Текст книги "За горизонтом. Две повести"

– Мы любим друг друга.

– С чем я вас и поздравляю. А дальше что?

– Он сказал, что меня не оставит.

Отец вздохнул.

– В общем, так, Даша. Тебя никто не гонит. Ребенок не виноват в том, что у него такие безответственные и неумные родители. Это раз. Мы тебе поможем. Это два. Твой Дима нам тут не нужен ни живым, ни чучелком, ни тушкой. Это три.

– Он не виноват!

– А кто виноват? – Отец прищурился.

– Никто, так получилось.

– Даша! Я всегда говорил и буду говорить: люди, у которых всегда «так получилось», – никчемные существа. Я не хочу, чтобы ты была такой. Это раз. Виновата ты, разумеется, потому что ты ему разрешила сделать с тобой вот это. – Он показал на ее живот. – Это два. Хотя про меры предосторожности ты всё прекрасно знаешь. И Дима, разумеется, виноват наравне с тобой. Это три. Раз он до сих пор не пришел и не поговорил со мной, то может больше здесь не показываться. Он сегодня был у меня на уроке. Пытался слиться с рисунком на занавеске. Глаза отводил, как девочка-институтка. После урока сбежал так быстро, словно прошел сквозь стену. Я не удивлюсь, если сейчас он мчится к монгольской границе, переодетый в женское платье. Я все сказал. Тебе все понятно?

– Понятно, – буркнула Даша.

– Что тебе понятно?

– Я ухожу жить к Диме.

– Что? – Отец хлопнул руками по коленям и расхохотался. – Вера! Иди сюда! Посмотри на нее, она замуж собралась!

Даша схватила телефон, набрала Димку, и он, к счастью, сразу ответил.

– Дима, забери меня отсюда, я здесь больше не могу! Приходи прямо сейчас! – закричала она.

Потом вскочила с кровати, достала сумку, с которой обычно ездила на отдых, и принялась кидать туда джинсы, школьные рубашки, физкультурную форму, учебники, тетрадки, колготки – всё, что попадалось под руку.

– Я же сказала: мы друг друга любим! Если ему здесь нет места, то и мне тоже нет!

Отец смотрел на нее с презрением:

– Прекрати истерику!

– Это ты прекрати!

– Стоп! – сказала мама, глядя на них. – Нам всем надо успокоиться. Даша, тебе правда лучше побыть у Димы. Он тебя встретит? Его мамаша не отправит тебя обратно? Хочешь, я пойду с тобой?

Даша продолжала запихивать вещи в сумку.

– Зарядник возьми, – сказала мама. – Позвони мне обязательно, как придешь.

– Трусы не забудь, – усмехнулся отец.

Мама вздрогнула и что-то поспешно начала говорить, но Даша заткнула пальцами уши и замотала головой: заткнитесь все.

Они внимательно смотрели, как она собирается, словно им было все равно, что она больше никогда – ни одного дня – не будет с ними жить. В детстве она уходила из дома раз десять, самое дальнее – до остановки, потом ее догоняли и возвращали. Теперь никто не собирался ее останавливать, а раз так – она уйдет отсюда как можно скорее.

Дима прислал сообщение, что ждет ее внизу.

– Кишка тонка подняться, – сказал отец. – Если что, звони.

– Не забывай пить таблетки, которые мы сегодня купили, это важно, – добавила мама.

Если бы отец не пошутил глупо, как пацан-недоросток, про трусы, Даша еще могла бы остаться. Но он пошутил. Поэтому Даша подхватила сумку и вышла из квартиры, специально хлопнув дверью. Димка ждал ее в подъезде этажом ниже. Даша прижалась к нему и перестала дышать.

– Совсем плохо?

– Скажи спасибо своей матери. Она не выгонит меня?

– Я сказал, что ты всего на одну ночь, чтобы не нервировать ее, а дальше что-нибудь придумаем.

Даша прерывисто вздохнула:

– Может быть, мне лучше прямо сейчас вернуться домой?

– Ну что ты опять начинаешь.

Дома Димка повесил ее куртку в шкаф и сразу повел за руку в свою комнату. Тамара Ивановна закрылась на кухне, откуда что-то шкворчало, и Даша хотела было войти, поздороваться, как полагалось, но Дима мотнул головой и приложил палец к губам. Димке было виднее – это же была его мама.

