Текст книги "Эта маленькая Гео"

Вот на днях она ушла, опять одного меня бросила, не желает считаться с моими чувствами. Говорит, «карауль дом, я, мол, скоро вернусь». Знаю я её «скоро». Короче, надо чем-то заняться. Пошёл я в нашу берлогу – это комната, где мы спим, так она её называет, потому что на ковре у неё книжки и бумажки валяются в ужасном количестве. Я не возражаю, пусть валяются, меня только её несправедливость удивляет: когда я приношу туда свою миску, она бывает недовольна. Почему? Ну, ладно. Итак, пошёл я в берлогу, сначала поспал на ковре, головой на «Виртуальной экономике». Только книжка оказалась жестковатой. Я слышал, как рассказывала старшая хозяйка (у меня их три – старшая, средняя и моя), что средняя хозяйка в детстве спала на большом томе Шекспира. Наверное, поэтому она такая умная и красивая. А «Виртуальная экономика» что хорошего может дать даже самой талантливой собаке? Ничего. Короче, я перебрался на тахту и поспал на хозяйской подушке. Выспался.

А хозяйки, моей, между прочим, всё нет. Неужели капитан дальнего плавания опять объявился? Ну, тогда она не скоро придёт. И я решил проверить, что у неё на тумбочке припасено. Последнее время она постоянно чихала и шмыгала носом и какие-то горошки глотала. Я их на прошлой неделе попробовал. Неплохо. Умеренно сладкий вкус. Я их все съел. А она потом вечером по квартире ходила и приговаривала: «Где мой антигриппин, куда делся мой антигриппин?» Что значит «мой»? А мой где?! Не хорошо быть такой жадной.

В этот раз она антигриппин мне не оставила. Ничего кроме открытой коробочки с пудрой, я не обнаружил. Я попробовал – фу, гадость! Я её выплюнул и всю коробочку по полу разметал. Ишь, оставляет без присмотра на тумбочке! Так и отравиться недолго! А она вечером пришла, увидела рассыпанную пудру и сразу как закричит: «Ты зачем брал пудру? На конкурс красоты собрался? Она же несъедобная!» Вот именно! Моя жизнь была в опасности. Нельзя оставлять без присмотра спички, острые предметы и взрывчатые вещества.

Трудно мне с ней. С такой хозяйкой жить – это тоже подвиг Геракла. Не нужна мне твоя пудра! И твой конкурс красоты мне не нужен, я и так красив без всякого конкурса. И нечего на меня ругаться! Видишь – миска пустая? Кашу хотя бы положи, гречневую, овсяную – любую! Быстро и побольше!

Гости

– Завтра я не смогу, – сказала она кому-то по телефону. – Завтра у меня гости.

Она что-то говорила ещё, всякую несущественную ерунду, как она обычно говорит, но я её уже не слушал. Новость, которую она сообщила, надо было обдумать.

Гостей я люблю. Но не всяких. Во-первых, желательно, чтобы они приходили без детей. Что за манера ходить в гости с детьми! Очевидно, их не с кем оставить, потому что это такие дети, что никто не соглашается за ними присмотреть часок-другой. Вот и везут их с собой в надежде, что в гостях кто-нибудь ими займётся. А кому охота заниматься чужими сопливыми мелкими склочниками? Все сидят за накрытым столом, кладут себе в тарелки замечательную еду, которая так пахнет, что у меня голова кружится! У них-то нет, не кружится, они жуют, не переставая, и не обращают никакого внимания на то, что их отпрыски мутузят друг друга из-за какой-то совершенно не съедобной машинки. И вдруг эти детишки мгновенно, как по команде, бросают игрушку и тянут свои липкие от пирожных лапы к моему хвосту! И вот тут я должен успеть грозным рычанием привлечь внимание моей хозяйки, чтобы она этих паршивцев от меня оттащила, иначе – она меня знает! – я их всех перекусаю, трам-тарарам!

Значит, во-первых – нужны гости без орущих детей.

