Текст книги "Под маской. Моя автобиография"

Первая официальная пресс-конференция состоялась в Лондоне, в помещении телеканала BT, и мы сходу рассказали друг другу, с чем каждому из нас предстоит столкнуться в ринге. Одно я знал точно и заявил об этом Уайлдеру: причина, по которой он будет со мной драться, в том, что его команда – как и мой отец, и множество других людей – не верили в мою способность набрать нужную форму и победить. Для Уайлдера тогда было идеальное время, чтобы сразиться со мной, потому что год спустя я был бы уже гораздо сильнее. Победа над Цыганским Королем возвысила бы его в глазах американской публики и всего мира.

Участвовать в пресс-конференциях с Уайлдером было сплошным удовольствием. У нас было еще два публичных мероприятия перед боем – в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Он резкий, не стесняется в выражениях, и был первым из моих соперников, кто смог отвечать на мои словесные выпады. Уайлдер полностью уверен в своих способностях, и это оправдано, потому что он один из самых мощных нокаутеров в истории, может быть даже самый.

Мне очень понравилось, как мы создали ажиотаж перед этим боем – показали американской публике, чего им следует ожидать. Но когда пресс-тур закончился, мне и моей команде пришлось начать тяжелую работу по подготовке к поединку. Для начала нам надо было выбрать место для тренировок в Штатах. Мы с Беном пришли к выводу, что надо отправиться в тренировочный лагерь на горе Big Bear, который использовали многие боксеры высочайшего уровня. За два месяца до боя мы удалились в лесную хижину, что напоминало мою подготовку к поединку с Кличко, большая часть которой прошла в голландском лесу. Было только два серьезных отличия: во-первых, у меня ушла неделя на то, чтобы организм приспособился к новому часовому поясу. Я просыпался в 4:30 утра и искал, где там можно поесть. Второе отличие заключалось в том, что лагерь был на большой высоте, и это сильно влияло на мое самочувствие.

Мы с Беном не знали, чего ожидать от высотных тренировок, и оказалось, что это тяжелое испытание. Было ощущение нехватки воздуха, и больше шести раундов спарринговать не получалось – я начинал задыхаться. Из-за этого боевой дух команды падал и все начинали волноваться, я чувствовал это, работая с Беном на пэдах. Мы пригласили отличных партнеров для спарринга, включая топового проспекта Джо Джойса. Но из-за высоты у меня не получалось набирать темп, что совсем на меня не похоже, потому что любой, кто видел меня в деле, скажет: главные сильные стороны моего стиля – это скорость, перемещение и рефлексы, и как раз над ними мне и нужно было работать перед схваткой с Уайлдером. Так что перспектива была не очень радужная, к тому же не стоит забывать про дефицит энергии из-за сгонки почти 65 килограммов в течение последнего года.

Изначально отправиться в лагерь Big Bear казалось блестящей идеей. Однако теперь возникло ощущение, что авантюра всей моей жизни – попытка стать чемпионом мира в тяжелом весе спустя лишь пять месяцев после возвращения в спорт из загула длиной два с половиной года – может и не выгореть. Таковы были упаднические настроения, назревавшие в лагере в течение недель. Кое-кто предлагал спуститься с гор на уровень моря, и продолжить тренировки, чтобы посмотреть, не вернется ли ко мне пропавшее вдохновение. Нам также хотелось выяснить, есть ли положительный эффект от высотных тренировок. Сам я не мог понять, в какой я форме, потому что постоянно чувствовал себя уставшим.

Бен настоял на смене обстановки. Я сначала не хотел уезжать. Мне не хотелось, чтобы кто-то решил, будто я спасовал перед трудностями, но здесь важнее было другое. Бен точно знал, что в лагере необходимо улучшить атмосферу. Будучи с пресс-туром в Лос-Анджелесе, мы договорились тренироваться в зале Wild Card, которым управляет легендарный тренер Фредди Роуч, подготовивший целый ряд мировых чемпионов, включая великого Мэнни Пакьяо. В тот вечер мы ужинали с Фредди, и Бен предложил привлечь его для тренировок непосредственно перед боем, а также позвать в секунданты, с чем я согласился. Помощь человека с таким огромным опытом нам бы пригодилась. Поэтому, когда встал вопрос о том, где провести последние четыре недели тренировок после того, как мы покинем Big Bear, мы сразу же подумали про зал Wild Card.

