Текст книги "Я – судья. Кредит доверчивости"

Зашел Арсений, несчастный, хлюпающий носом, с потупленным взглядом и ярко-красным правым ухом – видимо, экзекуции после своих экспериментов он подвергся за минуту до моего прихода. В руке Сенька упорно держал водяное ружье.

– Ладно, – махнула я рукой. – Все равно мне потолки надо белить… Давайте ужинать, что ли.

Сенька оживился, повеселел, с гиканьем умчался к компьютеру и вернулся, только когда мы с Наткой накрыли на стол.

Борщ показался мне восхитительным – сестра умела готовить. Котлеты были слегка пересолены, но шутить насчет очередной влюбленности Натки я не стала – не дай бог, в точку попаду, придется выслушивать длинный перечень достоинств объекта ее вожделения, а у меня к ней серьезный разговор.

Мы лихо умяли полторта, отдав Сеньке со своих кусков шоколадные розы.

– Даже не думай! – пригрозила я племяннику, поймав его взгляд на банке с ярко-желтой горчицей.

– Так все равно же потолки белить, – заканючил Сенька, тут же получив звонкий подзатыльник от матери.

– Иди лучше компьютер доламывай, – сказала я племяннику, и он умчался, прихватив с Наткиной тарелки кусок торта.

– Нат, Таганцев выяснил, кто тебе угрожает.

– Кто?! – округлив глаза, выдохнула сестра. – Киллеры?

– Коллекторы.

– В смысле… Какие лекторы? Я здесь при чем?

– Коллекторскими агентствами называются фирмы, которые выбивают кредиты из должников. Давай успокоимся и хорошенько вспомним – ты точно не брала никаких кредитов?

Я разговаривала с Наткой тихо и ласково, как с ребенком, нет, как с больным ребенком, которого надо уговорить, убедить сделать укол. Я хотела заставить ее вспомнить, как однажды, поддавшись бездумному порыву, она взяла в банке кредит, потратила деньги и тут же забыла об этом, как всегда забывала о чем-то обременительном и неприятном.

– Лен, я спокойна, я абсолютно спокойна, – дрожащим голосом сказала сестра. – Но если бы я взяла деньги, я бы на что-то их потратила! В последнее время я покупала только губную помаду и одежду сыну…

Одежда, появившаяся у Сеньки в последнее время, не тянула даже на несколько тысяч рублей, а вот помада…

– В каких магазинах ты покупаешь косметику? – нахмурилась я.

– Ты издеваешься?! – Натка вскочила. – Да не брала я никаких кредитов! Не бра-ла! – Она стала размашисто креститься, слева направо и справа налево, потом вдруг бросилась к фиалке на подоконнике и зачерпнула из горшка щепоть земли. – Не брала! Клянусь! Вот, землю готова есть!!!

Я с любопытством смотрела, съест она землю или нет…

Натка бросила щепотку обратно в горшок, отряхнула руки и отрезала себе внушительный кусок торта.

– Ладно, верю, – вздохнула я. – Значит, объяснение этому только одно. Ты паспорт теряла?

– Нет.

– Кому-нибудь его надолго давала?

– Нет!

– Может быть, теряла или давала, но позабыла?

– Лена, ну я не совсем дурочка… Иногда, конечно, я бываю беспечной, но в общем и целом… – Натка обиженно надулась и, заедая стресс, откусила большую часть от куска торта.

– Тогда начнем сначала, – сказала я тоном, которым веду заседания. – Где твой паспорт?

– В сумке! – Натка поперхнулась от возмущения и закашлялась. – Мой паспорт всегда лежит у меня в сумке. Всегда! Потому что без него сейчас – никуда. Любой полицейский на улице документы попросить может. Если паспорта нет, прямая дорога в кутузку.

– Правильно мыслишь, – похвалила я. – Неси сумку.

Натка секунду смотрела на меня потрясенно, с перемазанным кремом ртом, потом вытерла губы салфеткой, сходила в коридор и принесла объемную сумку-баул из блестящей кожи.

Я забрала у нее баул, бесцеремонно порылась в нем и почти сразу наткнулась на документ, запакованный в аккуратную кожаную обложку с выдавленным названием «Паспорт».