Даша кинула в угол сумку и поняла, что забыла пижаму.

– Дай мне майку, чтобы в ней спать, – попросила она. Димка кинул ей свою старенькую домашнюю майку, и она, отвернувшись от него, переоделась. Майка доходила почти до колен. Даша села на диван, скрестив по-турецки ноги.

– Ты спать ложишься? – спросил Дима.

– Нет, наверное, а ты что будешь делать?

– Вообще-то у меня еще не все уроки сделаны. Но можно посмотреть одну серию, если хочешь.

Даша не знала, хочет ли смотреть сериал, ее занимали другие мысли. Они с Димой никогда раньше не ночевали вместе. Даша не могла понять, как ей утром принять душ, не побеспокоив Тамару Ивановну, есть ли здесь фен, чем завтракать. Она не взяла зубную щетку и кучу других очень важных вещей.

– Мы же вместе спим вот здесь? – Она похлопала по дивану.

– Если ты не забыла, он раскладывается.

– Тогда разложи.

Дима разложил диван и достал постельное белье с незабудками. Даша легла под одеяло, подтянув ноги к груди и спрятав руку под подушкой. Было неуютно – она не любила ложиться спать, не приняв душ, но боялась идти через комнату, где уже разложила свой диван Тамара Ивановна.

– Иди сюда, – сказала она Димке. – Мне надо тебя почувствовать.

Димка вздохнул и лег рядом. Они ткнулись подбородками и носами, и Даша положила голову ему на плечо. Ее по-прежнему трясло внутри, и она никак не могла успокоиться и отогреться. Дима снова начал говорить, что все будет хорошо и что в субботу, когда все успокоятся, надо встретиться двумя семьями и все обсудить. Все, что он говорил, было правильно, но Даша ждала от него совершенно других слов. Она не хотела думать о том, как все соберутся и будут думать, как с ними поступить. Будут решать за них, словно они маленькие дети.

Дима погладил ее по животу:

– Когда он начнет шевелиться?

– Через несколько месяцев.

– Как ты думаешь, кто там? Мальчик или девочка?

– Лучше бы девочка.

– Будет такая же красивая, как ты. – Даша почувствовала, что он улыбается.

Уткнувшись в него носом, Даша вспоминала, как в теплый сентябрьский день они с Димкой ездили к нему на дачу. Они валялись на чердаке на груде старых матрасов и смотрели, как через щели в стенах ложатся на пол солнечные полосы, а Даша целиком, каждой клеточкой принадлежала Димке, и цепенела от счастья, и не верила, что когда-нибудь станет иначе. Потом они ели мед из банки, потому что Даша забыла в автобусе сумку с продуктами, а ничего другого съестного на даче не было, кроме этого засахаренного твердого вкуснейшего меда. Нашли книжку для молодых супругов пятидесятилетней давности и хохотали над ней, никак не могли прекратить смеяться. А потом Димка наступил на осу, и это было уже не весело, потому что у него аллергия на укусы этих тварей, и пришлось срочно вызывать такси в город. Дима говорил, что такое случалось уже не раз и надо только скорее принять лекарство, но Даша всю дорогу домой обмирала от страха и крепко сжимала Димкину руку. В тот день она впервые за шестнадцать лет почувствовала себя настолько живой и настоящей.

Глава шестая
Настоящее время

В субботу Даша отпросилась у Тамары Ивановны на день рождения Лизы, а когда вернулась, еще на втором этаже услышала полный отчаяния детский плач и взбежала на пятый на одном дыхании.

Соня голосила. Уже не просто плакала тоненько и жалобно, а, разошедшись, кричала во всю мощь своих легких.

– Даша, ну наконец-то ты пришла, у меня уже голова болит, – выдохнула Тамара Ивановна.

Она выглядела так, будто готова была тоже разреветься. Сонино красное личико, сморщенное от плача как изюм, выглядывало из чепчика, надетого бабушкой из-за сквозняков.

– Давно она так? – крикнула Даша, торопливо переодеваясь в ванной.

– Я не знаю, я на часы не смотрю. Ты ее кормила перед уходом?

– Я же вам говорила, что кормила. – Даша подхватила Соню на руки и прижала ее к себе.

– А она плачет так, будто голодная. Даша, может быть, ей не хватает твоего молока? Она плохо набирает вес. И сама ты вон какая худенькая. Может быть, тебе нужно ее докармливать из бутылки?

