Текст книги "Башня Зеленого Ангела. Том 1"

Они медленно, по дуге, обогнули внешнюю границу лагеря Фенгболда, стараясь двигаться так, чтобы их скрывали деревья, но, к несчастью, поблизости их было совсем немного. И только после того, как они добрались до берега реки и самой западной части лагеря, они почувствовали себя в безопасности.

– Если здесь меньше тысячи человек, – заявил Слудиг, – то я – хирка.

– В лагере есть тритинги, – сказал Хотвиг. – Я уверен, что они из Озерного клана.

– Почему ты так решил? – спросил Саймон.

На таком расстоянии все палатки казались одинаковыми – многие из них были лишь укрытием из ткани, натянутой между кустами или камнями, – к тому же все обитатели лагеря находились внутри палаток.

– Послушай. – Хотвиг приложил ладонь к уху.

Его покрытое шрамами лицо оставалось серьезным.

Саймон затаил дыхание и стал слушать. Ветер заглушал все другие звуки, в том числе и те, что невольно издавал их отряд.

– Что я должен услышать? – спросил Саймон,

– Слушай внимательнее, – сказал Хотвиг. – Сбруя. – Один из тритингов серьезно кивнул.

Хотвиг улыбнулся, показав дыру в зубах. Он знал, что это впечатляющее достижение.

– Я уверен, что у лошадей сбруя Озерного клана.

– Ты по звуку можешь определить, какому клану принадлежит упряжь? – удивился Саймон.

Неужели у тритингов такие же уши, как у кроликов?

– Наши уздечки отличаются друг от друга, как перья птиц, – ответил другой тритинг. – Сбруя Озерных, Луговых и Высоких тритингов звучит в наших ушах по-разному – так твой голос не похож на голос северянина, молодой тан.

– Как еще мы можем узнать своих лошадей ночью, если находимся от них на некотором расстоянии? – Хотвиг нахмурился. – Клянусь Четырехногим, а как вы, обитатели каменных домов, мешаете соседям вас грабить?

Саймон покачал головой.

– Значит, нам известно, откуда появились наемники Фенгболда. А вы не можете хотя бы предположить, сколько там всего тритингов?

– Судя по укрытиям, я думаю, их более половины всех солдат – и они не принадлежат ни к какому клану, – ответил Хотвиг.

Саймон заметно помрачнел.

– Могу спорить, они хорошие бойцы, – сказал он.

Хотвиг кивнул, и на его лице появилась гордость.

– Все, кто живет в лугах, умеют прекрасно сражаться. Но те, кто лишился клана… – он поискал походящие слова, – самые яростные.

– Эркингарды ничуть не хуже, – добавил Слудиг, и в его голосе появилась ирония, а в глазах промелькнуло хищное выражение. – Нам предстоит кровавая и тяжелая битва – железо сойдется с железом.

– Пора возвращаться. – Саймон посмотрел на ленту темной пустоты, в которую превратилась Имстрекка. – До сих пор нам везло.

Маленький отряд двинулся обратно и без происшествий пересек открытые пространства. Саймон чувствовал их уязвимость и близость тысяч врагов и поблагодарил небеса за отвратительную погоду, позволившую им подойти близко к лагерю, не оставляя лошадей. Мысль о бегстве пешком – если бы их обнаружили конные часовые, сквозь ветер и снег – вызывала самые мрачные мысли.

Они добрались до рощи, где на склонах холмов росли грустные старые деревья с облетевшими листьями. Когда Саймон обернулся, чтобы взглянуть на костры на границе лагеря Фенгболда, где царила тишина, гнев, отступивший перед возбуждением, внезапно стал рваться наружу – холодная ярость при мысли, что эти солдаты благополучно спят в своих палатках, как гусеницы, сожравшие листья прекрасного сада и ставшие куколками в своих коконах. Те самые эркингарды, что пришли арестовать Моргенеса и пытались разрушить замок Джошуа в Наглимунде, под предводительством Фенгболда без колебаний уничтожили город Фальшир – так ребенок бездумно пинает ногами муравейник. Но самым главным для Саймона было то, что они лишили его дома, а теперь постараются выгнать с Сесуадр’ры.

– У кого из вас есть лук? – неожиданно спросил он, и один из тритингов с удивлением на него посмотрел.

– У меня, – ответил он.

