Текст книги "Культурогенетика"

Для нас очень важно, что деятельность человека орудийна и может быть рассмотрена все в том же пространстве: между Истиной и Пользой. Поэтому в человеке деятельность имеет основания в виде его потенциальных способностей, что можно представить в развертке его знаний (Истина) и умений (связанных с Пользой). Но линия технологизации орудийной деятельности, повышающая ее эффективность, живет вполне самостоятельно. Связка Знания и Пользы базируется на техническом абиотическом субстрате, и она обратным образом превращает человека в свое орудие – в придаток техники и технологии. Это – острое противоречие современности, о котором мы уже говорили.

Проектирование связано с потенциалом деятельности и рождено внутри деятельностной парадигматики. Деятельность регулируется «нормами», априори социальными, и это – ядро культуры, ее технологическая суть. До XX века культурное нормирование деятельности носило преимущественно «естественный» характер – регулировалось менталитетом наряду с целевыми установками. Проникновение в технологию деятельности превратило и культурные нормы в искусственно управляемые. Накопление опыта, происходящее в культуре внешним образом, было рационализировано.

Причина такого странного противоречия кроется в том, что деятельность человека целесообразна, а цели человека проявляются не в потенциале его способностей, а в актуальном наборе его потребностей. Прежде в истории основным социальным регулятором формирования потребностей была глобальная ментальная программа, а многомерность менталитета обеспечивала историческую непрерывность развития общества. Разрыв начинается с момента, когда человек эпохи демократии реально становится «атомарным», его зависимость от социума иногда доходит почти до нулевой отметки. Свои личные цели в деятельности он начинает ставить на первое место, а технологизация обеспечивает невиданную эффективность их достижения.

Искусственные, спроектированные, рационализированные нормы замещают в западной культуре XX века ранее существовавшие регуляторы менталитета, работавшие как неподвластные человеку естественные нормы и мотивы. Например, писаные правовые нормы на Западе практически полностью подменили мораль. Но ведь еще Кант отметил, что в моральной сфере есть нечто, неподвластное людскому разуму, и его невозможно ограничить сиюминутными соображениями практичности. Говоря системным языком, это – надсистемные регуляторы, находящиеся выше уровня личности и общества (например, Бог). Из культуры Нового времени по мере ее рационализации они постепенно изживались. А там, где это невозможно было сделать, искусственно блокировались.

Для обеспечения социальной устойчивости в «проектном» обществе XX века понадобилось множество компенсаторов, и они все более и более рационализировались. Понимая это, Дьюи поставил данный процесс в американском обществе «на поток», но так же поступили и другие рационалистические проектировщики «общественных машин»: Сталин, Гитлер, Муссолини и др. То, что сделали они, резко отличалось от западного демократического варианта в единственном – в целеполагании. Это – наиболее важный момент всего XX века: если деятельность можно эффективно технологизировать, то формулируемые цели могут принадлежать разным субъектам: и личности (как предполагали создатели западных демократий), и отдельным группам (например, партиям) и большим сообществам (например, религиозным). Русские космисты впервые заговорили о целях человечества, и сегодня именно они дают ориентир, способный повлиять на будущее и изменить ход истории.

Теперь вернемся к главному, ради чего, собственно, эта тема и была затронута. Цели человека в проектном подходе, в прагматизме Дьюи и в инструментализме его последователей не обсуждаются – из них исходят. Данный момент и порождает расхождение в инструментальном понимании культуры как набора регламентирующих норм деятельности: регламентация – процесс искусственный, но откуда берутся цели?

Мотивационную основу деятельности установили в коллективной (групповой) психологии и в социологии групп. Первыми обратили на нее внимание: Э. Дюркгейм (коллективные установки) [108], В. Бехтерев (групповые мотивы поведения) [38], К. Юнг (архетипы коллективного бессознательного) [319; 416]. Тому же посвящены психология народов [63] и историческая психология [404]. Развернувшиеся на этой основе «ментальные исследования» [3–5; 15–16; 22; 63; 72; 74; 81; 106; 293; 309; 368; 375; 383; 400; 404] блестяще решали проблемы реконструкции культуры прошлого и определения движущих мотивов деятельности людей прошлого. Но подобная постановка вопроса в отношении настоящего и будущего требует построения обществоведческой теории, из которой можно было бы получить прогноз. Большинство же ментальных исследований ограничивается герменевтикой, являющейся стержнем экзистенциализма и постмодернизма, выступающей там в качестве метода [404].

