Текст книги "Дети двух миров"

«Конэ-Эль!» – девушка дернулась – мысль об эльфе, словно электрический разряд обдала ее.

Эльф смотрел на Еву мутным, почти бесссмысленным взглядом. На импровизированном плоту ему не хватило места, и он держался за край досок, плавая рядом. Машинально вцепившись в его одежду, Ева попыталась затащить эльфа на доски, но руки не слушались, да и силы были не те.

– Пустое… – попытался улыбнуться эльф, – все равно ничего не получится…

– Давай, забирайся сюда, – прошептала девушка, горло раздирало от соленой воды.

Замерзшие пальцы Конэ-Эля безнадежно скребли по краю доски.

– Не выйдет, – горечь его слов резануло по сердцу Евы.

Тупая боль мешала ей сосредоточиться, сообразить, что надо сделать. На подсознательном уровне Ева понимала, что в силах изменить ситуацию, но никак не могла найти нужное решение.

– Уходи… Ты ведь умеешь… Забирай меч и уходи… – глаза эльфа ежеминутно закатывались, и он планомерно пытался уйти на дно.

– Ага, щаз! – скрюченными от холода пальцами девушка вцепилась еще сильней в рубаху эльфа. – Размечтался, Ди Каприо хренов!

Слезы текли по щекам, смешиваясь с водами океана. Страх, страх потери любимого мешал увидеть выход из ситуации. Он колотил изнутри, заставляя все тело трястись мелкой дрожью, туманя разум.

«Спокойно, ты справишься. – уговаривала себя Ева – Все поправимо, все будет хорошо!»

Заставляя себя успокоиться и прогоняя прочь липкий страх, закрыв глаза, она искала подсказку внутри себя. Порой страх потерять близкого и любимого человека делает нас уязвимыми, беспомощными. И с этим страхом надо бороться – всем сердцем, всей душой. Рисовать для себя картинку будущего в радостных и светлых тонах, ту картинку, которую хотим увидеть и фиксировать ее.

Изначально ничего не было, только черная пустота. Но потом постепенно перед ее внутренним взором нарисовался ответ на вопрос. Ева потянулась к увиденному плоту, и тот реально закачался на волнах. Таких больших предметов ей доселе не приходилось материализовать, первая попытка оказалась удачной. Вот он – самый настоящий, всего в каком-то полуметре от них с Конэ-Элем, но эти пятьдесят сантиметров надо еще преодолеть и каким-то образом забраться на него и умудриться затащить эльфа.

– Помогите, пожалуйста… кто-нибудь… – голос девушки срывался.

Из-за шлюпки показалась рыжеволосая голова.

– Помогите, – обратилась к ней Ева.

Голова исчезла под водой, а через пару секунд рядом вынырнул один из матросов-триншей, рыжий Теч. Не говоря ни слова, он подхватил эльфа и помог ему забраться на плот. Рядом с Евой откуда-то вынырнул еще одни тринш.

– Давай, помогу уж, – хрипатый голос Гресса заставил Еву вздрогнуть.

Плот вышел большой, и вчетвером они свободно разместились на нем. Девушка подползла к Конэ-Элю:

– Ты как?

– Нормально, жить буду, – честно пообещал эльф.

Холод продирал до костей, мокрая одежда противно прилипала к телу, и зубы сами стали отплясывать лезгинку. Раскрываться перед триншами Еве очень не хотелось, но и мерзнуть тоже. Впрочем, те не особо отреагировали на появление из воздуха горы одежды. Поняв и без слов Еву, они спокойно выбрали себе необходимые вещи и тут же переоделись.

– Что с нами будет? – помогая переодеться эльфу, поинтересовалась Ева у Теча.

– А кто его знает, – пожал плечами тринш. – Вообще-то ребята поплыли к берегу, и если доберутся без проблем, то смогут найти помощь. Придется только ждать и надеяться.

– А парусник или бот тебе слабо организовать? – в свою очередь спросил Теч.

– Не знаю, не пробовала.

