Текст книги "Паница"

Глава 7

После обеда начал накрапывать мелкий дождик вперемежку со снегом. Анна шла по лесной тропинке в середине маленького отряда. Вспоминала проведённый у тётки день и улыбалась. Давно таких хороших дней не было. Катерина шла последней. Несла в котомке можжевеловые веточки, смотрела в спину счастливой дочери и тоже вспоминала прожитый день. Из этого дня она переносилась в другие дни, связанные с Василисой. Они дружили всегда, хотя Катерина и была года на два старше Василисы.

Первый раз, когда отец взял её с собой на Великое Велесово болото за морошкой, ей было почти десять. Пошли с ночёвкой. Остановиться на ночлег предполагали в доме засечника. Это его деревенские так прозвали, потому что дом он себе выстроил на гряде, у границы Великого Велесова Болота. У границы – рассудили деревенские, значит – лесной пограничник, засечник тобиш. А на самом деле друга отца звали Пестов Игнат Петрович. И был он доктором из Ленинграда, вернувшимся на малую родину после смерти любимой жены.

До болота добирались полдня, поэтому отец за ягодой не пошёл, а сразу свернул на тропинку к дому засечника. Вот также перебрались они тогда по доске через изгородь и стали подыматься по угору к дому. А навстречу им выбежала босоногая девочка с лунными волосами. Да, она тогда так и подумала про неё: девочка с лунными волосами. Она была одета в ярко-голубое, в мелкий белый горошек, платье с кружевным воротничком. Следом за ней вприпрыжку бежал огромный чёрный кот. Катюшка таких больших котов никогда раньше не видела. И девочек таких никогда не видела. Они точно сошли с картинки детской книжки.

– Здравствуйте, гости! – поприветствовала их девочка, – меня зовут Василиса, а это – наш кот Василева. И такая это была ни на кого не похожая девочка, что Катюшка сразу же забыла про усталость и своё всегдашнее смущение перед незнакомыми людьми.

Она потихоньку стала отставать от отца, который уже подошёл к дому и здоровался с вышедшим на крыльцо хозяином дома и его сыном – мальчиком лет тринадцати – четырнадцати.

Василиса подбежала, взяла Катюшку за руку и начала ей рассказывать свои нехитрые новости, как будто они только вчера расстались…

«Как вчера было, а ведь больше сорока лет прошло», – улыбалась, шагая по набухшей влагой тропинке, Катерина.

Куртка на ней стала тяжёлой, и в сапогах захлюпало.

«Скорей бы уж до дому добраться. Ну ко, где мы? А, копанцы прошли. Значит, полчаса ещё идти. Может, и не успеет одежда насквозь дождём пропитаться».

Вышли на поля за деревней, прошли лужок с маленькой копёнкой, и впереди зачернели деревенские задворки. «Слава богу, дошли». Айха перескочила через изгородь, и прямиком, через пустые огороды, помчалась к дому. Мухтар, завидя её, залаял и, гремя цепью, заметался по двору.

Отряд прошёл улицей и свернул к дому. На крыльце стояла, кутаясь в шаль, Леда.

– Ты что, целый день так простояла? – увидев её на крыльце в той же позе, что и утром, спросил Игнатьич.

– Все глазоньки просмотрела, вас ожидаючи, – в тон ему ответила Леда, – но баньку подтопила.

– Молодец! Волшебница! – стали наперебой хвалить догадливую хозяйку.

– Знаю, знаю. Кто первый пойдёт?

Бурлаки стали с удовольствием скидывать в крыльце мокрую одежду.

– Пойди, там Андрей полотенца, что ли, найти не может.

Аня подхватилась и упорхнула к мужу.

– Как сходили?

– Хорошо.

– Что, Василиса?

Катерина улыбнулась:

– Ведьма, она и есть ведьма…

– Да неужто?

– Ага. Морок надо наложить, чтоб дорогу забыл.

– Сделаю… Учуяла перемену?

– Сразу.

– Как приняла.

– Приняла. Ты разве сомневалась?

– Она стремилась выделиться в отдельную величину.

– Зачем ей это? Сейчас мы семья. Ареал нас так и принимает.

– Процесс почкования.

– Ну, может, и надо. Будет союзник.

– Нет. Сейчас нельзя дробиться. Нам понадобится семья в полном составе.

