Текст книги "Созвездие Хаоса"

Глава 20
Номер девять

Покинув «маленький Парфенон», где играли и репетировали, Катя целиком оставалась во власти новостей, которые узнала.

Она напряженно размышляла о том, что поведала ей рыженькая болтушка-администратор, и не смотрела по сторонам.

Ох нет, даже в глубокой сосредоточенности внешний мир все же привлекал ее внимание, как привлекает внимание окружающая обстановка всякого путешественника, оказавшегося в незнакомом месте, который ищет оптимальный путь по своему маршруту.

Впоследствии десятки, нет, сотни раз Катя задавала себе вопрос: что она видела в те краткие минуты?

Что видели ее глаза? Но не отметила память? Что происходило вокруг, пока она медленно брела по улице, пересекала перекресток, обходила лужу на проезжей части, засыпанную желтыми листьями?

Что творилось кругом в ЭРЕБе, пока все ее мысли были заняты…

Катя думала в первую очередь о водителе автобуса Андрее Ржевском. И снова склонялась к мысли, что слишком уж много всяких фактов, словно шелухи, налипло к этому фигуранту. Но факт непреложный состоял в том, что Ржевский интересовался Саломеей Шульц. Правда, уже после того как сам обнаружил ее труп на остановке.

Зачем он хотел получить афишу ее концерта? Добыть себе некий фетиш, если он сам и был ее убийцей?

Катя возражала сама себе: Саломею убили в январе. Специально она у Мухиной не узнавала, как была одета девушка в тот момент. Но явно тепло. Убийца раздел ее догола, как и всех остальных, чтобы обрядить в костюм мухи. Он располагал ее одеждой, да что там, ее нижним бельем, ее ношеными трусиками! Это ли не главный фетиш, не вожделенная добыча для маньяка? Возможно, на ней в вечер концерта были ювелирные украшения – сережки, браслет, кольцо. Это все тоже досталось убийце. Саломея наверняка была под шубкой или пальто облачена в красивое платье – она ведь выступала на публике. В ее сумке должна была быть какая-то косметика – губная помада, например. Это тоже желанный фетиш для извращенца. В сумке она, весьма возможно, везла с собой концертные туфли, красивая изящная обувь на высоком каблуке – это еще один традиционный фетиш в делах о серийных убийствах. Наконец, убийце достался ее мобильный – а там, кто знает, какие интимные фото она хранила, имея женатого любовника?

Все это досталось тому, кто ее прикончил. И если это был Андрей Ржевский, то у него была припрятана масса вещей в качестве фетишей. Зачем тогда афиша? Зачем самому лезть на рожон, являться в дом ученых, вступать в разговор с администратором, просить? Позволить так явно себя запомнить?..

Правда, администратор Алена об этом давнем разговоре забыла.

И афиши Ржевский не получил. Но она все же висела тогда в коридоре под стеклом. И он мог прочесть названия пьес и имя композитора Рамо.

Если, конечно, сам не присутствовал на концерте Саломеи Шульц, а затем не выследил и подстерег ее в ночи.

Но для чего так явно рисковать? Так нарочито привлекать к себе внимание? Обнаружить первую жертву, которую сам же и убил… Вступить в контакт с полицией, затеять игру… Заявиться в дом ученых… Через полтора года сделать вид, что обнаружил третью жертву…

Что это за линия поведения такая? Совершенно безбашенная? Желание постоянно ходить по острию ножа? Желание быть не в тени, а на виду?

А разве не желание быть на виду, громко заявлять о себе, движет убийцей, когда он демонстративно выставляет тела на автобусных остановках напоказ всему городу?

Что это – гипертрофированная дерзость? Отсутствие инстинкта самосохранения?

Или нечто иное?

Но, кроме этой загадки, дом ученых – и по совместительству концертный зал – подкинул и другую.

