Текст книги "Под маской. Моя автобиография"

Глава 7
В поисках Кличко

Бокс – такой вид спорта, в котором вы можете двигаться к цели на полном ходу и при этом внезапно оказаться в тупике. Примерно так я себя и чувствовал, когда сорвались два боя с Дэвидом Хэем, только гораздо, гораздо хуже.

До этого я был обязательным претендентом на титул IBF в тяжелом весе, которым владел Владимир Кличко, но поскольку я променял бой с Кубратом Пулевым ради поединка с Хэем, у меня было ощущение, что я как боксер оказался на необитаемом острове. И как же обидно было там находиться, зная, что я заслуживаю бой за чемпионство, но эта возможность ускользнула от меня. Это очень болезненные переживания – мечтать о чем-то всю жизнь, чувствовать, что пришло твое время этого добиться, но не иметь возможности сделать последний шаг из-за обстоятельств, на которые не можешь повлиять. В других видах спорта, таких как теннис или гольф, если ты хорошо выступаешь и заслужил право попасть в финал турнира или тебе осталось пройти девять лунок Открытого чемпионата или турнира Мастерс, тогда это твой шанс проявить свой талант и добиться победы, занять свое место в истории.

Но в боксе все иначе, и в тот момент мной овладел страх, что, как бы хорошо я ни выступал и как бы ни был талантлив, мне никогда не удастся сразиться за титул. Приблизительно в тот же период, когда я не боксировал, в основном из-за отмены боев с Дэвидом Хэем, Кличко провел три успешные защиты титула. Он победил Франческо Пьянету, Александра Поветкина и Алекса Леапаи, которые, при всем уважении, не дотягивали до моего уровня. Все трое этих оппонентов не могли похвастаться тем, что им постоянно удавалось проходить сильных соперников так, как это удавалось мне. На момент, когда Леапаи получил право выступить против Кличко, его успел побить боксер по имени Колин Уилсон, в чьем послужном списке было 23 поражения и нокаут от Кевина Джонсона, которому я в течение 12 раундов в Белфасте показывал, как надо боксировать.

Мне вместе с командой пришлось начинать все заново. Я преследовал Владимира Кличко с того самого вечера, как побил Дерека Чисору в июле 2011-го, и даже не догадывался, что потребуется провести еще три боя за право стать претендентом на титул чемпиона мира, прежде мне дадут бой за титул в 2015-м.

Тогда, в 2013 году, после того как мне предлагали целое состояние за бой с Хэем, пришлось вернуться к менее значительным поединкам и соперникам, которые не вызывали у аудитории такого же интереса. Меня это все порядком достало, и приходить в зал не было никакого желания. Но, как и в другие тяжелые моменты моей жизни, я не сдался и собирался вернуться в спорт, несмотря на то что чувствовал себя паршиво. Нужно было что-то поменять, придать моей карьере ускорение, и я решил подписать контракт с промоутером Фрэнком Уорреном. Я отправился в Лондон с дядей Питером, и мы заключили контракт на три боя с каналом BoxNation, который Уоррен открыл после того, как ушел с телеканала Sky.

Заключив сделку, я почувствовал прилив энтузиазма, вернулся в зал и в феврале 2014-го вышел на ринг против американца Джоуи Абеля. Я был не в лучшей форме, но неплохо справился, завершив бой в четвертом раунде. Пора было возвращаться в строй, и, чтобы показать всем, что иду на всех парах, я принял предложение Уоррена устроить второй бой с Чисорой. На кону стояли титулы чемпиона Европы и Британии, и, хотя некоторые (может быть, и сам Фрэнк Уоррен) считали, что мне не одолеть Чисору, потому что он был в хорошей форме, тогда как у меня был всего один бой за 14 месяцев, я отлично знал, что произойдет. Более удобного для меня оппонента, чем Чисора, я бы и придумать не смог, потому что у меня контратакующий стиль, а у него прямолинейный наступательный, так что я стучал ему по голове, пока рефери не остановил поединок в десятом раунде. Получилось даже лучше, чем в нашем первом бою три года назад.

