Текст книги "Жизнь забугорная"

Ошибка

– Зря ты, Андрюха, этот банкет затеял! – задумчиво произнес Вадим, потягивая из красивого бутонообразного бокала французский коньяк. – Сто раз на знакомых проверено: отметил сорокалетие – жди от жизни подлянки. Годик бы перетоптался, а там – салютуй по полной, хоть цыган с медведями выписывай.

– Не верю я, пацаны, в эту хрень, – пробасил изрядно наклюкавшийся виновник торжества. – И, в пику всем предрассудкам, гулять буду по полной… Потому как я у себя один…

– Хозяин-барин, – сдвинул Вадик плечами. – Моё дело предупредить.

– Не каркай, – скривился Андрей недовольно. – Допивай лучше своего «коня» и айда в стрип-клуб. Проверим на упругость силиконовые прелести тамошних красоток.

– Неее, мужики, я пас, – жалобно промычал Яшка, поглядывая на мобильник. – У меня Нинка сегодня приболела. Уже пятую смс-ку шлёт – пугает «увольнением за прогулы». Поеду, а то она мне такой стриптиз устроит, что мало не покажется.

Вадим пренебрежительно фыркнул, Андрей театрально закатил глаза, что означало: «Чеши в свое стойло. Без сопливых обойдёмся». Вслух же юбиляр произнёс: «Самая дорогая шлюха обходится намного дешевле, чем самая дешёвая жена. Именно поэтому мы с Вадькой никогда не женимся».

Последний одобрительно кивнул и в знак солидарности пожал приятелю руку. Он уже десять лет был в разводе и не собирался «марать» паспорт очередным «синяком». «Уикенд», проведённый без сексуальных приключений, Вадим считал безнадёжно испорченным. Впрочем, «нелётных» выходных у него почти не случалось. Репортёрские будни в ежедневной газете «Кёльнское обозрение» гарантировали записному ловеласу неиссякаемый приток свежих знакомств с девицами, легко идущими на разовые интимные контакты.

С Андреем Шнайдером и Яшкой Абтом он познакомился десять лет назад. Ему, тогда еще начинающему репортёру, поручили написать заметку о недавно открывшейся в Кёльне транспортно-экспедиторской фирме «Сапсан», хозяевами которой и были его нынешние знакомцы. И если с образцовым семьянином Абтом Вадим поддерживал поверхностные приятельские отношения, то со Шнайдером их связывали многочисленные общие интересы: бильярд, бассейн, фитнес-центр, совместно проводимые отпуска, походы в сауну с девочками нетяжёлого поведения и прочие холостяцкие радости.

– Всё, ребята, до встречи, – поднялся из-за стола Яков. – Ещё раз поздравляю. Удачи тебе, Андрюха, и… крепкого здоровья в личной жизни.

– Оговорочка по Фрейду, – хохотнул Вадим, выливая в бокал остатки коньяка. – А впрочем, правильное пожелание: этому эротоману здоровье нужно именно в интимной сфере, поскольку:

 
Заболевают где попало,
Везде встречаются с бедой  —
На сеновале и в подвале,
И на воде, и под водой,
И на ковре, и в самолёте,
На пароходе и в купе,
И в кабинете на работе,
И на скамейке, и т. п.
 

Кстати, шедевр мой свежий во вчерашнем номере уже читали?

Предприниматели отрицательно замотали головами. – Плохо. Оч-чень поучительный материалец, особенно для Андрюхи, который принципиально не пользуется изделием номер два.

– Да, не пользуюсь! Заниматься сексом в презервативе – всё равно, что нюхать розу в противогазе, – охотно подтвердил именинник. – И если ты СПИДом решил меня попугать, то эту тему человечество давно проехало. От бывшей «чумы двадцатого века» в цивилизованной стране больше никто не умирает. Теперь уже китайского гриппа боятся. СПИД, в сравнении с ним, – обычный насморк.

– Да ну вас, мужики, с вашими ночными страшилками, – поёжился впечатлительный Абт. – Погнал я, короче.

После ухода Якова приятели какое-то время молчали, наблюдая за тем, как две «восточные красавицы» небалетных габаритов исполняют танец живота. Вадим достал сигареты, щёлкнул блестящей «Zippo», посмотрел на часы.

