Текст книги "Паница"

Паница
Татьяна Мосалева

© Татьяна Мосалева, 2024

ISBN 978-5-0064-5787-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ «ПАНИЦА»

Введение

– Маленькая птичка, птичка-невеличка, куда же ты летишь? что высматриваешь в безжизненном морозном небе?

– Смотрю, велик ли мир наш Поднебесный.

– Велик?

– Очень велик.

– Маленькая птичка, птичка-невеличка, а велика ли твоя деревенька?

– Мала. Совсем мала. Свернулась клубочком под белым снегом. Спит себе среди тайги, на берегу Большой Реки. Ждёт, когда младенец-солнце подрастёт.

– Маленькая птичка, птичка-невеличка, а видишь ли ты Дом свой родной?

– Вижу Дом свой родной. Чую жар огня в его печи.

– Чуешь ли, как защищает он свою птичку-невеличку день и ночь? Как не даёт морозам обратить её сердце в ледышку…

– Чую. Да, чую.

– Лети к нам, птичка-невеличка, согрейся у огня и расскажи, что ты видела.

– Я помню. Я всё помню. А ты слушай и не говори, что не слышал.

Планета наша находится на пересечении восьми космических путей, которые связывают её с другими мирами. Асы первыми прилетели и стали обживать Землю. Построили на ней свои города и стали заботиться о цивилизации аборигенов.

Их правительство разрешило молодым учёным из Высшей Школы Архитектуры Мироустройства осуществить свой проект по созданию на планете идеального мира, центром которого стал бы Великий Университет.

И все желающие свободно смогли бы изучать в нём науки, относящиеся к таинствам жизни. А для того, чтобы знания пошли на благо, ученые разделили бы Великий Университет на степени допуска. Инициированные, то есть прошедшие испытания, в зависимости от того, какой степенью они обладают, каждый на своём уровне, учились бы приходить к пониманию, что и окружающее их пространство, и мысли, и эмоции – это символы вечного принципа. Они изучали бы символизм, как вечную истину всех мистерий Вселенной.

В этом Великом Университете каждый занимал бы положение, которое ему идеально подходит. И потому там не было бы поверхностных суждений; и места для догм и кредо там тоже не было бы.

А управлять обществом они поручили бы вдумчивым людям, просвещённым умам. Созданное ими правительство соответствовало бы принципу: «что наверху – то и внизу», и было бы похоже на божественное правительство Вселенной.

«И воссядут мудрецы на трон всемогущих, и боги пойдут рука об руку с людьми. Тогда люди перестанут искать счастье, потому что они найдут его внутри себя».

Да. Изначально так и было задумано. Но спустя несколько тысяч лет асам первый раз пришлось покинуть эту, уже обжитую планету. И тысячи вайтманов взвились в небо, унося на прародину дарийцев, харийцев, расенов, святорусов и асур. А всё потому, что наша планета вошла в зону разрушения.

Потом они, конечно, вернулись и начали отстраивать заново. Но на планету снова обрушился град космических камней и опять разрушил то, что они с таким трудом восстановили. И им снова пришлось уйти. Но спустя столетия они с ещё большим упорством стали восстанавливать разрушенное Великим Хаосом Космоса.

И правительство их планеты оценило упорство молодых учёных. Им в помощь выслали восемь опытных специалистов, сумевших рассчитать время следующих катастроф, чтобы учёные успели к ним подготовиться. Но и сами учёные не сидели сложа руки. Они стали создавать «Память»: с помощью символов зашифровывать знания и увековечивать их. На планете выросли пирамиды, а под ними спрятались подземные города-хранилища. Тысячи камней были испещрены символами Космических мистерий, а сами знания зашифрованы в сказки народов мира. И теперь, в следующее своё возвращение, им не придётся начинать обучение новых поколений людей с ноля.

Кроме того, на планете всегда оставались небольшие колонии поселенцев, не пожелавших покидать свой дом. Они стали Хранителями, берегущими память о мироустройстве своей прародины.