Я закрепил успех, победив Кристиана Хаммера, последнего соперника за звание претендента на чемпионский титул WBO, которым владел Кличко. Выходя на ринг в зале «О2 Арена» в Лондоне, я думал о том, что после этой победы Кличко от меня уже не отвертеться. Я становился главным претендентом на пояс, и ему придется со мной сразиться. Чтобы слегка оживить мероприятие, во время моего выхода на ринг выступал пародист Элвиса с песней Trouble. Я сходу решил дать Хаммеру понять, что у него проблемы. Я не оставил ему шансов и в пятом раунде отправил в нокдаун, после чего продолжил избиение, пока после восьмого раунда его секунданты не попросили остановить бой. Теперь оставалось назначить свидание Кличко.

Мы согласились дать Уоррену определенное время, чтобы он попробовал организовать поединок с Кличко, но, когда время вышло, этим занялись Питер и Мик Хеннесси. Они обо всем договорились и бой был назначен.

В то время я вообще не интересовался деловой стороной бокса. У меня на уме было только драться и стать чемпионом мира, но это была моя ошибка. Следовало быть более осмотрительным, потому что боксеру надо всегда знать, что происходит и в ринге, и за его пределами – слишком уж короткая у нас карьера.

Когда боксируешь на высочайшем уровне, необходимо работать в слаженной команде. Бокс – очень опасное дело, на кону стоит твоя жизнь, поэтому ты вправе точно знать, чего заслуживаешь. Понятно, что начинающий спортсмен, недавно ставший профессионалом, недостаточно уверен в себе, чтобы выдвигать требования или спорить с менеджером, потому что ему еще только предстоит сделать себе имя. Но кто-то из твоей команды должен задавать неудобные вопросы, потому что тебе нужно успеть заработать, пока ты молод – время в этом спорте летит очень быстро.

Вот почему в 2018-м, вернувшись после двух с половиной лет отсутствия, я решил взять все в свои руки, самостоятельно принимать решения и вести переговоры по организации боев. Я начал понимать, что раньше получал не самые оптимальные условия, поэтому решил погрузиться в процесс. Таким образом, я был бы в курсе, кто получает какой процент, и смог бы принимать решения, потому что больше всех рискую именно я.

Но тогда, в 2014-м, я еще не знал, что после предстоящего боя против Владимира Кличко Мик Хеннесси больше не будет моим менеджером, а мой дядя Питер Фьюри – моим тренером. Очень жаль, что команда распалась, потому что в определенный период я, Мик и Питер были очень близки, но такое решение нужно было принять.

Сейчас ни с Питером, ни с Миком мы не общаемся. Это очень печально, но мне, как и многим, очень сложно восстановить однажды испорченные отношения. Было очень тяжело осознать, что я больше не могу с ними работать.

Особенно трагично, что я потерял связь с дядей Питером, потому что какое-то время он мне был как второй отец. В феврале 2011-го моего отца приговорили к 11 годам тюрьмы, но он вышел на свободу в феврале 2015-го. В течение всего этого времени я и мой брат Шейн практически жили с Питером. Я все свое время проводил с ним. Питер регулярно писал отцу и в одном из писем сказал ему, чтобы он не волновался, потому что я ему теперь как сын – то же самое сказал и мой дядя Хьюи, который тренировал меня в то время. Отцу от этого стало легче, потому что он, естественно, очень переживал, что не может быть со мной. Я тоже очень по нему скучал – навещал его раз в неделю, иногда даже по два раза. Он всегда сопровождал меня, начиная с моего первого боя. Он всегда в меня верил, повторял, что я стану чемпионом, но теперь нас разлучили. Позднее отец рассказал, как тяжело ему было встречаться со мной за тюремным столом. Хотя ему нравилось давать мне советы, слушать о моих тренировках, о предстоящих матчах, или о том, с кем я спаррингую, в то же время у этого была обратная сторона. Когда я уходил, он был очень подавлен из-за того, что не может участвовать в моей жизни так, как должен отец. Дошло до того, что он попросил меня навещать его один раз в месяц – так тяжко ему было. Мне было сложно с этим смириться, но в конце концов я его понял, и он сказал, чтобы я продолжал слушать Питера и Хьюи. Когда я вспоминаю те времена, мне трудно осознавать, что сейчас мы с Питером больше не общаемся, но, как ни печально, мне пришлось пойти на этот шаг.