– Когда планируешь начать обучение?

– Уже начала: отправила вас на Калевалиху.

– Ты хоть знаешь, кто они?

– Да. Они тоже семья, хоть и пришли на планету через разных родителей. У них очень тесная взаимосвязь. Приближается время их миссии. Они это чуют. Но без заземления им никак. Поэтому они будут стремиться отыскать нас. Так что, движение у нас встречное.

Утром, когда все собрались за завтраком, Леда предложила не откладывать разговор и принять решение уже сейчас:

– Перед нами поставили непростую задачу. Отказаться от её выполнения мы не можем. Поэтому предлагаю разработать план действий. Никто не возражает? Дрон, у тебя есть вопросы?

– Все вопросы мы с Дронушкой сегодня ночью уже обсудили, – подала голос Анна, – я рассказала ему всё, что сама знаю.

– Очень хорошо. Тогда я буду говорить, не отвлекаясь на аутсайдеров, – улыбнулась Леда, – Итак. В наше распоряжение поступает группа детей, которых мы должны будем подготовить к выполнению предстоящей им миссии. На выполнение этой работы нам дают десять лет. Срок вполне достаточный, чтобы вырастить мага-воина.

– Ну, это смотря какой материал придёт, – протянул Игнатьич.

На дворе залаял Мухтар. Все оглянулись на окна: кого это с утра принесло?

А по крыльцу уже протопали лёгкие шаги, дверь распахнулась, и на пороге возникла Василиса.

– Доброго всем утра! Опоздала, таки. Простите.

– Давай уже, проходи, – недовольная её опозданием, проворчала Леда.

Она, в отличие от остальных, ничуть не удивилась приходу редкой гостьи.

– Материал качественный, – продолжала она прерванную приходом Василисы фразу. – Я бы даже сказала: высшего качества. И огранка требуется соответствующая. Потому и Паница. Я хочу, чтобы мы распределили обязанности и расписали программу обучения на все десять лет. Корректировать будем по ходу жизни, но основной стержень надо прописать сейчас. Кроме нас, о плане будет знать только один человек – глава Совета Северных земель.

Следующие четыре часа прошли за обсуждением. Очевидные вопросы решались быстро. Но были и такие моменты, когда никак не могли прийти к общему мнению. Тогда Леда вставала и объявляла тайм-аут:

– Аня, ставь самовар!

Обычно это помогало. Но спор о подаче видения мира никак не хотел утихать.

И Катерина, и Василиса настаивали, что оно должно быть пропущено через архетипы Северных Земель. А о западных архетипах надо рассказывать просто для ознакомления. На что Леда и Степан, при молчаливом одобрении их позиции Дроном, возражали, что работать их воспитанникам придётся на территориях, которые живут по тем самым архетипам, которые Катерина и Василиса хотят задвинуть, как факультативные.

Анна молча металась между столом и буфетом, то и дело задевая кого-нибудь из спорщиков. Ей наконец высказали за очевидную неловкость.

– Вот и хорошо, – удовлетворённо приняла она упрёки, – чай поспел. А самовар тяжёлый.

– Спасибо тебе, хитрулька! – поцеловал жену Дрон и отправился за самоваром.

– Оставим этот спорный вопрос главе Совета. Он действительно очень важен.

Вопрос о боевой и магической подготовке решили быстро. Общеобразовательные вопросы вообще не обсуждали – отдали на усмотрение Анны. Единственный пунктик в этот вопрос вставила Василиса, настаивая на углублённом изучении французского, аргументируя это тем, что многие трактаты по магии прошлого написаны именно на этом языке и их лучше изучать в оригинале.

– Хорошо, если ты подключишься к обучению, я не возражаю, – легко согласилась Анна. – Кажется, по обучению всё обсудили, – подвела итог Леда.

– Надо же, целый день прозаседали, – потянулась, вставая из-за стола, Катерина.

– Дорогие мои, мы проделали сегодня очень большую работу. Но прошу вас, после обредни надо порешать ещё один очень важный вопрос. Он касается поиска детей.

– Как поиска? То есть, мы целый день потратили на обсуждение, как их воспитывать и обучать, а кто они, те, которых мы будем воспитывать, и где они, которых мы будем обучать, мы не знаем? И вообще: «был ли мальчик-то»? – Дрон от удивления сел обратно на стул, с которого только что с таким наслаждением вставал.

