Текст книги "Темная сторона России"

– Так что, все самые высокие люди – это потомки гиперборейцев и атлантов?

– Не совсем так. Есть одна отличительная черта кроме роста: у потомков первых альвов волосы не растут ни на теле, ни на лице.

Невольно мы все посмотрели друг на друга.

– А почему имя нерусское? – влезла Ленка.

– Имя как имя, – пробормотал старик. – От прежних названий полюс, полис…

С некоторой грустью, убедившись, что до гиперборейцев нам как до луны, мы принялись устраиваться вокруг костерка, который уже успел развести Ворон.

– Запас дров тут есть, мы его постоянно пополняем. На пару дней хватит, а завтра принесу еще, – ответил он на наши недоуменно-вопросительные взгляды.

Оказался в пещере и запас провизии – сыр, сушеное мясо, лепешки и даже лук. Невдалеке бил родничок, стекавший в гигантскую белую чашу.

– А хотите фокус покажу? – спросила Пола и направилась к родничку.

Сначала она наполнила оба котелка.

– Потрогайте воду, – сказала она. – Можете и попить, водичка тут прелесть что такое.

Вода была обжигающе холодной, так что зубы сводило, но действительно вкусной. А потом Пола вытащила из кармана какую-то металлическую загогулинку и вставила в паз, который мы изначально и не заметили. Прошла минута, вторая – ничего не изменилось.

– А теперь можете купаться, – сказала она.

Купаться? В этой холодине?

Йола дотронулась до воды:

– Ой, теплая… Но как?

– А мы и сами не знаем как. Ворону отец передал этот ключ и сказал, что вода нас всегда в пещере согреет, как бы холодно ни было снаружи. Согреет, исцелит и продлит жизнь, чтоб детям и внукам все передать. Мы ведь уже немолоды, за сто десять лет, чай, перевалило.

Да, как-то мы упустили про внучек, что по подиуму бегают.

– Да вы купайтесь, купайтесь… Пока я снова ключ не приложу, вода так и будет теплой и чистой. Даже мыло ее не испортит. Только вот, предуперждая ваши вопросы, сразу скажу: брать с собой эту водичку смысла нет. Теряет она наверху свои свойства и невкусной становится. Пробовали уже. Нас ведь тут за местных шаманов держат, идут к нам люди. Так вот, самых тяжелых, чтоб спасти от недуга, приходится сюда на носилках нести и чтоб глаза были закрыты. Нельзя, чтобы видели они дорогу к источнику.

Пола отошла к костерку и начала колдовать над котелками, а мы, раздевшись, нырнули в этот мини-бассейн. По размерам он был метров пять на три, овальной формы и глубиной около метра. На дне оказались приспособлены скамейки или ступени, и на них было весьма удобно полулежать. Вода немного пощипывала тело, приятно обволакивая теплом. Кстати, мыло нам вовсе не понадобилось. Буквально через несколько минут кожа начала поскрипывать под пальцами, как после хорошей бани.

Мы плескались, брызгались и веселились до тех пор, пока Пола не позвала нас ужинать:

– Пойдемте, завтра еще накупаетесь, перед выходом, а на сегодня достаточно. И так уже по десятку лет скинули.

Вылезая из бассейна, мы чувствовали себя настолько отдохнувшими, будто и не было многомесячной дороги и сумасшедших переходов.

Поужинав, мы устроились поудобнее, и Пола продолжила свой рассказ, заодно и объяснив нам, отчего пещера – вся белая:

– Тогда, так же как и сейчас, преобладающим цветом Полярного континента был белый. Но это было не благодаря снегам и льдам, как в наше время, а оттого, что на этой земле текли белые ручьи, точнее, они такими казались. Помните «молочные реки – кисельные берега»? Сказка, как говорится, ложь, да в ней намек… Эти особенности и привели к тому, что магия Севера, магия осознания и покоя, которыми окружили себя альвы, стала называться белой. Кроме того, белый цвет был и символом Боры, самого почитаемого из богов Арктиды.

Тихим журчанием рассказа Пола нас практически усыпила, и мы заснули как младенцы. А на следующее утро, искупавшись еще раз в чудесной купели, отправились обратно. Дорога наверх показалась гораздо короче, и уже через полчаса мы любовались водами Ловозера и своими палатками.

