Текст книги "Темная сторона России"

Я набрала номер своего давнего пациента и, описав наши перипетии, попросила подъехать не мешкая. Слава богу, что Димка живет в пяти минутах езды отсюда – на Энергетиков.

Приехав на Марата и по пути заскочив за дополнительным лекарством, мы сели в гостиной приходить в себя. Потом позвонила Ленка и приехала, притащив с собой Юлика. Они, раскрыв рты, слушали рассказ о нашем приключении и почему-то поминутно спрашивали: «А вы, вообще, точно не пили перед кладбищем?» Да не пили мы… не пили. Мы ж за рулями туда приехали. Мишка после этой истории в разговоре не участвовал и весь вечер промолчал, только пил. В ночи нам пришлось его раздевать и укладывать в кабинете на диван. А утром этот придурок сокрушался, что на кладбище никто из нас камеру не догадался включить. Нет, ну нормальный человек?

Утро встретило нас сообщением на Йолкин телефон, что ей надлежит через пару дней быть в Москве, в головном офисе владельца ее ресторана. На вокзале будет ждать водитель с ключами от служебной квартиры. Немного подумав, я решила, что мне все равно делать нечего, и тоже отправилась в Первопрестольную – друзей навестить да по городу погулять. Раньше я не любила Москву – впрочем, как и любой житель Питера. Но потом мне показали другой город, другую Москву – уютную, двухэтажную, с очаровательными кривыми улочками и неожиданными тупичками, обвитыми виноградными лозами. Маленькие дворики, проходные и нет, неровные, мощенные булыжниками мостовые, которые помнят всех прохожих, которые по ним ходили. И если в сумерках прислушаться, то, кажется, можно услышать массу интересных историй от этих древних камней. Вот по этой-то волшебной Москве я и поехала погулять.

Призраки старой Москвы

Йолка с вокзала сразу рванула в «Селянку» – московский филиал их питерского рестика, а я, закинув шмотки к друзьям, позавтракав и распрощавшись с ними до вечера, отправилась прогуляться по любимым местам.

«Мать, дай счастья жигану»

Несколько раз перекусив в городе, я вдруг обнаружила, что нахожусь совсем неподалеку от Ваганьковского кладбища. А неслабо я сегодня прогулялась! Ну что ж, давно не бывала тут, можно и зайти. Последний раз, если быть более-менее точной, на Ваганьковском я была в начале восьмидесятых прошлого столетия. Родители привезли меня туда, чтоб самим посмотреть и ребенку показать могилы Есенина, Высоцкого и еще кого-то.

Медленно прогуливаясь по аллеям, просматривая надписи на надгробных памятниках, я наслаждалась тишиной и шуршащими листьями. К слову сказать, здесь людей не только хоронили. Здесь их и убивали. В ноябре 1850 года неподалеку от ограды Ваганьковского кладбища был обнаружен труп молодой женщины, которую изнасиловали, а затем перерезали ей горло. Луиза Симон-Деманш – любовница известного драматурга Сухово-Кобылина. Следствие решило, что убийство совершил крепостной Сухово-Кобылина Ефим Егоров, действовавший, естественно, по наущению хозяина. Мол, Луиза не отпускала его к другой, а именно – к восходящей звезде светского общества Надежде Нарышкиной, которая ждала от драматурга ребенка. Мадемуазель Деманш постоянно закатывала литератору скандалы, грозилась даже пойти к царю, и драматург решил избавиться от надоевшей любовницы. Такая была версия…

Тут же, на Ваганьковском кладбище, через год после смерти Есенина застрелилась на его могиле Галина Бениславская, его любовница. Похоронена была рядом с ним.

И здесь же лежит тот, который собственноручно расстрелял более пятисот человек. Это матрос Железняк.

Так, вспоминая факты и легенды кладбища, брела я по дорожкам, шурша листвой и изредка встречая или обгоняя других посетителей. Вот я опять стала нагонять какую-то женщину. Ничего примечательного, разве что длина юбки да приталенный жакет… да плавность походки с зонтиком. Сейчас так не ходят – нет такой стати и так не держат спину. Наверное, пришла к кому-нибудь на могилку, подумалось мне.

Вдруг, пока я любовалась походкой, из рук женщины выскользнуло что-то блестящее.

