Текст книги "Ничего личного"

– Вот беда-то какая! Катастрофа! – В черных глазах Марио плескалась прямо-таки вселенская тоска. – А ведь с виду такой мужик! Прямо глыба, а не мужик.

Глыба! Как есть глыба. Тут Катя была полностью согласна.

– А чего ж ты тогда за него замуж прешься, если у него того… не того? – Смуглые щеки Марио залил румянец не то смущения, не то жгучего любопытства. Катя склонялась ко второму. Вот, значит, о какой он катастрофе.

– Из-за денег. – Зачем врать незнакомому человеку? Замуж она прется из-за денег. И было бы просто замечательно, если бы у ее будущего мужа оказалось бы «не того», спокойнее как-то.

– Вот все вы, бабы, такие. – В голосе Марио явно слышалось осуждение.

– Какие?

– Корыстные. А он ведь тебя, наверное, любит.

– Да не особо.

– А что ж вы с ним тогда?..

Хотела бы Катя знать. Ведь очевидно же, что Лиховцеву она неприятна, если и вовсе не противна. А он все равно собирается на ней жениться. Еще и денег дал…

– У нас с ним сложные отношения.

И ведь не соврала, отношения – сложнее не придумаешь.

– Сложные – это еще не безнадежные. Если будете стараться, может, что-нибудь еще и получится.

Кто бы мог подумать, что под нелепой розовой рубашкой прячется душа философа, если не романтика! Вот только вряд ли у них с Лиховцевым что-то получится.

Больше щекотливых тем не касались, болтали о девичьем. Вернее, болтал Марио, а Катя большей частью молчала, думала о своем. Очнулась она, лишь когда Марио сказал:

– Ну все! Теперь перед такой красотой ни один импотент не устоит! – И кресло повернул к зеркалу так, чтобы Катя смогла, наконец, увидеть свое отражение.

Получилось и в самом деле хорошо. Волосы после окрашивания приобрели теплый медовый оттенок и были собраны в высокую античную прическу, уложенную с тщательно продуманной небрежностью: завитые локоны мягко спадали на плечи, щекотали открытую шею. И ненавистные веснушки, которые отчего-то приглянулись Лиховцеву, с новым цветом волос не контрастировали, а гармонировали. И глаза горели. И губы алели. Вот такой удивительный фотошоп.

– И как тебе? – Марио отошел в сторонку полюбоваться плодами трудов.

– Спасибо, очень красиво.

– Очень красиво, и все? Я ожидал как минимум признания моей гениальности.

– Марио, ты гениален.

Он и в самом деле был талантлив, этот не в меру болтливый и не слишком тактичный парнишка. В Москве он бы точно не пропал, заткнул бы за пояс многих тамошних мастеров.

– И с платьем эта вся красота будет хорошо сочетаться.

– У меня и платье есть?

– А ты под венец в шортах собралась? – Марио негодующе покачал головой, а потом сказал: – Есть у тебя платье. Не Кристиан Диор, конечно, но тоже очень даже ничего. У твоего будущего неплохой вкус. Все, подъем! Пойдем наряжаться!

Платье совсем не походило на подвенечное. Не было никаких пышных юбок, рюшечек-оборочек, пены кружев и фаты. Жемчужно-серое, на вид атласно-гладкое, расшитое шелком, на тонких серебряных бретельках, длинное, струящееся, дерзкое. Да, пожалуй, дерзкое. Из-за декольте, слишком уж открытого, на грани фола.

– Это мое? – Катя потрогала платье, которое на миг показалось ей сброшенной змеиной кожей.

– Он сказал, тебе подойдет. И знаешь, вынужден с ним согласиться – подойдет. А вот тут туфли. – Марио протянул Кате открытую коробку с таким видом, словно в коробке лежали не туфли, а как минимум бриллиантовые подвески. – Настоящий шик.

Туфли и в самом деле оказались чудо как хороши: серебристые, изящные, на высоченной шпильке… Не с ее спиной носить такие каблуки. И тут же, словно почуяв недоброе, протестующе заныла поясница.

– Наряжайся! – велел Марио. – Времени у нас в обрез.