– Дай мне, – сказал Саймон. – И стрелу. – Он взял лук и повесил его на луку седла, продолжая смотреть на темные контуры палаток. – А теперь факел, Хотвиг.

Тритинг некоторое время не сводил с него глаз, потом молча протянул погашенную ветку.

– Что ты задумал? – тихо спросил Хотвиг.

На его лице был лишь спокойный интерес.

Саймон не ответил. Вместо этого он с удивительной легкостью соскочил с седла, как всегда бывало, когда его поглощали другие мысли, снял промасленную ткань с факела и намотал ее на верхнюю часть стрелы, а потом тщательно привязал к древку кожаным ремнем. Опустившись на колени, чтобы корпус лошади защищал его от ветра, он достал кремни.

– Нам пора возвращаться, Саймон, – сказал Слудиг, и его голос был полон тревоги и гнева. – Мы сделали, что требовалось. Ты что удумал?

Саймон молча ударил кремень о кремень, а когда на стреле появилась икорка пламени, принялся ее раздувать. После того как огонек разгорелся, он убрал кремни в седельную сумку и вновь вскочил в седло.

– Ждите меня, – сказал он и направил Искательницу вниз по склону.

Слудиг хотел последовать за ним, но Хотвиг остановил лошадь риммера, и они принялись о чем-то энергично спорить – впрочем, оба говорили шепотом.

У Саймона не было времени для регулярных тренировок с луком, а с седла он и вовсе не стрелял после той ужасной короткой схватки возле Эйстада, когда погиб Этельбирн. Но сейчас ему не требовались точность или умение – он хотел сделать хоть что-нибудь, чтобы нарушить спокойствие Фенгболда и его солдат. Он приготовил стрелу, продолжая держать поводья и крепко сжимая седло коленями, пока его лошадка нетерпеливо переступала копытами. Пламя уже охватило всю стрелу, и он ощущал его жар костяшками пальцев. Наконец Саймон натянул тетиву до самого уха. Его губы шевелились, но он и сам не знал, что говорил, сосредоточившись на огненном шаре на конце стрелы. Он сделал вдох и выпустил стрелу.

Она полетела вверх, яркая и быстрая, точно падающая звезда, прочертив дугу в ночном небе, как палец, смоченный кровью, по темной ткани. Саймон почувствовал, как подпрыгнуло его сердце, – наблюдая за неровным полетом стрелы, он видел, что ветер едва не погасил пламя, отнес стрелу в сторону и она упала среди темных палаток. А еще через несколько мгновений вспыхнуло яркое пламя. Несколько секунд Саймон за ним наблюдал, и сердце у него билось быстро, как у птицы, потом развернул Искательницу и поскакал обратно.

Он ничего не сказал про стрелу, когда присоединился к отряду. Даже Слудиг не стал ничего спрашивать. Весь отряд сомкнулся вокруг Саймона, и они быстро поскакали назад по темневшим горам, а холодный ветер дул им в лицо.

– Я бы хотел, чтобы ты легла, – сказал Джошуа.

Воршева подняла голову. Она сидела на коврике возле жаровни и чинила плащ, лежавший у нее на коленях. Юная девушка из Гадринсетта, которая ей помогала, мельком на него посмотрела и тут же вернулась к работе.

– Лечь? – спросила Воршева, вопросительно наклонив голову. – Почему?

Джошуа снова принялся расхаживать по шатру.

– Так… будет лучше.

Воршева провела ладонью по черным волосам, наблюдая, как он доходит до одной стенки шатра, потом возвращается – путь длиной в десять локтей. Принц был настолько высоким, что мог стоять во весь рост только в центре шатра, поэтому ему приходилось все время наклонять голову, отчего у него становился странный сгорбленный вид.

– Но я не хочу лежать, Джошуа, – наконец ответила она, продолжая за ним наблюдать. – Что с тобой не так?

Он остановился и согнул пальцы.

– Для ребенка будет лучше… и для тебя… если ты ляжешь.

Некоторое время Воршева продолжала смотреть на него, а потом рассмеялась.

– Джошуа, ты говоришь глупости – ребенок родится не раньше конца зимы.

– Я беспокоюсь из-за тебя, леди, – печально сказал принц. – Ужасная погода, трудная жизнь, которую мы ведем…

Его жена снова рассмеялась, но теперь в ее голосе появилось некоторое напряжение.