Однако достижение понимания и построение детерминант и прогнозов – разные продукты. Для инструментализма этот подход вообще излишен: прогнозы детерминируют то, что можно спроектировать волевым образом. А теории А. Тоффлера [371–374] и других исследователей [212–213; 270; 287; 397; 391] дополняют эту однолинейность глобальными прогнозами на основе единственной линии развития – технологической по основаниям и технократической по ориентации.

Убрать противоречие между искусственной технологически-рациональной западной линией, с доминантой регламентации деятельности, и естественно-ментальной, с доминантой ментальной мотивации деятельности, можно лишь обращением к надсистемному уровню – к уровню человечества, как минимум.

В нем преобладает детерминация деятельности, которая сейчас отображается наукой и проектной аналитикой.

В мотивационной сфере такая детерминация превращается в совокупность «глобальных императивов». Этот путь – искусственный. И в данном отношении все проекты типа «ноосферного общества», «образовательного общества» и т. п. сталкиваются прежде всего на ментально-мотивационном поле. Генерация людей, впитавших мотивы личного обогащения, будет насмерть стоять против всех ноосферных и прочих ограничений – такие люди превосходно понимают, что в любом варианте обогащения они «изымают» что-то у человечества или, иначе говоря, идут против Бога.

Культурологически значимый вывод из данного рассуждения таков: по отношению к деятельности технологическая линия (знания и нормы) задает детерминацию и регламентацию, а ментальная – обеспечивает мотивацию.

Модернизм (постмодернизм), экзистенциализм, прагматизм, инструментализм, проективизм, деятельностный подход предстают как нечто единое в том самом ментально-парадигмальном смысле, который мы уже сформулировали (единая модель мира, устойчивый набор содержащихся в них взглядов). Повторим: это – рациональное мировоззрение, но оно теперь обращено на процессы, а не на объекты, как было в классической науке. Парадигма, которую образуют названные подходы, не научная, как у Т. Куна (сложившаяся внутри научной школы), а ментальная – демонстрирующая совокупность взглядов людей XX века как большого ментального цикла. Это – новая ментальная формация, в которой мы продолжаем жить и сейчас (1920–2020).

Архетипы и парадигмы науки

Все перечисленные подходы одинаково важны для трактовки культуры. Они требуют осмысления на общенаучном уровне, с позиции изложенного в первом параграфе методологического набора (архетипы и их связки). Речь пойдет о содержании ментальных формаций. Каждая из них является ядром мировоззрения своей исторической эпохи.

Единица как архетип цикла. Любое ментальное ядро проживает в истории свой цикл доминирования и живет как актуальная культура. В цикле ядро, бесспорно, модицифируется, но в данном ракурсе это не имеет особого значения потому, что оно остается качественно единым в цикле, – вот что наиболее важно для нас.

Теряя доминирование, т. е. выходя из зоны исторической актуальности, ментальное ядро переходит в потенциальное состояние (начинает существовать как потенциальная культура).

Пара как архетип противоречия. Сочетание модусных разверток по линиям сущности и существования означает применение философского принципа единства исторического и логического. В образной форме этот принцип был выражен у Н.Г. Чернышевского: без теории нет истории, но и без истории нет и не может быть мысли о теории. «Логико-теоретическое» предстает в науке как статическое, а «историческое» – как результат динамического способа исследования того же предмета. Одновременно архетип противоречия дает два взаимосвязанных варианта приведения множественности определений понятия «культура» к единству: статическую целостность и динамическое целое. Следует сказать, что их сочетание так и остается сочетанием: общефилософский принцип единства исторического и логического в науке заявлен во всех подходах: есть теория механизмов, и в ней – динамический раздел; есть системность и генетика систем; есть теория организмов и история их жизни, онтогенез и филогенез.