Все были очень озабочены тем, что на тот момент моя подготовка шла кое-как. Спарринги оставляли желать лучшего, но я попросил команду не волноваться, заверив, что обязательно справлюсь, как всегда это делаю. Спарринг и бой – это разные вещи, так что я сказал: «Самое главное – обойтись без травм в течение лагеря, а во время боя я сделаю все, что надо». Признаюсь, в тот момент я не чувствовал, что у меня достаточно сил или быстроты реакции, но я знал, что победа – в голове, а настрой у меня был такой: «Победа и только победа». На судей и рефери я повлиять не могу, но я всегда настроен побеждать – здесь со мной никто не сравнится. В моей ситуации, столкнувшись с трудностями в тренировочном процессе, кто-то мог отказаться от боя или попытаться отложить его на пару месяцев, но только не я.

К счастью, как только мы попали в зал Фредди, настроение у всей команды здорово поменялось. Я снова спарринговал четко и уверенно, появилась скорость в ногах, и оказалось, я зря волновался по поводу своего физического состояния в лагере Big Bear — тренировки пошли мне на пользу. Я был в отличной форме, у меня было достаточно энергии и выносливости, которые должны были пригодиться для 12 жестких раундов с Уайлдером. Мы арендовали дом на Голливудских холмах. Атмосфера улучшалась, к тому же каждый день светило солнце. Спарринги проходили гораздо легче, и хандра пропала.

Вообще, в Лос-Анджелесе мне очень понравилось. Каждое утро я бегал по одним дорожкам с голливудскими звездами, пока спину пригревало солнце. В качестве транспорта у меня был вертолет, предоставленный командой Уайлдера, которая отвечала за организацию боя. Они оказались очень добросовестными ребятами, что было приятно. Впервые в моей карьере со мной обращались, как с чемпионом, и это положительно сказывалось на общем настроении в лагере. По выходным я отправлялся в Беверли Хиллз, вниз по Родео-драйв и Кэнон-драйв, где мы с командой обедали в хорошей обстановке.

Хотя первоначально я был очарован Голливудом, но у этого места обнаружилась и темная сторона. Всего в нескольких километрах от ресторанов, где мы обедали рядом со звездами большого экрана, располагался Голливудский бульвар – дом для тысячи бездомных. Он напоминал страну третьего мира. Фактически, это трущобы, множество кварталов, населенных бродягами, среди которых полно людей, страдающих психическими расстройствами, заброшенных и потерявших надежду. Казалось ужасно несправедливым, что это творится в непосредственной близости от роскоши и богатства. Большая часть бездомных – афроамериканцы и латиноамериканцы. У них нет водопровода, денег, никто им не помогает, их просто не замечают. Это место называют «район упавших звезд», потому что многие молодые люди приезжают в Голливуд в надежде сделать актерскую карьеру, но спустя десять лет остаются ни с чем и идти им некуда. Их мечтам приходит конец, и от этого очень обидно.

Я никогда не мог понять, о чем поется в песне Hotel California группы Eagles, пока не увидел всю эту нищету и безнадегу. Отель из песни – это Лос-Анджелес, а все эти бездомные – люди со сломанными судьбами… Они заехали в отель, но выехать уже не могут, потому что им некуда пойти, кроме трущоб.

С Божьей помощью мне самому удалось выкарабкаться со дна, и теперь всего несколько дней отделяли меня от момента, когда титул чемпиона мира будет на расстоянии вытянутой руки. Я и сам приехал в Голливуд за своей мечтой – вновь доказать миру, что я чемпион высочайшего уровня. Я снова был на вершине – у меня была возможность написать собственный сценарий, и я не собирался сбиваться и путать реплики во время схватки с Уайлдером.

