Текст книги "Религиозная память крестьянства в XX–XXI веках в селах Черноземья России"

Обряд крещения как религиозный феномен крестьянской жизни Черноземья

По сравнению с дореволюционным периодом количество церквей на территории бывшей Курской губернии в 1930-е гг. уменьшилось более чем в два раза и посещение церквей крестьянами происходило реже, но, как и ранее, крестьяне в обязательном порядке крестили своих детей. Крещение оставалось обязательным и самым важным таинством при рождении ребенка в семье крестьянина. При этом венчание из жизни крестьян в период запрета на религиозные практики почти ушло из повседневной жизни, однако несколько респондентов I и II поколений упоминали, что все же венчались, хотя в регионе власти негативно относились к проведению церковных праздников.

«Прижимали, власти не хотели, чтобы отмечали церковные праздники или почитали» (Каст., М, 1932).

Представители же III поколения к таинству венчания относятся очень серьезно, при этом предпочитают, даже находясь уже в официальном браке, отложить венчание на более поздний срок и аргументируют это тем, что венчаться надо с одним только человеком и нужно проверить, насколько брак является крепким.

«Я в 1954 году венчалась… Никакого запрета не было» (Каст., Ж, 1925).

«Венчались в 1940» (Кор., Ж, 1922).

«Венчалась я в Успенке, в церкви, на второй день после свадьбы. В первый день свадьба. На второй день после свадьбы еще. Потому что тогда не было через год или когда потом… Мы просто поехали и сразу повенчались, батюшка нам как говорил, такой невенчаный брак – просто земной брак… а это уже сверху Господь Бог планирует этой жизнью. Если просто зарегистрированы, то разошлись и разошлись. А это вот ответственность перед Богом; уже, может, и убежала бы от мужа, а думаешь: нет, я уже венчаная. Но это более крепкий, я считаю, брак, венчаный, чем просто обычный» (Каст., Ж, 1965).

Особенно оперативно старались покрестить ребенка, родившегося слабым, или больного, еще не крещенного младенца. В крестьянской среде существовал ряд поверий на случай, если ребенок умрет некрещеный. Считалось, что таких детей нельзя хоронить, закапывать в землю, поскольку они не сгниют и будут портить урожай (то же самое поверье касалось утопленников, самоубийц)[104]104
  Коренева А. В. Крестьянство Воронежской губернии в начале XX века. С. 85.


[Закрыть].

С учетом того, что в крестьянской семье на территории бывшей Курской губернии до начала Второй мировой войны могло быть в среднем до четырех-восьми детей в семье, даже при запрете религиозных практик все крестьянские дети были крещеными.

Девушки, выходившие замуж в возрасте до 20 лет и не овдовевшие до конца детородного периода, могли рожать детей в среднем на протяжении примерно 20 лет. Появление детей в семье очищало греховность интимных отношений. Крестьянский брак без детей был немыслим. По словам А. В. Кореневой, женщины в начале XX в. не располагали информацией о возможности искусственного прерывания беременности и не делали абортов, так как уклонение от рождения детей считалось не только церковью, но и крестьянами тяжким грехом[105]105
  Там же. С. 151–152.


[Закрыть]. Однако в рамках интервью данного исследования можно отметить, что в крестьянстве все же присутствовали народные способы прерывания беременности. Крестьянки, рожденные в начале XX в., использовали горячие ванны с определенным видом травы для искусственного вызывания выкидыша. Обряд крещения, вопреки запрету на религиозные практики, на протяжении всего XX в. неукоснительно соблюдался всеми православными крестьянами независимо от положения в узком сельском обществе. Своих детей крестили и простые крестьяне, и крестьяне, занимавшие достаточно высокие административные посты.

В 1920–1930 гг. крещение проходило не только в церквях, которые по большей части были или закрыты, или превращены в казенные места общего пользования Коммунистической партии, но и в частных домах. Крестьяне заранее по соседям собирали новости, когда священник приедет в село, или специально приглашали священника для совершения обряда крещения. Часто для совершения обряда ездили в другие села, подальше от дома, чтобы о крещении в селе никто не знал – «ни свои, ни чужие».

