Текст книги "Паница"

Глава 15

Леда вернулась с архипелага в конце недели. Передала просьбу главы помочь в поисках пропавшей семьи. И его заинтересованность мальчиком из Слободы.

– Он просил разузнать как можно больше о его матери. Очевидно, что он полукровка, однако надо понимать, какая кровь примешана к крови хибинцев. Чего от него можно ожидать и как использовать? если вообще возможно.

– Почему хибинцы от него отказались? Кто его отец? Когда он попал в детский дом, ему было три года. В этом возрасте уже можно проводить первые тесты на природные способности. И он, наверняка прошёл эти тесты…

– … в результате которых и оказался в детском доме.

– В результате которых и оказался в детском доме. Нам тоже нужны эти тесты. И как можно скорей. Оттого, что мы узнаем, будет зависеть дальнейшая судьба этого человека.

– Вот как некстати вся эта возня. Мы со своими детьми разобраться не можем. А тут ещё хибинца на свою голову подцепили, – проворчал Дрон.

– В каких водах рыбачишь – таков и улов. Тащи, что зацепил. Обычная работа. Не факт, что ещё что-то «не наше» не попадётся, – вставил слово Степан.

Он снял с печки подвяленные сосновые бруски и сидел у порога на низенькой скамеечке – щипал дранку для плетения корзин.

– Согласна. Чем об этом переживать, давайте решим, кто займётся хибинцем. Анна, а когда его можно забирать?

– Во вторник надо ехать в райцентр – подписывать бумаги, которые из области придут. И можно забирать.

– Так мы, что, всё-таки его забираем?

– Да. Проведём тесты и переправим на Соловки. Пусть там сами решают, в какую школу его отправить. Понимаешь, его нельзя оставлять без присмотра: не заберём мы, заберут другие.

– Все при деле. Выходит, мне в Прилуки и Корбалу ехать? – неохотно протянула Василиса.

– Да, придётся этим заняться тебе. Извини, я не смогу помочь. Надо возвращаться на Соловки. По дороге задержусь в Архангельске, улажу дела Златы Юрьевны.

Но все эти важные дела начнут крутиться и закручиваться в тугую нить только в понедельник. А впереди были два выходных дня.

Василиса за столом раскладывала пасьянс, Степан грел спину у печки на любимой линивке. Злата Юрьевна и Федюшка лежали на разосланных возле печи оленьих шкурах и играли фарфоровыми фигурками зверушек, одетых в национальные костюмы. С того момента, как встретились, они не отходили друг от друга.

Катерина, как и большинство северян, предпочитала разговору молчание, и с удивлением прислушивалась: как можно столько без умолку болтать?

– О чём вы разговариваете? – спрашивала она их время от времени. Они поднимали на неё глаза и в недоумении пожимали плечами. Отворачивались, и прерванный разговор продолжался.

Василиса только улыбалась. Она уже давно поняла, что дети вспоминают прежние отношения.

– Всё нормально, Катя. Им надо о многом поговорить. Они восстанавливают в памяти прошлые жизни. Это хорошо для всех нас.

Вечером, когда все отдохнули после бани, семья собралась за столом и Анна принесла из буфета бутылку «Хванчкары».

– Ого! Какая роскошь! Откуда?

– Мы, чай, в городе были, – лукаво улыбнулась Анна, – пока ждали условленного часа, заехали к старым знакомым. Да вы должны их помнить: два грузина какую-то осень ездили по деревням, покупали картошку и однажды останавливались у нас ночевать.

– Каха, – неуверенно произнёс имя Степан, – хотя нет, Каха, это второй. Да, вспомнил, Сосо – Иосиф Михайлович. Сентябрь девяносто четвёртого года, кажется.

– Да, Каха и Сосо Абрамашвили, – подтвердила Анна.

– Мы в тот вечер с Сосо много разговаривали. Он же античную литературу в Тбилисском университете преподавал до войны. Так, вроде? Какой умный человек и какой замечательный собеседник… картошкой торговал, – вздохнул Степан.

– Да, было дело. Они с братом тогда только начали обживаться на новом месте. Брались за любую работу, чтобы прокормить семьи. А сейчас Сосо книгу пишет.

– Про что книга?

