Текст книги "Культурогенетика"

6. Способом трансляции ментальных установок выступает эстетический канал. Его реализует эстетическая деятельность.

7. Главным несущим «квантом», или «атомом», культурной трасляции является художественный образ. В канале культурной коммуникации образ векторизируется до ценности и становится «посланием» (мэссидж).

8. Через интерпретацию последовательности образов в истории можно реконструировать глобальную ментальную программу человечества.

Построенная в результате сложения ракурсов модель культуры, графически презентирующая понятие «культура», обладает именно теми «характеристиками», что были заданы в наших первоначальных методологических установках.

То, что удалось извлечь из сочетания, связывания, соединения, сопряжения ракурсных моделей, представляет общенаучный инвариант. В данном случае мы даем его культурологическую трактовку, но очевидно, что он гораздо шире по своим возможностям и объяснительной «мощности».

Полученный инвариант понятия культуры по своему статусу находится на границе философского и общенаучного знания, что предполагает и системную трактовку. Следовательно, первая из поставленных задач – создание системной модели культуры – выполнена.

Заключение в семантико-семиотическом ключе:

культура семиотически матрицирует духовный образ жизни определенного времени — выводит на исследовательский ракурс, связанный с коммуникационной функцией культуры в обществе.

О нем мы уже говорили и еще не раз обратимся к нему.

Глава 2. Историография культурологии

Особая тема метатеории культуры – ее историография, или учение о становлении понятий, знаний и представлений о культуре, об истории исследований культуры. Раскроем ее на основе схемы, обратившись к существующим моделям времени. Модели времени – важнейшая составляющая менталитета. Подчеркнем: речь идет именно о ментальных моделях – о таких, которые задают нам контекст исторического анализа. Перечислим их в исторической последовательности.

1. Первобытные представления о природоподобном круге времени.

2. Ментальные модели простого идеального круга античности (бесконечного круга возвратов).

3. Философско-богословские модели линейного теологического времени европейского средневековья (с началами идеи теологического импульса).

4. Модели спирально-цилиндрического вертикального времени восточного средневековья (индо-китайские модели) и модели многоуровневого времени, в которых тоже есть своя теологическая спиральность.

5. Модели ренессансного человекоподобного времени, содержащие спирально-цилиндрическую модель истории (Н. Макиавелли).

6. Скорее ведущая идея прогресса в Просвещении, чем модель истории, – в виде стрелы. Предельным выражением ее является линейно-онтологическое отображение времени у Р. Декарта. Фазовую модель социогенезиса (органического цикла) создал Дж. Вико.

7. Спирально-цилиндрическая многоуровневая модель времени в науке и философии XIX века, объединившая античный круг и фазы со стрелой прогресса.

8. Модель эволюционного времени типа конической спирали и определение двух ее разновидностей (дивергентной и конвергентной). От нее происходит постепенный переход к модели многомерного импульсного времени. Эту модель можно считать итоговой в истории, поскольку XX век остался в прошлом. Она завершает ряд ментальных моделей, синтезируя в себе все предыдущие способы отображения времени.

Итоговая модель: история человечества есть сходящаяся коническая спираль, в которой прогресс идет в форме круговоротов, но круги эти навиты на конус в качестве витков спирали. Об этом подробнее будет изложено в третьей главе.

До века Просвещения культура не была специальным предметом умозрения. Причина проста: до появления натурного взгляда на мир сам мир воспринимался как сотворенный, потому и культура представала частью этого, извне сотворенного, мира. В данном контексте она ничуть не отличается от натуры. Следовательно, говорить об историографии культуры в ее научном виде можно лишь при условии отсчета от этой временной границы. Другое дело – общие и частные представления о назначении и механизмах культуры: они бытовали во все времена и в данном случае вызывают у нас бесспорный интерес.

2.1. Понимание культуры в Древнем мире и в Средневековье. Культурные потенции первобытности

Чаще всего в учебниках культурологии излагается трудовая теория происхождения культуры. Однако она представляется неубедительной: орудийным трудом занимались и неандертальцы, но современными людьми они не стали. По этому вопросу есть другие взгляды, о чем мы и будем говорить. Люди современного физического типа появились около 40 тысяч лет назад. Примерно с того же момента ведется и отсчет времени формирования зачатков культуры.