Детский карнавал, музыкальный перформанс по мотивам сказки Бианки про насекомых. Есть ли здесь связь с убийствами? Или это тоже совпадение?

Катя вспомнила снимки детей в карнавальных костюмах. Муравьишка, бабочки, жуки, гусеница…

Мухи не было. Ни один из малышей не нарядился мухой.

Видел ли убийца эту детскую музыкальную шутку?

А начальник ОВД Алла Мухина – в курсе ли она этого спектакля-карнавала, поставленного весной, почти за девять месяцев до убийства Саломеи Шульц?

Конечно же, полицейские видели снимки, они много раз приходили в концертный зал. И что?

Сочли, что все это не имеет отношение к делу? Что образ «мухи» связан с личностью начальницы ОВД из-за ее фамилии?

Но сама Алла Мухина уже привела иные версии.

Очнувшаяся от своих дум Катя обнаружила, что стоит у дверей продуктового магазина на перекрестке.

Самый обычный угловой магазинчик – тесный закуток в угловом двухэтажном кирпичном доме. Рядом вывески: «Химчистка-прачечная», «Ремонт ключей и зонтов», «Бытовые услуги».

И опять же впоследствии миллион раз Катя спрашивала себя: что она видела в тот момент? Что видела за минуту до этого, пока брела как сомнамбула?

Кажется, мимо проехала машина…

И еще одна… грузовая «Газель»…

Велосипедисты… нет, их не было. Никто Катю не обгонял, а вот ехал ли кто навстречу по другой стороне улицы… нет, велосипедистов не было.

Да и прохожих тоже…

Кроме той странной старухи…

Катя решила зайти в магазин. В горле до того пересохло еще там, в доме ученых, от их канифольного запаха, что пить хотелось словно путнику в пустыни.

Она оглянулась через плечо. Этот момент она помнила совершенно ясно.

По одной из улиц перекрестка приближалась пожилая женщина в светлой куртке и черных брюках. Она как-то странно раскачивалась из стороны в сторону и размахивала руками. Словно всплескивала, а затем бессильно роняла.

Больше никого из прохожих на этой тихой, засаженной липами улице не было. Катя вошла в магазин.

Все как обычно. Кассирша-продавщица, полки с хлебом, витрина с колбасами и сосисками, холодильник полуфабрикатов как сундук, холодильник со стеклянной дверью для соков и газировки.

– Мне минеральную без газа, – попросила Катя. – Если можно, не холодную.

Продавщица пошла вдоль полок. В этот момент дверь магазина открылась, и пожилая женщина в светлой куртке ввалилась внутрь.

Бледное лицо ее было искажено дикой гримасой, глаза вытаращены. Но, несмотря на всю эту мимику, Кате показалось, что она уже где-то видела старуху.

– Звоните! – выкрикнула старуха хрипло. – Звоните в полицию! У меня мобильный… батарея… я не могу, разрядилась батарея… Звоните сейчас же!

– Что случилось? – напуганная продавщица уронила пластиковую бутылку воды.

– Убили! – закричала старуха. – Я зашла, а там… Столько крови… Звоните в полицию!

Катя…

Она вспомнила, где видела старуху.

Эти жемчужные серьги, столь странно смотрящиеся дорогие жемчужные серьги в сморщенных старческих мочках…

– Где? – спросила она. – На остановке?

Старуха молча таращилась на нее.

– На автобусной остановке?! – выкрикнула Катя, выхватила из сумочки удостоверение. – Звоните в полицию! Вызывайте полицейских!

– Девятый номер, – старуха ткнула рукой в сторону двери. – Девятый… прямо по улице… она там!

Катя выскочила на улицу, и бегом…

И тут же вернулась назад.

Это не та улица. Это улица, по которой она брела от дома ученых. А старуха шла ей навстречу и наискосок.

Она перебежала перекресток и помчалась что есть сил по той улице, где впервые заметила странную старуху, размахивающую руками.

