Текст книги "Лицо для Сумасшедшей принцессы"

Рывок, балансировка, остановка, короткий отдых. Рывок, балансировка и все снова. Обдуманно, кропотливо, осторожно, щадя верные клинки. Нурилон неприятно бил по затылку. Руки немели, ноги дрожали, ободранные пальцы и изрезанные ладони кровоточили. Но там, наверху – надеялся, верил и ждал моей помощи любимый мужчина, быть может, именно в эту самую минуту умирающий жестокой, мучительной смертью. Обливаясь потом и кровью, я застонала, безгранично измученная отнюдь не болью плоти, но болью страдающей души. И синхронно, в такт ударам клинков, из моего пересохшего горла выстрадано рванулись слова баллады, звучащие как псалом великой любви, не боящейся никакой преграды:

 
Как бальзам на рану, как подарок бога,
Как в оазис дивный средь песков дорога,
За заслуги в прошлом, или вопреки
Тем грехам, что в жизни были не легки.
 
 
Средь тоски и боли, суеты и злобы,
Мы друг к другу руки протянули оба,
Нежностью и лаской хрупкий путь мостили,
И любовь, как розу, мы в сердцах взрастили.
 
 
И любовь отныне силу нам дает,
Как кагор причастия, вересковый мед,
С терпким вкусом яда, словно сок цикуты,
Мы крадем у счастья краткие минуты.
 
 
Кажется, на голос можно обернуться,
И дрожащим пальцем к пальцам прикоснуться…
Но коварный ветер много раз на дню
Мне приносит эхом голос твой: «Люблю»
 
 
Слышишь меня эхо? Да за это слово,
Я любую цену заплатить готова,
Все чем мы владеем – эху отдаем,
Мы на все согласны – лишь бы быть вдвоем.
 
 
Но смеется эхо: «Встречи вам не дам!
Отнесу лишь вздох твой, я к его губам…
Ишь вы, святотатцы, за любовь да цену,
Словно вы не знали, что любовь – бесценна!»
 
 
И опять меж нами – горя километры,
Мы лицо упрямо подставляем ветру…
Под любви давлением, словно силой молота,
Мы сердца сплавляем в чистый слиток золота.
 

Произнеся завершающее слово баллады, я со сдавленным хрипом ухватилась за край колодца, из последних сил перевалила свое, ставшее невероятно тяжелым тело через каменную кромку, и с грохотом рухнула на обледенелый пол подвала. И без того ободранные колени и локти отозвались резкой вспышкой ноющей боли. Но на моих искусанных в лохмотья губах бродила кривая, торжествующая ухмылка: «Так чего там Ледяной бог говорил о том, что из Колодца пустоты еще никто и никогда не возвращался?»

Глава 8

После бурной сцены в спальне, приведшей к неожиданному разрыву таких, казалось бы близких и прочных отношений, и последовавшего за ней отказа Ульрики в день свадьбы ее брата, Генрих долго и безуспешно пытался осознать – какой же все таки смысл вкладывает он в само понятие «любовь»? Ну, просто не может все основываться только на одной голой, физической тяге к какой-то конкретной женщине, вызванной ее загадочностью и непредсказуемостью. Не может чувство – накипевшее в его души, и сильнее всего напоминающее запутанный клубок, состоящий из боли и сладости, быть так просто и примитивно. Барон знал, что принцесса отнюдь не хороша собой внешне. Он видел ее истинное лицо, носившее отпечаток не только демонического безобразия, но и какой-то мистической, потусторонней инфернальности, вызывавшей ужас и восторг одновременно. « А как же широко распространенная фраза, что в человеке все должно быть прекрасно – и душа, и тело, и деяния?» – не раз спрашивал себя окончательно запутавшийся барон. И тут же мысленно одергивал свое разыгравшееся воображение: «Так то – в человеке!». А много ли человеческого сохранилось в Ульрике – дочери эльфийки, внучке Смерти, любимой игрушке демиургов? И Генрих с удивление осознавал, что в общем-то, его с самого момента их знакомства, на самом деле весьма мало трогали ее внешние достоинства или недостатки. Вот Лилуилла та да – очаровывала, околдовывала с первого взгляда. А Сумасшедшая принцесса… Она просто не представлялась ему какой-то другой. Она и раньше, и всегда была, и теперь оставалась именно той – какой ей и предназначалось стать от рождения. Невероятно страшной и, вместе с тем – потрясающе прекрасной. Возможно, он полюбил Ульрику неосознанно, заочно, в тот самый момент, когда впервые услышал о ней из уст королевы Смерти, зачитывающей малопонятное пророчество со стены подводной пещеры. Верил ли Генрих в пророчества? А верил ли Генрих в судьбу? Он искал, но так до сих пор и не находил однозначного ответа на этот сложный, жизненно важный для него вопрос. Уставший от бесплодных раздумий барон потянулся, прогнал навязчивую дрему и просительно постучал кулаком по теплому драконьему боку. Марвин, измотано прикорнувший рядом, так и не проснулся.