. .

В начале 2015 года я постоянно набирал вес в перерывах между боями, и как раз перед тем, как мне сообщили о предстоящей схватке с Кличко, я в очередной раз пребывал в депрессии и весил почти 160 килограммов. Я был в таком состоянии, в котором бокс и тренировки меня не волновали. Несмотря на то, что моя карьера опять шла в гору, я чувствовал себя подавленным и ненавидел этот спорт. Из-за депрессивного состояния, когда я услышал новость, о которой всегда мечтал: я встречусь на ринге с Кличко, бой наконец-то организован – честно говоря, мне было совершенно наплевать. Матч должен был пройти 24 октября в Дюссельдорфе, и на кону стояли пояса WBO, IBF, WBA и IBO. Но я не испытывал никаких особенных эмоций – просто еще один бой.

Я знал, что при весе в 160 килограммов мне предстоит выдержать зверский тренировочный режим, так оно и было. За восемь недель я согнал 40 килограммов. Я тренировался три раза в день шесть дней в неделю и выживал на одном протеиновом коктейле в сутки. С моральной точки зрения, это была настоящая пытка. Понятно, что профессиональный спортсмен не должен так распускаться, но у меня всю жизнь были проблемы с весом, и приступы депрессии не упрощали задачу. Из-за этого готовиться к боям было гораздо сложнее. Если честно, моя подготовка к встрече с Кличко на 90 % заключалась в сгонке веса, как и многие другие тренировочные лагеря, которые я прошел, – вместо настоящих тренировок по боксу я старался избавиться от жира.

Половину лагеря я провел во французских Каннах, а другую половину – в Ливерпуле. Мы работали над тактикой, сменой стоек и привезли хороших партнеров для спарринга. И все же я был в плохой форме. У меня был упадок сил из-за потери веса, и в какой-то момент я не мог выстоять и четырех раундов спарринга. Спустя четыре недели мне предстояло сражаться за самый главный титул в моей карьере, а я чувствовал себя совершенно никчемным.

Но окружающим я не собирался этого показывать, особенно на пресс-конференции в Лондоне, которая состоялась за месяц до боя. По системе pay-per-view его собиралась транслировать компания Sky Box Office, а в Штатах – крупный кабельный канал HBO, так что пресса вовсю раскручивала это событие. Я не собирался упускать такой шанс, поэтому прибыл на пресс-конференцию с шиком – в желтом Lamborghini, одетый в костюм Бэтмена.

Пресс-конференцию вел Адам Смит, который отвечал на телеканале Sky за бокс, и он был в восторге от моего выхода, как и журналисты, набившиеся в комнату. Заиграла музыкальная тема Бэтмена, я начал дурачиться и бегать по залу, а потом перепрыгнул через стол, чтобы отделать злейшего врага Бэтмена – Джокера. В команде Кличко не понимали, что происходит, но если они и приняли меня за шутника, то скоро я объяснил, что в Германии все будет серьезно. Переодевшись в деловой костюм, я встал и смерил Кличко взглядом, а потом сказал, что подходит конец его господству. Пускай во время тренировок я был не на высоте и последний год находился не в лучшем психическом состоянии, я все равно собирался его деморализовать и показать, что не буду расклеиваться, как многие из его оппонентов.

«Ты победил многих простаков, но еще никогда не встречался с Цыганским Королем, так что готовься к нокауту!» – кричал я в его сторону. Я отобрал у Адама Смита функции ведущего и выбирал, кто из журналистов будет задавать вопрос, показывая пальцем. Когда один из них решил адресовать вопрос Кличко, я тут же ответил: «Следующий вопрос!» Кличко был чемпионом мира, но эту пресс-конференцию я превратил в Шоу Тайсона Фьюри. В какой-то момент я предложил Пэрис задать вопрос, и она спросила:

– Насколько сильно ты меня любишь?

