Текст книги "Религиозная память крестьянства в XX–XXI веках в селах Черноземья России"

Паломничество

Благочестие крестьян проявлялось и в осуществлении такой православной традиции, как паломничество. Обычай паломничества не только имел широкое и повсеместное распространение, но и представлял собой полноценное, развитое проявление религиозности. Путешествие к святыням всегда считалось у крестьян делом богоугодным[126]126
  Там же. С. 81.


[Закрыть]. Ряд респондентов данного исследования отмечали, что в Иерусалим и Киев в качестве паломников ходили представители их семей более старшего поколения. Паломничество своих дедушек и бабушек упоминают представители как I, так и II поколений.

«А старушки ходили… Моей мамы, уже бабушка, наверное… она была уже пожилая, так она когда лето настает… молодежь, там сыны, невестки, работают, тогда ж руками вязали, молотили, а она убирается и пешком в Киев ходила…» (Ракит., Ж, 1927).

«Дедушка мой был, ходил в Иерусалим Богу молиться, ходил в Киев, и все-таки сыновья погибли на фронте» (Каст., Ж, 1921).

«У нас тетя моя, Наталья, отца сестра, в Иерусалиме была» (Прох., Ж, 1926).

«Бабушка моя рассказывала, как прабабушка пешком ходила в Иерусалим. Это по маминой линии. И 93 года она прожила» (Ракит., Ж, 1961).

Вернувшиеся паломники являлись достоянием общины[127]127
  Там же. С. 82.


[Закрыть], их рассказы о паломничестве слушали и запоминали, пересказывали друг другу и сохраняли в семейной памяти на несколько поколений потомков.

Знахарство

Знахарство является одним из древнейших способов врачевания и для крестьянского восприятия «магическим» воздействием на все сферы жизни крестьянина. К знахарям обращались при различных болезнях в семье, для лечения домашних животных, при межличностных отношениях, с просьбой о дожде при сухом лете, о хорошем урожае, приплоде домашней скотины и др. В Курском регионе знахарство было широко распространено и активно использовалось на протяжении всего XX в. Крестьяне продолжали пользоваться услугами ведьм, колдунов, знахарей, ворожей и гадалок, так как в большинстве своем болезни оставались еще тайной и часто несли людям смерть, но благодаря труду знахарей и колдунов недуг мог отступить на некоторое время. По словам А. В. Корневой, в Воронежской губернии прибегали к помощи знахаря после длительного безуспешного лечения в больнице, при различных душевных болезнях и хронических заболеваниях. Всего положительно относившихся крестьян к знахарям в губернии насчитывалось 26,1 %[128]128
  Коренева А. В. Крестьянство Воронежской губернии в начале XX века. С. 88.


[Закрыть]. Знахарей знали не только в своем селе, но и в близлежащих селах. При этом в области была распространена категория целителей, называемых именно «знахари», а не колдуны или ведьмы (ведуньи). Слова «колдун» и «ведьма» в значении «злой чародей» в настоящем исследовании упоминались респондентом I поколения только один раз. М. И. Забылин, описывая разницу между колдуном и знахарем, писал, что не нужно смешивать колдуна со знахарем: «…колдун – отщепенец веры, не носит креста, не ходит в церковь, а если и ходит для виду, то не молится, если причащается, то не глотает Святые Дары, всем вредит, но не пользует; напротив, знахарь – человек совершенно другого закала, он истинный христианин, он врач и благодетель для всей окрестности, но не враг, он не портит, а выгоняет порчу, на что у него есть свои приемы»[129]129
  Забылин М. И. Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия / собр. М. Забылиным. Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1992. 541 с.