Годы тянулись, складывались в столетия и тысячелетия, но оставшиеся асы по-прежнему поддерживали в себе Искру – внутренний огонь, присущий их расе. И в отличие от других народов, населявших нашу планету, не деградировали, не откатились в своём развитии далеко назад. Они приспособились к новым условиям и продолжали жить и служить своей прародине, ни на шаг не отступая от законов Светлых миров.

Планета залечивала раны. И асы вновь возвращались, чтобы отстроить мир по образу и подобию своей земли. Следующее их возвращение произойдёт далеко не завтра. Пройдёт ещё не менее трёхсот лет, прежде чем первые вайтмары выпустят из своего чрева сотни юрких вайтман, приспособленных к путешествиям внутри солнечной системы, и из них ступят на Землю первые асы. Но Великий Учитель уже отправил четырёх своих сподвижников пробуждать в людях память о Светлых мирах.

Глава 1

Олег захлопнул дверь квартиры и протянул ключи стоявшей на площадке соседке.

– Павла Семёновна, мы на недельку. Вернёмся после праздников.

– Не переживайте: и за Липкой присмотрю, и цветочки пополиваю, – закивала соседка, принимая ключи и тут же пряча их в карман фартука. Она ещё что-то говорила, но Олег уже мчался вниз по лестнице. На первом этаже оглянулся и, вскинув на прощание руку, скрылся за дверью.

«Всё-таки здорово иметь соседку в друзьях».

А во дворе уже тихонько урчал «Опель». Жена укладывала в багажник рюкзаки, а маленькая дочка лепила на капоте крохотного снеговика.

– Ну, что, путешественники, по коням!

– По коням! – радостно подхватила Славка. Усадила снеговика на скамейку возле дома и наказала: – Ты меня обязательно дождись. Я приеду и расскажу тебе про дальние страны.

Поёрзали, устраиваясь поудобней, разобрали подушки, бутылочки с водой, сухарики. Путь предстоял долгий, и эта предстартовая возня настраивала на нужный лад.

В мягком свете фонарей улицы ночного городка выглядели по-домашнему уютно. В воздухе закружились первые снежинки ожидаемого прогнозом снегопада. Это рождественское путешествие вовсе не было приятным подарком зимних каникул. Им пришлось отправиться в дорогу потому, что ещё в октябре пришло по почте старомодное письмо с Соловецких островов. «Дядюшка» приглашал семью навестить его в ближайшее время. Отказа не принимал, но давал «свободу» выбрать время для путешествия: в пределах трёх месяцев. То есть пограничный срок обозначил январём наступившего года.

Соловецкий монастырь с недавнего времени стал принимать паломников на рождественские праздники, так что приезд чужаков не вызовет ненужных пересудов. Об этом и уведомили далёкого «дядюшку» таким же старомодным способом – письмом по почте.

Окончательная дата отъезда была выбрана буквально накануне. Ключи от квартиры со всей живностью были торжественно переданы добрейшей соседке, и по совместительству няне Славки – Павле Семёновне. Она благословила молодую семью в дорогу, заверив, что беспокоиться по поводу оставленного гнездышка не стоит.

– «Само собой, мы не стали расстраивать добрейшую старушку упоминанием о том, что оставили наговоренную булавочку на случай, если в наше отсутствие кто-нибудь чужой вздумает посетить квартиру. Мы вообще не применяем магию в повседневной жизни».

– «Ой ли?»

– «Ладно, ладно, почти не применяем. Тома, ты же спишь».

– «Ты громко думаешь».

– «Ищу лазейку, как отодвинуть неизбежное расставание. Я понимаю, расставаться придётся в любом случае, но хоть отодвинуть бы годика на два, на три. Ведь мала ещё совсем Славка, как они этого не понимают».

– «Олег, все через это проходят. И ты, и я также были отданы в обучение примерно в этом возрасте».

– «Ты что, не помнишь, каково было уехать из родного дома неизвестно куда, неизвестно к кому?».

– «Да, ладно тебе. Скажи ещё, что была бы возможность отмотать всё назад, ты бы предпочёл остаться дома, чем ехать в пансионат при закрытой английской школе магии. И дикую свободу уличного пацана ни за что бы не променял на знания, которыми наполняли твой пустой сосуд».

– «Честно? Я бы сильно подумал. Там дают много знаний, но мало тепла. Это общеизвестный факт».

