Текст книги "Парадокс параллельных прямых. Книга вторая"

Часть вторая

Глава 1

Гостиница в Бресте оставляла желать лучшего. Да и климат тоже. (А какой ещё может быть климат, если через город, как скорые поезда через узловую станцию, постоянно проносятся циклоны?)

Граф и графиня де Верней сняли большие апартаменты с двумя спальнями и гостиной, куда гостиничный лакей уже внес их багаж.

Пока горничная распаковывала вещи, графиня подсела к бюро.

Граф, сбросив на руки лакея мокрый плащ, подошел к залитому дождем окну.

Закончив писать, графиня сложила бумаги, встала и подошла к мужу.

– Вон того, – мужчина кивнул на противоположную сторону улицы, – давно уже нет.

– Ужин я заказала в номер.

Мужчина кивнул, задел подбородком за жесткий край высокого воротничка и поморщился.

– Чертов ошейник… я-то считал, что умею носить эти тряпки.

– Привыкнешь.

– Ладно, в конце концов, я же канадец. А канадцу всё простительно.

– Осторожно, – когда из спальни вышла горничная, предупредила Этьена.

Жан замер, краем глаза наблюдая, как горничная, крепко сбитая девица в длинном платье и переднике, получила от Этьены деньги, присела, словно хотела плюхнуться задом на пол и вышла, плотно закрыв за собой дверь.

– Странное ощущение, – Жан провел рукой по подоконнику, – ничего этого давно уже нет, – на пальце остался налет пыли, – даже этого тоже нет, – он поднес руку к лицу и растер пыль между пальцами.

– Это всё есть, – мягко возразила Этьена.

– Эти люди… – не слыша её, продолжал обшаривать глазами улицу Доре, – возможно, я знаком с их правнуками… а самих их уже давно нет…

Его глаза невидяще уставились в окно напротив, за которым смутно угадывались очертания сидящей женской фигуры. Женщина повернула к нему голову, кажется, всмотрелась. Потом перед окном неожиданно появился мужчина, рассерженно глянул на него и резко задернул шторы.

– Ещё немного, – не оборчиваясь, тихо произнесла Этьена, – и ты бы нарвался на дуэль.

Жан удивленно обернулся.

– Ты серьезно?

– Абсолютно, – Этьена отошла от окна, – этот тип посчитал тебя выше себя по положению, иначе швырнул бы перчатку прямо в окно.

– Дуэль на пистолетах из-за прекрасной незнакомки, – усмехнулся Доре, – звучит романтично.

– И на редкость глупо.

Мужчина пожал плечами, девушка отвернулась.

Прошедшие несколько дней («Хотя, дней ли»? – по ходу дела подумал Доре) были просто сумасшедшими. Буквально выполняя задуманное, они выходили из капсулы, телепортировались и, как только в кармане Этьены начинал пищать датчик, тут же вбегали в камеру.

– Где мы? – в первый раз выйдя наружу, замер Доре.

Вокруг было темно. Не так, чтобы совсем, потому что из-за спины её слегка подсвечивали блекло-зеленые сигнальные огоньки, полукружьем расположенные вокруг входа в капсулу.

– Это пещера? – не дождавшись ответа и приглядевшись к темному абрису какого-то летящего животного, нарисованного на светлой стене напротив, предположил он.

– Да, – подтвердила Этьена, – держись, – схватив его за руку, успела предупредить она.

Жан почувствовал что-то, похожее на взлет на качелях. Сердце его замерло и ухнуло вниз, стены закрутились и… он очутился в почти такой же, подсвеченной зеленью, темноте и судорожно втянул ноздрями всё тот же затхлый пещерный воздух.

– Всё? – не веря себе, хрипло прошептал он.

– Да, – отпуская его руку, таким же шепотом подтвердила Этьена, – ты как?