– Да, вот, про нас, про жизнь грузина на Севере. О том, каким они, южане, увидели наш северный край. И вот ещё: Сосо просил передать тебе свой первый сборник стихов, который вышел в Тбилиси ещё до войны. Он говорит, что часто тебя вспоминает, потому что ему редко выпадало счастье разговаривать с таким тонким собеседником, как ты. А вообще, они подали документы на переезд в Германию – Сосо пригласили в Кёльн, читать курс по античной литературе.

– Будем пить из хрустальных стаканов, – решила Катерина, – а Степан нам почитает стихи своего друга.

Степан читал стихи мудреца Сосо, они пили вино из хрустальных бокалов, и дети с интересом слушали разговоры взрослых о поэзии, о переменчивой судьбе и о странниках, забредших в иные миры.

Когда стали укладываться спать, Злата подошла к деду, обняла его за шею и тихонько попросила:

– Деда, а можно мы с Федюшкой на одной кровати будем спать.

– Что это? Разве тебе плохо в твоей кроватке?

– Нет. Но с Федюшкой нам спать будет веселее.

– Оно и понятно. Только давай у бабы Кати спросим. Что она скажет.

– А ты что скажешь?

– Я – не против.

– А баба Катя самая главная у нас в доме?

– Наверное, так.

– Ну, пойдём спрашивать.

Она протянула деду руку, а другой помахала Федюшке, и пошла на переговоры с бабой Катей. В результате в комнату Федюшки принесли ещё одну кровать. И теперь эти неразлучники не расставались даже ночью.

А в понедельник с утра началась суета. Дети спали, а взрослые в столовой допивали чай и проговорили окончательные маршруты и планы действий.

Самое неопределённое положение было у Василисы. Все это понимали и наперебой давали ей советы, пока Леда не попросила:

– Давайте помолчим. Никакие советы ей не помогут. Слушай поле, почувствуй узелки на нитях дорог. По ним и выйдешь куда надо.

– Ну, что, пора?

– Вот, ведь почти каждый день ездим мимо Слободы. Нет бы заехать, зайти в дом к старосте и расспросить его обо всём, что нас интересует, – ворчал Дрон, прогревая машину.

– И что ты ему скажешь? «Здрасте, я маг из соседней деревни, давайте поговорим о наших магистрических делах», – Анна потрепала мужа по голове.

– Ну да, пойдём и скажем, как Маугли: «ты и я одной крови».

– Мы не одной крови, – отозвалась Леда. – Мы – потомки расенов. Люди нашей крови, со временем, становятся лучшими учителями.

– Коучами.

– Дурацкое слово. Но, да – коучами. А род дарийцев – это воины – засечники – пограничники, современным языком. Мы всегда жили на равнине, а они – в горах. Они защищали границы наших поселений. Таким порядком мы жили на Земле много и много поколений, а сейчас всё стало меняться. И это всех тревожит. Вот и у дарийцев внутри рода происходит какое-то движение. Видишь, часть их покинула горы и перебралась на равнину. Живут тут уже триста лет бирюками – ни с кем не знаются, о том, что заставило их уйти из родных мест, никому не говорят. И вообще…

– А вообще, хотела бы я посмотреть на того, кто хоть раз имел серьёзное дело со слободскими, – усмехнулась Василиса.

Но Дрон упрямо продолжал:

– Почему не стать первыми? По какой причине они отказываются иметь с нами дела?

– Я не знаю. Наверное, причина была озвучена, но её во времени забыли, – предположила Анна.

– Как бы не так, такие вещи не забывают для своей же безопасности, – опять подала голос Василиса.

– Вот приедет Василиса с пустыми руками, и я пойду на переговоры с этими слободскими, – пригрозил Дрон.

Василису, высадили из машины у переправы. Она встала на развилке дорог с намерением «голосовать» и ехать автостопом, но уже через пять минут начала пританцовывать на морозе.

– Вот ещё пять минут постою и, если кто-нибудь не подберёт – колдуну, ей-богу, колдуну. Иначе отморожу себе и щёки, и нос. Пропадёт моя девичья краса. И тогда уже точно никто не подберёт, колдуй – не колдуй.

Но первая же машина, поднявшаяся с Двины, притормозила возле неё. Прежде чем сесть в салон она всё же просканировала водителя: ничего особенного, простой смертный.

– Куда тебе, красавица?

