Текст книги "Эта маленькая Гео"

Солнце садится

Раскалённый докрасна шар катится среди ветвей, голых, ещё полувесенних, огромный, могущественный, во всю свою огненную силу.

Но постепенно снижаясь, вот уже мелькает он среди стволов большим красным пятном.

Вот спускается ещё ниже, совсем близко к земле, теперь видна только его половина.

Затем лишь его макушка с огненной гривой горит у корней леса.

И вот уже последний краешек, пламенеющий уголёк бежит по земле – и гаснет.

И тогда вся эта сторона неба озаряется пунцовым румянцем, пронизывая рощи и перелески, обещая завтрашний день.

Солнце село.

География

Вынырнешь из моря, схватишь сушу за нагретую солнцем шкуру и потянешь к себе, в воду, а она упирается, ползти не хочет, а ты её по камешку, песочком присыпая, к себе, к себе – и так постепенно образуется мысок, мыс, полуостров…

Биофилия

Человек – часть природы. Иногда он любит себя за это. Иногда он любит за это природу. Но и в том, и в другом случае его любовь природу искажает – после этой любви остаются вытоптанные поляны, выжженные леса и суицидное тело.

Лесной пожар

Ненавижу цифры и забываю их тотчас же. Но эта цифра застряла в моей голове, как заноза. Я её зачёркивала, выбрасывала, стирала, объявляла случайной, неверной – всё напрасно. Перед глазами бежали белки, лоси, волки, зайцы, медведицы с медвежатами; летели птицы, ползли змеи, ящерицы и мыши зарывались в землю. 400 квадратных метров за одну минуту – огонь! Лес горит! Лес, лес!..

Зимнее противоречие

Стоит зимой выглянуть в окно, как увидишь: по белому снегу идут чёрные люди. И там, где они проходят, белое теряет свою белизну, но чёрное остаётся чёрным. Как будто любому человеку можно легко, даже не замечая, изменять природу сообразно его собственным свойствам, но природе надобно собрать все свои силы, чтобы в один миг стереть все следы человеческие и его самого.

Противоположность между природой и человеком зимой более всего заметна.

Крыса

Он стоит на кафедре и объясняет, каким образом они изучают разум человека. Для этого нужно много крыс, чтобы препарировать их мозг, воздействовать на него током, химией, заражённой вакциной, вживлением электронных чипов. Этот живодёр полагает, что он учёный, что он что-то изучает, расшифровывает, делает открытия. Из его поганого рта, как из геенны огненной, вываливаются слова: геном, регуляторные участки, глубинные схемы, сигнальные молекулы, молекулярные каскады, генные смешения, адаптивные ситуации – нет им конца!

Пустопорожнее говорение выстилает путь от крысы до человека. Путь от собаки до человека мы уже прошли. Крыса – это наше понижение в звании?

Несчастное животное, ты достойно памятника в человеческий рост!

Народная мудрость

Курица не птица, баба не человек – справедливость этого народного наблюдения я поняла ещё в детстве.

Курица без головы бегала по двору, а если бы она была птицей, то улетела бы.

Если бы я была человеком, я бы уплетала её тело и просила бы ещё крылышко на добавку. Но я была маленькой бабой – я плакала и не ела.

Ругательство

Человек привык сравнивать себя с животными. Про благородного мужчину говорят, что он лев; если неуклюжий, то медведь; если пьяный, то как свинья, хотя давно замечено, что алкоголь не входит в рацион свиньи. А если кто зарвался, заврался и вообще против всякой меры чушь порет, то про такого говорят, совсем, мол, оборзел, борзый очень. И о женщине, если она стройна, скажут лань, а если толстая и задастая, то корова; подлую часто называют змеёй или гадюкой, застенчивую сравнивают с мышкой, а певунью с птичкой. Даже малое дитё могут обозвать крысёнышем.

В последнее время очень популярно стало обзывать козлом, на уголовном жаргоне это значит гомосексуалист. Чуть что – козел, и ты козел, и все вы козлы.

Из насекомых для ругани больше всего подходят парочка – паук и муха и одинокая оса.

Но давным-давно, когда по городам и сёлам ходили уцелевшие в войну вшивые люди и, чтобы избавиться от вшей, мазали голову керосином, а детей брили наголо, тогда самым страшным ругательством было «гнида», и означало оно такую степень подлости и предательства, которую можно было только облить керосином и побрить наголо. Худшего ругательства я не знаю.