– Да, мы не знаем, где дети. Более того, мы не знаем, кто эти дети, не знаем, сколько им лет, не знаем, в каких семьях они сейчас живут и в какой местности. Но нам необходимо найти их и собрать в Панице к весенней распуте.

– Дела. Да легче иголку в стоге сена отыскать… Леда, ты чего? Ты это серьёзно? Это же: «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что».

– Абсурд.

– Я более чем серьёзна. Было бы просто, отдали бы решение вопроса сибирским школам или на Аляску. Но, дорогие мои, эту задачу сможем решить только мы. Потому, что у нас для этого имеются все необходимые навыки и инструменты. Даже Варуна с этим согласился.

– Ладно, будем думать, как оправдать ожидания эфоров и не ударить в грязь лицом. Вот ведь наверняка ты, Ледка, подсуетилась, чтобы весь этот воз на нас спихнули, – ворчал, перебравшийся на линивку Игнатьич.

– Да ну вас, – обиделась Леда.

– Не обижайся. Утро вечера мудренее. Поэтому сегодня мы больше ничего обсуждать не будем. Все вопросы оставим на завтра. Будем есть слона по кусочкам, – подвела итог разговору Катерина. – Аня, пойдём коров доить. Ой, постой-ка. Ва-ась, ты сегодня у нас ночуешь? А как же твоя коза-то, не доенная сегодня и завтра?

– Ты подоишь, – отмахнулась от неё Василиса.

– Здрасьте, приехали. Энто, как же?

– Как своих коров доишь, так и мою козу. Система та же, – Василиса подбоченилась, – с собой я козу привела. Потому и опоздала малость на собрание. А некоторые, не будем показывать пальцем, кто, недовольство сразу выказывать начали, – припомнила она утреннее ворчание Леды, – иди уже, обряжайся, а мы с ворчуньей ужин соорудим, что ли.

– О господи! Час от часу не легче. Пойдём, уже, дочь, а то ещё какие тайны пооткрываются. А коровы…

– И коза.

– И коза. Не доенные стоять будут.

Глава 8

Вечером о предстоящей работе не говорили. Игнатьич с Дроном у порога разбирали сети, Катерина пряла, рядом, на низенькой скамеечке, сидела Леда. Василиса, облокотившись, лежала на линивке и читала принесённую Анной «Книгу воина света», Пауло Коэльо.

– О, слушайте: «Если он станет дожидаться наиболее благоприятного момента, то никогда не сдвинется с места, чтобы сделать первый шаг. Нужна малая толика безумия». Хорошо сказано? Прямо-таки наша история.

– Много людей рассказывают эту историю. Слова разные – суть одна.

– Нюра, ты должна подарить мне эту сказку.

– Даже не сомневалась. Заказала два экземпляра. Один – твой.

– «Леда, что делать будем? Как мы их найдём? Мы ведь не имеем ни малейшего представления, кто они. И миссия их нам неизвестна, чтобы хотя бы предположить, какие в них заложены качества для её выполнения», – послала мысль Катерина.

– «Про их миссию я немного знаю: они должны пробудить у людей память об асах. И противостоять группам, настроенным против их возвращения. В частности, упоминалась школа в Боливии. Вот и всё, что мне пока известно. И…»

– «Ну ничего себе! Да вы хоть представляете уровень противостояния? Ё-моё, девки! Какие десять лет! Нам и ста лет не хватит, чтобы подготовить равных воспитанникам Тиуанако. Вы ведь про них говорите? Про школу у озера Титикака? А вы знаете, кто там преподаёт магию? Сам Зорге!» – орала в мыслях Василиса.

– «И что теперь: лапки сложить и не высовываться? Наша школа ничуть не хуже. Хоть и не родила, слава богам, на всеобщее обозрение трёх томов пособия по магии для профанов, с описанием извращённых и перевранных ритуалов».

– Вы чего это там расшумелись? – проворчал Игнатьич, приняв из столовой крутую волну эмоций.