– Не знаю… – ещё не разобравшись в своих ощущениех, на октаву выше произнес Доре, – кажется, всё на месте, – пользуясь темнотой, он поднял руки и ощупал свои плечи, – знаешь, в этот раз всё было как-то по другому… легче, что ли…

– Надеюсь, – устало проговорила невидимая в темноте Этьена.

– А ты как? – помятуя, что произошло с ней после первого переноса, забеспокоился мужчина.

– Я… – начала и, прерванная сигналом, опять схватила его за руку Этьена, – пошли, – втягивая его в стену между огнями, завершила она.

– На утро я заказала дорожную карету.

– Карету?

«Естественно, карету, – тут же напомнил себе Доре, – железную дорогу, наверное, ещё и строить не начали».

Этьена бесцельно прошлась по комнате, остановилась перед большим зеркалом, критически осмотрела себя: отделанное тесьмой элегантное дорожное платье, стянутая в рюмочку талия, высокая прическа.

– В этом периоде женская мода достаточно симпатична, но ужасно неудобна.

Жан встал сзади, поверх женского плеча окинул взглядом получившуюся картину.

«Полтора года назад ты также стоял сзади и улыбался», – с внезапной болью подумала Этьена.

Полтора года назад… тогда ей казалось, что между ними что-то изменилось… или могло измениться, если бы…

«Я сама виновата, – в который раз повторила она, – сама всё испортила».

Она резко отвернулась и, словно заинтересовавшись чем-то, ушла от зеркала в глубину комнаты.

Оставшись один, Доре внимательно, как чужое, оглядел своё отражение: обтянутые темно коричневым сукном плечи казались ещё шире, талия – уже, а фигура – стройнее.

Этьена не выдержала, и тоже украдкой окинула его взглядом: «Вот кому дорожный костюм действительно подходит!»

– Ощущение, как на премьере, – Доре поправил воротничок, оттянул манжеты, – что будем делать в Париже?

– Что и все, – пожала плечами Этьена, – ходить на приемы, танцевать, флиртовать…

– Даже так? – мужчина насмешливо изогнул брови.

– Конечно, у нас же респектабельный брак по расчёту….

«По расчёту?! – мысленно взбеленился мужчина, – набью морду каждому, кто к тебе сунется»!

– … и наблюдать.

– Леса, леса и леса! – шестой раз выйдя во время, возмутился Доре, – ты что, специально их выбираешь?

– Конечно, – подтвердила Этьена, – так меньше риска для окружающих.

– Каких? – театрально взмахнув руками, словно обнял окружающие его деревья мужчина, – бьюсь об заклад, что здесь на сотни миль нет ни одной разумной собаки!..

– На тысячи, – поправила его Этьена, – поэтому риск минимальный.

– Великолепно! – подтвердил Доре, – я только не пойму, зачем вообще надо было устраивать здесь дверь?

– Выход, – опять поправила Этьена, – он был создан ради столицы, которая здесь появится.

– Здесь? – изумился Доре, – в глухой Сибири?

– Это не Сибирь. Сибирь вон там, – махнула рукой Этьена, – в третьем тысячелетии здесь будет столица трансконтинентального государства…

– Зато сейчас ничего кроме елок… – не дослушав, скривился мужчина.

– О… о… – вдруг напряженно замерла Этьена.

– Они? – на полслове задохнулся мужчина.

– Да, – хватая его за руку, подтвердила она, – уходим.

Принесли ужин.

Этьена ушла в свою спальню, Доре опять вернулся к окну.

Кажется, в комнате напротив уже никого не было…

Хотя, нет…

Был.

Точнее, была.

Заметив, что на неё смотрят, женщина вышла из-за шторы и поощрительно улыбнулась.

Жан замер.

Женщина медленно, не сводя с него глаз, провела пальцем по стеклу.

– … благодарю, мадам.

Жан нервно вздрогнул, скосил глаза к плечу, где, держа в руке промокшие женские ботинки, горничная закрывала дверь спальни.

Лакей накрыл на стол.