Конечно же я ответил:

– Сильнее всего на свете.

Кличко привык, что большинство соперников ведут себя сдержанно и проявляют уважение, поэтому теперь он растерянно наблюдал, пока я был в центре внимания. Когда пришла его очередь говорить, он так долго бубнил о чем-то, что меня это достало, и я предложил драться прямо здесь и сейчас.

– Я приехал в костюме супергероя, но у тебя, похоже, своя суперсила – ты можешь утомить до смерти, – подколол я Кличко, когда он настаивал, что останется чемпионом после нашей встречи.

– Обычно я тренируюсь три раза в день, но теперь увеличил количество тренировок до четырех. Обычно я спаррингую 110, 120 раундов, но для этой схватки я спарринговал 200 раундов, – сказал Кличко, не потерпевший ни одного поражения за девять лет.

Словесная война продолжилась, когда мы встретились в программе The Gloves are Off телеканала Sky, где я объяснил ему, почему он проиграет – мои скорость и ловкость не оставят ему шансов. Я знал: так бы оно и произошло, будь я в хорошей форме, но до боя оставалось четыре недели, и я волновался, что мне может не хватить сил подкрепить слова делом. И все же я понял, что психологически он у меня на крючке, когда он стал отрицать, что я последним вышел из сауны в Австрии пять лет назад.

В своей книге «Искусство войны» знаменитый китайский стратег Сунь-цзы писал, что любая война – это путь обмана, так что этим я и занимался вплоть до самого поединка. Я знал, что Кличко будет драться не с самой сильной версией Тайсона Фьюри, но важнее всего то, что сам Кличко этого не знал, потому что всем вокруг я рассказывал, что нахожусь на пике формы.

В итоге, бой перенесли на месяц из-за того, что Кличко получил травму, что сыграло мне на руку, хотя даже после этого я не был в той форме, в которой хотел бы быть. Но, так или иначе, у меня было гораздо больше сил, и, выходя на ринг, я действительно всегда считаю себя непобедимым. Во время боя я предвижу события до того, как они произойдут, такова моя врожденная способность, возможно, это у меня в генах – позже я узнал, что бабушка Пейшенс порой предсказывала будущее.

Но, как я уже писал в этой книге, я побил Кличко, потому что Бог дал мне на это силы. Никаким другим способом победить я не мог. Как только начался бой, меня охватило чувство, что это мой вечер, что все в моих руках. Конечно же, мне нельзя было расслабляться – я знал, что Кличко не зря называют Доктор стальной молот. Достаточно потерять бдительность, и он уложит тебя спать – причем как на пресс-конференции, так и на ринге.

По ходу схватки мне удавалось добиться того, что многие считали невозможным, но я не мог остановиться на достигнутом вплоть до последнего двенадцатого раунда. Когда я готовился провести на ринге последние три минуты, я знал, что близок к исполнению моей мечты, и сказал себе: «Только не упусти свое». В этом последнем раунде мне прилетело больше мощных ударов, чем в предыдущих 11 вместе взятых. Я должен был выстоять, чтобы забрать его пояс, и тут он попал правой четко мне в челюсть, тем самым ударом, который в прошлом похоронил не одного его соперника. Но я просто посмотрел на него и рассмеялся. Я не знаю, что это было, если не божественное вмешательство.

Я принял каждый его сильный удар, для него это, наверное, было просто удручающе. Но я получил урон не страшнее, чем во время спарринга, поэтому я и считаю, что меня в тот вечер хранила Десница Божия. Я предупреждал, что после этого боя старая гвардия отправится на покой и начнется новая эпоха – так оно и произошло.

Я покорил свой Эверест, но, вернувшись в раздевалку после боя, после того, как выветрились первоначальное потрясение и восторг от пребывания на ринге и победы, я не испытывал никаких сильных чувств и эмоций. Тогда я не осознавал, что произошло, и, быть может, до сих пор не осознал.