Во-вторых, пусть будет побольше женского пола. Женщины существа мягкие, чувствительные – к моей хозяйке это не относится! – при виде меня они всегда умиляются: "Ах, какой чудный пёсик!" И смотрят мне в глаза: "Ты, наверное, голодный, дать тебе кусочек ветчинки?" Ну, что ты спрашиваешь! Дать, конечно, и быстрее, пока она не заметила! А то и тебе влетит, и меня из комнаты выгонит. Она называет это попрошайничеством. А может быть, меня просто угощают! Однажды весной, ещё до переезда на дачу, мы с ней гуляли в парке, с нами была её подруга, очень строгая особа, настоящая царица Тамара, у таких в кармане никогда ничего не бывает, кроме ключей от квартиры, где в холодильнике всё разложено по полочкам. Кстати, у моей тоже привычки такой нет – брать с собой на прогулку что-нибудь вкусненькое. Поэтому я не оглядываясь бежал себе по дорожке без поводка – она меня отпустила. Вокруг берёзки, кусты, травка, одуванчики – чудесно! Пахло майской свежестью, лесным духом – и вдруг мой нос учуял совсем другой запах, восхитительный запах жареной колбаски! И я круто сменил направление бега и кинулся в кусты.

Замечательная картина мне открылась: на лужайке, на широком пне, на промасленной бумаге были развёрнуты пирожки, а рядом в большой миске благоухала заветная жареная колбаска, тут же рюмки с белой жидкостью, которой люди зачем-то запивают эту вкусноту. И как раз обладатели этого праздника жизни подняли рюмки, и мужчина, обняв за плечи свою соседку, пышную даму, провозгласил: "Ну, за трудовые резервы!" Они постучали рюмка об рюмку и выпили. Мужчина взял пирожок, а его дама подцепила на вилку кусок колбасы. И я понял, что наступил мой выход. Я подлетел к ним и стал на задние лапы прямо перед ними, а точнее перед миской с изумительной снедью. Оба они чуть не кувыркнулись с поваленной сосны, на которой сидели.

– Третьего не звали, – захохотал мужчина.

– Трудовые резервы подошли, – сказала дама и, сняв колбасу с вилки, протянула мне кусок. Я схватил его, проглотил, и в этот момент на лужайке возникло ещё одно действующее лицо, совершенно не уместное здесь, о котором я естественно в такой ответственный момент забыл, – это примчалась моя хозяйка, словно с цепи сорвалась.

– Простите, извините! – закричала она, подбегая. – Он всегда притворяется, будто три дня не ел! Ах, ты поганый попрошайка, тебя только тут не хватало! – эти грубости были обращены уже ко мне, и в секунду я был взят на поводок.

– Извините ещё раз, он вам помешал!

– Он у вас заслуженный артист, очень даже было приятно, – ответила великодушная дама, а мужчина опять засмеялся:

– Бери выше – народный!

Молча моя хозжяйка поволокла меня прочь от этих симпатичных людей. Её молчание и резкие движения ничего хорошего мне не сулили.

Царица Тамара ожидала нас на дорожке.

– Представляешь, парочка расположилась на природе, с водочкой, с закуской, устроились, а тут народный артист явился, сел на задние лапы и клянчит колбасу! Настоящий попрошайка! Что о нас люди подумают! – возмущённо говорила подруге моя хозяйка.

– Подумают, что если ты в очередной раз потеряешь работу, он сам сможет найти себе пропитание, – философски заметила та.

Её ответ развеселил мою хозяйку. Никогда не угадаешь, что может привести её в хорошее расположение духа.

– Да, этот маленький обжора изо рта кусок вынет, – согласилась она, но тут же погрозила мне пальцем:

– Всё, Мики, твоя вольница закончилась. Будешь теперь всегда гулять на поводке.

Но я отвлёкся. Возвращаюсь к женщинам. Между прочим, ту даму пышных форм на лужайке я до сих пор вспоминаю с удовольствием. Дай бог ей здоровья. Когда такие дамы приходят к нам в гости, вечер пролетает незаметно в большой приятности.

Мужчины иногда тоже угощают меня, но очень редко – мне кажется, они сильно боятся моей хозяйки. Это правильно, я бы на их месте тоже её боялся. Вообще среди мужчин нет особо симпатичных, так что не стоит о них и говорить.