– Так попробуй, в чем же дело. На плоту оно как-то не очень по океану…

Закрыв глаза и сосредоточившись, Ева постаралась увидеть парусник, но он почему-то все время исчезал, оставляя вместо себя шлюпку. Девушка протянула к ней руку, звонкий «шмяк» и брызги воды ознаменовали появление шлюпки.

– И на том спасибо, – прохрипел Гресс.

Перебравшись с плота на шлюпку, они стали ждать помощи. Ни голод, ни жажда им страшны не были, Ева обеспечивала всем необходимым. К исходу третьего дня скитания по океану они наконец-то разглядели вдали паруса.

– Ну, вот и подмога, – облегченно выдохнул Теч.

Глава 32
НА ПОРОГЕ

Огромный детина ворошил компостную кучу массивными вилами. Амбре, источаемое данной кучей, нисколечко его не смущало. Перемешав все, как следует, он довольно крякнул и, воткнув вилы в землю, направился в сарай. Подобранная им в кювете псина не подавала признаков жизни ровно сутки. Но это как-то не очень волновало Олли, он пока еще сам не решил, для чего сгодится этот пес. Если все же сдохнет, то тут два варианта – или пойдет в качестве добавки к удобрению, или из него выйдет отличное чучело. Уж что-что, чучела Олли делал превосходные, они отлично продавались на ярмарке в городе. Вся округа знала имя Олли-чучельника.

Ну, а если фортуна окажется на стороне пса и он оклемается, то будет кому помогать таскать мешки с компостом. Удобрения «От Олли» также неплохо расходились на ярмарке, как и его чучела. Свой рецепт приготовления чудесного компоста чучельник хранил в строжайшем секрете. Любое растение, будь то комнатный цветок или помидоры на грядках, или пальма в кадушке – не важно, каждое из них, обильно поливаемое Оллиным удобрением, росло с удивительной скоростью, плодоносило или радовало глаз буйством соцветий. Дела у Олли шли весьма неплохо, но таскать мешки с удобрением одному было делом утомительным, а помощников он брать не решался, опасаясь, что разнюхают секрет приготовления компоста.

Олли ехал из города домой, когда его внимание привлек бредущий по обочине пес. Когда же тот свалился в кювет, парень решил забрать его с собой. Кинув пса на телегу, Олли довез его до дома и отнес в сарай. В течение нескольких часов парень проверял – оклемался тот или нет, а потом плюнул и перестал заходить в сарай. Прошли сутки, и он вновь зашел проведать состояние псины.

Константин Григорьевич почувствовал, как что-то тычет его в бок. Он открыл глаза и первым делом увидел огромные ноги в сапогах. Этим самым сапогом его и толкали. Действие ягод прошло, оставив легкий след тошноты. Пес поднялся.

– Что ж, – Олли присел на корточки и принялся ощупывать пса. – Раз чучелом тебе не суждено стать, значит, будешь помогать мне по хозяйству.

Константина Григорьевича передернуло – не очень-то приятно, когда тебя ощупывают и тычут пальцами в различные места. Он сделал шаг назад, пытаясь освободиться от цепких рук детины.

– Ну-ну-ну, стой смирно, надо ведь осмотреть тебя, – Олли с силой ухватил его за загривок.

Пес оскалил зубы, за что тут же получил удар наотмашь по морде.

– А вот за такие дела будешь бит, предупреждаю первый и последний раз, – детина помахал кулаком возле носа собаки. – Запомни!

И чтоб закрепить урок, еще раз хорошенечко врезал псу. Поднявшись, Олли снял со стены веревку, и ловко смастерив петлю, накинул удавку собаке на шею. Накрепко привязав веревку к столбу, служившему опорой для крыши сарая, он еще раз многозначительно оглядел пса.

– Посмотрим, мож еще кое на что сгодишься. Бабы у меня нет, эти дуры нос воротят, запах им видите ли не нравится… Так что погляжу, мож и подружимся с тобой поближе, – он по-идиотски оскалился, подмигнул псу и вышел из сарая.

Константин Григорьевич дернулся было следом, но удавка тут же впилась ему в горло. Захрипев, он отступил на пару шагов назад к столбу, хватая пастью воздух. Веревка туго обхватила шею, ослабить ее у пса не получалось. Издавая гортанное посвистывание при каждом вдохе, Константин Григорьевич лег на пол и стал ждать.