– До Корбалы подбросишь?

– Не вопрос. Как расплачиваться будешь?

– По такому морозу? Карбованцами.

– Чего?

– Ничего. Поехали, дорогой, холодно. По пути договоримся.

– А к кому ты едешь-то, в Корбале?

– А ты, что всех там знаешь?

– Ну, всех, не всех, но многих. У меня там тётка жила. Да померла в прошлом году.

– Отчего померла?

– Так от старости.

– Там, наверно, все поразъехались, и старики в одиночестве умирают.

– Да, молодёжи там и делать-то нечего. Работы нет. Кто куда разбегаются. А кому некуда бежать, сидят на шее у родителей – пенсионеров; бухают да убивают друг друга в пьяных драках.

– Беда.

– Да, не то слово. Так к кому ты всё-таки едешь-то в Корбале? Ты в которую деревню? В Сутугинскую или в Максимовскую.

– Да мне надо тётку одну повидать, у которой дочка погибла.

– А, Королиху, что ли? Дочка у них фельдшерицей работала в Слободе. Изабелла, Изаура, нет, вроде Изольда… Больше не к кому, больше девки никакие не погибали… В Максимовскую, значит.

– Да, к ней. А ты откуда её знаешь?

– Да, как не знать? Гром – баба. Как заорёт у себя во дворе – на другом конце деревни слышно. Только не на кого ей теперь орать-то. Сначала муж помер, спился, видишь, а потом вот дочка погибла или я чего путаю. Не, наверно, сначала дочка, а следом Сеня. А, фиг ли, я как-то не вдавался…

– А чего она Королиха-то?

– Так по мужу, царствие ему небесное. Как выпьет, и пошёл по деревне, грудь колесом: мы – короли земли северной. А сам – от вершка два горшка. Ну, вот, значит, он Сеня – Король, а она, соответственно – Королиха.

– У него что, мания величия была?

– У Сеньки-то? Не, зачем мания. У них род крепкий был. Они даже при советской власти хорошо жили. Он всю жизнь ветеринаром работал, как и отец его, и как дед. «Скотской бог», – бабы говорили. Любую корову на ноги поставит. Во! Талант у него, говорили. А пить он начал, когда дочка с каким-то слободским спуталась. Они даже приезжали вместе. Но «скотской бог» их прогнал. Изольда к ним совсем перестала приезжать. И когда родила, даже внука не привезла показать. Тогда уж он совсем не просыхал. Так его зелёный змей и свёл в могилу.

– А Королиха что?

– А что Королиха? Живёт себе тихо. Орать не на кого. Проживает мужнины денежки… О, смотри-ка, за разговорами и не заметили, как дорогу скоротали. Вот она Корбала-то. Тебя к дому Королихи что ли, подвезти?

– Ну, подвези. На, вот тебе, за то, что без приключений доехали.

– О, да ты много даёшь.

– Ничего, может ещё когда подвезёшь.

– А ты у Королихи ночевать собираешься?

– Да, не собиралась вроде. К ночи домой буду как-то попадать.

– Так, давай я тебя подберу. Я сейчас в Рочегду, а часов через пять назад буду возвращаться.

– Давай. Будешь мимо ехать, посигналь.

Василиса вышла напротив крепкого, ухоженного дома. Толкнула калитку – заперта. Нащупала щеколду, толкнула и опять не попала во двор. Подумала и пустила ведьмин зов. Через несколько минут брякнула щеколда и на пороге возникла старая, очень старая, длака.

– Ты чья? Кого тебе?

– Я с Паницы. Пришла к Королихе.

– Ну, заходи, коли пришла.

Василиса толкнула калитку, и та с лёгкостью поддалась. Когда она поднималась на крыльцо, уловила лёгкий запах мокрой псины.

– «Одна живёт длака. Вот состарюсь и тоже начну псиной вонять», – подумала она.

– «Тебе до старости ещё лет пятьсот. Молодая ещё о пёсьей вони думать», – также молча буркнула Королиха.

Через светлые сени прошли в избу.

– А ты не удивилась моему приходу.

– Не удивилась. Давно жду гостей. И рада, что первые пришли расены с Паницы. Как вы меня нашли?

– Мы внука твоего нашли.

Королиха медленно-медленно повернулась и пристально посмотрела Василисе в глаза.