Я ускорилась и наклонилась. Колечко, изящное, с тремя камушками, вроде бы как золотое. Я поднялась, чтоб окликнуть даму и вернуть кольцо, но она уже заворачивала за какой-то памятник. «Ну куда можно пропасть с кладбища? Да в общем-то, никуда» И я пошла за незнакомкой.

Завернула за тот же памятник, но женщины… не было.

Огляделась. Передо мной стояла железная пальма, а рядом – статуя без головы. «Куда ж она подевалась-то, здесь же все просматривается». Я крутила в пальцах кольцо и недоуменно оглядывалась. Меня окружал лес могил и надгробий, но спрятаться за ними можно было, только улегшись на землю.

– Что, сестра, тоже к Соньке пришла? – услышала я вдруг из-за плеча голос и чуть не подпрыгнула от неожиданности.

Сбоку от меня стоял молодой натренированный мужчина в довольно дорогом костюме и легком пальто. В руках – огромный букет ярко-алых роз.

Похоже, не поняв моего замешательства, он приятным баритоном продолжил:

– Ну да не буду тебе мешать, подожду в сторонке.

Повернувшись, он отошел к лавочке неподалеку, закурил и погрузился в какие-то размышления. Я вгляделась в надгробие уже с большим интересом. Женская фигура из некогда шикарного белого мрамора под огромной черной пальмой. На могиле – огромное количество живых цветов и россыпи монет, а пьедестал памятника покрыт надписями: «Соня, научи жить», «Солнцевская братва тебя не забудет», «Мать, дай счастья жигану» и все в таком духе.

– Простите, – прервала я думы мужчины. – А чья это могила? – Правда, я начала уже догадываться.

Он оторвался от размышлений и быстро подошел ко мне:

– Тю-ю-ю, – протянул он. – А я-то думал, ты фарт пришла у Сони просить. Это могила Соньки Золотой Ручки, королевы воров. А приходят сюда… ну кто за чем. Говорят, Сонька и с того света помогает мошенникам и ворам, но следит, чтобы всё меж ними было по понятиям. Так что ты давай загадывай желание, а я – после тебя. Хотя, – пожал он плечами, – можно и рядышком. О! – встрепенулся он. – Ты колечко не клади только, а то сторожа враз срисуют. Жалко будет…

– Я как-то и не собиралась. Это не мое кольцо. Его женщина обронила, а я за ней пошла, чтоб отдать, да вот не догнала. Тут она и пропала куда-то, у этого самого надгробия.

– Да ну?! Не врешь? – Мужчина даже как-то подобрался. – А продай! – вдруг с азартом воскликнул он. – Ну на кой тебе это кольцо, я тебе таких миллион куплю! Продай, а?

– Послушайте, не могу я его продать, – улыбнулась я. – Сейчас дальше пойду, постараюсь эту женщину найти.

– Ты чего, совсем больная? Это ж сама Сонька тебе подарок сделала! Слыхал я о таком, но чтоб человека встретить… – Он недоуменно покачал головой и в раздумье протянул: – Да-а-а, свезло тебе. И кольцо это покупать бесполезно будет, оно – только тебе, и, если чего, в помощь может пойти. А дай посмотреть…

Я протянула ему кольцо, он взял его бережно, как реликвию, и долго любовался, играя отсветами камней в закатном солнышке. Наконец сокрушенно протянул мне и твердо сказал:

– Держи, твое по праву. Меня, кстати, Митей зовут. Дмитрием, то есть, – поправился он. Затем положил цветы к могиле и, уже не обращая на меня внимания, притронулся пальцами к статуе и что-то неслышно и жарко зашептал.

А я стояла и смотрела, и почему-то вела внутреннюю беседу. С кем? Да не знаю, может, и с Сонькой. Я не просила ее ни о чем, только поблагодарила за кольцо и пообещала, что когда-нибудь вновь приеду на Ваганьковское кладбище к ее могиле.

Потом мы с Митей брели по дорожкам к выходу, а я все сомневалась, оставить ли кольцо у себя или прикопать под Сонькиным надгробием. По всему выходило, что у себя оставить страшно, а прикопаешь – может и обидеться хозяйка колечка. Так ничего и не решила.

Мы вышли с кладбища, и Митя предложил доехать до какой-нибудь кафешки.