«Мы своих детей крестили по хатам… В хуторе Кленовом, в хате, приехал, говорят, батюшка, можно покрестить детей. Мы схватили, у нас как раз было три младенца… и батюшка покрестил… Народ все равно в душе держался религии. Люди все равно… некоторые, кто мог, в дальние церкви ходил… Люди не отчуждались от религии совсем, все старались детей покрестить…» (Прох., Ж, 1926).

Детей крестили как «рядовые» крестьяне, так и коммунисты, но и та и другая категории крестьян – часто тайно, в другом селе или даже в другой области. Крестьяне, занимавшие государственные должности, все равно крестили своих детей, а также принимали приглашения стать крестными родителями. Большинство респондентов, которые трудились на государственной службе, крестили своих детей тайно, уезжая в села других областей или в близлежащий город.

«Партийные тайно крестили…» (Каст., Ж, 1925).

Иногда, если глава семьи занимал даже небольшую партийную должность, обряд крещения мог проходить втайне не только от соседей и семьи, но и от супруга.

«Комсомольцам сказали детей не крестить… Государство приказало… Так крестили тайком… Узнают, кто покрестил, говорили, что оштрафуют… но все равно крестили… в церкви» (Кор., Ж, 1922).

«Партийные крестили потайком (тайно. – Т. П.), это партейцы. У потай (тайно. – Т. П.) крестили» (Каст., Ж, 1925).

«У меня брат родился в 1940 году, церковь была закрытая, в Погожево батюшка жил, и мы его на дом носили, крестили…» (Каст., Ж, 1927).

«Партийным нельзя было крестить. Но все равно тайком они перекрестят, чтобы не знала власть, не слыхала. А так прогонят его с работы» (Каст., Ж, 1931).

«Мой отец был верующим человеком. Тогда советская власть запрещала. Я в 1984 году рожаю дочь. Работаю я председателем исполкома сельского совета… Мы даже уезжали, вынуждены были уезжать из деревни, чтобы тут огласки не было, чтобы покрестить ребенка. Вот так я свою покрестила дочь» (Каст., Ж, 1959).

«Нам не разрешали детей крестить…» (Прох., М, 1963).

«Вот мужики, молодежь, пошли в комсомольцы. А сказали, комсомольцам детей не крестить. Государство приказало. Так они тайком. Мужик на работу пошел, они схватили кума-куму и в церковь. Хоть в будний день, хоть в какой день. Перекрестили, и тута никому ни стуку, ни греху, а ребенок крещеный. Ну, у кого узнают, а у кого и не узнают. Ну, у кого узнают, мол – оштрафуем. Но вроде как не штрафовали. Все равно крестили, то тайком, то так…» (Кор., Ж, 1922).

«Я отдавал в Шебекино детей крестить, супруга, дети туда поехали, и там теща крестила их. Тайно. А так, если узнают, с работы сразу сняли бы» (Ракит., М, 1925).

«Я помню, я-то не остерегалась, мы ездили в Танеево, и я ездила крестить, и еще одна женщина, девчонку. А матерью крестной я одну женщину пригласила, она комсомолка была, уже взрослая, но она не ездила с нами, заочно поставили» (Каст., Ж, 1931).

«Крестная мать у меня – одна женщина, меня назвали по ней, Мария, не наша (не из нашего села. – Т. П.), но за нашим мужчиной была замужем. И дружила с моей мамой. А крестный отец, отцов друг, кузнец, крестный мой. У нас была очень прекрасная церковь, в Нижней Грайворонке. У нас в селе никто там не крещенный не оставался, всех крестили… Обязательно детей крестили. И в то время крестили тайно, чтоб никто не знал. Они ж все коммунисты. Женщины вот потом рассказывают: они все тайно крестили детей своих. Что вы думаете, у коммунистов тоже дураки были, там тоже были умные. И они все крестили и в церквях, и по домам. Потом последнее время прям батюшка приезжал, например, у нас уже церковь не работала (респондент говорит о Храме Рождества Пресвятой Богородицы, который был закрыт в 1937 г. “под снос на нужды школьного и культурного строительства” решением президиума Курского облисполкома. – Т. П.). Приезжал батюшка, женщины знали откуда и крестили, какой-нибудь дом выбирали, и там крестили, несли всё туда, крестили. У меня пять крестников. Я только двух крестников в церкви крестила. А остальных – батюшка приезжал, по домам крестил. Все крещеные. Потому что официально было нельзя, а между собой говорим: завтра в церковь» (Каст., Ж, 1921).