Культура изначально обеспечивала трансляцию опыта через первичные формы групповой и общинной коммуникации – вот почему наличие первых

культурных возможностей человека связывают с появлением языка, речи и искусства (около 30–40 тысяч лет назад). Как считают ученые, именно появление языковой коммуникации стало решающим фактором в конкуренции кроманьольцев с неандертальцами. Первые признаки искусства в его современном понимании – изображения животных – появились около 15 тысяч лет назад.

В рамках раннего мифа, регулировавшего жизнь общины, не было необходимости в особой рефлексии по поводу культуры. Но нельзя сказать, что в ней не было потребности вообще: определенные ее элементы возникали хотя бы потому, что культура развивалась и усложнялась. Поскольку рефлексия не фиксировалась отдельно, осталось знание о механизмах культуры. Рефлексия опиралась на вещи (вещь для фиксации или же вещь, к которой привязан культурный смысл), на традиции и на ритуалы. Мы мало знаем о происходивших процессах на ранних этапах становления человечества. Исследования археологов, культурных и социальных антропологов [54; 56; 67; 104; 208; 210; 244; 254; 255; 310; 314; 315; 354; 363; 394] позволяют выдвинуть и проверить ряд гипотез по этому поводу. Гипотезы о происхождении общественной коммуникации основаны на наблюдениях за культурными процессами у современных дикарей. Они показывают, что «незыблемые» традиции и ритуалы все-таки меняются, причем меняются методом проб и ошибок. Наиболее устойчивы ранние мифы, отследить их динамику гораздо труднее, ведь они модифицируются лишь в пределах нескольких поколений. Позже мы обратимся к данной теме подробнее, хотя она касается не столько интересующей нас здесь историографии культурологии, сколько самих механизмов первобытной культуры. Накопление рефлективной практики в первобытной древности проложило дорогу новому, раннецивилизационному и античному, пониманию культуры – самому важному для формирования европейского мира. От метода проб и ошибок человечество осуществило скачок к накоплению знаний и опыта.

Письменность, бронзовая металлургия и протогосударственная форма организации – наиболее значимые признаки культуры неолита, благодаря которым появилась цивилизованность (от лат. «civilis» – «гражданский, государственный, городской»). Одним из основных признаков цивилизации считается появление городов.

Взгляды на культуру в ранних цивилизациях и античности

Цикл единой формации «ранних цивилизаций и античности» (или проще – древности) мы делим на три фазы и характеризуем их, исходя из уровневого масштаба: макроуровень, мезоуровень, микроуровень.

Первая фаза – шумеры, Древний Египет и многочисленные исторические соседи. Их характеризует попытка осмысления всеобщей значимости культуры в пределах накопленного знания, в основном эзотерического. Это – макроуровень осмысления культуры.

Средняя фаза – Древняя Греция (от крито-микенских предшественников до эллинизма включительно) – демонстрирует стремление сформировать социальное учение о культуре в рамках полисной идеологии. Это – мезоуровень.

Последняя фаза античности – Древний Рим – сконцентрирована на единичном в понимании культуры. Это – микроуровень осмысления культуры.

Древний Египет. В ранних цивилизациях механизмы, которыми они были сформированы и которые мы сегодня называем культурой, были уже отрефлектированы – элементы рефлексии сохранились в древнейших текстах. Исторические реконструкции, произведенные европейскими учеными в XIX–XX веках, позволяют предположить, что в зачаточной форме рефлективные навыки существовали на самых ранних стадиях появления первых цивилизаций, например у шумеров. И это очевидно: без осмысления и запуска принципиально новой системы культуры в новом социуме переход к устойчивым цивилизациям был бы невозможен: механизм цивилизации требует и механизма культуры, иначе цивилизация будет нежизнеспособна.