Вот уж не ожидала от Натки такого бережного отношения к документу…

На всякий случай я открыла его, чтобы удостовериться, что это ее паспорт, а не прихваченный по ошибке у какого-нибудь сослуживца.

– Ну? – укоризненно спросила сестрица, глядя, как я придирчиво рассматриваю ее фотографию. – Похожа? – Она повертелась вправо-влево, демонстрируя точеный профиль.

– Копия, – буркнула я. – Сумку на работе где бросаешь?

– Ни-где! – торжественно провозгласила сестра. – Она всегда при мне. Я даже в туалет с ней хожу.

Такую предусмотрительность тоже трудно предположить в Натке, но пришлось верить ей на слово.

– Тогда тащи бумагу и карандаш.

– Зачем?

– Будем поименно выписывать твоих коллег.

– Да чего их выписывать-то? Со мной в комнате только Иришка сидит, ей неделя до декрета осталась, и Марь Ивановна. Она бы давно на пенсию вышла, только замену ей уже лет пять найти не могут…

– Они могли твой паспорт потихоньку вытащить и кредит по нему взять?

– У Иришки муж богатый, ей кредиты на фиг не нужны, а Мария Ивановна – божий одуванчик, она честная до посинения…

Я не знаю, что такое честная «до посинения», но определение «божий одуванчик» меня убедило. Представить себе милую старушку с обаятельным именем Мария Ивановна роющейся в Наткиной сумке, а потом резво несущейся брать кредит было трудно.

– Ладно, тогда идем дальше. Где ты бывала в последнее время? С какими подругами встречалась?

– Какие подруги, Лен! У меня времени нет.

– Почему нет? – насторожилась я. Натка не страдала дефицитом свободного времени, работала с десяти до шести и могла посвящать себе утро и вечер.

– Ну, Лен…

По тому, как она замялась и отвела глаза, я поняла, что напала на верный след.

– Это очень и очень личное…

– Ты дома ночуешь? – жестко спросила я.

– А где? – взвилась сестрица, но тут же стушевалась и опять отвела глаза. – Ну, разве что когда Сенька у тебя был…

Судя по тому, что Сенька в последний месяц ночевал у меня почти через день, Натка ни в чем себе не отказывала.

– У тебя роман? – усмехнулась я.

– Я полюбила, – трагически вздохнула она. – По-настоящему.

Вот как. Значит, раньше она любила не всерьез, и все ее страсти яйца выеденного не стоили…

– Кто он?

Наверное, я слишком жестко это спросила, потому что Натка, сложив на груди руки, сказала, будто оправдываясь:

– Очень приличный человек, очень! Близкий друг нашего шефа.

– Как зовут приличного человека?

– Владислав Викторович. Владик…

– Владик. Отлично! Очередной хмырь, который ездит тебе по мозгам…

– Он не хмырь! Я же говорю, Владик друг моего шефа! Очень солидный, умный мужчина – просто верх порядочности и серьезности!

– Такой же, как твой Лешик?

– Сравнила божий дар с яичницей! Лешик – подлец, и я сразу об этом знала!

– Знала и так долго нервы себе мотала?

– Дура была. Думала, он образумится.

– В смысле разведется…

– И это тоже. Только даже если б и развелся, ничего бы у нас не получилось.

– Это еще почему? – удивилась я, помня бурный роман Натки с пузатым Лешиком.

– Потому что он импотентом стал! Вдруг – бац! – и как отрезало… Никакой личной жизни. Но я бы даже и это пережила, так ведь он ревновать меня начал! К каждому столбу!

Я рассмеялась, представив, как плешивый пузатый Лешик мечет громы и молнии, глядя на Натку, которая во всей своей красе проходит по улице, ловя восхищенные взгляды тридцатилетних накачанных «столбов».

– Значит, Владик не такой… Он не женат, не ревнив, в хорошей физической форме, да еще и богат?

– Да, – скромно потупилась сестрица. – Я в паспорт его тайком заглянула – печать о разводе стоит. У него пентхаус на Ленинском, евроремонт, дорогущие часы, ботинки из кожи питона, дизайнерский костюм и три машины – «Лексус», «БМВ» и «Мерседес»! А еще он с шефом нашим дела какие-то крутит!

– Аргумент, – усмехнулась я.

– У нас не отношения – а сказка!