Глава 12
Сила притяжения

Что такое бокс? Это вид спорта, но не такой, как другие; по крайней мере, не такой, каким спорт принято считать. Это не футбольный матч или турнир, где можно отыграться на следующей неделе или в следующем сезоне. В боксе обычно все решается здесь и сейчас. Я ни в коем случае не хочу принизить другие виды спорта, выступать в них на высоком уровне тоже очень трудно. Но для меня настал момент истины.

За неделю перед боем осознание значимости того, что должно произойти, наваливается на тебя и рискует раздавить. Ты сражаешься за свою жизнь, на карту поставлено все. Неважно, кто мой оппонент, за несколько дней до боя я почти всегда ощущаю это мерзкое волнение. Перед поединком с Уайлдером оно тоже меня посетило. Это напоминает ощущение беспомощности перед лицом судьбы. Мне кажется, что бокс чем-то похож на роды – после матча обычно думаешь: «Все, больше никогда». Но при этом понимаешь, что оно того стоило, и осознаешь всю важность этого события (хотя многие мамы поспорят, что боксерам не так уж и тяжело приходится).

Будучи боксером, понимаешь, что из ринга ты можешь выйти другим человеком или не выйти вообще. Ты можешь нанести сопернику такой урон, что он больше не увидит своих близких, и все же вы сами на это подписались, это ваша профессия, и вы обязаны выйти на ринг под свет софитов на глазах всего мира. Вот в чем ужас и правда жизни бойца. Зато потом, когда опасность позади, когда рефери поднимает твою руку и над твоей головой держат пояс, ты готов снова пройти через эту пытку.

Мероприятия, предшествующие бою, общение с прессой, шумиха, предвкушение славы или разгрома и сам бой из 12 раундов могут выжать из боксера все моральные и физические силы. Вот почему большинство сразу после боя берут перерыв на отдых. Нужно выпустить пар после этого напряженного периода с момента начала тренировок до финального гонга. Суровые условия тренировочного лагеря и сплоченность команды, к которым ты привык за последние 12 недель, уступают место одиночеству на ринге. Этот квадрат, ограниченный канатами, – безжалостный мир, который не прощает ошибок, там негде спрятаться, некому, как говорится, «передать мяч», некого выпустить на замену. Все зависит от тебя, и, хотя ты не разрешаешь себе об этом думать, но в любой момент можешь получить удар, от которого тебе уже не удастся полностью оправиться. Таков риск, на который идет каждый боксер. Боец приносит с собой на ринг все, что у него есть, отсюда недоверие многих боксеров к своему окружению – они не уверены, что кто-то действительно о них заботится, пока они рискуют здоровьем. Таков бизнес, и его нельзя воспринимать близко к сердцу. Мне далеко не сразу удалось с этим смириться. Ты делаешь все, что в твоих силах, чтобы подстроить ситуацию под себя, и в итоге приходишь к тому, что настоящих друзей можно по пальцам пересчитать.

Когда дело доходит до самого боя, до встречи с соперником, более уверенного человека, чем я, вы не найдете, но и я не железный, поэтому за несколько дней до поединка с Уайлдером меня посещали знакомые мысли. Неизбежность схватки грозно нависла надо мной. Назад дороги не было, оставалось только победить или проиграть. Пускай Уайлдер был главным нокаутером на планете, мне было не так важно, отправит ли он меня в нокдаун или даже в нокаут, это может произойти и в спарринге – такой уж это спорт. В этом бою на кону стояло будущее моей карьеры, послужной список без единого поражения, моя честь бойца и, в конечном итоге, мое здоровье. Возможно, признавать это покажется слабостью, но такова неприкрытая правда жизни любого боксера.