Общенаучное требование, которого мы здесь придерживаемся, таково: логическое и генетическое должны совпадать и тем самым взаимопроверяться [4, с. 30]. Связь и взаимоотображение этих ракурсов возможны везде, где мы удерживаем и статическую целостность содержания и жизнь культуры.

Тройка как архетип иерархии. В системном мире архетип иерархии обозначает «вертикальное разнобразие».

В качестве пределов удерживает вертикальное разнообразие в актуальном нас разрезе пара: «ИДЕЯ – МАТЕРИЯ». У системной вертикали есть три уровня: НАДМИР – МИР – ПОДМИР.

Эти понятия («надмир, мир, подмир» как связанная системная картина из трех уровней) впервые были введены в системогенетике А.И. Субетто.

Поскольку нас интересует образ, а воплощением образа служит форма, обратимся к понятию «хронотоп». Хронотоп – временная и пространственная экспликации формы, поэтому иерархические уровни модифицируются масштабной пространственной «тройкой» («топос»): «Макро – Мезо – Микро» – и «тройкой» временных модусов («хронос»): «Будущее – Настоящее – Прошлое». Все классические исследователи образа в искусстве основывались на таком наборе параметров.

Представим их в связке:

Рис. 7. Иерархические тройки, характеризующие систему.

Всякое целое предполагает свой способ уровневой группировки, хотя между ними всегда будут существовать параллели. Подобный инструмент – таксономия в широком смысле [362] – является наиболее важной частью аппарата и классической, и современной науки. Уровневое построение иногда носит название «таксономического дерева», что указывает на его иерархическое происхождение.

Таксономическое дерево содержит иерархический аспект – здесь определяются разнокачественные уровни. Чтобы можно было рассуждать о каком-либо уровне, его следует отличить от уровней, лежащих выше и ниже по степени общности. Используя терминологию Л.С. Выготского, мы говорим о нашем предмете как о «культурологии сверху» и о «культурологии снизу» [62]. И здесь существенно следующее обстоятельство: история исследований культуры показала, что определения термина «культура» сплошь и рядом даются на одном иерархическом уровне. Нам представляется очень важным преодоление этого методологического недостатка современной культурологии. Если удастся его преодолеть, возникнет возможность логически (логико-иерархически) упорядочить определения культуры и, быть может, добраться до новых смысловых ядер феномена культуры.

Архетип иерархии наиболее тесно связан с системным понятием структуры, потому что связи, удерживающие целое в системе, всегда имеют иерархический характер. В структуре можно видеть и каузальность (аспект влияния более высокого уровня иерархии), и способ организации состава (закон развертывания более низких, чем система, уровней иерархии). Это – принцип единства управления и организации [356].

Четверка как архетип состава. Всякое определение есть уже определенное (устойчивое) качество в границах меры. Говорить об этом нам позволяет его уровневая определенность, например системная (а не надсистемная или подсистемная).

Уровнем ниже можно развернуть качество в количестве [68], т. е. говорить о неких статических единицах состава. Данный аспект обнаруживает себя во множестве интересующих нас определений [362], которые затем раскрываются как «разнообразие внутри системы», в границах данного качества. При этом мы всегда имеем дело с составом, о каком бы подходе ни шла речь. Различаются лишь трактовки состава в разных ракурсах: «детали механизма» – в технике, «органы» – в органическом подходе, «элементы» – в системном, «фазовые подсистемы» – в системогенетическом, «компоненты» – в деятельностном, «морфологические единицы» – в проектном.

В ряду архетипов взаимосвязанные иерархический и компонентный (качественно-количественный) аспекты связаны с сущностью. Совокупность этих подходов будет особенно продуктивной, если мы в дополнение к ним обозначим цикл – жизнь целостного этапа культуры, культурной целостности, жизнь, зафиксированную в сценарии модусов его существования, то есть применим одновременно все архетипы. Такие целостные процессуальные наборы редко удается построить, а тем более найти готовыми у других исследователей. Повторим: жизнь культурных целостностей обычно описывается в пределах одного уровня, именно поэтому остаются скрытыми отраженные в структуре каузальность и закон развертывания состава.

