Текст книги "Созвездие Хаоса"

Глава 14
Библиотекарша

До библиотеки Катя дошла за десять минут. В городке почти все маршруты по знаковым местам коротки. Она миновала перекресток Пятой Парковой – улицы Роз. И видела издали знаменитую прекрасную клумбу у здания музея.

Поразительно, но в октябре розы все еще цвели – Катя решила, что это какие-то поздние сорта, устойчивые к холодам. Кусты с шипами и мелкими бутонами, которые не осыпались лепестками на землю, а словно засыхали, когда приходил час их увядания, сохраняя форму и странную красоту, тронутую тленом. Возможно, это какой-то специально выведенный вид роз, продукт генной мутации, генной инженерии.

Катя мыслями обратилась к «базе» – не там ли, в безлюдных с виду корпусах, обшитых яркими новыми панелями, творят чудеса генной инженерии даже с цветами? Ей до сих пор неизвестно, чем занимаются на экспериментально-рекреационной базе, кроме «рекреации» после космических полетов. Мухина об этом почти не говорит. Но упомянула, что на базе есть виварий для лабораторных крыс, и макак-резусов когда-то привозили. Для опытов – для чего же еще? И боксы в здании, используемом под морг, выглядят сурово и зловеще.

В утренние часы ЭРЕБ был еще словно в полусне. Или в оцепенении после новой страшной находки? Или он давно уже впал в глубокую летаргию?

Катя брела по пустынной улице: зубная клиника «Ваш доктор», рядом маленький магазин спорттоваров, офис на первом этаже «Риелторы», офис нотариальной конторы. Напротив детский сад.

Тихо. Ни прохожих, ни велосипедистов.

Катя едва не прошла мимо библиотеки – это было старое одноэтажное здание в стиле «ампир пятидесятых» с тремя белыми колоннами и двумя бюстами, установленными у входа на гранитных постаментах.

Скромные памятники знаменитым землякам. На граните более нового с виду памятника Катя прочла: академик Ираида Ларионова. На граните другого бюста, из бронзы, значилось: академик Иосиф Вяткин. Цветов у подножия не было. На голове дамы-академика сидел воробей и чирикал, чирикал.

Катя глянула на дисплей мобильного – начало одиннадцатого. Она дернула дверь библиотеки – заперто.

Постучала.

Нет ответа.

Постучала громче.

Сзади залаяла собака. Катя обернулась – здание библиотеки огибала женщина в спортивном костюме, кроссовках и жилетке-«дутике». На поводке она вела дерзкого и клочковатого вида шавку, явно беспородную, но весьма активную.

– Мы еще закрыты. С двенадцати до девяти теперь, по новому расписанию, – замахала она руками на Катю.

– Я из полиции. ГУВД Московской области, – Катя снова предъявила удостоверение и снова умолчала о том, что она из пресс-службы. – Мне необходимо поговорить с сотрудниками библиотеки, с директором или заведующей.

– Я и есть заведующая – Ползунова Майя Алексеевна, – дама с собачкой оглядывала Катю с ног до головы. – Опять полиция к нам. Ну конечно… После того что снова произошло… Вы только задаете вопросы – целый год одни сплошные вопросы. А защиты мы не чувствуем. Вы его до сих пор так и не поймали.

– Я хочу поговорить с вами о Евгении Бахрушиной, прежней заведующей библиотекой.

– О Жене? Но у меня рабочий день с двенадцати. Видите, я выгуливаю своего Лунтика, – дама наклонилась и погладила собачку.

Та зарычала на Катю – отцепись от моей хозяйки!

– Откройте библиотеку, – холодно приказала Катя. – Вы что, не поняли, откуда я? ГУВД Московской области. Дело о серийных убийствах в вашем городе.

Дама с собачкой сразу как-то сникла. Достала из кармана жилета-«дутика» ключи и открыла дверь библиотеки.

Внутри все чем-то напомнило Кате здешний музей: тот же колер стен, такой же пол, высокий потолок, старые кованые люстры с белыми матовыми шарами – но это лишь в вестибюле, где было так тихо, что собака сразу стала к чему-то подозрительно принюхиваться.