– Вернемся к нашим баранам. Получается, что ни Владик с тремя машинами, ни сослуживцы украсть на время твой паспорт не могли.

– Лена! – Натка вытаращила глаза. – Владика только не впутывай…

– Я и не впутываю. Но предупреждаю, коллекторы – ребята конкретные. Случается, что разговаривают с помощью кулаков.

– Ой!

– Вот тебе и «ой». Придется мне оперов подключать, чтобы внешность твою не подпортили…

– Мамочки…

– Да, опять использование служебного положения, но делать нечего. Ты хоть скажи, сколько денег с тебя требуют, чтобы мне знать, за что страдать.

Натка посмотрела на Австралию, обляпанную со всех сторон кетчупом, и зажмурилась.

– Сколько? – повторила я свой вопрос.

– Лен…

– Сколько?!

– Два.

– Чего?

– Миллиона…

Я схватилась за сердце, ощутив, что оно ухнуло куда-то в желудок.

– Рублей, Лен!

– Рублей, – прошептала я. – Всего лишь рублей…

Я вдруг начала икать – безудержно – и все не могла никак остановиться. Натка налила в стакан воды и, заботливо придерживая его, дала мне напиться.

Икота отступила, перестав сотрясать мое тело. И сердце вроде вернулось на место.

– А еще, Лен… – пробормотала Ната, – Сенька в ванне кораблики пускал и… соседку снизу залил. У нее обои отслоились и ламинат вздыбился. Ты ей теперь пять тысяч должна.

Ламинат вздыбился… У меня появилось ощущение, что Натка добивает меня лежачую.

– Я отдам, Лен, – прошептала сестра. – Постепенно…

В полночь, когда я, напившись валерьянки, пыталась заснуть, ко мне подошла Натка в короткой полупрозрачной ночнушке, села на край кровати и спросила:

– Лен, ты Таганцева будешь просить о помощи?

– Угу, – буркнула я в подушку, потому что сил на разговоры у меня больше не было.

– Ну, тогда я спокойна. – Натка улыбнулась в темноте, я это почувствовала по ее голосу. – Лейтенант Таганцев, он такой… такой… Настоящий гардемарин! За честь женщины жизнь отдаст.

– Слушай, отчего это Константин Сергеевич должен за тебя жизнь отдавать? – От возмущения я даже села в кровати.

Наткино лицо светлело в темноте, и, ей-богу, его озаряла мечтательность. О лейтенанте Таганцеве грезила моя сестра в данный момент, так я понимаю…

– Я же образно выразилась! – поспешно поправилась Натка. – Я в том смысле, что если он возьмется за дело, то мне опасаться нечего, он до правды докопается. Лен, скажи, Константин за тобой ухаживает?

– Он за всеми ухаживает, – ответила я, но потом подумала, что незаслуженно записываю Таганцева в Казановы. Он мужик свободный и многое может себе позволить.

– Это потому, что ему женщина настоящая еще не попалась, – вздохнула Натка.

– Как ты? – усмехнулась я.

– А что? Я, может, глупости иногда и делаю, но только по доброте душевной. Если б Таганцев поближе узнал меня…

– Подожди, а как же твой суперположительный Владик? – опять возмутилась я. – У вас же отношения – сказка.

Натка немного подумала, а потом заявила:

– Владик, конечно, хороший, но… не гардемарин.

В ее устах это прозвучало как знаменитое «не орел», поэтому я расхохоталась.

– Натка, иди спать, ты меня доконаешь сегодня!

– Скажи, Лен, а Таганцев всегда с пистолетом ходит? – прошептала Натка.

– Уйди! У тебя мозги на одну сторону свернуты.

– Значит, всегда, – вздохнула мечтательно Натка и ушла – вернее, упорхнула, как бабочка, оставив после себя едва уловимый аромат духов.

* * *

Солнце жарило сегодня как-то особенно сильно, и спасения от него не было даже на теневой стороне – воздух и там раскалился так, что нечем стало дышать.

А ведь еще далеко до полудня…

Таганцев пошире распахнул ворот рубашки и расстегнул еще одну пуговицу – учитывая раскрытые настежь окна его «девятки», это все, что он мог себе позволить в такую жару.