Он опять обернулся к окну, но незнакомка уже исчезла.

– Мадам собирается ужинать? – стесняясь застывшего у стола человека, громко проговорил Доре.

– Уже иду, – вышла из спальни Этьена, уже успевшая сменить дорожный костюм на светлое домашнее платье, – ты не против, если сегодня мы обойдемся без лакея?

– Более чем…

Официант поклонился и вышел.

Доре подсел к столу, придирчиво осмотрел поданные блюда:

– Всё точно.

– Что точно? – села на своё место Этьена.

– Жареные цыплята, – указал на свою тарелки Доре, – в каждой паршивой пьесе, в каждой паршивой гостинице на ужин обязательно подают жареных цыплят. Этих хоть можно съесть. Кстати, – минутой позже сообщил он, – вполне даже неплохо. Эй! – заметив, что она не ест, а только ковыряет вилкой в тарелке, окликнул её мужчина, – с тобой всё в порядке?

– Да…

«Чёрта с два, в порядке!» – ещё не зная, чего ждать, он отложил вилку, вытер руки салфеткой и швырнул салфетку на стол.

– Выкладывай.

– Женщина напротив…

– И что же – женщина напротив? – неожиданно для себя Жан разозлился, – да, она откровенно строила мне глазки, и что дальше?

– Я не об этом, – Этьена покраснела, – твои личные дела меня не касаются… Вот, – она положила на стол мужские часы на цепочке, – постарайся, чтобы они всегда были при тебе.

– Зачем? – мужчина взвесил часы на ладони, щелкнул крышкой и посмотрел время. По пальцам поползло легкое тревожащее покалывание. Доре поморщился, – что это?

– Это – маяк. Он реагирует на наш повышенный радиационный фон. Мы все излучаем, – видя его удивление, пояснила Этьена, – это наша неотъемлемая черта, как отпечатки пальцев. И вот этот прибор, – Этьена кивнула на часы, – реагирует на неё.

– Радиус действия большой?

– Около ста километров. Это немного, но всё-таки лучше, чем ничего. Маяк способен различать до пяти объектов, если они достаточно разнесены друг от друга. Я настроила его так, – открывая второе дно часов, показала Этьена, – чтобы сигнал на меня был минимальным и ощущался только при открытой крышке. На других он реагирует в любом состоянии. На атавару он должен просто зашкалить.

– Отлично, – Жан засунул часы во внутренний карман, – значит, когда кто-то из них окажется здесь, у нас будет время подготовиться.

– Да.

«А я, – поспешила опустить глаза Этьена – теперь всегда буду знать, где ты находишься».

– Как ты его надеешься вычислить?

– Я ему нужна, следовательно, он тоже будет искать.

– И шансы у нас почти одинаковы.

– Почти…

– Ладно, – Жан перешел к десерту, – попробуй, вкусно.

Позже, сдвинул в сторону кофейные чашки, Этьена выложила на стол темно-вишневую папку.

– Здесь твоё состояние. Доверительные письма к парижским банкирам, документы на владение землей, недвижимостью и серебряными рудниками, приносящими основной доход.

– Это действительно существует?

– Конечно. Всё, абсолютно легально, было оформлено ещё в прошлом веке на имя твоего деда. Твой годовой доход составляет, – Этьена заглянула в бумагу, – чуть больше полумиллиона ливров в год. Это за вычетов расходов на эксплуатацию рудников, оплаты места на нью-йоркской бирже и торговых операции. Из них ты оплачиваешь содержание своей недвижимости в Канаде и полное содержание парижского дома, принадлежащего твоей семье уже больше ста лет, лошадей и свои расходы и частично личные расходы супруги.

– Ого, – между делом усмехнулся Доре, – кажется, я весьма щедр.

– Да, как и полагается представителю старого дворянства. Мои доходы значительно скромнее, но позволяют мне содержать небольшое имение, а также не стесняться в личных тратах. Там, – Этьена кивнула на кожаный портфель, из которого достала папку, – есть полная родословная твоей семьи.