Лиховцев не ошибся ни с чем: ни с размером платья, ни с размером обуви, но вот легче от этого не становилось. Платье по-прежнему казалось сброшенной змеиной кожей, а каблуки по прежнему были слишком высоки. Еще пару часов – и изящные туфельки превратятся в испанский сапог.

– Класс! – заключил Марио, придирчиво оглядев ее от макушки до носков.

– С декольте нужно что-то делать.

– С декольте не нужно ничего делать, его требуется чем-нибудь подчеркнуть. Бриллиантовое колье пришлось бы весьма кстати, но бриллиантовое колье этот твой… будущий, кажется, зажилил. Зато оставил вот это.

Из еще одной коробки с ловкостью фокусника Марио извлек что-то искристо-дымчатое, газово-невесомое, набросил на голые Катеринины плечи. Получилось очень красиво. Тончайшей работы палантин примирил Катю и с вызывающим декольте, и с предстоящей свадьбой. Почти примирил…

– Знаешь, а в этом что-то есть, – сказал за ее спиной Марио. – Тут и брюлики не нужны. Этакая лунная невеста получилась…

* * *

Идти за невестой не хотелось. Совсем! А хотелось ударить по газам и свалить куда подальше.

– Сема, может, ты сходишь? – Андрей с неприязнью посмотрел на букет белых роз, которые битый час выбирала для него Марья.

– За твоей невестой? – Сема нервно теребил узел галстука. – Тебя, знаешь ли, силой жениться никто не заставляет. – Сказал и осекся, засопел смущенно, а потом добавил: – Иди уже, роспись через час.

– Цветы брать не буду! – Андрей смахнул с лацкана пиджака несуществующую пылинку, выбрался из машины.

– Не бери, – разрешил Сема.

Его уже ждали. Виолетта в нетерпении расхаживала по холлу, поглядывала на изящные наручные часики.

– А вот и наш жених! – воскликнула, пожалуй, излишне радостно и излишне громко, наверняка давая понять остальным, что дорогой гость изволил прибыть. В то же мгновение в холле материализовалось давешнее недоразумение в розовой распашонке. Недоразумение крепко держало за руку эффектную девицу модельной внешности и почти модельного роста. Только лишь по платью, которое Андрей собственнолично выбирал, он признал в девице свою суженую.

Суженая была хороша. Чертовски, дьявольски хороша! Теперь он понимал Жертву и всех тех мужиков, которые были до него. Понимал и ненавидел. Суженую он тоже ненавидел. Эта ненависть, со сладким земляничным привкусом, была иррациональной и совершенно лишней, но справиться с ней удалось далеко не сразу.

– Ну как? – поинтересовалось недоразумение.

– Сойдет.

Суженая хмыкнула и улыбнулась так, как никогда раньше не улыбалась: то ли снисходительно, то ли и вовсе с жалостью. Хорошо хоть промолчала.

– Какая прекрасная пара! – Виолетта восторженно хлопнула в ладоши. – Просто шикарная! – Она вдруг замолчала и поморщилась, словно проглотила что-то невыносимо мерзкое, а потом подмигнула Андрею и гаркнула командирским басом: – Горько!

И невесть откуда взявшиеся субтильные загорелые девицы в таких же розовых распашонках, как у недоразумения, тоже захлопали в ладоши и закричали – горько! Молчало лишь недоразумение. А суженая так и вовсе попятилась, напуганная вырисовавшейся перспективой.

– Ну что же вы, Андрюшенька! – шепнула Виолетта. – Ну поцелуйте же невесту!

Невеста целоваться не желала, по глазам было видно. Но ведь нужно же как-то привыкать к семейной жизни. Почему бы не начать привыкать прямо сейчас?

Под тончайшей кисеей палантина она вся была ледяная: и взгляд, и губы, и подернутые инеем ресницы, и даже острые коготки, впившиеся Андрею в бицепс, казались холодными, как льдинки. Захотелось растопить лед. Или, если не выйдет, хотя бы проломить тонкую ледяную корку, их разделяющую. Проломить, даже если кому-то будет больно…

Ее дыхание вырывалось из заиндевелых губ сизыми облачками и тут же оседало хрустальной карамелью на Андреевой коже. Еще немного – и он сам превратится в хрустальную статую.

Не дождется!