По идее, его должно обдувать, хотя бы чуть-чуть, пусть даже теплым воздухом, но «девятка» большей частью не ехала, а стояла в пробке, и солнце нещадно раскалило ее старый кузов.

Константин не то что завидовал водителям, наслаждавшимся за закрытыми стеклами прохладой кондиционеров, нет – они его просто немного раздражали. Вон на светофоре зеленый зажегся, а водитель «Вольво» впереди словно заснул, наверное, музыку слушает или по телефону болтает, жара его не доканывает, поэтому и не к спеху ему…

Таганцев сыграл на клаксоне агрессивный марш, «Вольво» тронулась, проехала несколько метров, миновав перекресток, и снова уперлась в непроходимую пробку.

Пива бы сейчас, тоскливо подумал Константин. Пива, да на берег какой-нибудь речки, чтоб не дышать городским смрадом, не видеть бесконечной вереницы машин. Вот куда все, спрашивается, прутся? Разве может такое быть, чтобы тысячам, сотням тысяч людей в этот жаркий день понадобилось тащиться в разные концы Москвы по неотложным делам? Для нормального человека сейчас может быть только одно неотложное дело – пиво и на речку… Впрочем, оттого, наверное, и пробки, что все с пивом на речку едут, и только он, лейтенант Таганцев, в душной «девятке» тащится «короткими перебежками» на какую-то Машиностроительную улицу, от одного названия которой спирает дыхание, а лицо и спина еще больше покрываются потом.

Никакие обстоятельства не заставили бы его ехать в такую жару на эту улицу – только приказ начальства и… просьба Елены Владимировны. Причем просьба Кузнецовой даже в большей степени, чем приказ, потому что доверить свою деликатную просьбу Лена могла только ему. Таганцев понимал это и даже испытывал если не чувство гордости, то ощущение какой-то трогательной признательности, словно на него возложили роль батюшки, которому можно исповедаться.

Так что он найдет эту Машиностроительную. Обязательно найдет, даже если живьем зажарится в «девятке» и помрет от недостатка пива в крови.

Ради такого случая следовало бы надеть форму, но китель сделал бы его существование и вовсе невыносимым, поэтому Таганцев позволил себе штатское – легкие брюки и бежевую рубашку с коротким рукавом. Ничего, он и без формы доходчиво объяснит, кто он такой и откуда у его проблемы «ноги растут».

Ему удалось беспрепятственно проехать метров двести и даже разогнаться до восьмидесяти километров, как вдруг он заметил, что пропустил поворот.

В сердцах ударив кулаком по рулю, Константин притормозил у обочины.

В отчаянии он схватил пластиковую бутылку и вылил остатки газированной воды себе на голову.

– Болван, – обругал он себя, со скрежетом развернулся и погнал в другую сторону, благо что пробка чудесным образом рассосалась.

Он найдет Машиностроительную, найдет, потому что, кроме него, для Елены Владимировны это больше некому сделать, и он словно воочию видел ее глаза, когда она по телефону просила его «разобраться, все выяснить и расставить все точки над i». Понимал, что ей очень трудно просить – ведь ему надо тратить время, бензин и использовать служебное положение, – но она должна это сделать, чтобы спасти сестру.

– Получается, что ты моя служба спасения, – виновато сказала она.

– Не вопрос, Елена Владимировна, – ответил Таганцев. Он хотел сказать ей что-нибудь теплое и ободряющее, но… не нашел подходящих слов.

Вот Натке бы он сказал… С ней можно по-простому, не подбирая особо красивых слов, не формулируя правильных предложений. Например, «не боись, прорвемся!», или «ради тебя я всех урою», или «не дрейфь, Натуля, я – Бэтмен». И Натка поняла бы все правильно, улыбнувшись своей бесподобной улыбкой.

Натка казалась Таганцеву красавицей невероятной… Фигура, лицо, серебристый смех…

Елена Владимировна, безусловно, тоже красавица, но в ней нет той веселой безрассудности и импульсивности, которая так заводит, бодрит и сводит с ума. С Еленой Кузнецовой хочется застегнуть все пуговицы и цитировать классиков, а вот с ее сестрой…

Натке так и подмывает сказать: «А давай в Сочи махнем! Дикарями!» Про Сочи, конечно, он загнул, на Сочи копить и копить, а вот под Курск, да на рыбалочку, да на недельку, а то и две, с палаткой… Он уверен, что Натка не будет жаловаться на комаров и ныть по поводу отсутствия душа.