– Женщины клана Жеребца рожают детей прямо в траве, а потом снова принимаются за работу. Мы не такие, как городские. Что с тобой, Джошуа?

Худощавое лицо принца отчаянно покраснело.

– Почему ты никогда со мной не соглашаешься? – резко спросил он. – Разве я не твой муж? Я беспокоюсь о твоем здоровье, и мне не нравится, что ты работаешь до самой поздней ночи.

– Я не ребенок, – сердито ответила Воршева, – я всего лишь беременна. Почему ты все время расхаживаешь взад и вперед? Остановись и поговори со мной!

– Я пытаюсь, но ты постоянно мне возражаешь!

– Ты все время мне указываешь, что я должна делать, словно я ребенок. Я не дура, пусть и говорю не так, как твои леди из замка! – заявила Воршева.

– Клянусь Эйдоном, я ни разу не назвал тебя дурой! – закричал Джошуа и остановился, как только закончил фразу. Некоторое время он смотрел в землю, потом перевел взгляд на юную помощницу Воршевы. Девушка изо всех сил старалась скрыться в тени. – Ты, – сказал он. – Не могла бы ты нас оставить на некоторое время? Мне с женой нужно поговорить наедине.

– Она мне помогает! – сердито ответила Воршева.

Джошуа бросил на девушку жесткий взгляд серых глаз.

– Выйди.

Девушка вскочила на ноги и выбежала наружу, оставив шитье на коврике. Некоторое время принц смотрел ей вслед, потом вновь повернулся к Воршеве. Казалось, он хотел что-то сказать, но передумал и подошел к выходу из шатра.

– Благословенная Элизия, – пробормотал он.

Было трудно сказать, что он имел в виду – молитву или проклятие. Затем Джошуа решительно шагнул к выходу.

– Ты куда? – бросила Воршева ему вслед.

Джошуа прищурился, глядя в темноту. Наконец он увидел светлую фигурку возле одной из палаток и подошел к ней, сжимая и разжимая кулаки.

– Подожди. – Он протянул руку и коснулся плеча девушки. Ее глаза широко раскрылись. Она шагнула к палатке и подняла обе руки, словно пыталась защититься от удара. – Прости меня, – сказал он. – Я плохо с тобой поступил. Ты добра к моей леди, и ты ей нравишься. Пожалуйста, прости меня.

– Простить вас, господин? – Она всхлипнула. – Я… я никто.

Джошуа поморщился.

– Боги одинаково ценят любые души. А теперь, пожалуйста, отправляйся в палатку отца Стрэнгъярда. Вон туда – видишь огонь его жаровни? Там тепло, и, я уверен, он тебя обязательно накормит. Я вернусь за тобой, когда закончу разговор с женой. – На его худом усталом лице появилась улыбка. – Иногда мужчина и женщина должны проводить время наедине, даже если речь идет о принце и его леди.

Девушка снова всхлипнула, попыталась сделать реверанс, но у нее не получилось, потому что она стояла вплотную к палатке.

– Хорошо, принц Джошуа.

– Иди.

Джошуа смотрел, как она почти побежала по заснеженной земле в сторону огня в палатке Стрэнгъярда. Увидел, как отец Стрэнгъярд встал, чтобы с ней поздороваться, потом повернулся и пошел обратно к своему шатру.

Воршева с любопытством, смешанным с гневом, посмотрела на него, когда Джошуа вошел. Он рассказал ей о том, что сделал.

– Ты самый странный человек из всех, кого я знаю. – Она сделала глубокий нервный вдох и вновь сосредоточилась на шитье.

– Если сильные могут без стыда обижать слабых, то чем мы отличаемся от лесных и полевых зверей? – спросил принц.

– Отличаемся? – Она все еще избегала смотреть ему в глаза. – Чем мы отличаемся? Нас преследует армия твоего брата. Мужчины, женщины и дети умирают – ради земли, лугов для пастбищ и флагов. Мы и есть звери, Джошуа. Разве ты сам не видишь? – Она снова взглянула на него, как мать на сына, который не выучил жестокие уроки жизни.

Воршева покачала головой и снова взялась за шитье.

Джошуа подошел к соломенному тюфяку и сел среди груд подушек и одеял.