– Хорошо, почитаю на сон грядущей, – Жан задумчиво оторвался от документов, – во всем этом есть одно маленькое «но»… Это, – его палец скользнул по бумаге, – не моя подпись. Я, возможно, смогу изобразить что-то похожее, но повторить один в один едва ли.

– Попробуй, – девушка подтолкнула к нему лист бумаги. Доре усмехнулся, пожал плечами, подтянул к себе чернильницу, обмакнул перо и вывел…

– Черт…

Длинная убористая вязь букв, заканчивающаяся размашистым росчерком, с естественной похожестью повторяла подпись на векселе.

– Откуда?… – Жан бросил ручку и откинулся на спинку стула.

– При подготовке переброса Мозг впечатал в нас всю необходимую информацию.

– В нас? – мужчина недоверчиво сощурился.

– Естественно, – Этьена стала убирать документы в папку, – временные прыжки могут быть достаточно частыми, заучивать информацию некогда, да этого давно уже никто и не делает. Центр получает от сотрудника основные параметры, проводит анализ и впечатывает в сознание необходимые данные, касающиеся его новой биографии.

– Та-ак… – недоверчиво протянул Доре, – и что новенького во мне появилось?

Этьена пожала плечами.

– Точно не знаю… ты получил историческую и географическую справку, кроме того, подкорректировался подчерк, возможно, навыки верховой езды, фехтования, ведения деловых операций… Сколько рудников?

– Два, – не задумываясь, ответил Жан, – один… черт, я, действительно, знаю!

Этьена сложила документы в папку и убрала папку в портфель.

– Только ты не обольщайся. Когда мне после такого инструктажа в первый раз пришлось стрелять из арбалета, вместо мишени на стене я пробила дверь. Хорошо ещё, что там никого не было.

Жан взял чашку с кофе, отхлебнул и преувеличенно тяжело вздохнул.

– Жаль, я-то обрадовался,… кстати, отменный кофе.

Этьена отнесла портфель в свою комнату и вернулась с кувшином воды, из которого щедро плеснула себе в чашку, после чего долила туда кофе, забрала чашку и уютно устроилась в кресле.

– Давно хотел спросить, зачем ты доливаешь кофе водой?

– От неразбавленного… – девушка непринужденно отвернулась, – просто не люблю, – спокойно повернулась к нему и улыбнулась, – горько.

Вечером 25 октября 1830 года дорожная карета остановилась у подъезда старинного городского дворца-отеля, спрятанного в самом сердце квартала Сен-Жермен и окруженного столетними липами.

– Ты думаешь, атавара уже дозрел? – вернувшись в капсулу, спросил её Доре.

– Надеюсь, что, да, – подтвердила Этьена.

– Отлично. Где будем ждать?

– Можно, – задумчиво предложила она, – в Париже…

– Отлично! – обрадовался Доре, – как приедем, первым делом схожу на киностудию, получу деньги за съемки…

– …1830-го… раньше я уже была там…

– Где? – не сразу сообразил Доре, – зачем?

– Что значит, зачем? – тоже не поняла Этьена.

– Зачем в восемьсот тридцатом? – продолжал недоумевать Доре, – чем тебя девятьсот сорок пятый не устраивает?

– Но мы же сами выбрали этот год, – не понимая причины протеста, напомнила Этьена, – извержение двух стратовулканов…

– Так они были в 1830-ом? – только сейчас сообразил Доре, – но это же год июльской революции!

– Ну и что? Июльская революция была в июле, – слегка двинула плечом Этьена, – да и то только три дня. А мы выйдем из капсулы в конце октябре. И сольемся с потоком тех, кто проводил лето за пределами города и сейчас возвращается обратно. В Париже нам будет очень удобно ждать. Там у меня есть дом, я графиня, замужем, – не замечая, что мужчина жестко сжал губы, принялась объяснять Этьена, – муж в Канаде, светские связи и счет в банке. В настоящее время там я путешествую.

