Текст книги "В клетке со зверем"

55 Глава. Ад в конуре

В закрытом помещении без часов и привычного режима дня совершенно теряешь счет времени. Мы с Софи сидели в нашей камере уже два дня, и это время казалось вечностью, но я старалась делать все, чтобы малышка не так тяжело переносила заточение.

Наша камера, или, как называли ее похитители, «конура», представляла собой темную обшарпанную комнату с плесенью на стенах. Из-за влажности и отсутствия вентиляции здесь было невыносимо душно. Дневные часы, когда в окошко светило безжалостно палящее солнце, переносились особенно тяжко. А вот после заката, если сесть под самым окном, можно было почувствовать легкий приятный ветерок.

В дальнем конце конуры была уборная, она отгораживалась от остального помещения стеной и занавеской вместо двери. Увидев это место в первый раз, я пришла в ужас: вонь, ржавый унитаз и газета вместо бумаги. К счастью, здесь же была раковина и несколько кусков хозяйственного мыла, которым я как могла отдраила туалет. За неимением губки приходилось делать это руками, то и дело чувствуя подступающую к горлу тошноту.

Спальное место Софи я переместила ближе к двери таким образом, что нас не было видно в небольшую щель, через которую выдавали еду. Хотя едой это назвать было сложно… Три раза в день нам давали овсянку на воде, к вечерней порции добавляли банку консервов. На питье наши похитители экономили. Кинув нам пачку одноразовых стаканчиков, один из людей Абдуллы, что присматривал за нами, сказал, что в нашем распоряжении вода из-под крана.

Из-за такого питания я очень переживала за Софи. Ребенку, росшему в заботе, подобные спартанские условия были в новинку. Однако девчушка ни разу не пожаловалась на плохое самочувствие, а вот внешний вид ее совсем не устраивал. Как и меня, Абдулла переодел Софи. Он выдал ей мужскую футболку с чужого плеча, в которой малышка утопала. Я кое-где порвала футболку, кое-где завязала узлы, подпоясала и в итоге подогнала ее под девочку. Белье не полагалось нам обеим, поэтому под своими рубахами мы оставались нагими. От простыни, что служила мне одеялом, я оторвала длинные полоски, которые намотала себе и Софи на ноги, как портянки. В такой импровизированной обуви было не так больно ходить по неровному полу.

Мыться нам приходилось в уборной над раковиной. Первым делом, когда я оказалась с Софи и мы обе немного успокоились, я повела ее умываться. Малышка сама с трудом доставала до раковины, поэтому максимум, что могла – это открыть кран и набрать воду в стаканчик. Я как следует вымыла с мылом ее личико и ладошки, а когда привела в порядок уборную, устроила для Софи импровизированный душ из пластикового стаканчика. Поддерживать свою гигиену было куда сложнее, но все же я умудрялась следить за собой.

Как бы там ни было, с подобными трудностями справиться удалось, а вот поддерживать легенду, что все это игра, было куда тяжелее. Софи больше не плакала и даже почти не капризничала, но все время спрашивала, как скоро папочка нас найдет.

– Милая, я не могу тебе точно сказать. Это долгая игра, поэтому нужно ждать.

– Я домой хочу, – вздохнула малышка, – Булочка и Пончик по мне скучают, наверное…

– Конечно, скучают, поэтому, когда мы вернемся, они будут очень рады.

– А мне вернут мои сережки? Дяди их забрали.

Я посмотрела на ушки малышки и только сейчас заметила, что она была без сережек. Софи носила маленькие гвоздики с синими камушками и никогда их не снимала. Тут же в голове проскользнула мысль о жучке, который установил Макс. Если он должен был всегда находиться на Сонечке, значит, был в сережках. Что до Абдуллы, он мог и не знать этого, но специально забрал у малышки все вещи, которые могли быть опасны. А если все-таки знал? Если это так, то кто-то из Максовых людей – предатель.

…Про жучок в курсе только Эрик, Володя и Лена. Теперь и ты.

Эрик, Володя и Лена… Володя никогда не предал бы Максима, тем более, он сам обожает Софи. Лена… Как бы плохо я ни относилась к этой женщине, Макс считает ее другом. Она спасла ему жизнь. Хотя даже самые близкие способны на предательство. Ее нельзя исключать из подозреваемых. Но более подходящей кандидатурой на роль антигероя для меня все равно оставался Эрик. Он прекрасно знал обо всех перемещениях Софи, ведь отвечает за безопасность. В жестокости этого человека я лично могла убедиться, когда зимой ухаживала за Артемкой.