Интересно, кто сегодня к нам придёт? Она пекла сладкий пирог с яблоками – значит, точно будут дамы. Потом она делала салаты из всякой зелени – пустое. Винегрет, правда, у неё хорошо получается. Мне нравится. Хотя с рыбными колетами ни в какое сравнение не идёт. Рыбные котлеты в её исполнении – это очень достойное угощение для любой собаки, ну и для гостей тоже. Как назло, она не уходит из кухни, и я не могу попробовать, хорошо ли в этот раз они у неё получились.

Раздался звонок в дверь, но вместо того, чтобы бежать открывать, она пристально посмотрела на меня:

– Ну, нет, Мики, я тебя тут одного не оставлю! Я тебя знаю!

И с этими словами она вытолкала меня из кухни в коридор.

До чего же она злопамятна! Не может забыть того случая, когда она поставила блюдо с фаршированной рыбой на пианино, от меня подальше, а сама в это время прощалась с гостями в прихожей. Гости почему-то слишком скоро ушли, и она вернулась в комнату. Увидев меня на пианино, она закатила такой скандал, что можно было подумать, будто я загрыз до смерти десяток маленьких сопливых паршивцев! А я всего-то съел четыре рыбных шарика, украшенных варёной морковкой. И стоило из-за этого крик подымать, тем более, что морковку эту вообще можно не считать – попалась она мне, вот и съел!

Первый гость был мужчина, и второй тоже. Я уже было решил, что вечер испорчен, как пришли две дамы, и потом ещё одна, и я воспрял духом. Действительно, вечер удался: она была занята каким-то серьёзным разговором с одним из мужчин, и прекрасные дамы поделились со мной и котлетками, и сыром, и пирогом с яблоками. Даже маслиной меня угостили. Я этот продукт не уважаю, но взял из вежливости. Спасибо, дорогие гости, приходите ещё!

Когда все ушли, она почему-то не стала мыть посуду, а села на тахту, я прыгнул в своё кресло, и мы задумались. Задумались так надолго, что я даже вздремнул. Сквозь дрёму я слышал, как она тихонько вздыхает и шепчет непонятно что. Я не разбирал слов, да и не прислушивался к ним – зачем? Ведь она была рядом, и мне было хорошо и спокойно.

Зима началась

Так похолодало, что перед прогулкой мы одевались целых полчаса. Сначала она одела меня в красный шертяной свитер – подарок мне её подруги, красавицы Валентины, а потом в непродуваемый синий комбинезон. Сама она закуталась в платок до самых глаз, надела пальто до пят и ещё валенки.

– Ну, Мики, мы с тобой, как французы на Смоленской дороге, – сказала она весело, вертя в руках маленькие вязаные башмачки. – Это для тебя. Но в следующий раз. Пока обойдёшься – снег чистый, его ещё не посыпали солью. Ну, вперёд!

И мы побежали. И всю прогулку бежали, подгоняемые ветром. Снег забивался и под воротник комбинезона, и между пальцами. Рядом со мной бежало снежное пугало, вокруг которого клубился морозный пар. "Быстрей делай свои дела, а то всё отмёрзнет!" – кричало пугало хорошо знакомым мне голосом. Это была не прогулка, а стометровка, на которой мы ставили рекорд.

Дома она помыла мне тёплой водой лапы, потёрла уши и осталась довольна.

– Порядок, – сказала она, – теперь ты готов к завтраку.

Вообще-то я всегда готов к завтраку, обеду и ужину. Но она никак не может этого усвоить, потому что постоянно думает о чём-то постороннем.

Пока я завтракал, за окном уже совсем стало светло. Она второпях съела бутерброд с сыром и запила чаем, после чего начала лихорадочно рыться в своей сумке. Это был сигнал – я понял, что она сейчас уйдёт. Она всегда роется в сумке перед тем, как уйти. Я надеялся, что в такую метель она останется дома, но разве есть такая стихия, которая может её остановить?

– Не грусти, Миклуха, скоро Новый год, а потом уже не за горами лето, – сказала она мне, убегая на какую-то свою работу.

Этих работ у неё не сосчитать! Иногда, вернувшись вечером, она даже не помнит, на какой конкретно работе она была. Доверять серьёзное дело такой легкомысленной особе, по-моему, опасно. Однажды, собираясь со мной на вечернюю прогулку, она произнесла странную фразу: "Знаешь, Мики, эти человеческие морды, с которыми мне приходится иметь дело, все на одно лицо. Я их потом встречаю и не узнаю».

