Текст книги "Паница"

Пока собирались, мужики проверили снасти и уже подымались от реки с уловом, нанизанным на ивовый прутик.

– Вота – щучка забрела, – приподнял Дрон связку с уловом, на которой висела приличная щучка килограмма на три, – рыбники на завтрак заказываем.

– Будут. А как же! Сегодня после ужина опару поставим. Ну, да пойдёмте в избу, а то дождь, вишь, сеять начал. На всю ночь зарядит, как завтра к Болотнице-то пойдёте?

Дом был чисто прибран. Русская печь побелена и стояла в углу невестой.

Посредине стола в керамической вазе стоял букет рябиновых веток с сочными гроздьями ягод. А сам стол был накрыт Фаининой скатертью, и сервирован парой лишних приборов – это приглашение предкам отужинать в этот вечер вместе с семьёй.

Чуру и Домовому Катерина поставила особое угощение, подчёркивая уважение и благодарность духу-хранителю и духу-предку, за то, что согласились остаться и оберегать дом и семью в Яви.

Из недр буфета Дрон достал тяжёлый серебряный подсвечник и, заменив оплывшие свечи, зажёг огонь: он укажет предкам путь. Степан разлил по старинным бокалам домашнее пиво и нарезал ржаной каравай. Анна достала из печи горячие щи и жаркое; из сеней принесли сметану и соления.

Вспомнили близких и дальних родственников. И тех, что погибли в многочисленных войнах, и тех, кто тихо умер в своей постели. Припомнили случаи из их жизней: грустные и смешные. Анна принесла из комода старый фотоальбом. Сдвинув стулья, начали перебирать пожелтевшие от времени фотографии, угадывая, кого же запечатлел фотограф в этой многочисленной группе с лицами меньше булавочной головки.

Вечер, посвящённый смерти – казалось бы, печальный вечер памяти об ушедших людях. Но магия Велесовой ночи в том и заключается, что скорбь превращается в воспоминания. Стираются границы, и открываются двери между мирами. Близкие люди вновь оказываются рядом. Предки приходят посмотреть на потомков. Потомки обращаются к предкам за советом.

Именно эту ночь Леда выбрала для инициации. Ибо она очень надеялась на помощь Рода.

Глава 5

В Велесову ночь открытие перехода не так опасно. Все, ранее живущие в Роду, будут при этом присутствовать и помогать. А те, кому только предстоит спуститься в Явь, будут учиться, чтобы, когда придёт их время, вспомнить.

В полночь семья встала вокруг стола. Они закрыли глаза и стали произносить слова перехода. Сначала медленно и неуверенно, но постепенно ускоряя и вознося голоса вверх – под свод дома: к коньку, к небесам, затянутым тяжёлыми тучами, и выше, выше, сквозь тучи – к звёздам, к самой Коле.

Руки сами собой возносились вслед за голосами, тела начали раскачиваться, пространство комнаты поплыло, и Дверь открылась. Голоса смолкли, и последние отзвуки слов заклинания растворились в небе над домом.

Первым шагнул к распахнутой двери, как и положено стражу – Домовой. Он преступил порожек в невидимое остальным пространство, оглянулся и махнул, приглашая следовать за ним. Степан Игнатьевич шагнул было к двери, но Катерина его остановила. Подошла, взяла за руку, и они и вошли вместе. Следом, держась за руки, пошли Анна с Андреем. Замыкала шествие Яви Леда. Духи предков выждали, когда она переступит порожек, и тоже потянулись к проёму, один за другим перемещаясь в открывшийся мир.

Нечего и говорить, что пространство другого измерения внешне ничуть не отличалось от привычного мира семьи. Пройдя в открывшуюся дверь, они попали в боковую избу дома. В окна лился мягкий солнечный свет. Комната была чисто прибрана и не носила никаких следов пребывания в ней Леды. В августе и не могло быть иначе.

В это время Леда ещё только прибыла на Совет, экстренно созванный главой на Соловецком архипелаге. Настало время решить, какая из школ Севера возьмёт на себя обучение мага.