– Да, вот еще, – Эрик протянул мне конверт.

– Что это?

– Небольшая премия, – усмехнулся он, и выражение его лица мне совершенно не понравилось, – это тебе как бонус за то, что ты лишний раз его не покормишь. Знаешь, никто не расстроится, если этот выродок день пролежит один в комнате. Даже если случайно ошпарится или ударится, никто тебе и слова не скажет.

– Ты предлагаешь мне деньги за то, чтобы я издевалась над ребенком?! – мои щеки обожгло гневом, – ты этого хочешь?

– Он не ребенок. Он жалкое отребье, которое только засоряет землю своим существованием. Знала бы ты, чей он сын, тебе было бы противно к нему прикасаться.

– Мне плевать, кто его родители. Он ребенок, и я не позволю ни тебе, ни кому-то другому ему навредить! – я перешла на крик, и мне было все равно, что стоящий передо мной мужчина одной рукой может свернуть мне шею, – забирай свои деньги!

Если он предложил мне деньги, чтобы я измывалась над маленьким ребенком, то вполне мог спланировать похищение Софи. В нем нет ничего святого!

– Та-ня, – потянула меня за руку малышка, – дяди вернут мне сережки?

– Сережки нужно было отремонтировать. Они сломались, но папа купит тебе новые, – потрепав золотистые кудряшки, сказала я, – а теперь пора заниматься математикой.

Чтобы малышке было не так скучно и она не тосковала по дому, я составила для нас план занятий. Математика, история, природоведение, правописание – два дня подряд мы усиленно занимались, используя любые подручные средства. Софи писала небольшим кусочком известняка прямо на полу, и это занятие ей очень нравилось, ведь когда еще можно исписать пол в помещении?

Математику мы изучали с помощью небольших камушков, разбросанных по всей камере. Я собрала их и наглядно показывала Софи сложение и вычитание, а потом объяснила умножение и деление. Мы даже стали вместе учить таблицу умножения, и малышка отлично запоминала цифры. Но больше всего моей девочке нравилась история.

После прочих занятий мы садились рядышком, и я рассказывала Софи про Древнюю Грецию, походы Александра Македонского, Римскую империю. Мы и раньше изучали историю, но более обобщенно. Сейчас, когда в нашем распоряжении были нескончаемые часы уединения, мы могли по-настоящему перенестись в древний мир.

Два дня заточения тянулись мучительно долго, и я не могла подумать, что дальше будет только хуже. Утром третьего дня к нам в конуру заявился Абдулла и два его прихвостня. Мне приказали выйти, но Софи, к счастью, не тронули. Наспех попрощавшись с малышкой, я пошла вслед за Абдуллой.

– Сейчас пообщаешься с ненаглядным, – не поворачиваясь ко мне, кинул шрамированный.

Меня отвели в просторную светлую комнату, разительно отличавшуюся от всех помещений, куда приводили до этого. Здесь была дорогая мебель, стол с техникой, плазма на стене. Как я могла догадаться, это был кабинет Абдуллы. Мужчина сел за стол и стал набирать чей-то номер.

– Ты хотел убедиться, что она жива? – глядя на меня, усмехнулся в трубку шрамированный, – можешь с ней поговорить.

Абдулла протянул мне телефон, и я дрожащими руками его приняла. Только сейчас я заметила, как сильно ссохлись губы – даже сказать простое «алло» было сложно.

– Максим?..

– Таня! Таня, как ты? Как Софи? – стоило услышать взволнованный голос Макса, как на глаза навернулись слезы, хотя, казалось, что из-за жары в моем теле не осталось больше влаги.

– С Софи все хорошо. Она умница, я не дам ее в обиду.

– Знаю, но думай и о себе. Любимая, вы обе мне нужны живыми…

Абдулла выхватил телефон и зло посмотрел на меня. Он выругался на своем языке и что-то крикнул подчиненным, а те тут же меня схватили.

– Поговорили? Убедился, что она жива? Но учти, будешь медлить, твоя баба долго не протянет! Ты и так затягиваешь, – прошипел шрамированный и кивнул своим людям.