Через некоторое время, с миской в руках, вернулся Олли. Запах горячей каши приятно защекотал нос пса. Расслабив впившуюся в шею собаки веревку, детина поставил миску прямо у самой морды пса.

– Ешь, глупая собака, ешь. Дам тебе на отдых пару часов, а после примемся за работу.

Проводив взглядом спину Олли, Константин Григорьевич без всяких церемоний принялся за кашу. Горячая пища приятно обволакивала желудок, возвращая утраченные силы. Мысли работали только в одном направлении – как можно скорее удрать отсюда. Константин Григорьевич решил, что надо наперво выбраться из сарая, а там видно будет.

Когда Олли водрузил самый первый мешок с компостом ему на спину, он чуть было не рухнул на землю вместе с поклажей. Детина повел пса за веревку, показывая дорогу, по которой ему предстоит таскать мешки. От компостной кучи по огороду, затем через двор к сараю, возле которого стояла телега, запряженная пегой кобылой. Во второй заход Олли вновь взвалил на спину пса мешок и пару закинул себе за плечи.

– Пошли, помощник, нам нужно загрузить всю телегу – утром в город поеду. Там, поди, заждались меня.

С вонючим мешком на спине – туда, рывком и на удавке – обратно. Туда – сюда, туда – сюда… От запаха компоста Константина Григорьевича мутило, мерзкая жижа, просачивающаяся сквозь мешковину, стекала с его боков. О том. чтоб сбежать, речь даже не заходила: лапы тряслись, голова шла кругом. Когда Олли вновь привязал его в сарае и ушел, Константин Григорьевич воспринял это как милость судьбы и рухнул на соломенную подстилку. Усталость всецело навалилась на него, мысли в голове отсутствовали, глаза слипались. Не прошло и минуты, как пес уснул.

Топот копыт и скрип отъезжающей телеги разбудили Константина Григорьевича рано-рано утром. Солнце только начало всходить, просверливая своими лучами дорожки сквозь щели сарая. Миска с похлебкой стояла недалеко от того места, где спал Смирнов. Как заходил Олли, как ставил эту миску, Константин Григорьевич не слышал. Может, спал крепко, а может, парень старался не будить его. Поев немного, пока каша не остыла, пес вновь заснул и проспал почти весь день.

Вечером вернулся Олли – довольный и изрядно пьяный. Зайдя в сарай, он подошел к псу, и, развалившись рядом на соломе, стал в деталях рассказывать Константину Григорьевичу, как удачно сегодня шла торговля, какие бабенки приходили за его товаром. Пуская слюни, он делился своими рассуждениями по поводу их задниц. Причмокивая губищами, красочно описывал их габариты и жестами показывал псу, что б он с ними сделал. Распалив себя собственными рассказами, Олли многообещающе посмотрел на собаку.

– Иди сюда, – он попытался ухватить пса за лапу, но алкоголь сделал свое дело, и пьяный детина захрапел, так и не дотянувшись до Константина Григорьевича.

Потекли мучительные часы. Олли храпел так, что казалось, стены сарая вот-вот рухнут, не выдержав вибраций. Он то присвистывал, то захлебывался собственным храпом, то шипел, то начинал издавать звуки, напоминающие вой паровозного гудка. Константин Григорьевич откровенно боялся, что Олли проснется и доведет до конца задуманное. Будь он не псом, а человеком, то ублюдок получил бы в морду, но что может сделать пес, полузадушенный удавкой? Смирнов просидел всю ночь, не смыкая глаз, на самом почтительном расстоянии от Олли, на которое его только пускала веревка.

Проспавшийся детина, как ни в чем не бывало, улыбнулся псу и вышел из сарая. Потекли унылые однообразные дни. Олли ездил в город через день, поэтому таскать мешки приходилось частенько. В его же отсутствие пес проводил время на привязи в сарае. Шансы на побег сводились к нулю. Несколько раз он пытался сбежать, перегрызая веревку, но дверь в сарае каждый раз оказывалась плотно закрытой. Ни лазейки, ни мало-мальской щели в стенах он не находил. За перегрызенные веревки и начатые подкопы Олли нещадно избивал пса. В конце концов, ему это надоело, и он посадил собаку на цепь, купленную по случаю в городе.