– Я поговорю с врачом, – с раздражением ответила Даша.

– Ты же знаешь: врачи, они мало что понимают. Ох, Дашенька. Больше не уходи так надолго. Я не могу детский крик слышать, мне плохо делается.

Даша села на диван, задрала футболку и приложила Соню к груди. Соня ухватилась за нее, словно ее никогда в жизни не кормили. Тамара Ивановна все стояла в дверях и не хотела уходить.

Соня пила молоко так жадно, что Даше было немного больно. Даша дала Соне палец, и дочка крепко его сжала. Дождалась ее. Крошечка, малышка. Даша погладила ее по щеке. Такая нежная кожа, нежнее сложно вообразить. Тоньше, чем на веках. Еле заметные бровки. Длинные реснички. Темные волосы, торчащие во все стороны. Даша очень удивилась, когда дочка родилась лохматая.

Она уткнулась в Сонину щечку, чтобы хотя бы на минутку забыть сегодняшний день.

– Даша, так нельзя. Ты ее разбалуешь, – сказала Тамара Ивановна. – Посмотри, она тебя никуда не отпускает, без тебя практически не спит. Тебе ведь самой же тяжело. Дима в три месяца уже спал всю ночь в своей кроватке, я приучила его ночью не просыпаться.

– Как?

– Пару ночей оставляла его прокричаться, он всегда был молодец, он быстро все понял.

– И не жалко?

– Жалко. А как еще? Мы с ним были одни. Я хотя бы по ночам должна была отдыхать.

Соня ела и спала одновременно, не выпуская Дашин палец. Её челка была влажной и прилипла к лобику. Сонечка была такая крохотная, такая беззащитная. Тамара Ивановна предлагала учинить над ней какое-то немыслимое зверство.

– Поздравила подругу? – спросила Тамара Ивановна.

– Ее дома не было, – шепотом ответила Даша.

– Ты же говорила, она тебя пригласила.

– Я, наверное, что-нибудь перепутала.

– Ясно, а ужинать будешь?

– Нет, не хочу.

– Надо есть, чтобы приходило молоко. Странно, что, как тебя спросишь, ты все неголодная. Когда я кормила Диму, я все время хотела есть. По ночам шла к холодильнику и ела жирную сметану ложкой из банки. Потому что все остальное уже было съедено. И при этом я не поправлялась, все уходило в молоко.

– Я попозже поем.

Тамара Ивановна неохотно ушла. Наверное, подумала Даша, у нее тоже бывают моменты, когда грустно и хочется с кем-то поговорить.

Соня спала, не отпуская Дашу. Если сейчас от нее отойти, снова будет много крика. Даша дотянулась до телефона и проверила страницы Лизы и тех одноклассниц, которые с ней дружили. Так и есть: все на даче. Уехали без нее, заранее не предупредили. Лиза, Настя, Мадина, незнакомая девочка. Мадина покрасила кончики в розовый. Какие-то парни жарят шашлыки. Кошка сидит неподалеку и глядит на мясо. На кошку было смотреть приятнее, чем на Лизу, – лицо у кошки куда выразительнее, и кошка не выпендривалась на камеру.

Хотя была суббота, Димка ушел в универ. Даша впервые оставила Соню с Тамарой Ивановной: покормила малышку, та задремала, и Даша решила, что час-полтора у нее точно есть. Она накрасила ресницы и губы и через пятнадцать минут уже стояла около Лизиного подъезда. Она набрала номер квартиры, но никто не ответил, ни в первый раз, ни во второй, ни в третий. Наверное, ее не услышали из-за громкой музыки, решила Даша. Когда из подъезда вышла Лизина соседка, Даша поднялась наверх. За дверью Лизиной квартиры было тихо, даже слишком тихо, словно никого не было дома. Она позвонила в дверь, но ей никто не открыл.

Даша подождала еще. Она хотела позвонить Лизе на мобильный, но это было бы, наверное, тупо. Даша подумала, что сама что-то перепутала. Потом – что Лизе не разрешили родители. Весной Лизин отец увидел Дашу с животом, у него что-то перемкнуло, и он запретил Лизе общаться с Дашей. Еще ей пришло в голову, что Лиза специально уехала из дома, а Дашу позвала ради смеха. Глупая мысль. Скорее всего, Лиза про нее просто забыла. Такое уже случалось: Лиза вечно с кем-то о чем-то договаривалась и сразу же забывала.