Следующий зал выглядел после ремонта вполне современно: стойка выдачи книг с монитором компьютера походила на стойку ресепшена на кампусе. Светильники-светодиоды, вделанные в потолок, металлические стеллажи с книгами в ярких обложках.

И точно такое же, как в музее, объявление: «Компьютерные курсы для пожилых».

Компьютерный зал с телевизором – направо – тоже вполне современный, налево располагались еще два просторных библиотечных зала. Но там, как мельком заметила Катя, лишь стулья и круглые столы были новые, а все остальное осталось еще с прошлых, академических времен: дубовые стеллажи, те же самые старые люстры с белыми матовыми плафонами и портреты, портреты – писателей-классиков и ученых. Менделеев, Дарвин, Циолковский, Артур Кларк, Ломоносов, Никола Тесла, Аристотель, Бехтерев, Зигмунд Фрейд, Королев.

Немного необычное сочетание, на взгляд Кати.

Дама отстегнула у собачки поводок, и та по-хозяйски подошла к Кате, обнюхала ее с недоверием и затем улеглась под столом в центре библиотечного зала.

– Это против правил. Я должна отвести Лунтика домой, – сказала заведующая. – Обе мои помощницы-библиотекари придут к двенадцати. Я бы не хотела, чтобы они видели, как я сама нарушаю правила нахождения животных в библиотеке. У нас тут как-то пытались провести выставку кошек в компьютерном зале – кошатники из Дубны и Твери. Я еле отбилась от этого варварства. Здесь библиотека, а не кошкин дом.

– Мы успеем поговорить до двенадцати, – заверила Катя. – Заприте библиотеку изнутри.

Заведующая так и поступила. Вернулась в зал.

– Что вам нужно? – спросила она неприветливо.

– Потерпевшая Евгения Бахрушина работала здесь до вас на вашей должности.

– Это всем известно. Я при ней была старшим библиотекарем и хранителем фонда.

– В каких вы были с ней отношениях?

– С Женей? В нормальных. Рабочих.

– Я надеялась, что вы дружили.

– Мы да… то есть не особо близко. Общались на работе каждый день. Женя была непростым человеком. Очень независимым. Она особо не нуждалась в приятельницах. У нее имелась сестра, и этого ей всегда вот так хватало, – завбиблиотекой сделала жест – крыша над головой.

– В январе Евгения ушла в отпуск? – Катя вспоминала, что ей говорила Алла Мухина о второй жертве.

– Мы работали на новогодние праздники. У нас перед Новым годом и сразу после, второго января, проходили детские елки, посвященные детской литературной тематике. Мы все вымотались ужасно. И Женя решила взять неделю от отпуска. Она собиралась в Петербург. Хотела побродить по музеям, когда новогодний ажиотаж спадает – ну, вы понимаете. Это мертвый сезон. И он намного дешевле в смысле устройства в гостиницу.

– Когда вы ее видели в последний раз?

– В тот день перед отпуском. Мы уже работали по новому расписанию – с двенадцати и до самого вечера. Сидели здесь одни до закрытия. Народа – ноль. Пенсионеры все по вечерам у телевизора, за окном снег валит. Да и грипп начинался. Так что читатели сюда носа не совали. Как, впрочем, и сейчас. Я знала, что Женя утром собиралась на экспресс «Дубна – Москва». У нее был билет на полуденный экспресс с Ленинградского вокзала до Питера. Она сама мне про билет сказала. В тот вечер мы закрыли библиотеку, попрощались. Каждая пошла к себе домой. Я здесь близко живу, а она…

– Она? Ей долго до дома добираться?

– Ей надо ехать на автобусе. Она живет недалеко от пристани.

– Ее несколько дней никто не хватился, до тех пор, пока тело не нашли на остановке.

– Но я думала, что она уехала в Питер! – воскликнула заведующая. – И все так думали. Пока до Москвы доедет, пока из Москвы до Питера – это же целый день. Затем там, на новом месте – не сразу же звонить, надо устроиться в гостиницу, погулять, осмотреться. Это уже два дня. А потом ее нашли… Голую, в этом жутком виде… Вы же знаете, это что-то запредельное – как в кошмаре. Словно не человек, а насекомое. Как и ту, другую перед ней… Как и остальных потом.

– Вы видели ее тело на остановке автобуса?