Отчаянье постепенно закрадывалось в душу Константину Григорьевичу. Если он не сбежит в ближайшее время, то навсегда останется псом. «Счастливый случай» с незапертой дверью сарая или не привязанной цепью, никак не хотел появляться на горизонте. Олли еще ни разу не забывал запереть дверь или посадить пса на привязь. Детина оказался весьма внимательным к подобного рода вещам. Помощь пришла оттуда, откуда Константин Григорьевич ее совсем не ждал.

Олли в очередной раз уехал в город, оставив пса взаперти. Дом и двор пустовали, когда на пороге сарая появились двое «джентльменов удачи». Старшему из них на вид было лет двадцать пять, младшему где-то около семнадцати. Внешнее сходство бросалось в глаза, говоря о том, что перед Константином Григорьевичем братья. Любители быстрого обогащения решили обчистить чучельника. Все, что плохо лежало, они уже вынесли из дома, а жадность-то покоя не давала, вот они и решили проверить сарай. Увидав пса, грабители замерли на пороге, не зная, как тот поведет себя. Но вместо того чтоб со злобным лаем кинуться на расхитителей хозяйского добра, пес, не вставая с подстилки, жалобно заскулил.

Обойдя спокойно весь сарай и не найдя для себя ничего интересного, воришки собрались уходить. Понимая, что они его последняя надежда, пес вскочил и заскулил так жалобно, как только мог. Слезы потекли из глаз собаки, хвост обреченно повис.

– Давай отпустим скотинку? – младший воришка подошел к Константину Григорьевичу и потрепал его за ухом.

– Пошли, – его брат переступил через порог сарая. – Нас это не касается.

Увидав, что они уходят, пес завыл от отчаянья, вкладывая в вой все свое горе, свою боль.

– А, ладно, – махнул рукой старший. – Пусть бежит.

Сердце в груди у Константина Григорьевича учащенно заколотилось. Цепь с бряцаньем упала на пол. Неужели свободен?! Смирнов не верил своим глазам. Низко поклонившись спасителям, пес опрометью кинулся из сарая.

– Ты видел это? – изумленно посмотрел на младшего брата старший.

– Да…

Пьянящий воздух свободы ударил в нос. Пулей пролетев через двор, Константин Григорьевич выскочил за калитку и побежал так быстро, как только мог. Дом Олли располагался на самом краю деревни, за которой простирались пшеничные поля. Боясь, что столкнется с возвращающимся домой чучельником, Смирнов рванул в пшеничные заросли. Бежать среди плотно растущих колосьев оказалось весьма затруднительно, но это не охладило пыл пса, хотя темп бега значительно снизился. Константин Григорьевич не думал, куда направляется, все равно куда, лишь бы подальше от ненавистного места. Сколько прошло времени, он не знал, поле казалось нескончаемым, бескрайним.

«Лишь бы только не бегать по кругу, – думал Смирнов. – А то так можно вновь нарваться на этого урода».

Он остановился и посмотрел на расположение солнца: направляясь к горизонту, оно светило по левую руку от него. Взяв это за ориентир, Константин Григорьевич продолжил бег, периодически останавливаясь и проверяя, насколько он отклонился. Но вскоре поле закончилось, и пес очутился на берегу реки. Спуск к воде оказался весьма удачным, что позволило ему вволю напиться. Конечно, после такого бега, в пасти у него пересохло, словно в пустыне. Нервное напряжение немного спало, позволяя спокойно и взвешенно все обдумать. Куда идти дальше, он не знал, местность вокруг была незнакомой Константину Григорьевичу. Близился вечер, и поэтому Смирнов решил заночевать возле реки, а утром продолжить путь вдоль ее русла.