Вокруг были моя семья и близкие друзья, это были особенные мгновения, потому что мы так долго ждали этого момента. Помню, как пошел сдать тест на допинг и ощутил ужасную боль в ногах. Оказывается, я натер жуткие мозоли из-за того, что очень много двигался во время боя, перемещался и крутился, чтобы запутать Кличко, как я ему и обещал.

«У меня не получилось нанести столько точных ударов, сколько я хотел. Тайсон быстро работал руками и уклонялся, поэтому мне не удавалось попасть», – со вздохом говорил Кличко во время послематчевой пресс-конференции. Но, хоть я и стал чемпионом, выглядел я, наверное, таким же разбитым, как и он, потому что я уже чувствовал приближение депрессии, как ранние подземные толчки, сигнализирующие о скором землетрясении. Я должен был чувствовать себя властелином мира, и час назад, обнимая Пэрис на ринге, я так себя и чувствовал. Но теперь мое настроение стремительно менялось, несмотря на то что окружающие вовсю радовались исполнению моей мечты.

Один момент отложился у меня в памяти – когда я увидел Мика Хеннесси в два часа ночи. Наша с Миком история чем-то напоминала фильм с Томом Крузом «Джерри Магуайер», в котором Джерри и его клиент Род Тидвелл, которого играл Кьюба Гудинг-младший, добиваются успеха в Национальной футбольной лиге в тот момент, когда уже никто в них не верит. Я знал, что моя победа в бою за титул чемпиона в тяжелом весе много значила для Мика, для него это был не просто бизнес – он даже расплакался от радости. Но я запомнил, как той ночью до слез хохотал. Дело в том, что когда выигрываешь титул, тебе не дают сразу забрать пояс, который одевают на тебя в ринге, он все еще принадлежит другому бойцу; приходится ждать, пояс (или пояса, как в нашем случае) тебе пришлют позже. Но мы об этом не знали. Мы думали, что пояса можно забрать – так мы и сделали. Я довольно рано отправился спать в тот вечер, но заснуть не смог – кто-то распевал песни в коридоре. Когда я выглянул за дверь, то увидел Мика в трусах, он подпрыгивал в воздух и танцевал, обвешанный поясами! Прекрасное завершение истории Джерри Магуайера.

На следующее утро я проснулся слегка дезориентированным и сначала думал, а не приснилась ли мне победа над Владимиром Кличко? Но это была правда, как и то, что за день до боя Пэрис сообщила мне о беременности после двух лет попыток завести еще одного ребенка. Мы были счастливы, и, само собой, она не могла лететь домой на самолете. Так что вместо полета в бизнес-классе, как подобает новому чемпиону мира в тяжелом весе, мы поехали в Роттердам на машине моего друга Дейва, а там сели на ночной паром до Англии. Я неплохо выпил с фанатами, которые возвращались из Дюссельдорфа. Они не ожидали увидеть нового чемпиона на пароме, но я не страдаю тщеславием и всегда буду таким же парнем, каким и был. Мы спели пару песен и хорошо покутили. Я очень благодарен всем болельщикам, которые поехали в Германию и верили, что мне удастся побить Кличко у него дома, несмотря на то что многие считали это невозможным.

Когда я наконец добрался домой и снова увидел детей, это был трогательный и чудесный момент. Я вернулся к роли отца, которая всегда лучше всего мне удавалась и больше всего меня радовала. Для меня важно было осознавать, как много победа значила для моих друзей и близких. Но мне предстояло упасть с вершины, которую я только что покорил. Пройдет совсем немного времени, и самый главный бой в моей жизни покажется ерундой.

Глава 8
Тьма

Июнь 2016 года, Манчестер

^«Нет! Стой! Вспомни о детях!»

Раздался визг тормозов, и мой Ferrari остановился. Сердце вовсю стучало. Я с трудом сделал вдох.

