что они вместе. Липучка. Асе неприятно было смотреть. Хорошо хоть, в общих поездках на машине Зайка не участвовала. Кажется, дядя Толя и возил их везде только для того, чтобы мама и Зайка могли друг друга не видеть.

Мама всегда говорила, что в каждом человеке нужно попытаться найти что-то хорошее, а плохое он сам покажет. Но сама она так не делала. Во всяком случае, не вслух, Ася ни разу не слышала. Зайка маме сразу не понравилась, еще заочно, еще когда от дяди Толи пришло приглашение на свадьбу. Ася обрадовалась, она хотела поехать – ведь в Москву, на праздник, но мама сразу и наотрез, как наглухо закрытая дверь: нет. Нельзя. Катя не поймет, Катя расстроится, с ней нельзя так поступать. Пускай Толя – брат, но он делает самую большую ошибку, какую можно себе представить… Разрушить хорошую семью после восемнадцати лет совместной жизни, и ради кого – ради юной свиристелки!

Ася, за мамой повторяя, стала то же самое про Зайку думать. Теперь ей было обидно и потому что Зайка (Марина) начинала ей нравиться, и потому что она, Ася, оказывается, так легко переняла чужое мнение, даже не попытавшись поговорить с человеком. Она вспомнила, как в день приезда сказала маме про Марину: «И правда, дура какая-то!» Непонятно, зачем сказала, просто так, и мама засмеялась и закивала. Сказала, что Ася юная, а уже разбирается в людях. А теперь Марина, худая, чем-то встревоженная, сидела в беседке напротив Аси, пила остывший кофе маленькими глотками и казалась старшеклассницей.

Главное было – не думать про тетю Катю. Но тетя Катя вспомнилась сама, и так ярко, будто сидела за столом третьей. Тетя Катя, которая жарила для Аси кабачковые оладьи и жаловалась на Генку. Боялась, что он не поступит, а если поступит – не сможет учиться.

Ася вскочила на ноги.

– Я пойду погуляю, – сказала она.

– К морю? Больше у нас и гулять негде. Хочешь, возьми мой велосипед, я сейчас не катаюсь.

– В другой раз, наверное. Не знаете, где Гена?

– Ася, ты бы говорила мне «ты». Ну какая я тебе тетя. Знаешь, как меня Геннадий звал поначалу? «Дражайшая моя мачеха!», а потом еще хуже: «Дрожащая моя мачеха!» А где Гена, я не знаю. Он гуляет сам по себе и передо мной не отчитывается.

Ася вышла из калитки и пошла куда глаза глядят. Глаза глядели в сторону моря. Издалека море было серым и морщинистым, хотя сильного ветра не было. Ася увидела на пляже вдалеке детскую площадку и пошла туда, загребая сандалиями песок. Надо взять с собой домой пару горстей песка и понемногу подсыпать в нормальную городскую обувь в особо неприятные дни. Чтобы они делались чуть менее неприятными.

Площадка была старая, облупленная. Пара лазалок, цепочные качели, малышовая горка. Ася села на качели, закрыла глаза и принялась раскачиваться – хотелось, как в детстве, чтобы в животе щекотало и ноги выше головы. Качели скрипели. Море что-то шептало, пели цикады. Пахло солью и водорослями.

Асе казалось, что на соседних качелях взлетает кто-то еще. Она даже открыла глаза – нет, никого. Но вторые качели продолжали скрипеть, как будто на них сидел кто-то невидимый. Ася чувствовала, как он дышит. И что он рядом. Это оказалось такое внезапное теплое ощущение, без тени тревоги: рядом кто-то есть, хорошо, что есть, не страшно, что невидим.

За спиной раздалось шуршание. Ася оглянулась: из кустов выходила рыжая лошадь. Ее вел на поводу длинный парень с волосами, завязанными в хвост. Ася притормозила ногой и уставилась на них. Парень с лошадью медленно пошли направо и остановились. На фоне моря они выглядели как готовая фотография. Ася сразу потянулась за телефоном.

Лошадь остановилась, раздался неприятный звук. Парень отцепил от седла какой-то мешок, достал из него пакет и совок и стал убирать то, что наделала лошадь. Ася подождала, пока он закончил, и подошла ближе.

– Как ее зовут? – крикнула она.

– Это мальчик. Гамлет! – ответил парень.

– А можно погладить?

– Гладь, – разрешил он.

Ася осторожно погладила лошадиную морду. На нее смотрели спокойные, умнейшие, понимающие карие глаза.

– Хочешь прокатиться? – спросил парень.

– А можно? А сколько стоит?

– Красивым девушкам – бесплатно. Ты вон с лесенки забирайся. Я его к тебе сейчас подведу.

Ася кое-как села на лошадь и замерла. Она сто лет не каталась верхом. В последний раз, наверное, когда была совсем мелкой. Лошадь была настоящая, живая, она мотнула головой. Ася, нагнувшись, погладила ее по шее. Это было что-то очень похожее на счастье.