Двое держали меня за руки, а третий встал напротив и со всей силы ударил в живот. Я закричала от боли, но мне даже не дали согнуться. Один за другим мне наносили удары, и я потеряла надежду, что выживу. Абдулла стоял рядом, удерживая телефон на громкой связи. Он заставлял Макса слушать, как эти выродки меня избивают. Только любимый голос в динамике не давал мне потерять связь с реальностью. Только мысли о Софи заставляли держаться.

По сигналу шрамированного пытка прекратилась. Меня отпустили, и я медленно скатилась на пол. Было дико больно, словно мои внутренности превратились в кашу, и я не могла даже пошевелиться. Абдулла снова что-то крикнул своим, и они стали задирать на мне сорочку. Будь у меня хоть немного сил, я бы сопротивлялась, но сейчас было все равно, что со мной сделают дальше. Мужчина стал снимать на камеру телефона мое избитое тело. Казалось, он получал удовольствие от вида ссадин.

– Отправим твою фотосессию Максиму. Может, так он будет расторопнее, – улыбаясь мне, протянул шрамированный.

Всю свою жизнь я была уверена, что не смогу убить человека. Но сейчас, лежа на полу, в задранной грязной рубахе на глазах у четырех омерзительных мужчин, я испытала ненависть, неизвестную мне до этого. Дай мне в руки оружие, я бы не раздумывая расстреляла каждого из них. И пусть потом я бы жалела, пусть не спала ночами и видела в кошмарах их лица, я точно знала, что могу убить.

Меня подняли с пола, расправили рубаху и повели обратно в камеру. Только сейчас я не могла идти самостоятельно, и пришлось принять помощь мучителей. К счастью, они не били по лицу, а синяки и ссадины были скрыты под одеждой. Нельзя, чтобы Софи увидела, что сделали со мной люди, играющие с ее папой в опасную игру.

Я с трудом дошла до матраца, на котором лежала малышка с подушкой на голове. Она так точно следовала моим указаниям и так забавно пряталась от наших врагов, что я не могла не улыбнуться. Устроившись рядом, я прислонилась к стене и прикрыла глаза. Софи выбралась из-под подушки и хотела меня обнять, но я громко зашипела от боли, и девочка виновато посмотрела на меня.

– Я сделала тебе больно?

– Нет, милая, ты ничего не сделала. Просто я немного устала, а тут так жарко, так что давай не будем обниматься.

– Ладно, – грустно протянула Софи, расправляя свою футболку.

– Малыш, давай поиграем в игру. Как на это смотришь?

– В игру? Давай, а в какую?

– Для начала принеси мне кусочек мыла, – Софи тут же побежала в уборную и взяла кусок хозяйственного мыла, – отлично, а теперь будет игра. Я засеку время, а ты постарайся принести мне как можно больше стаканчиков с холодной водой!

– Прямо сразу? – удивилась девочка.

– Нет, сначала один, потом другой. Только не нужно бегать, чтобы не расплескать воду.

– Хорошо.

Мы начали игру. Софи приносила мне воду, а пока она не видела, я промывала свои раны куском простыни. Весь живот и бока были покрыты сиренево-красными пятнами, грозящими перерасти в огромные синяки.

Когда стемнело, мы с малышкой устроились на нашей самодельной кровати. Уже не чувствовался несвежий запах белья, мы привыкли к продавленным подушкам и неудобному матрацу. Всего три дня здесь, а кажется, словно вечность. Софи уснула сразу, а я долго не могла сомкнуть глаз. В памяти всплыл недолгий разговор с Максимом и то, как он назвал меня любимой. От этого на душе стало так тепло… Все, что у меня сейчас было – это наше прошлое, и в нем страх, боль и обиды ушли на задний план. Я помнила только его глаза, тепло тела, бархатный голос, сильные руки, горячие поцелуи. Как страшно, если я больше его не увижу… Как бы я ни надеялась, в глубине души я понимала, что, скорее всего, не выберусь. Пусть хотя бы Софи спасется…

– Принцесса, – я разбудила малышку, и она, повернувшись ко мне, стала тереть руками сонные глазки, – пообещай, что когда увидишь своего папочку, ты скажешь, что я его люблю.

– А почему я должна сказать?

– Просто пообещай мне, ладно?

– Хорошо, Таня.

– А теперь спи, – я поцеловала ее кудрявую головку, прижала малышку крепче к себе и тоже прикрыла глаза, медленно погружаясь в сон.