– Так ты замужем? – внезапно охрипшим голосом переспросил Доре.

– Нет, но так удобнее. Там незамужней девушке мало что позволяется, а к вдове слишком много лишнего интереса.

– Понятно, – облегченно выдохнул мужчина, – и под каким соусом пойду я?

– Мне кажется, проще всего под видом супруга, – Этьена запнулась, потом зачастила, – тебе будет проще адаптироваться в среду, меньше поводов для любопытства… Брат, кузен или знакомый будет не так удобно.

«Итак, – уточнил для себя мужчина, – у нас чисто деловые взаимоотношения. Уверен, что Жерару… хотя, – повеселел он, – узнай он, хотя бы половину правды»…

– Надеюсь, дом у тебя достаточно большой? – внимательно глядя на экран, уточнил он.

– Да.

«Достаточно большой для того, чтобы не мелькать у тебя перед глазами,» – опустив глаза, устало завершила Этьена.

– Приехали, – прежде, чем перед ними открыли дверцу кареты, успела предупредить Этьена.

– Что? – переполненный впечатлениями от города, по которому только что ехал, не сразу сообразил Доре.

– Мы приехали, – оправляя юбку, повторила она, – будь осторожен, на нас смотрят.

Кто-то распахнул перед ним дверь.

«Ну, не боги горшки обжигают», – ставя на ступень ногу, подбодрил себя Жан.

– Ого! – оказавшись снаружи, он поднял глаза на дом и невольно присвиснул, – да это же!..

– …ваш старый дом, – выглянув из кареты, прервала его Этьена, – ты мне не поможешь?

– Конечно, – протянул ей руку Доре, – ты знаешь, – когда она оперлась, взволнованно прошептал он, – что теперь в нем находится?

– На нас смотрят, – тихо повторила она.

– С ума сойти, – так же тихо прошептал Доре, – я же сколько раз ходил мимо…

– Мадам, месье, – вдруг оглушил его чей-то голос.

Жан резко разогнулся и наткнулся взглядом на затылок склонившегося перед ним мужчины.

«Спокойно»! – вцепившись в его руку, одними губами прошептала Этьена.

– Рекомендую, Мишель, наш мажордом, – громко произнесла она, – здравствуйте, Жером, надеюсь, в доме всё в порядке.

– Да, мадам, – разогнувшись, с достоинством произнес мужчина, – мы очень рады вашему приезду. Прикажете собрать всех в гостиной?

– Завтра, – беря Доре под руку, отказалась Этьена, – сегодня мы очень устали. Вы нашли камердинера для месье? – уже поднимаясь по ступенькам, поинтересовалась она.

– Ещё нет, мадам, – сокрушенно развел руками мужчина, – но, если месье не против, то пока я лично…

– Хорошо. Ты не против, дорогой? – требовательно сжав пальцами его руку, мило произнесла Этьена.

– Нет, – хриплым от волнения голосом невнятно пробормотал Доре.

Вечером следующего дня в старом здании Опера давали «Любовь Олимпии».

Впрочем, с таким же успехом актеры могли бы стоять на сцене на голове и зачитывать трактат Аристотеля. Все лорнеты всё равно были направлены на ложу, остававшуюся пустой весь летний период и первую половину первого действия.

– Медведь на ярмарке привлекает меньше внимания, – затянутый во фрак Доре склонился над оголенным плечом Этьены, – похоже, ты пользуешься популярностью.

– Надеюсь, что да, – Этьена наклонила голову и плавно качнула веером, – но в настоящий момент все смотрят на тебя.

Доре обвел взглядом переполненный зал.

– Надеюсь когда-нибудь увидеть такое со сцены… Здесь все, или ещё будут?

– Я думаю, почти все. Сегодня ты – гвоздь программы.