– А вот теперь скажу, что удивила. И ещё скажу, что ты желанный гость в моём доме. Проходи, будь, как дома.

Хорошо обставленная комната выдержана в бирюзовых тонах. Светлая мебель, плотные гардины на окнах. В проёме между окнами – аквариум с меченосцами.

Василиса задержала взгляд на аквариуме.

– Релаксация, – выдала неожиданное слово деревенская длака и хитро улыбнулась: – со мной можно говорить не «окая». Ты ведь тоже та ещё штучка, не сиволапая какая. М-м? Присаживайся. Чаю?

– Да. Спасибо.

Пока хозяйка хлопотала на кухне, Василиса сняла пальто, подошла к голландке, приложила к тёплому боку печки застывшие руки и стала рассматривать удивительно красивые барельефы.

– Это очень старые плитки. Их заказывал ещё дед деда моего последнего мужа.

– А кто был твой муж? Длаки ведь при простых смертных не живут.

– Асур. Я хранитель рода Дивы Додолы.

– Вы Коммелина? Признаться, я думала, что сказки про вас – это просто сказки. Сколько же вам лет?

– Скоро должна умереть. Если раньше не убьют… Не знала я, что Семён не последний в Роду Додолы. Нашу Изольду убили хибинцы. Думала, и внук разделил её судьбу, что не оставят даарийцы в живых потомка Дивы Додолы.

– Нет, ему была уготовлена другая участь. Его бросили, зная, что никто не будет искать. И он никогда бы не узнал, какого он Рода. Жить без корней – это пострашнее смерти… Мы оформляем над ним опекунство. Но, готовы уступить это право вам. Вы же его самая близкая и единственная родственница. И мы просим у вас разрешения на проведение тестов.

Коммелина сидела, глубоко задумавшись над чашкой давно остывшего чая.

– Мне нравилось играть в Сенину жену – горлопанку, – произнесла она уставшим голосом, – но я, скорей всего, не успею переродиться для несения службы при мальчике. Как, кстати, Изольда его назвала?

– Денис. В графе отец стоит прочерк. Так что он Денис Семёнович Власов.

– О, она дважды закрепила принадлежность Роду асуров. Молодец, девочка.

– А кто мать Изольды?

– Она тоже была из их Рода. Её звали Мария, с Городка, – махнула куда-то рукой Коммелина. – Семён работал там одно лето и вернулся домой с молодой женой. Но через три года после рождения Изольды она ушла. Слишком разные они были: как огонь и вода. Она честно пыталась, но не получилось у них. Где она теперь я не знаю.

– Вам что-нибудь известно о муже Изольды? Вы его знали?

– Да, девочка привозила его. Высокий, красивый. Настоящий дариец. Я успела его немного просканировать. Но он засёк и, вот, смотри: почти не глядя хлестнул энергетическим жгутом так, что у меня ноги подкосились.

Длака подняла подол юбки, и Василиса увидела шрам, толщиной с палец, обвивающий ноги чуть выше колен.

– Чуток бы ниже и обезножил. Он тогда сильно разозлился, повернулся к Изольде и хотел её хлестнуть, но Семён поставил защиту и удар опять срикошетил на меня.

Она отвернула ворот рубашки, показывая второй шрам, пересекающий левое плечо и уходящий по грудине вниз. Коммелина горестно покачала головой в такт нахлынувшим воспоминаниям. Отпила из чашки холодного чая и продолжила:

– Тогда Семён схватил его, и они упали. Стали кататься по полу, колошматя друг друга и страшно бранясь. Я уже ничем не могла Семёну помочь – валялась бревном, кровью истекала, а Изольда стояла в стороне, и не вмешивалась.

– Они за них дрались, за то, кому они достанутся.

Василиса недоумённо посмотрела на Коммелину.

– Она, видишь, уже понесла от Георгия, – ответила та на незаданный вопрос.

– Что вы успели прочесть?