– Чего тебе не спится? – тихонько спросил Эткин, немедленно приподнимая крыло и с любопытством заглядывая в уютное укрытие, созданное им для друзей. – Ночь на дворе, а мы все нуждаемся в восстановлении сил. Завтра нас ожидает трудный день.

– Понимаю, да вот раздумья замучили, – пожаловался сильф, тишком, чтобы не разбудить некроманта, выползая из-под кожаных складок могучего крыла Эткина и заботливо опуская его обратно, опасаясь лишить Марвина единственного, доступного им, источника тепла.

Им совершенно случайно подвернулась относительно сухая лощина, почти лишенная снега и защищенная несколькими поваленными бурей деревьями от пронизывающих порывов холодного ветра. Чистюля Эткин конечно поворчал недовольно, но более или менее комфортно устроился на нескольких охапках пожухлых листьев, любезно предоставив друзьям персональное место для ночлега у себя под крылом. А сейчас, Генрих зябко поеживался в своем легком кожаном камзоле и таком же плаще.

– Холод собачий, задери его гоблины!

– Край Тьмы, – философски обобщил Эткин, выжидательно косясь на сильфа, и подозревая, что тот явно не метеорологические условия обсуждать намеревается.

– Кто же мог знать, что здесь нас встретят только снег и мороз, – продолжал брюзжать де Грей. – А мы еще наивно собираемся в этой ледяной пустыне искать похищенную княжну…

– А оно тебе вообще надо ли, эту княжну то? – нахально прищурился дракон.

Генрих враждебно нахохлился, словно больная ворона, пытаясь хотя бы зрительно чем-то отгородиться от проницательного Эткина, но того оказалось очень трудно обмануть.

– Ясно, – печально протянул гигант. – Ох, не правильно все это…

– Сам знаю! – сварливо огрызнулся барон. – И не сыпь мне соль на рану. А что делать прикажешь?

– Ты у меня совета просишь? – не поверил своим ушам дракон. – А как же это: «не учите меня жить, лучше помогите материально»? Вот материально – так за милую душу. У меня же сокровищ – полная пещера!

Барон задумчиво поковырял мерзлую землю острием кинжала:

– А что делать то? – повторил он навязчивый вопрос. – Я – Повелитель! И этим все сказано. Меня положение ко многому обязывает, я заложник титула и родовых традиций. Народу срочно требуется королева и наследник престола. Ульрика мне отказала… Значит, срочно нужна другая девица-аристократка, происходящая из знатного рода и по всем физическим статьям подходящая на роль королевы… А тут портрет Лилуиллы как раз подвернулся, ну я и…

– Мда, – иронично хмыкнул дракон. – Хошь – не хошь, а жена – не вошь! Мужик без бабы, что дерево без гусеницы. Сочувствую тебе, дружище.

– А как же любовь? – почти всхлипнул горе-жених.

– Вот заладили! – досадливо покривился Эткин, к месту припомнив, что совсем недавно и Рыжая так же плаксиво жаловалась на аналогичную дилемму. – Любовь она, братец, штука тонкая. Понимаешь, само чувство любви уже сопряжено с некими внутренними обязательствами по отношению к тому, кого ты любишь, а именно – с чуткостью и бережливостью. Ты поневоле вынужден относиться к любимому, особенно если стремишься завоевать его доверие и развить в нем ответную симпатию – как к хрупкой хрустальной вазе. А иначе – никак.

– Значит, если я стану ее преследовать и надоедать своей страстью, то это лишь отпугнет девушку еще больше?

– Рыжую то? – задумчиво переспросил Эткин. – Наверно, с такими особами как она, лучше обращаться осторожнее во сто крат, ибо упряма как ишак, да еще и вредная, как демон!