– «А я обучалась на Севере. Нас в семье было трое и нам было хорошо с нашими наставниками. Судя по тому, что приглашение пришло с архипелага, Славку тоже определят в одну из северных школ».

– «Неизвестно пока. Она ещё их тесты не прошла. Скорей всего, для этого нас и пригласили».

– «Давай не будем переживать раньше времени».

Тамара открыла глаза. За окном уже народился зимний солнечный день. Они преодолели значительное расстояние и сейчас как раз проезжали по мосту через Волхов.

– За мостом вроде кафе есть. Остановимся? Я сяду за руль, а ты поспишь.

За Волховом трасса вытянулась в натянутую струну. За каникулы полотно дороги подсохло, придорожные сугробы обрели естественный снежный цвет, и низкое январское солнце располосатило их синими тенями из леса.

Славка проснулась и сначала с интересом рассматривала пролетавшие за окном пейзажи. Но вскоре однообразие леса и снега ей наскучили. Она захотела есть, пить и просто выйти из машины.

– Потерпи, через полчаса будет заправочная станция.

– «Фаэтон», – прочитала синие буквы Славка, – Кафе. Душ. Ма-а, это специальное кафе для Душ?

– Ага, для чистых Душ. Пойдём, нам тоже не мешает подкрепиться. Ещё часа три ехать до гостиницы, и завтра целый день до Архангельска, а потом мы сядем на самолёт и полетим в сторону Полярного Круга.

Она расправила руки, изображая самолёт, и побежала к кафе.

За руль снова сел Олег. Короткий день стал клониться к вечеру. А к гостинице подъезжали уже в полной темноте. Семья неспешно выгружалась на хрустящий утоптанный снег. Потягивались, зевали, вытаскивали из багажника рюкзаки, немногословно переговаривались.

– «Зелёный попугай» – прочитала вывеску Славка.

За стойкой сидела заспанная девушка неопределённого возраста. На ввалившихся в клубах морозного воздуха гостей она лишь скосила глаза, не соизволив поменять позы или придать любезное выражение помятому лицу.

– Здравствуйте, милая барышня! – поприветствовал её Олег.

– Здасть…

– У нас забронирован номер на сегодняшнюю ночь – продолжал он, уже замечая нелюбезное выражение лица служки.

– Как ваша фамилия, – лениво протянула девица.

– Лиафальде. Олег Игоревич.

Неожиданно, произнесённое имя, вызвало оживление на лице служки.

– Ах да… Олег Игоревич… из Петербурга.

– Из Кронштадта.

– Да-да-да… хозяин предупредил о вашем приезде… как же… мы давно вас поджидаем. И номер ваш готов со вчерашнего дня… вы проходите, проходите… вот сюда, пожалуйста…

– Паспорта вот…

– Ну что вы, это мы всегда успеем. Это не к спеху… это… я с листочка спишу… листочек мне Арсен Магомедович ещё утром оставил… вы ведь с дороги дальней – устали… А хотите, мы и баньку истопим… только Славку кликну, он мигом управится, – зачастила девица.

– Славку, – фыркнула маленькая приезжая Славка.

Олег пожал плечами и переглянулся с женой. Та в ответ приподняла плечи, прикрыв нижней губой верхнюю.

Девица суетилась, пыталась вырвать у гостей сумки, щебетала и неуместно хихикала. В общем: была любезна. Пригласив гостей во внутренний коридор, поднялась на три ступеньки и, толкнув с площадки некрашеную сосновую дверь, открыла проход в ещё один небольшой коридорчик.

– Вот – ваши комнаты.

И отступила, пропуская гостей. Вошла следом и начала экскурсию по номеру:

– Это – гостиная. А это – спаленка. А здесь, – девица аж раскраснелась от гордости, – здесь у нас туалетная комната: и душ, и тёплый унитаз! Вода сейчас нагреется и можно принимать ванну. А покушать захотите – в кафе пойдите, или в номер можно чего попросить, вот – по аппарату. Быстро принесут. – и погладила допотопный чёрный телефон с диском.

Всё рассказала, показала и встала в дверях, ожидая от гостей похвалы.