В начале – никаких жилых домов. Пустырь, обнесенный забором, – брошенная строительная площадка. За ней – магазин-стекляшка, закрытый, с заколоченными окнами второго этажа. За ним – еще одна стекляшка, тоже закрытая и заброшенная. Напротив – ряд железных гаражей. Густые кусты.

Дальше улица шла под уклон, и там располагалось какое-то административное здание за глухим забором. И два старых кирпичных коттеджа – точно таких же, как и на главных улицах ЭРЕБа. Возле здания – автобусная остановка.

Сердце Кати ухнуло вниз.

Однако уже через секунду она поняла, что у страха глаза велики.

Автобусная остановка была пуста.

Никаких перформансов.

Никаких женщин-мух на этот раз.

Но где же тогда…

Катя бросилась к автобусной остановке. На стене административного здания – «семерка». Значит, следующий дом – кирпичный коттедж – номер девять.

И точно, на стене имелся указатель: «Одиннадцатая Парковая, 9».

Палисадничек перед двумя входами был аккуратно убран, его украшали прополотые клумбы, на них красовались вечнозеленые кустики.

Мирная, тихая картина. Тюлевые занавески во всех окнах опущены… Нет, в дальней половине окна зашторены, а вот в ближней половине дома в двух окнах шторы отдернуты, и даже открыты форточки.

Катя подошла к входной двери. Подергала ручку – заперто.

Старуха сказала – я зашла…

Катя вдруг вспомнила, что в этих домах есть еще один вход – позади. Дверь, выходящая в более просторный садик, примыкающий, словно в дачных кооперативах, к садам других жилых коттеджей.

Она спустилась по ступенькам, медленно, очень медленно обогнула дом.

Где-то далеко зазвучала песнь сирен…

Полицейские мчались по ЭРЕБу.

Песнь сирен, как траурный марш, все громче, громче… Она пугала, манила и предостерегала.

Катя сделал еще пару шагов. Затем еще.

Сначала она увидела брызги красного на широко распахнутой, покрашенной в белый цвет задней двери дома.

А потом увидела тело, распростершееся на клумбе сломанных, вырванных с корнем осенних астр.

Глава 21
Песня сирен

Переливы звука не умолкали.

Они наполнили собой улицу, сад, выплеснулись далеко за пределы Одиннадцатой Парковой.

Полицейские трели…

Песня сирен…

Катя сидела на пластиковом стуле возле кустов можжевельника. Ее трясло как в лихорадке. Отсюда, с этого наблюдательного пункта, ей было отлично видно, как работают полицейские ЭРЕБа, собирая улики и осматривая труп.

Алла Мухина в роли эринии ЭРЕБа…

Катя едва не начала истерически смеяться, кудахтать, зажала рот рукой: тихо, тихо, без истерик! Это всего лишь кровь и мозги. А ты – идиотка последняя, потому что сама сунулась в ЭРЕБ, как в пекло, сама виновата…

Потому что это, как метко выразилась местная эриния в чине подполковника, не Аид.

Не Ад.

Это ЭРЕБ.

– Вы трогали тело?

Катя подняла глаза – перед ней полковник Крапов. Он явился на место происшествия вместе со всей своей новой министерской группой поддержки.

– Я вам вопрос задал.

– Оставьте ее. Не видите, она в шоке. Я ее сама потом расспрошу.

Голос Мухиной.

Катя с трудом разлепила спекшиеся губы. Она так ведь и не попила воды. И теперь – на исходе второго часа осмотра места убийства – жажда сжигала ее огнем.

А рядом, словно в насмешку, – большая садовая бочка, полная дождевой воды, из которой, наверное, летом хозяйка этой половины коттеджа поливала свои цветы и грядки.

– Алла Викторовна, я не в шоке. Я уже раньше видела… Я и раньше ездила на места происшествий.

Катя лепетала это, надеясь восстановить свой статус-кво.