Улицы Десры были настолько узкими и длинными, что казалось, протиснуться по ним будет весьма и весьма затруднительно. Запутанные, словно лабиринт Минотавра, они сбивали с толку и заставляли Еву нервничать. Уже почти второй час кряду они с Конэ-Элем искали нужный им адрес и все не могли найти. Еще в порту им удалось узнать, где можно купить лошадей, и, не теряя времени зря, они отправились за покупкой.

Как ни странно, но в Десре в привычном понятии рынка не существовало. Город без площадей и проспектов, состоящий только из узких улочек между плотно построенными домами, попросту отрицал возможность их существования. Но все же рынки были. Во внутренних дворах почти каждого дома-крепости имелась своя лавка, специализирующаяся на продаже определенного товара. Скорее всего, причиной создания таких вот закрытых точек послужили частые набеги грабителей со стороны моря. Толстые каменные стены надежно укрывали хозяев и их добро от непрошеных гостей.

Казалось бы – портовый город, Мекка для торговли, сам Творец в открытую говорил – торгуйте, открывайте ярмарки и базары! Океан, наполненный рыбой, плодородная земля, позволяющая собирать богатый урожай, в конце концов, само расположение Десры просто требовало от жителей обширно заняться торговлей. Возможно, именно так и было много сотен лет назад, но постоянные набеги варваров и корсаров, вынудили местных жителей укрыться за стенами собственных домов. Хорошо обученного войска для защиты города создать не удалось, поэтому каждый защищал свою собственность, как мог.

Кому уж первому пришло в голову построить дом с внутренним двором и организовать там подобие лавки, никто из нынешних горожан даже вспомнить не смог бы, но идея понравилась, и ее быстренько подхватили. Вскоре город превратился в сообщество торговых домов. В порту на огромном щите красовался план города с указанием адреса того или иного дома и чем он торгует. Но то, что так легко найти на карте, на практике оказалось намного сложнее.

Конэ-Эль тихонечко ругался, возмущаясь фантазиями местных архитекторов, и не понимал, почему Ева не может обеспечить их парой лошадей.

– Кто так строит? А? Ну, кто так строит?! – ворчал эльф.

Ева хихикнула – знакомая фразочка. Конэ-Эль покосился на нее.

– Чего?

– Все нормально, – Ева протянула ему пирожок с повидлом. – Хочешь?

– Нет, – отказался Конэ-Эль. – Может, все ж колданешь лошадей?

– Я не колдунья! – Еве очень не нравилось, когда эльф так говорил, сравнение с ними вызывало у нее негативные эмоции. – Тысячу раз тебя ведь просила. Материализую я, материализую. Ферштейн? И то, не-о-ду-шев-лен-ны-е предметы. Угу?

– Ладно, ладно, не злись, – Конэ-Эль почувствовал, что Ева сейчас взорвется, и чтоб отвлечь ее, перевел разговор в другое русло. – Помнишь название улицы и номер дома?

Девушка фыркнула, можно подумать, что он сам не знает этого.

– Вайган, дом пятнадцать. И не пытайся заморочить мне голову.

– Я и не пытаюсь, – эльф пожал плечами. – Просто мы пришли.

Дверь открыла девочка лет тринадцати. Курносая, вся в веснушках, с озорными косичками, она исподлобья посмотрела на постучавших в ее дом покупателей.

– Скажи, милая, это у вас можно купить лошадей? – поинтересовалась Ева.

– Проходите, – девчушка отступила на шаг назад.

Широкий внутренний двор, устланный соломой, предназначался для демонстрации скакунов. Четыре двери вели в жилые помещения и одна, по всей видимости, в конюшню. На шум вышел мужчина, отец девочки, и, вытирая руки об тряпку, направился к Еве и Конэ-Элю.

– Чем интересуетесь? Кобылку или жеребчика брать будете? – с ходу взял инициативу в руки торговец.

– Нам бы пару жеребцов, и желательно со спокойным характером, – кивнул эльф.

– А деньги при себе? Я благотворительностью не занимаюсь, – хмыкнул мужчина.

Конэ-Эль достал кошелек и потряс им.

– Велианское золото подойдет?

– Вполне, – торговец ничего не имел против золотых монет Велиана.

Он повернулся в сторону двери, откуда недавно вышел и позвал сына. Через пару секунд перед гостями предстал юноша, такой же курносый и веснушчатый, как и его сестра.

