Текст книги "Завещание ассасина. Эпизоды первый и второй"

Эпизод второй
Казачий круг

Не так часто взрослого человека посещают воспоминания из далёкого, почти забытого детства. Но, когда ты в полном одиночестве, скачешь по пустынной дороге, через местность, начисто лишённую богатства красок и красоты пейзажей, совсем неудивительно, если нечёткие, словно размытые беспощадным временем картины того времени, как будто, обретая реальную жизнь, начинают одолевать твой разум с силой неведомой болезни. Так лишённая сострадания память вдруг вернула Булата в те беззаботные времена, когда он десятилетним мальчишкой вместе со своими сверстниками носился по улицам и переулкам родного кавказского села.

«Местность, которую мудрые и дальновидные люди выбрали для своего поселения, была поистине замечательной. Древние боги или природа одарили эту землю всевозможными благами и дарами. Земля тонула в изумрудной зелени, всё росло, что только могло расти, учитывая местные климатические особенности. В народе бытовала старая байка о том, что если в эту благодатную землю воткнуть палку, то и она пустит в почву корни, а сверху явит миру сначала почки, потом, ветки, листья и чуть позже плоды.

Именно здесь отроги главного кавказского хребта из плена узкого горного ущелья, созданного силой могучей бурной реки, начинают постепенно раздвигаться, как бы раскрывая свои объятия, всем смельчакам, посягнувшим на преодоление нелёгкого пути до подножия величайшей вершины Кавказа, овеянного легендами двуглавого исполина Эльбруса. Каменистая, местами труднопреодолимая дорога, между неприступными скалами, не вдруг и не сразу, приводит в плодородную долину. Два скалистых хребта плавно трансформируются в горы, покрытые лесом и альпийским разнотравьем. Беспокойный горный поток начинает расширять своё русло и замедлять свой бег, обретая вид полноводной водяной артерии этих мест. И только весной, во время таяния ледников, река, разливаясь, вновь обретает образ неукротимого, кровожадного зверя, порой сметающего мосты и переправы на своём пути. Потом река затихает, а мосты и переправы возводятся вновь. С каждым разом всё более надёжные и крепкие.

На левом берегу реки раскинулось большое село, на правом – пахотные земли, дальше, на горных склонах – богатые пастбища. Дома без запоров, представляют собой небольшие глиняные и саманные строения. В каждом дворе – хозяйственные постройки, для содержания домашней живности, сады и огороды. Люди, в большинстве своём, добры и миролюбивы. Закон гостеприимства – более священен, чем религиозная догма. Свод обычаев и правил – Хабза, строго регламентирующий нормы жизни и поведения – с древнейших времён незыблем и доминирует даже над христианскими и мусульманскими традициями. Уважение и почитание старших, забота о младших, верность долгу, защита более слабых, принцип взаимопомощи и многое другое. Вековая мудрость, любовь к истине и стремление к справедливости основное наполнение национального колорита, бережно хранимого народом на протяжении многих столетий. Руководит жизнью общины собрание старейшин – Хаса. Этот совет состоит из самых многоопытных и уважаемых мужчин поселения. В основном он служит для разрешения споров, поиска и выработки жизненно важных решений, но временами, обретая функции высшей законодательной или судебной власти, со всей строгостью карает нарушителей и отступников.

Раннее летнее утро уверенно вступало в свои права. С реки веяло приятной свежестью и прохладой. Восходящее солнце уже потревожило своими лучами заснеженные вершины, осветив их нежно розовым с золотистым отливом светом. В одном из сельских дворов проворный мальчуган привычно готовился к утренней дойке коров. Прихватив два объемных и тщательно вымытых глиняных сосуда, юный труженик, привычно, отправляется в хлев на многообещающую встречу с двумя рогатыми красавицами, которые своим тревожным мычанием уже начинали выдавать признаки своего нетерпения. Спустя некоторое время усилия мальчика оказываются вознагражденными и оба сосуда наполняются парным молоком.

– Казбулат! Ты где, сынок?