– Ну, вы идите, а нам дров надо набрать и еще кое-что сделать, – сказали наши провожатые.

– Вот вам на память, держите. – Ворон раскрыл ладонь, на которой россыпью лежали зеленоватые, с красными пятнами камешки. – Кровавик это. – Он ссы́пал камни мне в руку. – Саамская кровь, как мы называем. Подарок вам из пещеры. Сами догадаетесь, что с ними делать? – Ворон хитро улыбнулся.

– В ванну бросать? – спросила Ленка.

– Ну, можно и в ванну, но лучше с собой носить всегда. Тогда никакая болячка к вам не пристанет… Ну а носить постоянно не будете, так вспомните, когда приболеть случится.

Пока мы рассматривали и разбирали подаренные камешки, старики тихонько растворились, как и не было их.

– Эх, даже спасибо по-человечески не сказали и не попрощались, – вздохнул Юлик. – Ну что, давайте собираться?

Минут через сорок мы уже отплывали от острова Колдун с его волшебной пещерой, а оглянувшись, увидели, что на горке, где мы поставили сейд, стоят две фигурки и машут нам. Отчего-то стало грустно, и мы долго-долго рассекали воды озера в полном молчании. Очнулись, лишь когда поняли, что время перевалило уже далеко за полдень.

Долго расписывать обратное путешествие не буду, потому как ничего примечательного не происходило, а уж по сравнению с тем, как мы шли, плыли и карабкались до Ловозера, – и подавно. Добравшись до Ревды, мы отправились прямиком в Мурманск, чтоб на пару дней остановиться у друзей, знакомых и у Йолиных родителей. Очень хотелось нормально помыться в душе, отчиститься, постираться. Да и прикупить все, что необходимо в дальнейший путь. Приобретениями стали: новые фонари, горсть различных батареек и аккумуляторов для камер и фотоаппаратов, пара динамофонарей, водка, сахар, специи, штук сто бульонных кубиков, благо тут они были норвежские и финские. Еще купили соль, шоколад, по два килограмма крупы на каждого и пять килограммов барбарисок.

Йолин папа, охотник за грибами и тетеревами, снабдил нас пеммиканом.

Рецепт его знают все походники и охотники. Берется мясной фарш и сушится тонким слоем на противне. Затем растирается в порошок, это – первый из трех основных компонентов пеммикана. Второй компонент – нарезанные и высушенные на противне овощи и специи. Третий компонент – топленое сало (не нутряной жир, а именно подкожное сало). Мясной порошок, овощи и жир тщательно смешиваются в пропорции 4: 2:1. Специи и соль добавляются по вкусу, но в итоге смесь должна получиться довольно-таки соленой и пряной. Последний этап – прессовка. Готовая масса выкладывается на сковороду или противень слоем в 1,5–2 сантиметра, накрывается плоской крышкой и ставится под тяжелый гнет при температуре около 60 градусов на двое суток. Затем снимаем крышку и рубим готовый пласт на кубики, которые заворачиваем в фольгу. Эти штуки можно и жевать на ходу, и бросать в котелок как суповую основу.

Кроме еды, мы запаслись теплыми джемперами с местного рынка, потому как уже не июль и мы все-таки на севере. Джемпер ручной вязки у бабушки – толстый, некрасивый, бесформенный, зато теплый – стоит пятьсот рублей. Шуршастиков, как местные называют черные финские штаны для горнолыжников, закупили по две пары, чтоб было во что переодеваться, если промокнем, – по шестьсот рублей за штуку. Носки… Там их море – толстых, теплых, бело-серых, страшных и дешевых, по сорок рублей за пару. Уже на выходе с рынка прихватили перчатки «тинсуллате», черные вязаные с замшей на ладошке, – просто так, на всякий случай. А Йола, как выяснилось через пару недель, еще и шапки купила, решив, что запас карман не тянет. Потом мы ее очень сильно благодарили за эту покупку.