У него хватит и силы, и жара, чтобы растопить этот невесть откуда взявшийся лед. В конце концов, он мужик. Он хозяин жизни и хозяин этой… женщины. Уже почти хозяин. И они заключили сделку, которую он не позволит нарушить.

Иней на серебристых ресницах растаял, превратился в слезы. Ее слезы были такими же горькими, как и этот вымученный поцелуй. Андрей стер слезинку пальцем, а может, и не слезинку вовсе, а растаявшую льдинку. Суженая больше не сопротивлялась, и ногти ее не полосовали Андреев бицепс. Она смотрела ему в глаза очень прямо, очень внимательно. В ее взгляде не читалось ни отвращения, ни покорности, а что было, он не успел разобрать. Или скорее не захотел…

– Пойдем, дорогуша, нам уже пора.

Получилось, наверное, слишком резко. Особенно на фоне их недавнего поцелуя. Интересно, со стороны-то хоть все нормально выглядело? Чинно-мирно? Может, даже страстно? Не осталось на новом пиджаке дыр от ее ледяных коготков?

Виолетта улыбалась умиленно, девчонки в распашонках хихикали и перешептывались, и только недоразумение по имени Марио, кажется, что-то заподозрило. Недоразумение смотрело на Андрея многозначительно и так же многозначительно шевелило бровями, а когда он, распрощавшись с Виолеттой, направился к выходу, и вовсе дернуло за рукав и потянуло за портьеры.

– Тебе чего? – Андрей дернул плечом, стряхивая наманикюренную – мерзость какая! – ладошку недоразумения.

– Я вот тут за вами наблюдал. – Недоразумение не смутилось и даже не испугалось. – Ну, за тем, как ты ее…

– Поцеловал.

– Да, поцеловал. Тебе ведь понравилось.

– Что?..

Удивление Андрея было столь велико, что вместо того, чтобы отправить недоразумение в нокаут, он вступил с ним в этот бессмысленный диалог.

– Тебе понравилось ее целовать. Я же видел. Слушай, я понимаю, что у вас там все непросто, и у тебя… проблемы. Но вам нужно дать себе шанс… Ну, попробовать по-человечески, с душой. И знаешь, есть ведь разные таблетки. Выпил одну – и на пару часов жеребец! Ты ж молодой, у тебя сердце крепкое. Это ж только старикам виагру пить опасно…

– Что ты несешь, убогий?..

Шея у недоразумения по имени Марио была тонкой и хлипкой. Андрей сжимал ее двумя пальцами, не слишком сильно сжимал, но недоразумение все равно захрипело и задергалось.

– Она сказала, что все сложно…

– У меня?

– У вас обоих… А я просто хотел помочь… по-товарищески…

Пальцы захотелось сжать до максимума, но вместо этого Андрей их разжал, позволил недоразумению сползти по стеночке на пол, испуганно прикрыть кучерявое темечко наманикюренными ладошками. Бить такое – все равно что бить женщину. Хотя одну конкретную женщину ему хотелось не просто побить, а прибить…

Она стояла на крыльце салона и, несмотря на жару, куталась в палантин. Или как там у них эти штуки правильно называются?

– Пойдем-ка, дорогуша, поболтаем.

Из салона джипа им уже семафорила букетом цветов Марья, но Андрей увлек Суженую не к стоянке, а за угол особняка. Он шел быстро, обхватив упирающуюся Суженую за талию, чтобы Катерина ненароком до срока не переломала свои роскошные длинные ноги – берег будущую супругу. И к стене особняка прижал почти бережно, чтобы не ударилась, не поцарапалась, не испортила прическу.

– Значит, у меня проблемы? – спросил ласково. – Такие проблемы, что моей бедной лживой невесте ни житья из-за них, ни плотских радостей?

Она молчала. Не пыталась ни оправдываться, ни извиняться. Вот только в глаза не смотрела.

– И подружке своей ты то же самое наплела? – Догадка сначала осенила, а потом опалила яростью. – То-то она на меня так смотрит… с жалостью.

Андрей помолчал, сделал вдох-выдох, а потом спросил уже совсем нормальным своим голосом:

– Вот скажи, что я сделал не так? Ты же получила свои деньги? Зачем же вот так… по-сучьи? И в глаза мне смотри!