– Посиди со мной. – Он похлопал по матрасу рядом с собой.

– Здесь, у огня, теплее, – ответила она.

Казалось, она полностью поглощена работой.

– Если мы будем рядом, нам тоже будет тепло, – заверил ее Джошуа.

Воршева вздохнула, отложила шитье, встала и подошла к постели. Села рядом с ним, оперлась спиной о подушки, и они вместе стали смотреть в потолок шатра, провисший под тяжестью снега.

– Извини, – начал Джошуа. – Я не хотел говорить так резко. Но я беспокоюсь. Я боюсь за твое здоровье и за здоровье ребенка.

– Почему мужчины думают, что они отважны, а женщины слабы? Мы видим больше крови и боли, чем мужчины, если только они не сражаются, – а это дурацкая кровь. – Лицо Воршевы исказила гримаса. – Женщины ухаживают за ранами, которых нельзя избежать.

Джошуа ничего не ответил. Вместо этого он обнял ее за плечи и стал перебирать темные локоны.

– Тебе нет нужды за меня бояться, – продолжала она. – Женщины клана сильны. Я не стану плакать. Я рожу нашего ребенка, и он будет сильным и здоровым.

Некоторое время Джошуа молчал, а потом сделал глубокий вдох.

– Я виню себя. Я не дал тебе шанса понять, что ты делала.

Воршева внезапно повернулась к нему, и ее лицо исказил страх. Она подняла руку и отвела ладонь Джошуа от своих волос, а потом крепко сжала его пальцы.

– Что ты хочешь мне сказать? – прошептала она. – Говори.

Он колебался, стараясь отыскать правильные слова.

– Быть женой принца – совсем не то же самое, что быть его женщиной.

Она быстро отодвинулась в сторону, чтобы видеть его лицо.

– Я тебя не понимаю. Ты собрался привести другую женщину, чтобы она заняла мое место? Я убью тебя и ее, Джошуа. Клянусь своим кланом!

Он тихо рассмеялся, хотя в этот момент Воршева выглядела так, словно вполне могла выполнить свою угрозу.

– Нет, я имел в виду совсем другое, – возразил он, посмотрел на нее, и его улыбка исчезла. – Пожалуйста, моя леди, никогда не думай о подобных вещах. – Он сжал ее пальцы. – Я лишь имел в виду, что жена принца отличается от других женщин – и наш ребенок будет не таким, как другие дети.

– И что с того? – Страх все еще не исчез.

Джошуа не удалось ее успокоить.

– Я не могу допустить, чтобы что-то случилось с тобой или нашим ребенком. Если я исчезну, жизнь, которую ты в себе носишь, останется единственной связью с миром.

– Я все равно не понимаю, – проговорила Воршева.

– Наш ребенок должен жить. Если мы потерпим неудачу и Фенгболд нас разобьет или если мы одержим победу в сражении, а я погибну, – тогда наш ребенок должен будет за нас отомстить. – Он потер лицо. – Нет, я имел в виду совсем другое. Это важнее мести. Наш ребенок может стать последним светом перед веком тьмы. Мы не знаем, вернется ли к нам Мириамель, возможно, она уже мертва. Если мы ее потеряли, тогда сын принца – дочь принца, если на то пошло, – внук Престера Джона, единственный, кто сможет поднять знамя борьбы с Элиасом и его нечестивым союзником.

Воршева почувствовала облегчение.

– Я тебе говорила, мы, женщины-тритинги, рожаем сильных детей. Тебе не нужно беспокоиться – наш ребенок еще заставит тебя им гордиться. И мы одержим здесь победу, Джошуа. Ты сильнее, чем тебе кажется. – Она придвинулась к нему. – В тебе слишком много тревоги.

Он вздохнул.

– Я молюсь, чтобы ты оказалась права. Усирис и Его милосердие – неужели есть что-то труднее, чем быть правителем? Как бы я хотел иметь возможность просто уйти.

– Ты так не поступишь. Мой муж не трус. – Воршева внимательно вгляделась в его лицо, словно он мог оказаться самозванцем, но тут же немного расслабилась.

– Ты права. Такова моя судьба – быть может, испытание – мое собственное Дерево. И каждый гвоздь остер и несет холод. Но даже приговоренный человек может мечтать о свободе.

– Не говори больше об этом, – сказала она ему в плечо. – Ты приведешь к нам неудачу.