– Знахарь – это не его природное, это – ремесло. И этому ремеслу его обучали против его воли. А по природе своей он воин. Настоящий воин. И характер соответствует его предназначению. В нём есть гордость и достоинство. Он справедлив и прямолинеен. Но ему так же присуща агрессивность и грубость. А те, кто заставлял его идти против природы, похоже, забыли, что нельзя стать, можно только быть. Вот Изольда наша – та париха: по рождению, по призванию и по ремеслу. Мы её с пяти лет обучали. У неё знаний поболе, чем у московских профессоров. Она самые сложные операции, не задумываясь, вставала и делала. Потому что для неё это просто операция, а никакая не «самая». Она была рождена для этого. А он – нет. Он воин. Там он чувствует, что надо делать, а тут – только видит. Чуешь разницу?.. Ломало это его сильно. Но у них в Слободе в этом поколении не было врача. И они решились переучивать воина. Получалось так себе. А Изольда сияла, как восходящая звезда. Они её приметили и пригласили. Слышишь? Пригласили! к себе дочь асура! Хоть это и против правил… А Георгия приставили к ней подмастерьем. И у них видишь, любовь – морковь завязалась. Против всех пошли. И, вполне возможно, выиграли бы. И ход истории бы изменили. Но, он её предал. Во второй раз душу свою предал. И она погибла.

– Думаю, что и в третий раз предал, если сын его без отчества в детдоме оказался.

– Пропащий человек. Дай бог, их Роду побольше, таких как он.

– Когда погибла Изольда?

– Четыре года назад… Значит, им разрешили жить вместе после рождения ребёнка? Она приезжала к вам в Корбалу?

– Нет, после того раза не приезжала. Семён очень переживал. Он пытался сходить к ним в Слободу, но там стоит сильное защитное поле.

– Изольда с сыном три года жила в Слободе. Что же случилось через три года?

– Пришло время первых тестов. И то, что они показали, испугало старейшин деревни.

– Значит, и нам пора провести эти тесты.

– Нет. Сначала нам надо выпить… Водки?

– Да. И собирайся в дорогу. Скоро приедет машина.

Глава 16

Все бумаги на опекунство оформлены, все курсы по воспитанию пройдены. Оставался последний шаг: забрать мальчика. Договорились, что приедут за ними в четверг.

– Ты что насупленная такая? Будто и не рада, что все мытарства позади.

– Этому я рада. Но… притормози у обочины.

Дрон послушно заглушил машину.

– Ань, что не так?

– У меня сильные сомнения относительно этого мальчика.

– Хибинца? так все в шоке.

– Правильно ли мы поступаем, привозя его в дом и знакомя с другими детьми.

– Его надо познакомить с детьми, у которых тоже есть магические способности. Иначе или неполноценным себя будет чувствовать, или мнить о себе начнёт невесть что, будто он особенный какой-то. Даже и не знаю, что хуже.

– Я понимаю, что ему надо показать, что он не один. Я сомневаюсь, что ему стоит показывать нашу группу. Только представь: он узнает особенности каждого ребёнка, а пожив с нами несколько месяцев, поймёт систему построения группы. То есть будет знать сильные и слабые стороны каждого. Ты понимаешь, как это для них опасно?

– Да, ты права. Но ни Степан, ни Катерина тебя не поддержали.

– А знаешь почему? Во-первых, потому, что этот мальчик услышал зов и отозвался! Во-вторых, этого мальчика, если он не провалит тесты, а он их пройдёт, я уверена, планируют использовать, как тренажёр. Представь, как соблазнительно заполучить домашнего тигра для обучения группы: его повадки будут изучать, на него можно нападать, с минимальным риском быть съеденным. На нём будут отрабатывать приёмы. Такую возможность для тренировок они не упустят.

– Ну и хорошо! Грех не воспользоваться, если само в руки пришло.

– А знаешь, что с ним будет через десять лет? Самое реальное – попытаются отнять силу. А потом отправят куда-нибудь на побережье тюленей изучать или маяк сторожить. Могут, конечно, и при себе, на Соловках оставить архивариусом там или библиотекарем, чтоб на виду был. Тоже незавидная участь.

– Что ты предлагаешь?

– Не привозить его домой, пока не пройдёт тесты. А когда пройдёт, тогда и решим, что с ним делать.

– Где он будет их проходить? Не в гостиницу же его везти.

– Нет конечно. Мы сделаем так: заберём его из детдома, переправимся на правый берег, и ты нас высадишь, а сам поедешь в Паницу.

– А вы?

– А мы лесом уйдём на Калевалиху. Там нас уже ждёт Василиса.