– Нет, что вы! Я просто слышала – все в городе только об этом и говорили. И читатели, и дома соседи, и в магазине – все, все. Женю в городе хорошо знали. Уважали. Она была отличным работником. Много делала для популяризации чтения, хотя здесь вроде город ученых, но… Молодежь и здесь компьютеры предпочитает и мобильные, как и везде. А Женя проводила вечера литературы. Пыталась привлечь местных городских графоманов. Она «Ночь в библиотеке» проводила весьма успешно. И эти новогодние детские вечера тоже. Ее смерть была для всех как шок.

Катя решила задать свой традиционный вопрос.

– Много у вас постоянных читателей, завсегдатаев?

– Нет, по пальцам можно пересчитать.

– И кто они?

– Старики, – вздохнула завбиблиотекой. – Старики и старухи. Являются читать газеты. Старухи порой берут любовные романы и детективы.

– Только пожилые люди?

– Из среднего возраста пара-тройка местных алкашей из интеллигенции. Из тех, кто давно все пропил – и мозги, и… У кого нет дома ни компьютера, ни планшета. Мы строго следим, чтобы они тайком не смотрели на библиотечных компьютерах порно. Но мне кажется, именно это их и привлекает.

– Вы таких читателей вон выставляете? Бахрушина выставляла вон? Мог кто-то затаить на нее злобу?

– Мог. Меня ваши полицейские уже десять раз об этом спрашивали. Я назвала фамилии таких людей.

Катя кивнула – да, да, конечно. Это Аллы Мухиной работа, и она ее провела, как и проверку персонала пекарни.

– Бахрушина ведь была не замужем? – спросила она.

– Так и не вышла. Говорила, что одной ей комфортнее.

– Но был у нее кто-то – приятель, любовник?

– Мне кажется, что не было никого, – печально, но с затаенным женским ехидством ответила завбиблиотекой. – Женя на эти темы особо не распространялась, но знаете… Вряд ли столько времени станешь посвящать работе и общественным делам, если есть кто-то, с кем можно проводить вечера поинтереснее. Меня полиция и об этом спрашивала неоднократно. Я знаю лишь, что свое свободное время Бахрушина посвящала сестре – та ухаживала за отцом, он впал в детство. На моей памяти – никаких ухажеров, а мы с ней работали почти пять лет бок о бок.

– Синий чулок?

– Что-то вроде. Но я ее понимала. Я ведь тоже давно без мужа живу.

– Алла Мухина – начальник городского отдела полиции – среди ваших читателей?

– Нет. И никогда не была.

– Может, она приходила в библиотеку по каким-то делам?

– Я не припомню. То есть, когда убили Женю, она и полицейские много раз здесь бывали. Но это ведь не как читатели, это в связи с расследованием.

– А ее дочка?

– Нет. Я бы знала. Молодежь вообще библиотеки сейчас стороной обходит. Думают, наверное, что у нас здесь одно старье.

– У вас большое собрание книг?

– Да, это наша гордость, – щеки завбиблиотекой порозовели. – Например, у нас полное собрание литературных памятников и знаменитой серии «Иностранная литература». Оба дарственных собрания – одно из личной библиотеки академика Вяткина, а второе нам подарили из личного собрания академика Ларионовой. После ее смерти. У нас немало также собраний сочинений, включая редкие. Это тоже дары ученых. И целый зал академической научной литературы.

– О космосе? – спросила Катя.

– Есть и о космосе. Но в основном это медицинские книги. Фармакология. Но это все старый фонд – нам эти книги передала библиотека нашего исследовательского института.

– Базы?

– Они обновляли фонд. То, что устарело, отправили к нам.

– И все же постарайтесь, пожалуйста, вспомнить, кто из постоянных читателей заходил в библиотеку, когда здесь работала Бахрушина.

Собеседница Кати наморщила лоб.

– На новогодние литературные встречи приходили лишь родители с детьми. Тот возраст, когда детей хоть как-то приучают к чтению – от восьми до двенадцати лет. И народу было довольно много, потому что это праздники, елка наряжена. Из Дубны приехал любительский театр – читали сказки и книжки про приключения. А из завсегдатаев – я же сказала: наши пенсионеры. У всех возраст хорошо за семьдесят.