– Ну что, закругляемся? – кивнул он юбиляру, устремившему свой взор на трясущиеся в такт музыке телеса танцовщиц. – Или тебя стали возбуждать Дуси-агрегаты?

Шнайдер не успел ответить – запищал мобильник, информируя хозяина о получении смс-ки, уже пятнадцатой за сегодняшний вечер. Так и есть: очередное поздравление.

«С юбилеем тебя, дорогой! – писала незнакомка, скрывшаяся под ником Ночное Приключение. – Жаль, что он совпал с твоей личной драмой. Какой? Сделай тест на ВИЧ – узнаешь. Поздравляю с приобретением».

Андрея бросило в жар. Внутри у него всё завибрировало. Перед глазами поплыли яркие концентрические круги. Он резко рванул ворот своей шёлковой рубашки, и тут же на столик шлёпнулась перламутровая пуговка с серебряным тиснением «Del Siena».

– Что случилось? – встревожился Вадим.

Шнайдер, молча, протянул ему мобильник. Прочитав «поздравление», тот только махнул рукой:

– Прикалывается кто-то из твоего гарема. И что?

Андрей подавленно молчал.

– Номер узнаёшь?

– Впервые вижу.

– Однозначно, месть. Вспоминай, кого из явившихся «на сеновал» за большой и светлой любовью, обещал взять замуж?

Именинник наморщил лоб.

– Никого. Во избежание неприятных сюрпризов я этот вопрос вентилирую сразу.

– Может, тебя беременностью шантажировали или тестом на отцовство пугали?

– Да не было ничего подобного! – раздражённо выкрикнул юбиляр, стукнув по столешнице так, что зазвенела посуда.

Сидящие за соседними столиками устремили на мужчин любопытные взоры.

– Всё о`кей, всё о`кей, – продемонстрировал им Вадим «резиновую» улыбку. – Парень хватил лишку. С кем не бывает…

– Не о`кей, – прошептал Андрей побелевшими губами. – Последнюю неделю я мерзко себя чувствую: плохо сплю, горло болит, герпес вон выскочил, температура подозрительная. Зашёл к своему домашнему доктору за рецептом, и тот мне сразу прививку противогриппозную вкатил, типа, приказ федеральных властей о массовой вакцинации населения. Мне же после этой их H1N1 совсем хреново стало: знобит, подташнивает, башка кружится. А это, оказывается, не прививка вовсе, а вон что…

Повисла звенящая пауза. Вадим какое-то время переваривал услышанное, затем рассмеялся:

– Не ожидал я, Андрюха, что ты так легко можешь купиться на столь банальную разводку. Однозначно, бабская месть.

В глазах Шнайдера заблестели пьяные слёзы.

– Боюсь, это не разводка, – замахал он руками перед носом репортёра.

– Хорошо, – улыбнулся тот. – Раз ты такой внушаемый товарищ, слетай завтра в СПИД-центр, сделай экспресс-анализ. Уже через полчаса узнаешь результат и успокоишься…

Голос Андрея предательски задрожал:

– А если он окажется… положительным?

– Тогда, – сделал скорбное лицо Вадим, – ты изменишь свой образ жизни и вовремя начнёшь лечение.

Юбиляр замотал головой, словно лошадь, которую обсели слепни.

– Не пойду я туда позориться. Там одни гомики, нарики и…

– …дурики, не пользующиеся презервативами, – продолжил журналист реплику приятеля. – Чего ты боишься? Сам же только что сказал, что СПИД нынче приравнивается к насморку…

– Не лови меня на слове! Все мы герои, пока проблема не коснется собственной шкуры…

– Ну, хочешь, я пойду вместе с тобой?

– Нет! – заорал Шнайдер, как ужаленный. – Тогда точно решат, что мы – гомики. Я сам… как-нибудь.

Уснуть этой ночью ему не удалось. Он выкурил две пачки сигарет, осушил пол-литровую бутылку подаренного Яшкой виски, но вожделенное опьянение так и не наступило. Ни о чём другом, кроме завтрашнего теста, он думать не мог. Андрей нервно ходил по квартире, вопрошая Всевышнего: «Неужели допустишь? Неужто я заслужил такую страшную кару?». Ответа не было. «Молчание – знак согласия, – решил он. – Господь не желает общаться со своим грешным творением. В церковь, что ли, сходить?».