Автомобиль наполнился запахом жженой резины и выхлопных газов. Мои руки вцепились в руль. Меня всего трясло, а на глаза наворачивались слезы – я вспомнил о детях. Я не мог поверить в то, что собирался сделать, и находился в состоянии аффекта. Как я очутился в такой точке, где ничто больше не имеет ценности? Еще бы чуть-чуть и я бы отказался от всего: от жизни, от семьи, от стремлений. Меня мучали стыд и чувство вины.

. .

В 2016 году, когда я попытался покончить с собой, я был лучшим боксером в тяжелом весе на планете. Но, когда речь идет о депрессии, совершенно неважно, кто ты такой. Депрессия не означает, что ты слабый или плохой человек, это просто болезнь, с которой некоторым из нас приходится бороться. В течение моей жизни этот недуг по-разному влиял на мое поведение. В какой-то момент, о котором речь пойдет чуть позже, мне казалось, что в меня вселились демоны, и я не мог контролировать свои поступки. Но кое-что оставалось неизменным – страх, появляющийся из ниоткуда, с которым я не умел справляться.

Будучи ребенком, я порой испытывал внезапное жуткое ощущение одиночества. Я начинал волноваться, нервничать, и само это ощущение еще больше наполняло меня страхом. Я вырос в общине путешественников, а там людей, у которых были личные проблемы, считали слабаками. Из-за такого отношения в течение долгого времени я понятия не имел, кому рассказать о своих эмоциях. Мне казалось, что я не в состоянии честно и прямо обсуждать то, что переживаю. Только в 2017 году, когда мне было почти 30, я осознал и принял тот факт, что имею дело с депрессией.

Оглядываясь назад, я понимаю, что в самом начале профессиональной боксерской карьеры принял решение, которое усугубляло преследовавшее меня чувство безысходности. В профессионалы я перешел после любительской карьеры, в течение которой сталкивался с проявлением расизма в отношении ирландских путешественников. Из-за этого я чувствовал себя аутсайдером, и, чтобы привлечь к себе внимание, стал играть роль нарушителя спокойствия. Мне приходилось делать громкие заявления, быть грубым и использовать врожденный талант шоумена, чтобы устраивать дикие выходки. Поймите меня правильно: мне и сейчас нравится развлекать фанатов до и после боя, вызывать у них ощущение, что они не зря потратили деньги, придя посмотреть, как я выступаю. Но в начале моей карьеры все было иначе. Я чувствовал себя обязанным играть определенную роль, чтобы привлечь внимание прессы, а для этого надо было вести себя скандально и шокировать людей своими заявлениями.

В каком-то смысле это сработало – я привлек фанатов и обрел сомнительную славу. Но, играя роль плохого парня, я дошел до точки, в которой не мог отличить реальность от игры. Было такое ощущение, что меня поглотил мой собственный экстравагантный персонаж реслинг-шоу – отсюда ругань в Twitter, а также надменность и заносчивость перед телекамерами. Я чувствовал, что скандал – это возможность попасть в заголовки и создать ажиотаж вокруг моей персоны, как это удавалось Мохаммеду Али, Крису Юбенку и Принцу Насиму Хамеду.

Многие не понимают, что профессиональный бокс – это не только спорт. Это бизнес. Промоутерам нужны бойцы, которые могут продавать билеты, телеканалам нужны персонажи, которые привлекают аудиторию. Можно быть боксером высшего класса, но получать гроши, по сравнению с кем-то более харизматичным, колоритным или скандальным, у кого больше фанатов, даже если этот кто-то гораздо слабее в боксе. Более того, талантливые бойцы, которые плохо смотрятся, регулярно оказываются на обочине. Это грязный бизнес, и нужно об этом помнить, нельзя прятать голову в песок. Так что я стал изображать отрицательного персонажа. Несмотря на весь мой талант, выбери я роль славного малого, вполне возможно, мне не удалось бы побиться за титул чемпиона мира. В конечном счете, мне пришлось за это расплачиваться своим психическим здоровьем, проблемы с которым назревали уже давно.