Эх!

В общем, он очутился за городом, там, где было указано на карте.

– Да что же это такое!

Притормозив, Таганцев огляделся.

Заметив неподалеку продуктовый киоск, он подошел к продавцу.

– Скажите, уважаемый, вы тут Машиностроительной улицы поблизости не наблюдали?

– Наблудал! – с готовностью ответил продавец с внешностью гастарбайтера. – Сто мэтров назад, напрыво и дэсять мэтров впэред до знака тупык.

– Родной! Спасибо… Ни за что не нашел бы… – В знак благодарности Таганцев купил у него блок сигарет и бутылку «Нарзана».

За поворотом «напрыво» действительно стоял знак «тупык».

Тупиком оказалось высокое, длинное здание, напоминающее тюрьму. Для полного сходства не хватало колючего забора – вместо него вдоль всего фасада тянулась вереница припаркованных машин. Таганцев слышал, что такие высотки, огромные площади которых сдают в аренду разным фирмам, называют «Пентагоном».

Он с трудом нашел место для своей «девятки», выпил полбутылки минералки, перевел дух и пошел искать нужную ему фирму.

К его удивлению, со стороны, которую он принял за фасад, не обнаружилось ни одной двери – только вывески со стрелками направо и налево: «Стальные двери», «Цветы оптом», «Семена», «Канцтовары оптом». У Таганцева в глазах зарябило от этих табличек и стрелочек.

Пришлось обходить бесконечную стену «Пентагона» – это было делом долгим и трудным, спина взмокла, рубашка прилипла, сердце отплясывало гопака, а в ногах появилась непривычная дрожь.

«Чегой-то сдаешь ты, парень, – усмехнулся про себя Константин. – Подумаешь, два с половиной часа на жаре…»

С торца территория «Пентагона» граничила с милым двориком, где росли акации, прогуливались мамаши с колясками, на качелях качались дети. Не хватало только бабушек на лавочках, впрочем, одна все же нашлась – она лузгала семечки, кутаясь в длинный тулуп. На ногах у старушки были высокие черные валенки.

– Не жарко? – полюбопытствовал у нее Константин Сергеевич.

– Жалко у пчелки в… – зыркнула она на него недовольно.

– Понял, отстал, – перебил ее лейтенант.

– Лучше б лавочку починил, бездельник! – сварливо сказала бабка.

– Починю, – пообещал Таганцев, – счас, беркутов своих отловлю и сразу же починю…

– Смотри, а то я жалобу в полицию на тебя напишу, – пригрозила старушка.

Видимо, коллекторское агентство «Зоркий беркут» не стремилось себя рекламировать, потому что вывеска у него была очень маленькая и незаметная. Никаких тебе рекламных слоганов и стрелочек, указывающих, куда идти.

«Надеюсь, что лифт работает», – про себя усмехнулся Таганцев, представив, что придется пешком подниматься по лестнице.

Но лифт не понадобился – этаж оказался первым. Константин постучал в металлическую дверь, потом, заметив звонок, позвонил.

– Кто? – рявкнул бас в домофон.

– Дед Пихто, – буркнул Таганцев. – Откройте, полиция!

В двери что-то щелкнуло, и она открылась, словно подчиняясь волшебным словам «сим-сим»…

Внутри было светло и прохладно. Кремовые жалюзи на окнах смягчали пронзительное солнце, на стене висел огромный плакат, изображающий беркута с крысой в клюве, а за большим столом сидела милая секретарша в очках.

Таганцев даже замер в недоумении – она, что ли, басом рявкала?

– Что вы хотели? – мелодичным сопрано спросила девушка.

– Мне бы вот, – Константин кивнул на плакат с беркутом, – с самым зорким поговорить.

– Вам назначено? – Секретарша тревожно встала, и ее пальцы забегали под столом, отыскивая, по всей видимости, тревожную кнопку.

– Отставить, – устало сказал он, доставая удостоверение и рывком распахивая его перед носом у секретарши. – Лейтенант Таганцев! – гаркнул Константин самым мерзким голосом, который только умел делать.

Секретарша перестала шарить пальцами под столом, замерла, вытянулась, одернула юбку.