– Разлюблю, как пить дать – разлюблю! – решительно заскрипел зубами Генрих, с удвоенной энергией ковыряя ни в чем не повинную землю. – Одно время я ее даже убить собирался, чтобы уж точно никому не досталась, если не мне. А сейчас понимать начинаю, нужно просто разлюбить!

– Гы-ы-ы, – жизнерадостно заржал Эткин. – Вот это ты круто брякнул! Да если бы можно было не любить или разлюбить на заказ! Человек, до такой степени способный управлять своими эмоциями во много раз превзойдет бога. Но, к несчастью, мы на подобное не способны.

– Хочу отныне никогда не думать о ней! – как-то обреченно выкрикнул Генрих, хватая себя за горло, словно желая придушить вместе с собой и свою горькую, безответную любовь.

– Хотеть не думать о ней, уже означает – что ты все еще о ней думаешь! – печально покачал головой Эткин. – Я вижу для тебя только один приемлемый выход и дам тот же самый совет, что и Ульрике – пусти все на самотек. Если ничего сделать не можешь, то смирись и постарайся просто терпеливо дождаться неминуемой развязки…

– А она настанет ли когда-нибудь, эта развязка? – неразборчиво, будто насилуя себя, выдавил Генрих.

– Все проходит, пройдет и это, – ехидно, но с надеждой в голосе, немедленно откликнулся Эткин. – Даже ночь и та – проходит. Смотри, небо на востоке начинает светлеть…

Барон поднял голову к темному небу. Наступающее утро обещало стать таким же безрадостным, как и все прочее в этом богами забытом краю. Крупные звезды, именно здесь почему-то особенно яркие и близкие, наверно из-за чистоты и прозрачности морозного воздуха, начинали понемногу тускнеть. Серая полоска приближающегося восхода остро прорезала черную кляксу горизонта. Блеклая окружность тусклого солнечного диска медленно и лениво выплывала из-под неопрятного одеяла темно-грязных облаков.

– Гадкая земля, – брезгливо сплюнул Генрих, хмуро разглядывая сумрачное природное явление. – И небо тут гадкое, и снег мерзкий, да и само солнце какое-то невыразимо пакостное!

– Это все магия! – Эткин сам не понимая почему, поспешил встать на защиту Края Тьмы. – Если Ледяной бог покинет несчастную землю, то когда-нибудь здесь еще зацветут сады. Это все магия и она, кажется, усиливается…– Эткин вытянул массивную голову, чутко прислушиваясь и по-собачьи нюхая холодный ветер. Потом он резко махнул крылом, пробуждая заспавшегося некроманта: – Марвин, а Марвин, ты это чувствуешь?

Молодой маг колобком выкатился из-под теплого драконьего бока:

– Эткин, – возбужденно закричал он, – это невероятно, но большая часть магии сейчас сконцентрировалась в одном месте, где прямо таки и бурлит! Интересно, что там происходит?

– Что бы там не происходило, нам туда соваться не резон! – спокойно констатировал мудрый гигант. – Это даже хорошо, да и нам на руку, что все так удачно складывается. Происходящее там ненадолго отвлечет внимание Ледяного бога и даст нам возможность без помех выполнить нашу миссию.

– Заметано! – мгновенно согласился Марвин, по достоинству оценив дельное предложение дракона. – Пока твари на кого-то тратят всю мощь своей магии, мы пойдем срочно спасать княжну Лилуиллу!

– Охо-хо-хо, идем что ли, – обреченно простонал Генрих, уже вовсе не горящий желанием проявлять инициативу в столь щекотливом для него деле. – Похоже, я сам навязал нежеланную жену на свою дурную голову…

Дракон предусмотрительно подставил лапу, помогая друзьям взобраться к себе на спину. Его сапфировые глаза озабоченно прищурились. «Сдается мне, холодные твари не просто так зашевелились. Что-то растревожило это гадючье гнездо. Скорее всего, это наша Сумасшедшая принцесса им нехилый шухер наводить принялась. Как бы с ней, случаем, не приключилось чего плохого…» – опасливо размышлял Эткин, взмахивая крыльями и плавно отрываясь от земли. Дракон и не сомневался, что по части поисков неприятностей на свою пятую точку, Ульрика заметно опережала их всех, и всегда отличалась в этом занятии редкостным, весьма завидным талантом!