– Спасибо, дорогая, как тут у вас всё чудесно устроено, – догадалась Тамара.

Девица расплылась в улыбке.

– Ну, тогда я пойду?

Когда дверь за неожиданно ожившей девушкой закрылась, в комнате на мгновение повисла тишина.

– А-а! как оживился-то сервис в провинции… Неожиданно…

– Да, неожиданно, – эхом поддакнул Олег.

– Мама! Зелёные попугаи! – радостно закричала Славка, отодвигая портьеру.

И попугаи выглядели здесь, на подоконнике придорожной гостиницы, неожиданно и странно.

– Неожиданно… – пробормотала Тамара.

– Вот почему гостиница – «Зелёный попугай». Давайте их покормим.

– Покормим, но сначала умоемся с дороги.

Олег открыл лежавшую возле телефона папку с неаккуратно выведенными чёрным фломастером буквами: «Меню кафе».

– Тамара, поди-ка сюда, посмотри, какой богатый ассортимент в этом придорожном кафе.

Пока они рассматривали предложенное меню, Славка упала в пуховую перину, зевнула и блаженно вытянулась.

– О, малыш, да тебя совсем разморило. Тамара, оберни её мороком, и, может, заглянем в кафе?

Спустя полчаса они сидели за столиком в ожидании ужина. Почти не разговаривали. Да этого и не требовалось: оба свободно читали мысли.

– «Имя этого места – «Неожиданность», а вовсе не «Зелёный попугай».

– «Похоже, нас сканируют».

– «Ага. Затылок иголочками покалывает… точно – сканируют».

– «Все держим ушки на макушке – и мы, и хозяева».

– «Стиль больно изысканный. Вроде всё под деревенский колер, но … „креветки в винном беарнском соусе“, как-то неожиданно».

– «Угу. Чувствуешь? вокруг будто датчики: чуть что-то нас насторожило – тут же в ответ нейтрализующее действие, слово, вещица».

– «Может, просто сказывается напряжение дороги, и мы боимся тени мышки?»

– «Может, и так… А, может, зря у своих не остановились».

– «Не, не зря. Здесь всё прозрачно. Мы бы сразу, как на горе оказались. И тогда тихо уже не проехать. А так есть шанс: мы нейтральны, едем сами по себе. Я специально выбирал место для ночлега за Вологдой».

Принесли ужин. Ожидаемо неожиданно превосходный: лёгкий салат, креветки, как и обещали, в беарнезе, несколько сортов сыра и утонченное Шабли.

Где-то за плотными драпировками тихо заиграл блюз. Время остановилось. Олег и Тамара наслаждались атмосферой и вкусной едой.

Очарование развеял звук бьющегося стекла: молоденькая официантка, обслуживающая их столик, неожиданно споткнулась на ровном месте, и с накренившегося подноса звонким дождём посыпались тонкостенные бокалы. Краем глаза Тамара заметила, как среди сверкающих осколков заскользила в угол маленькая голубая змейка. Она взглянула на Олега, потом в зал. И была похожа на очнувшегося лунатика, не помнящего, как он тут оказался.

– «Морок… Олег, скорей в номер: Славка там одна». Они наскоро расплатились за ужин и едва ли не бегом выскочили из кафе.

Комната была освещена маленьким ночником-звёздочкой, прихваченным в путешествие из дома, и кроме прямого назначения служил ловцом снов. Славка мирно спала, обнимая любимого мишку. На подоконнике в клетке дремал одинокий неразлучник. Второй, околевший, валялся на дне клетки.

Тамара достала из рюкзака мешочек с резами и зажгла маленькую свечку. Посидела с минуту, настраиваясь, и выловила несколько костяшек.

– Пока нас за мороком ублажали, кто-то пытался пробиться к Славке через поставленный заслон.

– Сейчас тут опасно?

– На дороге сейчас опасней. Здесь выровнялось.

– И всё же поставим сторожей по периметру.

– Нет. Это не понравится хозяевам. Они их сразу засекут. Будем, как и договаривались, держать нейтралитет, но пошлём весточку на архипелаг. Я думаю, этого будет достаточно, чтобы избежать конфликта этой ночью.

Авария произошла около полудня.