Когда на неделе перед боем общаешься с прессой или имеешь дело с собственными страхами и ожиданиями, требуются уверенность и психологическая устойчивость. Необходимо напоминать себе о том, кто ты такой и на что способен. Сомневаюсь, что в этом кто-то может меня превзойти, и я продемонстрировал это моему тренеру Бену в последние дни перед схваткой с Уайлдером, которая состоялась 1 декабря в «Стейплс-центре», Лос-Анджелес.

Мы с Беном видели, как на последних встречах с прессой на Уайлдера давило ощущение, что приближается главный бой его карьеры против линейного чемпиона. Он пытался самоутвердиться за счет ложных заявлений, вроде того, что я сбежал из лагеря Big Bear или что на самом деле не победил Кличко в 2015 году, якобы я не заслужил судейское решение. Уайлдер испытывал напряжение, которого до этого не знал, потому что я был самым опасным соперником за всю его карьеру. Я был полностью уверен, что смогу удивить всех своим выступлением, но я был достаточно уверен в себе, чтобы признать: Уайлдер невероятно опасен. По мере приближения боя все эти мысли и чувства принесли с собой умиротворенность – спокойную уверенность, которая прогнала страх. Муторное чувство волнения утихло, подавленное абсолютной убежденностью в том, что никто на планете не превзойдет меня на ринге.

Разумеется, в моей команде были опасения, связанные с длительным перерывом в выступлениях, а также с тем, что после возвращения у меня было всего два боя против не очень сильных соперников. Так что многие сомневались, что я смогу показать хорошее выступление на глазах у всего мира в течение 12 раундов против такого свирепого оппонента, как Уайлдер, и это было понятно. Перед матчем Уайлдер провоцировал меня, утверждая, что отправит в нокаут, и он действительно так думал, но меня это не задевало. На одной из пресс-конференций я сказал ему: «Если у тебя хватит сил меня вырубить, то ты молодец, и я пожму тебе руку. Но учти, что я бывал в разных странах и сражался со многими чемпионами, и никто из них меня не нокаутировал».

За четыре дня до боя в Лос-Анджелес прилетела Пэрис, и я был счастлив снова ее увидеть впервые за восемь недель, которые я провел в лагере. Затем к нам присоединились мои двоюродные братья из Австралии, чей визит сделал происходящее еще более особенным. Болельщики тоже прибывали. Каждый день все больше и больше людей прилетали из Британии. К моменту взвешивания, за 24 часа до боя, весь Лос-Анджелес был в нетерпении.

Прямо перед этим, за три дня до судьбоносного события, отец прервал свой обет молчания, чтобы позвонить мне и пожелать удачи. Он сказал, что уверен: мой боевой дух поможет мне справиться. Для меня это был очень важный момент. Он не разговаривал со мной в течение всей подготовки к бою, потому что если мой папа что-то решил, то так и будет. Но, в конце концов, он мой отец, и он не мог не позвонить. Не припомню, чтобы в прошлом он когда-либо менял свое мнение, но в этот раз он это сделал, и для меня это было очень важно.

Взвешивание проходило на улице перед Лос-Анджелесским конференц-центром, и я постарался, чтобы мое прибытие не осталось незамеченным. Я был королем тяжелого дивизиона, и пришло время Лос-Анджелесу об этом узнать. Как только мы выехали из гостиницы, я открыл люк на крыше нашего длинного черного автомобиля и, встав в полный рост, кричал всем попавшимся на моем пути, что собираюсь показать, кто здесь боксер номер один.

Американцы ничего такого раньше не видели – гигант-тяжеловес из Британии выкрикивает что-то, высунувшись из люка автомобиля, но им это пришлось по душе. Окружающие машины сигналили, из них раздавались возгласы: «Цыганский Король! Цыганский Король!». К тому моменту, как я прибыл на взвешивание, 6000 фанатов скандировали: «Он такой один – Тайсон Фьюри!» Предполагалось, что это домашний матч для Уайлдера, но поддержка и ликование толпы доставались мне. Когда я дрался с Владимиром Кличко в Германии, меня тоже хорошо принимали, но здесь было еще лучше, многие американцы тоже были за меня. Не один раз они подходили ко мне на улице и говорили: «Эй, Тайсон, сделай его!». Меня они знали лучше, чем своего соотечественника Уайлдера. Многие сопереживали моей истории возвращения, но они также помнили меня в бою против Кличко, который транслировал канал HBO. Уайлдер не мог похвастать боями такого масштаба.

