Текст книги "Моя карманная Смерть, или Заповедник Вайперов"

– Будьте добры, выкиньте прямо в окно. В общий мусор нельзя.

На серой пленке четко вырисовываются три ярко-желтых треугольника, вписанных в круг. Черрт! Как же это…

– Простите, но сам мешок не фонит, я его у здешнего дворника специально взял, – глухо доносится из-под резкого шума воды, пущенной на полный напор. – Дворник вызовет спецкоманду, а уж та дезактивирует.

Прелестная забота о моем здоровье.

– И, простите еще раз, от вашего мужа не осталось чего-нибудь по моему росту?

– Вы намекаете, что он помер, а не сбежал со всеми носильными вещами, – говорю я, – В этом вы абсолютно правы. Но вам могу выделить лишь стеганый киргизский халат. Ярко-синий. Берете?

Вампир не удостаивает меня ответом. Тогда я достаю описанный предмет из шкафа и демонстративно вешаю на внешнюю ручку душевой, шикарно разостлав подол по полу. Такой халат, кстати, – это верхняя и даже зимняя одежда, но мой любимый этнограф им спасался от холода, что грыз его кости изнутри.

Этот тип соизволяет выйти: вальяжный, ароматный, дышащий моими лучшими духами и своими вампирскими туманами. Всё равно не красавец, скорее наоборот. Белобрысые патлы торчком, как у ежа, глаза как голубовато-белые бельма, рот будто ножом поперек лица прорезан. Э, ладно, в моем возрасте и при моих переживаниях забить на всё – лучшая политика.

– Вас не настораживает это… несоответствие образу? – отчего-то ляпает он. – Вдруг я беглец из-под колпака.

– Милейший, – отвечаю я со зрелым сарказмом, – если я вызову нашего участкового мента, он заявит, что лицензия – это и есть ваш основной паспорт. Вы же ему в работе латентно помогаете. А еще он заявит, что депортировали как-то одного этакого в края отдаленные, а потом его компатриоты заявили, что паспорт и кредитка покойного просто утерялись, – воришка, скажем, вытащил.

Мы совместно держим паузу. Так долго, что у меня прямо руки отваливаются.

– У меня вроде как есть время, – наконец говорю я, – на составление завещания и прочие забавы.

– Вы кому отдаете квартиру?

– Дочери.

– Живет с вами?

– Да нет, поссорились слегка и с тех пор почти не общаемся. Она, видите ли, была против анклава и за ваш выход оттуда, а я соответственно за анклав и против выпуска.

– Если хотите дополнить вашу пос… вашу волю, – говорит он, – я вправе заверить.

– Там приписка, – отвечаю. – На подругу и ее сынка.

У подруги, кроме мальчишки, на тридцати полезных метрах проживает шестнадцать беспородных псов и кошек. Что поделаешь, если квартирка маленькая, а сердце большое?

Да, что-то не совсем о том мы с ним беседуем.

– Послушайте, – говорю я, – ничего мне такого, собственно, не надо. Это же как хвост собаке рубить в три приема.

– Вы до неприличия не боитесь, – он констатирует факт сухим, как песок, голосом.

– Не ваше дело.

– Моё. Из-за этого у меня…

– Всякое желание пропадает, – вдруг заканчиваю я чужую фразу. Знаете, чем хороши речевые штампы? Они так часто оказываются в самых разных контекстах, наматывают на себя так много смыслов, что в конце концов резко и многозначно умнеют.

– Да! Я не могу – пока не уясню себе, что вы за чудище такое.

Я хочу ответить, как в детстве: «От чудища слышу», – но с какой стати буду оскорблять его при исполнении?

– Тогда погодим, – говорю, – тем более что я голодна, как зимний волк.

И демонстративно хватаю из неразгруженной сумки длиннейший банан.

– Вам бы лучше вина выпить, – внезапно говорит он. – Коньяка «Белый аист». Или альгинатов.

– Я безалкоголик, – отвечаю. – И в чем вообще дело?

– Во мне, – лаконично отвечает он.

– Я что, от вас дозу хватила?