Едва дождавшись утра, Шнайдер вызвал такси. На деревянных ногах спустился по лестнице, подошёл к машине, плюхнулся на пассажирское сидение рядом с водителем.

– Улица Бетховена, дом один, – бросил он в ответ на вопросительный взгляд таксиста.

Услышав адрес, тот непроизвольно отшатнулся от пассажира. Дежурная улыбка сползла с его лица, сменившись напряжённо-испуганной миной. Так и ехали до самого центра в гробовом молчании, боковым зрением наблюдая друг за другом.

«Вот и первая реакция социума, – подумал Андрей с горечью. – То ли ещё будет, если я окажусь носителем смертоносного вируса».

Такси тормознуло у старинного пятиэтажного особняка. Отсчитывая деньги за проезд, Шнайдер поймал на себе брезгливо-настороженные взгляды проходивших мимо девчонок в мини-юбках, и ему захотелось провалиться сквозь землю.

В ожидании своей очереди в предбаннике маялись пять человек: симпатичная женщина с заплаканными глазами, парочка геев, девушка в тёмных очках и кепке с козырьком, закрывающим пол-лица, и солидный мужчина лет сорока, затравленно поглядывающий на входную дверь. Никто ни с кем не общался – психическое состояние присутствующих было отчаянно подавленным.

«Вот Господь и собрал в кучу свежую партию грешников для зачтения им смертного приговора, – с непонятным злорадством подумал Андрей. – Девка в кепке, определённо, наркоманка – худая, как гоночный велосипед, и рукава натянуты до самых ногтей, чтоб не светить «убитые» вены. Мужик, по всему видать, мой коллега, нарвавшийся на инфицированную девицу. С геями всё понятно – поделом огребли. А вот женщина… скорее всего, жертва. Небось, от супруга неверного ВИЧ хватанула. Обидно, конечно. Хотя… Как говаривал Глеб Жеглов, наказания без вины не бывает. Вовремя надо с негодными партнёрами расставаться».

Время ожидания тянулось мучительно долго. Нервы уже не выдерживали, и Андрей стал ходить по коридору, изучая плакаты, призывающие к профилактике и борьбе с недугом. На одном из них кто-то из остряков приписал внизу корявым почерком: «Лучшее средство от СПИДа – импотенция». На другом, уже по-русски, простым карандашом было нацарапано: «Кунаки! Геноссе! Амиго! «Положительные» ребята! Если вилы припрут к горлу, звоните Максу. Одна голова хорошо, а полторы – лучше». Андрей достал из кармана мобильник и внёс в адресную книгу номер земляка. Вдруг пригодится.

В это мгновение кто-то положил руку на его плечо. Вздрогнув всем телом, Шнайдер обернулся. Молоденькая медсестричка с подчёркнуто доброжелательной улыбкой приглашала его в кабинет доктора. Ноги враз онемели, ладони взмокли, на лбу выступил пот. Сейчас объявят результаты анализа, и жизнь расколется на две части: до приговора и после… А может, пронесёт?

Доктор поздоровался с ним за руку и, дружески улыбаясь, предложил сесть. За спиной эскулапа напряжённо замерла медсестричка с какой-то ампулой в руках. «Кабздец котёнку – нашатырь наготове», – пронеслось в разгорячённой голове, и он безвольно брякнулся на стул.

Из всего сказанного врачом Андрей запомнил только первое предложение: «Результат, к сожалению, положителен: вы являетесь носителем ВИЧ-инфекции, но это не смертельно».

Он, конечно, готовился к худшему, но до последнего надеялся, что смс-ка – чья-то злая шутка. Что доктор развеет его опасения, и он вернётся к своей обычной жизни сибарита и ловеласа.

Рукавом джемпера Шнайдер вытер со лба пот и тупо уставился на распинающегося перед ним медика, который воодушевлённо толковал о том, что, начиная с 2015-го года, продолжительность жизни больных СПИДом в Германии увеличилась на целых восемь лет. Что, благодаря высокоактивной, антиретровирусной терапии, больных ждёт не скорая смерть, как это было раньше, а «позитивная» старость. Правда, для этого нужно полностью изменить образ жизни.