– Открытие школы в Панице не останется незамеченным. Вы все это отлично знаете, – горячился Поморский эфор Варуна, – Нет, нет и нет! В наше время совсем необязательно активировать родовую память самой мощной школы Севера. Давайте разморозим школу на Аляске. Там опытные шаманы и подготовят ученика не хуже, чем в Панице.

– Если группу будут готовить в Панице, то хороший результат гарантирован. Так, значит решено?

– Ничего не решено.

Споры продолжались три дня. И всё же выбор пал на Паницу. Эфору Северо-Запада предписывалось немедленно выехать на место, чтобы инициировать обучающую семью. Члены Совета стали расходиться. Вернее, просто растворяться в воздухе. Через несколько минут в комнате остались только Александр Белояров и Леда.

– Мне необходимо, – начала Леда.

Но Александр поднёс палец к губам, и она замолчала, оглянувшись по сторонам. Глава прошёл к буфету, достал из него склянку тёмного стекла и свёрток обыкновенных ватных дисков.

Опрокинув склянку, он намочил один из дисков и протянул Леде. Та недоумённо на него посмотрела. А он уже смочил второй диск и, кивнув Леде, провёл им по лбу – от корней волос до переносицы и от виска к виску. Затем провёл по векам, по губам, и вдохнул запах. Леда повторила его движения. Подойдя к столу, председатель поставил склянку на небольшой серебряный поднос.

Она готова была поклясться, что ещё минуту назад его там не было.

– Ну вот, теперь мы можем говорить свободно.

– А разве комната была не защищена?

– Защищена. Но у нас настолько важный разговор, что мы просто обязаны спуститься ещё на один уровень защиты. Итак, дорогая Леда, давай сверим часы. Тонкая настройка резонансом разрушает горы и сплетает прочнейшие нити. Мы должны действовать синхронно, – начал инструктировать эфора Александр…

– Не волнуйтесь, мои дорогие, – проворковала как можно спокойней вошедшая в дверь Леда, – это просто петля времени. Нам необходимо было вернуться в исходную точку инициации. Она вынула из нагрудного кармана золотые часики на шатлене.

– Итак, нам надо провести обряд запуска Дыхания Вселенной. Я буду распорядителем, с вашего позволения.

Все согласно кивнули.

– Прошу вас снять обувь, взяться за руки и замкнуть круг. Через восемь минут я начну обратный отсчёт. И когда стрелка достигнет шестой минуты второго часа, мы начнём медленно двигаться по кругу противосолонь, а наши предки, также замкнув периметр, начнут движение посолонь. Тем самым образуется замкнутая энергетическая система, способная принять в себя нисходящий поток космической силы, который, закручиваясь посолонь, пройдёт сквозь нас и запустит энергию самоорганизующейся системы Паницы. Образовавшийся излишек энергии мы отдадим земле. Знайте, что мы запускаем энергию, которая сама будет управлять собой, так как сама себя знает. И мы вместе с ней войдём в нужное для выполнения поставленной задачи состояние.

Люди взялись за руки и образовали замкнутый круг. Второй замкнутый круг образовали Души предков Рода.

– Я прошу Чура – духа-хранителя Рода в Яви встать в точку эквилибриума. Я прошу Домового – духа-хранителя Дома и семьи встать в точку эквилибриума, – начала обряд распорядитель, – вы – хранители нашего Рода и Родового места, вы – центр нашей Вселенной. У вас прямая связь с ушедшими из Яви предками, с семьёй в Яви и с нашими потомками в Прави.

Из круга предков отделился неказистый старичок на тоненьких ножках, в красных сафьяновых сапожках, одетый в сермяжку, но с мурмолкой на голове. И вышел статный человек, лет сорока в войлочной шляпе с загнутыми полями, пиджаке поверх косоворотки и брюках, заправленных в высокие «гамбургские» сапоги. Оба были окутаны лёгкой дымкой времени.

Они встали в центр круга, и все члены Рода им поклонились. Леда хлопнула в ладоши, возвращая к себе внимание, и начала отсчёт: десять, девять, восемь, семь, шесть…

Анна проснулась на рассвете. Рядом на кровати сидел Дрон. За окном празднично белел огород.