– Я могу перестать говорить, любовь моя, но я не в силах заставить замолчать свои мысли.

Она прижалась к нему головой, как птенец, пытающийся выбраться из яйца.

– А теперь помолчи.

Худшая часть бури прошла, переместившись на юго-запад. Луна, хоть и закрытая тучами и невидимая, давала достаточно света, чтобы снег слегка светился, словно речная долина между Гадринсеттом и Сесуад’рой была усыпана мелкими бриллиантами.

Саймон смотрел, как снег фонтанами вылетает из-под копыт лошади Слудига, и думал, суждено ли ему дожить до конца года. И кем он может стать, если по воле судьбы сумеет уцелеть? Конечно, он останется рыцарем, что уже само по себе грандиозно – он представлял это только в самых смелых детских мечтах, – но что делают рыцари? Конечно, воюют за своего сюзерена, однако Саймону не хотелось думать о сражениях. Если когда-нибудь наступит мир и он его увидит – и то и другое казалось ему сейчас маловероятным, – какой тогда будет его жизнь?

Что делают рыцари? Управляют своими вотчинами, если владеют землей. Это похоже на жизнь фермера, не так ли? Определенно ничего грандиозного, но неожиданно мысль о том, чтобы вернуться домой и провести весь день, гуляя под дождем по полям, стала выглядеть привлекательной. Он снимет плащ и сапоги, наденет тапочки и согреется возле камина, где будет реветь огонь. Кто-то принесет ему вино и подогреет его горячей кочергой… а кто? Женщина? Жена? Саймон попытался вызвать из темноты подходящее лицо, но не сумел.

Даже Мириамель, если она потеряет права на корону и согласится выйти замуж за простолюдина, если она вообще выберет Саймона – иными словами, если реки потекут вспять, а рыбы начнут летать, – Мириамель не станет спокойно ждать дома его возвращения с прогулки. Это все равно что представить красивую птицу со связанными крыльями.

А если он не женится и у него не будет дома, что тогда? Саймон подумал о турнирах, главном развлечении рыцарей весной и летом, занимавших его мысли несколько лет, а сейчас вызывавших тошноту. То, что здоровые мужчины калечат друг друга без всякой на то причины, теряют глаза и конечности, а иногда жизнь ради игры, когда мир и без того является страшным и очень опасным местом, приводило Саймона в ярость. «Имитация войны», так некоторые называли турниры, как будто любое состязание, пусть и рискованное, могло сравниться с ужасами настоящей войны, которые видел Саймон. Войны подобны могучему ветру или дрожащей земле, с ними не стоило шутить. Тренировки в фехтовании необходимы, чтобы уцелеть, если тебе придется сражаться. Имитация войны казалась ему богохульством. Когда все закончится – если закончится, – Саймон хотел оказаться как можно дальше от войны, потешной или настоящей.

Но люди отправляются на войну не ради боли и ужаса; никто не станет добровольно искать смерть. Значит, рыцари должны быть готовы защищать себя и других? Так говорил сэр Деорнот, а Деорнот не казался Саймону человеком, который станет сражаться без цели или с радостью. А что однажды сказал доктор Моргенес о великом Камарисе? Камарис дул в свой знаменитый боевой рог Селлиан не для того, чтобы призвать помощь или покрыть себя славой, но чтобы враги знали: он приближается и они еще могут бежать. Моргенес не раз писал в своей книге, что Камарис не получал удовольствия от сражений, а боевое мастерство являлось для великого воина бременем и приводило к тому, что враг на него нападал и ему приходилось убивать, чего он совсем не хотел. Тут возникал парадокс. Каким бы умелым ты ни был, кто-то всегда захочет тебя испытать. Так что же лучше: готовиться к войне или ее избегать?

Горстка снега сорвалась с ветки, словно была живой, легко миновала толстый шарф и оказалась у Саймона за шиворотом. Он жалобно вскрикнул и тут же огляделся по сторонам, надеясь, что его спутники не услышали детского звука, который он издал. Однако никто на него не смотрел; казалось, внимание всех было приковано к серебристо-серым холмам и мрачным темным деревьям.