– Что поделаешь, – сетовал он, – болезнь очень коварна и не имеет обратного хода. Современная медицина может несколько замедлить её проявления, но не победить. Зато вовремя поставленный диагноз и грамотное лечение отодвинут развитие ВИЧ-инфекции до стадии СПИДа. На какое-то время…

– На какое? – спросил Андрей сдавленным голосом.

– Это будет зависеть только от вас. Если не будете курить, употреблять спиртное, начнёте соблюдать диету… Ну, с сексом, сами понимаете… Должен вас предупредить, что по немецким законам, заражение партнёра вирусом иммунодефицита является предумышленным преступлением и карается лишением свободы на срок от шести до десяти лет. Да-да, халатность и безответственность в этом вопросе приравниваются к нанесению тяжких телесных увечий.

– Знаете, доктор, – с усилием выговорил Шнайдер, – вы напомнили мне старый советский анекдот:

«Заводской партком принимает рабочего в члены КПСС:

– Выпиваешь? – спрашивают его.

– Бывает иногда…

– Придётся бросить.

– Как скажете, товарищи…

– Куришь?

– А как же…

– Надо прекратить.

– Хорошо, раз это нужно партии…

– А по женской линии ходок?

– Как же без этого-то?

– Забыть, как страшный сон!

– Ну, надо, так надо…

– А жизнь свою за родину отдашь?

– Конечно, отдам! На хрена мне такая жизнь?».

Врач секунд десять морщил свой лоб, а когда до него дошёл смысл услышанного, приступ хохота буквально свалил его на покрытую белой клеёнкой кушетку.

– У русских потрясающее чувство юмора! Ха-ха-ха… А у нас есть похожий:

«– Доктор, я буду жить? – А смысл?» Ха-ха-ха…

Засмеялась и медсестричка, звонко, заливисто, как колокольчик.

«Они тут все на башку тяжёлые, – неприязненно подумал Андрей. – Объявили меня потенциальным трупом и ржут после этого, как лошади. Правильно наши их роботами называют – ни сочувствия, ни сострадания, ни элементарных правил приличия».

Продолжая улыбаться, доктор сообщил Андрею, что их земля занимает первое место по числу ВИЧ-инфицированных, но многие из них до сих пор живут. И всё благодаря комбитерапии. Пьёшь пять таблеток утром, четыре вечером и продолжаешь радоваться рассвету, закату, летнему ветерку, росе на траве, пению птиц…

«И это у них называется психотерапией, – вздохнул Шнайдер. – После такой жизнеутверждающей беседы хочется пойти и броситься в омут с моста Гогенцоллернбрюке.

Он не помнил, как добрался домой. Судя по всему, шёл пешком через весь город. Кажется, у него заплетались ноги, и прохожие провожали его напряжёнными взглядами. А может, ему померещилось. Так же, как и утренний испуг таксиста…

Войдя в квартиру, Андрей, не разуваясь, рухнул на кровать и уснул. Проснувшись, почувствовал, что состояние его только ухудшилось: поднялась температура, на коже появились красные пятна. Порывшись в аптечке, Шнайдер нашёл там антибиотик «Рулид». Вместо одной таблетки выпил сразу две и снова лёг в постель. Через полчаса ему полегчало. Нет, боль не прошла, температура не спала. Просто всё стало ему безразлично. Видимо, включилась защитная реакция, не позволяющая психике находиться на грани срыва.

Зазвонил телефон. Это Яшка интересовался причиной отсутствия партнёра на работе. Услышав о его болезни, выразил готовность нанести визит.

– Не стоит, дружище, – промямлил Андрей, с трудом отлепив язык от нёба. – У меня – китайский грипп. Не хватало нашей фирме совсем обезглавиться. Артель без вожака, что топор без держака…

Уговаривать Абта не пришлось. Тот мгновенно согласился с доводами приятеля и, пожелав ему скорого выздоровления, быстро распрощался.

Спустя полчаса позвонил Вадим.

– Как делишки?

– Последний день Помпеи…

– Да ладно… – не поверил репортёр. – Давай без балды. Что сказала медицина?