Даша послала ей гифку с фейерверком. «Спс», – ответила Лиза.

Даша хотела бы не обижаться, она уговаривала себя не обижаться, но злость и обида – не только на Лизу, но и на себя, а заодно и на Димку – зудели и надоедали ей всю обратную дорогу.

Она надеялась, что Дима уже пришел. В последнее время он часто возвращался поздно, и Даша страшно по нему скучала. В него можно было толкнуться лбом. В него можно поплакать, недолго. Если Тамары Ивановны нет дома, то на него можно наорать, не сдерживаясь, – иногда от этого становится легче. С ним можно было поговорить, и он, в отличие от Сони, ответит. Можно сидеть рядом и смотреть, как он играет на компьютере в логические игры.

Когда Дима был дома, Даше на чуть-чуть казалось, что и она тоже дома, а не в чужой квартире, в которой обитает чужая мама, для которой Даша – досадная помеха.

Но Димки дома не было, а Соня орала. Он вернулся поздно, когда Соня уже успела проснуться, заснуть и снова проснуться. Он принес ужин в комнату и включил компьютер.

– Тебе совсем неинтересно, как мы тут время проводим? – с обидой спросила Даша.

– Я же вижу, что все у вас нормально, зачем лишний раз спрашивать?

Даша обняла его со спины, и ей показалось, что ему это не понравилось. Его спина напряглась. Он будто ждал, когда она уберет руки.

– А у тебя? Все хорошо? Что ты сегодня делал? Ходил в бассейн? – Даша почувствовала запах хлорки.

– Ага, проплыл полтора километра.

– Когда поешь, побудь с Соней, ладно?

– А что я с ней буду делать?

– Да хоть на руках поноси по комнате, потом купать ее будем.

– Дашкин, солнце, давай сама, а? Мне надо отдохнуть.

– Мне тоже.

– Иди сюда.

Даша села к нему на колени, прижалась щекой к щеке и замерла. Ей хотелось, чтобы ее пожалели, похвалили, покачали на ручках, ей надоело целый день быть взрослой. Дима ее поцеловал и согнал с коленей на диван. Он стал рассказывать про бассейн, потом про концерт, который готовят на факультете, и что встретил бывшего одноклассника, Макса. Даша знать не знала никакого Макса. «А у тебя что нового?» – спросил он потом. Даша хотела сказать ему про Лизу, но не стала, потому что чувствовала себя дурой. Он наверняка предложит просто не обращать внимания.

– Что у меня может быть нового? Мы покакали.

Она хотела пошутить, но шутка не удалась. Дима только брови поднял.

– Тебе бы хорошо вернуться в школу, так чтобы учиться дома, или пойти на какие-нибудь курсы. Тебе же нравился английский.

– А с Соней кто будет? Все работают. Ты учишься.

– Скучно же все время дома сидеть.

– Это не скучно, это… – Она не смогла подобрать слова. – Это больше чем скучно.

– А ты чего хотела?

– Я хотела, чтобы хотя бы ты не спрашивал: «А ты чего хотела?»

Новая обида царапала, как ржавый гвоздь, пробуждая предыдущие. А ты чего хотела? Это взрослая жизнь. Все так живут. Раньше надо было думать. Мы тебе говорили, мы тебя предупреждали. Быть матерью – тяжелая работа.

– Я это просто так сказал.

Даша не поняла, как это случилось, но Димкина чашка грохнулась на пол и раскололась. Остывший кофе растекся по полу. Соня заворочалась, закряхтела, просыпаясь.

– Ты что, с ума сошла? – шепотом закричал Дима.

– А ты думай, что говоришь! – тем же шепотом ответила Даша.

– Успокойся! – Он вышел из комнаты.

Даша услышала, как он говорит Тамаре Ивановне, что случайно локтем столкнул чашку. Вернулся с тряпкой, убрал осколки, вытер лужу. Даша молча кусала губы. Ее жгли стыд, и обида на всех, и обида на себя – на себя, кажется, сильнее, чем на всех остальных, вместе взятых. Соня снова уснула. Даша отвернулась к стене и легла лицом в подушку. Она весь день ждала Диму, а теперь он дома, но все стало гораздо хуже.