Я тогда полночи думал об этом удивительном факте! Как так может быть, ведь это всё равно что перепутать молодого Марата, овчарку из соседнего подъезда, и Тарантино из дома номер шесть, хотя они очень похожи по масти и по экстерьеру, потому что у них был общий дедушка.

О своём дедушке я тоже подумал, хотя ничего о нем не знаю, кто он был – может, француз, а, может, китаец – неизвестно.

Мысль о Новом годе меня не развлекла. Что в нём хорошего, почему люди его так ждут? Конечно, им хочется пирогов, салатов, всяких других праздничных угощений, но разве для этого непременно нужен Новый год? Возьми и напеки себе, например, ватрушек в самый обычный будний день и ешь их в своё удовольствие вместе со мной – кто тебе мешает?! Устрой себе праздник в любой день по собственному желанию! И для этого не надо запускать петарды, от них пользы нет, трещат и всё. Некоторые собаки очень боятся этого треска, непонятно, правда, почему. А я не боюсь. Поставь меня хоть под ружье, я и выстрела не испугаюсь. Наверное, у меня дедушка всё-таки был русской борзой. Правда, однажды моя хозяйка, глядя, как я потягиваюсь после сна в кресле, задумчиво сказала: «Знаешь, Мики, в тебе что-то есть венецианское…» Интересно, что она имела в виду?

Да, про Новый год. Мне кажется, люди его выдумали, от скуки. За окном холодная мрачная погода, хочется её перебить чем-то ярким, таинственным, радостным… Что ж, если тебе непременно нужны подарки, я принесу тебе тапочки!

Но до лета всё равно ещё очень далеко. И я решил поспать. Вот оно – моё любимое кресло! Прежде оно стояло у её письменного стола, и она на нём сидела, когда работала. Теперь оно полностью передано мне во владение, и я сплю в этом кресле и отдыхаю. Это мой маленький уютный дом, в котором меня никто не имеет права беспокоить. Никто, за исключением известно кого.

Когда я проснулся, за окном уже настали сумерки, и они всё темнели и темнели. Опять прогулка будет в темноте и в холоде, опять придётся одеваться.

Так и произошло. Она примчалась, как угорелая, напялила на меня все мои одёжки, и мы опять побежали. «Это не жизнь, это мрак», – бормотала она, и я был с ней согласен. Есть собаки, которые любят купаться в снегу, им нравится, когда морда уже заиндевела и шерсть аж звенит, вся в льдинках… Я не могу этого понять!

Вечером она легла спать на свою кушетку сразу после нашей прогулки, и мне показалось, что она недовольна. Но не мной – ужин у меня был очень вкусным, и на десерт она дала мне кусочек сыра и погладила по спинке, что с ней редко бывает.

– Мики, я сегодня зверски устала, – сказала она, закрываясь одеялом. – Эти люди меня доконают. Надо спать.

Люди на прогулке мне тоже не понравились – посыпали чистый снег какой-то бурой гадостью, бросали прямо под ноги! Ясно – она читает мои мысли. Иногда мне кажется, что она любые мысли читает, даже на расстоянии, только скрывает это, иначе её жизнь будет в большой опасности.

Она заснула, а я долго лежал с закрытыми глазами, но не спал. В голове вертелись обрывки музыкальных фраз. Раньше старшая хозяйка, когда мы жили все вместе, играла на пианино, и некоторые мелодии мне нравились. Но теперь на пианино некому играть, оно завалено всяким хламом – старыми газетами, забытыми письмами, бумагами и бумажками, и ещё книгами, ждущими своей очереди на чтение. Может, они и дождутся праздника, что она откроет их, но когда? Точно не скоро.

Я кладоискатель

С вечера всю ночь шёл снег, даже не просто шёл, а валил с неба плотными тяжёлыми хлопьями, и когда мы утром выбрались на прогулку, то очутились среди сугробов, за которыми мне ничего не было видно.

– Жаль, Мики, что ты не лайка, – сказала она глухо сквозь тёплый шарф. – Так намело, что ты потонешь в снегу.