– Анекдоты неприличные твоя сестрица опять травит. – «Поставь защиту, балаболка! – мысленно прикрикнула на золовку Катерина, – и нечего панику разводить. Разве не ты три года назад осадила проделки того же Зорге, когда он своими экспериментами с погодой доставал всю Европу. А как только сунулся на Русскую Равнину, тут же и получил по носу».

– «Мы про школяров говорим».

– «Мы про учителей говорим… Ну, и про учеников тоже».

– «Нам этих учеников ещё найти надо».

– «Само собой».

– Вы хоть бы радио, что ли, включили. А то сидим как глухонемые весь вечер, – пожаловался Дрон.

– Лучше спойте, – предложил Игнатьевич.

– О, это с удовольствием! Заказывайте!

– Душевное что-нибудь.

– Нет, давайте застольную, чтобы все вместе.

– Пугачёву.

– Пу-га-чёёё-ву, – протянула Василиса. И, лихо подбоченившись выдала, как отрезала: – Нет. Меня сегодня слушать будем.

Скинула катанки и, оставшись в одних беленьких носочках, вышла на середину комнаты и приняла театральную позу.

– Представление начинается, – дала отмашку Анна.

Василиса обвела взглядом комнату, повела закутанным в шаль плечом и затянула, сначала тихонько, вроде как с оглядкой, потом громче, уверенней, и вот уже её голос, завораживая, стал затягивать в водоворот страсти:

«Снова мне сон сница – стонет в ночи птица зверь идёт к водопою… я бегу я бегу за тобою…

…В небо летит молитва, пронзительная как бритва: не с кем делить ложе – дай мне мужа, о боже…

…На нитку одёжную, на пыль дорожную, на хлеб, на ветер, на всё на свете… уууу…»

Василиса вела камлание. Она вошла в транс: пела, кружилась по комнате, раскачиваясь и завиваясь вихрем: то замирала, то вновь стремительно летела вокруг стола.

И завораживала, и затягивала в омут страсти.

Это было настоящее, неожиданное колдовство. Все замерли. Дрона била дрожь. Он еле сдерживался, чтобы тут же, в комнате, не набросится на Василису.

– «Ведьма! Ах ты, ведьма! – немо кричала Катерина, – не сметь! Слышишь меня! Не сметь!», – и была не в силах тронуться с места.

– «Полно, Катерина, – дай позабавиться… Он сам хотел… Я подразню только… Какая ночь у них с Нюркой будет! скоро бабкой станешь… уууууу…. Спасибо ещё мне скажешь за этот вечер».

Анна чувствовала опьянение. Голова кружилась, во рту пересохло. Она взглянула на мужа и обмерла. Его глаза горели. Он следил за каждым движением певуньи.

«Господи, да он же на охоте! Он хочет её!»

И, превозмогая зачарованность, словно передвигаясь в толще воды, она подошла к мужу, всем телом навалилась на него и повлекла к двери. Туда – в тёмную прохладу сеней, на крыльцо, под дождь, подальше от этого морока.

Тем временем в воздухе растаяли последние слова заговора. Певунья обессиленно упала на стул и стала обмахиваться концом шали.

– Ну, как вам мой экспромт.

– Ай да Васька! Ай, Васька! Я ведь глаз от тебя оторвать не мог, и слов разобрать не мог. Всё слилось в коловорот. Ай, красавица! Огневушка-поскакушка, да и только.

– Сильна! – Леда огромным усилием воли фиксировала все передвижения в комнате и сделала правильные выводы.

– Вот ведь отдыхаем, а ты всё как калькулятор. Расслабься уже, – поддела её Василиса.

– Ладно, будем считать, что вечер удался. Пора и на покой – подвела черту Катерина. – Отец, иди покличь ребят. Выскочили раздетые, простудятся.

– Молодые, кровь горячая, – возразил Игнатьич, но всё же на крыльцо вышел.

– Аня, Дрон, идите домой, а то ворота закроем, в бане ночевать будете.

– Подумаешь. С милым и в шалаше рай. Папа, ты видел, как она вела камлание? Кто её просил? Разве можно без разрешения?

– А кто тебе сказал, что не просили? Может, дом попросил – родовое гнездо? Давно он детских ножек не слышал на своих старых половицах. Идите отдыхайте, завтра Леда обещает нам второй акт Марлезонского балета. Идите, идите, а я ещё постою, покурю.

Когда Степан пришёл в спальню, у него был готов ответ:

– Катя, я знаю, как их найти.