«Попросили батюшку перекрестить, и дома перекрестим. А ему даем мы колодку зерна. За то, что перекрестил» (Ракит., Ж, 1927).

Только в одном районе присутствует комментарий респондента I поколения, семья которого все же боялась крестить своих детей.

«У меня муж был партийный, дети некрещеные были у меня, у меня трое и все некрещеные. Муж учителем был, а потом он секретарем райкома, тогда же были секретари, он третьим был секретарем, года три, наверное. Директором школы он был. А свекр был очень верующий, в церковь ходил, и я с ним ходила. Муж не ругал его. А уже сын первый, он 1949 года рождения был, военный, как-то он в Харькове жил, приезжает и говорит: мам, я покрестился. Я говорю: а как же ты? Я, говорит, пошел, с батюшкой поговорил, что надо. Вы знаете, как он сказал, мне даже полегчело, он сказал: “мам, я перекрестился”. У меня сестра в Макеевке жила, средний сын поехал, он уже взросленький был, он поехал и там перекрестился, сестра перекрестила. А дочка младшая с 58-го была, мы с мужем поехали в Макеевку, а сестра должна своего сына крестить. Я говорю: “Зин, как бы мне дочку перекрестить”. Она: “Да, давай. Вези его в Макеевку к тетке”. Поехали туда мы с ним, я говорю, поедем к тете моей. Там ночевали. А я домашним говорю: налейте мужу лишнюю рюмочку, чтоб мы с девочкой уехали, а вы (родственники. – Т. П.) после приедете… после крещения…» (Кор., Ж, 1934).

Также интересно рассмотреть взаимоотношения в семье в случае, если супруг занимал некую партийную должность и был атеистом, а супруга или родители оставались верующими и религиозными; «хозяин» (так называют и до настоящего времени в регионе главу дома) не запрещал супруге, своим родителям или родителям супруги совершать религиозные обряды, отмечать церковные праздники, посещать церковь и учить собственных детей молитвам. В рамках данного исследования не было ни одного комментария, в котором бы респонденты упоминали семейные ссоры на религиозной почве или конфликты по осуществлению религиозных практик в семье, если кто-то из членов семьи занимал партийную должность или являлся активным коммунистом.

«Отец мой был коммунистом. А все равно бабушка на Пасху сажала всех разговляться и все молились, все равно отец молился в душе… иконы у нас всегда были… он не ругался, что висят иконы. Бабушка старенькая была, мать его, она веровала, и мы с ней. С бабушкой мы в церковь ходили, он спокойно относился. И вот даже у братьев были уже внуки, и мамка моя водила нас всех, мы все шли в церковь. Отец нормально относился» (Каст., Ж, 1961).

То есть внутри своей семьи, как и ранее, крестьяне продолжали вести уже не такую активную, как ранее, но не менее традиционную религиозную жизнь. Также надо учитывать, что, даже не будучи по приказу партии религиозными людьми, некоторые ярые коммунисты все же верили в Бога, хотя и тайно. Отец одного из респондентов в 1920–1930-х гг. занимал высокий партийный пост в городе Короча и вместо веры имел свой собственный «моральный кодекс атеиста», но после ссоры с товарищем по партии, драки и последующих нескольких лет тюрьмы, вернувшись домой, осмысляя проведенные в заточении годы, говорил:

«Я поверил в Бога. Меня спас Бог!» (Кор., Ж, 1922).