[Закрыть]. Описывая знахарей, Забылин говорил, что «знахари, пользующиеся большой доверенностью в простом народе, употребляют заговоры и другие обряды только для того, чтобы прикрыть таинственностью свои действия; в сущности, врачебное искусство, которое по преимуществу состоит в знании свойств некоторых трав. Народ же, по склонности своей к суеверию, допускает и даже с охотою верит этому шарлатанству, которое по времени сделалось преобладающим, так что в настоящее время ни один знахарь не приступит к лечению без заговора или какой-либо маскирующей действие обрядности. Обряды эти тут не имеют никакого значения в сущности, но много влияют на народ, пробуждая в нем веру в несомненность акта. Допустив при лечении обряды, народ легко допустил знание знахарями таинственных слов, которые имеют силу осуществлять желаемое. Сила этого слова, по мнению народа, заключается в самом слове и времени, когда оно произносится. Основываясь на этом, народ излечение болезней относит не к травам, а к словам и обрядам, сопровождающим лечение. Принадлежности знахарства, употребляемые при лечении, ворожбе, отдувании, нашептываниях и пр., следующие: печная глина, уголь, соль, зерна хлебные и проч. Принадлежности эти… сходны с принадлежностями колдунов, но они, по понятию народа, имеют особое значение: у первых соль, уголь и прочее, по влиянию злых духов, принимает в себя вредное начало для человека; у знахарей же, напротив, освященные силою слова, они служат на пользу; например, уголь употребляется для излечения от сглаза, соль от желудочных болезней и т. д.»[130]130
  Там же. С. 329.


[Закрыть]

Л. С. Зубаирова-Валеева, изучая формы религиозного врачевания, говорит, что знахарство представляет собой наиболее распространенную форму существования народной медицины. Народная медицина практически всегда ассимилируется с какими-либо религиозными верованиями. Такая форма народной медицины, сочетающаяся с ритуально-магическими приемами, называется знахарством. В отличие от народной медицины в целом, знахарство становится для практикующих его ремеслом, профессией и источником существования. Поэтому можно сказать, что знахарство представляет собой ступень специализации народной медицины. Знахарство – это «лечение средствами народной медицины в сочетании с ритуально-магическими приемами». Способы лечения в знахарстве, соответственно, делятся на две группы. Первая – это эмпирически найденные эффективные средства лечения растительного, животного, минерального происхождения, массаж, водолечение, мануальная терапия, родовспоможение и другие приемы. Вторая – это методы лечебной и предохранительной магии. К ним относятся «устрашение» или «высасывание» болезни, средства, воздействующие по принципу подобия (симпатии), заговоры, окуривания, ограждения амулетами, заклинаниями и т. п.

При этом автор отмечает, что отделить рациональные способы лечения в знахарстве от магических бывает очень трудно. Нередко одни и те же способы лечения могут выступать и как вполне рациональные и оправданные, и как магические. Именно сознанием пациента лечебные средства, вне зависимости от того, насколько рациональными и полезными они оказываются, воспринимаются как естественные либо как сверхъестественные.

Также автор предлагает выделять знахарство как особую форму религии, обосновывая это тем, что магические представления (которые в знахарстве широко представлены) являются разновидностью религиозных представлений. Корни различных религиозных культов обнаруживаются в древней практике народной медицины, и выросшие на ее почве суеверные магические представления вплетаются в последующем в более поздние и сложные формы религии. Их можно рассматривать как религиозную ступень знахарства. В тех случаях, когда народная медицина активно заимствует мировоззрение и практику определенной религии, она образует своеобразные «простонародные» формы религиозного врачевания, тесно переплетающиеся с элементами архаических представлений и верований[131]131
  Зубаирова-Валеева Л. С. Религиозное врачевание как феномен культуры. Дисс… канд. филос. наук. М.: РГБ, 2006. С. 35.


[Закрыть]. Таким образом, автор предлагает рассматривать религиозное врачевание как религиозную ступень знахарства. Продолжая тему значения религии в целительстве, Л. С. Зубаирова-Валеева пишет, что сама религия часто может рассматриваться в качестве врачевательной системы и религиозное врачевание в этом смысле является узкоспециализированным синонимом религиозной практики как таковой. «Единство мировоззренческих оснований и методов обеих “разновидностей” религиозного врачевания позволяет предположить, что перед нами, скорее всего, как бы различные уровни, или периферия и центр, единой религиозной практики, имеющей своей целью полное (физическое и онтологическое) исцеление человека. То есть религиозное врачевание – это вид религиозной практики, направленный на целостное, физическое и психическое исцеление человека и обретение им полноты бытия»[132]132
  Там же. С. 11.