Катя поняла, что и здесь ей большего не добиться. Она поблагодарила заведующую.

На улице начал накрапывать мелкий дождик. Катя подняла воротник тренча. Ну что ж, пока с самодеятельными изысканиями надо притормозить. Толку все равно мало. Пора навестить коллег-полицейских и узнать последние новости в отделе.

И словно в ответ на ее мысли сзади взвизгнули тормоза, авто посигналило.

Катя обернулась – рядом с ней остановилась полицейская машина с мигалкой. За рулем – водитель, рядом с ним – Алла Мухина.

– Вы что себе позволяете? – процедила она. – Ну-ка, марш в машину!

Глядя в ее искаженное злостью лицо, Катя поняла – ЭРЕБ отторгает ее.

Цепко держа в своей мрачной ауре, ЭРЕБ, тем не менее, пытается изгнать ее, словно она инородное тело, которое, внедрившись, все никак не может прижиться в здешней среде.

Глава 15
Подводные камни

– Что вы себе позволяете? – повторила Алла Мухина уже в кабинете, когда они добрались до ОВД.

– Я журналист, хоть и полицейский, – честно ответила Катя. – Собираю информацию по делу, которое меня интересует.

– А зачем вы околачивались возле моего дома? Тревожили соседей?

Катя смотрела на начальницу ОВД ЭРЕБа.

Ну откуда она знает? Когда уходила на работу, не подала виду, что засекла Катю у дома. Или все же увидела? Или слухи? Слухи – болезнь маленького города, пораженного страхом и недоверием?

– Я хотела больше узнать о вас и вашей семье в частном порядке, – призналась Катя, не лукавя. – Обстоятельства убийств меня потрясли. Костюм жертв… эти крылья, мешок с глазами на голове, инсталляция мухи… Я считаю, что это напрямую связано с вашей фамилией и вашим… нет, не окружением, но…

– Что «но»? – спросила Мухина тоном, не обещающим ничего хорошего.

– Кто-то, возможно, подобрался совсем близко к вам и вашей семье. Вы и дочку свою отправили отсюда от греха подальше. Вы боитесь, вы в сомнениях. Я это вижу. И как полицейский журналист я не могу мимо этого пройти.

– И поэтому шпионите за моим домом и пытаетесь разговорить несчастного психа и его старую мать?

– У вашей соседки из дома напротив работа в пекарне, где работала и четвертая жертва убийцы – Наталья Демьянова. Это ли не прямая связь, не указание? Не еще один намек?

– На меня?

– Да. Возможно, на вашу деятельность как начальника полиции. Месть вам и…

– Если бы было все так просто и так прямолинейно, как вы себе вообразили, мы бы давно раскрыли это дело, – отрезала Мухина.

Катя по-прежнему смотрела на нее.

– Мы бы поймали ублюдка, кем бы он ни был, – продолжила Мухина. – Не надо считать нас уж совсем такими тупыми и недалекими. Мы бы… Я бы из-под земли урода достала, если бы все было так, как вам воображается.

– А что? Все совсем не так? – спросила Катя.

– Вы с криминалистикой знакомы? Множественность версий – это основа основ расследования.

– Это по всем делам, но здесь у вас в городе… Эти инсталляции – они же не что иное, как…

– Кроме внешних декораций есть кое-что еще.

– Что? – Катя напряглась.

– Это не ваше дело.

– Алла Викторовна!

– Я не обязана посвящать вас во все детали этого дела.

– Алла Викторовна, тогда я сама начну копать. Вы знаете – я умею, – Катя выпрямилась. – О, мне не привыкать как криминальному обозревателю. Журналюге, как порой зовут. Да-да, наглая приезжая стерва из столицы, готовая костьми лечь, но откопать местное дерьмо, сделать из него сенсацию. Жизнь нас многому учит. Учит и когда стоит быть стервой. Но я не хочу… Алла Викторовна, я не хочу мешать вам, потому что… Я же вижу, что с вами происходит.

– Что со мной происходит? – сухо спросила Мухина.