Старая кошка

Она спустилась на террасу и подошла к миске. Там лежала еда, но она к ней не притронулась, только понюхала, чтобы убедиться, что еда хорошая.

Потом она пристроилась на коврике возле стола. Обвив хвостом лапы, она напоминала египетское изваяние богини кошек.

Но старый знакомый запах не давал ей сидеть спокойно. Это был запах мыши, должно быть, полёвки, зазимовавшей под полом. Домашних мышей она всех переловила, и больше они здесь не водились.

Запах был слабый, но всё равно это был непорядок, и она некоторое время неподвижно караулила возле того места у плинтуса, откуда шёл мышиный запах.

Добыча всё не появлялась, и тогда, прикрыв глаза, она ненадолго задремала. Не сейчас, но потом, завтра, послезавтра, она её всё равно дождётся, и зажав в зубах, понесёт свой трофей хозяйке.

Предположение

Большая часть людей живёт во сне. Они видят сон своей жизни, и если он им нравится, то улыбаются, а если нет, то называют его кошмаром. Когда же они просыпаются, то умирают.

Меньшая часть людей живёт без сна. Они видят предметы лишёнными тени, и время для них существует куском, а не делится на часы и сутки. Они очень устают от этой неподвижности вокруг. Когда же, наконец, они засыпают, то выпадают из времени и умирают.

И есть ещё совсем небольшая группа людей, которые чередуют жизнь во сне и без сна. Для них не существует преград между жизнью во сне и просто жизнью. Они легко засыпают и легко пробуждаются. Можно сказать, что они практически бессмертны.

Пепел

Одним определено копаться в земле и тяжёлым трудом выращивать на ней полезное и красивое.

Другим определено копаться в архивах и, глотая бумажную пыль, выискивать там ещё тёплый пепел угасшей жизни.

Этот тёплый пепел в твоих руках может неожиданно вспыхнуть и обжечь тебя – до слёз.

Своя задача

Когда человек лежит недвижим, без сознания, и тело его питается искусственной медицинской пищей – где в это время пребывает душа его? Оставила ли она своё тело или, сморщившись до грамма, страдает молча перед разлукой, затаившись в области печени?

Но могла ли она оставить своё тело, если оно не закончило ещё свой земной путь? Ведь она не свободна от него.

Если же верно второе, то, выходит, и душа имеет материальную оболочку и нуждается в земном питании. Будь она бестелесна, зачем ей надобно было б это недвижимое тело, с которым она больше не может ни спорить, ни веселиться?

Но возможно, есть у неё какая-то своя задача пребывать в живом-неживом теле – например, утешать его, уговаривать не бояться смерти, быть его анестезиологом…

Абстрактные путешествия

То, что у итальянцев весело, у французов легкомысленно, у немцев пошловато, у американцев глупо, у русских вообще нет.

То, что в Африке едят, французы пробуют, немцы изучают, американцы продают, русские ведать не ведают.

То, что японцев вдохновляет, европейцы копируют, американцы покупают, русские сравнивают.

То, что у китайцев тысяча лет, у европейцев сто, у американцев вчера, у русских всегда.

Письмо

Скифы послали письмо царю персов Дарию: птицу, мышь, лягушку и стрелы. Оно значило: „Если вы, персы, не улетите вдаль, как птицы, не скроетесь в норы, как мыши, не броситесь в болото, как лягушки, – мы пронзим вас нашими стрелами”.

Персы письмо прочли правильно, всё поняли. И действительно, всё понятно даже нам. Кроме одного – кто такие скифы? Может мне это кто-нибудь толком объяснить, а?

Лапти

Царь Пётр Первый страдал нервным тиком, но любил работать с инструментами. Топор, пила, рубанок, фуганок, свёрла разные – всё это он легко одолел. Строительный, плотницкий инструмент освоил, морской тоже, компас, сектант. Затем зубодёрный инструмент привлёк его внимание, опробовал его на придворных и в отличие от оных остался доволен своим умением. Говорили, что не было такого ремесла, к которому бы Пётр не приложил руку и не преуспел бы в нём.

Одной работы царь так и не сумел освоить – плести лапти. Пробовал не раз, да ничего не вышло. Оттого и сёк до крови тех, кто это умел, – лапотников. А те и под плетьми, и под розгами своей тайны не выдавали. Лапти плести – искусство Богом данное, не каждому доверено, будь ты хоть царь, хоть мужик, хоть дитё малое…

Нет, не знал царь Пётр Первый своего народа.