– Вольно, – пожалел ее Константин Сергеевич и сказал тепло и проникновенно: – Я с начальником вашим хотел бы поговорить, девушка.

– С Николаем Сергеевичем?

– Ну, если он самый главный начальник, то с ним.

– Николай Сергеевич… – она замолчала.

– Занят? – подсказал стушевавшейся секретарше Константин.

– Очень! – горячо поддержала она его версию. – Нужно было заранее позвонить и записаться к нему на прием.

– Вот оно ка-ак, – протянул Таганцев, покосившись на соседнюю дверь, откуда доносились характерные звуки компьютерной «стрелялки».

Секретарша, одержав небольшую победу, села и поправила белый воротничок. На безымянном пальце сверкнуло обручальное кольцо.

– На прием, значит… – Таганцев подошел к загадочной двери без вывески, деликатно потрогал ручку.

Можно было резко распахнуть дверь и снова воспользоваться удостоверением, но Таганцев решил смягчить ситуацию и, положив огромную ручищу на грудь, сказал секретарше, в глазах которой опять появился испуг:

– Девушка, милая, я только на пять минут! Мне, понимаете, долги никто не отдает… Я даю деньги, и все как в прорву! Только Николай Сергеевич, беркут зоркий, мне может помочь!

Руки секретарши опять заметались под столом в поисках тревожной кнопки, поэтому все же пришлось вломиться в кабинет – нагло, резко, с напором и гонором человека, имеющего на это право.

Николай Сергеевич, закинув босые ноги на стол и закусив губу от усердия, «мочил» компьютерных монстров. Электронные звуки автоматных очередей и взрывов сотрясали офисное спокойствие.

Заметив Константина, начальник агентства вскочил – широченный, огромный, ростом с Таганцева, такой же короткостриженый, почти бритый, и такой же взмокший, только не от жары, а от напряжения, с каким играл в «стрелялку».

Они схлестнулись взглядами, жестко просканировали друг друга и сразу расслабились – поняли, что одного поля ягоды, из органов, хоть и без формы оба, и удостоверениями не размахивают. По глазам, по жестам, по напряжению в мышцах поняли – свой!

– Все нормально, – махнул забежавшей секретарше Николай Сергеевич.

Она вышла – почему-то на цыпочках, – бесшумно затворив за собой дверь.

– Константин, – представился Таганцев. – Лейтенант.

– Тоже лейтенант, но бывший, – усмехнулся Николай Сергеевич, протягивая ему руку и одновременно ловя под столом босыми ногами сандалии.

– Бывших среди нас не бывает, – улыбнулся Константин, обмениваясь с Николаем Сергеевичем крепким рукопожатием. Заметив на стене кондиционер, он подошел к нему и, раскинув руки, подставил под струю холодного воздуха грудь и лицо.

– Хорошо живете, беркуты, – вздохнул Таганцев. – А у нас в отделении даже вентилятора нет.

– По наследству достался, – словно оправдываясь, сказал Николай. – От прежних арендаторов…

– Да… Как говорят аборигены, лучше б лавочку починили!

– Что? – не понял Николай.

– Я говорю, помощь твоя нужна, Коля.

– Моя? Полиции? Это шутка? Или подвох?

Николай выключил компьютер и уставился на Таганцева, будто заподозрив его в провокации.

– Расслабься… – Константин наконец отошел от кондиционера и сел на единственный в комнате стул, который жалобно скрипнул под его весом. – Друг у меня в беду попал…

– Ага. А я, значит…

– А ты, значит, с этого друга несусветную сумму требуешь.

– Раз требую, значит, в беду попал не друг, а те, у кого он занял, – Николай Сергеевич подмигнул Таганцеву, словно приглашая: «Подумай, коллега, так ли уж твой протеже безгрешен…»

– Нет, Коля, тут недоразумение какое-то. Ни у кого мой друг ничего не занимал. Но вдруг оказался должен…

– Так все говорят.

– Только не в моем случае. Стал бы я погоны позорить, скажи?

Николай с серьезной задумчивостью посмотрел на Таганцева, вздохнул и включил компьютер.

– Ну, давай адресок твоего дружбана, сейчас посмотрим, что он не брал и кому не должен…

Таганцев сунул руку в нагрудный карман рубашки, но бумажку с адресом не нашел.