– Первый снег выпал, – заметив, что жена проснулась, улыбнулся Дрон, – хорошо будет пробежаться до Великого по первому снежку.

– Знаешь, Андрюша, я такой странный сон сегодня видела: как будто мы после ужина всей семьёй…

– Прошли сквозь открывшуюся в пространстве Дверь и водили хороводы в боковой избе, – закончил Дрон фразу жены.

– Верно, Дронушка, – засмеялась Анна, – ты всегда мои сны угадываешь.

– Нет, Анюта, это не сон был. И мы действительно прошли обряд инициации. Вот только не помню, как мы оказались в своей горенке. – Я проснулся сегодня ещё до рассвета. И тоже сначала подумал, что это был сон, но потом стал вспоминать, вспоминать и довспоминал до того места, когда Леда начала обратный отсчёт. А потом, я, как будто провалился в колодец. Сначала всё бешено вращалось, и я не чувствовал под ногами опоры, но, задрав голову, увидел Колу. И в это время печальный мужской голос сказал: «Звезда полей, во мгле заледенелой, остановившись, смотрит в полынью…». И тут я проснулся.

– Всё так. Я тоже летела с огромной высоты, и было страшно и одиноко, пока я не подняла голову и не увидела в небе Колу. И в тот же миг услышала тихий нежный голос. Он пел. Очень печально пел: «Светит незнакомая звезда, снова мы оторваны от дома…»

– Это Анна Герман. Моя мама очень её любила.

Анна перебралась к мужу, подтянула одеяло и накрыла им себя и Дрона. В дверь тихонько стукнули. Не оборачиваясь, они одновременно отозвались:

– Входи, Катерина.

– Доброе утро, молодёжь. Как спалось-ночевалось? В каких краях побывать ноне довелось? Летали во сне?

– Скорей падали.

– Похоже, у всех одно и то же, – вздохнула Катерина, – сон про то, что одновременно придётся разбираться с большим количеством проблем.

– А ещё нам снилась Кола, – с надеждой проговорила Аня.

– Это хорошо. Это вселяет надежду на благоприятный исход дела. И ещё сулит приход в дом малыша… Долго ли собираетесь на снега-то смотреть? Вся зима впереди. Давайте-ка, собирайтесь, я уж кулебяки в печь поставила. Сейчас позавтракаете, да и отправляйтесь к Болотнице. Хорошо бы засветло обернуться.

Катерина развернулась и направилась было к двери, да остановилась. И, не оглядываясь, произнесла, вроде бы ни к кому не обращаясь:

– А я слышала во сне, как Небо поёт. Красиво, просыпаться не хотелось.

И, так и не оглянувшись, шагнула в сени.

Собравшаяся за завтраком семья, ни словом не обмолвилась о вчерашней ночи. Хвалили рыбаков и стряпуху, и кулебяки. Обсуждали первый снег за окном и предстоящую дорогу до Великого Велесова болота. Игнатьич внезапно вызвался составить компанию молодёжи. Признаться, и Катерина не отказалась бы прогуляться по первому снегу, да на кого дом-то оставишь?

– Пойди, я останусь и обряжусь по хозяйству, – как всегда, прочитала Леда мысли сестры.

Катерина с благодарностью на неё посмотрела, поднялась из-за стола и пошла к себе в горницу. Достала из большого сундука пуховую шаль, пару высоких шерстяных носков и рукавицы, вязанные орнаментом. Красивые. Болотнице понравятся. Всё это богатство она аккуратно завернула в серую бумагу и сунула в котомку. Стянула с печи тёплые штаны, кофту; вытащила из того же сундука свои любимые варежки (может, и не пригодятся, да пусть будут) и смешную шапочку с помпоном, оставшуюся от Аниного детства. Нарядившись, вышла в столовую. А там уже все собрались и стояли у порога. Шапочка всем понравилась.

– Ну, мама, и когда ты только её износишь, – смущённо протянула Аня.

– Никогда. В домину с ней лягу. Не забудьте!