Заботливый какой, ё-моё…

– Поясню, – говорит вампир по-прежнему безлично. – Я имею право только на десять дней, и то отмечаться надо в вашей мен-тов-ке. Собственно, второе не требуется – никто на нас пристально не смотрит. Но это пока не пожелают нас… как это? Прищучить всех сразу. За эти десять дней вы сделаетесь немного больны. Горькая кровь.

– И для вас, такого нежного, буду несъедобна. Сочувствую. Так почему бы вам… так сказать… сразу от меня не отвалить?

– Потому что мне вас лично… хм… заказали.

– Так. И дальше что?

К тому времени я уже расправилась аж с двумя культовыми фруктами и почувствовала в жилах мощный выброс то ли адреналина, то ли галлюциногена.

– Я хочу предложить вам сделку. Чтобы мне оправдаться, мы с вами заключаем дополнительный, уже именной договор и пересылаем по компьютерной почте. Вы, кстати, на столько вещей имеете реальное право, что даже и не представляете.

– Пой, ласточка, пой, Мефистофель, – бормочу я.

– Но параллельно с этим вы соблюдаете некоторые мои указания, носящие характер, скажем, медицинских.

– Муть, – говорю я. – Полная. Прибыли, по сути, никакой, а еще корячиться.

И тут слышу почти робкое:

– Ну пожалуйста.

Играть так играть, сказал котенок, когда собака хватила его за шкирку и пошла трепать из стороны в сторону. Вся страна ловит кайф от русской рулетки, а я чем хуже?

– Добро. Составляйте свой манускрипт, только я пока не обещаю, что его вообще подпишу. Да, вайперы едят?

– Не едят, а вкушают, обоняют и слушают.

– Это пищу-то?

– Люди говорят, что в духах или смеси пряностей преобладает такая-то нота. Ну а мы пишем на эти ноты свою музыку.

– Преле-э-стно.

– Грубая пища в нас вообще-то не переваривается, зато отлично чистит изнутри.

– Еще прелестней. И сильно вас от нее рвет?

В процессе разговора я выполняю привычные функции: разогреваю на сковороде подсолнечное масло, режу туда лук, чтобы как следует поджарился и пропитал окрестность своим ароматом (а всякие там гурманы хоть подавитесь), взбиваю четыре яйца таким специальным веничком и лью их на сковороду непрерывной струей. А потом до кучи присыпаю специальной смесью молотых травок. Выключаю, сыплю туда тертый сыр и накрываю всё дело крышкой, чтоб его расплавить. Вот и готово: дешево и очень сердито. Делю по тарелкам, кладу по вилке и по куску тминного хлебушка.

– Вот, можете потреблять, ежели не стыдно.

Ему не стыдно нисколько – я так думаю, он наслаждается ситуацией. Настолько, что соблаговоляет помыть за собой посуду.

И сходу влезает в мой компьютер, пренебрегая затейливыми паролями.

«Я, гражданин НВЦ именем Роджер Гейли, реципиент, и гражданка России именем Наталия Гончарова…»

– Вы можете меня звать Род, чтобы не выкать и не тыкать. А вас как – Натали?

– Ой нет, только не это. Меня еще в школе дразнили мадам Пушкиной, убийцей поэта или еще того похлеще. Время тогда было жесткое… Так что я просто Та́ли. А вы – просто Веселый Роджер, как на пиратском флаге.

«…или Тали, его донор, заключили между собой приватное соглашение о недельной отсрочке, которое может быть прервано любым из нас в случае форс-мажорных обстоятельств, а госпожой Наталией, или Тали, – также и по ее собственному желанию».

Не щедро же мне отпущено.

«Я, Роджер Гейли, со своей стороны, обещаю в течение всего этого времени предоставлять госпоже Тали всё услуги, о которых она может попросить, кроме тех, которые прямо угрожают моей целостности, и прилагать усилия для сохранения ее физического и психического здоровья на этот срок».

– Это мне вроде и так гарантировано… Или не в таких грандиозных масштабах? И как насчет «целостности» ваших бабок?

Он игнорирует мое замечание.

– Да, а что там по поводу секса – он входит в ваш прайс-лист или вы стерильны?