И она потянула меня от подъезда за угол, там, с безветренной стороны, сугробы оказались совсем низкими.

– Делай свои дела, подымай лапу, не задерживайся, – командовала она.

Как будто я без её указаний не знаю, что мне делать! И не надо меня торопить, утренняя прогулка очень ответственное мероприятие – нужно всё вокруг обследовать, обнюхать, выбрать удобное место…

Что-то попало мне под правую переднюю лапу. Я разгрёб снег, копнул глубже. Нет, не косточка, металл…

– Опять гадость нашёл? Ну-ка!

Она наклонилась и вытащила у меня из-под носа связку обледенелых металлических ключей и рядом вместе с ними маленькую книжечку, всю в снегу. Пока я был занят своими делами, она, очистив книжечку, раскрыла её и углубилась в чтение.

– Ну, Миклуха, ты кладоискатель, отрыл клад, только не наш, – наконец произнесла она. – Придётся идти по адресу, хорошо, что недалеко.

И мы, к моему, удовольствию, отправились по незнакомому маршруту, не торопясь, дворами между сугробов, выбирая расчищенные дорожки. Я был рад длительной прогулке, хотя уже немного хотелось есть.

Мы подошли к чужому дому, вошли в чужой подъезд, в котором воняло какой-то дрянью, поднялись по лестнице на третий этаж и позвонили в чужую квартиру. Звонок мне тоже не понравился.

– Что нужно? – спросили из-за двери.

– Дмитрий Прохоров здесь живёт? – голос моей хозяйки был обманчиво вежливый.

Дверь открыла толстая тётка в халате, пахнущем жареной картошкой. Глаза у неё полезли на лоб при виде нас. Похоже, она никогда не встречала собак, подобных мне. Ну и моя хозяйка в огромных итальянских валенках «угги», в ушанке и шарфе на пол-лица, тоже могла поразить любое, даже слаборазвитое воображение. Видел бы её сейчас капитан дальнего плавания, вот бы порадовался, если б узнал, конечно.

– Не живёт он здесь, является только – приходящий он зять, – сверля нас взглядом, ответила тётка. – А вам на что?

– На то, чтобы торжественно вручить ему государственный документ и ключи от виллы на Карибских островах. И пусть скажет спасибо Мики, – взмах руки на меня – что он нашёл его добро.

И тут моя драгоценная повелительница протягивает царским жестом обалдевшей тётке мою находку.

– Передайте вашему приходящему зятю, чтобы в знак благодарности перевёл прибыль от своего банка на счёт собачьего приюта в Вишняках.

Вот так! Бац, бац и точка!

Больше говорить нам с ней было не о чем, пора было уходить, тем более уже очень хотелось есть, и мы развернулись к лестнице.

– Стойте! – закричала очнувшаяся от столбняка тётка. – А золотой крест на цепочке где? На нём был крест, а пришёл без креста, весь побитый чёрт, и ничего не помнит спьяну… Куда крест золотой дели?

– Пропил он свой крест, – последовал наш грозный ответ. – Навсегда крест от него ушёл. Золото пьяных не терпит.

На улице, пока мы бежали домой, она хохотала в голос, поводок трясся у неё в руке и тёр мне шею. Уже в лифте она ладошкой обмахнула снег с моей морды и весело сказала:

– А что, Миклуха-кладоискатель, слабо тебе найти золотой крест?

И снова засмеялась, и вот так весело мы пошли в кухню и прекрасно позавтракали.

Здравствуй, здравствуй, Новый год!

Всю неделю она кашляла, сморкалась и чихала. «Вот тебе и Новый год», – говорила она печально, и я понимал, что ни пирогов, ни винегрета, ни заливной рыбы у нас в ближайшее время не будет.