Выехав из придорожной гостиницы, машина неспешно подрулила к заправке. Олег попросил залить полный бак, и путешественники продолжили путь. Благополучно миновали Вельск и теперь ехали вдоль заснеженной Ваги. Ещё через пару часов указатели оповестили о приближении к границам Двиноважья.

Олег всё утро аккуратно вёл машину в одиночестве. Девчонки устроились на заднем сиденье и спали. В салоне лёгким облачком порхал джаз.

– «Кем же всё-таки были эти опасно гостеприимные хозяева? Связаны ли они с силами покинутого мегаполиса или это уже местные нами интересуются? К чему такой интерес? Мы же просто маги-синоптики».

Одно было понятно: их передвижение не осталось незамеченным.

– «Может, всё-таки надо было остановиться у своих…».

Позднее северное солнце поднималось, высекая в воздухе искры из невидимых глазом снежинок. Машин на трассе было не много. По встречной полосе неторопливо спускался с крутого пригорка лесовоз. Олег повернулся к сонно заворочавшейся Тамаре и прошептал:

– Доброе-доброе утро, Солнышко! Посмотри, какой сегодня день праздничный.

Тамара, не открывая глаз, улыбнулась.

А в следующее мгновенье машину потряс удар: прицеп тяжело гружённого лесовоза занесло на встречную полосу, и он вцепился беззащитно бегущего по дороге «Опеля».

В утреннем небе, среди сверкающих снежинок, раскинув крылья, парила одинокая птица пустельга, высматривая в голубых снегах добычу.

Ки-ки-ки – разносился в морозном воздухе её дребезжащий голосок.

…Скорая пришла далеко не сразу. Истекающие кровью, смятые, искорёженные тела вырезали аргоном из смятого, искорёженного кузова автомобиля.

– Двое.

– Не. Трое. Похоже, робёнок ещё был.

– И чё-н-то? И где он, робёнок-то?

– Во – одёжка робячья.

– И где-н-то-он?

– А бох знает …может, у бабки высадили ещё до аварии.

– У бабки ёжки, чё ли? ага….

– Чё-н-то? Вон, Кулешиха в паре кило́метров. Поди, мимо проезжали.

– Номера-то питерски…

– Эн-то-да… О, глянь-ко там, в сугробе-то… чё-н-то?

– О, да ведь то, похоже, недостающий елемент – робёнок то, али чё-ли?

Мужики полезли в сугроб, побрели, утопая в снегу по самые молочаи.

– О, глянь-ко – девчонка. Эн-то-ж как же её выбросило-то из машины-то?

– Ох, ты… жива, кажись… мужики, тащите носилки. Жива девчонка-то.

Всем сразу стало радостно, что в этой страшной аварии оказалась выжившая девчонка. Засуетились, стали торопливо доставать из «скорой» носилки, орать отошедшему по нужде фельдшеру. Кто-то побежал к «буханке» за байковым одеялом.

– Дык куды мы её? Ак, в Вельск, али в райцентр, – спрашивал в который раз водитель «скорой». А фельдшер всё никак не мог решиться.

– Вроде до райцентра-то ближе, но больничка там больно скудна… выходят ли? А до Вельска можем и не довезти.

Махнув на фельдшера рукой, водитель сам принял решение.

– Время теряем. Садись, Айболит, в райцентр повезём. Там сегодня Соколов дежурит, Иван Константинович, – это для девчонки-то шанс.

Так Славка и оказалась на столе маленькой операционной в районной больнице Двиноважья. Несколько часов кряду хирург, почитаемый местным населением за мастерство, магом и волшебником, собирал маленькое тельце по кусочкам. Потом её отвезли в палату и оставили под капельницами. Ночью доктор то и дело подходил к ней, прислушивался, топтался, качал головой и бормотал под нос что-то типа: «помогай давай…»

Утром, уходя с дежурства, Иван Константинович заглянул в палату, постоял, с сомнением глядя на маленькую мумию.

– Мало шансов у тебя, деточка. Ты уж извини, я чем мог, помог, теперь дело за тобой.