Молчит, как партизан на допросе. Ну, это я так, свой сволочной характер проявляю: как говорится, в юные годы оргазм – это гора, а в пожилые – та мышка, которую гора изволила родить.

«Я, госпожа Наталия (Тали) Гончарова, с моей стороны, обещаю прислушиваться к советам гражданина Роджера касательно моего физического и психического состояния и неукоснительно подчиняться его приказам, напрямую связанным с выполнением им своей прямой задачи».

Очередной шедевр бюрократической писанины. Нет, я прямо в них тону….

– Прочли? Подписывайте в двух экземплярах. С датой. Я всё это отсканирую и вышлю. Да…

Род мнется. Наконец рожает:

– Оставьте на моем бланке каплю своей слюны. А на своем – лучше мазок крови. Или на обоих и то, и другое.

– Типа договор с дьяволом.

– Нет, простой маячок.

Кротко подчиняюсь – слюней на языке, а также корок и болячек в носу у меня навалом. Забираю один из подписанных меморандумов. Он кладет другой текст в нагрудный карманчик халатной одежды, рядом с лицензией и старым носовым платком.

Моя карманная смерть.

Я послушно проглатываю здоровенную таблетищу новопассита, которую он выгребает из моих же запасов. И иду баиньки.

6 мая 2022 года. 8 часов утра. Москва

Утро начинается весело и ярко. Солнце во все лопатки сияет на синем небе. Меня будит ну совершенно офигительный запах из кухни, и я, едва продрав глаза, иду по следу.

Мой личный вампир в законе, надев мой фартук поверх халата и нацепив шикарные (мои же) темные очки поперек всей своей физиономии, приветствует меня поднятием деревянной весёлки кверху:

– К своей каторжной отработке приступил. У тебя в холодильном и стенном шкафах сплошная зелень и какие-то мелкие бобы. Ты что, веганка, Тали?

– Скорее лактовегетарианка. Маш, нус и прочая соя.

Тут я соображаю, что он меня «тыкает», хоть этот кот Бегемот вроде не пил из меня брудершафта. Заснула я в ясном сознании происходящего и проснулась такой же, как была. Ладно, забьем не глядя.

– Это что ж ты сготовил, Род? Не пойму никак.

– Я назвал это четверговым блюдом, потому что впервые сготовил его в четверг.

Почти прямая цитата из Рэя Бредбери.

– Приводи себя в порядок и садись за стол. Какие еще будут пожелания? Вообще-то нам обоим надо одеться поприличнее.

– Тебе – да, – говорю со своего унитазного трона.

– Так значит, ты поешь, а потом прямо в бутик?

– А потом – прямо в хороший магазин спортивной одежды. Не знаю как ты, а я лично ненавижу тряпки, которые колени стреноживают и в ногах путаются. И обувь на тонком каблуке. И сумочки типа театральных.

– К сведению принял и согласен. Хотя сам я юбок отродясь не нашивал.

Овощного рагу так много, что я киваю ему – садись, мол, напротив и наворачивай. Запах тоже не обманул моих ожиданий: вкусно до помрачения ума, на порядок выше стряпни моей доченьки и на два – моей собственной. Если так будет продолжаться всю неделю, я точно заработаю килограмм жира на бедрах и полноценный стокгольмский синдром в качестве бонуса.

– Да, уж если мы на ты перешли, – говорю я, разнеженно наблюдая за тем, как Род моет вилки, тарелки и сковороду. Нет, со вчерашнего вечера он явно похорошел: будто его в крепком уксусе промыли. И очки ему чертовски к лицу, вот еще бы на длинный роток накинуть платок. Как мусульманке. – Почему вы все так не любите слова «вайпер»?

– ???

– Мы ведь на русском общаемся, там буквы «дубль-вэ» нет. А вайпер с одинарным «вэ» – это по-английски гадюка. Аспид. Не так уж плохо, по-моему.

Он кривовато усмехается. Ох уж эта его усмешечка одним углом рта, что-то слышится родное в долгой песне ямщика…

А потом он накрывает свои белокурые волосы мужниным черным тебетеем с серебряной вышивкой, обувается в «турецкие» шлепанцы с загнутыми носами, и мы отправляемся за приличной одеждой.