Но самым удручающим образом её болезнь сказалась на наших прогулках. «Быстрей, быстрей», – шептала она сквозь шарф, закрывавший её лицо до самых глаз. Стоило мне поднять лапу, как она торопила меня: «Что ты застыл, давай скорей!», а если я останавливался на минутку, она тянула меня за поводок домой, в результате гулянье превращалось в какое-то топтанье на одном месте возле подъезда. Побегать по двору – об этом я не мог даже мечтать. Как будто она из-за своей простуды совершенно забыла главную заповедь хозяина: «Собака выходит гулять, потому что она воспитанная собака!!» А я воспитанная собака с благородными манерами! Просто не знаю, как ей об этом напомнить…

Дома она лежала пластом, вздыхала и ничего не ела кроме таблеток, которые глотала в огромном количестве, запивая их обычной водой. По-моему, от этого можно ещё больше заболеть. Даже в моей прежней жизни, д о н е ё – о чём я не люблю вспоминать – мне всё-таки кидали в миску кусок хлеба или недоеденную кашу. А совсем без еды… Брр! Так ведь и умереть можно!

Но к счастью, возникли прекрасные средние хозяева и взяли на себя заботу обо мне. Они со мной гуляли, как положено, несмотря на трудные зимние условия, готовили мне любимую еду – гречневую кашу с мясом и даже угощали морковкой и кусочками сыра. Жизнь явно налаживалась. Оставалось только вернуть в наш мир мою драгоценную хозяйку, которая из упрямства никак не хотела выздоравливать. А ведь добрые родственники принесли ей и пирог, и салат, и ещё что-то очень вкусное в коробочке. Что бы это могло быть? Я бы на её месте непременно сразу же туда заглянул, а она посмотрела на эту коробочку без всякого любопытства и отвернулась. Лишний раз убеждаюсь, что люди очень странные существа. Очень странные.

Болезнь её продолжалось до тех пор, пока за окном не началась новогодняя пальба. Взрывались петарды, в небе вспыхивали разноцветные букеты и рассыпались гаснущими огнями. Шёл снег и сверкал в лунном свете. Красота! Новый год! И совсем скоро будет лето!

Вдруг оглушительный залп потряс наш дом. Она подняла голову с подушки, прислушалась, потом встала и неуверенно подошла к окну.

– Кажется, начался новый год. Поздравляю тебя с Новым годом! Будь здоров, Мики, не кашляй!

Я только хотел ответить ей, мол, это ты не кашляй в новом году, но тут резко затрезвонил телефон. Она молча включила громкую связь. Суровый мужской голос прорвался сквозь космические помехи и произнёс:

– Полярная звезда, ответьте Северному полюсу.

Она смотрела на телефон и продолжала молчать.

– Полярная звезда, ответьте Северному полюсу, – настойчиво повторил мужской голос ещё суровей.

– Полярная звезда разговаривает с Южным. Позвоните через год, – жёстко, я бы даже сказал, беспощадно, ответила она и выключила телефон.

Мы сидели молча. Я смотрел на неё, а она куда-то вдаль, в тёмное, озаряемое салютными всполохами окно, в космическую бездну. Я испугался – вдруг она оттуда не вернётся? Вдруг ей там понравится? С неё станет. И тогда я тихо сказал «Уф», и ещё раз чуть громче «Уф».

Она вздрогнула, удивлённо глянула на меня, как будто не ожидала меня увидеть, а потом взяла с тарелки кусок пирога, испечённого прекрасной средней хозяйкой.

– Не грусти, Мики, скоро уже лето… Я знаю, ты любишь плавать в пруду… Будем плавать вместе…

С этими словами она села рядом со мной на ковёр, разломила пирог и большую часть протянула мне. Я ещё раз убедился в том, что она читает все мои мысли. И хотя я по случаю наступившего нового года ничуть не грустил, а грустно было ей, я это видел, угощение из её рук я с большим удовольствием взял. Может, после дойдёт черёд и до заветной коробочки, там, наверное, пирожные…

– Ну, ты обжорик, – она укоризненно покачала головой, но отщипнула от своей доли пирога ещё кусочек – для меня.

Вот так мы встретили новый год – под залпы салюта, крики «ура» за окном, сидя вдвоём на ковре, поедая замечательный пирог и мечтая о лете. Северный полюс нам совсем не нужен. Знаем мы этот Северный полюс!

…После Нового года она всё-таки выздоровела, и даже к нам пришли гости. Это были две очень симпатичные дамы, обе в очках, обе седовласые. Одну из них я сразу вспомнил – это была та самая дама, которая первая заметила меня в метро, когда я пытался выбраться из турникета. Только теперь на ней не было кепи.

Она меня тоже узнала и обратилась ко мне, как к старому знакомому.