Уже в поезде начали уточнять цель дальнейшего маршрута. Нет, она и так была ясна – таинственный Вепсский лес, но в Мурманске руки до детализации как-то не дошли, и мы решили заняться этим в поезде. В первую очередь надо было решить, что делать с лодками: либо отдавать местным, либо тащить дальше. На этом наше обсуждение застопорилось. Проблема оказалась в том, что мы выкупили два купе, чтоб и самим поместиться, и лодки с рюкзаками уместить, а местному маргиналу, переезжающему из Мурманска в Петрозаводск, это отчего-то не понравилось. Сначала он назвал нас буржуями, а потом, добавив из горла пива и заглотнув при этом какие-то таблетки, – «шпиёнами». После этого персонаж пошел бить морды всему тамбуру, где ошивались в тот момент Юлик и Никита.

Итог: на ближайшей станции наряд милиции и скорая помощь, Кит с синяками на скуле, а у Юлика – зашитая щека после взмаха разбитой бутылки алкаша. Юлика хотели снять с поезда, но он, естественно, воспротивился и показал наш медрюкзак. Рюкзаком восхитились все и от нас отстали.

Дальше было братание пассажиров отдельно взятого вагона. В результате чего мы решили, что лодки бросаем в Петрозаводске и едем в Шокшу, где находится единственный в своем роде карьер выработки малинового кварцита. Попутно узнали, что элементы из этого камня использовались для отделки только самых красивых и значительных зданий Российской империи – таких как Зимний дворец, Исаакиевский и Казанский соборы, Михайловский замок. И даже для Московского Кремля. Оттуда уже решили добраться до Вознесенского и попробовать найти какой-нибудь вездеход, чтоб подбросил поближе к Нойдале. А там уж топать ножками в саму Нойдалу – полузаброшенное, но мистическое местечко, где, по рассказам местных, до сих пор живут колдуны.

Выйдя в Петрозаводске, с лодками решили не спешить. Поутру в кафешке пили кофе уже трезвыми и смогли разобраться в карте. На лодках добрались до Шокши. Осмотрели разработки порфира. Впечатлились. Уже на ночь глядя нашли водителя «КамАЗа» с выработок, который согласился за малую толику дензнаков подкинуть нас в Вознесенское. Поздней ночью прибыли туда. Промерзли, сделали завтрак на костре и переправились на другой берег. Там остановились на сутки в избе, где нас накормили, напоили и посоветовали в Нойдалу не ходить – нехорошие там места. А мы пошли, оставив лодки на хранение у доброй старушки. Тут на хранение оставим, а потом, вернувшись, по Свири дойдем до Ладоги. Какой-то местный охотник-алкаш-старожил нарисовал нам карту, как от поселка Нойдала добраться до скрытой в болотах деревни, где живут по старому укладу.

В Нойдалу мы пришли к вечеру. До сумерек оставалась еще пара часов. Поразмышляв, мы решили, что задерживаться тут не станем, а осмотрим все внимательно на обратном пути – все равно через нее возвращаться обратно. Если бы мы только знали, что ожидает нас впереди…

Вепсский лес. В плену у старины

Очертите мысленно треугольник между Ладожским, Онежским и Белым озерами. Издревле (первые письменные упоминания относятся к V веку) эту часть бывшей Олонецкой губернии населяли племена веси, или вепсов. Этот край лесов, озер, рек и речушек родил народ самобытный и загадочный. Вепсский лес – лес с огромными елями в пару обхватов и часто мрачной чащобой деревьев, возносящихся на двадцатиметровую высоту.

Именно по такому лесу мы и пробирались в надежде найти деревню. Прикинув еще с вечера маршрут по нарисованной карте и сравнив его с нашими картами, вышли рано, около семи утра, и вот уже почти весь день пробирались по буреломам. К шести умаялись настолько, что готовы были лечь спать прямо на земле. Но все же заставили себя поставить палатки и, наскоро поужинав, к девяти вечера уже спали. На следующий день покорение Вепсского леса продолжилось. И на следующий – тоже. Вдобавок к усталости начал дурить GPS-навигатор. Причем настолько, что за пять часов ходьбы по лесу мы несколько раз оказывались на одной и той же поляне. Нервы были уже на пределе, потому что каждый понимал, что, кажется, мы заблудились.

– Всё, больше не могу. – Рыжий скинул рюкзак и плюхнулся на мох. – Вы как хотите, а я дальше не пойду.

– Кита, да ты чего? – Йола присела рядышком, заглядывая Рыжему в лицо.