Вывод. Все сказанное по поводу общенаучных архетипов имеет отношение к любой из основных парадигм (и к смешанным типам – в том числе). Поэтому связь между архетипами (метод) и парадигмами можно свести в матрицу, раскрывающую наш исследовательский метод в плане культуры. Полное культурологическое освещение общенаучного уровня, с нашей точки зрения, должно содержать следующие направления:

Табл. 2. Соотношение архетипов и парадигм в науке:

Предлагаемая матрица охватывает практически все наиболее часто встречающиеся в литературе по культурологии парадигмальные подходы и содержащиеся в них методы исследования. Но принципиально вопрос стоит, в общем-то, не в ее заполнении до полноты перечнем теорий и их аспектов (что могло бы стать темой отдельного исследования). Речь идет о выборе необходимого и обоснованного для наших целей современного пути изучения культуры.

Мы избираем сочетание деятельностного и системогенетического подходов по той причине, что все предшествующие подходы в них «снимаются». Обще научный комплекс системогенетики доказал свою эффективность в биогенетике, психогенетике, техногенетике и социогенетике. Мы применим его в культурогенетике.

Таким образом, наметились два уровня исследования: философский и общенаучный (парадигмальный). Проследуем намеченным путем, избрав в качестве предмета исследования культуру.

Системный ракурс бытия культуры

Системная вертикаль по отношению к культуре. Еще до появления социологии способ представления социума как целого обеспечил органический подход. Техническая и технологическая стороны культуры были больше детализированы в системном. Своеобразным бампером между ними послужил функционализм, если не сводить его к системности в духе 60-х годов XX века. Широко понимаемый функционализм включает в себя органический взгляд на общество и раскрывает культуру как своеобразную функцию организма (общества) [313]. При таком подходе «функция и морфология» становятся понятиями взаимодополняющими, такими же, как их аналоги – в системном подходе (хотя по смыслу они различаются).

Системность как подход к исследованию культуры требует фиксации ее в качестве «системы», чтобы можно было развернуть по отношению к ней следующие ракурсы: «состав», «структура», «цельность», «упорядоченность», «связность» [105].

Первым действием в системном подходе является установление системной иерархии: надсистема – система – подсистема. А для раскрытия способов жизни культуры через набор ее подсистем нужно установить полный (процессуально связанный) набор подсистем культуры. Уточним, что, говоря о культуре на системном уровне (на философском уровне «особенного»), можно направлять свое внимание либо вверх по иерархии (и тогда актуализируются «функции», а общество предстанет как целостность, у которой есть культурная функция), либо вниз по иерархии (и тогда актуализируется «морфология культуры», состав культуры). В науке XX века системный подход к культуре следует признать наиболее разработанным, особенно в статике. При его дополнении генетическим подходом можно учесть все основные ракурсы других подходов. Именно в обогащенном синтезе состоит преимущество общей системогенетики. Здесь уместно вспомнить комментарий ученых по поводу создания эффективных в исследовательском плане теоретических конструкций, платформу которых составляет суммарность отдельных теорий («их авторы зачастую отчужденно относятся к такой – объединяющей их – конструкции»): «цель теоретических построений не синтез ради синтеза, но единый массив систематической теоретической аргументации» (курсив мой – Т.3.) [34, c. 34].

Условным недостатком данного подхода является невозможность увидеть и описать мир экзистенциально, субъектно, ценностно и с позиции всех трех субъектов. Однако этого не дает ни экзистенциализм, ни постмодерн. Проблема сочетания объектности и субъектности до некоторой степени – в стадии решения, но об этом – позже.

А пока вернемся к системности. Системный уровень должен удержать «культуру», причем культуру такой системы, как общество. Основная пара (культура общества – культура личности) раскрывает лишь одну часть иерархии – общественную культуру как систему и человеческую – как подсистему, хотя этого бывает достаточно для решения ряда внутрисистемных проблем, что продемонстрировал А. Моль [267].