Она не желала, но он заставил. Только бы синяков на подбородке не осталось. Не надо сжимать пальцы слишком сильно – только чтобы зафиксировать, заглянуть в глаза. В душу ее змеиную заглянуть, если, конечно, получится.

Не получилось. Она зажмурилась. Совершенно по-детски, как-то совсем уж беспомощно. И Андрей разжал пальцы, отпуская их обеих: и Суженую, и злость.

– Сегодня ночью, – сказал, проведя большим пальцем по веснушчатой щеке. – Сегодня ночью ты будешь знать наверняка, нужна ли мне виагра…

* * *

Церемонию бракосочетания Катя почти не запомнила.

Громкий, хорошо поставленный голос тетеньки с халой на голове, гулкое эхо под высокими сводами – вот, пожалуй, и все, что осталось в памяти. Да еще пристальный взгляд жениха, его твердые пальцы и стылый поцелуй. И обручальное колечко, катящееся по мраморному полу. И встревоженный вздох Марьи – ох, не к добру это, плохая примета.

Конечно, не к добру, но назад дороги нет. И плакать нельзя. Сделка. Голый расчет, ничего личного. Ощущение гадливости от собственной продажности не смыть никакими слезами. Она знала, на что шла, значит, остается улыбаться нелюбимому мужу, тетеньке с халой, Семе и Марье, назойливой фотокамере.

– Прикидываешь, на что потратишь заработанные денежки? – Лиховцев крепко, до боли, сжал ее пальцы.

– Уже прикинула.

– Хватит?

– Должно хватить.

– Тогда пойдем, дорогая, нас ждут гости.

Гости и в самом деле ждали, прямо на подступах к прибрежному ресторанчику на обсаженной кипарисами аллее. Их было много, и никого знакомого Кате. Посторонние, случайные люди, массовка, которую жадным взглядом обводит черный глаз видеокамеры.

– Зачем? – спросила она у своего теперь уже законного мужа.

– Для архива, дорогуша.

– Не называй меня дорогушей.

– Хорошо, дорогуша. А теперь пойдем, некрасиво заставлять людей ждать…

Это была странная свадьба. Больше всего ей подходило определение «бутафорская». Незнакомые люди, назначенные гостями, равнодушные к происходящему, жадные до халявной еды и выпивки. Помятого вида тамада, после каждого тоста украдкой прикладывающийся к рюмке, хмелеющий все сильнее и сильнее. Бойкий парнишка с видеокамерой наперевес, спешащий запечатлеть торжество в его самой первой, благопристойной стадии. Шустроглазые, загорелые девочки-официантки в матросках и бескозырках. Громкая музыка. Духота, с которой не в силах справиться единственный кондиционер. Ломящиеся от еды и алкоголя столы. Вялое «горько», перемежающее бездушные, заезженные тосты. Безнадега. И в самом центре всего этого фарса – они с Лиховцевым. Жених и невеста! Или теперь правильнее – муж и жена? Не важно, главное, каждый из них был сам по себе. И Кате казалось, что гости это чувствовали, понимали если не умом, то интуицией, пили и веселились, все меньше внимания обращая на молодых. Или наоборот – обращая слишком пристальное внимание…

Девочка-официантка, длинноногая блондинка в тельняшке, то и дело сползающей с загорелого плеча, к чужому жениху сначала просто присматривалась, а потом осмелела. Она белозубо улыбалась, смеялась и кокетничала, и тельняшка ее все соскальзывала и соскальзывала, а исключительной стройности ноги пленяли взгляды всех более или менее трезвых мужчин. И взгляды Лиховцева тоже пленяли. Во всяком случае, на ноги официантки он пялился, не особо скрывая свой интерес, улыбался и, кажется, даже говорил комплименты, потому что смех ее с каждой минутой становился все более заразительным, а взгляды, которые она украдкой бросала на Катю, все более дерзкими. Какая предприимчивая девочка! В ответ на очередной такой взгляд Катя обнадеживающе улыбнулась и даже приветственно помахала потенциальной сопернице рукой, всем сердцем желая той удачи в ее таком простом и бесхитростном деле по соблазнению чужого мужа.