Теория вероятности

Известно, что молодой Наполеон просился к Потёмкину на службу. Но тот ему отказал. Почему – неизвестно. Может, грубая внешность молодого корсиканца ему не понравилась, может, была другая причина – князь Григорий Александрович никому отчёта в своих поступках не давал.

А вот если бы он не отказал юноше? Ведь мог не отказать? Мог. Тогда не было бы наполеоновских войн. Французы не запятнали бы себя грабежом и мародёрством. Польшу бы не делили. Москва бы не горела. А что было бы? Да ничего особенного. Просто какой-то коротышка мотался бы в свите Светлейшего, ища его расположения и пытаясь предугадать направление его необычайного ума. Очень даже вероятно.

Макароны

Когда Гоголь вернулся из Италии, то привёз с собой макароны. Собрал друзей, сам приготовил итальянскую новинку, всем по тарелкам разложил – угощайтесь, дорогие гости. А дорогие гости в смущении перед чужой едой, не поймут, для чего такое едят. Бедный Аксаков даже лицо салфеткой прикрыл, чтобы не видеть этого варёного ужаса.

В наши дни некий итальянец был страшно возмущён, когда при нём одна русская иностранка, смеясь, заявила, что нет ничего проще, чем сварить макароны, и что когда у неё нет времени приготовить ужин, она варит эти самые – ха-ха-ха – макароны.

«Дикие люди, – подумал итальянец, с трудом подавив свой гнев, – варвары! Вы их даже есть не умеете, не то что приготовить!»

Бедняга, он ошибался. Дело не в кулинарном искусстве, а в том, что этой русской иностранке всё на белом свете было проще простого и тем более каких-то макарон – ха-ха-ха – и вообще пареной репы!

Болезнь

Граф Лев Николаевич Толстой считал, что его жена Софья Андреевна психически больна. Не однажды обращался он к профессору психиатрии Сергею Сергеевичу Корсакову с просьбой освидетельствовать её на предмет её душевного состояния. Тот однако отказывался считать её возможной своей пациенткой, справедливо полагая, что графиня на редкость крепка телом и духом, если не один десяток лет выдерживает такого мужа с его непомерными требованиями ко всем окружающим.

Утирая лоб платком и унимая одышку, профессор внимательно смотрел на седобородого графа, и тот невольно отводил взгляд, чтобы не дай бог этот проклятый толстяк не проник в его тайную глубину, где царила рублёвая баба в сарафане, над ним, лежащим в припадке.

Диссертация

Доцент в беспамятстве метался на постели. Иногда он приподнимал верхнюю половину туловища и блевал с кровью. Он только что убил знакомого поручика Тенгинского пехотного полка. Имени его доцент не помнил, но то, что он его хорошо знал, было вне всякого сомнения. Этот поручик, премерзкий тип, не досталось ему ни Владимира четвёртой степени, ни Станислава третьей, ни золотой сабли, вот он и зол на весь свет, отчего и наговорил ему, старшему по званию, разных дерзостей. Например, он сказал ему: «Вы обо мне на учёном совете болтать изволили? Так Вы, штабс-капитан, выходит, изрядная свинья», – и при этом насмешливо сощурился. Как же было его не убить? Такого непременно кто-нибудь убьёт, обидно, если это сделает какой-нибудь штафирка, а не штабс-капитан, у которого сталь руки слита со сталью пистолета. Он теперь уже доктор наук, в будущем непременно академик. И он убил этого поручика, потому что настоящий штабс-капитан не терпит оскорблений от всяких там прищурившихся. Да, потом он повернулся спиной к умирающему, чтобы не видеть, как тот роняет пистолет и закатывает свои глаза. Всё это, знаете ли, театр, маскарад.

«Если бы я его не убил, он убил бы меня», – думал штабс-капитан, он же доцент, изо всех сил вспоминая, как зовут убитого поручика и доцента, то есть штабс-капитана, ставшего доцентом, доктором наук и будущим президентом академии наук.

В комнату вошли санитары.

– Увозим, – скомандовал врач.

Скупердяй

Московский миллионер Гаврила Солодовников был скуп до невозможного. В долг никому не давал, дома ходил в затрапезе, на старом халате ставил заплаты, чувяки носил стоптанные.

«Я вот копеечку берегу, а для вас поди и рублик мусор», – отвечал он бывало на упрёки в неприличном его виде. Даже в трактире он велел подавать себе вчерашнюю гречневую кашу, поскольку та дешевле нынчесваренной.