Введя исторический предел существования «общества» в виде надсистемы – «человечества», находящегося пока в будущем, – мы вправе говорить о тройке: о культуре человечества, о культуре общества, о культуре личности. Мы обнаруживаем три иерахических уровня описания культуры в системном подходе. Все они проявлены в истории науки о культуре, что подтверждают многочисленные примеры.

Это – примеры системного понимания культуры человечества: «разумная культура» человечества; эвдемонизм как историческая цель культуры Нового времени; культура как область духовной свободы человека, по Г. Гегелю; понятие о родовых сущностных силах у гегельянцев и К. Маркса; надсистемные детерминанты и надсистемное влияние на культуру человечества (роль космоса в мифологии и в ранней протонауке; роль божественного откровения в развитии культуры; идеи космизма, гелиотараксии, ноосферизма и т. д.); культура как социальная память человечества; культура как генетический механизм наследования у человечества.

Это – примеры системного понимания культуры общества: «культура как достояние всех»; культура как моральные основы духа, по И. Канту; культура как социальная память общества; культура как генетический механизм наследования в обществе; культура как «душа» общества, как его неповторимая ментальность.

Это – примеры системного понимания культуры личности: «воспитанность» – в древнегреческой «пайдейе»; культура как признак личного совершенства и соответствие «идеалу», личные заслуги в освоении и созидании культуры в Возрождении; культура как прогресс в области раскрытия способностей ума у И.Т. Гердера; понимание креативизма культуры в персонализме Н.А. Бердяева.

Состав культуры

Состав культуры можно исследовать по отношению ко всем трем обозначенным уровням.

На надсистемном уровне состав культуры человечества не описан (человечества как субъекта еще нет). Данный уровень затрагивает состав общечеловеческой культуры, и его тоже можно представить системно (подсистемы, входящие в состав системы) или органически (морфология). Тем не менее о надсистемном ракурсе стоит говорить хотя бы потому, что в культуре фигурируют «общечеловеческие ценности», памятники культуры мирового значения, общечеловеческие культурные институты (ЮНЕСКО) и т. п. образования. Например, органическая морфология рассматривает не только типы локальных культур в истории (на основе сравнительно-исторического метода А. Гумбольдта), но и закономерность их связанности (сценарий и функции локальных культур в системе целого). Это приводит к кристаллизации основного ракурса: у Н.Я. Данилевского локальные культуры определяются на основе доминирующих видов деятельности, у О. Шпенглера – на основе типов экзистенции («способы переживания жизни»).

На системном уровне анализируется то, из чего состоит культура общества.

Ракурсы – те же. Обратимся к примерам:

• культура как совокупность культурных образцов у Крёбера [401, с. 200];

• культура как совокупность культурных архетипов у Юнга [416–417; 401, с. 577–578];

• культура как совокупность символов, ценностей и идей, например в «социальной аксиологии» [173, с. 178];

• блоки и типы культуры в теории деятельности [118, с. 6–24].

На подсистемном уровне исследуется то, из чего состоит культура личности: блоки и типы культуры личности, ее состав в виде девяти образований.

Система культуры личности – это система социальных образований личности, лежащих в русле дальнейшей эволюции человечества.

Система культуры личности – это тот потенциал, который общество актуализирует в человеке посредством управления.

Говоря о составе в управленческом ракурсе, мы обнаруживаем в культуре общества те же три блока, которые существуют в культуре личности, а именно: информационные, мотивационные и операциональные образования.

Спецификация информационной, операциональной и мотивационной культуры личности осуществляется за счет конкретизации типов, видов, форм, сфер культуры (экономические знания, технические навыки, эстетическое воспитание и т. п.).