– Да ничего, обратно выбираться надо. Джипиэс-то показывает, что мы идем то на северо-восток, то на юг, а мы, дорогие мои, идем на юго-восток. Вот так-то. Прибор дурит, и плутать мы будем с ним до бесконечности. Так что предлагаю отдохнуть, прикинуть, где мы, и поворачивать обратно. От Нойдалы мы ушли километров на сорок, так что за пару-тройку дней доберемся. И на фиг эту деревню! На фиг!!! – Кит уже не просто кричал, он истерил по полной программе.

Мы переглянулись в недоумении. Чтобы Никита так себя повел – этого просто не могло быть. Да он в любом лесу как дома, а тут – такая истерика.

– Никитушка, – я присела рядом, – что с тобой?

Кит вскочил на ноги и, пнув подвернувшуюся валежину, опять заорал:

– Да что вы на меня так смотрите? Заблудились мы, за-блу-ди-лись! Где мы, я не знаю, но примерно представляю, где Нойдала.

– Так, хорош орать. – Мишаня скинул рюкзак и подошел ближе. – Это нас леший водит. Надо снять все шмотки и вытряхнуть пыль из швов. Бабушка рассказывала, что это всегда помогает, а мы уже столько за эту экспедицию насмотрелись, что не грех и проверить, так это или нет.

В принципе Мишка был прав, но мы как-то забыли про примету, что, когда леший водит кругами, надо снять всю одежду и вытряхнуть по швам. Только мы начали разоблачаться, как за нашими спинами вдруг послышалось кхеканье, и сипловатый голос, чуть растягивая гласные, произнес:

– Здорово, путнички. Заблудились, гляжу?

Мы аж подпрыгнули от неожиданности и разом повернулись.

На краю полянки стоял старик в странной одежде, с трехлинейным карабином в руках и старинным военным вещмешком.

– Закрутил вас лесной хозяин. Чего ищете-то в чащобах?

– Кто вы? – растерянно спросил Никита.

– Человек я.

– Откуда?

– Дык мы туточки почитай уж век живем. Как от советской власти ушли, так и живем своими дворами.

– От советской власти? – изумленно протянула я. – Значит, вы и есть та деревня, что старым укладом живет? То есть нашли мы вас?

– Ну, – засмеялся старик, – это я, допустим, вас нашел.

– Дедушка, – начал Мишаня, – а скажите, до Нойдалы далеко ли отсюда?

– До Нойдалы-то? Дале-ече, – протянул он. – Верст под сотню будет.

– Да быть такого не может! – ошарашенно вскрикнул Кит. – Мы шли три дня. Да крутились еще. По таким буреломам мы по тридцать километров в день не могли делать.

– Кхе-кхе, – покряхтел старик. – Но пришли же. Вы вот что… Вещи-то собирайте, пойдем, до деревни провожу. Там и поговорим. Хотя с вами, такими квёлыми, сегодня не дойдем. Давайте-ка разбивайте свой лагерь, а поутру и провожу вас. А пока я за дровишками и растопочкой схожу. Эй, ты, здоровый который, – обратился он к Мишке, – пойдем-ка, поможешь дровишек на костер собрать.

Он развернулся и пошел с полянки, а мы занялись палатками и продуктами.

Мишка со стариком притащили просто гору валежника. Старик ловко сложил костер, подложил в него мох и бересту, достал из-за пазухи мешочек и вытащил оттуда кремень. Мы стояли, разинув рты.

– На, дедушка, зажигалкой-то удобнее будет, – протянула Йола старику свою «Зиппо».

– Ну, может, и удобнее, а так всё ж привычней. – Старик высек сноп искр, и костер весело разгорелся.

– Пойдем-ка, девонька, – обратился он к Йоле, – родничок покажу. Котелок возьми, воды набрать.

Вскоре в одном котелке вскипел чай, а во втором подходила наваристая каша.

Мы уселись кружком, и старик начал разговор:

– Меня вообще-то Михаилом Семеновичем зовут, но можно просто дедом Ми́халом звать, – с ударением на первом слоге произнес он. – А вас как величать?

– Меня Никитой. А ее, – показал Кита на меня, – Татьяной. Это – Йола, Миша, Юлик, Дим и Лена, – представил он нас. – Журналисты мы, по темным местам России идем, непознанное описываем, а когда получается, то и фотографируем.