Глава 2

Степан Игнатьевич собрался на пенсию. Теперь уже окончательно. На уговоры начальства поработать ещё годик упрямо мотал головой:

– Не, робята, всё. Списывайте старика подчистую. Присылайте преемника – выучу и уйду. Пора и честь знать.

На стажировку к нему приезжало несколько человек. Всех их Стефан Игнатьевич забраковал и отправил восвояси. На недовольные вопросы руководства строго отвечал:

– Несурьёзных людей вы ко мне присылаете. Как я на этих охламонов лес оставлю. Дельного ищите.

Весть о строгом отборе старика быстро разлетелась среди претендентов на вакансию, и месяца два не находилось охотников поступать к нему в ученики. Тогда старший лесничий сам привёз ему парня.

– Вот, Игнатьич, стажёр тебе. Обучай. Вроде парень толковый, на лету всё схватывает. И я тебя очень прошу, не дави ты его своим авторитетом, а то с таким сурьёзным подходом мы тебе до самой домины преемника не найдём. Будешь казённый лес топтать, пока ноги носят. Это для нас и неплохо, с другой стороны, вряд ли мы сыщем хозяина лучше. Но всё же, поучи парня. Твоя наука крепкая. Не тебе, так нам этот парень сгодится.

Степан только рукой махнул: разберёмся. Стажёром оказался Андрей Жихарев. И имя, и личность стажёра не были для лесника тайной, когда-то он учился в одном классе с его дочкой. Но Степан всё же принял парня сдержанно.

– Давненько о тебе не было слышно. Уезжал куды?

– Да, колесил по миру – счастье искал. А последнее время домой потянуло. Приехал в отпуск, побродил по лесу и решил остаться.

– А чем занимался?

– До армии начал учиться в архангельской «лесопилке». После службы перевёлся на заочное, доучивался и продолжал служить в пограничном городе Пяндж. Потом перевели в Ленинград, а потом домой потянуло.

Говорил он неторопливо, ровно. Не пытаясь произвести впечатления, или понравится. Степан виду не подал, но этот парень начинал ему нравиться.

– Лады. Завтра жду тебя в семь. Не опаздывай.

Андрей приехал на попутке. Степан уже поджидал его у ворот кузни.

По разложенной на верстаке карте лесничества он заскорузлым пальцем стал обводить границу участка, попутно показывая точки пожарных вышек. Линовал на квадраты Великое Велесово болото, ребром ладони прокладывал с востока на запад ровные противопожарные разрывы. Андрей понятливо кивал, задавал толковые вопросы, и оба остались довольны уроком.

– С топографией у тебя сложностей нет. Хорошо видишь карту. Завтра пойдём в тайгу. Ружьишко какое-никакое, у тебя имеется? – спросил Степан, когда они вышли во двор перекурить и осмотреть имеющуюся на балансе технику.

– У меня «Барс».

– Достойная машинка. Захвати на обход. Пойдём к Ваеньге, оттуда выйдем к Велесову болоту и по кромке пройдём до южной границы. Да захвати провианту на сутки. Доведётся, переночуем в тайге, а утром продолжим обход.

На следующий день около семи Степан сидел на завалинке, покуривал трубку, поджидая стажёра. А того всё не было.

«Спёкся, практикант», – разочарованно крякнул Степан в усы, поднялся, размял ноги и отправился на обход. Вечером домочадцы рассказали, что «тот», весь взмыленный, прибежал около восьми. Очень расстроился, что Степан ушёл на обход без него. Однако, делать нечего: передохнул на завалинке (в дом чужака не позвали) и отправился обратно на паром, пообещав завтра не опаздывать.

Однако и на следующий день произошла заминка: «тот» опоздал. И вообще, как не старался, он то и дело опаздывал к началу обхода. Из-за этих опозданий теряли светлое время. Участок пришлось дробить, и ещё раз дробить, и обходить поэтапно. А значит: не складывалась целостная картина земли.

«Тот» опаздывал, извинялся, Степан молча кивал. И оба понимали, что ничего хорошего из этого не выйдет. Когда Степан в очередной раз поднялся с завалинки, так и не дождавшись к условленному времени практиканта, он, не стесняясь в выражениях, описал ситуацию и поставил ультиматум: или пусть перебирается на правый берег, или больше его тут не надо. Перекинул через плечо «Ижа» и отправился на обход один.