Все навалилось разом, после того как я удивил мир своей победой над Владимиром Кличко в Германии в ноябре 2015 года. Вместо того чтобы открыть золотой период моей карьеры, это событие положило начало двум годам, которые я провел в аду. Для начала, я рассчитывал, что дома меня встретят, как героя, в конце концов, я достиг большего, чем Фрэнк Бруно, выиграв не один, а несколько поясов, моя победа была на уровне достижений Леннокса Льюиса, как признал журнал The Ring, вручив мне пояс, который присуждают линейному чемпиону – наследнику великих боксеров прошлого: Джо Луиса, Мохаммеда Али, Джорджа Формана и Майка Тайсона.

Однако, вернувшись в Британию, я столкнулся с тем, что из разряда проказников перешел в разряд настоящих негодяев бокса. Я столкнулся с небывалой волной негатива. Большая часть прессы не собиралась отдавать мне должное за мою победу из-за моего сложившегося имиджа. Признаю, что в тот момент я реагировал неподобающим образом, и сейчас жалею, что выставил себя не в лучшем свете. Я был зол и чувствовал, что ко мне относятся несправедливо. Мне пришлось много усилий приложить, чтобы достичь этой точки в своей карьере, я с детства мечтал стать чемпионом мира в тяжелом весе. Но теперь, когда я наконец-то добежал до конца радуги, горшочка с золотом на месте не оказалось.

Мы постоянно слышим, что успех, вроде того, которого добился я, – это прекрасно, настоящая вершина счастья. Но у меня в душе была пустота, при этом окружающим постоянно было что-то от меня нужно. Через то же самое пришлось пройти и другим чемпионам-тяжеловесам. Все, чего я хотел, – снова стать отцом и мужем, но меня поглощала пустота и тьма.

Это ощущение усугублялось двумя мучительными событиями, которые произошли в год перед схваткой с Кличко: смертью дяди Хьюи и трагической потерей ребенка, которая случилась с Пэрис на шестом месяце беременности. Готовясь к поединку с Кличко, я не мог позволить себе оплакивать эти потери, и мне пришлось загнать боль поглубже. Но теперь она устремилась на поверхность, подобно вулканической лаве, переливаясь через край и унося меня туда, откуда, казалось, я уже не смогу выбраться.

2016 год я начал в плохом состоянии, и со временем оно только ухудшалось. Не помогало и то, что защиты титула в ближайшее время не предвиделось. Если бы была назначена дата следующего боя, я мог бы сконцентрироваться на тренировках и готовиться. Хотя и в этом я не уверен – мне было очень плохо. Мне хотелось устроить защиту поясов в Америке, может быть, снова в нью-йоркском «Мэдисон-сквер-гарден», такие варианты обсуждались. Но затем стало известно, что в ближайшее время ничего не планируется, даже добровольная защита титула, которую обычно проводят все новые чемпионы. Продолжались разговоры о повторном бое с Кличко, но и здесь не было никакого развития событий.

Победив Кличко, я выиграл три основных мировых титула (по версиям WBO, WBA и IBF), но спустя несколько недель пояс IBF у меня отобрали. Когда владеешь несколькими поясами одновременно, очень сложно управиться со всеми спортивными организациями, потому что у каждой есть основной претендент на титул, с которым тебе нужно драться. Но тут в дело вступает политика, и отдельным боксерам делают послабления. У меня было ощущение, что мне никто не собирается идти навстречу, несмотря на то что я только что стал боксером-тяжеловесом номер один на планете.

С Кличко существовала договоренность, согласно которой мы должны были провести повторный бой, так что я ожидал, когда это произойдет. Очевидно, это должно было стать значимым событием, на котором я мог хорошо заработать. В таком случае спортивная организация, как правило, позволяет сначала провести матч-реванш, прежде чем назначать бой с обязательным претендентом, но в этот раз, когда я отказался от боя с никому не известным украинцем Вячеславом Глазковым, IBF тут же отобрали пояс. После того как титул объявили свободным, Глазков выступил против американца Чарльза Мартина и проиграл. Ни тот, ни другой не дотягивали до высшего уровня, и победа Мартина открыла возможность претендовать на титул Энтони Джошуа, который на тот момент провел 15 схваток и был непобежденным. Он воспользовался этой возможностью и в апреле 2016-го нокаутировал Мартина.