Так что же лучше? Бежать от войны или попытаться стать очень сильным, чтобы никто не смог причинить тебе вред? Моргенес говорил, что именно такие проблемы приходится решать королям и достойные монархи просыпаются из-за них по ночам, когда их подданные спят. Саймон выказал неудовольствие столь невнятным ответом, но доктор лишь печально улыбнулся.

«Такой ответ, несомненно, не приносит удовлетворения, Саймон, – сказал старик. – Как и любые другие, когда перед нами встают подобные вопросы. Если бы правильные ответы существовали, в мире царил бы такой же порядок, как в соборе, – ровный камень на ровном камне, идеальный прямой угол сходится с идеально прямым углом – все массивное и неподвижное, как стены собора Святого Сутрина. – Он приподнял свой кувшин с пивом, словно салютуя. – Но будет ли любовь в таком мире, Саймон? Красота или очарование, в которых нет ничего плохого. Каким скучным местом станет мир без сюрпризов? – Старик сделал большой глоток и заговорил о другом.

Саймон не думал о том, что сказал доктор, – до этого момента.

– Слудиг. – Голос Саймона прозвучал неожиданно громко, когда он прервал долгое молчание.

– Что? – спросил Слудиг, обернувшись.

– Ты хотел бы жить в мире, где нет сюрпризов? Ни плохих, ни хороших?

Некоторое время риммер молча на него смотрел.

– Не говори глупости, – проворчал он и отвернулся, прижав колени к бокам лошади, чтобы заставить ее обогнуть валун, торчавший посреди сугробов.

Саймон пожал плечами. Хотвиг, который также обернулся, внимательно взглянул на Саймона, но ничего не сказал и снова стал смотреть вперед.

Однако эта мысль никак не уходила. Искательница продолжала неспешно шагать вперед, а Саймон вспомнил свой недавний сон – поле, заросшее травой такого одинакового, ровного цвета, что она казалась нарисованной, а небо выглядело холодным и неизменным, точно гончарное изделие, и весь ландшафт – вечным и мертвым, как камень.

Пожалуй, я бы предпочел сюрпризы, – решил Саймон. – Даже если среди них будут плохие.

Сначала они услышали музыку, высокую, пронзительную мелодию, которая с трудом пробивалась сквозь вой ветра. Когда они спустились по склону и оказались перед долиной в форме чаши, посреди которой стояла Сесуад’ра, то увидели маленький костер, горевший на краю большого озера. Маленькая округлая фигурка, одетая в тени – силуэт на фоне пламени, – сидевшая рядом с огнем, опустила костяную флейту.

– Мы услышали твою игру, – сказал Саймон. – Почему тебя не беспокоит, что она может привести к тебе кого-то с дурными намерениями?

– У меня надежная защита. – Бинабик слабо улыбнулся. – Значит, вы вернулись. – Он казался спокойным, словно даже мысль о тревоге его не посещала. – Никто из вас не пострадал?

– Никто. Бинабик, мы в порядке. Часовые Фенгболда старались держаться поближе к кострам, – ответил Саймон.

– Я поступаю так же, – сказал тролль. – Взгляните вон туда, там появились плоскодонки. Вы предпочитаете отдохнуть и согреться или хотите сразу подняться на холм?

– Пожалуй, нам следует поскорее сообщить новости Джошуа, – решил Саймон. – Фенгболд привел около тысячи человек, Хотвиг говорит, что половина из них – наемники-тритинги.

Саймона отвлекла тень на темном берегу. Когда она скользнула мимо высокого сугроба, он узнал Кантаку, двигавшуюся вдоль берега, точно капля ртути. Волчица подняла голову и посмотрела на Саймона, в ее глазах отразился свет костра, и он кивнул. Да, Бинабик действительно защищен: никто не сумел бы добраться до хозяина Кантаки – сначала ему пришлось бы вступить в схватку с волчицей.

– Не самая хорошая новость, но я опасался, что будет еще хуже, – сказал Бинабик, складывая посох. – Верховный король мог бросить все свои силы против нас, как сделал в Наглимунде. – Тролль вздохнул. – Но даже тысяча солдат заставляет задуматься. – Он засунул посох за пояс и взял поводья Искательницы. – Джошуа ушел спать, но я думаю, ты прав и тебе стоит отправиться к нему прямо сейчас, а всем нам воспользоваться защитой Скалы. Даже если королевская армия еще далеко, здесь дикие места, и я думаю, буря может вызвать странных существ сегодня ночью.