– Вы одна как перст. Здесь маленький город. И в нем серийный убийца. Безжалостный. Люди уже пострадали. Четыре жертвы. Городок такого не забудет, Алла Викторовна. Люди станут обвинять вас. В чем угодно – в непрофессионализме, в бездействии, в нежелании помочь. Вспомнят, что вы женщина. Женщин – начальниц отделов полиции кот наплакал. Здесь все – ваши соседи. Вы прожили в этом городе всю жизнь, здесь ваши корни. Ваш покойный отец, ваша семья, династия. Если вас возненавидят горожане – что с вами будет? Куда вы пойдете? Куда уедете из места, где прошла вся ваша жизнь?

– Это демагогия.

– Это не демагогия! – горячо возразила Катя. – Это правда. Это то, о чем вы думаете сами. И чего вы страшитесь. Я вижу это, потому что я человек со стороны. Со стороны порой виднее, честное слово. И я… я хочу вам помочь. Да, я преследую собственные интересы. Это дело необычайное, редкое, страшное. И как полицейский журналист я уже не могу его бросить, забыть. Но это не все, что мной движет в данном случае. Я своими глазами видела ту остановку и что сделали с женщиной. Я этого тоже не забуду. И даже если вы сейчас выгоните меня из отдела, из этого кабинета, я все равно город не покину. Я останусь. И начну свое журналистское расследование, благо мой шеф – начальник пресс-службы – это лишь поощряет, хоть и негласно. Но я хочу вам помочь! Потому что первой моей целью, когда я приехала сюда, были именно вы.

– Я?

– Но я же хотела писать очерк о вас! О вашей работе, о том, что вы женщина-полицейский, мать, дочь полицейского. Вы были моей героиней. Я ехала к вам в этот ваш чертов ЭРЕБ.

Мухина долго смотрела на нее.

– Ох и лисица! – произнесла она наконец. – Не мытьем, так катаньем… Что, вас специально этому учат?

– Чему, Алла Викторовна?

– Приемчикам таким.

– Это крик души, – ответила Катя.

– Заливайте! – Мухина усмехнулась. – Это вы парням заливайте. Дундукам в розыске. Они и поведутся – слюни распустят, едва увидят, как вы привлекательны. Тут же станут мачо перед вами корчить, а заодно и всё растрепят – все оперативные секреты. Лишь бы подольше удержать на себе ваше внимание. Что – не бывало такого, скажете?

– Сплошь и рядом.

– Но на меня это не действует, солнце мое.

– Вы не дундук из розыска. И не мачо. Тетка-полицейский! – громко озвучила Катя. – Мать, бабушка, сплетница. При этом жестко пытаетесь наступить на горло собственной песне, когда хочется потолковать, обсудить. И вы совсем одна здесь. Они смотрят на вас. Оценивают. Считают ваши промахи как женщины-начальника. Судят вас строго. Я – нет. Я вас не сужу. Я журналист, человек со стороны, я хочу описать вас во всех ваших противоречиях, достоинствах и недостатках. Вы именно такой мне интересны, Алла Викторовна. И я не меньше вас хочу раскрыть это дело. Чтобы убийства прекратились.

– Ох и лиса! – повторила Мухина. – Да, так просто от вас, видно, не отвяжешься. Пойдемте.

– Куда? – спросила Катя, которой показалось, что ее все же не прогонят взашей.

– Крапова сейчас нет. Мне хочется вам кое-что показать.

И они через минуту снова оказались в кабинете с доской и фотографиями. Алла Мухина открыла его своим ключом.

Катя вся обратилась в слух. В душе она ликовала и одновременно поздравляла себя.

Но вот ее взгляд упал на снимки на доске и…

Все ее ликование разом померкло.

Перед этим меркнет все… все наши уловки, и все пререкания, и амбиции…

– Если бы все было так прямолинейно, как вы себе представляете… – заговорила Мухина. – Если бы все это замыкалось лишь на мне и желании кого-то мне отомстить, мы бы раскрыли это дело. Мы провели огромную работу по этой версии, которая не только вам… нам всем поначалу показалась самой истинной… Но что есть истина? Вы знакомы с методикой работы по серийным преступлениям?

– Немного, – скромно ответила Катя.

– Каждое такое дело уникально. И они довольно редки, эти дела. К счастью. – Мухина подошла к доске. – На что в первую очередь всегда обращают внимание в таких делах?