– Знаешь, – рассказывал он уже в тепле кофейни, – такое редко, но случается, причем странно, что Сонька дарит что-то случайным людям, ну то есть не только ворам, а и просто прохожим. Я знаю три таких случая, твой – четвертый. Один раз она подарила какой-то девчонке платок с вышивкой. Так вот, когда девица отнесла его на экспертизу, оказалось, что возраст этого платочка о-го-го какой! Второй раз цепочку с крестиком – старушке древней, лет под девяносто. А у той как раз такой крестик с цепочкой пропали давным-давно, еще в детстве сопливом. Она потом рассказывала, что его еще ее бабушка носила. Третий подарок – знаю, что получил олигарх, который начинал с кооператива, а теперь в Лондоне живет и здесь меценатством занимается. А симпатичное, однако, колечко, – глянул он на мою руку, когда я уже надела кольцо. – Да и пальчики ничего, – с многозначительной уже улыбкой заметил он. – Продолжим знакомство?

Но продолжение знакомства в мои планы не входило, поэтому мы только обменялись телефонами, и вскоре, отговорившись делами, я отправилась в маркет – покупать вино для вечерних посиделок на кухне друзей.

На следующий день, проснувшись, я вдруг поняла, что я должна сделать. И отправилась в ближайший ювелирный магазин, где купила золотое колечко с тремя камушками, весьма изящно сделанное. Спустилась в метро, доехала до «905-го года» и вскоре уже стояла у знакомого надгробия. Вокруг было тихо, ни души. Я присела у основания и припасенным ножичком вырыла довольно глубокую ямку, куда и положила свой подарок. Нелепый, конечно, поступок, но мне показалось, что он больше понравится Соньке, чем просто душевные метания по поводу того, что мне делать с кольцом, подаренным призраком. Вот так вот.

Кстати, тут же неподалеку, по рассказам Мити, Дмитрия, похоронен и главарь банды «Черная кошка» Иван Митин. Хм, забавное совпадение имени одного и фамилии другого. Так вот, «Черная кошка», оказывается, – не выдумка режиссера, а правда жизни. А Иван Митин был для своих знакомых и соседей не злобным уркой, а мастером смены оборонного завода № 34. На момент ликвидации банды Митин был представлен к высокой правительственной награде – ордену Трудового Красного Знамени.

Около шести вечера зазвонил мобильник. Позвонил Митя и предложил прогуляться по городу. Отчего бы нет? Я и назначила встречу на Хитровке.

– Давай подъезжай через часик к Подкопаевскому переулку, где раньше «Каторга» была. Ты, как поклонник Соньки Золотой Ручки, должен знать этот дом, – сказала я и отключилась.

Через час мы там и встретились. Митя и вправду не знал, что в доме 11 по Подкопаевскому переулку когда-то располагалась легендарная «Каторга», совсем неподалеку – кабаки «Пересыльный» и «Сибирь», а вокруг ночлежки, малины и снова ночлежки.

Побродив по улочкам, часов в девять вечера мы отправились поужинать в московскую «Солянку», где днем – еда, а вечером и ночью – клубный тусняк.

Перед этим созвонились с Йолой, которая устроила нас как ВИП-гостей в уютном закутке и обеспечила практически безупречное обслуживание.

– Попробуйте абсент, а я скоро к вам присоединюсь, если вы не против, – сказала она и упорхнула в свою бухгалтерию.

Ужин, приглушенный свет, гламурщики всех мастей и «Зеленая Фея», то бишь абсент.

О… абсент!!! Вот тот способ пития, который люблю… нет, теперь уже любила я: Берутся два стакана (коньячный и снифтер), кусочек сахара, салфетка, абсентная ложка и трубочка. Абсент наливают в коньячный бокал, сверху кладут абсентную ложку (в ней прорези), на нее кладется кусочек коричневого тростникового сахара, который чуть смачивается абсентом и поджигается. Капли горящего сахара тягуче падают в бокал, и абсент начинает гореть. В течение некоторого времени огонь в бокале поддерживают, чтоб тот прогрелся. Теперь накрывают бокал подставкой под бокал, чтоб огонь потух, а затем резким движением содержимое бокала выливают в снифтер, и этот бокал ставят ножкой кверху на блюдечко, покрытое салфеткой, и просовывают под него трубочку. Выпивают абсент из снифтера и делают затяжку из трубочки.