Идея была хороша, если не сказать гениальна. Если Лиховцев переключится на официантку, Кате можно больше не бояться предстоящей ночи. Не то чтобы она так уж сильно боялась – взрослая девочка как-никак, – но определенный дискомфорт испытывала. Особенно после их последнего разговора и обещания, которое он швырнул ей в лицо почти с отвращением. Определенно, девочку-официантку нужно заполучить в союзницы, и как можно скорее.

– …Даже не думай. – На соседнем стуле материализовался ее новоиспеченный муж. А Катя уже почти привыкла к одиночеству.

– О чем не думать?

– Не думай спихнуть меня этой малолетке. – Лиховцев тоже помахал рукой официантке, а потом этой же самой рукой обнял Катю за талию.

Катя презрительно фыркнула. Когда твои карты биты, только и остается, что пытаться сохранить хорошую мину при плохой игре.

– У нас с тобой, дорогуша, впереди первая брачная ночь. И я не собираюсь тратить силы на других женщин. Тем более после того, как ты выказала сомнения по поводу моей… боеспособности. Я намерен непременно развеять твои опасения.

– Не называй меня дорогушей, – прошипела Катя.

– Хорошо, дорогуша. – Лиховцев плотоядно улыбнулся, притянул ее к себе и поцеловал в шею, а потом спросил: – Тебя что-то тревожит?

Что-то ее определенно тревожило, с каждой секундой все сильнее и сильнее. И даже дыхательные упражнения не помогали. А раньше ведь помогали, даже перед самыми сложными экзаменами.

Оставалась последняя надежда на то, что новообретенный супруг напьется. С пьяным мужиком всегда можно договориться. Или, в крайнем случае, от пьяного мужика легче убежать. Если конечно, во хмелю он не буйный. Лиховцев запросто мог оказаться буйным, были у него для этого все предпосылки. Наверное, поэтому он почти не пил. Катя специально наблюдала: бокал шампанского за весь вечер – это более чем умеренно. Даже Сема, и тот оказался уже заметно навеселе. Он шептал что-то Марье на ушко, и та смущенно хихикала, отмахивалась ладошкой, но скорее кокетливо, чем решительно. Этим двоим было хорошо, гораздо лучше, чем им с Лиховцевым.

– Тебе не противно? – спросила она Лиховцева.

– Ты имеешь в виду предстоящее? – Он потер шрам, а потом усмехнулся своей фирменной кривоватой усмешкой. – Не переживай, дорогая, я это переживу.

Катя имела в виду не предстоящее, а вот эту странную, неправильную, никому не нужную свадьбу, но у него, наверное, имелись свои собственные болевые точки. Катя сама была его болевой точкой…

– А нужно переживать? – спросила она очень тихо. – Нам ведь совсем не обязательно…

– Обязательно, – отрезал он, и взгляд его, до этого расслабленный, сделался вдруг таким тяжелым, что тяжесть эту она почувствовала кожей.

А потом он, не говоря ни слова, встал из-за стола и направился к Семе с Марьей.

Значит, договориться не получится…

Бутылка с шампанским стояла в пределах досягаемости, манила запотевшим боком, обещала если не счастье, то хотя бы забвение. И у Кати родился новый план. Она напьется сама! Медленно, методично напьется до бесчувствия. Нужно лишь правильно рассчитать дозу. И тогда… о том, что будет тогда, Кате думать не хотелось, ей хотелось верить, что Лиховцев не позарится на пьяную в дым невесту. А если вдруг и позарится, то она этого не узнает…

Хмельная дрема накатила на Катю уже после второго бокала шампанского. Пить она была не большая мастерица, пьянела быстро, поэтому в обычных условиях старалась не злоупотреблять. Но то в обычных, а нынешние условия были близки к экстремальным. Оставалось решить, готова ли она наплевать на приличия и отключиться прямо за свадебным столом, прикорнуть между тарелкой с давно растаявшим заливным и салатом «Оливье». Получалось, что не готова. Чувство собственного достоинства все еще перевешивало неприязнь к Лиховцеву. Да и до финального свадебного аккорда еще далеко, часа четыре при самом оптимистичном раскладе. Значит, нужно придержать коней, сходить на воздух проветриться.

Ресторанчик штормило. Катя поняла это, как только встала из-за стола. Пол под ногами покачивался. Она подождала, пока качка утихнет, и, прихватив бутылку шампанского, вышла из зала.