– Связь между жертвами, – без запинки, как урок, отрапортовала Катя. – Были ли знакомы все жертвы между собой? Общались ли они? Где пересекались их пути? Где преступник мог встретиться с ними и выбрать их для себя.

– Вот это мы первое и начали проверять. Очень тщательно. И наша проверка положительных результатов не дала. Жертвы Саломея Шульц, Евгения Бахрушина и Мария Гальперина друг друга не знали и никогда между собой не пересекались. Вторая и третья не интересовались музыкой и концертами, первая и третья не посещали библиотеку. Сейчас проверяем Наталью Демьянову – связей тоже нет. Единственная связь – муж Гальпериной несколько раз заезжал в пекарню. Но в те дни Наталья Демьянова там за прилавком не работала.

Катя напряженно слушала.

– Вот здесь графики маршрутов, – Алла Мухина указала на дальний конец доски, где висела карта города и увеличенные и отксеренные ее фрагменты. – Обозначены места, где они жили – все четыре женщины. Какими маршрутами ходили на работу, какими возвращались, какие номера автобусов использовали. Места, которые посещали в городе, – магазины, парикмахерские, отделения Сбербанка, других банков.

– У вас крохотный город, они не могли не пересечься.

– Не пересекались. Нигде. Саломея Шульц из Дубны. Пути трех других не пересекались. Разные салоны красоты у Гальпериной и Демьяновой. Бахрушина вообще по парикмахерским не ходила. Банки разные. У Гальпериной всеми делами муж занимался. Транспорт разный. Жили в разных концах города. Точек пересечения на всех этих линиях мы так и не нашли. Теперь взгляните на их снимки.

Катя послушно перевела взор на фото.

– Что вы видите? – спросила Мухина.

– Женщины. Разный возраст. Абсолютно разный. И здесь не совпадает.

– Совершенно верно. Шульц молодая – двадцать девять лет. Бахрушиной тридцать семь, Гальпериной сорок три, Демьяновой сорок пять.

– Они все темноволосые, – нашла сходство Катя. – Кроме Демьяновой. Но та вроде тоже раньше была темной.

– А Шульц, как мы установили, раньше тоже часто красила волосы, была и блондинкой, и рыжей. И даже красилась в розовый, как панк. Никаких явных совпадений между жертвами мы не нашли, – продолжала Мухина. – Тогда мы начали отрабатывать их связи – круг общения на работе, домашний. По роду занятий…

– Нет совпадений, – сказала Катя. – Музыкант, библиотекарь, домохозяйка, булочница-продавщица. Две жертвы интеллигентной профессии, одна домохозяйка и представительница рабочей профессии.

– По семейному положению тоже мало похожи. Две замужем – одна имеет детей, вторая живет с мужем в конфликте. Одна фактически старая дева. И молодая Шульц – у той был бойфренд на момент ее смерти.

– И где он сейчас? Вы его допросили?

– Он работал в Дубне, научный сотрудник. Он и поднял тревогу, когда она в Дубну не вернулась после здешнего концерта. Мы с ним неоднократно беседовали, проверяли его еще тогда, два года назад. Затем он уехал за границу – получил грант в Швеции на продолжение исследований. А у нас здесь убийства продолжились. И мы все проверяли и проверяли их социальные связи, социальные сети, круг общения.

Алла Мухина наклонилась, открыла ящики стола и начала выкладывать перед Катей толстые папки, пачки листов ватмана – графики.

Катя видела – проделана колоссальная проверочная работа. Сотни фамилий, напечатанных столбиком. Стрелки-указатели, некоторые фамилии, обведенные фломастерами разного цвета.

Ей бросился в глаза кислотный ярко-зеленый овал.

Фамилия – Мухина.

– Сами себя внесли в список? – спросила Катя.

– Я никогда не встречалась ни с Шульц, ни с Бахрушиной, ни с Гальпериной, ни с Демьяновой. С окружением Бахрушиной начала контактировать лишь в процессе расследования ее гибели.

Катя видела, что кислотных овалов вокруг разных фамилий много.

– Это жители нашего города, которые имели контакт с потерпевшими – с одной или двумя из них. Они отмечены зеленым.

У Кати от зелени зарябило в глазах.