– Сколько ещё до атракта? – чувствуя, как противная дрожь поползла от позвоночника к коленям, он направил на зал взятый у Этьены лорнет.

– Ещё двадцать пять минут… – Этьена легко толкнула его ногу носком изящной туфельки, – Видишь вон ту ложу? – Доре кивнул, – это… – Этьена начала перечислять присутствующих.

– Я должен их всех помнить? – когда количество имен перевалило за третью дюжину, не удержался Доре.

– Конечно же, нет, – улыбнулась Этьена, – но все они обязательно захотят с тобой познакомиться.

Сопровождающая их разговор музыка вдруг прекратилась.

– Что это? – когда под потолком сцены что-то зашевелилось, нервно подскочил Доре.

«Занавес, – когда разрисованное полотнище уже закрыло верхнюю часть сцены, вдруг сообразил он, – всего лишь нормальный театральный занавес. Который опускается сверху, а не ползет к центру с боков сцены… А я-то хорош! Чуть не заорал со страху».

И тут он увидел, что все, и мужчины и женщины, сидящие в ложах их яруса, вдруг начали подниматься со своих мест.

– Ну, держись, – подобралась Этьена, – сейчас начнется…

«Чтоб мне провалиться! – когда дверь их ложи уже открывалась, успел подумать Доре, – если вся эта толпа не целится в нашу ложу… Они же, – когда в открытую дверь вдруг всунулся огромный шар сиреневого бархата, в панике схватился за кресло Этьены мужчина, – нас задавят»!

– Дорогая! – вставленная внутрь шара женщина нырнула мимо него к встающей с кресла Этьене и импульсивно клюнула её в щеку.

– Дорогая! – с той же экзальтацией в голосе чмокнула воздух возле её щеки Этьена, – позволь представить тебе…

– Дорогая! – накрывая сиреневое сочно-зеленым, всунулась в ложу следующая, за которой уже колыхалось что-то густо-синее, из-за которого…

– Дорогая!..

«Кошмар! – невольно разжимая пальцы, отступил в сторону Доре, – но больше трех сюда не влезет… или, – когда вслед за синей и розовой в ложу протиснулась ещё и малиновая, ещё дальше отступил он, – они нас в партер выдавят!.. Я что, спятил? – вдруг сам себя осадил он, – совсем со страха рехнулся? Ещё немного и «караул» кричать буду… А ну, соберись! – совсем как на сцене, скомандовал себе Доре, – и улыбайся, черт тебя подери»!

Он раздвинул губы и поднес к ним чью-то руку.

Минут через пять в их красно-бархатный скворечник набилось столько женщин, что он вынужден был отступить к самой двери.

После очередного «шери», когда все протянутые ему руки были уже перецелованны, Этьена села. Вслед за ней тут же опустились и остальные, юбки которых плотной массой забили ложу.

«Вот ведь»! – невольно выжимаясь в коридор, оказался среди такой же плотной массы фраков Доре.

– Граф де…, виконт де…, маркиз де… – протягивая для пожатия руки, обступили его мужчины.

– Ах, дорогая, – вдруг выплеснулся из ложи женский голос, – вы прелестно выглядите…

– Надеюсь, вы проведете сезон в Париже, предстоящие выборы в Парламент… – сжав его руку, насел на него мужчина, имя которого он только что слышал.

– Наконец-то, – опять донеслось из ложи, – вернулся ваш очаровательный супруг…

– Позвольте представить вам… – продолжал наседать мужчина.

– Как вы находите оперу, – ввинтился в разговор чей-то голос, – не правда ли, примадонна чудовищно растолстела?…

– …ах, дорогая, ваш супруг…

– Вы читали биллютень последнего заседания Временного Совета?

– … на маскараде в пятницу она была в совершенно вызывающем…

– …после коронации Его величество…

– …эти маленькие розы на корсаже…

– Уф! – когда толпа рассосалась, с облегчением выдохнула Этьена.