Снаружи оказалось хорошо. Так хорошо, что Катя пожалела, что не выбралась на волю раньше. Ресторан находился метрах в трехстах от моря. Если бы не рев стереосистемы и вопли пьяных гостей, наверняка было бы слышно его шум. Ей вдруг захотелось к морю, прямо сейчас, не мешкая ни секунды. Катя осторожно спустилась по деревянным ступенькам и окунулась в бархатную темноту. Темнота была не абсолютной и совсем не страшной. За спиной у Кати, словно маленький кораблик, горел разноцветными огнями ресторанчик. Далеко впереди тоже что-то светилось. И звезды сияли ярко-ярко. Она сбросила опостылевшие туфли, прижала к груди бутылку шампанского и бодро пошагала в ночь.

Море встретило ее ласково, нашептывало что-то успокаивающе, приятно холодило уставшие ноги. И подол платья намочило, но это ведь такие мелочи. Здесь, на берегу, кипела альтернативная жизнь, едва различимая в темноте, но веселая, свободная и не скованная рамками условностей. В альтернативной жизни жгли костры и пели песни под расстроенную гитару. Пели громко, разноголосо, не слишком профессионально, но прочувствованно, так, что хотелось подойти, послушать.

И Катя подошла, бесстрашно вступила в освещенный костром круг.

Их было пятеро: три парня и две девушки. Молодые, задорные, отчаянные. В отчаянности своей готовые добираться до моря автостопом, а потом жить на берегу в палатках, готовить нехитрую еду на газовой горелке, жечь костры, пить пиво, петь песни под расстроенную гитару и принять в свой круг любого забредшего на огонек незнакомца.

– А у нас гости! – Первым ее заметил парень с гитарой. Худой, мосластый, в завязанной по-пиратски бандане. – Ты кто?

– Я невеста. – В такой дивный вечер, под любопытными, но вполне благожелательными взглядами врать не хотелось.

– Невеста, значит! – Парень в бандане блеснул зубами, легко поднялся на ноги и подошел к Кате почти вплотную. В действиях его не чувствовалось угрозы – только лишь ленивый интерес. От парня пахло пивом и, кажется, марихуаной. – А где твоя катана? – спросил и многозначительно посмотрел на бутылку с шампанским.

– Какая катана?

– Самурайская, надо думать. – Парень обошел ее вокруг и бутылку забрал. Катя не сопротивлялась, бутылка была почти полной и поэтому тяжелой.

– Зачем мне катана?

– Чтобы убить Билла. Ты же невеста!

Ей стало смешно, так смешно, как не было уже давным-давно. Наверное, Лиховцеву она и видится этакой змеюкой – черной мамбой. Может, не столь опасной, но такой же отвратительной. И катана в нынешней ситуации Кате определенно не помешала бы.

– Моего Билла зовут Андреем.

– Убить Андрея – не звучит. – Парень покачал головой и сделал глоток из ее бутылки.

– Не звучит, – согласилась Катя.

– Но убить кого-нибудь тебе, похоже, хочется?

– Не так чтобы очень сильно, но временами накатывает.

– И ты пришла на берег постичь дзен?

– Если получится.

– У нас есть холодное пиво. Невесты пьют пиво?

– Невесты, оказавшиеся в моей ситуации, пьют все.

– В таком случае присоединяйся!

Вот так просто, без имен и ненужных формальностей она стала почти своей в этой теплой компании. Лучше и не придумаешь! Ведь каждый знает – напиваться лучше не в одиночку, а с друзьями.

* * *

Он потерял свою невесту. Отвлекся всего на каких-то пятнадцать минут, а ее и след простыл. Андрей с Семой обшарили весь ресторанчик, заглянули даже в дамскую комнату. Безрезультатно! Отряд не заметил потери бойца. Ни персонал, ни гости. И этот факт почему-то особенно бесил.

– А чего ты хотел? – Сема, слегка подвыпивший, но все равно боеспособный, успокаивающе похлопал Андрея по плечу. – Это же все чужие люди, у них головы не болят.

– Она мне тоже чужой человек.