– Ты украл, – ворчу я, переодеваясь дома во все новое.

– Позаимствовал в рекламных целях, – уточняет Род с самым нахальным видом. – Ты же видела – все менеджеры дамского рода и вида прямо так горло и подставляли. В смысле на шею вешались.

Поскольку он зарозовел до неприличия, я догадываюсь, что он попользовался от этих народов не только одежкой. Ну, не всё же вам, змеюкам, до смерти жалить, верно?

– Ты прекрасно выглядишь, – Род оценивающе окидывает меня с ног до головы: фирменные кроссовки не промокают и не потеют, брюки выкроены по лекалу, тончайший свитер облегает сдобную грудь, полартексовая куртка легким мановением руки обращается в жилет. Короткие седые волосы под бейсболкой в равных долях перемешаны с темно-русыми и спадают прядками на уши.

– Ты тоже, так что взаимно. Нам идет спортивный стиль. А теперь куда?

– Предлагаю запереть твою квартиру и слетать… ну, для затравки в Питер. Давно не была?

– Лет десять. Телетранспортация, что ли?

– Телепортация. Ти-порт, – кивает он. – Не уверен, что вместе с тобой потяну на большие расстояния, так что учиться стоит на малых.

5 мая 2022 года. 14–00 часов ровно. База «Норильск Старая»

Людмила резко хлопает в ладоши: раз-два.

– Сердечно благодарю всех за поддержку и солидарность с нашим выбором. Поистине, сегодня выбраны самые достойные. А сейчас позвольте нам уйти ради того, чтобы вернуться.

Перед четырьмя гостями и двумя избранниками неохотно расступаются людские волны.

На пути к вертолету мастер Леонард говорит девушке по-нганасански, тихо улыбаясь в дымные серые небеса:

– Милая всем людям! Друзья чуют что-то дурное в ваших славянских спутниках и их транспорте.

– Не удивлюсь, – коротко отвечает Людмила. – Такого древнего воздушного извозчика мне еще не попадалось. Однако ж дипломаты улетают с нами хотя и без великой радости, но без трепета в душе.

– Вы пробовали предложить им остаться внизу на день-другой?

– Их же и без радиации тут пропоносит, с одного страху, – отвечает она. – Сама я же его на них и нагнала.

– А темнокожего?

– Да мы двое что нитка с иголкой. Я лично рада была бы остаться у Друзей, хоть с ним, хоть без него, только сразу на заметку возьмут. Поздно. Кто вам сказал-то? Дюльсемяку? Тубяку?

– И Дюходие.

– О. Видать, полная дрянь дело, если всегдашние противники хоть в этом сошлись.

На этих словах оба вежливо раскланиваются и расстаются. Вертолет гостеприимно приоткрывает дверцу.

– Простите великодушно, – девушка отодвигает военных в сторонку и пропускает обоих вампиров вперед, одновременно вкладывая им в руки по небольшому плоскому свертку. Говорит на местном диалекте: отрывисто, с вежливой маской на лице.

– Вивиан. Рут. Это всего лишь незаполненные голографические бланки, я ничего другого не раздаю; ни паспортов, ни кредиток. Но в одном конверте еще моя социальная карта, инвалидная, в другом оригинал маминой, якобы утерянной. Результат моих плутней. Обе полностью загружены монетой.

– Понятно. Благодарю вас, – с сердитой миной отвечает мужчина. – Туда по собачьей шерсти, обратно против оленьей. Повадился кувшин воду носить, тут ему и голову сломить. Простите за чепуху. Больше нечем было заполнить паузу.

Людмила церемонно кивает и продолжает инструктаж:

– Сейчас вы сядете назад. Ширму между передними и вашими сиденьями закрыть, но не запирать, замок аварийно-грузового люка проверить. Если что не так – мой адрес вы помните или возьмете по менталу от своих.

– Что такое? – недовольно спрашивает Несвятипаска. – Разве мы не в прежнем порядке?