– Катерина не знает?

– Узнает, когда ты приедешь и скажешь.

– Ох и попадёт же нам от Катерины.

– Попадёт. Но всё уже будет сделано. Так что, ты с нами?

– А у меня есть выбор?

– Тогда давай обговорим детали и поедем, иначе засветло не доберёмся.

Александра Петровна поджидала Жихаревых с нескрываемым волнением. Глухая деревенька за рекой: ни магазина, ни школы. А Дэну в этом году идти в первый класс. Думки её прервал шум мотора. Напротив главного входа остановился УАЗик. Александра Петровна накинула шаль и вышла на крыльцо.

Двину переехали, когда день уже стал смеркаться. Дрон с беспокойством посмотрел на Аню, но ничего не сказал. Она поняла его и благодарно погладила по руке.

– Ничего, мы успеем.

Они проехали по правому берегу ещё километров пять, и Анна попросила остановить машину.

– Дэн, вылезай. Мы пойдём другой дорогой.

Мальчик равнодушно открыл дверь и спрыгнул в сугроб. Анна постучала по кузову, и машина уехала, а они остались.

– Пойдём, а то замёрзнем, – предложила Анна.

Дэн послушно пошёл следом за ней. Они прошли метров триста по дороге и свернули на лесную тропинку. Молчание Дэна Аню удивляло.

– «Неужели ему неинтересно, куда мы идём», – думала она.

– « Нет. Неинтересно».

Анна вздрогнула.

– «Ты читаешь мысли?»

– «Закрываться надо, если не хочешь, чтобы твои мысли читали», – проворчал Дэн.

– «Может, скажешь, куда мы идём?»

– «На какую-то гряду».

– «А к кому мы идём?»

– «К той, что встречает нас на «Буране».

Через некоторое время издалека послышался ровный гул приближающегося снегохода. А потом и свет фар замелькал между деревьями.

– «Я решила вас встретить».

– «Осторожно! он читает».

– «Да что ты! Привет, дружок! Не замёрз?»

– «Нет».

– Повеселимся, значит, в своей компании. Ну, прыгайте, а то в потёмках ездить неприятно.

Очень даже комфортно уместились на широком сиденье снегохода, и Василиса нажала на газ. Дорога заняла минут сорок. Когда подъехали к гряде, уже совсем стемнело.

Пока стряхивали снег с одежды, прибежал Василева. Всё такой же огромный, но страшно отощавший.

– Василева, бедный ты кот! Совсем тебя не любит хозяйка – бросила в лесу на произвол судьбы.

– Не говори глупостей, Нюра. Он в норме. И к тому же на службе, – подобиделась Василиса. – Ну, идёмте в дом. Я комнаты протопила. Василева, вперёд!

Но кот почему-то решил по-другому. И вместо того, чтобы бежать к дому впереди компании, он остановился, прицелился и прыгнул Дэну на плечи.

Женщины удивились, испугались, рассердились на неожиданное поведение кота.

– Ё-моё, Василева, да ты и вправду одичал за зиму – на людей кидаешься, – орала Василиса.

– Не бойся его, он не опасен, – кричала Анна.

Дэн, с участившимся на шее котом, спокойно стоял возле валуна и равнодушно наблюдал за кудахтаньем тёток. Взглянув на него, они, наконец, сообразили, что в их защите никто не нуждается.

– Что это нашему Василеве в голову взбрело по чужим спинам лазать, да ещё по таким маленьким? Ладно, хочешь изображать горжетку, пожалуйста. Дениска, ты не подумай, такие хамские манеры у него не всегда. Иногда он бывает и воспитанным котом. Надо только поймать этот момент.

Дэн снял варежку, погладил кота, и он лизнул ему руку.

– Фэномэнально! – заключила Василиса. Развернулась и пошла в дом.

В доме было тепло и сухо.

– Сколько ж ты дней топила?

– Да, как из Корбалы приехала. Три дня, значит. Раздевайтесь. Сейчас чай будем пить.

– И бабушка будет с нами чай пить? – спросил Дэн, стягивая валенки.

– Какая бабушка? – встрепенулась Анна. Первое, что пришло ей в голову: Катерина. Потом: что заговор раскрыли и, что теперь не избежать разборок.

– Не переживай, это не та бабушка, это другая – моя.