– Вот ты какой стал, Мики!

– И какой же он стал? – поинтересовалась моя драгоценная.

– Красавец! – с искренним восхищением в один голос заверили её обе гостьи.

– Да, не хватает только золотой медали на грудь.

– Он и без медали хорош, – сказала моя знакомая гостья.

Да, я тоже чувствую, что мне не хватает золотой медали, но почему об этом надо говорить с такой иронией, мне непонятно. Если я достоин золотой медали, то гордись мной!

– Поблагодари Людмилу Николаевну за комплимент и поздоровайся с Людмилой Павловной. Только не вздумай кусаться!

– Неужели он кусается? Такая маленькая собачка, он похож на игрушку, – вторая гостья, которую звали Людмила Павловна, как я понял, рассматривала меня с умилением.

– Похож, но зубы у него неигрушечные, так тяпнет, что мало не покажется. Представляете, он на даче всех соседских детей перекусал!

Услыхав этот поклёп, я всерьёз обиделся, потому что не всех я покусал, а только самых противных, которые исподтишка постоянно пытались схватить меня за хвост, невозможно терпеть такое хамство! Короче, я решил уйти на своё кресло. И ушёл бы, если бы не прозвучала хозяйская команда: «Девочки, быстро за стол, а то всё остынет!», после чего они втроём дружно сели за стол. А на столе, я знал, было много разного, очень интересного, что всегда она готовит для гостей. Жаль, что я для неё не гость, а всего лишь простой домочадец, для меня она никогда подобной вкусноты не готовит.

Пока они сидели за столом, жевали и в перерывах между едой болтали совершенную ерунду про здоровье, про книги, которые они прочитали, а моя драгоценная хозяйка, как оказалось, ничегошеньки не знает про эти книги, про то, куда они собираются пойти в поход, и всё в том же скучном роде, я всё это время таился под столом, скрытый длинной скатертью, и ждал, когда они уже выйдут из-за стола или моя хозяйка побежит за чем-нибудь на кухню. Но этого не случилось.

За оком стало темнеть, и гостьи заторопились по домам.

– Как же тебе, Мики, повезло с хозяйкой, – сказала мне на прощанье моя знакомая Людмила Николаевна.

– И вправду повезло, – поддержала её Людмила Павловна. – А ведь мог пропасть, люди такие жестокие.

Я вспомнил о своей прошлой жизни – но не захотел о ней вспоминать и стал думать о своей хозяйке. Я думал о том, как ей повезло со мной. Ведь она могла встретить кого-нибудь другого, какого-нибудь грубого, безобразного, с вредными привычками, а встретила меня, умного, вежливого, с прекрасными манерами и неотразимыми внешними данными. Судьба сделала ей такой подарок!

Но не могу сказать, что моё первое впечатление о ней было положительным. Недрогнувшей рукой она схватила меня поперёк живота и вытащила из железных объятий турникета. Мне было очень неудобно висеть у неё в руках, но когда я деликатно намекнул ей на это, она поднесла к моему носу кулак и заявила: "Ещё раз покажешь зубы, получишь". Вот так сразу, без всякой дипломатии. А ведь мы с ней только-только познакомились! Позже я узнал, что дипломатия это не её конёк. Ей всё равно, что о ней подумают, совершенно непредсказуемая особа. Я слышал однажды, как гости говорили, – пока она доставала на кухне пирог из плиты, – что она какому-то миллионеру сделала от ворот поворот, и они очень этому изумлялись. А чему изумляться? Я помню, как она подняла с пола упавший со стола кусок ветчины и со словами "ну, гадость" бросила его в помойное ведро. Что она этим хотела доказать? Только одно – что ей дела нет ни до кого, в том числе до меня, ведь мне пришлось потом тайно ворошить всю помойку, чтобы достать оттуда этот кусок и давиться им, быстрей, быстрей, успеть, пока она не обнаружит меня за этим занятием. Если ты не ешь ветчину, это не значит, что другие её тоже не едят! Такая простая истина ей не доступна.