Дрон уже вышел во двор и возился с Айхой. За ним и остальные путешественники горохом посыпались с высокого крыльца.

– Ну, с богом, – отсёк Игнатьич сборы.

И все потянулись за ним по тропинке, уводящей из деревни. Леда стояла на крыльце и смотрела вслед маленькому отряду родных людей.

– «Великих Людей, – думала она. – То, что им предстоит сделать в ближайшие годы, я бы не поручила больше никому. Удивительно, что сами они не только не считают себя великими, но и с великим уважением смотрят на других. И искренне верят, что на свете много людей, гораздо превосходящих их по мастерству и таланту. Должно быть, именно эта искренняя вера позволяет им сохранить свой Дар в первородной чистоте и силе».

Воспоминания о непростой ночи, которую им пришлось пережить, не вмещались в дом. Надо было вынести их в лес, в поле, на Великое Велесово болото, куда угодно, только не оставаться с ними в избе.

Интуитивно все выбрали дорогу – этого великого лекаря, не раз спасавшего в трудных жизненных перипетиях. Не первый раз поручали они ему, казалось, безнадёжно запутанные пряхой Макошь, нити своих жизней.

Узкая тропинка сначала бежала вдоль Речки, по присыпанному первым снежком угору, потом петляла среди сосен, и всё время заметно шла под уклон. Маленький отряд шёл споро. Желания говорить не было. Сначала каждый должен был сам принять и переварить в себе события прошедшей ночи. То – работа души, и нет на свете более одинокой работы.

Так в молчании прошли больше часа. Лес стоял тихий, будто разделяя настроение людей. И только лайка стрелой носилась вдоль тропинки, резвилась на воле, не слыша окрика хозяина. А хозяин сегодня не слышал сказок леса. Шёл, погружённый в свои думы. Ещё через час вышли к лесному ручью, впадавшему в Речку. И Игнатьич объявил привал.

– Может, ну его – привал? Хорошо же идём, – подала голос Катерина.

– Привал, – повторил Игнатьич.

И все согласились. Анна, подхватив закопчённый котелок, потрусила по крутому откосу к воде. Когда вернулась, на поляне уже горел костерок, и Катерина раскладывала припасённую снедь. В закипевшую воду кинули пригоршню ароматных трав, и все придвинулись поближе к огню.

Вот-вот должен был зародиться разговор. Но никто не решался первым произнести всех волнующее слово. Переминались неловко, дули в кружки и молчали. И тогда Катерина запела: «Ой, при лужке, лужке, лужке, – при широком поле, – при станичном табуне – конь гулял на воле…»

Пели сначала тихо, потом в полголоса, а потом громко, слаженно, с наслаждением пропевая звуки слов: «ты лети, лети, мой конь, лети во станицу…»

Отпустило. Посмотрели друг на друга и заулыбались. Никакие слова больше не нужны. Всё было спето.

– Эй, вы, там. Что это вы расселись посреди леса?

Все обернулись на голос. На другом берегу ручья стояла, опираясь на клюку, классическая баба-яга.

– Здорово, Игнатьевна! – приветливо помахала ей Катерина, – какими судьбами ныне так далеко от дома?

– На охоту ходила, – проворчала старуха, – да слышу, поют в лесу, вот и отвернула к ручью – посмотреть, кто нынче голосит многоголосо, что за зверь такой. Ан – а то Паница в гости пожаловала. На-ко, на-ко, всей гурьбой бурлаки привалили. За что я чести такой удостоена? Али изба вам стала тесна?

– Пришли к тебе хлеб преломить. Осенние Деды прошли – ты не появилась. И вчерашнюю Велесову ночь пропустила. Вот, сами несём тебе гостинцы.

– Не лукавь, Катерина. Простор вам понадобился после Велесовой-то ночи, мать-земля под ногами, северный ветер в корабельных соснах. Вот и топаете в даль далёкую – на Великое. Благо цель есть – моя избушка. Ну, давайте, перебирайтесь, что ли, на мой берег.