Саймон содрогнулся.

– В таком случае давайте уйдем с холода в теплые палатки.

Они последовали за Бинабиком, который короткими шагами стал подниматься вдоль берега озера. Казалось, вода испускала какой-то странный свет.

– Почему вода выглядит так необычно? – спросил Саймон.

Лицо Бинабика исказила гримаса.

– Это моя новость, и я с горечью сообщаю ее тебе. Я боюсь, что последняя буря принесла больше неприятностей, чем мы ожидали. Наш ров, как назвали бы его обитатели замка, замерзает.

Слудиг, стоявший рядом, замысловато выругался.

– Но озеро – это лучший страж против войска короля!

Бинабик пожал плечами.

– Оно еще не замерзло, иначе мы бы не смогли вернуть лодки. Быть может, начнется оттепель и озеро снова станет нашим щитом. – Однако на его лице появились сомнения – как и на лице Слудига.

Две большие плоскодонки ждали их у берега.

– Люди и волки поплывут на этой, – указал Бинабик. – Во второй – лошади и один человек, который будет за ними присматривать. Впрочем, я думаю, твоя Искательница провела столько времени рядом с Кантакой, что сможет составить нам компанию.

– Тебе бы следовало беспокоиться обо мне, тролль, – прорычал Слудиг. – Я люблю лодки еще меньше, чем волков, а к волкам отношусь ничуть не лучше, чем лошади.

Бинабик небрежно махнул маленькой рукой.

– Ты шутишь, Слудиг. Кантака рисковала жизнью много раз, сражаясь рядом с тобой, гораздо больше, чем лошади.

– И теперь я должен рисковать жизнью в проклятых лодках, – пожаловался риммер. Казалось, он с трудом сдерживал улыбку. Саймон вновь поразился, глядя на странную дружбу, возникшую между Бинабиком и северянином. – Ладно, – продолжал Слудиг, – я с вами. Но если ты споткнешься о своего лохматого зверя и выпадешь за борт, я буду последним, кто прыгнет, чтобы тебя спасти.

– Тролли, – с огромным достоинством ответил Бинабик, – никуда не «выпадают».

Он вытащил горящую ветку из огня, затушил костер, бросив в него несколько пригоршней снега, и забрался в ближайшую лодку.

– Ваши факелы светят слишком ярко, – сказал он. – Погасите их. Давайте насладимся ночью, пока еще видны звезды. – Он зажег защищенный роговыми пластинами светильник, висевший на носу лодки, осторожно перебрался с одной раскачивавшейся палубы на другую и поджег фитиль второй лампы. Ее свет, лунный и безмятежный, озарил воду, когда Бинабик бросил ветку в воду. Она с шипением исчезла, выбросив вверх облачко пара. Саймон и остальные потушили свои факелы и вслед за троллем заняли места в лодке.

Одного из тритингов Хотвига отправили на вторую плоскодонку, чтобы он присматривал за лошадьми, но Искательница, как и предсказал Бинабик, предпочла плыть вместе с людьми – присутствие Кантаки ее совершенно не смутило. Искательница стояла на носу плоскодонки и поглядывала на остальных лошадей, как графиня на банду пьяниц, шумящих у нее под балконом. Кантака свернулась у ног Бинабика, вывалила язык и смотрела на Слудига и Хотвига, которые при помощи шестов направили суденышко на глубину. Над водой поднимался туман; очень скоро земля скрылась из вида, а две лодки плыли по черной воде сквозь призрачный мир.

В большинстве мест лед был совсем тонким и хрупким, как сахарное пирожное. Когда его задевал нос лодки, раздавался негромкий, но неприятный треск, от которого у Саймона вставали дыбом волосы на затылке. Между тем ветры унесли практически все тучи, и небо почти совсем очистилось; как и сказал Бинабик, они даже смогли увидеть в сумраке ночи некоторые звезды.

– Смотрите, – тихо сказал тролль. – Пока люди готовятся к сражению, Седда продолжает заниматься своими делами. Она еще не отыскала мужа Киккасута, но не прекращает своих попыток.

Саймон стоял рядом с ним и смотрел в глубокий колодец неба. Если не считать тихого журчания воды и треска ломавшегося льда, в долине царила необычная тишина.

– Что это? – внезапно спросил Слудиг. – Вон там.