Я выделила себе всего несколько кратких минут отдыха, ожидая, что второе дыхание вот-вот откроется. Но оно так и не открылось. Поэтому, чем бы катастрофическим это в последствии не грозило моему, итак уже основательно подорванному здоровью, но придется таки экстренно поднимать себя за шкирку и начинать импровизировать. Отличное правило – что все проблемы нужно решать по мере их поступления, выручало меня уже не раз. А посему, собираем мозги в кучку и начинаем разруливать ситуацию поэтапно. С другой стороны, это даже хорошо, если у тебя есть проблемы – значит, ты все еще жив. Проблем, как известно, только у мертвых не наблюдается. Для начала, реализуем пункт первый – немедленно встать с пола. Лед под моим телом уже начинал потихоньку подтаивать, смачивая и утяжеляя одежду. Я понимала, как это бесперспективно – сражаться на холоде, да в промокшей одежде, значило создать тебе дополнительные трудности. А в том, что мне предстоит сражаться, я почему-то не сомневалась. Превозмогая боль в натруженных ногах и порезанных ладонях, я с трудом поднялась. Вернула кинжал и дагу на полагающиеся им места, оторвала два лоскута от подола не слишком чистой рубашки и обмотала кровоточащие ладони. Конечно, получилось не абы как удачно, но, по крайней мере – теперь у меня появилась слабая гарантия того, что меч в руках скользить не будет. Я бережно ощупала чуть опухшие, покрытые синяками и ссадинами колени. Ничего смертельного не обнаружилось, переломов и вывихов нет. Да больно, да мешает, но, безусловно – жить с такими повреждениями можно, и более того, даже сражаться не возбраняется. Руки и ноги сейчас для меня главное. Так, техосмотр закончен, переходим к следующему этапу. Я прекрасно помнила, что Ледяной бог приказал отвести принца и Гельду на арену. Не трудно догадаться, для чего. На паяцев и лицедеев они явно не тянут, магические фокусы в этих местах тоже не пройдут, остается одно – ледяные твари тяготеют к зрелищам, носящим извращенное подобие гладиаторских боев, так популярных в древних цивилизациях земли. Похоже, Ледяной бог предпочитает мыслить архаичными понятиями, или просто привык именно таким образом удовлетворять свою закоренелую кровожадность. Надеюсь, что пленники сумели постоять за себя, и еще живы. За время нашего длительного марш-броска к храму Ледяного бога, я видела только одно здание, подходящее под определение – арена. Каменный, полуразрушенный Колизей в вычурном древнеримском стиле, тщательно очищенный от снега, и по-видимому – часто используемый. Я громко выругалась, пытаясь хоть немного разрядить владеющее мной раздражение и напряжение. Не гоже это, перед боем на эмоции переходить, утрачивать самообладание. Если холодные твари желают зрелищного боя, то будет им шоу, гарантирую! Я наспех проверила, не разболтались ли ремни наспинных ножен с Нурилоном, и резвой рысью запрыгала вверх по ступеням, ведущим из подвала. Не снижая темпа, но оставшись никем незамеченной, преодолела прямую галерею, идущую мимо святилища бога и выскочила на улицу. «Вот гоблины драные! – крутилось в голове. – Эти мерзкие создания так в себе уверены, что даже охрану выставить не потрудились!». Небо заметно посветлело, ночь постепенно уступала место сумрачному утру, если конечно разливающуюся по горизонту отвратительную серую дымку можно называть рассветом. Не смотря на восход солнца, мороз только усилился. При каждом выдохе, с моих губ срывалось теплое облачко пара, почти мгновенно застывая крохотными кристалликами льда, и сияющим бисером оседая у меня на волосах. У меня аж в глазах на миг потемнело от подобного безобразия. Вот неудача! Не иначе, как резкое ухудшение погоды – есть прямое следствие заметно уплотнившегося магического поля, исходившего со стороны… Я зажмурилась, прислушиваясь к собственным ощущениям. Тонкие, остро покалывающие нервы вибрации, несомненно, распространялись со стороны Колизея. Похоже, как там собралось немалое количество Детей холода, исключая самого бога, заключенного в ледяной куб. «Вот я вам сейчас устрою! – мелькнула шальная мысль. – Ату чудовищ! И все – хватит уже на этом психовать, позлорадствовала и успокоилась, взяла нервы под контроль!» – мысленно скомандовала я самой себе. Эмоциональный всплеск сразу утих, ушел как приливная волна, уступив место холодному расчету и накаленному до белизны фону чистой, всепоглощающей, боевой ярости. И я привычно побежала в неспешной манере опытного пехотинца, совершающего короткий, но важный переход, отсчитывая ритм и выравнивая дыхание. Сердце билось размеренно, приятное тепло разлилось по разминающимся, становящимся эластичными мышцам, постепенно подготавливаемым для решающего действа. Где-то там, впереди, меня ждал любимый мужчина, которому – я интуитивно это чувствовала всем своим естеством, срочно требовалась моя помощь.