[Закрыть].

Также Л. С. Зубаирова-Валеева проводит разграничение между религиозным врачеванием и такими понятиями, как народная медицина, знахарство, традиционная медицина, а также определяет положение религиозного врачевания по отношению к науке и современной научной медицине[133]133
  Там же. С. 32.


[Закрыть]. Народная медицина – это «совокупность передаваемых народом из поколения в поколение (в устной и письменной форме) эмпирических знаний и практических методов, применяемых для распознавания, лечения и предотвращения болезней»[134]134
  Там же. С. 32.


[Закрыть].

Обращение к знахаркам на территории современных Курской и Белгородской областей являлось достаточно стандартной практикой «терапии» детских и взрослых заболеваний, хотя не все респонденты использовали данный вид лечения ни для себя, ни для своих близких. Результаты обращения к подобному виду лечения также имели различные последствия для пациентов.

«У сына испуг был. Бабушка одна сказала: принеси, я полечу. Я принесла, она воды наговорила, умыла его, дала пить ему. Поила, возила на колодец Неждивицкий, он на грудях был, ребенок, болел, и я пешком ходила к этому колодцу. Там вода из-под горы била. Как священная она была. Там иконка висела, подходить можно было, посидеть с ребенком, умыть его, напоить» (Каст., Ж, 1928).

«Мы в Липецкую область ездим к святым источникам. Ездили в Избище Воронежской области. Там такой бугор над речкою, и там течет вода. Все говорили: святая. Мы оттуда возили очень много воды. А сейчас в районе свой колодец есть, вот тут вот, на пруду. Освященный. Как из района выезжаете, там есть знак, указатель. Когда из района к нам ехали, есть указатель. Ласточкин колодец называется. Появился он после уже 90-х годов. Я сама ездила в Избище Воронежской области, в детстве мы туда ездили. Мы ехали на Воронеж, остановка Избище по железной дороге, мы слазили, там церковь» (Каст., Ж, 1957).

«Моя бабушка, например, вообще заговарила, к ней ходили лечиться, она и зубы лечила, и руки лечила – все болезни этими молитвами, и она нас учила. Я уже не могу вспомнить. “Богородица, Дева, радуйся”. “Отче”. И еще много. Я помню про какие-то замки, на семь замков. Она и заговорам меня учила, и молитвам… Жаба… На языке такие пятнышки белые выскакивали, слюнки у детей текут, это была какая-то жаба, я до сих пор помню. Она так делала: жаба, выйди, выступи из младенца. Так лечила. Какой-то чемер, когда живот болел, тоже этот заговор. Сибирка. Это сейчас тошнота, рвота – это давление. А тогда это называлось сибиркой. Вот хлебушек посолят, прочитают молитву, мы этот хлебушек съедим, и нам казалось, что нам легшело. Может, и правда, легшело» (Каст., Ж, 1965).

«Бабушки у нас лечили. В Новой Слободке лечили… меня бабка водила. Лечила от испуга. Там свечи какие-то жгла. Еще маленький я был» (Прох., М, 1959).

«Девочку (дочь. – Т. П.) возила бабушка частенько, потом Толика (сына. – Т. П.) нет, а вот малого тоже возили, он заикаться начал, мы тоже возили. Заговаривала она» (Ракит., М, 1959).

«И если дите расплачется, мы в это верим, – святая вода, перекрестили, кружку мама наливает, глаза, главное, чтобы увидеть. И побрызгает, и прочитает. Со мной годов десять назад был такой случай – мне лет, может, 45 было. Рядом соседнее село, и там жила моя бабушка. Одна женщина – она родственница наша. Очень за общей трапезой она мои оладьи хвалила. Посидит и опять: “Что ж это за оладьи такие хорошие”. Только что она проговорила эти слова, я выхожу в коридор, подхожу к матери, говорю: “Мам, я умираю”. Всё, я вся белая, как платок, я говорю: поехали домой, я умираю. Мне белый свет не мил, я тогда даже за стол не села. Приезжаем домой, муж на машине привез, и мать читает молитву против сибирки. И вот она одиннадцать раз по листочку прочитывает эту молитву, я вся красная делаюсь, и вот такие капли пота. Это я запомнила на всю жизнь. Я вместо того, что с крестиком хожу, я еще и с булавкой хожу. У нас в районе и грыжу лечили молитвами. Грыжу пупочную у детей. Сглаз, если ребенок раскапризничается. И свечи зажигали. И кроватку священной водой брызгали. И ребенка брызгали, и водички давали, и до сих пор у нас это есть. Мне 59-й год, и мы всё соблюдаем» (Каст., Ж, 1959).