– Фотоографируете… – немного растянул слово дед Михал. – Да как же вы эту бандуру-то за собой по лесам таскаете?

Мы недоуменно переглянулись. Юлик отошел к палатке и принес свой фотик.

– Какая же это бандура, дедушка? Вот смотри, маленький совсем, да и не тяжелый. Это раньше фотоаппараты громоздкие были, а теперь крохи совсем. Вон у Йолы – еще меньше.

Дед Михал усмехнулся. И спросил Йолу:

– Ты, девонька, тоже фотоографируешь?

– Да мы все тут снимаем, – улыбнулась Йолка. – А потом описанное и отснятое в журналы да в газеты пойдет, как цикл рассказов. Вы про газеты что-нибудь знаете?

– А как же! Мой дед, когда нас красные грабить хотели, собрал весь скарб, тогда и газеты, и книги все прихватил, чтоб нас, малых, читать да писать выучить. Пять семей тогда ушло в леса.

Мишаня оживился:

– Дедушка, расскажите! Я о вас материал к себе в журнал сделаю – будь здоров! Всё-всё опишу.

– Расскажите, – просяще протянули и мы вслед за Мишкой, – интересно же.

Дед вновь усмехнулся и, вздохнув, начал рассказ:

– Мне тогда лет десять было, когда в деревне первый продотряд появился и начал забирать все, что было съестного. Вой тогда стоял. А эти красные забрали, что по верхам, и приказали к следующему месяцу готовить продовольствия больше. А у нас у всех тогда погреба не только в домах были, но и за околицей… на всякий случай. Вот к тем припасам они и не добрались. Мой дед покумекал, да и приказал отцу собирать скарб – дескать, уходить надо. Мол, это сейчас одну корову забрали, а в следующий раз всё отберут и по миру пустят. Мы и струмент нагрузили, и утварь, какую могли, а скотину к телегам привязали. Так табором и двинулись. Да не больно-то далеко уехали. Догнали нас красные, детей из телег повыкидали и грабить принялись. А начальник их к мамке приставать начал. Отец и не выдержал. Стукнул по темечку, тот и помер. Не успел за наган ухватиться. А остальные тоже не успели понять, в чем дело, – дядья схватились за ножи да колья и порешили всех. Потом закопали. И надумали подальше в лес уходить. В это время до нас еще три семьи дошли со своими телегами. Долго мы шли. Дорог не было уже, и пришлось телеги в лесу закопать, а скарб на себе перетаскивать. Отец с дедом всех вели сквозь болота и буреломы. Тяжко было, но дед сказал, что лучше родной лес, чем большевицкие порядки. Дошли, обжились, обстроились потихоньку. Так и живем все эти годы.

Тихо потрескивал костер, мы пораженно молчали. Дед Михал, не дождавшись откликов на свой рассказ, продолжил:

– Теперь в деревне-то всего десятеро нас и осталось. Все остальные уж померли. Кого Михал Потапыч задрал, кто из-за болезни, а кто и от старости. Да и мне, видать, недолго землю топтать осталось. За детей только сильно боюсь, как они без меня будут… Ну да ладно, даст Бог, не пропадут.

Спали не раздеваясь. Под утро, еще не рассвело, дед поднял нас. Кое-как продрав глаза, мы начали собираться.

Пока собирались, увидели, что Никита лосем носится по поляне и что-то ищет.

– Кит, ты чего опять? Может, помочь? – остановил его Юлик.

– Да, блин, мобильник куда-то потерял, а там симка спутниковая, в любом месте ловит. Своим хотел отзвониться, узнать, как там Ника и малыш. Черт-черт-черт!!! – Кит пнул корягу.

Мы все включились в поиски, но даже спустя час телефон не нашли. Жалко, конечно, но где ж его найдешь в лесу? На поляне все перерыли, а в буреломе искать бесполезно.

Мы двинулись вслед за бодро шагавшим стариком, а Никита расстроенно тащился сзади всех, в который раз проверяя многочисленные карманы разгрузки.

– Не переживай так, – проскрипел дед Михал, – потом позвонишь, день-два погоды не сделают.

– Да у меня жена только родила недавно. Она ж с ума сходить начнет, если не дозвонится! – вскричал Никита.