Димка ушел ужинать с Тамарой Ивановной, на кухне они говорили, наверное, о Даше. Она поискала наушники, чтобы заткнуть уши музыкой – нездешней, жаркой, бразильской, под которую само собой представляется, как она, Даша, в ярком платье танцует босиком на песке. Раньше она думала, что обязательно поедет в Бразилию. И на Кубу. И в Аргентину. Теперь казалось, что это все равно что оказаться на другой планете.

Наушники обнаружились на полу между диваном и шкафом. Какой-то проводок был поврежден, и поэтому музыку можно было слушать только одним ухом. Сегодня все было наперекосяк. И еще Соня снова начала во сне поднывать. Даша покормила ее и перенесла спящую в кроватку, разложила диван и легла, укрывшись с головой. Она не успела уснуть, когда Дима снова сел за компьютер, но притворилась спящей. Проходя мимо, он нагнулся над ней и погладил по одеялу, но не стал будить.

Даша не понимала, как так можно: одновременно любить человека и раздражаться на него, ждать, когда он уйдет, и хотеть обнять его всем телом, чтобы чувствовать его запах. В одну и ту же минуту.

Через неделю снова все пошло не так. Даша просыпалась трижды за ночь, и наутро в голове была мутная подгоревшая каша. Она влила в себя две чашки кофе, не чувствуя его вкуса – нос был заложен наглухо. Дима собирался утром смурной и в спешке, и Даша не помнила, то ли вчера вечером она на него в очередной раз обиделась, то ли он на нее. Вроде бы они ничего такого друг другу не сказали. А обида осталась.

В «Инстаграме», как обычно, всё у всех хорошо, у всех довольные лица. Даша бродила по популярным профилям мам с детьми и не понимала, что с ней не так. Почему у нее не такое лицо, а обычное, уставшее, человеческое, которое с любыми фильтрами остается обычным. Почему она не может строчить вдохновляющие посты, полные женского счастья. Почему она, в конце концов, в свободное время не занимается спортом, не печет капкейки, не делает украшения и не учит иностранный язык, хотя, раз она #мамочкавдекрете, она должна делать хотя бы что-то одно из этого. А она, Даша, даже в школе пропускает год и никак не может начать делать зарядку. Почему Соня плачет, плачет, постоянно плачет. Почему Димка ни разу не подарил ей нормальный букет из пары десятков бордовых роз и не говорил, что любит больше жизни. Почему она, целуя Соньку в пяточки и в животик, радуясь каждой ее беззубой улыбке, смеясь над ее гримасами, все равно не чувствует себя неописуемо счастливой, как все нормальные мамы. Много всяких почему.

– Тихо, тихо, – зашептала Даша. – Тихо, девочка моя хорошая, тихо, тихо.

Но Соня не умела тихо. Она изгибалась у Даши на руках, словно ее не узнавала, и кричала, кричала, и не хотела брать грудь, и не хотела, чтобы с ней ходили по комнате и прыгали на фитболе, и снова было невозможно понять, чего она хочет. Сегодня ночью на ее зов вставал взъерошенный Димка и брался ее укачивать, но у него на руках Соня взвыла с новой силой, потом проснулась Тамара Ивановна и, подозревала Даша, весь подъезд. Тамара Ивановна выдала из своих запасов большую бутылку со святой водой и предложила умыть ею Соню, но это тоже не помогло. И вот опять.

– Почему ты не спишь? – спрашивала Даша Соню, таская ее на руках из комнаты в комнату. – Почему ты плачешь, что еще тебе надо?

Она не могла ее понять, она не могла даже почувствовать, почему ей плохо, словно Соня была не ее дочкой, а чужим ребенком, с которым Даша осталась впервые. Соня захлебывалась криком и отталкивала от себя Дашу, и себя было жальче, куда жальче, чем ее, и хотелось оставить ее в кроватке, закрыть за собой входную дверь и уйти из дома хотя бы часа на два. Может быть, и правда, как советовала Тамара Ивановна, дать ей прокричаться?

Даша встряхнула Соню и шлепнула ее по ножке.

– Прекрати надо мной издеваться, прекрати сейчас же! У меня скоро руки отвиснут! У меня голова от тебя болит! – выкрикнула Даша и замолчала.

Она вдруг поняла – как удар под дых, – что готова снова шлепнуть Соню и что очень этого боится. Себя боится. Потому что себя не знает.

Она отнесла дочку в ее кроватку.