Что мы знаем о культурных представлениях египтян и их исторических соседей? Они – другие. И об этом свидетельствует практика «культурного строительства». По сравнению с первобытностью существенно изменились механизмы трансляции культуры: переосмысленные вещи, традиции и ритуалы дополнились письменностью, храмовой культурой, писаным правом и первыми научными знаниями. Искусство стало одним из главных каналов культурной трансляции и заявило о себе в двух малоразличимых ипостасях: культовой (духовной) и светской, с преобладанием первой. Потенциально провести рефлексию механизмов культуры в этом обществе могли только жрецы, хранители культа, обладавшие знанием, склонные к размышлениям. Жрецы и были первыми проектировщиками системы культуры в новых цивилизациях. Некоторые тексты свидетельствуют, что уровень понимания и навыки конструирования механизмов культуры, например в древнеегипетском сообществе, были весьма высокими для своего времени [71], хотя эзотерический характер древнего знания не позволяет утверждать это с достоверностью.

Культура и божественная власть для людей первых цивилизаций отождествлялись. Вопрос об источнике происхождения культуры был решен однозначно: она дана богами. Культура и культ здесь в некотором роде идентичны и неразличимы, ведь даже хозяйственная жизнь этого общества напрямую зависела от храмов.

Первенство духовной власти на ранних циклах истории зафиксировал в XVIII веке Д. Вико [52]. Он придал своему наблюдению статус всеобщего закона (закон трех фаз в развитии культуры) и оказался прав в прогностическом смысле: последующие циклы развития культуры содержат эту трехфазовость. Культурный цикл начинается с доминирования Духа над Материей. Это – очень важная мысль, впоследствии развитая П.А. Сорокиным [344].

Древняя Греция. Древнегреческая мифология продолжила египетскую линию объяснения генезиса культуры: культура дарована людям богами. Это нашло свое отражение в известном мифе о Прометее. Но роль культуры в таком сообществе была уже совершенно иной, чем в Египте. Рационально отрефлектирована она прежде всего в греческой философии.

Античная философия удерживала взгляд на мир как на единое целое наряду с мифом. В мифологии такое единство обеспечивалось нарративностью, а в философии – новой системой рациональных понятий. Главную задачу философия видела в том, чтобы многообразное связать в единое. Уже у Пифагора различение единого и множественного является системообразующим началом философии. Таким образом, античный миф обеспечил ментальную целостность культуры во времени, а квантированные категории и понятия философии и науки – новое рациональное отображение сущего. Здесь наметилась постоянно решаемая в античной науке проблема связывания этих понятий в логико-онтологическое единство. Следует отметить натуралистический фундамент ранней античной философии в целом и учения о культуре в частности. В классической Древней Греции мы впервые становимся свидетелями рефлексии и отчетливого понимания роли и механизмов культуры для интересов полиса. Наследие это чрезвычайно богато, филигранно осмыслено – стоит вспомнить хотя бы о таких авторитетах в области философского изучения античной культуры, как А.Ф. Лосев [229–235] и В.Ф. Асмус [17], или об искусствоведе Ю.Д. Колпинском [61; 164]: они подвели итоги огромному массиву трудов своих предшественников, уделив теме культуры немало внимания в своих работах.

Говоря о том, что именно зафиксировано в письменных источниках, подчеркнем: проблемы культуры впервые выдвинули софисты второй половины V в. – первой половины IV в. до н. э. Они противопоставляли закономерное в природе (относительно постоянное) человеческому установлению (изменчивому и произвольному обычаю, закону), осознавая антиномию природного и социального (в основном нравственного, которое идентифицировалось ими с культурным), причем природа здесь была более значимой, чем культура. Так, по Гиппию, установления людей противоречат их природе. У киников Антисфена и Диогена Синопского задолго до Руссо можно встретить рассуждения о необходимости возврата людей к природе, к простоте и естественности первобытного человеческого состояния.

Уже эти первые критики культуры утверждали, что культура отчуждает человека от природы.

Таким образом, исторически первым зафиксированным противоречием стало отделение культуры от натуры. Но номос и физис не просто противопоставлены – человеческое установление нередко трактуется как естественное продолжение природного.