Доносится до ребёнка зов матери, и он, прихватив один из сосудов, выходит во двор.

– Здесь, я мам. Скоро закончу.

Оставив сосуд с молоком под навесом возле кухни, он тут же возвращается за вторым. Когда молоко оказывается на своём месте, мальчик зовёт мать, поскольку необходимо процедить молоко и отделить сливки. Подошедшая на зов женщина, используя специальное матерчатое сито и помощь сына, быстро управляется с привычной работой. К слову сказать, в этих краях, наряду с мясом, именно молоко и продукты его переработки являются важнейшей составляющей частью рациона питания людей. Из него делают простоквашу, сметану, творог, сыр и ещё много других продуктов.

Амина – мать мальчика, ещё молодая, очень подвижная женщина. Она – хранительница очага, царица в своём дворе, княгиня всего домашнего хозяйства. Она всё знает, всё умеет, за всё отвечает. Ничего не происходит в доме без её ведома.

– Ну, всё, сынок. Ты у меня молодец! Мой верный помощник! И папа гордится тобой, – хвалит своего старшего отпрыска довольная мать, – Но сегодня у нас ещё много дел. Нужно отогнать коров к чабану Ахмету на ближнее пастбище. Пусть до вечера попасутся там, среди своих подружек, а то они уже совсем застоялись… А на обратном пути проведаешь бабушку с дедушкой, может им что-то нужно. Потом возвращайся!

– Мам, может Тёмка навестит бабушку и дедушку? А я пока схожу на пастбище, – просит мальчик нагрузить и младшего брата.

– Сынок, ему всего семь лет. Тембулат ещё маленький и может не справиться. Вчера ночью он плохо спал и сейчас отсыпается. Потерпи! Года через два и у тебя будет помощник! – увещевает сына мать.

– Хорошо, мам, я всё сделаю, – обещает малыш и с явной неохотой направляется в хлев.

Спустя немного времени, он появляется с двумя ухоженными, но не очень торопливыми коровами, умело, подгоняя их перед собой посредством окриков и лёгкой хворостины. Потом распахивает калитку и выводит круторогих бурёнок со двора».

Булат очнулся от воспоминаний и увидел на горизонте знакомые очертания Дамаска. Были видны крепостные стены, смотровые башни, минареты мечетей. Дамаск – город рынков и площадей, мечетей и медресе, садов и фонтанов, богатых и нищих. Наличие шикарного и бедного районов, домов чиновников, ремесленников и торговцев, разномастных и непохожих друг на друга строений, делали город весьма неоднородным. Особняком от всего городского многообразия отстоит крепость ХII века – Цитадель Салахаддина, легендарного властителя Сирии и Египта, одного из самых великих полководцев минувшей эпохи, сумевшего успешно противостоять полчищам крестоносцев со всей Европы, с их королями и правителями, рыцарями и тамплиерами, воинами и паломниками. В те далёкие времена не только соплеменники и единоверцы почитали Салахаддина как мудрейшего правителя и гениального стратега, но даже враги и иноверцы признавали его таковым. А знаменитый король Англии – Ричард Львиное сердце признавал в нём величайшего властителя и воина, той эпохи рыцарства и беспримерной доблести.

Подъехав к воротам, Булат вынужденно остановился: стража у городских ворот преградила ему дорогу.

– Господин, вам необходимо спешиться. Передвигаться по городу верхом, всем, кроме стражи – запрещено, – оглядев Булата, вежливо сказал один из стражников, – Кроме того, по распоряжению властей вам надлежит сообщить по какой причине вы прибыли в Дамаск.

Мамлюк спокойно сошёл с коня, взял одной рукой за поводья, а другой предъявил стражникам фирман:

– Цель моего прибытия – дело государственной важности! – сказал он, давая стражникам возможность хорошо рассмотреть знак государственной власти в его руке.

– Мы все – слуги султана, – сказал старший из стражников, – и покоряемся воле Его Величества. Также, готовы оказать вам любую помощь. Город для вас открыт, господин.