Саймон наклонился, чтобы проследить за его взглядом. Рука риммера, закутанная в плащ, указывала через воду в сторону темной кромки Альдхорта, высившейся, словно стена замка, над северным берегом озера.

– Я ничего не вижу, – прошептал Саймон.

– Оно исчезло, – сердито сказал Слудиг, словно Саймон выказал ему недоверие. – Я видел свет в лесу. Я видел их.

Бинабик подошел ближе к борту лодки и принялся вглядываться в темноту.

– Это рядом с тем местом, где расположен город Энки-э-Шао’сэй, точнее, то, что от него осталось.

Хотвиг также перешел на нос. Баржа тихонько покачивалась, и Саймон подумал, что Искательница, к счастью, стоит неподвижно, в противном случае плоскодонка могла перевернуться.

– Призрачный город? – На покрытом шрамами лице тритинга вдруг появилось выражение детского восторга. – Вы видите свет?

– Я видел, – заявил Слудиг. – Клянусь кровью Эйдона. Но он исчез.

– Хм-м-м. – Бинабик не скрывал тревоги. – Возможно, свет наших ламп отразился от какой-то зеркальной поверхности старого города.

– Нет, – стоял на своем Слудиг. – Он был больше наших ламп. Но он так быстро пропал!

– Ведьмин свет, – мрачно проворчал Хотвиг.

– Возможно, ты заметил свет, который закрыли деревья или разрушенные здания, – предположил Бинабик, – и тогда мы снова его увидим. – Он немного подумал, а потом повернулся к Саймону: – Сегодня Джошуа дал тебе поручение, Саймон. Быть может, нам следует подплыть ближе, чтобы узнать, что за огни появились в лесу?

Саймон попытался спокойно принять правильное решение, но ему совсем не хотелось выяснять, что находится на другом берегу черной воды. Во всяком случае, не сегодня.

– Нет. – Он попытался говорить взвешенно и спокойно. – Нет, мы не станем ничего проверять. Сейчас главное – рассказать Джошуа, что нам удалось узнать. А если это отряд разведчиков Фенгболда? – Теперь его слова звучали вполне разумно. Саймон испытал облегчение, но потом ему стало стыдно за то, что он попытался произвести впечатление на людей, рисковавших жизнью под его командой. – Кроме того, – добавил он, – я устал и испытываю тревогу – нет, страх. Мы пережили трудную ночь. Давайте сообщим Джошуа о результатах нашей разведки, в том числе про свет в лесу. Пусть принц примет решение.

Когда Саймон закончил говорить, он внезапно почувствовал какое-то огромное присутствие у себя за плечом, быстро оглянулся и увидел поднимавшуюся из воды мощную скалу Сесуад’ра; она появилась из тумана над обсидиановой поверхностью озера совершенно неожиданно, словно огромный кит. Саймон стоял и разинув рот не сводил с нее глаз.

Бинабик погладил большую голову Кантаки.

– Я думаю, Саймон говорит разумно. Пусть принц Джошуа решает, как поступить с этой загадкой.

– Он там был, – сердито заявил Слудиг, но покачал головой, как если бы теперь и у него возникли сомнения.

Плоскодонки продолжали плыть дальше. Заросший лесом берег снова исчез под плащом тумана, точно сон, отступающий перед светом и звуками утра.

Деорнот наблюдал за Саймоном, который делал доклад Джошуа, и ему нравилось то, что он видел. Юноша покраснел от возбуждения и новой ответственности, серый утренний свет отражался в его глазах, быть может, слишком ярко, если вспомнить, каким мрачным было их положение – в первую очередь из-за большого преимущества в численности армии Фенгболда, а также в вооружении и опыте врага. Однако Деорнот отметил, что юноша не спешит с объяснениями, не делает необоснованных выводов и тщательно обдумывает ответы на вопросы Джошуа. Молодой рыцарь многое видел и слышал в своей короткой жизни, и ничто не прошло мимо его внимания. Когда Саймон рассказывал об их миссии, Слудиг и Хотвиг кивали, соглашаясь с его выводами, – и Деорнот кивал вместе с ними. И хотя бородка Саймона говорила о молодости, опытный взгляд Деорнота отметил, что юноша станет достойным мужчиной. Возможно, еще поведет за собой других людей.