– Не слушаешься меня, да? Тогда побудь одна, чтобы поняла, как себя вести! А то ты мне вовсе и не нужна такая, да, да!

Даша поспешно вышла из комнаты, плотно закрыла дверь, вытерла злые слезы и на кухне с ногами села на стул, плотно зажав ладонями уши.

– Прекрати орать! Орать прекрати! Ты меня слышишь там или нет? – закричала она.

Слезы обжигали веки. Соня плакала за закрытой дверью, плакала все жалобнее, с такой горечью и отчаянием в голосе, каких Даша еще никогда от нее не слышала. Потом она замолчала.

Даша даже не сразу поняла, что стало тихо, и эта тишина ее не обрадовала, а напугала. Она не знала, что происходит в комнате, и боялась туда заглянуть. В кончиках пальцев что-то заныло, живот скрутило от беспокойства и стыда, от жалости к Сонечке, от нежелания быть такой, какой она сейчас была. Злосердечной. Запомнит ли Соня ее такой? Могут ли такие маленькие дети что-нибудь помнить? Даша помнила себя с четырех лет, но вдруг бывает и по-другому?

Она приоткрыла дверь и заглянула туда. Соня спала в кроватке, где Даша ее оставила, раскинув ручки со сжатыми кулачками. Ее личико было одновременно сердитым и несчастным, и Дашу снова окатило волной стыда. Она чуть было не подхватила Соню на руки. Вместо этого она легла на их с Димкой диван, крепко обхватив себя руками. В левом виске пульсировала боль. Хотелось повторять только одно слово, острое и красное: никогда, никогда. И еще хотелось спать.

Чтобы отвлечься, Даша открыла «Инстаграм». У Лизы была новая стрижка. Даша машинально прошла по ссылке на салон красоты, отмеченный ею, и от неожиданности чуть не вскрикнула: в этом салоне работала Аня Никитина, та самая девушка, у которой ребенок родился раньше срока. Даша нырнула на личную страничку Ани, она оказалась закрытой, но Аня сразу приняла заявку, и Даша увидела фотку ее сына, Прохора. Тот был куда меньше Сонечки, но он был живой, живой!

Жалость к Сонечке вернулась с новой силой. Какая же она, Даша, мать, раз так обращается с ней?

Даша написала Димке: «Приходи пораньше сегодня, я с ней больше не могу». Димка сразу же ответил: «Нет, очень занят». Даша позвонила ему, но он, наверное, был на паре, потому что сразу сбросил вызов.

В дверь позвонили. Даша сжалась у себя на диване и решила не открывать. Позвонили еще раз, потом беспокойно завибрировал на подоконнике телефон.

Даша подошла к двери и посмотрела в глазок. На лестничной площадке стоял ее, Дашин, папа и ждал. Только этого еще не хватало. Даша насухо вытерла глаза, изобразила радость и открыла ему.

У отца было пальто, которое Даша раньше не видела, и, кажется, очки тоже новые.

– Привет, – сказал отец, будто они виделись пару дней назад. – Я шел из школы и решил к вам заглянуть. Вы никуда не собираетесь? Гулять?

Он дал шанс вежливо его выпроводить.

– Нет, – ответила Даша.

– Я бы выпил чаю, – сказал папа и пошел мыть руки. – Какое полотенце, Даш?

– Зеленое, – крикнула она из кухни и включила чайник.

Ей очень хотелось, чтобы ему все понравилось, и она достала листовой чай, и сахарницу, и печенье, и пирожки, которые вчера испекла Тамара Ивановна, и две одинаковые чашки.

– Сонечка спит? Скоро проснется?

– Скоро, наверное, она никогда надолго не засыпает.

– Это она в тебя пошла, ты до года, по-моему, вообще никогда не спала.

– Не помню такого.

– Зато я прекрасно помню. Я один раз заснул на работе. Пришел, сел в кресло в углу учительской, проснулся от звонка на перемену. Звонка на урок, что примечательно, я не услышал, и никто из добрых коллег меня не разбудил. Мало того, завуч провела урок за меня, можешь себе такое представить?

– А когда стало легче? – спросила Даша.

– Даже и не знаю, как тебе сказать. Лучше съем еще один пирожок. Ты научилась готовить?

– Это Тамара Ивановна, но я кое-что теперь умею. Так все-таки: когда мне будет легче?

– Мне, Дашка, до сих пор легче не стало.