Зато когда в 1901 году московская знаменитость отдал Богу душу, то по духовному его завещанию 20 миллионов рублей отошли Первопрестольной на благотворительные дела. То-то было изумление всеобщее!

И теперь тоже, если подумать, можно этому факту изумиться. Конечно, на заплатах, как и на рваных тапках, не разбогатеешь, но уж экономить на вчерашней каше даже нищему в голову не придёт, потому что разницы между свежей и вчерашней, а хоть и позавчерашней кашей, в цене решительно никакой не будет, да и по вкусу тоже. Времена-то уже совсем другие!

Вот и получается, что 20 миллионов рублей, пусть бы и нынешних, не то что царских, от многочисленных дутых миллионеров современных Первопрестольной нашей вовек не видать.

История

Когда Нерон в своих садах распял христиан на крестах и поджёг их, превратив в живые факелы, возложив на них вину за большой римский пожар, никто из граждан, слушая крики сгорающих заживо, корчащихся от нестерпимой боли, не содрогнулся, привычно глядя на горящую плоть, и не заткнул носа от запаха палёного человеческого мяса.

Но когда император-актёр выступил в театре в роли рожающей женщины, натурально изображая весь физиологический процесс, который наблюдал у рабынь на женской половине, публика была возмущена его мужским позором, негодованию римлян не было предела ни в грязных харчевнях, ни в мраморных палаццо.

Так начиналась европейская история.

Театр

Умирая семидесятипятилетний римский император Август, произнёс «Аплодируйте, граждане, комедия окончена». Это были его последние слова.

Через пятьдесят лет объявленный врагом народа другой римский император, Нерон, перед своим самоубийством обратился к бывшему рабу со словами: «Какой артист погибает!»

Так начинался репертуар европейского театра.

Загадка

Почему всех так волнует, что в 38 лет он перестал писать оперы? Да, на вершине успеха, в полном расцвете своего гения – ну и что?

Удовольствие сочинять музыку закончилось, но ещё 38 лет оставалось удовольствие есть, пить и переваривать.

Всякие там сыры, соусы, трюфеля, рулеты разные… И запить всё это настоящим вином со своего виноградника… Такое удовольствие! Так что же вы удивляетесь?

Политика

Матильда, марк-графиня Тосканская поддерживала Римского папу в его борьбе за право давать подданным инвеституру, то есть утверждать их владения.

Зачем она вмешивалась в эту денежную распрю между папой и императором? Разве мало было других дел, в которые следовало бы вмешаться? Вон в Самарканд прибыл Омар Хайям, алгеброй занимается, стихи пишет, календарь реформирует. Святой Ансельм доказывает существование Бога, а в Шампани Раши комментирует Тору. В Болонье университет основывают. В Дувре строят мельницы на приливной волне. Бог мой, сколько всего начинается, зарождается на глазах, такая эпоха – больше такой не будет!

А Матильда возле папы Григория VII вьётся, всё ждёт в своём замке Каносса, когда же он и император Генрих IV встретятся. Глупая женщина не понимает, что историю делают не политики.

Философский вопрос

Ньютон постоянно думал о философских вопросах. Он размышлял о воздухе, о вакууме, об отражении, о солнечном свете. Он придумал интегралы. Ньютон стал главным математиком и астрономом мира.

Пока он был одиноким учёным, то был совершенно спокоен. Но когда он приобщился к творчеству коллег в королевском научном обществе и столкнулся с их критикой в свой адрес, то потерял своё философское спокойствие. Он возненавидел не только коллег, но и всех современных ему людей.

И тогда он ощутил себя потомком Ноя и взялся искать нечто за пределами тела. Злопамятный и злобный, в своём добровольном уединении он сделался магом, алхимиком и мистиком. Три закона, открытые им, объясняли жизнь во Вселенной. Он разгадывал Вселенную, как загадку, которую загадал Б-г. Его собственную жизнь определяли движения планет.

Но в не меньшей мере её определяла суровая кухарка, подававшая ему завтрак, обед и ужин. Она первая назвала его сумасшедшим, увидав, как он, изуродовав дубовую дверь, проделал в ней большое отверстие для кошки и три маленьких – для котят. После чего женщина плюнула в его сторону.

Про Бонда

Рассказывают, что Джеймс Бонд, явившись в Москву как начинающий репортёр, сходу написал письмо Сталину, предложив ему ответить на вопросы интервью.