– Конечно, будет. Что же мы её за стол не пригласим, что ли?

Из дальних комнат вышла высокая старуха. Поздоровалась со всеми, но ясные синие глаза неотрывно смотрели только на мальчика.

– «Длака», – подумала Анна.

– «Верно, дочка – длака»

– «Чьего рода длака?»

– «Дивы Додолы».

– Коммелина?

– Она самая. И я бабушка этого мальчика с котом, – она кивнула на Дэна, у ног которого вертелся Василева.

– Проходи, не стесняйся, – подтолкнула Василиса Дэна к столу, – я не знаю, пока, в чём фишка, но в любом случае ты имей в виду – это мой кот и он на службе.

– «Я это учту… мы это учтём».

Коммелина не сводила с мальчика глаз. Она не подходила, чтобы обнять внука, или ещё как-то проявить свои чувства, и он не проявлял никакого видимого интереса к окружающим.

– Вы устали с дороги?

– Не велика была и дорога, – отозвалась Анна.

– Дениска, ты устал?

– Нет. Но сегодня я разговаривать не хочу, – это было сказано тоном человека, отвечающего за свои слова.

Женщины с удивлением посмотрели на шестилетнего ребёнка.

– Не очень-то ты вежливый мужичок, – заметила Анна.

– Да, как скажешь. Три дня впереди – успеем наговориться, – примирительно подмигнула ей Василиса, – Пойдём, Нюра, постели разложим.

Когда женщины вышли, Василева перебрался от ног мальчика на стол, улёгся, вытянув хвост на полстолешницы, и громко замурлыкал.

– Надо прогнать животину, – потянулась к коту Коммелина.

Но и кот и мальчик ощетинились и ей пришлось сесть на место.

– Я рада была узнать, что жив последний и рода Дивы Додолы, и я готова тебе служить, маленький асур, как служила до этого всем предкам твоего Рода. Ты принимаешь мою службу?

Помолчала, дожидаясь ответа, и, не дождавшись, продолжила:

– Я печалюсь о твоей маме. Мы не смогли её уберечь. Когда-нибудь я расскажу её историю и историю твоего Рода… Ты знаешь, зачем ты здесь? Тебя привезли сюда, чтобы подвергнуть испытаниям, которые покажут твою магическую силу. И по их окончании ты сможешь выбрать: поехать со мной домой или остаться с ними. Но, что бы ты ни решил, я останусь с тобой. Почему ты молчишь?

– Я покажу на испытании свои возможности. И буду рад, что не слова расскажут о моей принадлежности к семье. Поэтому сегодня нам не о чем говорить. Поговорим завтра.

Ещё не рассвело, а Василиса пришла с маленьким ночником в комнату Дэна. Мальчик спал, отвернувшись к стене. Василева лежал у него под боком и поднял голову, как только Василиса вошла.

– Дениска, пора вставать. Я оставлю лампу. Одевайся и приходи в столовую. Когда она вышла, кот и мальчик тут же сели на кровати.

– Это будет несложно. Боюсь только, что им это не понравится. Как думаешь, Василева?

Кот выгнул спину и потянулся. Подошёл, ткнул мальчика лобастой головой в руку и соскочил с кровати.

В столовую зашли вместе: экстерьерный мальчик и огромный старый кот.

– «Неплохо»

– «Порода!»

– «Не наша порода: не асур – дариец» – пронеслось над столом. Конечно, он услышал. Но спокойно прошёл и сел на прежнее место. А кот улёгся возле ног.

После лёгкого завтрака стали собираться в обсерваторию. Ещё с вечера решили, что экзамен будут проводить там. Василиса каждому выдала фонарик и пошла впереди, показывая дорогу. Коммелина замыкала шествие. Когда поднялись в зал башни, Василиса повернула тумблер, и яркая лампа без абажура осветила цилиндрическую комнату со сводчатым потолком и высокими окнами-бойницами.

– Проходите, располагайтесь, – широким жестом пригласила она, а сама пошла в дальний конец комнаты, к столу, заваленному картами звёздного неба, какими-то таблицами и исписанными блокнотами. На краю стола лежала большая, советская ещё, готовальня, изготовленная в Москве по специальному заказу. Она исправно служила хозяину дома не одно десятилетие. Деревянный футляр, обтянутый качественным тёмно-зелёным дерматином, кое-где на углах протёрся за годы службы, однако внутренняя обшивка была не повреждена, и чёрный бархатный фон красиво подчёркивал чертёжные инструменты – литые и фрезерованные. Они лежали в своих лунках и были в идеальном состоянии.