Внезапно глаз зацепил знакомую фамилию – Водопьянов.

IT-умник, миллионер, красавец парень…

– Регулярно посещал пекарню, частенько болтал с Натальей Демьяновой, – пояснила Мухина. – Он вам знаком по краже.

– Да, сосед космонавта. И этого я тоже знаю по фамилии, – Катя указала на следующий зеленый овал – Ларионов Дмитрий.

– Этот тоже заходил в пекарню. Мы пленки у них изъяли с видеокамеры, – пояснила Мухина. – Но видите галочку? Это двойное совпадение: он косвенно имел отношение и к Бахрушиной – его мать еще до своей смерти подарила городской библиотеке немало ценных книг из их фамильного собрания. Впрочем, сам он в библиотеку не ходит. Зачем? У них и так дома книг полно.

Катя проследила взглядом вниз по бесчисленным столбцам – зелень, зелень. Две тысячи горожан – они, наверное, все здесь. Всех проверяли.

Взгляд снова зацепил зеленый овал со знакомой фамилией.

Мухина…

– Это дочка, – тихо сказала Алла. – Она тоже пекарню посещала, еще до отъезда – очень любила их круассаны и безе. И в библиотеку она ходила школьницей.

– Мне заведующая сказала, что нет.

– Она просто не в курсе. Я лучше знаю, – Мухина тяжко вздохнула. – Когда мы все проверяли, а на это ушли многие месяцы, уж поверьте, тут и выплыло.

– Что? – настороженно спросила Катя.

– Подводные камни этого дела.

Катя ждала, что она скажет.

Мухина вытащила из ящика еще один лист.

Короткий столбик фамилий – всего четыре. И еще фамилия внизу, обведенная ярко-красным фломастером.

– Мы установили лицо, имевшее непосредственные контакты со всеми четырьмя жертвами, – сказала Мухина.

– Со всеми?!

– Единственный человек, который имеет отношение ко всем четырем женщинам. Единственный во всем городе.

– Кто он?

– Как вы, криминальный журналист, представляете себе преступника? – вместо ответа спросила Мухина. – Самые общие предположения, самые банальные?

– Как обычно, серийников характеризуют, описывают. Очень смутно, – Катя подбирала слова. – Исходя из жертв, которые он выбирает. Действует в одной расовой группе и сам к этой расовой группе принадлежит. Ориентируясь на возраст жертв, ему может быть от тридцати до пятидесяти пяти лет. Учитывая то, что мы видели на месте преступления, он обладает решительным, дерзким характером, бесстрашием. У него развито абстрактное мышление, творческое воображение – если смотреть под таким углом на его перформансы с трупами. В эмоциональном плане – безжалостен и лишен сострадания. Находит удовольствие в пролонгируемых актах асфиксии жертв, в мучениях. Возможно, самоутверждается таким способом, проявляет свою власть над жертвами. Возможны и сексуальные отклонения. Психопатия без явных видимых признаков психического расстройства. Возможно, местный житель. И совершенно точно у него есть машина или он располагает каким-то служебным транспортом.

– Не так уж и смутно. Совсем неплохо, – Алла Мухина глянула на Катю уже с интересом. – А вы подкованы, солнце мое.

– Просто мне довелось описывать расследование нескольких дел о серийных убийствах, и я была внутри процесса поиска. И слушала профайлеров и тех, кто в этих вопросах профессионально разбирается, – скромно ответила Катя.

– И запомнили сказанное. И применили свои познания. – Мухина снова наклонилась к ящику стола и достала несколько маленьких желтых листков из самоклеющегося блокнота, которые слиплись вместе.

Она расправила листочки и начала выкладывать их перед Катей, как карты. На каждом было написано одно-два предложения.

– Возраст – сорок три года. Место жительства – наш город. Место работы – наш город. Транспорт – личная машина. Образование – высшее, экономическое. Творческие задатки – в студенческие годы активное участие в институтской театральной студии в качестве актера студенческих спектаклей. Решительный характер – собраны факты активного противостояния административному давлению по целому ряду рабочих вопросов, выигрыш двух дел в арбитражном суде. Личная жизнь – сейчас под большим вопросом, конфликты, одиночество. Кое-что совпадает, не так ли?