«У нас лечили, если мальчик или девочка испугается, лечили от перепуга. Водили к бабушкам-знахаркам. И бабушка прошепчет молитву. Она же не просто абы какую молитву, а божественную молитву прочитает. И помогала бабушка. Тогда же большинство народу на молитву уповали. Чем лекарства пить. Больниц не было. И врачей не было. Где эта больница в районном центре – далеко. Никуда не поедешь. Глаз запорошен если, и то идем к бабушке. Она то языком вытянет, то еще что-то сделает. Правда. Я помню, мне что-то попало в глаз. А она языком раз и вытянула. Верили, и вера помогала» (Ракит., Ж, 1927).

«Були. Моя бабушка пишла замуж, так ей свекровь не знала. А ии сестра моей бабушки вышла замуж. И ее свекровь ворожила. И от сглаза ворожила, от всего ворожила. И в глазах языком, если по-нашему запорошишь глаз, то языком вытащит из этого. Она ворожила богато. И от зубной боли лечила. И своих детей мы водили. То детей полечит, что теленок заболеет. Один раз телята родились здоровые, корова хорошая была, и сразу повыготова, я до к этой бабушке побежала, она поворожила, принесла, напоили да побрызгали, и теля живы.

Вона так очень она помогала. Свекровь богато всего знала. Були и такие бабушки» (Ракит., Ж, 1927).

Трудовой день, 15 декабря 1923 г. // ГАБО

«Моя мать лечила. Испуг. Воск выливаете, растапливаете и в воду. И она вырисовывает, что ты мог испугаться. Если гусь, то гусь выливается. А мать прожила 69 лет. Она с 1898 года. Мария Яковлевна Новикова. Отец с 1888 года, прожил 90 лет. А я вот 92. Как-то пожар был, колхоз загорелся, и мы недалеко от колхоза, и сюда. А у нас под солому крытые хаты были. И она отбежала с иконой, кругом хаты, и направляла ветер в сторону, и действительно, ветер в сторону пошел. Это что знала, да ничего она не знала. Просто так, наверное, пришлось. К ней немного людей ходило. Свои были, хирурги. Лечили. Я тогда руку выбил на коньках, управляли, специально был человек, вправлял руки. Я любил же спорт еще с малых лет, я на коньках, лыжи, сами делали коньки, лыжи. У нас не было, да и не за что было покупать. Когда жили единолично, налоги были по пятьсот рублей в год. Мои родители после того, как не пустили меня в пятый класс, вступили в колхоз. А детей было у моих родителей до пятнадцати… они умирали, нас только трое осталось. Раньше скарлатина, корь… Я переболел скарлатиной, корью, оспой. Тогда же у кого какое здоровье. Некоторые слепли на глаза, у кого лицо. Разное было. Я три года не ходил. Рахит был. Тогда же больница только в Ракитном, это 22 километра ехать от нас. Дома лечили сами себя. От кашля пили керосин. Но тогда же был керосин, чистый, без запаха. Лечили мне губу. Баловались – и разбил. Потом лечили. Сразу гуся зарезали. Привязали, она слипла, отвязали, уже приросло» (Ракит., М, 1925).

«Всюду, как всюду есть. Мы к ним ходили ангину лечить, и помогало еще как…» (Ракит., Ж, 1964).