Путники быстро собрали бивак и стали перебираться через ручей по двум поваленным лесинам. Игнатьич перешёл последним. И как только он ступил на берег, старуха, до того стоявшая к гостям вполоборота, резко повернулась и поклонилась прибывшим в пояс:

– Здравствуйте, Великие.

Путники недоумённо переглянулись, но ответили тем же поклоном.

– Здравствуй, париха.

Глава 6

Неважно, что никто из семьи не ощутил пока произошедшей с ними перемены. Зато это учуяла земля. И обретение семьёй Силы не вызвало у неё удивления.

Париха проворчала лишь что-то вроде того, что долго в Силе не было нужды. И что грядут, видать, лихие времена, и надо бы обновить запасы трав, да и колоду сменить.

День, тем временем катился к полудню. Надо было поспешать. Глянув на скрюченную старуху, Дрон печально подумал, что теперь придётся сбавить шаг. Но Болотница встала на тропу первой и, на правах хозяйки повела гостей к избушке. Маленький отряд ничуть не замедлил ход, и через час показалась замшелая изгородь, а за ней – травянистый пригорок, и на пригорке паслась коза.

– Не боится ваша коза волков? – насмешливо спросил Дрон.

– Пусть они её боятся, – в тон ему ответила бабка.

С доски перешагнули изгородь и встали на хорошо утоптанную тропку.

– Видать, много народу в это лето у тебя побывало, Игнатьевна?

– Екскурсанты, в основном. Но, бывало, и по нужде приходили: за травами там, погадать, милого приворожить. Слава богу, издыхает ихняя безмозглая медицина. Люди стали к истокам возвращаться. На кой леший скажи мне, при той же простуде, синтетический аспирин? Золотой мочой писать? Почему не заварить ту же ивовую кору? Добавить в неё щепотку таволги, да влить всё в кипрей – завтра ваш больной про простуду уж и не вспомнит. Обогатились, обогатились химики за прошедший век на синтетических пойлах, пора и честь знать.

– Ворчунья ты старая, – улыбнулась на разглагольствования парихи Анна.

– Ага, поварчиваю по привычке, – легко согласилась та.

За разговорами поднялись к избушке. Оглядевшись, Дрон понял, что дом стоит на гряде – довольно узкой дугообразной возвышенности, сорока – сорока пяти метров в высоту. И дуга эта отделяет лес от болота, возвышаясь над ним, как нос корабля или стена крепости. Тут уж кому как привидится. Ширина гряды возле дома была метров восемьдесят, а то и меньше. Со стороны леса, откуда пришли путники, склон был относительно пологим, и, так как за ним ухаживали: вырубали поросль и ежегодно выкашивали, превратился в клеверный луг. С другой же стороны, склон был крутым, заросшим хвойно-мелколиственным леском, сквозь который открывался величественный вид на бескрайний простор Великого Велесова болота. Среди деревьев по всему откосу замшелыми зубьями торчали огромные, покрытые лишайником, валуны. Некоторые выделялись особенно и были до двух метров высотой.

Один такой великан стоял около самого крыльца, и на его вершине, как на троне, восседал огромный чёрный кот.

– Здравствуй, Василева! – потянулась к коту Аня, – познакомься, Дронушка, это – царь Калевалихи, её хранитель и охранник – кот Василева. Тут только он решает, кто из лесных обитателей будет жить на гряде, а кто должен обходить её стороной. Потому Милка и не боится волков.

Кот позволил стащить себя с трона и потискать, но недолго, через минуту заелозил, спрыгнул на землю, подошёл к хозяйке и потёрся о ноги.

– Ладно, чего у крыльца стоим – заходите в избу, – пригласила Болотница. – Нюра, а ты на ледник сбегай: я там угощение для вас припасла.

– Знала, что ли, что придём?

– А как же… Коли гора не идёт в Паницу, то Паница идёт к горе. Куда уж проще. Знала, что соскучитесь.

– Ну и самомнение у тебя, – крякнул Игнатьич.

– Не самомнение, а интуиция! – тут же парировала париха.