– Кое-что. О ком вы говорите, Алла Викторовна? Кто он?

– В том-то вся загвоздка. Первый наш подводный камень.

– Кто он? – повторила Катя.

– Не он, а она.

– Женщина?!

– Женщина, – Алла Мухина собрала желтые листки. – Единственная из всех нами проверенных – а это очень большой круг людей, – кто имела и непосредственные, прямые, и косвенные, не бросающиеся в глаза контакты, связи со всеми четырьмя жертвами.

– Женщины-серийники – большая редкость, – тихо заметила Катя. – В истории криминалистики в основном отравительницы. Из тех, что не травили свои жертвы, а убивали другим способом, почти все действовали не в одиночку, а в паре с мужчиной.

– У этой сейчас мужчины нет.

– Кто она?

– Некая Ласкина Анна.

Катя воззрилась на Мухину – ей показалось, что она ослышалась. Нет, ошиблась.

– Я когда вас ждала у отдела, ко мне подошла женщина из городской администрации. Проявила любопытство, расспрашивала, кто я и зачем приехала. Представилась Ласкиной Анной.

– Замглавы нашей городской администрации.

– Чиновница… А как она связана с жертвами?

– С Саломеей Шульц напрямую, как мы впоследствии установили. Я вам говорила, что у Шульц был бойфренд – научный работник из Дубны.

– Который уехал, а убийства продолжились.

– Он женатый человек, известный физик, уехал по гранту в Швецию вместе с семьей. Его связь с Саломеей выплыла лишь потому, что именно он поднял тревогу в связи с ее пропажей, заявил в полицию в Дубне, когда она не вернулась с концерта. Они перезванивались, общались в мессенджере, но роман был не только виртуальный, но и реальный, они спали. А потом… когда все продолжилось, когда мы стали проверять, когда вышли на Ласкину, оказалось, что этот физик в течение трех лет был и ее любовником. Это негласная информация, но достоверная, из нескольких источников. Его самого на эту тему я уже не могу расспросить – он за границей. Нам известно лишь то, что он бросил Ласкину ради Саломеи Шульц – молодой талантливой.

– Первая жертва, – сказала Катя, – обычно самая главная. С нее все начинается. Вся дальнейшая серия.

– Да, классика, – Алла Мухина оглянулась на доску со снимками. – Все началось с музыкантши из Дубны.

– А связи с остальными жертвами?

– С Бахрушиной тоже прямая. Но чисто деловые контакты, нечастые. Как заведующая городской библиотекой Евгения Бахрушина общалась с Ласкиной как с замглавой городской администрации. Никаких конфликтов между ними не было.

– А остальные? Ой… я же слышала в пекарне. – Катя всплеснула руками. – Ласкина туда часто заходила. И она присутствовала при скандале, когда муж Натальи Демьяновой прибежал качать права с ее любовником. Из-за реакции Ласкиной как представителя городской власти туда и вызвали патруль разбираться. Они мне сами все выложили.

– Так сами бы тихо разобрались, а она проявила волю и власть. – Мухина снова оглянулась на стену со снимками.

– А третья жертва, домохозяйка?

– Тоже контакт, не бросающийся в глаза, скрытый. Мария Гальперина была членом родительского комитета школы, и они по ряду вопросов обращались к Ласкиной в городскую администрацию. Четыре жертвы – и она со всеми связана.

– А ее…

– Алиби на момент похищений и убийств? – Мухина помолчала. – Мало что мы знаем об этом. Я надеюсь по последнему случаю узнать больше. В эпизоде с Саломеей Шульц все, что мы узнали о ней и Ласкиной и их общем любовнике, стало очевидным лишь через год. Мы ведь почти весь тот год считали, что это наркоманы или осатаневший от праздничного пьянства дебил устроил. Я вам говорила об этом. Проверить перемещения и местонахождение Ласкиной на момент пропажи Саломеи было уже невозможно. Точно так же и с Бахрушиной. Мы связи установили лишь после третьего убийства. На момент пропажи Марии Гальпериной алиби у Ласкиной нет. Это был март. Ласкина вроде как сидела на больничном с простудой – это официально, это мы проверили. Не работала. У нее имелась масса свободного времени.