Вот так мы и пили – порцию, вторую, третью, четвертую…

А потом я поплыла, прикрыла глаза и просто слушала гомон посетителей и легкую музыку. Митя тоже находился в блаженном состоянии, лишь периодически приоткрывая глаз.

В какой-то момент ритм шума сменился с радостного гомона тусовки на угрожающе-пьяный. Я приоткрыла веки – чуть-чуть, чтоб никто не подумал, что я выплыла из абсентового состояния, и в следующий миг широко раскрыла глаза. «Ой, мамочка!!!» – только и смогла произнести я и побыстрее подтянула ноги на кресло.

Вокруг меня копошились страшные личности в обрывках лохмотьев, от них несло перегаром и вонью. Эта кишащая масса постоянно передвигалась, ругалась и материлась, сверкала страшными блевотными язвами и выясняла между собой отношения.

«Ой, мамочка!!!» – во второй раз подумалось мне. «Надо меньше пить! Надо меньше пить, надо меньше пить», – панически забилось в голове.

А маргиналы наседали со всех сторон и уже задевали меня своими грязными обносками. Вот мимо протолкнулась какая-то женщина в полуразорванном платье: «Да пусти же ты, ирод! Пьянь подзаборная. Вот Ваньке все скажу – порешит тебя, ублюдка…»

Свет плошек с колышущимся огнем метался по грязным стенам. Какие-то веревки, на которых висело тряпье, перегораживая проход или огораживая углы. Детский плач и заросшие, небритые рожи в шрамах, тянущие ко мне руки: «Барыня, дай копеечку. Помираю, дай выпить».

«Приехали, – билась в голове мысль. – Надо меньше пить! Чтоб я еще раз выпила абсент… А может, это уже „белочка“? Или я сошла с ума?»

– Таня… Танюш? С тобой все в порядке?..

В очередной раз приоткрыв глаза, я в мути увидела Йолкино лицо, которое то надвигалось, разрастаясь до неимоверных размеров, как великий Гудвин, то удалялось, стягиваясь в точку.

– Угу, – стряхивая оцепенение, сказала я. – Всё ок. А можно мне домой?

– Танюш, давай я сейчас такси вызову, хорошо? Мне пока еду на завтра соберут, и я тебя к себе отвезу на оперквартиру, хорошо? Только ты не засыпай опять.

– Давай, – пробормотала я и вновь провалилась в какой-то кошмар. Но на сей раз в нем присутствовала знакомая фигура.

«Интересно, где я ее видела?»

Молодая женщина, в довольно-таки приличном платье, весьма развязно смеясь, чокалась бокалами с жуткими каторжниками: «Ну что, друзья мои, – за ювелирный дом Хлебникова? Вот она, ваша доля, разгребайте! – И на стол посыпались из небольшого ридикюля сверкающие камни и золотые кольца. – Ваше это – ваше!!! Сонька никогда не забывает своих! – в пьяном воодушевлении воскликнула молодая женщина. – Сонька за всех заплатит!»

«Господи, вытащи меня из этого кошмара!!!» – уже просто ору я в астрал или не знаю куда!

А тем временем, пытаясь вырваться из кумара, вижу следующую картинку: женщина, – это, видимо, действительно Сонька, осматривается шальным взглядом и говорит:

– Сеня, здесь, в ночлежке Расторгуева, негоже прятать. Пошли подвалами.

Я вижу ступеньки, по которым кто-то спускается, но не я, это точно.

– Сеня, – свистящий шопот, – тише!!! Пошли. Сейчас до «утюга» доберемся, я там хороший закуток знаю. Там и спрячем.

Две тени скользят по сумрачному подвалу и вваливаются в освещенное масляными плошками помещение.

– Ну что, братики, не ждали? – развязно кричит Сонька. – А вот и я, дорогие мои! – Покачиваясь и пьяно улыбаясь, она подходит к столу и вываливает из-за корсажа драгоценности и красные купюры. – Вот, Соня обещала – Соня выполнила! А где моя девочка? Где моя кровиночка, Тонечка… – Качнувшись, Сонька валится на стол.

– Сонь… – Рвань и мужики участливо двигаются к столику. – Ну, мы это… как тебе сказать… Ну отдали мы ее на воспитание в дом, чтоб жилось ей сладко. В дом Румянцевых. Мы за ней наблюдаем. Там тетки-няньки сопли подтирают.