– Вот и не нужно было жениться! – Друг Сема умел говорить неприятные вещи и в выражениях не стеснялся. – А теперь уж что? Найдется! Чай, не иголка в стогу сена.

– Мальчики! – К ним подошла взволнованная Марья. – Бармен сказал, что видел, как Катя выходила из ресторана.

– Одна? – спросил Андрей.

– Да господь с тобой. Андрюша! Конечно одна! Бармен думает, что она пошла к автомобильной стоянке.

– Зачем? – Сема поскреб подбородок.

– В пансионат отправилась моя невеста, вот зачем.

И ведь могла. Посидела, поскучала на собственной свадьбе и решила сделать ноги.

– Марья, дай-ка мне ключи от вашего номера. – У него даже улыбнуться получилось. Но, похоже, Марью его улыбка не обнадежила.

– Зачем? – спросила она осторожно.

– Поеду искать беглую невесту.

– А чего же беглую, Андрюша? Не могла она сбежать. У вас же любовь и вот… свадьба.

– Мы поссорились. – Не станешь же рассказывать про сделку. – Она, наверное, обиделась и уехала. Марья, дай ключи. Пожалуйста.

Первым делом он заглянул на стоянку, облюбованную сонными таксистами, опросил каждого лично. Никто его блудную невесту не видел, не пробегала она мимо. Значит, поперлась к трассе, решила тормознуть частника. С нее станется. И ведь получится. Он бы и сам не проехал мимо. И декольте в ее платье какое-то слишком уж… откровенное. Хорошо, если палантин свой захватила, невеста чертова.

По трассе Андрей ехал очень медленно, все присматривался, не мелькнет ли на обочине знакомый силуэт. До пансионата всего километра два, могла и пешим ходом, по холодку. Пусть бы лучше так, чем попуткой.

Окна домика оказались темны, но Андрей все равно постучался, сначала деликатно, потом все громче и настойчивее, а затем достал ключ.

В номере было пусто, никакого намека на то, что здесь кто-то недавно побывал. Значит, ошибся…

Андрей уже собрался уходить, когда заметил угол ноутбука, выглядывающий из-под подушки. Он запросто мог принадлежать и Марье, но Андрей не сомневался, что это игрушка его… невесты. Возможно, если хорошенько поискать, можно найти и другие… игрушки, но ноутбук манил особенно сильно, а совесть благоразумно молчала. Они теперь муж и жена, у них теперь нет секретов друг от друга.

Она не запаролила ноутбук. Очень опрометчиво по нынешним временам. Папку с невнятной подписью «р» Андрей нашел почти сразу, даже и искать особо не пришлось. Нашел и открыл.

Лучше бы не открывал, не видел те фотографии… Настоящая средневековая пыточная, снятая с разных ракурсов, дотошно, до отвращения детально. И фото женщин в интерьере этой пыточной… Обнаженные, связанные, в масках, полностью закрывающих лица. Одной из этих женщин могла быть его жена. Если только не она сама сделала те снимки…

Искать ее расхотелось, а захотелось, чтобы она просто взяла и исчезла вместе со своим ноутбуком и этими жуткими – они ведь и в самом деле были жуткими – снимками. Андрей отключил ноутбук, засунул его обратно под подушку и вышел из комнаты.

Свежий ночной воздух отрезвил, успокоил закипающую злость. Лиховцев знал, на ком женится, он сам ее выбрал. Значит, нужно взять себя в руки и найти Катерину до того, как случится что-нибудь непоправимое. С ней, с ним, с этим сумасшедшим миром. И это не было беспокойством обманутого мужа, это было чем-то куда более серьезным. Возвращаться он решил вдоль берега. Оставалась слабая надежда, что жена захотела прогуляться к морю.

На берегу кипела ночная жизнь. Света выкатившейся на небосвод луны хватало, чтобы разглядеть ее если не в деталях, то хотя бы в общих чертах, из десятка теней вычленить ту одну-единственную, которую он искал вот уже несколько часов. А тревога тем временем росла, и в голову лезли совсем уж мрачные мысли.