Греки исходили из понимания культуры как «воспитанности» («paideia»). В первую очередь актуализировались воспитание и образование детей, а затем вообще образование! В «пайдейе» они видели свое отличие от варваров. Пайдейя есть воспитание детей в соответствии с традициями этоса, нрава-традиции. Ядро этоса греков – человек воспитанный, отвечающий прекрасному строению Космоса. Поэтому даже Судьба для греков существовала лишь как сюжет, встроенный в космический порядок.

Еще Ямвлих (3–4 вв. до н. э.) считал, что воспитание отличает человека от животного, эллина – от варвара, философа – от черни. Причастность к гражданству он выдвигал как первое и самое важное условие воспитанности.

В истории культуры остались Ксенофон и Платон, политико-воспитательная деятельность пифагорейцев и стоиков. Как считает М. Хайдеггер, пайдейя у Платона означала руководство к изменению всего человека в его существе, отрыв его от «круга ближайших вещей» и перенесение в область, где сущее является само по себе.

Этот пример уже показывает, что целостное понимание культуры должно содержать, как минимум, два аспекта: «культуру общества» и «культуру личности». Греческая «воспитанность» есть результат работы налаженного механизма трансляции культуры, через которые культура общества передается личности. Следует отметить характерную двунаправленность процесса: от общества – на человека (ибо долг гражданина полиса требовал принятия и использования норм полисной культуры); от человека – на полис (иначе невозможен был бы Сократ). Это и обеспечивало динамизм греческой культуры, отличавшийся от египетской канонической статики.

Следует также отметить, что первые системные описания культур других народов мы находим у греческих историков Геродота и Фукидида.

Греки создали педагогическую систему античности и положили в ее основание «Одиссею» и «Илиаду» Гомера [76]. Это было осознание Слова. В философии и первоначальном образовании Пифагор заложил четыре ключевых предмета, которые преподаются в школах по сей день: арифметику, геометрию, астрономию, гармонические колебания [59].

Именно фактом отработанного механизма культурного воспроизводства можно объяснить быстрое распространение греческой культуры вширь. О подобной концепции говорили в эллинизме: цивилизованный мир испытывал постоянную потребность в учителях-греках, даже в периоды почти полного упадка культуры в самой Греции [54; 56; 59; 205].

Во времена активной экспансии греческой культуры появилась необходимость изучения культур завоеванных территорий. Речь идет о знании, поэтому наука эллинизма активно накапливала сравнительно-описательное знание о культуре. Яркий пример – Клавдий Птолемей, создавший Библиотеку и Музейон. Для эллинизма было характерно стремление к аккумуляции знаний, к закреплению опыта, к формированию энциклопедического образования, всеосведомленности. По Гераклиту, «многоученость уму не научает», но наука эллинизма (например, александрийцы) жила и действовала скорее по Аристотелю: признак знатока – способность научить. Учитель, духовник и секретарь – такими были функции ученого при власти. Вот почему дидактичность этого времени воспринимается как проявление учености, а дидактика (необходимость научения) требует разбивать преподаваемое на множество предметов, поэтому единственный Логос (Естество – Абсолют) превращается во множественность, которую можно освоить лишь при ориентации на энциклопедизм. Многоученость как отрицание внешней формы учености, цели всезнайства этому не противоречит. Идея раскрытого Универсума в Слове (Логосе) получила здесь свое единственно возможное продолжение.

Эллинизм, явление в социальном плане уже далеко не полисное, добавил к полисному механизму «привития воспитанности» новые механизмы расширения и распространения культуры. В эллинизме реализовалась концепция искусственного формирования «культурных центров», массово развернулась система элитарного образования на новых территориях: формировались библиотеки, возникали научные центры, создавались энциклопедические серии работ. Феномен эллинистической учености уже не сводится к одной воспитанности – эллинизм стал эпохой ретроспективной рефлексии, где появилось рассуждение о традиции, а значит, и о возможности ее изменения. Но в идейном смысле в эллинизме продолжает жить сильно измененная греческая «пайдейа» [205]. И живет она, по сути, до конца античности, хотя римляне и превращают ее едва ли не в противоположность, доводя воспитанность до индивидуализации. Культурные очаги эллинизма поддерживают не бродячие софисты, а придворные ученые и деятели искусства. Появление римского Мецената персонифицирует их способ существования уже при имперской власти.