– Что жить буду, но плохо и недолго. – Вадим тихо присвистнул. – Якову я сказал, что у меня китайский грипп, так что трудовой коллектив докучать не станет. Девкам, если будут спрашивать, говори то же самое. Короче, ты один в курсе. Покуда не решу, что делать дальше, ни одна собака не должна пронюхать о моей беде. Надеюсь на твою порядочность.

– Зуб даю! – захрустел Вадик чипсами. – Настроение твоё – никуда не годится. С таким не повоюешь.

– Если б его можно было купить, я б никаких денег не пожалел.

– А знаешь, – оживился тот, – у нас на пятой полосе в позавчерашнем номере заметка была о том, что в Швейцарии лечат от депрессии, вшивая под кожу микростимулятор. Соединяют с блуждающим нервом электроды имплантата и импульсы передаются по нерву в часть мозга, отвечающую за настроение. Стоит «аппарат счастья» пятнадцать кусков. Недёшево, конечно, но с высоким жизненным тонусом любую болезнь побороть можно.

– Любую, кроме СПИДа, – заметил Андрей подавленно. – Если за вами прибежал кто-то белый и пушистый, всё кончено. Это – песец.

– Вот что, – выдохнул Вадим, исчерпавший весь суточный запас оптимизма, – ты сейчас хорошенько выспись, а завтра я к тебе заскочу, и мы вместе составим план действий.

Ни завтра, ни послезавтра он не заскочил. Прислал смс: «Загнали в командировку. Буду через неделю. Держись, братуха!». Андрей взял в руки телефонную трубку, набрал редакционный номер. «Вадим в городском архиве, – ответил ему прокуренный женский голос. – Будет не раньше семнадцати».

«Вот так с тонущего корабля и бежит всё живое, – горько усмехнулся он. – Инстинкт самосохранения».

Следующая неделя прошла, как в тумане. Днём Шнайдер спал, вечером гулял по городу. Темнота, как он выяснил, не только друг молодёжи, но ещё и приятель изгоев. В сумерках прохожие не обращали на него внимания, тогда как при дневном свете каждая встречная собака сверлила Андрея презрительным взглядом. Во всяком случае, так ему казалось.

Вечерний променад благотворно сказывался на психике мужчины, отвлекая его от мыслей о бессмысленности дальнейшего существования. Он любовался могучим Рейном, восхищался красотой и изяществом Кёльнского собора, вдыхал аппетитные ароматы Музея шоколада, пил в уютном пабе ни с чем не сравнимый «Кёльш», изучал витрины многочисленных магазинов. Бродя по аккуратным узким улочкам со сказочными двухэтажными домиками, уцелевшими со времён средневековья, Шнайдер поражался тому, что раньше не замечал всего этого. Что у него не захватывало дух от лицезрения красот, которыми восторгаются всё прибывающие в Кёльн туристы.

А ведь он часто бывал на набережной, у «Крильского соборчика», на пестрящей разноцветьем кафешных зонтиков Хохштрасе, у фонтана Кёльнских гномов. Ежедневно проходил мимо ратушной башни с деревянной рожицей, высовывающей язык на каждый удар башенных часов, и в упор ничего не видел. Ходил, как зомби, – быстро, тупо, носом в землю. «Человек, однако, свинья, – произнёс Андрей вслух, – к хорошему привыкает быстро».

В последнее время он часто разговаривал сам с собой. Больше было не с кем. На звонки женщин он не отвечал – ни к чему теперь. Яшка перешёл на смс-ки. «Как здоровье? Скоро на службу?» и т. д. Вадим тот два раза проскакивал мимо, но в квартиру так и не зашёл, оставив под дверью пакет с соками и фруктами.

Андрей на приятелей не обижался, понимал – своя рубашка ближе к телу. Он не был уверен, что на их месте поступил бы как-то иначе. Единственное, что удручало, – отсутствие на земле такого места, где бы его пожалели. Родственников у него, детдомовца, не было. Не было и любимой женщины. Друзей, как теперь выяснилось, тоже. Даже собаку или кота завести не удосужился. Стало быть, его смерть никого не огорчит, и всплакнуть на могилке будет некому. Кто-то из яйцеголовых сказал однажды: «Каждый сам формирует свою похоронную процессию». Так он, Андрей, доформировался до полного нуля – «жил грешно и умирает смешно».