Вождь всех народов, буркнув не известное в дипломатических кругах, но исторически весьма популярное в южных краях страны Советов короткое словцо, тем не менее вежливейшим манером сообщил британскому выскочке, что очень занят разоблачением британских шпионов и потому не имеет возможности отвлекаться на интервью.

Болтун поначалу был счастлив получить собственноручный ответ от кровавого диктатора, но потом всё-таки решил в будущем непременно припомнить этой дикой стране, что нельзя обижать шотландских банкиров. Пока же он пил русскую водку, весьма полезную, по слухам, для недолеченной университетской гонореи, увивался за красивыми дамочками и строчил в лондонскую газету полную хрень, мол, одна известная здешняя актриса сравнила его с каким-то важным героем русской литературы по имени Иван Александрович. Так и говорила всем знакомым: «Ну, вылитый Иван Александрович!» и все вокруг веселились.

Вернувшись в Лондон, он, на радость своей разгульной спесивой мамаше, взял родовое имя – Ян Ланкастер Флеминг и стал сочинять о себе всякие фокусы и каверзы, потому что тут как раз очень кстати началась война.

Фокусы его были такого рода, что хотелось заткнуть нос. Например, такой фокус: подбросить свежий труп погибшего лётчика с фальшивыми документами в качестве обманки для немецкой разведки. Всё это и подобное лезло ему в голову после стакана другого виски и хорошей сигары. Сам он к мертвецам не приближался, сторонясь мусорных дел, и поручил вести все операции по его фантазиям специально обученным людям. Те же его презирали и при первой возможности вышибли-таки из-под него начальское кресло. Ипохондрия да и только!

А в общем черт с ними, не все ли равно где пить – и Британия остров, и Ямайка остров, и в табачном дыму их не различить и правды не видать. Да на кой она нужна, эта правда вместе с дурой литературой, если там нет ни секса, ни садомаза!

Древнегреческое

Мальчик, стройный и чистый, из приличной семьи, вырос и теперь предстал передо мной – пузатый бородатый дядька с проплешиной на голове и красным носом, в руке у него дымилась сигарета, сливаясь запахом с вонью утреннего пива, заношенного белья и нечистых помыслов. О боги, ты, Зевс, и ты, Протей, кто из вас отвечает за этот безобразный образ, кто насмеялся над замыслом матери Геи, кто оскорбил зоркооких богинь сим непотребным обликом? Бойтесь гнева их праведного и заслужите прощение побыстрее, превратив гнусного смерда снова в чистого розового младенца, и проследите, чтобы во второй раз прошёл он свой путь достойно.

Переводчик

Если ты переводчик, у тебя полно ложных друзей. С обеих сторон. Как говорится, и по отцовской, и по материнской линии. И каждый тебя за руку тянет, к себе перетягивает и на ухо бубнит, требовательно, уговаривает, чтобы только его и слушал, с ним под ручку шёл.

И ты всех слушаешь, всем веришь, идёшь, куда ведут, – пока вдруг не окажешься без всякого смысла в беспросветном болоте. Глядь – друзей обманных след простыл, помощи ждать не от кого. Вот тогда придётся тебе самому-одному с кочки на кочку перепрыгивать, подлинную – ох, длинную! – дорогу искать. Хорошо, если допрыгаешь.

Песенка

На одной чаше весов – громада: Бах, Моцарт, Бетховен, на другой – всего одна песенка, одна мелодия, одна фраза молоденькой девчонки. Самая знаменитая, самая популярная мелодия в мире, которую знают все. Что перетянет на весах? В чём полнее всего проявляется гений – в глубине, доступной не всякому, или в ясности, растворённой в каждом?

Чёрный фрак дирижера, чёрный рояль, белая манишка скрипача, белый рояль, красное платье оперной дивы, красный рояль… Взмах палочки, взмах смычков, блеск медных труб… На стенах портреты в золочёных рамах, замирание сердца, море цветов и гром аплодисментов, слёзы на глазах…

Чёрная работа, чёрная грязь под ногтями, белые бинты, белая горячка, красное зарево пожара и красная кровь… Никто не вспомнит ни имени автора, ни её полудетского личика с чёрными блестящими глазами. Так только, сидишь за штурвалом, баранку вертишь, в микроскоп наблюдаешь, в зеркало смотришь, чашку под краном споласкиваешь – и себе под нос мурлычешь, напеваешь тихонько: «…бесаме, бесаме мучо…» И уже чуть-чуть улыбаешься. Просто улыбаешься. Неизвестно чему. Жизни.