Колизей и впрямь оказался самым монументальным зданием в городе, хотя его впечатляющий фасад немного портил огромный пролом в стене, позволявший видеть обветшалые внутренности сего развлекательного сооружения. Но к пролому я и близко не подошла. Не обращая внимания на ободранные коленки, и ловко перепрыгивая через сугробы, я подобралась к некоему подобию входа украшенному поднятой решеткой, ощущая бодрость во всем теле и мысленно поздравляя себя с отличной физической формой. Как я и ожидала, при отсутствии доброго куска стены – функцию официального входа давно упразднили за ненадобностью, и напрочь позабыли, что такого особенного можно, если очень постараться – найти в неохраняемом арсенале столь специфического сооружения. На это я и надеялась. Я осторожно вступила в темный проход, бдительно посматривая по сторонам. Правда, мое острое зрение позволяло не опасаться вероятности расшибиться в полумраке, случайно налетев на какую-нибудь ржавую часть экипировки давно почивших гладиаторов, но я боялась повстречать кого-нибудь из холодных тварей. Пустые заботы, твари и здесь проявили недопустимую халатность, не выставив часовых и в полном составе собравшись на трибунах амфитеатра, откуда веяло поистине кошмарной волной магии и пронизывающего холода. То, что мне и требовалось, оказалось во множестве рассеяно прямо на склизком каменном полу, провалявшись там бог знает сколько времени, но сохранившись в весьма и весьма приличном состоянии. Оружие! Клинки всех форм и любого веса, кинжалы и щиты, копья и боевые топоры – по пути к арене я обнаружила целый арсенал, небрежно разбросанный и давно никому не нужный. Отлично, я сама позавидовала столь невероятному везению. Еще по дороге к арене, я обдумывала родившийся в голове план, даже не смея надеяться, что без труда найду все необходимое. Мне требовалось то, чего не хватало в моем личном боекомплекте. Как мне помнится, принц располагал потрясающим клинком и неплохим набором метательных кинжалов, которые он, гоблин знает каким загадочным образом, умудрялся скрывать в своем более чем скудном одеянии. Я же, еще в подростковом возрасте начитавшаяся знаменитых эльфийских трактатов по тактике и стратегии ведения военных действий, в качестве метательного оружия предпочитала не легкие кинжалы, а куда более экзотические звездочки, намного лучше сбалансированные, компактные и позволявшие бросать их из практически любого, даже самого неудобного положения. Первые образцы подобного, не привычного для людей оружия, отковал под моим чутким руководством еще кузнец замка де Брен, и результат его работы превзошел мой самые дерзкие ожидания. Позднее, мне удалось купить эти удивительные вещицы в одной жутко дорогой лавке, торговавшей качественным эльфийским товаром. Итак, мечи и кинжалы у нас были, включая волшебную дагу «Рануэль Алатора» и изящный стилет, подаренный мне когда-то Раймоном де Ризо. Если исходить из моих соображений и смутных предположений относительно того, что нас ожидает на арене, то мне срочно требовались копье и хотя бы один щит. Лук и стрелы я отмела сразу, потому что сама не являлась увлеченным стрелком, и к тому же вполне обоснованно полагала, что в замкнутом и ограниченном пространстве лук или арбалет себя не оправдают. Почти на самом входе мне попалось неплохое копье с широким листовидным наконечником из отличной, закаленной стали и стройным древком примерно в мой рост. Я взвесила оружие в руке – отменный баланс, не тяжелое и кажется, уже успело побывать в бою – прочная древесина отполирована рукой неизвестного мне воина. А чуть поодаль я набрела на целую россыпь щитов всевозможной формы и размера. Я остановила свой выбор на ровном, большом, миндалевидном деревянном каркасе, обтянутом прочной кожей неведомого животного. Нижний край щита, окантованный железом, немного вытягивался и заострялся, а в центре находился стальной шипастый умбон, величиной с кулак. Я довольно прищурила глаза, усмехаясь и заранее сочувствуя тому, кто необдуманно рискнет встать на моем пути или же попытается причинить вред белокурому принцу. Теперь вооружение у меня – что надо, как говорится – именно то, что лекарь прописал! Посмотрим, так ли неуязвима окажется магия Ледяного бога, если ей будут противостоять надежная сталь, железная воля и настоящая любовь! Я подхватила копье и щит, пробежала по наклонному мраморному пандусу, оборудованному желобами для стока крови, и выскочила на усыпанное мелким песком преддверие гладиаторской арены.