За последний месяц Шнайдер постарел лет на десять: осунулся, поседел, потерял в весе. Под глазами у него залегли тёмные тени. Сами же глаза потускнели и потеряли блеск. На лице сорокалетнего мужчины застыло выражение полного равнодушия к собственному бытию.

Он настолько изменился внешне, что остался неузнанным своими сотрудниками, с которыми однажды нос к носу столкнулся на набережной. Озадаченный, Андрей подошёл к освещённой зеркальной витрине ювелирного магазина, впился глазами в своё отражение. Оттуда на него апатично взирал какой-то потухший небритый незнакомец.

«Пора шить саван», – пробормотал он себе под нос и поплёлся на Гогенцоллерновский мост присматривать площадку для самоубийства.

«Всё равно мне шандец, – рассуждал мужчина по дороге. – Ну, протяну ещё пять-восемь годков и что выиграю, если качество оставшейся жизни будет ниже уровня городской канализации? Медленное угасание и полная изоляция не по мне. Раз уж выпал пиковый туз, надо оставаться мужиком и самому решить: как, где и когда».

Андрей долго метался по мосту, останавливаясь то под одной аркадой, то под другой, то под третьей, и всё не мог определиться с выбором. Не так давно они с Вадимом были здесь. Тот делал репортаж с соревнований по альпинизму, которые уже не первый год проводились под Гогенцоллернбрюке. Глядя на четырёхсотметровый мост, он тогда сказал Вадьке: «Лучшего места для самоубийства и придумать трудно». Приятель отшутился: «Сам бы утопился. Жаль, не сезон – вода шибко холодная». «А по мне так в самый раз, – не согласился он. – Чем ниже температура, тем лучше будет выглядеть труп на похоронах». Накаркал.

Упёршись спиной в решётку, разделяющую пешеходную дорожку и железнодорожный путь, Шнайдер прикидывал, сколько времени ему понадобится для завершения земных дел. «Месяца в два, пожалуй, уложусь, – решил он. – Да и вода к той поре будет теплее».

Выбрав место, время и способ ухода из жизни, Андрей повеселел: какая-никакая определённость. Проходя мимо припаркованного у обочины «Volvo» с дюссельдорфскими номерами, он написал на его пыльном капоте: «Танки грязи не боятся» и показал язык старушке с седыми букольками и французским бульдогом на поводке. Наконец-то можно было не соблюдать условности и вести себя так, как захочет его левая нога.

Первое, что Андрей сделал по приходу домой – составил список мероприятий, которые следовало провести в самое ближайшее время. Выглядел он так:

1. Сходить в церковь, поговорить с батюшкой.

2. Продать Яшке мою часть бизнеса.

3. Реализовать автомобиль.

4. Заказать надгробный памятник.

5. Забить место на кладбище.

6. Узнать банковские реквизиты нашего детдома.

7. Прочее.

Для визита к врачу, на котором так настаивал консультант из СПИД-центра, в списке места не нашлось. «Поставят на учёт, – рассуждал Андрей, – начнут регулярно дёргать, а то и в больницу положат. Потом посадят на ежедневный противовирусный коктейль, от которого возникают тяжёлые сопутствующие заболевания. Нужно будет соблюдать диету, делать специальные физические упражнения, принимать лекарства по жёсткой схеме. Со временем разовьётся привыкание вируса к препарату и – похоронный марш Шопена. Опять же, информация о диагнозе просочится вовне. Оно мне надо?».

Ауди он продал мгновенно, стоило лишь разместить объявление в Интернете. А вот с продажей бизнес-доли пришлось повозиться. Правда, и этот вопрос вскоре утрясли. Он был рад, что до мотивов его поступка докапываться никто не стал. Сотрудники удовлетворились формулировкой: «Здоровье рухнуло. Срочно нужны деньги на лечение в швейцарской клинике».

Что касается церкви, то переступить её порог Шнайдер так и не решился. Совесть не позволила. «Задумав небогоугодное дело, нельзя лезть в храм за благословлением», – пробубнил он себе под нос, любуясь золочёным куполом с крестом.