Он засмеялся.

– Я серьезно!

– Будет, Дашка, конечно, все будет. Но в чем-то будет легче, а в чем-то сложнее. Например, я и знать не знал, что ты можешь так меня удивить. А твоя мама говорила, что к двум годам совсем другое дело. Но я, вообще-то, о другом хотел спросить. Дмитрий тебя не обижает?

– Нет.

– Правда?

– Правда.

Он посмотрел на Дашу внимательно, словно проверял, можно ли ей верить, и продолжил:

– Если что, ты мне скажи, я с него три шкуры спущу и чучело сделаю для краеведческого музея. Чтобы другим неповадно было. Следующий вопрос. Он тебе помогает?

– Нет.

– А по дому что-нибудь делает? Полы помыть, посуду…

– Редко, почти никогда. Все делает Тамара Ивановна, ну и я тоже, если успеваю.

– Воспитала матушка сыночка… – вздохнул отец.

– Она говорит, он должен учиться, а все остальное не так важно. И он правда очень много занимается.

– Ладно, хотя бы с Сонечкой он возится?

– Только если вместе со мной, потому что он ее, по-моему, боится, – честно ответила Даша.

– Хорошо устроился твой Дима: сел матери на шею, ножки свесил, еще и тебя в дом привел. Ты ему говори, когда нужна помощь. Он сам никогда не предложит, имей в виду. Вот прямо ртом и говори, русским литературным языком. Иногда можно и нелитературным, если обнаглеет, поняла?

Даша кивнула.

– А иначе нельзя, иначе ты себя загоняешь. Раз уж ты решила сюда переехать, я должен быть уверен, что тебе здесь помогают. Иначе иди домой. Хочешь домой?

Даша едва удержалась, чтобы не кивнуть. Она хотела домой больше всего на свете. Но только если всем вместе. Наверное.

Отец продолжал пить остывший чай, молча, будто он сказал все, ради чего приходил, и разговор был окончен.

Даша мыла посуду и думала, что бы сказать еще. Она очень давно не говорила с ним, в последнее время – только через маму, и он с ней тоже через маму, даже когда они были в одной комнате.

– Ты подожди, Соня скоро проснется, – сказала Даша.

– Да я пока и не собираюсь уходить. Наоборот. Дашка, угадай, в какой руке.

– В правой, – сказала она, убирая чашки в шкаф.

– Угадала.

Он протянул ей пятитысячную купюру.

– Потрать на себя. Только не на то, что нужно, а на то, что давно хочется. Платье купи себе новое, помаду, не знаю, что-то из ваших женских штучек. Только чтобы на себя обязательно.

– Это от мамы?

– Это от меня. Мама не знает, что я к тебе пошел. В общем, Дашка, корми ребенка, бери деньги и иди их профукай в свое удовольствие. Два часа тебе на все про все. С Сонечкой я побуду.

– Она не останется с тобой, – предупредила Даша. – Она будет все время орать.

– Вряд ли она будет орать громче, чем пятый Б на перемене.

Даша не сомневалась, что Соня умеет кричать куда громче, но не стала этого говорить. Тем более что Соня уже начала беспокойно ерзать, подхныкивать и подквакивать. Даша вытащила дочку из кровати, прижала к себе.

– Прости меня, – пробормотала Даша.

Соня смотрела на нее серьезно, словно понимала и знала намного больше, чем Даша, чем папа, чем любой другой взрослый.

Даша кормила Соню, прислушивалась, что там делает папа, и боялась, что он передумает.

Папа взял Сонечку на руки и кивнул Даше: иди. Даша торопливо оделась, даже ресницы красить не стала, и выскочила из дома.

Ей хотелось купить сразу всё, что было в торговом центре. В своем любимом магазине она заняла примерочную надолго и во всем, что надевала, очень себе нравилась. Отведенное ей время пролетело стремительно. Она выбрала юбку, и помаду, и подводку, и новые наушники, выпила в кафе лавандовый раф, и уже надо было спешить домой.

По первому этажу торгового центра шла компания старшеклассников или студентов. Их было человек восемь, и с ними – парень в смешной зеленой шапке, такой же, как у Димки… Ой. Да это же и правда он! Даша радостно ему замахала. Он прошел мимо нее, не заметив. Разумеется, он не думал встретить ее без ребенка, в торговом центре, средь бела дня. Но прошел все-таки, мимо прошел. Даша чуть было не побежала за ним – еще не поздно было посмеяться вместе, но вспомнила, что вчера вечером он смотрел на нее как на табуретку и разговаривал с ней, будто исполнял неприятную повинность.