«А на своей памяти лет 36–37 мне было, я обращался к бабушке. Пошла жена моя сначала. Та ей сказала, что меня надо обязательно, потому что она меня не помнит, не знает, чтобы она на меня смотрела. И я ездил на мотоцикле туда. Я неделю лежал, прикованный к постели, воды даже не мог попить. Не то что не ел, воды даже не мог пить. Не верил никогда в бабушек. Жена сходила – поехали к бабушке. Бабушка воды наговорила мне – пей. Попил – и ничего, нормально. То все вылетало назад сразу. Потом нормально. Слышу, она зацепилась. Сказала: оботрись этой же водой, чтоб сухого места не осталось на тебе. И всё. Поднялся, начал есть, начал пить, нормально все стало. Вот верить или не верить?» (Ракит., М, 1963).

«У меня дедушка кой-что лечил, вот сглаз… У меня вон и тетрадки с молитвами были, все их пораздала» (Прох., Ж, 1922).

«У нас даже здесь, в поселке, они, конечно, поумирали, соседка наша была, не здесь, а подальше, и дом их сейчас там стоит, там была соседка, к ней ходили, к этой бабушке, она умерла уже, она участница войны была, у ней было девять детей, и она лечила, к ней обращались. Испуг. Я даже сама, когда-то собаки напали, я так испугалась, не могу, потом к ней сходила, почитала что-то, воск у нее какой-то был, что-то было, и стало полегче» (Каст., Ж, 1961).

«Знахарки были в селе… детей водили… У нас тут и испуг выливали. Бабушки молитву читали, помогало. Одна-единственная бабушка, которая у нас тут была в селе, бабушка Поля ее звали. И это помогало. Она и моему племяннику испуг выливала. Но она молитвами. Ничего такого, не чернокнижеством. Ничего такого не было. Молитвами на воск, на воду, она выливала, и правда, помогало. Хотя другие у нас потом были бабушки, но от них вообще ничего не помогало» (Каст., Ж, 1965).

«Да, у меня мама лечила испуг. Она с 1927-го. Она и корову могла полечить, если молока не дает… И от испуга лечила. Молитвами лечила. И еще лечила у нас бабушка. Я лично ходила. Напротив бабушка от испуга лечила. И второй дом от краю села тоже женщина жила, лечила. Тоже от испуга лечила, сучье вымя, на пальцах нарывы лечили» (Ракит., Ж, 1961).

«В селе лечили от сглаза, болезни лечили – сучье вымя, особенно сглаз ходили лечить. Испуг выливали, естественно» (Каст., Ж, 1957).

«К знахаркам меня водили – и когда я маленькая была, и сама недавно, лет пять назад, ходила лечить страх, я сильно боялась… не знаю, что со мной случилось… Я в доме одна боялась оставаться. Ходили племянники ночевать. А потом ходила к бабушке испуг лечила. В город в больницу ездила, в поликлинику, тоже там испуг. Вот опять (стучит), надо стучать или не надо, но после тех лечений мне полегче» (Каст., Ж, 1964).

«У меня мама все болезни лечила. У нее тетрадка была. Но она сама знала все молитвы – испуг, и рожу, и сглаз» (Каст., Ж, 1956).

«Испуг, внука я водила выливать… и дедушка тоже есть… тоже лечит… сына я возила в Вознесеновку, [сейчас уже] та бабушка померла… они же тоже молитвами лечут» (Каст., Ж, 1965).

«Никуда меня не водили. Я испуганная была, бабушка моя меня выливала, как-то там приверчивала, покуда я перерасту. Это я помню» (Каст., Ж, 1959).

«У меня сестра тоже болела, и даже врачи говорили, у нее был круг, у нас в Бычке речка, и вот мы купаться ходили, а она маленькая была, а мы ее, видимо, посадили, на лошадиный, говорили, круг там, а у нее круги по телу, и даже помню, мама в Курске лежала в больнице и даже не могли ничего сделать, говорили: вы по бабушкам, ищите бабушку. И бабушка вот была, недалеко от нас жила, и она вылечила сестре. То ли так совпало, я не знаю. По телу у нее были круги, но говорили, что, как мы ходили на речку, там лошади везде ходили, и на лошадиный круг посадили ее. А так это или… кто его знает» (Каст., Ж, 1956).