– А Софа? Софка где? – Женщина оседает на табурет и, роняя голову на скрещенные руки, пьяно плачет.

К ней тихо подкрадывается какой-то здоровый мужик и, осклабившись, хватает за попу.

– Руки мыл? – вскидываясь, ощеривается Сонька.

– А чё, грязные, что ли? – развязно цедит мужик.

– Смотря куда лезешь, – абсолютно трезво отвечает вдруг королева воров.

– Хм… К своей цыпе, от которой мурашки по всему телу. К своей марухе, с которой у нас две дочки. К жене своей, к мадонне…

– Остынь, Митя, я тебе не маруха, – устало и гордо отвечает женщина. – Да и не про меня это.

– Сонь, а ты знаешь, что Сура объявилась? Из Варшавы приехала и дом тут снимает. Твоя дочка! Работает чисто!

Сонька мотает головой по сложенным кренделем холеным рукам на грубом столе и засыпает. Видимо, и я вместе с ней.

– Ваше здоровье, господа… Вы ждете кого-то или так, отдохнуть зашли?

– Да жду! Не вас! – И руки упали.

– Судьба – индейка, жизнь – копейка, – последнее, что я слышу в этой вакханалии…

 
Наплевав на мелкие тревоги,
На душевность делая акцент,
Мы колдуем рьяно, как Ван Гоги,
Разбавляем водкою абсент.
 

(Gexogen)

Наутро я открыла глаза и увидела белый потолок. Опасаясь всего на свете, скосила глаза: полка с книжками и светильниками. Угу, ни о чем не говорит… Стакан с водой… Тоже мимо кассы. Мобильник – вот то, что надо!

За завтраком рассказала Йоле про абсентовые красочные галлюцинации.

– А знаешь… – Йола помешала сахар в своей чашке. – Ведь на самом деле, говорят, в этих ночлежках Соня появлялась, когда бывала в Москве. Так что, может, это и глюки, а может, и нет. Абсент ведь – тоже непростой напиток. Не зря же его весь бомонд Серебряного века пил, а потом свои гениальные произведения творил.

Мы помолчали, продолжая жевать бутерброды и запивать крепким сладким чаем.

– Тань, а может, у нас уже паранойя после той поездки, а?

– А может, просто надо от всех штучек избавиться, что мы в экспедиции понабрали?

Йолка покрутилась на диванчике и, устроившись поудобнее, протянула:

– Так жа-алко ведь. Они красивые.

– Ну, значит, так и будем с призраками общаться, пока не надоест. – Поставив чашку в раковину, я занялась мытьем посуды. – А знаешь, Йол, я вот думаю. Может, наши приключения в Инет выложить? – Задумчиво споласкивая тарелку, я оглянулась на Йолку: – Пусть народ посмотрит, а мы комменты почитаем. Забавно может получиться.

– Ага, прочитают и подумают, что нас так по укурке плющило, что никуда мы не ездили, а дома на кухне коньяк хлестали и траву курили. Ну а под конец ты все это еще абсентом полирнула. Кстати, звонил Мишаня, приглашал в Псков, он туда на выходные к бабушке поехал. Может, заглянем? Грибочков пособираем, отдохнем от всей мистической мутотени на нормальной природе с шашлыками.

– Чего б нет? Давай. Ты во сколько сегодня высвобождаешься, в три? – Йолка кивнула. – Ну вот и отличненько, тогда ты на работу, а я на вокзал. Встречаемся в четыре здесь. И если не сложно, закажи еды с собой из рестика, ок?

Быстро собрав свой рюкзак, Йолка оставила мне ключи и упорхнула на работу, а я, дождавшись вызванного такси, отправилась на квартиру друзей за своим рюкзаком и на вокзал за билетами.

В 18.30 наш поезд уже отчаливал от перрона, сердито перестукивая всеми своими колесами.

Легенды Пскова

Мишка встретил нас на перроне и тут же закрутил в радостной круговерти:

– Привет, девчонки! Ну что, готовы? Еще сто тридцать кэмэ, и мы в деревне, на свежем воздухе. Дня три отдохнем и – назад в Питер с ветерком, на машине.