Древний Рим. Римское понимание культуры, как и римский менталитет, зеркально противоположны египетскому пониманию культуры и египетскому менталитету – об этом позволяет судить, например, отношение к праву и искусству. Для египтянина все право сосредоточено в руках фараона и его наместников – вот почему писаное право есть божественное установление, но вместе с тем и абстрактная декларация. Все право, искусство и ученость сконцентрированы либо в дворцах, либо в храмах. Для римлянина правовой текст есть то, в составлении чего принимал участие либо он сам, либо его предки, а потому к данному элементу культуры он лично причастен. И искусство для него тоже существует как часть его личного мира: площади, термы, виллы, доспехи, украшения и т. д. В римском варианте моральной философии очевиден поворот культуры от внешнего к внутреннему (раньше греческие софисты, римские стоики, эпикурейцы и киники развивали – в своем ключе – антиномию культуры и природы; стоики более опирались на ресурсы человеческого духа – отсюда их критика искусственности и испорченности общества).

Считается, что представление о человеческом, отличающемся от природного, сложилось в эпоху Ренессанса. На самом деле основные предпосылки к этому находим у Цицерона в его концепции humanitas. Человеческое в фокусе культивирования, человечность, обходительность, точнее всего по смыслу – человеческое достоинство, образованность, – вот предмет humanitas. Достоинство Цицерон понимал как благие поступки, как подвиги лучших сыновей Рима, к которым приводит напряженный воспитательный труд, как привитие культуры, связанной с человеком. Впервые в античности к гражданским доблестям добавили стремление к образованности и утонченности, которое олицетворяли такие черты, как чувство долга, высокий вкус, ораторское мастерство, творческая одаренность.

Античность в целом отличает циклическое, точнее – круговое, понимание времени. Перспектива и ретроспектива, будущее и прошлое совпадают на больших временных промежутках. Эти модусы времени свернуты в настоящем, здесь и сейчас. Отсюда – первая идея истории, в которой осуществлен переход от греческого понимания к римскому: от железного века (Гесиод) – к золотому (имперский Рим).

В истории античности можно зафиксировать отчетливые стадии перехода от культуры всеобщей и духовной (культовой), с главенством доминанты «мы», к культуре светской, прежде всего – городской, с главенством доминанты «я»: от масштаба «мы» (Египет) через греческое полисное равновесие к масштабу «я» (Рим). Обратим внимание, что индикатор: «мы» (массовость) – «я» (индивидуальность) – применим к любому культурному циклу, он позволяет различить в нем три значимые стадии.

Освоение микроуровня позволило впервые увидеть ценность культуры человека – это обстоятельство раскрывает истинную причину обращения деятелей раннего Возрождения прежде всего к Риму, а не к Греции (таков ментальный резонанс – это не столько предпочтение, сколько влияние ментальной доминанты, определившей соответствующий конечной фазе цикла вектор: интерес к человеку и всему, что его формирует. Римский государственный деятель Катон одним из первых употребил слово «культура». Оно понималось как уход за почвой, возделывание ее. Роль человека состояла в интересе и настрое, от которых зависел результат. Цицерон призвал возделывать духовность через философию – культуру духа и ума. Термин «культура» в его восприятии содержит еще и такие грани, как «почитание, уважение, поклонение» духовному началу в человеке, из чего и родилась философия.

Культурные представления в средневековье

В классическом средневековье культура трактовалась исключительно как культ. Человек через культуру мог раскрыть собственный творческий потенциал любви к Богу, ибо культ удерживал совокупный порядок бытия.

Культ – это воссоздание заново вечно значимых событий Священной истории, воссоздание вечного «здесь и сейчас» посредством символов.