– Да уж, – обессиленно упав рядом с ней в кресло, с ещё большим облегчением проговорил Доре, – кошмар! Можно подумать, что они все, действительно, мечтали о знакомстве со мной.

– Естественно, да! – закрывшись веером, озорно фыркнула Этьена, – ты же новинка сезона… да ещё и богат.

– Пожалуй, парижане никогда не изменятся, – отдышавшись, Жан несколько пришел в себя, и тоже усмехнулся, – в новинку и уксус сладок… Я был не слишком неуклюж?

– Вполне в меру, – посерьезнела Этьена, – может, ты пройдешься по коридору?

– Зачем? – испуганно покосился на дверь мужчина.

– Надо послушать сигнал, – напомнила ему Этьена, – там часы не будут реагировать на меня.

– Хорошо.

Он вышел из ложи и на секунду замер, окидывая взглядом непривычно пустой коридор.

Этого театра, сгоревшего задолго до постройки хорошо знакомой ему Опера Гарнье, в его время уже не существовало. Так же, как и самого этого места, полностью перестроенного в османовский период.

Но сейчас этот театр был!

И он был абсолютно реальным.

Уже не существующий, он был здесь и сейчас! Также, как и он сам, Жан Доре, один из прадедов которого сейчас босоногим мальчишкой носится где-то по побережью Бретани.

«С ума сойти»! – в который раз за последние дни повторил про себя Доре.

И тем не менее сейчас он стоял в пустом, затянутым малиновым плюшем коридоре с мягкими плюшевыми диванчиками и газовыми светильниками на стенах.

Жан не удержался и осторожно коснулся пальцем стеклянного колпачка, внутри которого трепыхался синеватый язычок пламени.

Колпачок оказался неожиданно горячим.

Жан отдернул руку и непроизвольно потер пальцы.

«Если бы я спал, – лизнув пострадавший палец, подумал он, – то сейчас вполне мог бы проснуться».

Боль утихла, но ничего не изменилось.

Всё тот же изогнутый подковой коридор, заканчивающийся темным окном за его спиной. Всё то же особенное, давно знакомое ему смешение приглушенной музыки, кашлей, скрипов и шорохов.

Звуки были настолько привычны, что на мгновение Жану показалось, что он дома, в своем Париже, в своем времени и…

Нет, театр был не его. Хотя это совсем не значило, что он не мог существовать вообще.

«В конце концов, – концентрируя внимание на звуках, напомнил себе Доре, – я могу его и не знать. Да мало ли в Париже театров! Во всяком случае, проще поверить в это, чем во весь этот бред, что со мной происходит»…

Действительно, всё было так привычно…

Если бы только не голубоватый язычок сгорающего газа…

– Дурак, – глядя на него, одними губами произнес Жан, – всё именно так… и хватит. Ясно?

Он сунул руку во внутренний карман жилета, накрыл ладонью часы и медленно двинулся вглубь коридора.

– Чисто, – вернувшись обратно в ложу, доложил он.

– Ты очень хорошо держался, – когда он сел, наклонилась к нему Этьена.

– Спасибо, ты тоже, – порывисто сжал её руку Доре, – была просто великолепна! Извини, – почувствовав дрожь, он тут же отпустил её пальцы и внимательно уставился на сцену.

Там на заставленную буколическими холмиками площадку выпорхнула тонкая, почти прозрачная пастушка, уронила на пригорок снежно-белого завитого барашка и закружилась, высоко приподнимаясь на пуантах и округло соединив над головой руки. От другого пригорка ей навстречу скакнул такой же тонкий, полупрозрачный пастушок, стригнул в воздухе ножками, подхватил пастушку за талию и…

Жан утомленно закрыл глаза.

От шума, нервного напряжения и выпитого в антракте вина начала болеть голова.

– Нам обязательно досиживать до конца?

– Нет, – встала Этьена, – нам лучше уехать.