– Миш, так ты на своей сюда приехал?

– Ну да, а на чьей же еще? Давайте рюкзаки, и пошли быстрее, нам еще в магазин надо заехать, продуктов старикам купить…

– Сначала до Острова, потом до Опочки, а оттуда и в деревню, – продолжал вещать Мишка, пока мы шли к машине. – Кстати, – обернулся он, – если что надо купить, рекомендую запастись всем тут. Потом только сельмаги будут.

Покрутившись по городу, мы нашли уже работающий маркет и отправились опустошать полки. Мишка нагрузил тележку сахаром, солью, водкой, спичками, керосином, несколькими лопатами и лопатками, дешевыми сигаретами и прочим барахлом, которое, видимо, котировалось в деревне. Ну а мы со своей тележкой отправились покупать продукты, которые посчитали необходимыми на отдыхе, как то: рыбу, мясо для шашлыка на все три дня с запасом для незапланированных гостей. Потом сыр, колбасу, специи, овощи и все такое прочее. На парковку мы вывезли уже три тележки, и Мишка довольно быстро перегрузил всё в багажник своей «Наварры».

– Надо бы еще бочку купить, но тот магазин закрыт, так что поехали.

В багажнике весело позвякивали бутылки и консервные банки, но нам отчего-то было так легко и весело, что это «дзынь-дзынь» нисколько не раздражало.

Через пару часов мы, в очередной раз свернув, подъезжали к деревне.

^{Духова гора}

Перед нами, мешая поскорее добраться до дома Мишкиных стариков, тащились два автобуса. Вот лениво проплыла табличка, на которой сей населенный пункт обозначался «д. Кирово», а еще чуть дальше показался указатель «Духова гора».

– Мишка, – взвыли мы с Йолкой в один голос, – ну сколько можно-то? Мы ж отдохнуть ехали, а не мистикой опять заниматься! На-до-е-ло!

– Девчонки, вы чего, мы и приехали отдыхать. У меня тут бабка с дедом живут с рождения. – И тут, видно, до Мишки дошло, отчего мы взвыли. – Вы про Духову гору? – Он усмехнулся. – Ну простите, я к ней привык, да и не страшная она… – Он вдруг запнулся. – Ну то есть почти не страшная… И вообще, мы на нее сегодня не пойдем. Завтра, может, схожу. Захотите если – со мной отправитесь…

Вот ведь змей, знает же, что мы как миленькие завтра на эту гору полезем. А кстати…

– А кстати, Миш, что за примечательная у вас горка такая, что к ней автобусы иностранные и наши всё едут и едут? – Я с интересом подалась вперед, ожидая, что скажет Мишка.

– Танюш, Йол, давайте до дома доедем, распакуемся, покушаем, а потом, если захотите, сразу на горку сходим. А не захотите, так бабка моя или дед расскажут.

Почти тут же Мишка затормозил и вылез из машины, чтобы открыть ворота.

– Приехали, красавицы, выскакивайте. Буду вас с моими стариками знакомить.

Конечно, в этот день мы никуда не пошли. Пока сели за стол с выставленной радушными хозяевами снедью, пока попарились в настоящей бане, пока сидели за самоваром осоловевшие после парной – наступили сумерки. Несколько отойдя от пара, жара и сытости, мы накинулись на Мишку с расспросами о горе. Он отшучивался и все отсылал нас к старикам, а тут и они сами к нам пришли «почаевничать» домашними настоечками. Слово за слово услышали мы следующее.

– Историю этой горы помнят от Ивана Грозного, – начала свой рассказ Клавдия Александровна, бабушка Миши. – Тогда приметили чудодейственную силу этого места. Раньше теперешней дороги не было, а шел тракт с Велья на Маслово. По нему грозный царь Иван ездил, а потом и Екатерина… От тракта две версты было до нашей горы Святого Духа. Перед своей кончиной царь Иван Грозный приказал составить реестр святых мест Руси. В этом реестре была названа и Духова гора. В старину здесь люди часто останавливались, чтобы к земле припасть, чистой водицы испить.

– Да что ты треплешь-то, – вступил в беседу дед, Игнат Романыч, – не так все было. Не так.

– А как же? Расскажи, раз такой умный, – уперла руки в боки бабушка.

Мишка сидел и посмеивался над стариками, явно зная, что услышит дальше.