Следующие три дня стали для меня адом. Как по часам меня приводили в кабинет Абдуллы и показательно избивали. Иногда фотографировали результаты побоев, иногда снимали сам процесс на видео, но Максиму при мне больше не звонили. Я уже с трудом передвигалась и понимала, что каждый следующий визит к шрамированному может оказаться последним.

Меня не вели, а тащили по коридору в камеру. И сейчас я уже не знала, как объяснить Софи, что случилось, и почему я не смогу с ней играть. Усадив меня на матрац, люди Абдуллы вышли, но не прошло и пары минут, как один из них вернулся. Как только он вошел в камеру, меня передернуло от ужаса. На глаза навернулись слезы, и я поняла, что могу не сдержаться. Но этот человек вдруг присел на корточки напротив нас с малышкой и достал из кармана три шоколадные конфеты.

– Это нам? – удивилась я.

– Бери. Только никому ни слова! – пробасил он.

– Спасибо, – слабо улыбнулась я.

Я почувствовала благодарность за такое незначительное проявление доброты. Хотя всего пятнадцать минут назад этот человек удерживал мне руки, пока его «коллега» с упоением избивал меня. Но я отчаялась встретить хоть какие-то проблески хорошего отношения, поэтому так восприняла его внимание.

– Почему?..

– Потому что ты, как тигрица, защищаешь девочку. И терпишь все. За это тебя уважаю.

– Как тебя зовут? – вдруг поинтересовалась я.

– Атра, – гордо ответил мужчина.

– Какое необычное имя… – прошептала я, но он услышал.

– Родина! Мое имя означает «родина» на древнем ассирийском языке.

– На ассирийском языке? Ты из Ирана? – конечно же, совсем не обязательно Атре быть иранцем, ведь то, что Ассирия находилась на территории современного Ирана, не означает, что это имя не распространилось дальше.

– Я из Исфахана. Это на юге от Тегерана, – совершенно спокойно ответил он и посмотрел на малышку Софи, которая опять пряталась под подушкой, – боится меня.

– Да, – честно ответила я.

– И правильно, – Атра встал с корточек и потянулся, – никому не говори, что я к тебе заходил. Иначе…

Он провел большим пальцем по своей шее, показывая, что именно его ждет, если узнают про этот визит. Я кивнула в знак согласия, и Атра ушел.

Когда мы снова остались вдвоем, я достала одну конфетку и протянула ее Софи. Столько счастья в детских глазках я не видела давно. Она с таким наслаждением лакомилась конфетой, что мне захотелось сразу отдать ей остальные две, но все же я решила припрятать их на потом.

Чтобы немного отдохнуть и набраться сил, дождаться, когда боль немного утихнет, я попросила Софи нарисовать парусный корабль, и девочка послушно устроилась на полу в уголке, где стала разрисовывать стену.

Я с трудом, стараясь не издать ни единого стона, легла на матрац. Тело дико болело, я точно знала, что кроме синяков были внутренние ушибы. Я не могла вдохнуть полной грудью, а живот словно выкручивали с изнанки наперед. Из-за стресса и избиений ко мне раньше времени пришли женские дела, но за неимением средств гигиены снова пришлось рвать простынь. Подложив под голову две подушки я молча наблюдала, как рисует Софи.

– Таня, а ты будешь мне рассказывать дальше историю? – поинтересовалась малышка, разрисовывая стену.

– Давай не сегодня, – через силу улыбнулась я. Следы побоев болели слишком сильно, но куда больше меня волновал вдруг появившийся кашель с кровью.

– Ты что? Простудилась?

– Не знаю, милая. Может быть, чуть-чуть, так что не подходи ко мне близко…

Говорить становилось сложнее, и веки тяжелели. Я сама не заметила, как уснула. Меня разбудила напуганная Софи. Девчушка сидела рядом вся в слезах и звала меня.

– Сонечка, что случилось? – заволновалась я, и сразу появились нехорошие мысли, – тебя обидели? Кто-то заходил, пока я спала?

– Нет, но ты не просыпалась. Я давно тебя зову. Почему ты так крепко спишь?

Видимо, мой измученный организм требовал отдыха. Если так будет продолжаться дальше, то я не смогу защищать Софи. Что же с нами будет? Где Максим?.. Успокоив малышку, я уложила ее рядом с собой, и мы вместе уснули, на этот раз до утра.