– А что ты сейчас можешь? До Вознесенского обратно топать тоже несколько дней будешь, если не заплутаешь, а мне сейчас не с руки вас обратно до села провожать. Вот в деревне разберусь с делами и денька через три выведу вас к людям.

Чуть позже полудня мы дошагали до молодого ельника и, раздвинув мохнатые лапы, выбрались на опушку. Первое, что бросилось в глаза, – избушка. Сложенная из толстых бревен, она казалась приземистым грибом, выросшим в глубине глухого северного леса. Неподалеку звенел ручей, убегая между елями в сторону озера.

Сама деревня оказалась чуть дальше, а избушка эта принадлежала местной колдунье-знахарке.

– Потом познакомитесь, – буркнул старик, – дома ее нет. Видно, за травками своими пошла. Ну пойдемте, за теми елями уж и дом мой будет. Покушаем, баньку истопим, потом и поговорим.

Мы вышли из-за деревьев и приблизились к ограде. Обструганные жерди были прочно воткнуты наискосок и переплетены ветками.

– Ну вот и пришли, проходите во двор. Да не туда, – остановил он Юлика, – а вон туда, под крышу.

Над входной дверью мы заметили высушенный и выбеленный временем череп огромной щуки, окруженный ветками можжевельника, а под ним – старую ржавую подкову.

– Оппаньки! – воскликнул Рыжий. – А это зачем? Духов отгоняет?

– Это, – тихо сказал дед, – всегда в наших домах должно быть. Матерь-щука, как ты и сказал, от злых духов и дурных людей оберегает. Можжевеловые веточки – от дурного глаза да от порчи. Да и хворь отводят от живущих в доме. А подкова, вы и сами знаете, к счастью и достатку, – закончил старик и пропустил нас в дом.

Там нас уже встречали. Тоненькая как тростинка девушка и высокий, статный ширококостный парень.

– Huvad paivad papoi, – произнесла девушка и хотела добавить что-то еще, но дед перебил ее:

– Здравствуй, Еленка, здравствуй, милая! – Он обнял девушку. – Дочь моя, – с гордостью обернулся он к нам, а потом уже для нее и сына продолжил: – Говорите по-русски. Гости у нас. Они вепсский не понимают.

– Добрый день, – разноголосо поздоровались мы.

– Tervhen tuldes! Ой… Добро пожаловать! Проходите в дом, обедать будем!

– Проходите, проходите, – поддержал ее брат.

– Kitan kucundas! – внезапно блеснул знаниями Мишаня. Мы недоуменно на него уставились, а он в ответ на наши ошарашенные физиономии только пожал плечами и пояснил: – Ну я ж в эти места ездил трофи снимать. Пришлось хоть минимум выучить, чтоб местным приятное сделать.

– А чего ты сказал-то? – прошептал Юлик.

– «Спасибо за приглашение» он сказал, – улыбаясь, ответил брат Елены. – Меня, кстати, тоже Ми́хал зовут, но, чтоб не путать с дедом, зовите просто Мих. А это – Никола, Николай, брат наш младший, – повел рукой куда-то в угол Мих.

Там, на лавке, сидел миловидный парень (не похожий ни на сестру, ни на брата), как с картинки рисованный Лель из русских сказок. Вьющиеся льняные волосы до плеч, васильковые глаза и весьма развитая мускулатура.

– У нас матери разные, – объяснил Мих. – Ник в свою маму пошел.

– О’кей, – протянули мы и все же вошли внутрь дома.

Дом был добротный. Раньше, в седые времена, так всегда строили на севере России. Это был даже не дом, а целый комплекс жилых и хозяйственных построек, включавший избу на подклети, крытый хозяйственный двухэтажный двор, амбары и хлевы. Мы прошли через сени, мимо нескольких закрытых дверей и по широким некрашеным половицам вошли в жилое помещение. До этого в каком-то чулане сбросили рюкзаки и поклажу.

Нас усадили за огромный стол, Еленка разложила перед нами искусно вырезанные деревянные ложки и миски и поставила на стол блюдо с калитками, это пирожки такие. А затем со скоростью молнии стала метать на стол сначала легкую снедь, а потом поставила и горшок с борщом. О, вспоминая об этом борщике, не могу сдержать слюну. Все же то, что готовится в печке, разительно отличается от приготовленного в городских условиях. А может быть, дело в абсолютно натуральных продуктах?