– Вайперы излучений не любят, – говорит Людмила. – Захотели забиться в дальний уголок от великого трусохвостия. Не беда: сядете ближе к пилоту, там самая красота через фонарь просвечивает. А мы с Жоржиу посередке – сладкая парочка, верно, мой святой Георгий? Не тужи: виды у нас не очень красивые, зато от командного отсека отделяет нехилое пространство. Посплетничать можно, ну и поженихаться заодно.

Статья 7

Ни один представитель Стороны 2 не имеет права уклоняться от ежедневного паспортного контроля в органах внутренней безопасности. Также он не имеет права приближаться ни к одному зданию посольств и представительств других, помимо Стороны 1, государств, а также пересекать государственную границу Стороны 1 любым способом, в частности: наземным, водным, воздушным, подземным, подводным и находящимся за пределами воздушного пространства.

7 мая 2022 года. Санкт-Петербург

Меня просто бесит, как Рут выламывается из-за этой женщины. Просто римейк старинного фильма «Арлетт», где брачный аферист охмурял тетку много старше своего возраста – до тех пор, пока не влюбился в нее по уши. Чувство вины – о, это я как раз понимаю. Собственно говоря, именно оно и заставило его так быстро прибыть к ее порогу, обогнав меня по крайней мере на два часа, хоть мы и договаривались исполнять его аферу вместе. И теперь эта вина принуждает Рута безропотно сносить в высшей мере оригинальный юмор пациентки.

Когда он после Эрмитажа (и на кой он им сдался, туда же на водопой целые туристические стада ходят) предложил ей поужинать в ресторане, наша Тали вроде как сие одобрила. Когда он заявил, что тамошний фэйс-контроль женщин в штанах не пропускает, она кротко согласилась на юбку. Но, я так думаю, чуть позже она подглядела в щелку смежного с ним гостиничного апартамента, как он облачается в нашу «классику»: черный смокинг с атласными отворотами, темно-серые брюки, лакированные башмаки и крахмальную рубашку с небольшими золотыми запонками. (Еще не хватало цилиндра, трости и плаща-крылатки; но это вроде к фраку положено.) И в качестве противовеса нацепила на себя (и у кого одолжила только) длинную, до пят, юбку хаки со вставкой из вологодских кружев, ажурный золотистый топ поверх зеленой водолазки и армейские башмаки тридцать восьмого размера! Не спорю, в эту весну пол-Питера разгуливало таким же в точности образом, но то были совсем юные пацанки.

В ресторане я уселась поодаль и наслаждалась той брезгливой миной, с которой Тали перерывала меню в поисках чего-либо условно вегетарианского (или, на худой конец, постного), а потом терзала винную карту, вполне внятно скандируя французские и испанские названия вин, чтобы потом потребовать у шокированного официанта бутылочку «Терской минеральной». Чуть попозже, неохотно ковыряя у себя в тарелке с соевым муляжом бифштекса, эта тезка жены поэта в полный голос сожалела, что «Родя» не повел ее в китайскую или японскую забегаловку, какие тут на каждом шагу, и громко восхищалась умением Рута готовить… Кончилось представление тем, что он торопливо затолкал в себя добрых две трети заказа и повлек даму кормиться в номер, где у них была крошечная кухонька с аэрогрилем и электрическим чайником.

А на следующее утро он перетащил ее (и, стало быть, меня) через финскую границу – я так думаю, у них это было спланировано заранее.

Я, конечно, понимаю, что нам постоянно приходится бравировать теми правилами, которые установлены для нас дубовым российским законодательством, иначе просто не удержишься на плаву. Однако ради чего Рут подставляет всё наше общество именно во время, когда оно и так балансирует на краю пропасти? Разумеется, за рубежом мы вольные птицы, желанные гости, только и питаемся, что от восхищенных поклонников и поклонниц, но ведь возвращаться всё равно придется через тот же силовой горизонт. И вообще, к чему эта его медлительность, эта игра в непонятки?

– Вивиан, – сказал он, когда я попыталась выразить ему свое робкое возмущение, – я не могу ей солгать. И уже не смею сказать правду.