Практикант принял приглашение наставника квартировать у них в летней кухне. Дело сразу пошло на лад. Степан поднимался в половине шестого и с удовольствием видел свет в оконце летней кухни. Выкуривал трубку и, наскоро перекусив с Екатериной Васильевной, выходил во двор – управить до службы кое-какие дела по хозяйству. «Тот» тоже выходил во двор, здоровался, подхватывал у Екатерины Васильевны вёдра и шёл на Речку за водой. Колол дрова перед баней, мёл двор, помогал Анне выгонять коров на поскотину. Был толков и приветливо молчалив.

В сентябре пришла пора убирать картошку. И тут его не пришлось просить. Он с видимым удовольствием копался в земле, легко вскидывал на спину наполненные мешки и лёгким шагом относил их под настил для просушки.

Управив утренние дела к семи часам, они со Степаном выкуривали на завалинке по трубочке и расходились, чтобы собраться в дорогу. И вот однажды, в одно такое утро, Екатерина Васильевна окликнула стажёра по имени:

– Андрей, я шаньги из печи достала. Иди завтракать.

С этого дня его перестали считать чужаком. «Тот» исчез, и появился Андрей. Ну и, как следовало ожидать, вскоре между молодыми людьми завязался роман. А потом пришёл день, когда они попросили благословения на создание своей семьи.

Молодые жили уже больше года, а малыша у них не было. Старики об этом молчали, но их молчание становилось для Анны всё тягостней. И однажды она уехала в город: показаться врачу. Вернулась, заперлась в своей комнате и два дня ни с кем не разговаривала.

Неизвестно, чем бы всё это закончилось, но в какой-то день Екатерине Васильевне пришло письмо от её дальней родственницы, в котором та просила разрешения приехать погостить. Леда Николаевна, а именно так звали родственницу, писала в письме, что страшно соскучилась по местам, в которых прошло её детство. И, что, пока она ещё в силах передвигаться самостоятельно, хочет навестить родные пенаты и просит позволения остановиться у троюродной сестры, так как наслышана, что их родовое гнездо пришло в полное запустение.

– Крыша обвалилась на её пенатах – прокомментировал письмо Степан Игнатьевич, – пожлобились тогда – не продали дом дачникам. А ведь хорошие деньги предлагали.

– Ну, что теперь. Всяк волен распоряжаться своим имуществом по своему усмотрению. Давай-ка лучше подумаем, где гостье постелем.

– А что пишет твоя «седьмая вода на киселе», надолго ли она к нам за воспоминаниями?

– Пишет, что хочет до весны у нас пожить.

– Ишь ты, соскучилась.

– Не ворчи, старый. Ребятам веселей, и мы в охотку поболтаем. Она весёлая была девчонка…

– Ну, поглядим, может, жизнь не всю весёлость из неё выпила. На полгода, значит, планирует к нам. Что ж, приготовим ей боковую избу. Летом я там печь переложил – должна тепло держать. Вот и проверим на городских косточках. Надо только протопить заранее, чтоб не угорела твоя весёлая девчонка.

– Так и отпишем ей: мол, приезжай.

В ответном письме условились, что тётушку будет встречать Андрей. Она его узнает по номерам на машине и для пущей убедительности, по красному шарфу.

УАЗик – танк, ему никакая распута не страшна. Комфорта машина малого, да он не очень-то и нужен в условиях, когда надо пройти по тракторной колее, или по заснеженной лесной дороге. А с этим УАЗик справлялся без труда.

Но тётушка с этим утверждением была категорически не согласна.

– Дрон, – кричала она сквозь рёв мотора, – Дрон, из меня сейчас весь ливер высыплется, и лоск городской пропадёт безвозвратно… чем я буду поражать свою деревенскую родственницу… О, Дрон, прошу тебя, поедем тише…

Андрей только улыбался. Тётушка ему сразу понравилась. Ещё там, на вокзале. Она не стала рассматривать припаркованные машины и ничуть не смутилась забытым красным шарфом. Она как будто всю жизнь его знала. И лишь только он появился на перроне, тут же приветливо помахала рукой и заговорила так, будто продолжала только что прерванный разговор.