«У нас тут жила бабушка, выливала испуг, сглаз. Было такое. Но меня не водили. Соседских детей водили кого-то. Я помню, бабушка жила, соседская, помню по детству еще, она какой-то воск растапливала, испуг выливала, мальчик заикался» (Каст., Ж, 1964).

«Спину лечила я у бабушки… в детстве… на порог меня ложили, топором били, чего такое. Один-единственный раз. Детей своих не водила… а с внуками сглаз к бабушке ходили лечить и страх вычитывать. Бабушка что-то лила на тарелочке. Это внучку водила, на хутор ездили…» (Каст., Ж, 1963).

«Меня бабка водила. Лечила от испуга. Там свечи какие-то жгла. Еще маленький я был» (Прох., М, 1959).

Можно согласиться с выводами ряда ученых, таких как М. И. Забылин, А. В. Коренева, в том, что там, где нет врачей, знахари имеют успех и часто действительно помогают. «Во врачах чувствовался крайний недостаток. К кому же было обратиться народу простому, необразованному, даже грубому, в своих болезнях, в своих неудачах? Разумеется, и обращались к человеку, более или менее знакомому с недугами; часто иногда кто-нибудь давал остатки лекарства, которым сам излечился, или подавал тот же совет другому больному, которым сам пользовался. Успех кого-нибудь в деле врачевания разносился далеко. Со временем человек в глазах простого народа делался известным и, видя в этом свою пользу, старался замаскировать средства, сопровождая свои эксперименты наговорами, таинственными действиями, и тем, разумеется, себя ставил дурно пред правительством и в глазах простого народа, облекая свои естественные действия во что-то таинственное. Простой селянин, опиравшийся всецело по наущению своего духовного пастыря во всех своих деяниях, видел промысл Божий, а даже если и случалось получить помощь от знахаря или колдуна, то он отмаливался, задавал себе известное число поклонов, а все-таки в душе благословлял своего целителя, хотя подозревал, по невежеству человека того века, что его целитель – колдун»[135]135
  Забылин М. И. Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. С. 260.


[Закрыть].

Скорее всего, ведьмами в старину называли деревенских бабок-повитух, знакомых с различными приемами и в других болезнях, сведения о которых особенно нужны при их специальности. Если такие женщины в старину получили название знахарок или ведьм, то есть ведуний, сведущих, то, конечно, не в бранном или презираемом смысле, а если это слово со временем получило дурное значение, то, вероятно, вследствие дурных событий, и уже впоследствии слово «ведьма» стало бранным[136]136
  Там же. С. 277.


[Закрыть]. Часто к колдуну являются скорее за медицинской помощью, чем к священнику[137]137
  Там же. С. 243.


[Закрыть]. Хотя церковь, чтобы сохранить свою монополию на неизвестное и священное, приспосабливалась, принимая народные обычаи и традиции. Церковь изживала те элементы язычества, в которых было колдовство и волшебство. В то же время и сама она в своих формах несла определенный элемент магии. Служителям церкви приходилось признавать чудеса, практиковать заклинание и изгнание бесов, чтобы не оставлять этого народным целителям и знахарям. Крестьяне хотели сохранить большинство элементов своей религии, сочетать ее с официальным вероучением. Важный компонент народной религии – вера в волшебство и чудо – сохранился и существовал повсеместно[138]138
  Коренева А. В. Крестьянство Воронежской губернии в начале XX века. С. 86.


[Закрыть]. В ряде интервью данного исследования присутствуют упоминания лечения различных заболеваний священнослужителями.

«Меня батюшка так научал, говорит, как лечат, у вас может… рожа, болезни такие небось, кровавая, жиловая, вихловая, и все рядить. Ты, говорит, читай двадцать раз “Отче”, двадцать “Богородицу”… Я однажды… прочитала, свою матерь лечила, прихожу, она говорит: у меня уже давно все прошло. Я молитвы читала. И сейчас батюшки могут лечить» (Каст., Ж, 1924).

Интересно отметить, что в ответах части респондентов всех трех поколений настоящего исследования, обращавшихся к знахарям, данная практика тесно связана с религиозным языком. На территории Черноземья знахарки использовали обращение к православным святым и к Богу.