– Сынок, выведи Хопа, Рыжего, Гаяна, Бравого и Принца. Маяра, помоги брату, – распорядился торговец.

С деловым видом дети скрылись в конюшне и вернулись оттуда, ведя на поводу коней. Два черных, рыжий, пегий и белый жеребцы-трехлетки фыркали и косились на Еву.

– Выбирайте, – мужчина кивнул в сторону коней.

– Сперва цену назовите, – попросил эльф.

– О цене договоримся, выбирайте.

Подходя по очереди к каждому, Конэ-Эль внимательно осматривал жеребцов, гладил по морде и что-то шептал на ушко. Ева стояла в стороне, наблюдая за ним.

– Иди сюда, – поманил ее эльф. – Кто из этих красавцев тебе нравится?

Решив проделать то же самое, что и Конэ-Эль, Ева подошла к первому жеребцу. Она даже не успела дотронуться до него, как вороной, по кличке Хоп, взвился на дыбы и испуганно заржал. Со вторым жеребцом вышла точно такая же история. Торговец с недоумением смотрел на происходящее, такого в его практике не случалось, чтоб два скакуна подряд взбрыкивали.

«Волчицу они чуют, что ли?» – Ева подошла к эльфу и поделилась с ним своей мыслью.

– Этак я без коня останусь, – хмыкнула она. – Придется тогда пешком топать до самых Эльфийских лесов.

Затянувшаяся пауза с покупкой несколько раздражала торговца. Ему очень не хотелось понапрасну тратить свое время, да и срыв сделки расстраивал.

– Может, еще раз попробуешь? – эльф переживал не меньше Евы.

– Попробую, только чуть иначе, – ей в голову пришла одна интересная мысль, и девушка решила тут же применить ее на практике.

Закрыв глаза, она сконцентрировалась на собственном эмополе и, сфокусировав его, стала осторожно, слабыми соприкосновениями просматривать эмополя жеребчиков. Четверо из них взвились красными вихрями, лишь один остался спокойным и невозмутимым. Ева мысленно дотронулась до него, в ответ раздалось дружелюбное пофыркивание.

«Рыжий, – промелькнуло в подсознании девушки, – как пить дать, рыжий»

Она открыла глаза, рыжая морда с интересом разглядывала ее лицо. Жеребец вплотную подошел к Еве и глядел на нее своими темно-карими, непомерно добрыми и в то же время немного озорными глазами. Волчица и конь знакомились, присматриваясь друг к другу. Рыжий фыркал, переминаясь с ноги на ногу, а потом ткнулся мордой в плечо Евы.

«Будем друзьями? – поинтересовалась волчица. – Не боишься меня?».

«Чего тебя бояться? – ответил рыжий. – Будем, конечно».

Ева погладила жеребца, и, обняв его за шею, прижалась щекой.

– Это Гаян, – познакомил их торговец. – Надо ж, сам выбрал себе хозяина… Такое не часто увидишь.

Продолжая поглаживать своего коня, девушка наблюдала, как эльф выбирает себе жеребца. Конэ-Эль остановил свой выбор на белом, как снег, Принце. Торговец, довольный, что сделка все ж состоялась, не стал заламывать цену, и уступил коней по сходной цене, но не упустил своего, когда продавал сбрую. Его сын любезно помог запрячь коней, подробно объясняя, как это делается. Эльф слушал юношу и запоминал, понимая, что в дальнейшем ему самому предстоит все это проделывать.

«Эх, жалко, что я не разбираюсь в этих премудростях, а то материализовала бы сама все необходимое, – досадовала Ева. – Не пришлось бы тратить деньги».

В придачу ко всему торговец дал им старую, засаленную карту Кармансена. Забытая кем-то из покупателей, она пылилась у него уже несколько лет.

– Мне карта ни к чему, а вам сгодится, – пояснил торговец.

Пробираться по узким улочкам Десры да ко всему прочему с парой коней, занятие не из веселых. Принц все время косился на Еву, стараясь держаться от нее подальше, в то время как Гаян, наоборот, тыкался мордой ей в спину, норовя ухватить свою новую хозяйку за косу.