Новое время и XX век опирались на единое понимание трех разновидностей культуры: общей культуры, мировоззренческой культуры, профессиональной культуры. Во многом это деление опирается на идеологию Просвещения и гносеологизм: наличие у человека общей культуры позволяет характеризовать его как всесторонне развитого интеллигента. Общая культура – это культура общечеловеческая, существующая вне зависимости от профессиональной или идеологической дифференциации общества. Она имеет значение базисов, так как лишь на ее основе и формируются профессиональная и мировоззренческая области культуры. В соответствии с известными нам составляющими цивилизации можно обозначить и предметный состав этой культуры: естественнонаучную (природа), гуманитарную (человек), обществоведческую (социум) и техническую (технос) культуры общества. Каждая из названных сфер формирует свои знания, умения, установки.

Мировоззренческая культура имеет четко выраженный идеологический характер (знания, умения и установки в системе мировоззрения); она позволяет охарактеризовать человека как социально зрелого гражданина.

Профессиональная культура раскрывается через профессиональные знания, умения и установки; она характеризует личность как специалиста.

Итог можно зафиксировать в виде матрицы:

Табл. 3. Девять модусов культуры общества и культуры личности.

В данной типологии Л.А. Зеленов [118] получил модусы, единицы (развернутые типы) культуры, каждая из которых содержит в себе три блока (знания, умения, установки), в совокупности порождая основные педагогические задачи. Реализация этих задач формирует готовую к деятельности личность. Представленная матрица освоения девяти блоков есть условие готовности человека к деятельности и к жизни в обществе в целом. В ней заложен набор критериев готовности личности: готовность к деятельности на основании сформированных знаний, умений, установок в девяти культурных планах.

Первичной из типов культур является общая культура. Объем общей культуры (всего, что накопило человечество за свою историю) никогда не работает в обществе полностью, а проявляется через актуальное ядро, поэтому иногда говорят о соотношении актуальной и потенциальной культур. Проблема их соотношения напрямую связана с ментальной динамикой.

Напомним: искусственные социальные образования (культура общества) изоморфны культуре личности по составу модусов. Культуру личности характеризуют те же три блока, которые существуют и в культуре общества: информационные, мотивационные и операциональные образования [118].

Сходство состава системного и подсистемного уровней позволяет увидеть изоморфизм состава культуры общества и культуры личности и предположить, что на уровне человечества тоже есть нечто аналогичное.

Структура культуры

На надсистемном уровне теории структуры культуры человечества пока нет. Этот уровень затрагивает лишь теория кросс-культурных взаимодействий, к тому же – косвенно.

На системном уровне структуру культуры раскрывают социальная антропология, культурная антропология.

На подсистемном уровне – структурная антропология (исходящая из воззрения – точки зрения – личности).

Функциональный ракурс бытия культуры

Повторим: функциональный ракурс не сводится к системному: «функция» обычно выступает в качестве дополнения по отношению к «морфологии», как «структура» – к «составу».

Функции культуры – это ее функции в обществе, в надсистеме.

Системно-функциональная трактовка культуры. Обозначим четверку основных функций культуры. Культура выполняет в обществе следующие технические функции: а) сохранения; б) трансляции; в) отражения; г) преобразования [10].

Для взаимодействия общества и культуры это верно. Но в данном ракурсе отсутствует человек, поэтому не фигурирует процесс созидания культуры. Вот почему это именно технические функции культуры.

Если исходить из данного набора функций культуры в обществе, можно выстроить аналогии.

Отражение = Технический социум = Ум = ценность Истины = познание.

Сохранение = Цивилизация = Воля = ценность Добра = ценностное ориентирование.

Трансляция = Культура = Душа = ценность Красоты = коммуникация.

Преобразование = Человеческий социум = Сома = ценность Пользы = производство.

Здесь сохранение и трансляция относятся к ментальной ветке культуры (человеческий социум), отражение и преобразование – к научно-технической ветке (технический социум).

Первая программа культуры в данном функциональном ракурсе выглядит как «сохранение + трансляция», вторая программа культуры – как «отражение + преобразование».

Отнесем сказанное к двум программам:

Рис. 8. Основные функции культуры, ее программы и виды социума.

Такому пониманию соответствует и современное деление философии на «социальную философию» и «философию науки и техники». Нетрудно связать социогенетику (социальное программирование человека) с ментальной, калокагатической, линией истории, а техногенетику – с линией «Истина – Польза», с научно-техническим единством. До некоторой степени такая связанность даже очевидна, ведь техника и есть продукт связки той деятельности, в основании которой лежат Истина и Польза, наука и техника, а менталитет особого влияния на нее как бы не оказывает.