– Так вы касались тела? – не отступал полковник Крапов.

– Нет. Я ничего не трогала. Я сначала увидела потеки… брызги крови на двери, а потом ее. Я уже сказала вам, что зашла в магазин – тот, что на перекрестке. А туда вбежала эта пожилая женщина. И закричала, что здесь, в девятом доме, убийство. Я велела звонить в отдел, а сама побежала сюда и…

– И? – мрачно спросил полковник Крапов. – Вы узнали свидетельницу?

Катя молчала.

– Я вам снова задал вопрос.

– Тогда нет, хотя… мне показалось… сейчас да, я ее вспомнила. Это кассирша в здешнем музее. Мы заходили туда с Аллой Викторовной в день моего приезда в город.

– А потерпевшую вы опознали?

– Да, – Катя покорно кивнула. – Хотя ее сейчас трудно узнать, но я ее узнала. Это директор музея… я ее видела тогда же… Только я забыла ее имя.

– Нина Кацо, – откликнулась Алла Мухина.

– Череп проломлен.

Это объявил эксперт. Они с Мухиной (та была в резиновых перчатках, но без защитного бумажного комбинезона) как раз переворачивали тело.

– Директор музея науки, – повторила Катя. – Я сначала думала, что убили на остановке… то есть что это опять то самое… Перформанс на автобусной остановке, новая жертва. Но остановка чистая… Там ничего не было.

– Женщину убили здесь, – сказал эксперт. – Орудие убийства валяется на траве в метре от тела.

Катя видела, как Мухина поднялась с колен и сделала шаг в сторону. Оперативники уже сфотографировали этот участок сада. Поэтому она нагнулась и подняла с земли некий предмет.

Это была небольшая садовая тяпка. На лезвии тяпки – бурое и налипшая земля.

Мухина взвесила тяпку на руке. Эксперт уже приготовил пластиковый мешок – паковать вещдок.

– Слишком легкая, – заметила Мухина. – Ручка из пластика. Она мало что весит, эта штука. А Нине Кацо снесли чуть не полголовы.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил полковник Крапов.

– Этот садовый инвентарь как-то не тянет на орудие убийства. По весу.

– Там же следы ее крови.

Мухина опустила садовую тяпку в пластиковый мешок.

Со своего места Катя видела тело директрисы музея. Она лежала почти у самых ступенек. Раньше – ничком. Рухнула в таком положении, когда ее настиг удар по голове. Теперь эксперты аккуратно повернули тело на бок.

Катя видела запачканные садовой землей осенние ботинки, задравшуюся брючину – брюки те самые, черные, а вот одежда другая. Короткий плащ бледно-розового цвета и под ним не толстый свитер, как в их первую встречу, а клетчатый пиджак из твида.

Нина Кацо собралась выйти из дома.

– Наверное, она дверь запирала, когда убийца ударил ее сзади по голове, – словно прочтя Катины мысли, оповестил опергруппу эксперт. – Дом она так и не закрыла. Но убийца внутрь не входил. Никаких следов грязи на полу.

– Отсутствие грязи еще не факт, – возразила Мухина. – Может, он очень старался не наследить там.

– Внутренняя обстановка не нарушена.

– Все равно проверьте. Убийца ее сумку всю до дна выпотрошил.

Мухина указала на другой поисковый квадрат, который как раз сейчас обрабатывали, фотографировали, осматривали оперативники и второй эксперт.

На садовой дорожке, покрытой гравием, валялась сумка директрисы музея, чуть ли не вывернутая наизнанку.

На гравии разбросаны вещи: пудреница, очешник, ключница с открытой молнией – связка ключей наружу, пачка влажных бумажных салфеток, шелковая шейная косынка – скомканная.

– Ни бумажника, ни мобильного телефона, – сказал один из оперативников.

– В сумке явно что-то искали, не шарили, предпочли сразу все рывком вывернуть наружу, – заметила Мухина.