Василиса аккуратно переставила готовальню на середину стола и подняла прижатые ею листы.

– Вот, здесь задания для твоего возраста. Садись на диван и слушай первое: «Задумай мысленно предмет и материализуй его». У тебя на выполнение полчаса.

Она опять отошла к столу, взяла с него картонный планшет и какую-то таблицу. Другой рукой подхватила тяжёлый стул, который поволокла задними ножками по каменному полу, производя неприятный скрежет.

Все повернули головы в её сторону, однако Дэн не обратил на шум ни малейшего внимания. Стул был доставлен в точку назначения, но, не успела Василиса на него сесть, как на сиденье появилась приличных размеров кнопка.

– Хорошо, что не шмякнулась с разбегу. Предупреждать надо, – проворчала она. – Чувство юмора у вас, молодой человек, всё-таки есть. Так и отметим… Двенадцать минут… Приступаем к следующему заданию. «Прочитай мысли вон той готовальни». Только осторожно, там много острых предметов. Полчаса на выполнение.

Дэн не воспользовался отведённым ему временем и ответил, едва лишь взглянув на предмет:

– Она очень гордится своим происхождением. Часто вспоминает твоего отца: он любил с ней работать. Был аккуратным и внимательным с заполняющими её инструментами. Она сожалеет, что ты стала мало времени уделять астрономии и ещё меньше пользуешься её услугами. А также, она опасается, что рейс-фе-дер, которым ты пользовалась в последний раз, так и будет лежать под бумагами, не промытым от чёрной туши. А что такое рейс-фе-дер?

Василиса молча встала, подошла к столу и, порывшись в ворохе бумаг, нашла тонкую чёрную палочку с раздвоенным концом, который был сжат крохотным винтиком, и, действительно, испачкан тушью.

– Вот рейсфедер. Шесть минут. Следующее задание.

Испытание продолжалось на протяжении почти четырёх часов. Предложение прерваться на чай дружно отвергли: все четверо были вовлечены в азартную игру вопросов и ответов. А прихваченный в термосе чай, разлили по чашкам и выпили, даже не заметив его вкуса.

Двадцать семь заданий и столько же правильных ответов. И не за три положенных на испытание дня, и даже не за один. Все вопросы исчерпали к обеду. Трое экзаменаторов сидели озадаченные. Они видели такой результат впервые.

– Ты молодец, но всё равно, мы должны всё проанализировать, чтобы понять, к чему у тебя больше наклонности.

– Может быть, проще спросить у меня?

– И ты ответишь?

– Да.

– Хорошо. Отвечай.

– Во мне кровь асура. И я хочу учиться ремеслу парих-знахарок.

– Я учту ваше пожелание, молодой человек, – сухо ответила Василиса, – а пока, ступай с бабушкой в столовую: помоги ей достать обед из печки и накрыть на стол. Мы с Анной подойдём позже. Да, кстати, в тебе и кровь дарийца течёт, а они прекрасные воины. Не хочешь попробовать встать на эту стезю?

– Нет.

Когда за ними закрылась дверь, Василиса подпрыгнула, не сдерживая восторга:

– Ты видела? Нет, ты видела? Видела?

– Да видела я. Сама в шоке.

В столовой Дэн сидел перед тарелкой супа один. Коммелины нигде не было.

– А бабушка где?

– Хочет попробовать переродиться. Мы с ней договорились… Что там с вашими расчётами?

– Ты знал, что не принадлежишь ни к одной из семей?

Дэн пожал плечами:

– Теперь и вы знаете. И ещё: Дэн – это не Денис.

– Это мы поняли. Но, в метрике ты Денис. Пусть для всех так и останется.

Василиса ушла искать Коммелину, а Анна подсела к мальчику.

– Я хочу осмотреть твоё тело. Не возражаешь?

Дэн молча снял рубашку и подошёл к Анне. Она потёрла ладошки и провела под волосами от затылка к макушке, слегка помяла уши и обвила ладонями шею.