Спустя несколько минут Андрей поймал священника на подворье, когда тот выходил из своего автомобиля.

– Батюшка. Ответьте мне всего на один вопрос.

– Спрашивай, сын мой.

– Что должен сделать человек, который точно знает, что скоро умрёт?

– Исповедаться, – ответил тот, не задумываясь. – Долги отдать. Прощения попросить у всех, перед кем виноват. Поклониться могилам предков. По возможности сделать доброе дело, осчастливив хотя бы одного человека…

– Спасибо, – прошептал Шнайдер, целуя ему руку.

Виновато улыбнувшись, священник перекрестил спину удаляющегося с подворья мужчины.

Лёжа в постели, Андрей обдумывал советы духовного пастыря. Прощения просить ему было не у кого. Долгов сроду не водилось. Где находятся могилы его предков, он понятия не имел. Исповедоваться даже не собирался. В чём ему каяться? В том, что всю жизнь не мог простить свою беспутную мать, бросившую его холодной ночью на привокзальной скамейке? Или за то, что фиктивно женился на немке ради передислокации в мир капитала и даже сменил свою русскую фамилию на её немецкую? Так не знает он своей настоящей. В свидетельство о рождении записали Андреем Сержантом, в честь сержанта милиции, обнаружившего уже посиневшего младенца в закоулке привокзального багажного отделения. А может, надо покаяться за неуёмный сексуальный аппетит? Так он никого никогда не насиловал. Да что там насиловал, даже не уговаривал. Как говорится, была бы честь предложена, а там – дело хозяйское, базар большой.

Нет, исповедь в его случае – это фарс. Ну, что он на ней скажет? Каюсь, батюшка, за то, что завтра совершу самый страшный и непростимый грех? Дурдом! Лучше уж сразу заняться следующим пунктом – благотворительностью.

Андрей сел за компьютер и все деньги, вырученные за проданный автомобиль, перевёл на счет детдома, в котором вырос. После этого ему полегчало, будто камень с души свалился. Словно отдал давно тяготивший долг.

Шнайдер почувствовал такое умиротворение, такую гармонию с миром и такое согласие с самим собой, что впервые за последний месяц уснул крепким, безмятежным сном. Спал часов десять, почти до трёх ночи. Проснулся от приступа голода. Желания что-то приготовить не возникло. Он достал из холодильника палку «Салями», зубами содрал оболочку, покрытую тонким слоем плесени и, жадно отхватывая крупные куски, отправился на балкон. На улице совсем недавно прошёл дождь, насыщенный озоном воздух щекотал ноздри и кружил голову.

Его умиляло всё: звёздное небо, свет луны, отражающийся в мокрых стёклах припаркованных у подъезда автомобилей, негромкие звуки музыки, звучащие из приоткрытого окна соседки справа… «Боже, хорошо-то как! – прошептал Шнайдер, вдыхая полной грудью ночную свежесть. – И это благолепие для меня скоро закончится…».

Мысленно перебирая своих сексуальных партнёрш в поисках той, которая назвалась его Ночным Приключением, Андрей незаметно для себя уписал всю колбасную «дубинку», запил съеденное завалявшейся на балконе бутылочкой «Кёльша» и тут же потянулся к сигаретам. Закурив, спохватился: «Мне же ничего этого уже нельзя! Хотя… Теперь уже без разницы!» – и с наслаждением втянул в себя сигаретный дым.

Вдруг на уровне четвёртого этажа, перед самым его носом, невесть откуда возник чёрный ворон. Покружил-покружил, да и присел на перила балкона, бесцеремонно уставившись на курильщика.

На побледневшей физиономии Андрея застыло выражение полной растерянности. Даже выпущенное им сигаретное облачко замерло перед немигающим взглядом зловещей птицы.

«Плохой знак, – подумал он. – Безносая с косой досрочно за мной явилась, а я ещё не подготовился. Может, ещё успею?».

Он бросился к компьютеру, стал лихорадочно листать сайты похоронных услуг. Для начала нужно было определиться со способом захоронения, затем выбрать приличное надгробие.