Она спустилась на землю недалеко от центральной улицы, еще раз погладила лошадиную морду и, только пройдя две улицы, поняла, что не спросила парня, как зовут его самого. Тогда Ася придумала, что ей хочется пиццу, вернулась назад и зашла в пиццерию, окна которой смотрели на пляж. Она заказала самую недорогую пиццу – деньги, оставленные мамой, надо было беречь. Села у окна и смотрела, не появится ли снова парень с лошадью. Она любила маленькие пиццерии с итальянской музыкой, и мама тоже, и они в любом городе ходили в такие кафе, в них как-то очень хорошо думалось о будущем, в котором они снова поедут в Италию вместе: мама в шестой раз, а Ася – во второй.

Принесли горячую маргариту и кофе в крохотной белой чашечке на два глотка. В окне был пляж, почти пустой, серый, будто и не летний. Летали чайки, пробежала рыжая собака. А лошади не было. Конечно, она ведь катала детей по пляжу, работала лошадью. Нет детей – и на пляже делать нечего. Ася, может быть, и подходить бы к ним сегодня больше не стала, только со стороны бы посмотрела. Они – и парень, и лошадь – были словно не отсюда. Появились и снова исчезли. Казалось, если бы Ася пошла за ними, с ней могло бы случиться что-нибудь интересное. Летнее приключение.

Вечером пришли гости – друзья дяди Толи. Жарили шашлык и куриные крылья на решетке. Генка по-прежнему где-то бродил. Ася вначале идти стеснялась, но за ней пришла Марина и уговорила присоединиться ко всем. Рядом с Мариной и еще одной девушкой, Ниной, Ася чувствовала себя не как ребенок в компании взрослых, а почти на равных. Было весело, мужики рассказывали веселые случаи из своей школьной жизни, Ася смеялась вместе со всеми. Больше всего смешного вспомнил дядя Толя, который, как и мама говорила, в школе был двоечником и грозой района. Потом заговорили про спорт, а кто-то порывался про политику, но остальные его затыкали. Но когда Нина спросила, откуда приехала Ася, и Ася ответила, все на мгновение замолчали, а потом стали спрашивать про пожар. Она отвечала, что знала, и никто не заметил, как ее трясет внутри. Только Марина почуяла, что с ней стало не так, сжала Асину ладонь и стала рассказывать, как они с Толей поехали в Сочи на чемпионат мира по футболу и проспали игру. Наверное, она правда весело рассказывала, все ее слушали и смеялись, но Асе, хотя сидели во дворе под открытым небом, стало тесно и душно. И она понимала, что если уйти в свою комнату, то и там тоже будет тесно и душно.

– Я за мороженым, я быстро, – сказала Ася Марине и вышла за ворота.

Стало еще холоднее, чем было днем, слегка накрапывало. Ася была в футболке, не догадалась заскочить за джинсовкой. Во дворе, со всеми, недалеко от мангала, ей было тепло, а стоило выйти на улицу, как мурашки побежали по плечам.

Она дошла до магазина и правда купила мороженое. Клубничный рожок. На самом-то деле совсем не хотелось мороженого. Но купила, сняла обертку и принялась есть, дрожа от холода.

– Дай откусить!

– Генка! – выдохнула Ася.

– Геннадий Анатольевич, – поправил он и забрал у нее мороженое. – Фу, розовое! Химическая клубника?

– Не хочешь – не ешь, верни на родину.

– Я вообще-то шоколадное люблю, хотя и это сойдет. – Он откусил половину мороженого.

– Тебе не холодно?

– Во-первых, сейчас лето. Во-вторых, я и зимой ем не меньше мороженого. И еще я в куртке, в отличие от некоторых. О, давай ты тоже сходишь за курткой, и мы отправимся на море. Ты когда-нибудь была у моря ночью?

Ася прошмыгнула в комнату и надела джинсовку. Она боялась, что ее будут спрашивать, куда и зачем пошла, но никто не обратил на нее внимания. Только Яшка, пожилой беспородный пес, проснулся, когда Ася проходила мимо, и выскользнул в калитку следом за ней.

Генка ждал у магазина. Он повел ее не на центральный пляж, а вбок, по засыпанной гравием тропинке между заборами, куда Ася еще ни разу не ходила.

– Ты хотя бы знаешь, куда идти? – спросила она.

– Догадываюсь. Море там, ждет. – Он махнул рукой. – Слышишь, как шумит? Значит, нам туда.

Там, куда он повел Асю, было темно. Фонари светили только в самом начале дороги, бледным бежевым светом смотрели окна. А дальше был еще один фонарь, высокий, белый, и Асе на секунду показалось, что это не фонарь, а луна.

Стрекотали ночные насекомые, где-то недалеко бýхала музыка, и смех звучал совсем рядом, за забором отеля. Яшка убегал вперед и возвращался, и убегал снова, и прибегал назад. Там дискотека сейчас, говорил Генка про музыку, я был вчера, это где большой рынок, а дальше игровые автоматы и аэрохоккей, надо нам с тобой сыграть на обратном пути. И еще там тир, ты умеешь стрелять? Потом Ася запнулась и полетела бы на землю, если бы Генка вовремя не подхватил ее, и дальше Ася шла с ним под руку.

– Как тебе моя мачеха? – спросил он, и Ася замялась. Она хотела ответить честно, но боялась все испортить.

– Я ее плохо знаю, – уклончиво ответила Ася. – Но мне кажется, что она нормальная.

– Тебе кажется, – сообщил Генка.

– Я понимаю.

– Не понимаешь, Аська, нет. Поэтому, если тебе не сложно, не надо дружить с ней в десны.