– А вот как. – Дед поднял вверх крючковатый палец и продолжил: – Поверье тут бытует, что это сама Матерь Божья указала благодатное место. Пастухи увидели в поле горящий куст, а подойдя поближе, поняли, что не горит он, а словно светится весь. И услышали они голос, да даже не голос, а Глас, который сказал, что на этом самом месте должна стоять гора Святого Духа. Пастухи прибежали в деревню и рассказали обо всем увиденном и услышанном. Собрались да и написали батюшке царю письмо. А потом уж из Петербурга пришел указ и для купцов, и для селян собраться и насыпать гору. Землю завозили на конях, трудились и стар и млад, а уж потом, перед революцией, на вершине часовню поставили – обитель Святого Духа.

– А место это все равно ж с Ивановых времен известно, – стояла на своем бабушка. – Говорят, раньше озерцо чудодейственное тут было. Между двух гор находилось, еще сто лет назад в нем купались. Вода – чистая как слеза, холодная, родниковая. Видать, горой какой-то проток пережали, и всё заросло камышом, березками.

– Ба-а, – вмешался Мишаня, – да ты лучше расскажи девчонкам про чудеса, что тут происходят.

– А нет тут чудес! Нету, – как отрезала старушка. – Не чудеса это, а вера человеческая. – Затем махнула в себя стопарик с наливочкой и вдруг сказала: – Всякое тут происходит.

– Расскажите, интересно, – подала я голос.

– Ну раз интересно… – прищурилась она. И спросила: – Вы вот автобусы, когда подъезжали, видели?

Мы синхронно кивнули.

– Так вот, – торжествующе продолжила Мишина бабушка, – они все сюда за излечением или избавлением приехали. Не понимаете? Лечит гора. Из страшных недугов вытаскивает. Боль душевную снимает. На нее когда поднимаешься, кончики пальцев покалывать начинает – во какая энергия прет. Завтра с Мишей схо́дите, да сами все почувствуете.

– А вам тоже она энергию дает? – спросила я.

– Дает, родимая. Вот прихожу, почитай, каждый вечер туда, чтобы свечи на ночь затушить да проверить, все ли в порядке. Посижу, душой отдохну да сил наберусь. Мне ведь сколько лет, как вы думаете? А ты молчи, – шутливо ткнула она кулачком в сторону внука.

Я начала прикидывать: моей бабушке было восемьдесят три года, когда она умерла, а было это года три назад. Итого восемьдесят шесть. Мишка старше меня на четыре года, значит, его старушке может быть от девяноста до девяноста пяти. Хм, а ведь больше семидесяти и не дашь.

– Девяносто – девяносто пять, но по внешнему виду больше семидесяти не дала бы, – сказала я, все еще раздумывая. И поперхнулась, услышав старческий смех обоих – и деда, и бабки.

– Детонька, я в этом году столетний юбилей отпраздновала, а дед меня на пару годков постарше будет. Вот и думай, дает гора нам сил или нет. Да и не одна я такая в деревне. Кто здесь бывал, все говорят, что хорошему человеку гора помогает, а злого пугает и страсти ему всякие показывает! А местный знахарь наш, который помер лет десять назад, так и вообще на гору забирался и ложился там на несколько часов – говорят, силы набирал.

Клавдия Александровна поднялась ну совсем не как столетняя старушка и бодро начала убирать со стола, оставив нас с открытыми ртами.

– Ну всё, молодежь, пойдемте, покажу, где спать будете, а там уж сами решайте, сейчас пойти или с петухами рассвет встречать.

– Миш, а что, часовня всегда открыта? – изумленно спросила я, плетясь наутро за Мишкиной спиной на вершину горы.

– Да она всегда открыта, дверь просто прикрывают от ветра. Люди приходят, сами открывают, молятся, свечки ставят. А некоторые на ночь остаются, если излечиться хотят. Есть такое поверье, что, если хочешь излечиться от какого-то недуга, надо в часовне пол вымыть. Вот только обычай теперь совсем уж не православный придумали – ленточки повязывать. Говорят, мол, привязывая ленту, человек боли и несчастья свои оставляет. Придумали тоже…

– Ну да, как-то на тибетскую историю больше смахивает, – пробормотала Йола. – Миш, а люди тут пропадают?