– Кого?

– Наших детей. Понимаешь, их просто надо позвать.

– Как позвать?

– Как все матери мира зовут своих детей, выйдя на крыльцо.

– Степан, мы даже имён их не знаем.

– Как это не знаем? Знаем: «Дети, домой!»

– Ну, предположим. А как же они найдут наш дом?

– Для начала: свой дом. Это – во-первых. Во-вторых, им не надо искать. Им просто надо дать о себе знать. И мы за ними приедем.

– Как маленькие дети дадут о себе знать? – «Девки, идите к нам. Степан несёт несуразицу. Надо из неё что-то выжать», – послала она по дому ведьмин зов.

Через минуту в дверь спаленки тихонько стукнули.

– Заходите и дайте Степану слух, – попросила Катерина, – а ты расскажи всё, что ты мне говорил. Только губ не разжимай. Мы и так слышим.

Степан пересказал разговор с Катериной.

– «Да ты гений, братец! То, что они нас услышат, это – к бабке не ходи. Сейчас подумаем, как ответный зов услышать».

В дверь опять тихонько стукнули, и, не дожидаясь ответа, вошли Аня и Дрон.

– Простите, мы тоже вас слышим… И знаем, как получить ответ.

Женщины переглянулись и прыснули, потом рассмеялись, и дальше смех было не удержать. Все пытались что-то говорить, но захлёбывались в волнах смеха. Вроде угомонились, но посмотрели друг на друга, утирая выступившие слёзы, и ещё одна, уже нежная, усталая, волна смеха, подкатила и отхлынула.

– Конспираторы хреновы, – высказала общее мнение Василиса, – ну, давай, рассказывай, Нюра, как получить внятный ответ от Вселенной.

– Всё, что мы точно знаем – это то, что наши воспитанники – дети. Это значительно сокращает целевую аудиторию, но, к сожалению, не зону поиска. Поэтому мы объявим конкурс детского рисунка на тему «Мой дом» или «Моя семья». И, если ответ будет, мы его обязательно увидим. Это я вам гарантирую. Дети вкладывают в рисунок много. И если знать «тайный язык» детского рисунка, то из клочка бумаги можно выжать огромный пласт информации о маленьком авторе и его жизни.

– Голова! И конкурсом можно охватить большую территорию. Область. Или даже Северо-Запад. Займись этим, Аня. Василиса, ты приготовь зов, а я посчитаю, в какое время его лучше подать. Может, даже надо это сделать несколько раз, чтобы уж наверняка. Катя, а вы со Степаном тогда уж начинайте готовить дом к приезду детей.

– А я? – обиженно спросил Дрон.

– От тебя мы потребуем нашу мобильность. Мы должны быть готовы передвигаться в любую погоду и на любые расстояния. Машины, сани, лыжи, снегоходы – это твоя ответственность.

– Я понял.

– Ну а теперь уже спокойной ночи?

Когда они остались одни, Катерина подошла к мужу, обняла его сзади, прижалась щекой к спине: – Степан, мы стали другими.

– Тебя это пугает?

– Не знаю. Скорей настораживает. Я каждый час узнаю что-то новое о себе и о наших близких. И мне порой кажется, что дом тоже меняется. Ты не находишь?

– Это старый, мудрый дом. Мы живём в его стенах, и он принимает нас, как своих детей, как принимал наших родителей и родителей их родителей. Он многое и многих повидал на своём веку. Мы не первые принимаем в его стенах учеников. Он обязательно будет нам помогать. Уже помогает.

На следующий день Анна с Дроном уехали в райцентр договариваться о конкурсе детского рисунка. Леда села в столовой чертить астрологические карты, а Василиса собралась и ушла в лес, свиснув с собой Айху.

В доме стало тихо.

Катерина переходила из комнаты в комнату, поправляла занавески на окнах, поливала красноголовые герани и видела знакомую с детства обстановку как-то по-новому. Вот почему, например, она перестала замечать какие красивые изразцы на голландке, стоящей в углу гостиной. Она подошла к печи и положила руку на её горячий бок. Степан с утра уже вытопил печь, и теперь от неё исходит мягкий сухой жар. Подхватив леечку, Катерина пошла через столовую в кухню, села на лавку между столом и стенкой и принялась обдёргивать с кистей принесённую в большом старом решете калину. Сначала сидела молча, перебирая в уме события прошедших дней, потом увлеклась работой и тихонько затянула: «Калина красная, калина вызрела… Я у залёточки характер вызнала». Из столовой песню подхватила Леда. И они продолжили в два голоса: «Характер вызнала, характер – ой, какой! я не уважила, а он пошёл с другой».