Цикл средневековья тоже имел три фазы внутри единой ментальной формации: византийскую, романо-готическую, фазу Возрождения и барокко (как единую). Охарактеризуем их, исходя из принятого уровневого масштаба: макроуровня, мезоуровня, микроуровня.

Вначале понятие о культуре формировалось в рамках системы философско-богословского знания и было крайне идеологизированным. Этот этап – макроуровневый. Он принадлежит Византии – здесь создавалось новое духовное целое на длительный исторический период, фактически на тысячелетие.

Во времена активной экспансии и в Византии, и в романо-готическом мире остро ощущалась необходимость сравнения культур. Чтобы воевать и торговать со своими соседями, нужно было накопить определенные представления о специфике их образа жизни, о культурном и прочем потенциале.

Характерно, что речь идет не о знании, как в античности, а именно о понимании, – отсюда все странности со сказочной «описательной географией и этнографией», а также с астрономической картиной мира средневековья. Это – мезоуровень осмысления культуры.

Выход на микроуровень в эпоху Возрождения и барокко позволил рассмотреть в тех же ментальных рамках средневековья культуру отдельного человека.

Обратим особое внимание на такое деление, потому что оно фиксирует важный акцент нашей циклической логики, раскрывающей целый веер смыслов.

В утверждении единства ментальной формации средневековья, Возрождения, барокко– новизна нашей трактовки, если сравнивать с традиционной историографией [366; 419]. Пока мы ограничимся ссылками, поскольку опираемся на ряд источников, в которых пояснения уже даны [3–4; 24; 27; 39; 51; 78; 85; 92; 153; 155; 156; 169; 200; 229; 243; 256; 261; 286; 300; 400], и подчеркнем концептуальностъ данной позиции. На переходе от римской античности к средневековью были почти полностью уничтожены старые механизмы культуры и сформировались новые. В западной Римской империи это произошло в виде катастрофы (разрушение), а в восточной – эволюционно (трансформация).

Раннехристианская мысль развивалась в духовной атмосфере культуркритических мотивов позднеримской философии. Здесь она нашла свой путь построения культуры, который был узаконен с признанием христианства официальной религией.

В Византии культура почиталась, ее высоко ценили как в церковном, так и в светском мире. Изменилась только ее цель: спасение души и оценка с этой позиции роли церкви и государства. А для спасения души требовались приобщение к священным литургиям и текстам, проникновение христианских ценностей и символики во все уголки жизни человека. Теологическая окрашенность культуры буквально пропитывала все проявления жизни. Византийцы выступили первооткрывателями множества новых механизмов культуры, которые Европа позже унаследовала и развила: церковных и светских.

Этап становления происходил в условиях острой борьбы со множеством конкурирующих ересей, а значит, и со множеством разных культурных механизмов.

Рефлексия культуры стала одним из орудий борьбы, поэтому понимание значимости культуры и ее непосредственное творение пережили в тот период взлет: приводился в порядок и осмыслялся новый свод культурных текстов. Византия оставила после себя важнейшее наследие – сохраненную и охристианенную античность, развитое философское богословие, этику и эстетику, а также каноны: храмы, монастыри, университеты и всю символическую конструкцию культуры христианства.

В истории европейского средневековья стоит отметить особые очаги «монастырской культуры» [169], в определенном смысле заменившие собой античные культурные центры. Культуру, с ее новым содержанием, нужно было сохранять и развивать – во-первых, идеологически дозировать ее проявления и осуществлять непрерывную цензуру актуального содержания – во-вторых. Как и в египетском варианте, культура, с ее механизмами, конструировалась в культовых сооружениях, в данном случае – в храмах, соборах и монастырях. Годовой круг церковных праздников – реализованный проект церкви – закрепостил низовое население больше, чем военная сила всех синьоров, вместе взятых.

Заслуживает упоминания в истории культуры рыцарский культ доблести, чести и достоинства. Переход от культа внечеловеческого и божественного к человеческому и светскому стал первым шагом к секуляризации культуры.