Часто тайно были крещены респонденты I поколения и часть представителей II поколения. Но чаще всего о тайном крещении своих детей говорили респонденты II поколения. Будучи маленькими детьми, крестьяне III поколения в большинстве случаев были крещены втайне от односельчан и представителей властей. При этом в середине XX в. официально в рамках антирелигиозной политики советского государства представителям партии было запрещено совершать религиозные действия под страхом штрафов и увольнений с работы и других санкций. Потеря работы для крестьянина советского периода являлась страшным событием для всей семьи. Крестьяне отмечали, что все жили в одном селе, колхоз был один и если случится потерять работу, то идти работать потом было просто некуда. Но при этом в большинстве своем партийные и коммунисты все же крестили своих детей – даже под страхом внешнего осуждения односельчан, исключения из партии и потери работы в целом. Беспартийные крестьяне чувствовали себя более свободными от общих правил советской власти в отношении религиозных практик.

«Но и коммунисты крестили. Некоторые дюже, если совсем такие прямо преданные коммунисты, не крестили. А которые так… то крестили. У меня же отец коммунист был, но все равно меня крестили, нас всех… у меня брат, сестра, все крещеные… Так положено, все крестили… чтобы крещеные дети были. Когда крещеный ребенок, можно его и полечить от сглаза, у Бога попросить здоровья или что-то еще…» (Каст., Ж, 1965).

«Детей своих пришлось тайно крестить. Хотя меня крестили открыто родители. Но мне пришлось тайно, потому что у жены был отец парторг. А я в школе работал. Мы и венчались тайно от людей. Не афишировали мы перед окружающими, что мы, допустим, едем венчаться. Нам батюшка назначил определенное время, это было рано утром. Не помню, какое это было число. У нас не было ни друга, ни подруги, которые положены там. Шафером бабушка была, которая там при церкви прислуживала, одна и вторая, венцы они держали…» (Каст., М, 1958).

«В церковь мы в открытую ходили. Мои родители колхозники, беспартийные были, и они не тайно, в открытую брали и водили каждый год. На Пасху всегда водили, каждый год. И перед школой водили, причащали, не тайно. А что могут сказать. Мама меня брала, я ребенок, мама ведет меня в церковь. С мамой поговорят, а мама отвечает: “Я крещеная, и мне никто не запретит моего дитя вести в церковь”. Они беспартийные обои были. Все равно ходили и нас водили…» (Каст., Ж, 1960).

«Первого, мальчика, приехали к знахарке полечить, он как-то заболел – грыжа у него была, и его надо было покрестить, тогда старые говорили, что лечить нельзя некрещеного, вот бабка и отправила нас… И мы его вечером повезли к батюшке в дом, покрестили…» (Каст., Ж, 1964).

Даже если ребенок был крещен тайно и данное событие скрывалось, для того чтобы выяснить, крещен ли ребенок, у него не спрашивали напрямую, крестили ли его, а задавали вопрос, знает ли он своих крестных. Часто ребенок отвечал: «Да».

«В деревне же все равно бегали к своим крестным, они через дорогу от нас жили. Я помню, в комсомол вступали, меня спросили, крестные есть, я говорю: “Есть”. Потом мне досталось, и зачем я сказала… Спрашивали, крещеная я или нет, есть у меня крестные или нет, я сказала, что есть, а надо было говорить, что нет…» (Каст., Ж, 1965).

«Крестить дите надо, потому что можно было почитать ребеночку, когда он слишком плачет, какую-то молитву, он успокаивался. Это однозначно. А некрещеные дети – это ничего и не поможет. Если ребенка сглазили, его умоешь святой водичкой и ему получше…» (Каст., Ж, 1963).

В комментариях II поколения упоминается, что крестины детей проходили тайно и часто в городах, хотя постоянным местом проживания оставалась деревня.

«Я и то своих детей крестила. Сына крестила, правда в Белгороде, а дочку я уже тут родила, мы переехали сюда в колхоз, я ж была партийная и ездила в Харькове крестила» (Ракит., Ж, 1957).

«От власти тайно крестили… потому что кто и где работал на такой должности, там сразу записывали и передавали в райком и вызывали потом…» (Ракит., Ж, 1931).