8 мая 2022 года. Мадрид

Прибыли в Испанию, чтобы черпать здешнюю красоту большим уполовником. Любимая страна моего нынешнего покровителя. Ну, он норовит таскать меня по соборам, музеям, паркам и академиям изящных искусств, а меня с чего-то потянуло в скромненький и по виду наполовину заглохший монастырь босых кармелиток. Монахинь тут несколько больше, чем пятнадцать лет назад, и они почти никого к себе не пускают. Возделывают свой сад, как говорится. Когда я спросила, есть ли в ком-нибудь из них королевская испанская кровь, как бывало в прежние века, они, похоже, не совсем меня поняли и посмотрели на нас обоих с жалостью. Славные женщины – и даже не очень старые. Внутри у них не очень большая, но представительная коллекция картин, потрясающие старинные гобелены и много цветов: просто не надышишься.

Да, мой Роджер последнее время что-то юлит. Всё время говорит (со своими шефами, что ли?) по мобильнику – он у него от Филипса, жутко навороченный, – а мне не докладывается. И не позволяет хоть как-то включаться в современную реальность. Во всем прочем замечательно: я на нем в буквальном смысле верхом езжу, потому что при ти-порте еще ладно, а вот во время полета со значительным ускорением никакой вайпер не удержит человека одними руками. Это же тонны две. Поэтому нужно специальное седло с креплениями и ремнями безопасности, и то – ощущение, будто я взнуздала буйный ветер. Кстати, у меня на случай стужи в верхах термобелье, а Родя и так перебился. Именно так мы слетали ночью из Мадрида в Эскориал, а потом сразу в Севилью: ну, это без комментариев.

– Я не могу скакать по всему белу свету, как блоха по перине, – оправдывался тогда Рут. – Есть определенные ограничения.

Иногда в своих стремлениях к секретности он доходит до того, что удлиняет или вообще совсем отпускает мой поводок. Я гуляю где хочу, – Роджер в гостинице обделывает свои личные делишки. И это при том, что для временно беспаспортного вайпера его клиент, по сути дела, такой паспорт и есть. Только я всё равно чувствую где-то неподалеку другую такую же особь, причем сильную. Шестое чувство, наверное открылось. Или третий глаз.

– Ну да, я хитрю и виляю, как собака хвостом, – улыбается мой бледнолицый и белоглазый обаяшка, когда я ему на это указываю. – Имею я право на личную жизнь?

Не поспоришь. Ну, мое дело маленькое. И короткое. Хотя, надо отдать Роду справедливость, под его эгидой каждые мои сутки ухитряются вместить в себя больше, чем иной год.

– Человечество никогда не избежит напастей. Пусть лучше тогда этой напастью будем одни мы, – любит он говорить.

Выходит, он наименьшее из моих личных зол? Ну-ну…

Еще один перл сомнительной ценности:

– Люди возмущаются, что мы едим – или уж там пьем – от них как от представителей вида. Им требуется индивидуальный подход. Вот они его и получили.

– За какие такие грехи?

– Да просто за то, что вы такие разные… И по-разному непонятные.

Он явно хочет спровоцировать меня на… скажем, комментарии личного характера. По поводу некоего приватного выбора. Но я не люблю ступать на скользкий лед.

Нашими приключениями и эскападами Родя наслаждается не меньше меня самой. Когда день проходит удачно, любит пофилософствовать описанным выше образом, имея меня в качестве заинтересованного слушателя, и – право – заинтересованного нелицемерно.

– Мы и вправду нуждаемся в «полной крови» человека, так это вкратце называется, – откровенничает он тогда. – И верно, что по-настоящему только однажды. Как бы перенимаем алгоритм жизни. Идейный стержень, так сказать. Чем раньше это случается, тем надежнее и легче. (Кому?) Прочие вливания могут быть небольшими или почти полными, но со временем мы нуждаемся в них всё меньше… ну, вроде как вы в сексе или гурманстве. Только не думай, что во время войн мы были такими уж великими постниками. Война ведь не спорт и не рыцарский турнир, а игра на взаимное уничтожение. И способа никто не выбирает, уж поверь, ведь в сражении участвует худшая часть человека или… вайпера. Самое страшное в войне – то, что она идет по кругу. И по нарастающей.