Когда мы добрались до сцены, я послушал приветственные возгласы болельщиков и обрушился с новой волной оскорблений на Уайлдера, который прятался под маской в духе Бейна. Наш вес зафиксировали: у меня – 116 килограммов, у него – 97 килограммов. Назад дороги не было. Меньше, чем через 24 часа я завершу свое путешествие от желания покончить с собой к титулу чемпиона мира в тяжелом весе по версии WBC и первой позиции в рейтинге дивизиона.

В тот вечер, перед сном, я вышел на балкон гостиничного номера и смотрел на Голливудские холмы, размышляя о том, какой путь проделал за столь короткое время. Я думал и о предстоящем испытании в форме Деонтея Уайлдера, нокаутировавшего каждого из своих соперников. Я верил, что Бог не допустит, чтобы список его нокаутов пополнился. На протяжении последних двух недель друг из Великобритании присылал мне короткие вдохновляющие библейские стихи, что еще больше укрепило мою веру. Перед тем как уйти с балкона, я помолился Господу, чтобы Он не дал мне оступиться завтра во время боя.

Подняв глаза, я увидел светящийся крест вдали, прямо как отец накануне моего поединка с Кличко. Я был ошеломлен, но через мгновение почувствовал себя умиротворенным. В ту ночь я как никогда хорошо спал, а наутро 1 декабря у меня не осталось и тени сомнения в том, что я справлюсь со своей задачей.

Чего нельзя было сказать о моем окружении. Это не упрек, просто я заметил, что многих одолевают дурные предчувствия. Пэрис ничего не говорила, но я чувствовал, что она нервничает, и это было объяснимо. Она наслушалась мрачных пророчеств о том, что меня уложат на ринге, и знала, что отец переживал из-за того, как рано должен был состояться этот бой. Бен тоже был слегка взвинчен, по его словам, он тоже просил Бога подать знак, что все кончится хорошо. Как и я, он увидел такой знак: сразу же после молитвы сквозь облака пробилось солнце и осветило его лицо.

Каждый следующий час приближал меня к поединку, но я был расслаблен. Я сходил прогуляться, а потом вернулся в отель, чтобы отдохнуть вместе с командой перед выездом. Я прибыл на место проведения боя за два часа до начала, и, как обычно, один из приближенных членов команды, который был со мной много лет, Асгар Таир, разложил все мое снаряжение и включил музыку. Мы слушали кантри, одна из песен, которая тогда играла, была Tennessee Whiskey Криса Стэплтона. Вряд ли кто-то из боксеров перед боем слушает такую музыку, так что, когда в комнату вошел представитель WBC, он спросил: «Что здесь происходит?» Мы с командой рассмешили его, когда в ответ начали подпевать песне. Я не думаю о предстоящем бое, пока не выйду на ринг. Там я сразу знаю, что надо делать. У меня получается моментально включать боевой режим. Но в раздевалке я вообще не нервничаю. Ожидая схватки с Уайлдером, я чувствовал, что готов, оставалось просто отдыхать и ждать, когда меня позовут.

. .

А в это время в Манчестере у отца была гораздо более напряженная ситуация. Хотя он и беспокоился о том, в каком состоянии я вернусь домой, но все же заплатил за просмотр боя по телевизору. Однако по какой-то причине у него не получалось включить трансляцию. Папа уже начинал закипать – что он только не перепробовал, но ничего не помогало. К счастью, в 2:30 утра ему позвонил брат моей мамы Осия, чтобы обсудить предстоящий бой. Осия сказал отцу, чтобы тот ехал к нему, и они смогут посмотреть поединок вместе, повторять дважды ему не пришлось. Отец прыгнул в машину и проехал 40 километров, постаравшись успеть к первому раунду. Он и не знал, что это будет не последнее волнующее событие этой ночи.