– Потерял, что ли, – подскочил он, хлопая себя по карманам.

Под насмешливым взглядом Николая Константин вытащил пустую упаковку от жвачки, квитанцию на квартплату, пригоршню семечек и носовой платок не очень свежего вида.

– Тогда ничем не могу помочь! – с некоторым злорадством провозгласил Николай.

– Можешь, Коля, можешь. – Жестом фокусника Таганцев достал из нагрудного кармана удостоверение, а из-под пластиковой обложки, в которую оно было заботливо упаковано, – сложенную вчетверо бумажку с адресом. Благо в последний момент он вспомнил, что положил ее туда именно для того, чтобы не потерять. Развернув, Константин сунул бумажку Николаю под нос.

– Кузнецова Наталья Владимировна, – прочитал тот вслух. – Зазноба, что ли, твоя?

– Ты читай, там адрес и паспортные данные.

Вздохнув, Николай вбил данные в компьютер.

Таганцев внимательно проследил, чтобы этот расслабленный беркут, позиционирующий себя зорким, ничего не напутал. В принципе Николай не вызывал у него негативных чувств – обычный полицейский, пусть и бывший, в меру скользкий, в меру обаятельный, в меру умный и хитрый…

– Ничего себе! – Николай присвистнул. – Да твоя Наталья Владимировна – злостная неплательщица… У нее три кредита в банке «Астра-Финанс» – триста, шестьсот и девятьсот тысяч рублей. Плюс проценты. Около двух миллионов накапало!

– Вижу, – буркнул Таганцев, глядя на беспощадные цифры в мониторе напротив фамилии Натки. – Только недоразумение это какое-то.

– У меня, Константин, недоразумений не бывает, – широко улыбнулся Николай, панибратски похлопав его по руке. – У меня как в аптеке. Банк поручил нам взыскать с нее долг, значит, не любит твоя девушка долги отдавать!

– Как в аптеке, говоришь… – Таганцев возбужденно прошелся по комнате, чувствуя, как все-таки закипает в нем неприязнь к этому Николаю – хоть и свой, из органов, хоть и понимают они друг друга с полуслова и полувзгляда, без предъявления удостоверений, погонов и формы. – Значит, это твои аптекари девушке угрожают и у дверей караулят?

Николай вроде бы немного смутился и даже взгляд отвел, но потом с нажимом произнес, в упор глядя Таганцеву в глаза:

– Ты пойми, у меня тут не богадельня… Люди кредиты берут, а отдавать не хотят. И нет, понимаешь, нет никаких законных рычагов, чтобы заставить их расплатиться. Скажи мне как полицейский – это не преступление?

– Нет, это ты мне скажи как полицейский… – Таганцев склонился над Николаем, нависнув всей тушей и буравя глазами, – пугать девчонку ее ребенком не преступление?

– Ну… тут мои ребята перегнули палку… Я поговорю с ними. – Николай хотел встать, но Таганцев ему не дал, легонько боднув плечом в грудь.

– Поговори. Будь добр, поговори. А еще лучше, притормози пока это дело…

– Как? Если банк с меня спросит, я Наталье Владимировне буду вынужден снова вопросы задать…

– Какой банк, Коля, если ты долги у него выкупаешь…

– Ты совсем того, лейтенант? Да у меня бабла не хватит все долги выкупать! Мне банк поручает взыскание долга, понял? Поручает! Так что, если должник деньги не вернет, с меня еще как спросят!

– Вот пока не спросили, ты и притормози. А я тем временем разберусь, где тут собака порылась…

Таганцев, умерив агрессию, отошел, снова подставив лицо кондиционеру.

– Понимаешь, Колян, эта девушка не брала никаких кредитов – ни в «Астра-Финансе», ни в других банках. Я за нее ручаюсь, и не потому, что это зазноба моя, а потому, что… Ну, в общем, ручаюсь. Тут афера какая-то… И я в этом разберусь в кратчайшие сроки.

– Хорошо, – кивнул Николай. – Только имей в виду, времени у тебя мало.

– Учту, – Таганцев пожал ему руку – крепко и доброжелательно, будто и не наезжал на него минуту назад. – Спасибо за понимание, коллега.

Он уже собирался уйти, но в последний момент, задумавшись, остановился.