Избушка оказалась далеко не на курьих ножках, а добротным пятистенком. В маленьких сенцах скинули с себя поклажу и куртки. Прошли мимо белоснежной русской печи в столовую, буфетом отгородившуюся от небольшой кухоньки. Степан прошёл к линивке и блаженно вытянулся на лавке вдоль калёной печи. Катерина присела к столу, а Дрона хозяйка повела через двойные створки распахнутых дверей в гостиную.

– Вот, развлекайся, пока мы на стол накрываем.

Дрон огляделся и присвистнул:

– Этнографический музей.

– Я современная баба-яга, – хихикнула париха.

И он медленно пошёл вдоль стен, рассматривая полки с глиняными куклами, гербарии в больших деревянных рамках, макет миниатюрной деревни на столике. У окна стояла прялка – такая же, как у Катерины, а с потолка на красной нити летела щепная птица счастья.

Добравшись до угла между окном и внутренней дверью, он надолго застыл перед книжными шкафами, стараясь сквозь стекло рассмотреть названия книг. В основном это были книги по медицине, психологии и философии.

Дрон обнаружил «Опыты» Мишеля де Монтеня, «Нравственные письма к Луцилию» Сенеки, «Практическую магию» Папьюса в оригинале. Ещё книги на латинском, немецком, китайском и арабском языках. Они занимали почти половину шкафа. Травники, из которых торчало множество закладок, стояли на двух нижних полках. Отдельно стояли справочники и книги по этнографии. Карело-финский поэтический эпос «Калевала» и «Цитадель» Экзюпери лежали отдельно, были сильно потрёпаны и тоже пестрели множеством закладок. Художественные альбомы из музеев всего мира лоснились глянцевой стопкой, которую подпирали томики стихов Волошина, Гумилёва и Луиса де Леона.

Длинная, не то столешница, не то верстак, была завалена красками, коробками, лоскутами. «Мастерская», – догадался Дрон.

Он готов был увидеть что угодно в избушке на краю Великого Велесова болота, только не эту, со смыслом подобранную, библиотеку, свидетельствующую о нехилом образовании и кругозоре хозяйки. «А может, это и не её книги? Или…»

– Эту библиотеку начал собирать ещё наш отец. Он был доктором. Некоторое время работал в Ленинграде, в «Центре мозга» под руководством Натальи Петровны Бехтеревой. Слышал про такую? Потом перебрался сюда. Построил этот дом. Мы с Васькой выросли тут. Сейчас библиотекой занимается она. Пополняет её на своё усмотрение. Если покопаться, тут можно отыскать прелюбопытнейшие экземпляры. Васька, кстати, тоже доктор. Хороший, надо сказать, доктор, – не вставая с линивки, ответил на немой вопрос зятя Степан Игнатьевич.

– И так же, как ваш отец, она зарывает свой талант в гряду?

– Не говори, о чём не знаешь.

Анна тем временем принесла с ледника туесок со свежей земляникой. Открыла плотно прилаженную крышку, и запах солнечного лета наполнил комнату.

– Что за чудеса у тебя творятся, Игнатьевна? – потянула носом воздух Катерина. Остальные тоже стали принюхиваться, пытаясь угадать, откуда пришла весточка от лета.

– Да вот же оно, лето, с ледника принесла, – рассмеялась Анна, подталкивая туесок на середину стола.

– Угощайтесь. С июля берегла. Знала, что приятно будет в ненастье выпустить на волю солнечный денёк, – пригласила к столу хозяйка дома.

Гости придвинулись и осторожно, по одной ягодке, стали доставать из туеска душистые осколки лета. А Игнатьевна, воспользовавшись тем, что никто на неё не обращает внимания, прошла в маленькую горенку. И уже через несколько минут из дверей вышла стройная женщина средних лет, в длинном зелёном платье с цветочным узором, и красиво уложенными пепельными волосами.

– Здрасьте, – поприветствовал её Дрон, – а мы и не знали, что у бабы-яги, ну, то есть у Болотницы, ещё кто-то в гостях.

– А кто у тебя ещё в гостях? – спросила, не оборачиваясь, Катерина.