– Теперь ты понимаешь хотя бы одну из причин, почему я голосовала за то, чтобы посадить вашу братию под колпак. Драчунов нужно прежде всего развести по противоположным углам… ринга.

– Одним этим резню не закончишь и благорастворения воздухов не получишь. Но не думай, кстати, что наши предки – в самом начале противостояния – не были еще более жуткими монстрами, чем мы. Были.

– Мои предки – тоже. Но их потомки обычно не желают этого признавать. Слушай, а вампир и в самом деле может перестать быть кровопийцей хотя бы после сакральной процедуры?

– Знаешь, как человек не может быть по-настоящему праведным, так и мы не можем вообще не пить крови.

– Двоякий ответ, знаешь ли.

– Не хуже, чем человеческая двойная арифметика. Если один из вас убивает другого, он не обязательно выродок. Почему же вампир в подобной ситуации – скотина, чудовище и далее по всем пунктам обвинения?

– Потому что он не человек и не зверь, а нечто непонятное. Я права? И даже когда его превращают в палочку-выручалочку, в фетиш, как теперь, это не меняет сути дела. Вы не свои для людей и своими никогда не станете.

– Так категорично, Тали? А мы с то…

– Не дури. Я просто облегчаю себе существование. Тебе – не уверена. И знаешь, за что, в конечном счете, плачу́сь? У всех людей одни и те же проблемы: не могут жить в отсутствие смерти, а рядом с ней не умеют жить долго и счастливо. Ты, Род, и вам подобные просто к этому делу подверстались. Острые игрушки. Красивый фантик на конфетке, слепленной… сам знаешь, из чего.

– Вот теперь я понял, почему ты не хотела вайперского явления народу.

– Как я тебе завидую. Может, и меня вразумишь?

9 мая 2022 года. Севилья

Да, это вам не Мадрид. Здесь уже мне самой приходится водить своего кавалера под ручку, чтобы не заблукал в переплетении узких улочек под парусиновыми навесами. Хиральда, на вершину которой мы дружно залезли, восьмиугольный фонтан, где я поплескалась, воображая себя правоверной мусульманкой, – однако Роджер уверил меня, что водоем сотворен готами, не современными, конечно, а всамделишными. Потрясающий кафедральный собор самого начала 15 века, о котором церковники Севильи сказали прямо вот так: «Мы хотим построить храм настолько величественный, чтобы каждый, кто его увидит, счел бы нас сумасшедшими». Как я завидую тем временам, вы бы знали!

А еще дворики и сады, извилистые крутые улочки, Алькасар, мудехар, фламенко, канте хондо, севильский озорник Дон Хуан, бары и ресторанчики с аппетитной закусью на блюдечках, херес амонтильядо, по поводу которого я вспомнила Эдгара По…

И Родя, который в уголку деликатно кормит местных голубей здешними «тапас», что до сей поры без ущерба для себя теснились в его любопытном желудке.

По этому поводу произошел краткий экскурс в вайперскую физиологию. Как я и предполагала, желудок у них – просто эластичный мускульный мешок без тени рецепторов и служит для маскировки. Кишечник любой толщины, естественно, отсутствует. Сердце, как и у нас, – мотор для перекачки основной жизненной силы и не более. Легкие необходимы гораздо больше: во-первых, как иначе разговаривать? Во-вторых, это не простые мехи, как в кузнице: они состоят из эластичной пористой губки, очень прочной по сравнению с нашей легочной тканью, а губку обволакивает недурная система кровяных капилляров. Спросить прямо: а не туда ли попадет моя… хм… телесная жидкость, когда ее из меня наконец вытянут, – я посовестилась. Кажется, нет: Родя говорил, что кровь, как жидкая, так и газообразная (???), еще в гортани и пищеводе вайпера обращается в насыщенную воздухом смесь, которая поступает в бронхи и мгновенно расходится по организму. И для чего-то уж совсем непонятного этой взвеси можно придать обратное направление.

5 мая 2022 года. 14–00 часов 15 минут. Аэродром «Норильск Старый»

Вертолет, натужно скрипя лопастью, поднимается вертикально вверх, колыша вечно сухую траву. Провожающие глядят с приличного расстояния, как он уменьшается в размерах, слышат, как при входе в спиральный воздушный колодец, который создает работающий винт, утихает деловитый звук работающего мотора. Вдруг мотор в один ослепительный миг замирает совсем, и…

Зажигается новая звезда.