Техника как целостное явление живет по собственным законам, и можно говорить о самостоятельности ее развертывания [207]. Становление техники касается все более сложного преобразования вещества природы, как считается, для блага человека, хотя есть и другие точки зрения, например С. Лема, С.Б. Переслегина [212–213; 280]. Современная техника как средство обеспечивает массовый охват людей (СМИ, СМК) для их программирования со стороны власти и политики.

XX век продемонстрировал: и по отношению к человеку, и по отношению к обществу становятся реально возможными технический подход и прагматическое проектирование. При этом бывшее «естественное» уже трактуется как «искусственное» [406–407]. Две линии, до того существовавшие в определенной степени порознь, в истории XX века скрещиваются: мы наблюдали в XX веке не одну попытку проектного вмешательства в программирование людей помимо менталитета. Например, советская культура, как и культура третьего рейха, была в значительной степени спроектирована и запущена искусственно. Линии, о которых мы говорим, настолько сблизились, что стало заметным и обратное влияние. Этот процесс иллюстрирует модель из двух спиралей истории по типу ДНК [3].

Вторая сторона проективности – управление в социуме – все больше осмысляется и используется технически. После «революции менеджеров», зафиксированной П.А. Сорокиным [343], стали очевидными для всех повсеместное проникновение менеджмента в жизнь общества, усиление роли менеджмента, рост его проективности.

И здесь зарождаются множественные связки, например PR, коммуникативный менеджмент, бренд-менеджмент и т. д.

Таким образом, в самом широком обществоведческом смысле культура участвует в реализации двух программ: социо-ментальной и научно-технической. История этносов (народов) и цивилизаций и история науки и техники – это их проявленность. Их следует рассматривать вместе: как параллельные и взаимовлияющие. В обществоведении, кстати, постоянно фигурируют подобные связки: народ и цивилизация, наука и техника. В системно-функциональном плане они и создают набор из четырех основных функций культуры в обществе: сохранения, трансляции, отражения, преобразования.

Существует еще один ракурс, предложенный В.А. Никитиным, методологом школы Г.П. Щедровицкого: это – ракурс пяти «позиций» в культуре. Исходя из этой искусственно-технической модели системодеятельностного подхода, в культуре признают возможными следующие деятельностные «позиции»:

а) хранитель;

б) распространитель;

в) творец;

г) продавец.

Стоящая над ними позиция управленца накрывает все четыре.

Типологии близки, но лишь поверхностно. В первом случае подразумеваются технические функции культуры в обществе, а во втором – деятельностные позиции людей по отношению к культуре и ее артефактам (повторим, это – методологический подход). Их сопоставление требует особого осмысления, но оно лежит за пределами науки, а потому и вне наших исследовательских целей.

Рассмотрим две наиболее важные функции культуры подробнее.

Функция сохранения. Культура несет на себе функцию социальной памяти. Различают три ее типа: индивидуальный, общественный и техногенный [301]. Ракурс социальной памяти дает возможность говорить о разнообразии социальных генотипов, например о социально-экономическом генотипе.

Реализация этой функции требует обращения к ракурсу организованностей и механизмов культуры: «культурные центры» – в эллинизме; очаги «монастырской культуры» – в средневековье; библиотеки, коллекции, музеи – в барокко и после него; университеты, СМК, проектируемые системы культуры – в XX веке (культурный империализм) и т. п. Можно рассматривать способы жизни этих образований в самом широком плане (австрийская культурно-историческая школа В. Шмидта), постепенно сужая, – и тогда возникнут «культурные круги» (Ф. Гребнер, Л. Фробениус), «культурные потоки», «горизонтальная и вертикальная динамика культуры». Социодинамика культуры обычно к уровню институтов и организаций и сводится, хотя этот уровень далеко не единственный. Можно представить столько у ровней динамики, сколько удается обнаружить их в системной модели.