Но я должен примириться со всеми её недостатками, и я примиряюсь. По возможности. Я всегда стараюсь помнить о её многочисленных достоинствах, главное из которых – стремление к порядку. До чего же она любит этот ужасный порядок, уму непостижимо! Придёт домой и сразу глазами зырк: "Опять на моей кушетке лежишь! Совсем порядок забыл!" И гонит меня, как паршивую кошку! Разве достойно такое поведение звания Благородной Покровительницы странствующих собак?! И всё-таки, всё-таки… Что значит «всё-таки, всё-таки», я не успел додумать – я заснул.

Ужасный день в конце зимы

Страшный, страшный день! Я ранен! Лежу на её кушетке, живот мой перевязан лоскутом чистой белой простыни, которую она в мгновение ока разорвала и наложила на рану. И ещё какую-то мазь положила. Сидит рядом со мной, держит мою голову, чтобы я не мог сунуть нос и проверить, что же там такое на моём животе.

Надо отдать ей должное – она защищала меня изо всех сил, бесстрашно подвергая свою жизнь опасности быть сожранной этими уродливыми чудовищами со свиными рылами и крокодильими зубами! Этим она спасла меня от гибели, но не спасла от ран! О, моя прекрасная отважная спасительница, почему ты такая слабая? Почему ты не смогла разорвать этих двух выродков собачьего племени в клочья? И разбить башку их тупым хозяйкам, чтобы они все полегли к нашим ногам и лапам? Ну, ничего, мы ещё им всем покажем, как только я поправлюсь! Мы будем сражаться вместе до победы, и мы непременно победим! Только прошу тебя – не надо мерить мне температуру! Не ставь мне градусник, умоляю!

……

Сегодня я уже сам смог выйти на прогулку. До этого все дни она выносила меня на руках, ставила во дворе на слегка подтаявший снег – март всё-таки – и зорко следила, чтобы никто к нам не приближался, пока я занят своими делами. Потом так же быстро и осторожно брала меня и уносила домой. Мне совсем не было больно, когда она держала меня. Она повторяла, совсем как тогда, в нашу первую встречу в метро у Рижского вокзала: «Ну, Миклуха, держись»!

И я держался. Живот мой всё ещё был перевязан белым лоскутом, но это придавало мне мужественный вид. Я вам не игрушечная болонка, я лев… Но она всё портила, тем, что постоянно поправляла на мне эту тряпку и приговаривала: «Осторожно, Мики, чтобы не попала грязь!» Ей надо было бы сказать по-другому: "Осторожно, Мики, рана ещё не зажила", чтобы все слышали, что у меня настоящая боевая рана, а не какая-то болячка.

Как назло, навстречу попадались совершенно глупые дамочки, они вскрикивали: "Ай, бедная собачка заболела, ай, чем вы её лечите?" "Это не собачка, а лев, разве не видите?» – отвечала им моя хозяйка и смотрела на них своими загадочными глазами так, что мне казалось, они останутся немыми до конца своей жизни.

Когда мы вернулись домой, она вымыла мне лапы – порядок! – сняла с меня повязку и осмотрела живот. "Заживает", – сказала она, и я понял, что она осталась довольна созерцанием моего живота.

Затем наступил радостный момент гречневой каши с мясом. Правда, в мясо она спрятала лекарство, полагая, что я не учую его. Как бы не так. Только она отвернулась к плите, я эту вонючую гадость выплюнул, а мясо проглотил.

– Ладно, – улыбнулась она миролюбиво. – Съешь с сыром.

И ловко завернула таблетку в кусочек сыра. И я его съел. В мгновенье ока. Всё-то она про меня знает…

Весна

Хорошее время года! Хорошее потому, что оно недолгое, и очень скоро после него наступает лето.

Пару раз я слышал, как она напевала "Лето это маленькая жизнь". Так вот это неправда! Лето – очень большая жизнь! Настоящая жизнь! А остальные – осень, зима, весна – просто ожидание, когда же придёт эта необыкновенная огромная жизнь! Тот, кто написал, что лето маленькая жизнь, никогда не был у нас на даче, не видел пруда с тёплой нагретой солнцем водой, не встречал лягушек после дождя, не бегал за мальчишками, гоняющими на велосипедах, не гулял по лесным просекам в надежде отыскать какую-нибудь канаву с болотной водой или яму с дождевой и с разбегу кинуться в неё. О счастье! Ты не каждому дано!