«Я в 1981 году дочь крестил, я был коммунистом. Так я исподтишка, я тогда еще служил в армии. Договорился в церкви… в Харькове… чтобы не показывать удостоверение личности и чтобы они не сообщили в мою воинскую часть. В 1981-м и то боялись…» (Ракит., М, 1958).

«В школе ничего не звучало о религии. Дома, пожалуйста, все, что угодно. Единственное, что директор всегда запрещал, чтобы во время Пасхи не ходили на кладбище, а больше ничего…» (Ракит., Ж, 1958).

Человеческий страх, что власти узнают о крещении и последуют санкции, сохранялся вплоть до 1990-х гг. При крещении крестьяне старались не вести записей имен родителей и/или крестных родителей ребенка. При сравнении отношения к крещению крестьян в трех районах можно отметить, что в 1930-х гг. в Ракитянском районе крестили в основном по домам в строгой тайне от властей и соседей. В Корочанском и Прохоровском же районах часто возили детей на крещение в церкви других сел. Касторенский район отличался более спокойным отношением к антирелигиозным запретам власти. Жители данного района старались вести, как и ранее, относительно открытую религиозную жизнь. Представители же III поколения также являются крещеными и в обязательном порядке проводят обряд крещения для своих детей.

ГАКО. 1964 год. Ф. Р-1179. Оп. 3. Ед. 1. С. 62.

Именно только в Касторенском районе встречаются комментарии респондентов I и II поколений, которые говорят, что запреты власти не очень сильно беспокоили верующих крестьян. Жители данного района отстаивали свои права на религиозные практики и не страшились прямо об этом говорить представителям власти. Однако Касторенский район является единственным районом данного исследования, власти которого пытались запретить держать крестьянам иконы в сельских домах.

«Я уже комсомолкой была. А в Бога веровала. А кто мне будет запрещать? Меня вызвали, говорят: ты в Бога веруешь, давай книжку сюда (партбилет. – Т. П.). Я: на что? – Да ты в Бога веруешь. – Я: не отдам. Комсомольский этот (билет. – Т. П.). Пусть пропадет, не нужен он мне был, но я вам не отдам. И не отдала» (Каст., Ж, 1928).

«Церковь у нас после войны разломали; когда я была маленькая, ее разломали. Отца, он с 1925 года был, когда перекрестил сестру… его исключили из партии. Сестра у меня 1942 года, она вступила в партию, и, значит, пришли эти коммунисты брать у нас в доме иконы. Отец им сказал: “Я как в Бога веровал, так и верую, а вы их не вешали, и вы их снимать не будете”. Отец был еще и инвалид войны, без ног. И он никому это не позволил, костылем их разогнал, и нашу семью никто не трогал. Когда все это пошло, когда нашу церковь бомбили, которая здесь стояла, ходили иконы по домам отбирали, запрещали в Бога верить» (Каст., Ж, 1955).

В целом поведение и мышление крестьян Касторенского района современной Курской области отличается от других районов данного исследования. Более открытый, веселый и простой нрав крестьян сел Касторенского района и в общении с представителями власти, и в проведении свободного времени, и в определении лучшей доли для себя заметен на протяжении всех трех поколений опрошенных респондентов.

Например, только в Касторенском районе респонденты говорили, что незамужняя женщина может родить ребенка – и не одного – и только потом выйти замуж, если сама того пожелает. В целом же нравы в отношении наличия внебрачных детей, свободного выражения личных предпочтений, правил быта в крестьянской среде на территории современной Белгородской области в XX в. были достаточно консервативными.