– Деньги и мобильный – искали и взяли, – оперативник пожал плечами.

Катя подалась вперед, стараясь рассмотреть. На эти мелочи она даже внимания не обратила – сумка, все это барахло…

В то мгновение в саду, освещенном октябрьским солнцем, она увидела тело женщины, залитое кровью, пальцы, вцепившиеся в последней агонии в вырванные с корнем лиловые астры.

И услышала эту чертову песню сирен, что все звучала, звучала…

– Выключите мигалку в машине к черту! – крикнула Мухина неизвестно кому. – На нервы действует!

Патрульный, оставшийся у машины на улице, не мог ее слышать.

А терпеливый спокойный эксперт пояснил:

– Сирену сейчас не вырубить, там что-то законтачило. Они потом аккумулятор…

Мухина резко махнула рукой в резиновой перчатке, осторожно обошла разбросанные на дорожке вещи и направилась к углу дома – мимо Кати.

– Что, как осиновый лист? – спросила она глухо.

– Как заячий хвост, – ответила Катя.

Обе они опустили словечко «трясешься».

– Соберитесь. Вы мне нужны.

Эта фраза подействовала на Катю отрезвляюще.

Она поплелась за Мухиной к патрульной машине, где все звучала и звучала полицейская сирена из-за съехавшей набекрень электроники.

– Я когда прибежала, начала дергать ту дверь, – Катя кивнула на парадное, выходящее на улицу. – Почему она воспользовалась черным ходом?

– Это не черный ход, это как раз нормальный выход, – сказала Мухина. – Вы планировки этих старых коттеджей не представляете. Есть с двухкомнатными квартирами одноэтажные, как этот, на две семьи. Есть с трехкомнатными, двухэтажные, как мой. Парадные с улицы, это типа подъезда – там общая площадь, длинный коридор, который жильцы используют как чулан и кладовку – велосипеды хранят, старые вещи.

– Соседей нет.

– Наверное, они рано уезжают на работу. Это мы выясним. И в соседнем доме тоже. Музей открывается в одиннадцать. У Нины Кацо утром достаточно времени. А вот соседи ее, видно, ранние птахи.

Они подошли к патрульной машине. Там сидел полицейский и на заднем сиденье – пожилая кассирша музея, та, что подняла тревогу. Она отсчитывала высыпанные на ладонь белые таблетки, между колен у нее была зажата пластиковая бутылка воды. Та, что так и не досталась Кате.

– Ну как, немножко пришли в себя? – сочувственно спросила Алла Мухина.

– Какое там… – пожилая кассирша не смотрела на них, считала таблетки на морщинистой ладони. – Разве после такого придешь в себя?

– Нитроглицерин? – спросила Мухина.

– Нитромак, – старуха проглотила две таблетки, запила водой из бутылки. – Спрашивайте. Я понимаю – вам скорее надо узнать.

– Вы договаривались с Ниной Кацо, что зайдете к ней утром? – спросила Мухина.

– Да нет же. Я пришла в половине одиннадцатого, как обычно. Смотрю – музей наш закрыт. Нины Павловны нет. А она всегда в одно время приходит – в десять. Все сама открывает – все фонды проверяет, сигнализацию отключает. Я ее ждала до одиннадцати – думала, мало ли, может, проспала, опаздывает. Но ее нет как нет. И звонков мне на мобильный никаких. Это так на нее не похоже было! Я забеспокоилась. Достала телефон, начала ей звонить.

– И что?

– «Абонент не отвечает».

– Отсутствовал сигнал?

– Никакого сигнала! И я… – старуха приложила руку к сердцу, помассировала его. – Я не знаю, мне что-то стало очень тревожно. Вы верите в предчувствие? Мой муж покойный как раз в НИИ исследованием этих вопросов занимался – тревожное пограничное состояние, нейроимпульсы… опосредованное предчувствие… Я не могла места себе найти у музея. Все звонила ей и звонила. А затем решила пойти узнать.