Каких только вариантов погребения не предлагал интернет! Например, кремация: «Мы выполняем заказы на развеивание праха усопших с бортов морских судов». А вот ещё прикольнее: «Предлагаем запуск урны с останками в открытый Космос». «Мечты сбываются! – криво усмехнулся Андрей. – Я в детстве так мечтал стать космонавтом».

Предложений о «земельных» захоронениях было выше крыши. При сильном желании, подкреплённом финансами, можно было попасть даже на престижное кладбище «Энзен-Вестховен». Но… заплатив за место на тридцать лет вперёд, родственники не освобождаются от ухода за могилой. Не будут ухаживать, получат предупреждение. А затем могила просто исчезнет – с кладбищенскими местами в стране напряжёнка.

Оказаться однажды на свалке Андрею не захотелось, и он переключил внимание на «кладбищенские леса». «Обрести вечный покой на лоне природы сейчас не просто модно, но и престижно, – с удивлением прочёл он на сайте одной похоронной фирмы. – В нашу базу данных уже занесено пятьдесят четыре тысячи жителей Германии, пожелавших быть погребёнными на лесном кладбище». Шнайдер перенес в свой электронный блокнот координаты нескольких фирм-владелиц лесных участков и стал просматривать варианты надгробий.

Традиционно-немецкие, с предельно лаконичными данными, его совершенно не привлекали – ни тебе фотографии, ни эпитафии, ни доброго слова о покойном. Не могила, а выгребная яма. Он за ценой не постоит, но такую плиту себе отгрохает… Самую оригинальную из всех возможных.

Просидев за компьютером до утра, Шнайдер нашёл-таки то, что искал – электронное надгробие, позволяющее просматривать фотографии покойного прямо на могиле. Верхняя её часть, в форме кленового листа, скрывала помещённый в стальную платформу двенадцатидюймовый LCD-экран, который служил для просмотра фотографий. Под ним находился блок памяти объёмом в триста мегабайт, на который и «закачивалась» информация. Работало это чудо на солнечных батареях.

«Бомбово! – восхищённо воскликнул он, всегда питавший слабость к техническим новинкам. – Цена, конечно, аховая – одна электронная наполняющая тянет три тысячи. Стало быть, всё удовольствие обойдётся кусков в восемь. «Выстебон», однако, но если учесть, что он в твоей жизни последний…».

Ближе к полудню Андрей созвонился с изобретателем чудо-надгробия и перегнал на его компьютер около сотни своих фотографий. Для подписания договора тот явился к клиенту на дом. Уважил, так сказать, – нечасто родственники усопших бывают столь щедры.

Увидев невредимым человека, чьи фото он собрался «закачать» в блок памяти, мастер оторопел. «Хорошо, что выжил. Плохо, что из ума», – подумал он с досадой. Стараясь не выдать своего смятения, мужчина выслушал все пожелания «покойного» и попросил его внести предоплату.

Как ни странно, клиент выписал ему чек. С виду, настоящий. Опасаясь, что у спрыгнувшего с мозгов клиента «задвиг» скоро пройдёт, он решил изготовить надгробие в рекордно короткие сроки.

После ухода мастера Андрей тяжело опустился в кожаное кресло. На него вдруг накатили такое отчаяние, такой страх одиночества, что он жалобно заскулил. Сначала тихонько, закусив губу, затем в голос. Слёзы бежали по небритым щекам, из горла вырывались всхлипы, в районе солнечного сплетения нестерпимо жгло. Андрей чувствовал себя таким беспомощным и ничтожным, каким в последний раз ощущал себя лет тридцать назад.

Его, тогда десятилетнего сорванца, завхоз детдома заподозрил в краже огнетушителя и на всю ночь закрыл в подвале. Дрожа от холода и страха, он сидел на ящике с хозяйственным мылом и глотал душившие его слёзы.

По углам шуршали осмелевшие в ночи мыши. Откуда-то сбоку доносился непонятный гул, похожий на стоны привидений. В густой сетке спускающейся с потолка паутины поблёскивали красные огоньки, напоминавшие глаза вампира. Сам же потолок был похож на свод пострадавшей от взрыва пещеры. По всей его поверхности змеились многочисленные трещины. Андрюхе казалось, что с каждой минутой они становятся всё больше и больше. Что пройдёт час-другой, и этот каменный свод обрушится вниз, погребя его под собой.