Мы с Беном обменялись парой слов перед началом матча, и, положив руки ему на плечи, я пообещал, что буду беспрекословно следовать его указаниям. Затем все члены моей команды, в которую входили мой друг и повар тренировочного лагеря Тим Элкок, мой брат Шейн, тренер Бен, Асгар, а также мой друг и партнер по тренировкам Исаак Лове, помолились вместе. Наконец, в дверь постучали. Я почувствовал, как в раздевалке растет напряжение и тогда я начал скандировать: «Мы – спартанцы!» Шейн крикнул мне в ухо: «Ты всю жизнь этого ждал, ты был рожден для такого денежного боя в Америке, пришло твое время!».

Заиграла музыка к моему выходу, и я завел песню: «Фьюри в ударе, Уайлдер дрожит, Фьюри в ударе!» Гордо шагая к рингу, я наслаждался атмосферой и чувствовал поддержку из каждого уголка арены. Заходя в ринг, я перешагнул через канаты, большинство боксеров пролезают между ними, но, когда в тебе два метра роста, проще переступить. Я встал в центр ринга и ждал Уайлдера, думая о том, что Бог не мог привести меня сюда для того, чтобы оставить в этот момент, нет, этого не должно было случиться. Наконец, Уайлдер прошествовал на ринг в своей демонической маске. Он примеряет на себя чужой образ, альтер эго, когда выходит драться. Он призывает дух, но не Дух Божий, по крайней мере, не того Бога, которого почитаю я.

Великий конферансье Джимми Леннон-младший объявил нас, прогремев на весь зал: «Леди и джентльмены, представление начинается!», – и толпа пришла в исступление. Первым объявили Уайлдера, за чем последовала смешанная реакция публики. Когда назвали мое имя, стало понятно, на чьей стороне симпатии зала. Толпа взревела, и я прокричал в телекамеру. Ни с чем не сравнимое ощущение – быть за тысячи километров от дома и ощущать такую горячую поддержку.

. .

Прозвучал гонг, и мы начали схватку. Несмотря на все мои попытки отвлечь Уайлдера унизительными репликами, блокируя его удары, я чувствовал его мощь сквозь перчатки. Разумеется, готовясь к бою, я знал о том, насколько Уайлдер силен и как он умеет нокаутировать, но все же я не был уверен, что он настолько опасен. В тот момент я это понял. Я думал: «Если у меня такие ощущения от его джеба, не хотелось бы, чтобы он поймал меня ударом правой!» Я спарринговал со всеми ведущими тяжеловесами, и не хотел идти на поводу у шумихи вокруг Уайлдера. Но после первого раунда я осознал, во что ввязался. Точно так же к концу первого раунда «Грохота в джунглях» Али осознал, что ему придется висеть на канатах, чтобы победить Формана с его яростной мощью.

И все же, когда первый раунд подходил к концу, я поднял руки и станцевал прямо у Уайлдера перед носом, чтобы показать, кто здесь главный. Мне еще хватило смелости крикнуть ему: «Это все, что ты можешь, Бомбардировщик? Ты – пустышка!». Мне удалось хорошо достать его правой, и у него подкосились колени. Отправившись в свой угол, он жаловался рефери, что это был запрещенный удар по затылку, за что у меня могли снять очко, но это было не так. Удар был точно в висок. В моем углу Бен был очень доволен тем, как прошел раунд. Во втором все тоже шло хорошо. Я выиграл его, придерживаясь своего контратакующего стиля. Только в самом конце Уайлдеру удалось нанести хороший удар правой, но после гонга я только пожал плечами и прокричал: «Бомжара ты!» Пускай у Уайлдера было выше крыши грубой силы, но я знал, что на моей стороне боксерские навыки и мастерство, которые позволят перехитрить любого оппонента. С этого момента я чувствовал себя комфортно и использовал свое преимущество в технике, чтобы нейтрализовать его атаки, работая джебом и контратакуя оверхендом, когда он бил правой. Наперекор всему я выполнял свои фирменные уклоны и смещения, заставляя всех зрителей в зале и у экранов телевизоров, которые считали, что меня растопчут, поверить в меня. В шестом раунде я по глазам Уайлдера понял, что он не может найти подход к моему стилю, и нанес свои лучшие удары слева и справа.