Обида развернулась во всю свою змеиную длину и больно куснула. Спина между лопатками онемела и замерзла. Даша почувствовала себя очень маленькой и покинутой.

Дома она услышала, как папа поет Соне «Шел отряд по берегу, шел издалека», а потом увидела их двоих и на секунду поразилась, как они похожи.

– Можно мы с Соней у вас поживем несколько дней? – зажмурившись, спросила Даша. – Мне надо подумать.

– Лучше не надо, – сразу ответил папа.

Даша сглотнула горькую слюну:

– Понятно.

– Дашка ты, Дашка. Я так говорю не потому что мы тебе не рады. А потому что это не дело: психанула – сбежала от нас, потом психанула – сбежала от Дмитрия. Это тебе не веселые старты среди учеников начальных классов.

– Я не собираюсь от него сбегать. – Даша взяла Сонечку и поцеловала ее теплую нежную щечку. – Я хочу, чтобы он понял, что без нас ему плохо.

– Какой ты ребенок, Даш. Вот смотри. Ты выбрала человека, с которым хотела провести жизнь или большую часть жизни, так? Если ты решишь, что сделала ошибку и быть с ним не хочешь, – ты всегда можешь вернуться, разумеется, это твой дом. Но капризы… Нет. В этом я тебе не помощник. Мама, думаю, тоже. Хотя знаешь сколько раз мы чуть не развелись?

Даша обиженно мотнула головой.

– Трижды. Один раз отнесли заявление в суд.

– А из-за чего вы так?

– Представляешь, я не помню. Правда, не помню, без шуток.

Когда они договорились вместе навестить в субботу бабушку и папа ушел, Даша легла на диван и прижала к себе Соню. Крепко-крепко. Потом подняла на вытянутых руках, снова прижала к себе и ткнулась носом в теплый животик. И фыркнула, и поцеловала. Соня заулыбалась, взвизгнула. Даша почувствовала, как по телу разливалась теплота, а для обиды на Димку, наоборот, почти не оставалось места. Обида съежилась, скукожилась, и больше не было солоно в горле, даже когда вернулся Димка и стал рассказывать о том, как он был занят.

Даша слушала его и ощущала, будто папа стоит за спиной, держа руку у нее на плече. Она вдохнула побольше воздуха и заговорила спокойно, не швыряясь вещами и не срываясь на плач. Дима обнял ее, с Соней на руках, а Даша все говорила и говорила, не стараясь подобрать верные слова. Он ей ничего не отвечал, только обнимал и гладил по спине, и это было, кажется, именно то, чего она от него ждала вчера, но сегодня… Сегодня все стало другим.

– И что теперь? – спросил он.

Даша отстранилась и сказала:

– Я поживу у родителей пару дней. Сможешь от нас отдохнуть.

Она ждала, что Димка начнет с ней спорить, но он промолчал, и она начала собирать сумку с Сониными вещами. Она уложила всё быстро, словно ее подгоняли, и зашла к Димке на кухню. Он со спящей Соней на руках читал, причем не телефон, а настоящую толстую книгу.

– Завтра у бабушки день рождения, – сказала Даша, – и вообще.

– Передай ей мои поздравления, – откликнулся Димка, не отрывая глаз от книги.

– Мы, скорее всего, останемся у нее с ночевкой, поэтому я вернусь в понедельник вечером.

Он должен был пообещать, что будет скучать, но вместо этого ответил:

– Я понял.

Баба Валя жила в самом дальнем районе, куда надо было ехать через реку, через лес, через частный сектор, через какие-то заброшенные заводы, и казалось странным, что город никак не кончается. Когда Даша в детстве бывала здесь, ей нравилось представлять, что бабушкин дом, низкое вытянутое трехэтажное здание, – это и не дом вовсе, а вагон поезда, который ненадолго остановился на этой станции, но скоро снова поедет через всю страну. Ощущения усиливались тем, что неподалеку лежали железнодорожные пути и Даша слышала, как едут товарные поезда. Пассажирских поездов здесь не было никогда, сколько она себя помнила, а товарные ездили и днем и ночью – напрямую через сны.