И это необычное произношение его имени – Дрон – ему тоже сразу понравилось, как будто это и было его настоящим именем, а Андреем его называли только непосвящённые…

Сквозь легкомысленное щебетание тётушки он видел, как сквозь кружевную вуаль, нечто необыкновенно глубокое, или даже, как он чувствовал, бездонное. А все эти ахи и восклицания были предназначены для публики: не скроешь ведь в маленьком посёлке приезд чужого человека. Так, пусть видят, что на Паницу приехала старенькая и уже немного «ку-ку» родственница из города.

Скорость всё-таки пришлось сбавить.

– О, дорогой Дрон, так гораздо лучше. И хорошо, что не так скоро, чтобы ты успел мне рассказать.

Она даже не пыталась уточнить, что именно Дрон должен ей рассказать. Нужные слова сами рождались в его голове. Он лишь успевал удивиться на вдруг открывшуюся в нём способность гладко и коротко излагать мысли. Благодаря чему к концу поездки тётушка была в курсе всего, чем жила семья лесника.

Когда машина остановилась возле крыльца и тётушка нарочито неуклюже стала выбираться с заднего сиденья, причитая о старых костях и проклиная разбитые дороги, Дрон уже не верил её притворству. Ему хотелось, чтобы она поскорей закончила разыгрывать этот спектакль и опять, уже окончательно, превратилась в умную, наблюдательную женщину, какой, по сути, и была. И, словно прочитав его мысли, она, ни к кому не обращаясь, произнесла:

– Терпение, мой друг!

Все поняли это, как ответ Екатерине Васильевне на предложенную помощь.

Миновав холодные сени, через небольшую прихожую вошли в столовую. А там уже был накрыт стол. И на столе была еда. Ни городской, непонятного происхождения колбасы, ни консервированных непонятно, где и кем огурцов, ни невесть какой свежести рыбы из ближайшего гастронома на столе не было. Всё – от хлеба, выпеченного нынче утром Анной в русской печи, до нежнейшего стерляжьего заливного – всё имело имя добытчика и конкретный адрес происхождения.

На столе была Еда в лучшем понимании этого слова. И этой еды требовалось совсем немного для восстановления сил.

– Вы даже не представляете, как я проголодалась! – молитвенно сложив ручки, воскликнула тётушка. – Несколько месяцев я ходила среди прилавков супермаркетов, набитых невесть чем. Перебирала куски в морозильных ларях и ловила себя на том, что я шепчу во всём этом изобилии несъедобного: я хочу есть. Я хочу есть! Сама на себя удивлялась: о чём это я? Вот же – целый магазин в твоём распоряжении, а ты: «хочу есть». И, верите ли, мои дорогие, только сейчас, увидев этот роскошный стол, я поняла, о чём я тогда молила: я страстно хотела домой. Есть ту еду, что я ела в детстве, спать на тех перинах, и в той тишине, в которой спать естественно; смывать с себя грязь, стоя не под тепловатым душем, а в горячей-горячей бане или холодной-холодной речке. Вы даже не представляете себе, насколько остро я почувствовала боль порванных корней.

Этот искренний, страстный монолог прозвучал для семьи неожиданно и был выслушан в полной тишине. Уже замолкли последние слова, а присутствующие стояли и молчали, недоумённо глядя на гостью.

Екатерина Васильевна молча обошла стол, и, встав напротив Леды низко ей поклонилась:

– Здравствуй, родная! С возвращением!

И Леда так же низко поклонившись семье, произнесла в ответ:

– Здравствуйте! Мир нашему дому!

И, как будто опала стена. Все ожили, разом заговорили, принялись обнимать, целовать друг друга, что-то оживлённо рассказывать, смеяться. Стало тепло и светло. Впечатление, будто коротким сентябрьским днём в дом заглянула весна.

С приездом Леды в доме стало оживлённо. Домочадцы норовили побыть рядом с ней. И она была совсем не против.

С Анной она ходила доить коров (и, надо сказать, у неё это ловко получалось, так, будто в её городской квартире непременно стояла Бурёнка). Иногда она оговаривалась и называла Анну МамАня.