– Развлекаешься? Смотри у меня, – шутя пригрозила ему Ева.

В ответ Гаян весело заржал и, как показалось девушке, даже подмигнул.

Наконец каменные джунгли Десры закончились, открывая перед путешественниками широкие просторы. Оседлав Принца, эльф не без улыбки наблюдал, как Ева пытается справиться с Гаяном. Когда она наконец-то разобралась с поводьями, они тронулись в путь.

С непривычки Ева бултыхалась в седле, словно мешок с картошкой, периодически сползая то в левую, то в правую сторону. Эльф, который до сего момента также не ездил верхом, держался в седле куда более уверенней. Через несколько часов, не выдержав издевательств над собственным телом, Ева замолила о пощаде. Конэ-Эль, которому стыдно было признаться, что устал не меньше ее, с радостью принял предложение о привале. Расседланные и отпущенные на отдых кони мирно пощипывали сочную траву.

Спина и прилегающая чуть ниже к ней часть тела Евы ныли. Массируя по очереди то левую, то правую части пятой точки, Ева тихонечко поскуливала. Устроившись на траве, эльф достал Конхен и с любопытством рассматривал меч. Подсев к нему, девушка рассказала все, что в свое время услышала от Тельтуса о рисунке меча.

– Одно только я не поняла, – заканчивала свой рассказ Ева, – к чему тут перо?

Конэ-Эль пожал плечами:

– Я-то тем более не знаю. Расспросила бы того, кто говорит про меч.

– Тельтуса? Он – вредный эльф…

– Эльф?! – Конэ-Эль аж поперхнулся. – Ты же говорила, что в вашем мире нет эльфов!

– Верно, нет. Тельтус единственный, по всей видимости, и живет при университете, прячась от внешнего мира.

Конэ-Эль задумался… Если уже существует эльф, живущий в мире Евы, то почему бы… Он давно задавал себе вопрос, что будет с ним и Евой, когда все закончится, если, конечно, они останутся в живых. Но высказывать вслух свои рассуждения он не стал, чтоб не опережать события. Эльф надеялся, что время само укажет ему ответ на мучивший вопрос.

Старейшины Собора Трилистника, собравшись на совет, слушали рассказ двух иноземцев. Появившиеся прямо из воздуха среди бела дня на глазах у горожан, они вызвали огромный переполох. Ко всему прочему они не являлись эльфами, что было тут же подмечено окружившей их толпой. Один из чужаков заговорил на эльфийском, и тоном, не терпящим возражений, потребовал проводить их к Тоусу Светлому. Не прошло и пары минут, как чужеземцев окружили около десятка стражников и повели в королевский замок.

– Тупые ублюдки, – ворчал Де'Жетье, раздражаясь он происходящего. – Стоит мне только пальцем щелкнуть, как от вас мокрого места не останется.

– Прекратите, – осадил его Банкума. – Вы как бы поступили на их месте в подобной ситуации?

Де'Жетье в ответ только злобно сплюнул.

Задав «прыгунку» координаты столицы эльфийского королевства, Банкума и Де'Жетье планировали провести в Визоре переговоры с правителем первородных Тоусом Светлым. Только вот немного с координатами напутали, хотели оказаться непосредственно в замке короля, а оказались на центральной площади. То ли данные устарели, то ли сами ввели координаты неверно, но факт остался фактом. Из-за этого порядочное количество эльфов стало свидетелями их появления. Если Де'Камп пронюхает про досадное недоразумение, им двоим мало не покажется.

Лучники привели их в королевский дворец. Как и ожидалось, эльфы с презрением встретили смертных, не скрывая своего отношения к ним. Де'Жетье платил им той же монетой, мага Огня мало интересовало, какое впечатление оставит он после себя о людях в целом.

Начало беседы с Тоусом Светлым протекало в ледяных тонах. Король вообще подумывал прервать переговоры и отправить непрошеных гостей к их прародителям. Но как только речь зашла о Конхене, лицо короля резко сменило презрительное выражение на встревоженное. По его приказу тут же позвали Старейшин Собора Трилистника, и уже в их присутствии Де'Жетье повторил свой рассказ от начала и до конца.