Его невеста – пусть пока побудет не женой, а невестой – была из тех, кто в огне не горит и в воде не тонет. Ее работа, это ее дикое увлечение должны были закалить и душу, и тело. Потому что без предварительной обработки, без подготовки, тренировки и закалки такое не вынесет ни одна нормальная женщина. А она ведь кажется нормальной. До такой степени, что он даже иногда забывает, кто она на самом деле. Она умело пользуется не только черными латексными масками, но и обыкновенными житейскими. Под этими масками не разглядеть настоящего лица, так она с ними сроднилась.

То, что его невеста такая вот беспринципная и бедовая, этой ночью утешало мало. Она ведь пила за свадебным столом. Не слишком много, как он успел заметить, но кто знает, сколько ей нужно, чтобы решиться на прогулку по автостраде или на ночное купание! Эта мысль была острой и безжалостной. Именно она заставляла Андрея время от времени глушить мотор и выходить к морю, с каждой вылазкой все больше и больше наполняясь тревогой.

Когда тревога уже готова была перехлестнуться через край и затопить побережье, Андрей увидел костер и услышал звуки гитары. Он рванулся вперед, увязая в песке и чертыхаясь, всматриваясь в мечущиеся на фоне костра тени. Тени пели и танцевали. По крайней мере танцевала одна из них. В самом центре освещенного огнем круга, подбадриваемая пьяными воплями, отплясывала блудная невеста. Впрочем, на невесту она сейчас была похожа меньше всего. Растрепавшиеся, выбившиеся из прически пряди, экстремально короткое платье, босые ноги. А движения порывистые, не лишенные изящества и эротизма. Это было бы прекрасно и занимательно. При других обстоятельствах и с другой женщиной…

Музыка оборвалась, стоило только Андрею переступить границу, отделяющую тьму от света. И вакханка, в которой он не без труда признал свою невесту, замерла, отбросила с лица волосы, обернулась.

– Ты… – Она улыбалась ему пьяной улыбкой и пыталась натянуть на голые коленки безнадежно испорченное платье.

– Я, дорогуша. Не ждала? – В воцарившейся тишине его голос был подобен раскату грома, и Катерина дернулась, как от громового раската, а потом попятилась.

– Не ждала. Тебя не ждала…

А кого же, интересно, ждала?

Снова брякнули струны. Это долговязый пацан с чалмой на башке отложил гитару и встал на ноги. Андрей посмотрел сначала на оборванный подол подвенечного платья, потом на чалму и скрипнул зубами. Чалма явно была сооружена из того, что его дражайшая супруга посчитала лишней деталью туалета. Изувеченное платье стало последней каплей. Даже то, что его полуголая жена отплясывает перед пьяными идиотами, не задело его так сильно.

– Не ждала, а я все равно пришел. Танцы кончились, иди сюда, – сказал он ласково, чтобы не спугнуть.

Не поверила, почуяла неладное, попятилась. И пятилась бы до тех пор, пока не сунулась бы босыми ногами в горящий костер. Пришлось поспешить, поймать за руку, притянуть к себе.

– Я сказал, мы уходим.

– Не пойду!

Она мотнула головой, уперлась пятками в песок, а локтями Андрею в грудь.

– Эй, мужик! А ты кто вообще такой?! – спросил пацан в чалме. Как-то не слишком уверенно спросил.

– А я ее… муж. – Последнее слово далось с трудом, признаваться в этом факте Андрею отчего-то было неловко.

– Хорош же ты муж, если она прямо из-под венца сбежала! – Из темноты выступила рослая девица, воинственно уперла кулаки в крутые бока, посмотрела осуждающе.

– Иди, Люся, у нас тут мужской разговор. – Пацан в чалме тщетно пытался заслонить тщедушным телом свою корпулентную подружку.

– А чего это – уйди! Что это за домострой такой!

Невеста продолжала отбрыкиваться, и Андрей перехватил ее поудобнее, а потом сказал как можно вежливее:

– Девушка, это не домострой, это наши с ней внутрисемейные дела, поэтому, во избежание недоразумений, попридержите своего друга и позвольте нам спокойно уйти. Мне бы очень не хотелось… осложнений.

Пацанов у костра было трое. Все моложе, пьянее и слабее, чем Андрей. Если дело дойдет до драки… Если дело дойдет до драки, то ему придется выпустить невесту из рук, а потом снова гоняться за ней по побережью. А он устал, смертельно устал за эту сумасшедшую ночь.