– Всё, Катюша, я закончила расчёты. Первый зов мы можем сделать уже сегодня, около восемнадцати часов. Второй послезавтра – на восходе солнца. И ещё один, спустя два дня – в полночь. Где наша Василиса? Приготовила она зов?

– В лес пошла. Не беспокойся, она своё дело знает. К вечеру всё приготовит.

Глава 9

Василиса появилась только к вечеру. Она шла по двору спокойной, размеренной походкой уверенного в себе человека. Леда сразу почуяла эту новую энергию и насторожилась. И не только она. Ещё пара глаз следила за передвижением парихи, пытаясь понять причину произошедшей в ней перемены.

Василиса видела внутренним зрением наблюдавших за ней, чувствовала их настороженность и усмехнулась на их опасения. По двору шла ведьма. Сильная ведьма.

– «Вот курицы. Курицы и есть», – поддразнивала она, зная, что они слышат.

– «Ты изменилась. Как будто старую кожу сбросила», – высказала своё впечатление о золовке Катерина.

– «Верно, сбросила. И, если бы ты сняла шоры, ты бы заметила, что и ты изменилась. Я сейчас не говорю о проявлении способностей вроде ведьминого слуха или общности мыслей. Ты посмотри на себя в зеркало. Сейчас ты выглядишь, почти как ровесница своей дочери. Разве не видишь? Тогда посмотри на Степана, на Леду, на меня. Мы все сейчас выглядим, как тридцатилетние. И будем такими на протяжении многих лет, а может, такими и умрём. А следующим этапом будет выравнивание черт: мы будем как близнецы. Посторонние не будут отличать нас одну от другой. Тогда из комнаты могу выйти я, а зайти ты, и никто не заметит подмены».

Катерина с Ледой подбежали к зеркалу. И правда вроде стали выглядеть моложе. Черты лица сгладились и потеряли индивидуальность. Или это им так кажется.

– Василиса, а как ты поняла, что происходит? И зачем это?

– Я с утра домой пошла. Иду по дорожке, слушаю лес. Впереди Айха бежит. Вижу, она остановилась, уши навострила. Я тоже остановилась. И ко мне с боковой дорожки две женщины подходят. Здороваются: «Здорово, Катерина. Ты к золовке? Мы тоже сейгод к ней собрались, на Калевалиху. Пойдём вместе».

Я сильно удивилась их словам. Вроде рассвело уже. Да и вообще нас с тобой попутать – это сколько ж хлебнуть надо. Однако они продолжали разговаривать со мной, как будто это ты. Ну, я решила промолчать и посмотреть, что дальше будет.

Вот подошли мы к гряде, перелезли через забор. Нам навстречу Василева бежит. И, как обычно: потёрся о ноги и сразу ко мне на плечо запрыгнул. Кумушки удивляются: как он родственницу-то встречает.

К дому поднялись, а там, конечно, батожок в воротах: нету хозяйки дома. Сели на завалинку, ждём. Мне столько дел переделать надо, да засветло успеть вернуться, а эти сидят, Болотницу ждут. Пришлось Василева просить, чтобы лося на гряду загнал.

Тётки сохатого увидали, стали к дому жаться. Да нету никого дома-то, а под батожок не зайдёшь. Ну, они ноги в руки и почесали вниз по пригорку. Бегут, орут, чтобы я их догоняла. Ага! А сохатый ещё и потрубил им в след для бодрости. Я в дом вошла и к зеркалу – что не так? Откуда морок? Глянула и обомлела: в зеркале ты стоишь. Точнее, ты – не ты, но и я – не я.

Кинулась в библиотеку и нашла у одного француза описание процесса открытия памяти Рода. Там сказано, что чем глубже мы погружаемся в процесс единения с родом, тем меньше у нас остаётся внешних индивидуальных черт, притом, что наши внутренние черты остаются сугубо индивидуальными и только лишь подвергаются небольшой, но ощутимой корректировке. Без которой! Слышите! совершенно невозможны и внешние изменения.