Эльфы, сталкивавшиеся с Конхеном, прекрасно знали, что это означает. Про бунт ведьм разведчики уже докладывали своему королю, но он не придал этому особого значения. Обо всем масштабе происходящего Тоус Светлый даже не догадывался. А вот то, что ему не доложили о появлении Избранного, взбесило короля. Пообещав разобраться с тем, кто не донес до него столь важную информацию, Тоус Светлый продолжил беседу.

– Так вы говорите, что один из Избранных эльф? – обратился король к Банкуме, второй из пришельцев его явно раздражал.

– Мы этого не утверждаем, но и не исключаем такой возможности. Наши люди сейчас прочесывают все три континента в поисках Евы и второго Избранного.

Дав слово Старейшинам, король внимательно слушал их рассуждения. В конечном итоге сошлись на том, что необходимо отправить гонцов во все города и поселения эльфов с распоряжением Тоуса Светлого добыть информацию о появлении Избранного. Понимая, что одним днем тут не обойтись, король нехотя, но все же пригласил Банкуму и Де'Жетье побыть его гостями. Выделив каждому из них по роскошным апартаментам, он намекнул, что им нежелательно разгуливать как по дворцу, так и по городу. В ответ маг Огня кривенько улыбнулся Тоусу Светлому, пообещав, что у короля не будет повода для беспокойства.

Закончив совещание, король раскланялся и удалился, дав распоряжение страже проводить гостей. Понимая, что на добрых пять дней они становятся пленниками «гостеприимного» монарха, Де'Жетье разразился такими отборными ругательствами, что даже Банкуме стало не по себе. Хранитель заклятий Ночи мысленно поблагодарил Тоуса Светлого за то, что по крайней мере на пять-шесть дней будет избавлен от общества своего коллеги. Потекли дни ожидания. Порой король приглашал чужеземцев на аудиенцию и расспрашивал об их мире, тем самым развлекая себя и Старейшин.

Наконец стали возвращаться гонцы. Из их донесений король понимал, что на близлежащих территориях Избранный не появлялся. На седьмой день один из гонцов, побывавший в самом отдаленном городе королевства смог порадовать Тоуса Светлого. Каково же было изумление короля, когда он узнал, что вторым Избранным является сын его старого друга, мастера Зеркал из Лангена. Не теряя времени, в сопровождении Старейшин Собора Трилистника и двух пришельцев, Тоус Светлый отправился в Ланген.

Надо было продолжать путь. Решив, что они достаточно поиздевались над собой, Ева применила заклинание на восстановление сил, а заодно наделила себя и эльфа опытом верховой езды. Дальнейшая дорога перестала вызывать какие-либо трудности, и девушка наслаждалась путешествием. Гаян, полюбивший свою хозяйку, понимал девушку с полуслова и с радостью выполнял пожелания. Порой Еве хотелось вновь обернуться волчицей и самой побегать наперегонки с жеребцом. Но присутствие белого Принца и его страх перед мохнатой хищницей останавливали девушку.

Дорога до Эльфийских лесов заняла порядка шести дней и здорово вымотала всадников. Но как только зеленые кроны вековых деревьев замелькали впереди, силы вновь вернулись. Пустив коней в галоп, Ева и Конэ-Эль решили больше не делать привалов, по крайней мере без лишней необходимости, а только чтоб дать жеребцам отдохнуть.

Бежать вдоль русла реки порой становилось невозможно, и Константин Григорьевич уходил чуть в сторону. За прошедшие четыре дня он так ни разу и не встретил живой души. Смирнов понял, что бороться с собственной судьбой не имеет смысла, и сдался. Поглядывая на бегущую рядом реку, он уже пару раз задумывался о самоубийстве. А что ему было терять? Перспектива прожить остатки своих дней в шкуре уродливой собаки его совсем не радовала. Еву ему не отыскать, это факт. Так чего же терять? Единственное что его останавливало – это страх. Не хотелось брать грех на душу. Поэтому он продолжал бежать вперед, сам не зная, для чего это делает.