Моему взору предстала круглая, опоясанная высокой стеной площадка, с трех сторон которой возвышались расположенные амфитеатром скамейки. Часть из них сейчас оказалась занята мутно-серыми сгустками полупрозрачной субстанции – образующей туши Ледяных ярлов. Кольцо магии сжалось до предела, почти физически давя на плечи и мешая дышать. В середине арены непоколебимо стоял мой белокурый принц, сжимая в руке обнаженный меч и широко расставив ноги, а к его коленям скрюченно прижалась испуганно трясущаяся мелкой дрожью Гельда. Ее некромантический посох валялся поблизости, отчаянно отброшенный, будто бесполезная палка. Остатки изорванной рубашки принца куда-то бесследно пропали, и его обнаженный мускулистый торс предстал на всеобщее обозрение, сплошь покрытый многочисленными ссадинами и царапинами. Под правым глазом красовался свежий лиловый синяк. Но все таки, он и сейчас оставался хорош, дьявольски хорош собой. И к тому же, не смотря на следы жестоких побоев и издевательств, вся фигура плененного красавца являла собой красноречивую картину несгибаемой непокорности и твердой решимости дорого продать свою жизнь. Спутанные прекрасные волосы плащом развевались на холодном ветру, челюсти упрямо сжались, превратив пухлые губы в тонкую, хищную полоску. Я радостно улыбнулась. Печаль, явственно написанная на бесконечно любимом лице, без слов доказала мне, что принц тяжело переживает мнимую утрату своей сумасшедшей возлюбленной. И несомненно, собирается вскоре отправиться вслед за мной в чертог бабушки Смерти, прихватив для кампании с десяток врагов. От осознания этого потрясающего факта, я разом почувствовала себя самой счастливой дурой на свете, и мой злополучный актерский талант в очередной раз возобладал над разумом.

– Ну что же ты за мужчина драчливый, а? – громко приветствовала я любимого, выходя на арену из маскирующей тени мраморного портика. – Только оставь тебя на полчаса без присмотра, как ты тут же норовишь драку затеять!

Лицо принца засияло так, что мне показалось, будто солнечные зайчики, испускаемые его удивительными золотистыми глазами, забегали по каменным стенам, освещая их намного лучше естественного светила. « Ты жива, слава Истинным богам!» – безмолвно сказал мне его оживший взгляд. « Неужели ты думал, что сможешь легко и быстро от меня отделаться, любимый!» – так же, одной многозначительной улыбкой ответила я. Кажется, он понял, потому что его совершенные губы исказила обычная, ехидная ухмылочка.

– Не виноватый я, – снисходительно сообщил принц, плавно меняя позу из собранно-напряженной на изящно-расслабленную, – они сами пришли! А ты, амазонка моя, что здесь делаешь?

– Да так, ерундой страдаю – мужчину одного ищу, – как можно более небрежно повела плечами я.

– Мужчину, – сердито протянул красавец, – всего то лишь мужчину? А я думал – принца…

– Принца, понимаешь ли, можно всю жизнь искать, а мужчина – он женщине каждый день нужен, – насмешливо парировала я.

Любимый смущенно кашлянул, а потом галантно отставил ногу и изобразил элегантный поклон:

– Ну, поздравляю тебя, любимая, я и есть тот самый искомый экземпляр, да еще в придачу, на белом жеребце!

– Здорово, – с энтузиазмом откликнулась я. – Жеребца вижу! А где же принц?

Глаза принца весело округлились:

– Язва, неисправимая язва! – восторженно хохотнул он. – Вот так всегда и получается, что с женщиной, без которой невозможно жить – жить попросту невозможно в силу ее невозможного характера!