Но я не мог успокоиться на достигнутом и расслабиться хотя бы на секунду, потому что опасность никуда не делась. Было бы серьезной ошибкой оставаться в зоне досягаемости Уайлдера, и я помню, как после одного из раундов, который я выиграл, Бен все же был не доволен тем, что я начинаю «жадничать», то есть слишком долго не разрываю дистанцию, пытаясь нанести сильный удар.

В течение следующих шести раундов я продолжил обескураживать своих критиков, демонстрируя образцовый бокс. Моя уверенность все росла и росла, а по Уайлдеру было видно, что он все больше отчаивается. Несмотря на нокдаун в девятом раунде, когда он нанес мне удар позади уха, я был в порядке и чувствовал, что практически из любого размена выхожу победителем. Я знал, что стою на пороге одного из величайших возвращений в истории бокса. После десятого раунда я прокричал: «Ну же! Я – Цыганский Король, победа моя!»

Но победу пришлось отложить. Два раунда спустя я лежал на спине. Уайлдер нанес взрывной удар правой, а затем поймал меня левым боковым, пока я падал на канвас. Рефери вел отсчет. Уайлдер повернулся ко мне спиной и исполнял победный танец, уверенный в том, что все закончилось. Со мной было покончено…

. .

Пять секунд спустя мое возвращение продолжилось, тьма уступила место свету, а я поднялся на ноги. Все события моей жизни вели к этому, все это должно было произойти. Я должен был упасть в бою с Уайлдером, и я должен был подняться, поразив всех. Да, Уайлдер поймал меня отличным ударом, снимаю шляпу. Он имел полное право считать, что схватка окончена и Цыганский Король повержен. Но, пересматривая бой и увидев шок в глазах Уайлдера, когда я вскочил на ноги, готовый продолжать драться, я понял, что здесь не обошлось без божественного вмешательства. Уайлдер не мог в это поверить. Даже рефери Джек Рисс, который сказал, что я открыл глаза на счет «пять», не мог в это поверить.

Перед началом боя Джек предупредил меня:

– Если будешь в нокдауне, я попрошу сделать шаг вправо и шаг влево, чтобы показать, что все в порядке.

Так что, когда я пришел в себя после этого мощнейшего удара, я положил руки Джеку на плечи и сказал:

– Я в порядке.

После этого он попросил шагнуть в одну сторону и в другую, что я и сделал.

Матч продолжился, и Уайлдер пошел вперед с четким намерением меня убрать, он пробил левый боковой, даже сильнее того, которым отправил меня в нокдаун. Удивительно, но в этот раз я удержался на ногах и сам нанес несколько ударов в ответ. Впоследствии рефери Рисс признается Бену, что за всю свою жизнь не видел ничего подобного. Он скажет так: «Побывать в отключке, а потом вернуться и закончить раунд лучше, чем оппонент – это невероятно».

Сам я не помню удара, отправившего меня в нокдаун. Но после того, как Уайлдер уложил меня на пол в последнем раунде, я чувствовал, что этот момент олицетворяет все, за что я боролся, и все, через что мне пришлось пройти в последние несколько лет. И еще я знаю: на то была Божья воля, чтобы я поднялся с канваса. Таким образом Он продемонстрировал свою силу и показал людям по всему миру, переживающим трудные моменты, что у них есть возможность справиться с самым ужасным ощущением беспомощности.