Институт крестных родителей

Институт крестных родителей в Курской области как в XX в., так и по настоящее время поддерживается крестьянами достаточно активно. Все респонденты данного исследования хорошо знали своих крестных родителей и в основном поддерживали с ними тесные взаимоотношения. Выбору крестных до сих пор придается большое значение. Крестными становятся, как правило, родственники или близкие друзья семьи. По традиции крестные родители оказывают помощь крестнику на протяжении всей его жизни. Также народная крестьянская этика требовала от крестных взять ребенка на воспитание в случае его сиротства. Но и крестник, в свою очередь, должен заботиться о крестных родителях. Обычно первым крестником у девушки должен был быть мальчик, у юноши – только девочка. В противном случае у каждого из них «жизнь наперекосяк пойдет». Также по традиции до крестин новорожденного не показывали односельчанам и разговоров о нем не велось. Если прежде в семье случались смерти детей, в кумовья брали первого встречного, так называемого «божьего кума»[106]106
  Жиров М. С., Жирова О. Я., Якубенко Л. В. и др. Традиции и народное творчество Белгородчины / под общ. ред. В. В. Горошникова. Рыбинск: Медиарост, 2015. С. 29.


[Закрыть]. При этом фактически такие «божьи кумы» были в XVIII–XIX вв. чрезвычайно редки[107]107
  Иванов П. С. Религиозность русского крестьянства в конце XIX – начале XX вв. Дисс. … канд. филос. наук. М., 2001. С. 46.


[Закрыть]. П. С. Иванов говорит об институте крестных как механизме, кодировавшем родственные отношения и позволяющем заключать браки, а также создававшем среду внутреннего общения для семейного и брачного круга. Несмотря на кажущуюся обыденность и всеобщность этого института во всех христианских странах, он имеет существенное отличие в ряде традиционных обществ по сравнению с установленными официальной церковью канонами. Оно заключается в наличии не одного, а двух крестных, находящихся между собой и к родне крестника в определенных отношениях, определяемых понятием «кумовство». Этот внешне кажущийся исключительно светским социальный институт имеет, однако, ряд особенностей, связанных с выбором как крестных, так и последующей пары в браке для крестника. Крестный являлся практически родственником, и на него распространялись все правила по заключению брака, которые соблюдались и для кровных родственников. Добавим, что обычно потомки крестного в I и II поколениях рассматривались, соответственно, как двоюродная и троюродная родня. Сами крестные избирались из кровных родственников примерно этой же, второй и третьей степени родства. Таким образом, произведя самые несложные расчеты, мы приходим к выводу. Во-первых, в традиционной культуре русского крестьянства для браков закрывались четвертое-пятое колена родственников; во-вторых, такое родство внимательно отслеживалось и контролировалось. После этого заключение браков в пятой-седьмой степенях родства является достаточно обычным делом при условии длительного знакомства и постоянного поддерживания семейных связей[108]108
  Там же.


[Закрыть]. Также автор добавляет, что идеалом для общины является вовлечение в родство всего возможного круга соседей, охватить которых родственными связями означает превратить определенный ареал деревень в замкнутый мир – так называемую локальную группу, которая обладала характерным самосознанием, выделяя «свои» поселения среди множества окрестных деревень. Нам представляется, что такие локальные группы, охватывающие несколько десятков деревень, являются далеко не самыми малыми и локальными. К сожалению, вне поля зрения дореволюционных исследователей оказались такие подгруппы, как бывшие помещичьи или «экономические» (государственные) крестьяне в рамках той или иной волости[109]109
  Там же. С. 86.


[Закрыть]. Говоря о локальных группах в Белгородской области XX в., считаем важным выделить так называемые в крестьянстве деревни «хохлов» и «москалей». Крестьяне-хохлы старались не смешиваться с представителями «москалей», не заключать браков и не обзаводиться тесными связями. В Воронежской губернии замуж брали из своей деревни, а из другой – считалось зазорным[110]110
  Коренева А. В. Крестьянство Воронежской губернии в начале XX века. С. 131.


[Закрыть]. В начале XX в., как мы уже упомянули выше, в среднем детей в одной семье могло быть до 8–10 человек и для каждого ребенка выбирались крестный отец и крестная мать, часто из родственников и близких друзей семьи своей деревни или близлежащих поселений. Таким образом, в регионе широко развивалось так называемое кумовство, при котором каждый крестьянин другому «кум, сват или брат». Таким образом, кумовство помогало выстраивать отношения между крестьянами, охватывающие достаточно большие социальные группы, объединенные не только местом проживания, но также религиозными и родственными связями.