– Ну, пропадать не пропадают, но есть одна фишка. Идешь ты вот, идешь наверх – и вдруг оказываешься на пять или десять метров выше, чем шел до этого.

– Это как? – нахмурилась Йолка.

– Ну вот идем мы сейчас, и вдруг я окажусь в десяти метрах впереди вас, или ты впереди нас, или Танюша. Самое забавное, что момента, когда человек переносится вперед, никто не замечает. А вообще, знаете, забавное это местечко. Тут свечи сами зажигаются. А еще «камень желаний» есть. Потом покажу, после часовни.

До часовни мы добрались довольно-таки споро. Йолка удивленно вскинула брови и как бы в воздух спросила:

– Новодел?

– Старая часовня сто четыре года отстояла, – обиженно пробасил Мишка. – Но часовни вообще время от времени сгорают. Говорят, сильно много грехов людских на себя берут, оттого и пожары. Не знаю, как это раньше было, а в восьмом году – ну теперь уже – была гроза. Громыхало будьте-нате, ливень – из дома нос не высунуть, а потом вдруг все резко закончилось. Все из домов повылезали, и вдруг бабах – треск, грохот… И дым с Духовой горы повалил. Молния в часовню попала. Местный батюшка говорит, что так часовня от накопленных людских грехов очищается. Ну люди собрались и отстроили всем миром новую часовенку. О, смотрите, – указал на тропинку Мишка, – первые пациенты поднимаются.

И правда, на вершину поднималось человек тридцать туристов. В руках ленточки, свечки и – фанатичная вера в глазах. Мы, так пока и не успевшие зайти внутрь часовни, несколько посторонились.

– Пойдемте пока к «камню желаний», а потом эти уйдут – и в часовню сходим, – предложил Мишаня. – Вот… – с гордостью показал он на обсыпанный монетами валун. – Загадывайте желание и бросайте свои монетки.

Ну мы и загадали. Что я – не скажу. А вот Йолка, судя по подарку, который ей преподнесли уже в Питере, заказала плюшевого медвежонка шоколадного цвета с бантиком на голове.

В часовню мы зашли, когда все туристы уже разбрелись привязывать ленточки и загадывать желания. Ну что сказать? Солнечно там, хорошо. И действительно покалывает кончики пальцев. Постояли, помолчали, каждый про себя помолился, кто как умел, и пошли на выход. Мы уже выходили, когда я обернулась на центральную икону и увидела, как вокруг нее скачет солнечный зайчик. И как-то так хорошо стало, так спокойно. И поверилось, что и правда мое желание – сбудется.

Обратно спускались и шли тихие, просветленные – что называется, торкнуло. Такое же чувство я испытала в свое время только в трех местах – у Стены Плача, в храме Гроба Господня и в вифлеемском храме Рождества Христова. Очень, очень схожее состояние.

Однако не всем удается так светло сходить на Духову гору. Дед Мишки, выслушав рассказы о наших восторгах, поведал, что некоторым злым людям там очень даже не везет.

– Вот помню, – раскуривая сигарету, начал он, – был тут у нас такой Степан в деревне. Так он пошел на Духову гору и ёлку на Новый год срубил. Да и помер через день. Что смотрите? Нельзя там деревья рубить, грибы собирать и дичь стрелять. Как-то туристы приехали… А вы ведь сами видели, что куропаток там – пруд пруди. Или не повстречали?

– Да нет, не свезло, – пробасил Мишаня.

– А, – поднял палец вверх дед. – А там их много. Так вот один дурачок заприметил, да и поперся туда с ружьем. Ему говорят, нельзя, не ходи, а он еще и приятеля подбил. Настреляли они тогда штук двадцать куропаток, всё нам их предлагали. Да местные не дураки – все отказались. А потом мы узнали, что через месяц один помер, а вслед за ним и второй окочурился. Второго сюда и хоронить привезли, потому как родился он тут.

В тот же день, натянув резиновые сапоги, мы, как молодые лоси, рванули по окрестным лесам. Результат – у каждого короб малюсеньких красноголовиков и по мешку белых волнух и рыжиков. Под конец «тихой охоты» мы уже выкладывали грибы с диаметром шляпки больше трех сантиметров. А Мишка от жадности сделал еще один мешок из своей куртки и вернулся домой покусанным, как бог знает кто.