Когда я вскочил на ноги, мне оставалось полагаться только на свой боевой дух и инстинкт выживания, в то время как Бен безуспешно пытался докричаться до меня из угла ринга. Трое представителей атлетической комиссии удерживали его, пока он орал, не имея возможности подойти к рингу и проверить, все ли со мной в порядке. Он переживал за меня как за своего подопечного, и все же ему не разрешили приблизиться к рингу. И внутри, и снаружи ринга творился хаос. Закончив бороться со спортивными функционерами, Бен увидел, как я дразню Уайлдера, заложив руки за спину, и тут же заорал: «Неееет!» Бен хотел, чтобы я держался подальше и дотянул до конца раунда, но я пошел вперед, заставив Уайлдера промахнуться, а потом пробил ему правый прямой и левый боковой.

Тяжелые удары, которые минутой раньше заставили меня распластаться на канвасе, не смогли пошатнуть мой боевой дух и уверенность в себе. Теперь уже я диктовал свои условия и нападал. Со звуком финального гонга я триумфально вскинул руки, а потом побежал через ринг и запрыгнул на канаты, чтобы приветствовать болельщиков, которые поздравляли меня с победой и с одним из величайших возвращений в истории бокса.

Шейн вбежал в ринг, его глаза были полны слез. Довольный, он обнял Бена, и я видел, как важно для них то, что мы справились с задачей. Нам и в голову не могло прийти, что судейское решение может быть не в мою пользу. Кажется, даже в команде Уайлдера были уверены, что проиграли. Его тренер Марк Бриланд, похоже, покинул арену еще до объявления результатов, а ключевой член команды Лу ДиБелла подошел ко мне в ринге и сказал, что я выиграл. Но каким-то образом мексиканский судья Алехандро Рочин отдал победу Уайлдеру со счетом 115–111. Роберт Тэппер из Канады присудил победу мне со счетом 114–112. И кто бы мог подумать, что именно британский судья Фил Эдвардс объявит ничейный счет, 113–113. Все, стоявшие около ринга, качали головами, не веря собственным ушам. Толпа шумно выражала неодобрение. Известный аналитик и бывший чемпион мира Поли Малиньяджи настаивал на том, что я выиграл девять раундов из 12; Флойд Мейвезер назвал меня победителем.

Я и был победителем, несмотря на то что официально была объявлена ничья. Разумеется, Бен очень разозлился, никогда не видел его таким сердитым. По его мнению, уникальный момент моей славы был испорчен, и он был в ярости. Но я знал, что должен сохранять спокойствие. Мне нужно было принять судейское решение с должным великодушием, иначе в зале мог начаться настоящий дебош – страсти накалились до предела. Каким образом один судья отдал победу Уайлдеру, а другой счел, что была ничья, – это за гранью моего понимания. После всего, через что мне пришлось пройти, часть меня отказывалась верить, что меня вот так обокрали в этот вечер. Одним из тех, кто предсказал ничью, был неоспоримый экс-чемпион в тяжелом весе Леннокс Льюис, который комментировал наш бой для телевидения. Ему тоже пришлось иметь дело со скандальным решением, когда в 1999 году в «Мэдисон-сквер-гарден» судьи объявили ничью в его поединке с Эвандером Холифилдом за объединенный чемпионский титул. Многие полагали, что Льюис был явным победителем, и, в конце концов, он одержал победу в повторном бою. Он каким-то образом предвидел, что со мной в Лос-Анджелесе произойдет то же самое. «Тайсон выиграл этот бой», – сказал Леннокс и добавил, что, по его мнению, я сделал это с огромным отрывом.

Но, как бы то ни было, результат остался неизменным – ничья. И благодаря этому меня стали уважать сильнее, чем если бы я победил. Тот момент, когда я в двенадцатом раунде поднялся с канваса в «Стейплс-центре», люди будут вспоминать до тех пор, пока будет существовать бокс. Факт в том, что Уайлдер, как и все остальные, упустил свой шанс побить меня, когда я только вернулся после большого перерыва и провел всего два боя.