– Слушай, Коля. Ты, конечно, все мне убедительно разложил. Но эти долги для меня пока просто цифры в твоем компьютере. Ты бы договоры показал…

– Не могу, – развел руками «беркут». – Я в офисе их не держу. Ребятам же аргументы нужны, чтобы с должником разговаривать.

– Тогда дай мне поговорить с ребятами.

– Да говори, но учти – у них только ксерокопии…

– А оригинал где?

– Оригинал, лейтенант, банк нам не отдает. Я же тебе говорю, мы долги не выкупаем, а по поручению работаем.

– Ясно… Ну а достать оригинал ты сможешь?

Николай непонимающе посмотрел на Таганцева.

– А оно мне надо? Для работы копий за глаза хватает. Должник и так знает, что должен…

– Слушай, я тебе приказывать не могу, но прошу как человека – достань эти договоры, мне убедиться лично надо.

– Ладно, попробую, – вздохнул Николай. – Результат не гарантирую, но попробую.

– Спасибо. – Таганцев снова пожал ему руку, на этот раз уже совсем искренне, но тут же спросил: – Слушай, а паспортные данные на своих клиентов ты тоже от банка получаешь?

– Конечно, – кивнул Николай. – Кредиты ведь по паспорту выдают.

– Ага, значит, и адреса у тебя по прописке…

– Не только, – словно удивляясь непонятливости Таганцева, Николай улыбнулся. – Если должник проживает не по прописке, то его фактический адресок нам тоже известен.

– Со слов банка?

– В основном да. Бумаги-то банк по фактическому адресу клиенту высылает. Но если должник переезжает и не ставит кредитора в известность, то мы сами работаем.

– Понятно, – усмехнулся Таганцев и вышел.

Не успел он закрыть за собой дверь, как услышал звуки «стрелялки».

«Держись, Натка, – думал лейтенант, проходя мимо настороженной секретарши, огибая «Пентагон» и садясь в машину. – Держись, я во всем разберусь, всех урою, и мы махнем с тобой на рыбалку. Не дрейфь, я – Бэтмен. А если серьезно, – озаботился он, заводя движок, – то сильно история мне эта не нравится. Колян в ближайшие день-два-три не дернется, с ребятами своими поговорит, но надо за это время понять, кто мог Наткиным именем и паспортом прикрыть почти двухмиллионный кредит».

* * *

Квартиру они выбрали в новостройке – двушку, на солнечной стороне, с большим холлом, просторной кухней и застекленной лоджией размером с небольшую комнату.

– Мы ее утеплим, и тут будет твой кабинет, – восторженно сказала Лика, когда они первый раз осматривали квартиру. – Вить, у нас получится трешка!

Она закружилась, Виктор подхватил ее и повел в вальсе – они в танце вышли из кухни в холл, в детскую, закружились в просторной ванной.

Лика была на четвертом месяце… Виктор обнимал ее с осторожностью, он до сих пор не привык, не освоился с мыслью, что нежная, трепетная жизнь его сына или дочки снова зреет и набирает силу в хрупком Ликином теле.

– Жаль только, что район отдаленный, – вздохнул он, завершая танец и прижимая ее к себе.

– Вить, при наличии двух машин Митино – это практически центр, – засмеялась Лика. – Вот мы с тобой родим, потом еще подзаработаем немножко и купим два места на паркинге.

– Купим, – улыбнулся Виктор. – Только сначала родим и подзаработаем… Когда переезжать будем, старушка?

– Ой, не знаю, Вить… – Лика счастливо зажмурилась и спрятала лицо у него на груди. – Страшно, не представляешь, как…

– Да почему страшно-то?! Ты уже и шторы новые купила, и кухонный гарнитур, и торшер, и картину в гостиную… Слушай, а давай завтра переезд начнем, чего тянуть-то? – Виктор весело потряс ключами от новой квартиры.

– Давай, – прошептала Лика. – Только ты еще не все знаешь…

– Как не все?! – ужаснулся шутливо Виктор. – Ты все-таки купила тот немецкий столовый сервиз на двенадцать персон?! Лик, да где мы столько персон возьмем?!

– Нет, пока не купила, – Лика отошла от него, осторожно потрогала никелированный кран над раковиной. – Но персоны я тебе обеспечу.