…Сплошная стена огня между военными и пилотом. Людмила кошкой бросается на мулата, прижимает того к полу, он инстинктивно выворачивается – охранничек, танцор, мачо, проговаривает она лихорадочно, словами защищая себя от жути того, что происходит, – шторы мигом вырывает из гнезд, люк далеко сзади распахивается. Неодолимая сила беззвучно разламывает машину надвое и бесформенными раскаленными кусками роняет вниз.

10 мая 2022 года. Агра

Чем умильней наши голубки воркуют, чем увлеченнее бродят по мраморным мавзолеям Индии и золотым пагодам Мьянмы, тем мне тревожнее. Ну, эта отвязная Тали хоть и вопит на каждом шагу, что не хочет впасть в «стокгольмскую хворобу», уже там по самые уши. Еще одно усилие – и синдром накроет ее с головой. Само по себе это еще ничего: как говорил некий древний циник, с приправами еда вкуснее. С очень острыми приправами, однако. И ведь беда не в том, что она задирается, капризничает, эпатирует всю округу – это ей прощаем не одни мы, ибо она не зла по своей природе. Она бурлит, как молодое вино, лишь потому что в самом деле молода, несмотря на свои годы, на изрядно пошатнувшееся здоровье, на вдовство и на саму смерть. Она безупречно храбра, ибо умеет жить внутри каждого мгновения, балансируя на тонкой черте меж двумя стихиями и не поддаваясь ни одной из них. Наша общая беда в том, что этот редчайший приз, который стоило бы всецело оберегать, может пропасть как медный грош, которым платят за чужую подлость.

В самом начале мы могли бы по незнанию подкосить Тали одной короткой фразой – но тем спасти если не душу, то хотя бы плоть. А теперь поздно переигрывать то, что случилось. Потому что Рут – он тоже болен ею, хотя не подозревает о том, и из чистого упрямства пойдет до конца.

Статья 9, продолжение

… Кроме того, непосредственные объекты Ритуала имеют право во время его проведения сохранять свободу воли и четкое восприятие действительности.

11 мая 2022 года. Полдень. Игарка

Это почти что мой родной город: в детстве любимым моим чтением была мамочкина книжка «Мы из Игарки», составленная тамошними пионерами (а о ссыльных – ни слова) и посвященная писателю А. М. Горькому, «коварно убитому врагами народа». Чья бы корова мычала…

В городе, по причине вековечной мерзлоты, еще сохранились знаменитые деревянные тротуары, но одноэтажную избушку с высоким земляным фундаментом, похоже, сам Родька и соорудил мне на потребу, уж больно вся из себя хороша. Я гуляю здесь на природе и на воле, то есть вместе со своей тенью, которая, похоже, иногда намеренно мелькает рядом, как пресловутый двадцать пятый кадр. Почти уверена, что это женщина, вернее, дама. И, разумеется, вайперская дама. Почему? Наверное, я уже приспособилась улавливать аромат смертельного совершенства, опасной прелести. Но от него мне, как ни странно, становится спокойней и легче на душе. Любопытно, могла бы я поставить как дополнительное условие – право выбрать из них двоих того, кто бы меня реально проколол?

Господи, молилась я на протяжении почти всей моей жизни, упаси меня от зловонной старости и разжижения мозгов. От вялой ненависти моих родных и знакомых. От позорной беспомощности перед обеими великими сестрами-близнецами. От бесплодного тления.

Господь – Он внял.

На пороге нашего домика, сплошь увитого таким нереальным в этих широтах виноградом, меня встречает незнакомый, но такой родной запах: да, ведь бабушка перед поездкой «на черноморскую природу» варила, в качестве неслыханной роскоши…

– Роджер! Это что у тебя такое – курица?

Он встречает меня прямо в дверях, строгий, весь в черном, несмотря на теплую погоду, и без своих обычных окуляров. Ему явно не до обсуждений сегодняшнего меню – и не до смеха.