– Да никого нет. Вы только, – ответила незнакомка. Достала с полки серебряный мундштук, пачку Richmond Cherry, мятый коробок спичек и закурила, с наслаждением вдыхая дым сигареты.

– О, да ты сегодня красавица! – похвалил сестру Степан Игнатьевич, – вот ведь и тебе иногда хочется по-людски выглядеть, а не изображать из себя бабку ёжку.

– Вася, какая Вы всё-таки красивая! – восхищённо сложила ладошки на груди Анна, вдруг ни с того ни с сего, перейдя на вы.

– А я в шапочке, – печально мяукнула Катерина.

Дама потупилась и томно промурлыкала:

– Хвалите меня, хвалите… – и мысленно завершила фразу: «на охоте я нынче, уж прости, племянница». – Однако не перекусить ли нам с дорожки? Я с утра жаркое из зайчатины в печь поставила. Упрело, поди. И твоих любимых паренок целый чугунок приготовила.

– Морковных?

– А то! Давайте-ка, девоньки, на стол собирать. Нюра, достань из сундука Фаинину скатерть. А ты, Катерина, что есть в печи – на стол мечи! А мы с братцем…

– Не-не-не, братец с дороги притомился. Я лучше тут, на линивке, полежу, присмотрю за девками. Ты Дрона привлекай, он тот ещё конь тыгыдымский – вёрст десять, как пить дать отмахнёт и не взмокнет.

«Что и требовалось доказать»

– Ладно, мы с Дроном в погреб сходим. Есть особые заказы?

– Морошки мочёной принеси.

– А мне можжевеловое пиво.

– Рук не хватит тащить ваши заказы, – огрызнулась тётка. Но всё выполнила: и пиво принесла, и морошку. Чуток подольше, чем следовало бы, ходила, но этого никто не заметил. Так же, как и лёгкого смущения Дрона… Или почти никто.

– Садимся обедать! Все к столу! Степан, разливай пиво. Так, я говорю тост! Готовы? Тост: не имеет значения, как часто мы видимся. Не имеет значения, сколь активно мы участвуем в жизни семьи. Имеет значение лишь ощущение принадлежности. И неважно, герой ты в семье или заблудшая овца. Важно, что ты знаешь, что принадлежишь этой семье, а семья знает о твоём существовании. И никогда от тебя не откажется. Пьём! За принадлежность к Роду. Ура!

– Ура! Ура! Ура!

– Какой хороший тост, тётка!

– Плохих не знаем. Ты давай, кончай восхищаться. Накладывай себе чего-нибудь. И за мужем поухаживай.

– Василиса, мы пришли не с пустыми руками, подарки принесли и гостинцы, – Катерина вытащила из котомки у ног свёрток серой бумаги, развернула и извлекла на свет пуховую шаль, рукавички и носки.

– Вот, держи -это тебе!

Василиса тут же облачилась в подаренные вещи: носочки на ноги, рукавицы на руки, шаль – на плечи.

– Хорошо!

– Ну, и носи на здоровье! А у меня тоже есть тост. Мы сейчас выпьем за Велеса. И всё. Не скажу больше ничего. Просто – за Велеса.

Все дружно встали и подняли бокалы:

– За Велеса!

«Как хорошо, что мы отправились все вместе» – думала Катерина, шагая от дома Болотницы. Оглянулась и помахала стоящей на пригорке возле дома женщине, кутавшейся в пуховую шаль.

«Не имеет значения, как часто мы видимся. Не имеет значения, насколько активно мы участвуем в жизни семьи. Имеет значение лишь ощущение принадлежности. И неважно, герой ты в семье или заблудшая овца. Важно знать, что принадлежишь этой семье, а семья знает о твоём существовании. И никогда от тебя не откажется», – вспоминала она сказанное. – Всё так, всё так. Тост прозвучал, как клятва верности. Да он и есть клятва, которую мы произносим, похоже, уже не в первый раз. – Какие-то давно забытые воспоминания и чувства всколыхнулись от этих слов. – Подумаю об этом перед сном» – пообещала себе Катерина.