Во время всех этих событий я опустился до того, что меня ничего уже не волновало. Не волновали жена, дети, жизнь или смерть. Ничего. Я болтался без дела. Часто я садился в машину и проезжал сотни километров. Я ездил из Ланкастера на мыс Лендс-Энд в Корнуолле или в деревню Джон-о’Гротс на краю Шотландии просто так, от нечего делать. Иногда я ни с того ни с сего садился на самолет и летел в Дублин, чтобы побродить по городу. Разговаривать мне ни с кем не хотелось. Я даже летал так в Америку. Если кто-то узнавал меня, здоровался и хотел сфотографироваться, меня это бесило. Хотелось заорать в ответ: «Отстаньте от меня». Я желал попасть туда, где меня никто не знает, где я буду в изоляции. Позже врачи объяснили мне, что при психических расстройствах пропадает чувство ответственности, потому что оно основано на рациональном мышлении. Но, когда мысли у тебя работают, как у меня в то время, тебя ничего не волнует. Мне было наплевать.

Кажется, за весь 2016 год я ни одни выходные не провел дома. Я полностью забил на свои обязанности. Чаще всего мы с братьями отправлялись в паб. В доме шел ремонт, мы с Пэрис жили в трейлере, там я ее и оставлял. Периодически мне становилось хорошо от выпивки, и я думал: «Ну все, Тайсон вернулся». Но это была ложь, на следующий день снова наваливалось осознание собственной никчемности.

Переговоры по поводу матча-реванша с Кличко продолжались – оказывается, это было одно из условий, на которых я получил шанс сразиться с ним. Наконец, стало известно, что второй бой назначен на 9 июля и пройдет в зале «Манчестер Арены». У меня был полномасштабный нервный срыв, но каким-то образом я должен был защищать титул против Владимира Кличко.

Несмотря ни на что, бой уже начали раскручивать. Первая пресс-конференция оказалась весьма напряженной, в какой-то момент Кличко даже сказал мне: «Отвали нах**». Я старался держать лицо, и со стороны, похоже, выглядел нормально, снова сказав ему, что отправлю в нокаут. Но все же было видно – со мной что-то не так. Один репортер спросил, какое наследие я собираюсь оставить, и мой ответ очень хорошо раскрывает мое тогдашнее состояние:

«Бокс меня особо не волнует, как еще объяснить, что я начинаю подготовку к бою с 30 килограммами лишнего веса? Вряд ли я бы сметал все пироги в Ланкашире и выпивал каждую пинту в Британии, если бы бокс для меня что-то значил, – сказал я. – Владимир говорит, что ему по-прежнему нравится боксировать, так вот, мне – нет. Я ненавижу этим заниматься и не хочу быть боксером. Я ненавижу тренироваться, выходить на ринг и сидеть здесь, разговаривая с вами, идиотами. Я бы с удовольствием оказался дома с детьми и ел шоколад и конфеты перед телевизором. Ненавижу бокс».

Вот уж действительно четкий отпечаток того, что происходило у меня внутри в тот момент времени.

Я уже был не тем человеком, который всего лишь пять месяцев назад вошел в ринг и лишил действовавшего чемпиона его объединенного титула. Теперь я сидел перед журналистами и выражал надежду, что у Кличко будет самый лучший тренировочный лагерь, что он отмотает время назад, достигнет идеальной формы, чтобы отправить меня в нокаут, а я после этого смогу закончить карьеру. После этого я заявил, что называть меня спортсменом – это позор, встал, снял футболку и продемонстрировал свое пузо, призывая полюбоваться на чемпиона мира. «Позор тебе, жирдяю проиграл», – подначивал я Кличко. Достаточно посмотреть видео с этой пресс-конференции, чтобы понять: со мной что-то не в порядке, для этого не надо быть психиатром, и все же присутствующие сочли, что это была очередная шутка. Если бы они только знали, что на самом деле творилось у меня в голове и как близок я был к краю.