Когда мы, окосевшие от борща, калиток и всяческой вкуснятины, готовы были упасть с лавок, девушка принесла новое блюдо с пирогами и расставила на столе старинные граненые стаканы. Появилась на столе и большая бутыль с желтоватым напитком.

– Это олудь, наше вепсское пиво, – с хитрой улыбкой пояснил дед Михал. – Я его на меду и хмелю варю сам.

В какой-то момент дед Михал хлопнул по столу ладонью и задорно воскликнул:

– Чистой душе чистое тело подавай! Давайте-ка, ребятушки, в баенку! Мих уже прогрел ее.

Банька оказалась что надо. Мы сидели на полка́х и охаживали друг друга вениками. Попарились от души, а потом устроили купание в озере, на котором стояла деревня. Кстати, это одна из отличительных черт местных селений: каждое вепсское село построено так, чтобы видеть себя в зеркале озера.

К вечеру мы перезнакомились с остальными жителями деревни, но, кроме Еленки и Миха, никого нашего возраста там не было, одни старики да мужик с женой лет под пятьдесят.

Три дня пролетели как один миг. Мы записывали рассказы местных жителей, купались в озере, ловили рыбу, собирали грибы и фотографировали, фотографировали, фотографировали. Местные, смеясь, говорили: «Да не снимайте вы, еще насмотритесь». А мы снимали.

Вечером третьего дня сели за стол и завели с дедом Михалом разговор о возвращении обратно.

– Тю, а зачем вам так рано, отдыхайте, когда еще попасть к нам получится-то? – удивился он.

– Да нам, Михал Семенович, обратно надо, – извиняющимся голосом произнес Мишаня. – Сроки поджимают.

– Не могу я вас проводить завтра, а кроме меня некому. Вон Михе надо крышу Матрениного хлева починить, да бо́рти новые делать для пчелок. А Еленка и дороги-то не знает. Дмитрий, который самый молодой из нас, окромя моих ребят, не может деревню покидать, а мне пасекой еще дня три заниматься. Так что сейчас точно не получится, – твердо сказал дед. – Дня через три поговорим… А я смотрю, – хитро глянул он на Рыжего, – тебе моя Еленка приглянулась?

– У меня жена только недавно родила! – замахал руками Кита. – Я бы и рад уже с ними быть, да вот работа, заказ от редакции.

– Ну, – протянул дед, – коль родила, так твой след уже остался. А то давай, оставайся тут, а? Я же вижу, как ты на Еленку поглядываешь. Да и ты, Танюша, – скосил он на меня глаза, – Миху моему приглянулась. А Лена вот, – продолжал он, – интересно на Николая поглядывает…

Ленка аж задохнулась от возмущения:

– Дед Михал, у меня Мишаня есть, на кой мне ваш Николай? Да и младше он меня на семь лет. Нет уж, спасибо.

Разговор за столом как-то увял, а позже мы его продолжили уже на завалинке, когда собрались вместе обсудить, как бы нам все же пораньше выйти обратно до Вознесенского и на своих лодках отправиться на Ладогу.

– Кита, а сходи за джипиэсом, – сказала Йола. – Давайте посмотрим по маршруту, может, сами выберемся, а?

– Девчонки, а может, все же задержимся? – Юлик и до этого не высказывал восторгов по поводу быстрого возвращения, а теперь готов был просто стелиться, лишь бы остаться в деревне подольше. – Ну куда нам спешить? Мы тут всего три дня. Посмотрите, сколько материала, какая натура, какой колорит. Мы же еще с местной знахаркой не познакомились. Ну давайте еще три денька, которые Михалу на пчел нужны, тут побудем, а?

– Юлик, какие три денька? Мы от Вознесенского до Шокши сколько добираться будем, потом до Ладоги плыть еще сколько? А ты не забыл про осенние шторма на нашей Ладоге? Завтра, край послезавтра выходить надо, – отрезал Мишаня.

Из дома показался Рыжий. Он брел как в прострации.

– Эй, Никит, ты чего такой? Что случилось? – спросила я.