– И к чему это?

– Я книгу с собой принесла. Вечером все вместе почитаем и попробуем разобраться. Мне сейчас подготовиться к зову надо. Вроде я посчитала – около шести будем первый кидать?

– Да, в семнадцать сорок восемь, – неохотно подтвердила Леда. Она всё утро потратила на расчёты, а тут – на тебе: пять минут и готово.

– Меньше. Около трёх, – небрежно кинула Василиса.

«Ну, это я, допустим, слукавила. Просто не упускать же такой возможности – зацепить слишком серьёзную и ответственную Ледку».

На самом деле она домой стремилась именно ради точного расчёта времени зова. Не потому, что не доверяла Леде, а в силу многолетней привычки и, теперь уже, наверное, характера, не перепоручать важные дела никому. Даже самым-самым. Только сама. И спрос только с себя. А сделать точные расчёты она могла только на Калевалихе, поднявшись в обсерваторию и разложив предстоящие события на три аспекта на каждом уровне: в натальной карте, в прогрессиях и транзитах. Правило трёх указаний требовало одновременную реализацию наличия аспектов. Чтобы они работали в одном временном интервале и перекрывались своими же орбисами.

Каждый планетарный час, как и день недели, имеет своего управителя, соответствующего одной из вершин Звезды Магов. Воспользовавшись таблицами эфемерид, она нашла значение звёздного времени на гринвичскую полночь. Произведя нужные расчёты, узнала время прохождения Луной и Меркурием куспида пятого поля. В искомой позиции оно было равно семнадцати часам, пятидесяти пяти минутам. Теперь, вычтя погрешность в семь минут, получаем точное время первого зова: сегодня, в семнадцать часов сорок восемь минут. Всё. Ай да я! Теперь вторая точка.

И – третья.

«А теперь собираться. У меня совсем мало времени», – подгоняла себя Василиса.

В первую очередь она заглянула в кабинет. Кончиками пальцев провела по корешкам книг, ища нужную. Малекри.

Вот и пригодилось детское чтение под одеялом. Полистала, и на тридцать седьмой странице прочла: « avec une plongée plus profonde dans le processus d’Association avec le genre, nous avons de moins en moins de traits individuels externes, tandis que nos traits internes restent purement individuels». – Не понятно: при чём тут «внутренние черты», которые остаются «сугубо индивидуальными»?

Ладно, по дороге об этом подумаю, а в Панице ещё раз перечитаю.

«Цигель-цигель, ай-лю-лю».

Она достала из сеней небольшой короб из сосновой дранки – подарок братца. И принялась укладывать в него вещи: в книгу воткнула исписанные в обсерватории листки, со стены сняла бубен с заячьей лапкой – подарок шамана Филиппа Ивановича, завернула его в платок и прислонила к стенке короба.

Потом развернула на столе чистую холщовую ветошку и стала аккуратно выкладывать на неё пучки трав. Собрав травы, она бережно всё завернула, перемотала бечёвкой и уложила рядом с бубном. Присела на скамеечку у двери, задумалась и через минуту метнулась к секретеру: вынула из бокового ящичка колоду Таро и мешочек с Резами. Опять присела. Осмотрелась. Подумала: надо переодеться в женское. Прошла в горенку и, вынула из шкафа чёрную шёлковую блузу с высоким воротником-стойкой, кружевную вязаную жилетку и тёмно-зелёную юбку в пол. Из шкатулки достала нить костяных бус – свела её в два ряда. Из той же шкатулки достала массивный серебряный перстень с раухтопазом и острую можжевеловую палочку с двумя бусинками, на манер японской дзифы. С её помощью собрала волосы на затылке в высокий пучок. В довершение наряда накинула на голову тонкий шерстяной палантин. В прихожей надела плюшевый жакет. Вскинула на плечо короб и, не оглядываясь, вышла в сени.

– Василева, остаёшься за хозяина на неделю. Обязанности свои ты знаешь: к дому никого не подпускать…

По комнате повсюду были разбросаны клочки скомканной бумаги. Стрелки часов показывали без четверти пять, а Василиса всё ещё не знала слова зова.