– К ней домой?

– А куда же? От музея недалеко. Я знаю, где она живет. Много раз в гостях у нее бывала.

– Но Нина Кацо могла пойти утром к дантисту, к врачу.

– Она бы меня обязательно предупредила. Позвонила, если что-то не так – зуб разболелся или что еще. Не позволила бы, чтобы я, старая, со своими больными ногами под дверью музея околачивалась. Я вдруг почувствовала – с ней беда приключилась. И пошла сюда. Захожу во двор, а она… бедная, бедная…

Кассирша начала плакать. Слезы текли по ее лицу, и она не вытирала их.

– Я едва чувств не лишилась со страха, выскочила оттуда. Кругом никого. Магазины здесь все заброшенные, пустырь. И закричала, но… Хоть бы кто-то мимо проехал!

– Машин не было на улице?

– Ни одной, – старуха-кассирша покачала головой. – И батарея у телефона моего села. И тогда я побежала к магазину на перекрестке. Если это, конечно, можно бегом назвать – на моих ногах. И там, в магазине, вот эта девушка…

Она сквозь слезы глянула на Катю.

– Ниночка, – прошептала она с великой нежностью, – кто же это сделал с тобой, хорошая моя?

– Вас сейчас отвезут домой, – Мухина кивнула патрульному, и тот сел за руль. – Спасибо, вы нам очень помогли.

Песня сирен удалялась по безлюдной улице.

Катя не видела никаких зевак. А затем до нее дошло: полицейские перекрыли эту часть перекрестка, отсекли улицу Одиннадцатую Парковую от остального города.

– Кто-то скажет, что это нападение с целью ограбления, – заметила Алла Мухина.

– Совсем другой почерк, Алла Викторовна, – откликнулась Катя. – Ничего общего со всей серией. Ни похищений, ни манипуляций с асфиксией, ни сломанных шейных позвонков, ни переодеваний, ни перформансов на остановках. Ничего. Ни крыльев, ни средства от насекомых в качестве уничтожителя следов. Удар по голове сзади.

Мухина в раздумье кивнула. Кате – даже в таком состоянии полного хаоса – было отрадно, что они стали понимать друг друга без лишних слов.

– Только не тяпкой с пластиковой ручкой, – сказала Мухина. – Ее ударили по голове чем-то другим, гораздо более тяжелым. И этого другого на месте происшествия мы так и не нашли. Логично было бы предположить, что это нечто убийца забрал с собой.

– Зачем?

– Это хороший вопрос.

– Но на тяпке следы ее крови.

– Это тоже хороший вопрос. Для чего пачкать в крови жертвы совсем другое орудие убийства, которым не пользовались?

К дому по пустынной улице подкатила «Скорая». Оперативники начали помогать санитару выгружать носилки, готовить мешок, в который упакуют труп для перевозки на вскрытие.

Алла Мухина оставила Катю и подошла к полковнику Крапову. Несмотря на всю свою прежнюю конфронтацию, сейчас они вполне по-деловому стали тихо что-то обсуждать.

Эксперт захлопотал вокруг трупа, делая последнюю серию снимков, и затем взял в руки камеру, чтобы записать на видео, как тело начнут готовить к перевозке.

– Алла Викторовна!

На пороге дома Нины Кацо появился второй эксперт, который вместе с оперативниками осматривал ее жилище.

– Внутри никакого беспорядка. Все на своих местах, – сказал он громко. – Но взгляните, что мы нашли на дне одного из кухонных ящиков.

В руках эксперта были листы плотной коричневой бумаги типа оберточной.

Мухина и Крапов быстро подошли, поднялись по ступенькам. В руках эксперта было и еще что-то – в пластиковом пакете для вещдоков, и он показывал это им обоим.

Но Катя не смогла разглядеть, что это. А потом они все скрылись в доме.