Элементы светской придворно-аристократической, а затем городской культуры становятся основой для формирования Возрождения и барокко [20; 27; 39; 78; 85; 165; 419]. Монастырская, придворно-аристократическая и городская культуры, сочетавшиеся на протяжении всего средневековья, как бы продолжали линию создания центров сохранения и трансляции культуры античности; изменилась лишь их дислокация, но не сама концепция. Однако если греки отличали воспитанного от варвара в пределах единой античной культуры, то в средневековье получаем возможность различить две культуры: церковно-теологическую и светскую (в том числе и народную). Победила в историческом соревновании западноевропейская светская линия городской культуры – и, соответственно, победило светское понимание культуры. Так обнаруживаются отчетливые стадии перехода от теологической культуры (с доминантой «мы») к культуре светской, прежде всего – к городской (с доминантой «я»). Но эти стадии есть и в истории всего Древнего мира: «мы» (Египет); греческое полисное равновесие доминант (мы и я); «я» (Рим).

Превалирование теологии разрушило натуралистический фундамент языческой философии культуры. Античную антиномию природы и культуры сменила в христианстве другая: Бог и культура. Природа больше не могла служить позитивным или негативным критерием для оценки культуры, зато появились самые широкие возможности для истолкования ее трансцендентной природы. Встречу с Христом сопровождало духовное начало, и теперь оно стало культурным основанием. Культурное развитие человека в средневековье понималось как приближение себя к божественному замыслу и избежание греха. Теология предприняла попытку соотнести понятия: «христианство», «культура», «история». При этом, безусловно, теология культуры накрыла собой все варианты и ярусы учения о культуре. Провиденциализм теологического понимания истории и культуры предполагал проявление воли Бога, осуществление божественного плана спасения человека.

По Августину, основному автору христианской философии истории, это был путь к эсхатологическому «Царству Божию».

Различие христианского и античного понимания взаимоотношений культуры и человека, однако, демонстрирует и обратную сторону – их сходство. Уже в античности мы фиксируем признание того факта, что именно духовные качества человека выступают определяющим началом культуры. Об этом говорят не только философы классического периода греческой истории, но и Конфуций.

Идея тесной связи общего состояния культуры с внутренним миром и этическими ценностями человека получила развитие в учении Августина. Он связал культуру с верой (культура живет верой человека в свое высшее предназначение), понимая ее как чувство причастности человека к высшим ценностям бытия. Сила веры – в том, что она опирается не на внешний мир, а на внутренние, духовные устои человека, поэтому верующий, способный черпать силы в себе самом, непобедим.

Средневековье оперировало понятием культуры в двух аспектах: культурой в составе связки «культурное общество» (речь идет о «культуре общества») и культурой как признаком личного совершенства, где ведущей ценностью выступала культура личности [400].

При этом культурность человека измерялась степенью приближения его к божественному замыслу. Особенно актуальным стало это различение в Возрождении, когда на первый план вышел человек, индивид. Понимание божественного замысла по его поводу существенно изменилось.

Возрождение и барокко как фаза, завершающая средневековье

Эпоха Ренессанса не просто акцентировала внимание на личностном аспекте культуры: культура предполагала в эту эпоху соответствие человека ренессансному идеалу культурности. Вспомним, как Дездемона описывает личные достоинства Отелло, хотя он человек другой расы и далеко не ровня ей по происхождению. Такого рода мотивация была абсолютно невозможна в средневековье, как невозможен был и личный выбор возлюбленного.

Набор обновленных ценностей четко прослеживается в многочисленных ренессансных «портретах с атрибутами»: перед нами – ценности светские, и они свидетельствуют об интересах данного конкретного человека, о мере его личной культуры.

Указывая на образцы всесторонне развитой личности, мы практически всегда ссылаемся либо на греков, либо на людей эпохи Возрождения. Однако в понимании культуры и личной культурности они, скорее, антиподы: в греческом идеале культурным ядром выступала общественная «воспитанность», а в ренессансном – учитывались прежде всего личные заслуги в освоении и созидании культуры [24; 51; 200; 229].