– Зов, зов, отзовись. Какой ты, зов?

Когда она не видела, как правильно, ей помогало кружение: мозг отключался и из тишины приходил ответ. Она встала и начала кружиться, плотно закрыв глаза. Куполом раздувалась юбка у ног, и руки взлетели к небу. Но, в этот раз она поторопилась, потеряла равновесие, боком упала на кровать и уткнулась лицом в подушку.

– Спи, – шепнул голос. И Василиса отключилась.

И тут же оказалась в тёмных сенях дома бабки Петровны. Ей двенадцать, она идёт, выставив вперёд руки и стараясь нащупать ручку двери, ведущую в горницу. Не страшно, но хочется поскорей выйти на свет, потому что уже несколько минут бродит, натыкаясь на лари, скамейки, утыкаясь лицом в висящие на стене фуфайки и стесняясь позвать кого-нибудь на помощь.

Совсем уж было отчаявшись самостоятельно найти дверь, она услышала приглушённую музыку, пошла на звук и сразу нащупала ручку двери. Потянула и нежная мелодия полилась на неё.

Василиса открыла глаза, полежала, соображая, что произошло, и улыбнулась:

– Спасибо!

Соскочила с кровати, взглянула на часы. Оказывается, она забылась всего на несколько минут, и стрелки часов только-только сошлись на половине шестого.

Она распустила волосы, взяла из короба бубен и подсела к столу, внутренне собираясь. В дверь стукнули и, не дожидаясь ответа, в горницу вошла семья. Молча расселись кто куда.

– Пора.

– Да. Пора.

Её проводили до сеней. На крыльцо Василиса вышла одна. Постояла, прислушиваясь к вечерней тишине. Подняла бубен и ударила по мембране заячьей лапкой:

буммм – буммм, буммм – буммм, буммм – буммм

покроется небо пылинками звёзд, – буммм

и выгнутся ветви упруго – буммм – буммм

тебя я услышу за тысячу вёрст – буммм

мы эхо, – буммм – буммм

мы эхо, – буммм – буммм

мы долгое эхо друг друга – буммм – буммм – буммм

мы эхо – буммм – буммм

мы эхо – буммм – буммм

мы долгое эхо друг друга – буммм – буммм – буммм, буммм – буммм – буммм

и мне до тебя – буммм

где бы я ни была – буммм

дотронуться сердцем нетрудно – буммм – буммм – буммм

опять нас любовь за собой позвала – буммм – буммм – буммм

мы память – буммм

мы память – буммм

мы звёздная память друг друга – буммм – буммм – буммм, буммм – буммм – буммм

деее-тиии, доо-моой! – буммм

деее-тиии, доо-моой! – буммм – буммм, буммм – буммм.

Звуки зова смолкли. Стало очень тихо. Тело провалилось в эту тишину. Ни чувств, ни мыслей не осталось в этом теле. Полное опустошение. Руки и ноги заледенели, а волосы спутал северный ветер.

В тот самый момент, когда силы совсем покинули Василису, и она начала медленно оседать на доски крыльца, осколком сознания продолжая ловить покрытое звёздной пылью небо и чёрную-чёрную землю, Степан и Катерина подхватили и понесли её в дом, раздели, уложили на кровать и обложили со всех сторон грелками. Не видела она и света маленького ночника, накрытого платком, не слышала, как сменяя друг друга, родные люди всю ночь отпаивали её отварами из принесённых с Калевалихи трав.

Жар спал под утро, и Василиса очнулась. Долго лежала, уставившись в потолок. Потом повернула голову и увидела заснувшую около стола Катерину. Та почувствовала движение и подняла голову. Василиса слабо улыбнулась запёкшимися за ночь губами.

– «Пробился ли мой зов сквозь толщу небес? Те ли то слова, что они должны были услышать?»

– «Не знаем. И, пока не получим ответ, не узнаем… Ну и напугала же ты нас, Васька», – также молча ответила Катерина.

– «А если не получим?», – гнула своё Василиса.

– «Значит, начнём всё с начала. Только сначала тебе шубу выдадим, – улыбнулась Катерина. – А у тебя поистине волшебные травки».

– «Я и сама ничего».

– «Конечно, ничего. Вот сейчас все проснутся, и отправим Степана баню топить». Василиса только слабо кивнула.