Он шагнул ко мне на встречу, горя желанием обнять и поцеловать. Его нежные, вишневые губы призывно приоткрылись. Ледяные твари, видимо, совершенно обалдевшие от нашей наглости, тихонько сидели на скамейках амфитеатра. Мне так и хотелось ляпнуть что-нибудь на счет того, что гнетущую тишину нарушало только всеобщее молчание. И вдруг затянувшуюся паузу нарушил резкий, грубый свист. Мы обернулись…

В проломе стены появились четыре колесницы, каждая запряженная тройкой черных как смоль лошадей. Скакунами уверенно правили смуглые, рослые орки, разительно напоминающие моего дорогого Огвура. Рядом с возницами замерли с оружием в руках лучники или копейщики, прикрытые прочными латами. Воины взирали на арену холодными, мертвыми глазами, видимо, полностью находясь во власти разрушительной магии Ледяного бога. Колесницы неслись прямо на нас.

– Ульрика, – закричал принц, – готовься, сейчас они нанесут первый удар!

– Вижу, – сквозь зубы процедила я, прыгая вперед и по наитию прикрывая большим щитом и любимого, и себя и свернувшуюся комком Гельду. И в этот же самый миг стрелы, выпущенные орками, взвились в небо и устремились к нам. Твари на трибунах оглушительно взвыли тонкими, пронзительными голосами.

Тонкий солнечный луч, случайно прорвавшийся сквозь рыхлую, серую вату облаков, высветил черный мрачный шпиль башни, казалось, достающий до самого неба. Увидев монументальное детище неизвестных зодчих, Генрих громко присвистнул, Марвин неприлично выругался, а дракон насмешливо выпустил густую струю дыма, полностью разделяя безрадостный вердикт друзей. Башня выглядела удручающе. От нее так и веяло горем, разочарованием и чьей-то искореженной судьбой.

– Башня отчаяния! – красноречиво прокомментировал Эткин.

– Мда, – глубокомысленно протянул некромант, – человек, назвавший ее так точно, явно – мыслил глобально!

– А ты уверен, что это был человек? – недоверчиво пробормотал барон. – По-моему, людьми в этих краях и не пахнет. К тому же, тварь, построившая и давшая название этому кошмарному архитектурному извращению, явно оказалась начисто лишена чувства юмора…

– Ну, – немедленно откликнулся страсть как любивший пофилософствовать дракон, – если человек лишен чувства юмора, значит, есть за что! Хотя, думаю, ты не прав. Мышление местных строителей вполне подстать всей окружающей атмосфере.

– А почему вы решили, что княжну держат именно в этой башне? – не сдавался барон.

– В воздухе вокруг этот места еще витает остаточный след мощного магического выброса, – доходчиво пояснил Марвин. – Недавно здесь творили сильное и темное волшебство. Поэтому…

– Поэтому, кто ищет – тот добьется, кто хочет – тот напьется! – метко обобщил дракон.

Генрих невольно улыбнулся:

– Шутник! Ты еще скажи, что тебе нравится эта богопротивная земля. И как тут вообще можно жить? Не хотел бы я получить пожизненный абонемент на посещение этого морозильника.

– Нравится! – на полном серьезе кивнул головой летун. – Место само по себе хорошее, напитанное древней магией. Стоит сменить хозяина, и Край Тьмы легко расцветет и превратится в землю обетованную.

– И он сможет изгнать плохую ауру? – не поверил Генрих.

Марвин удрученно вздохнул:

– Ты подвержен той же распространенной ошибке, как и большинство тех, кто лишь изредка сталкивается с волшебством. Не бывает плохой или хорошей магии, бывают плохие или хорошие маги. Колдовские навыки можно сравнить с твоей рапирой. В праведных руках это оружие способно принести много пользы, а в преступных – вреда, стать орудием преступления или войны.

– Мудрены твои речи, некромант, – ответил Генрих. – А рассуждения про магию так и совсем на сказку смахивают. Если бы каждый задумывался над подоплекой своих поступков, над их целями и последствиями, то что бы тогда с миром стало?

– В мире воцарилась бы справедливость, – тонко улыбнулся Марвин, – что, впрочем, как раз на сказку и похоже.

– Не грустите, друзья, – победно хохотнул Эткин, взмахивая широкими крыльями и закладывая крутой вираж вокруг Башни отчаяния. – Разве не для того мы рождены на свет, чтобы эту сказку сделать былью?

– Вот ведь шутник! – снова восхитился Генрих.

Они не знали главного: некоторым сказкам лучше и безопаснее на веки вечные оставаться всего лишь сказками!