– Народ, у меня навигатор пропал. – Кит был ошарашен. – И не только у меня. Извините, по всем сумкам полазал и перетряхнул, у всех проверил рюкзаки. Ни телефонов, ни навигаторов. И карты тоже пропали, а без них нам тут – плутать до морковкина заговенья…

Вот тут-то нас и прибило: связи нет, навигаторов нет, карт тоже нет, а от той поляны до деревни мы шли сонные и уставшие, как телки́ за дедом. А что это значит? А это значит, что сами мы можем отсюда уйти и пропердолить по тайге фигову тучу километров, только неизвестно куда. И не факт, что выйдем к человеческому жилью.

– Обратной дороги у вас нет, на леший след! – внезапно раздался за нашими спинами голос.

Мы разом обернулись и увидели деда Михала и Дмитрия – того пятидесятилетнего мужика.

– Это еще почему? – озадаченно спросила Ленка.

– Дерево срубишь – обратно не поставишь, – загадочно произнес дед. – Шаль энту из головы выкиньте. С ружьишком я своих детей измальства управляться учил. Да и слова такие знаю, не выпустят вас. А если попытаетесь все же уйти, будет для вас здесь нuba taho. Гиблое место, по-нашему.

– И что, нам теперь пропадать здесь с вами в вашей глухой деревне, о которой только несколько человек знают?! Да мы сейчас сюда МЧС вызовем! – завелся Никита.

– Зачем пропадать? Живите с бабами, детей рожайте, в общих делах помогайте и худого никому не делайте. А что до эм-че-эс… Не знаю, что это такое, но ваши машинки с цифи́рями я забрал и изничтожил. Не найдет вас никто, да и в Нойдале вам все неправильно обсказали – не знают они, где деревня. Байки там одни. И с воздуха нас не видно. Так что, ребятушки, не кипешитесь, а из деревни вам дороги обратной нет. Не верите – можете завтра по утречку попробовать уйти.

– А мне с Еленкой нельзя, – растерянно отозвался Никита, – у меня дома своя семья есть. И сын только родился.

– Здесь теперь твой дом, – жестко проговорил дед Михал. – Или ты с моей Еленкой жить будешь, или вообще не жить, для общего покою. А то заладили, что дребезда: домой да домой! – Дед махнул рукой и в сопровождении Дмитрия скрылся за углом.

– Бля-а, – протянул Юлик, – вот попали, а… И что теперь делать?

– А хрен его знает! – Мишаня резко провел ладонью по лбу, сбрасывая челку. – Может, к знахарке нам всем сходить? Ну, типа про судьбу разузнать и все такое прочее? Заодно, может, и дорожку по кусочкам соберем. Давайте?

– А что делать, давайте хоть так. Хоть какое-то дело, чтоб что-то выяснить… – Йолка погладила Мишку по накачанному плечу и, поднимаясь, сказала: – А теперь давайте спать. Утро вечера мудренее!

Прошло три дня – скучных, тоскливых, в ожиданиях, а утро четвертого началось с треша. Потому что первое, что мы сделали, это вытащили Ленку из веревочной петли.

Квелые, мы около семи утра вышли к столу и, уже попивая свежее молоко, услышали вдруг грохот, а потом дикое мычание и блеяние. Все вскочили и ринулись на шум.

– Это в хлеву! – крикнула Еленка.

Мы влетели в хлев и увидели: к верхней балке привязана веревка с петлей, внизу – рассыпавшаяся пирамида из поленьев. А в петле – наша корчащаяся Ленка!

Первым сориентировался дед – подскочил и перерезал сдавливающую горло веревку ножом.

– С ума сошла, идиотка! – орал Никита.

– Леночка, как же так? – вопрошал Юлик.

– Ой, бля… – вырвалось у нас с Йолой одновременно.

– Что это ты удумала, Леночка, совсем невмоготу тебе стало? Так нам тоже не сахар, – запричитал Юлик.

– К знахарке! – скомандовал дед.

Буквально минут через пять мы были у домика на опушке.

– Девку вашу вылечу! – сказала тетка из баба-ягиного домика. – А сейчас идите все. К вечеру придете, проведать. А ты, старый, – глянула она вдруг на Михала исподлобья, – недоброе удумал. Отступись, не бери греха на душу…