Булат кивнул в ответ и, ведя «Альпа» наповоду, двинулся к центру города. По мере того как мамлюк переходил из бедного района в богатые кварталы облик города, улиц, площадей и строений начинал меняться. Узкие переулки превращались в вымощенные керамической плиткой широкие бульвары, а жилые и административные здания превращались в настоящие дворцы.

День близился к своему завершению и посещение тайной штаб – квартиры братства Булат решил отложить на следующий день. Сейчас же, он намеревался навестить своего старинного друга – Дауд—бея, который не так давно занял пост начальника городской стражи, став при этом одним из высших руководителей Дамаска. На самом деле с рождения он носил имя Давид и родом был из горных районов Грузии. Но его, как и Булата, вместе с другими мальчишками, в качестве живого груза, рассекая воды Чёрного моря, из Сухуми в Стамбул, на невольничий рынок перевозили османские работорговцы. В те далёкие времена и зародилась многолетняя дружба между мальчиком—черкесом и мальчиком—хевсуром.

Когда Булат пересекал площадь около крытого рынка Сарадж, вдруг трое мужчин встали на его пути. Впереди – молодой парень, богато и очень пёстро одетый, со следами явных излишеств и злоупотреблений на лице. Чуть поодаль, за ним – двое вооружённых охранников.

– Эй, чужеземец! Мне приглянулся твой конь. Даю за него сто динаров, – жестикулируя, довольно бесцеремонно и без должного уважения, обратился к мамлюку юноша, – не упускай свою удачу, чужеземец!

Спокойно окинув взглядом всю троицу, Булат, чётко выговаривая слова, произнёс:

– Этот конь – не продаётся! – и добавил, – Ни за какие деньги!

При этом, он попытался продолжить свой путь. Но ему вновь помешали.

– Я всегда получаю то, что хочу! – вновь высказался молодой наглец, – Ты даже не представляешь – кто мой отец…

– А мне всё равно, – перебил его Булат, – Кто бы он ни был, ты, парень, сейчас позоришь его имя своим поведением! – спустя мгновение, добавил, – Может я и не житель Дамаска, но я – офицер Османской армии, подданный Его Величества. А законы нашей страны действуют, их никто не отменял… Здесь я по делу. И сейчас у вас есть выбор: я пройду мимо вас или прямо через вас, не обращая внимание на городскую стражу.

После этих слов ассасин отпустил повод коня, откинул в стороны полы плаща, давая возможность всем рассмотреть оружие и убедиться в твёрдости его намерений. Увидев арсенал Булата и то, что городская стража и прохожие начинают обращать на конфликт внимание, юноша посчитал за лучшее отступить и отошёл со своими спутниками в сторону. Правда, не удержался и крикнул мамлюку вслед:

– Всё равно конь будет моим!

Булат ничего не ответил, спокойно продолжая свой путь. Только подумал: «Можешь попытаться!». Это происшествие, которому мамлюк не придал особого значения, заставило его мысленно вернуться к событиям пятилетней давности.

«Булат во главе небольшого отряда мамлюков – телохранителей возвращался из Александрии. Сопроводив до морской гавани, в качестве охраны, посольство из Венеции, он со своими людьми возвращался ко дворцу правителя в Каир. Следуя своей дорогой, отряд стал свидетелем нападения разбойничьей шайки на торговый караван. Быстро сориентировавшись, Булат приказал воинам задержать, а при необходимости – уничтожить нападающих. Рассыпавшись веером, мамлюки ринулись вперёд. Поскольку атака военных для разбойников оказалась полной неожиданностью, боестолкновение длилось недолго. Большая часть разбойников, понукая своих коней, бросились врассыпную, некоторые из них погибли от мечей мамлюков, а трое, оказавшись зажаты со всех сторон охранниками каравана и военными, предпочли за лучшее сдаться и сложить оружие.

Как оказалось, подвергнувшийся нападению караван, гнал табун лошадей для нужд мамлюкской армии. Со слов одного из торговцев, который представился Булату как Рауф—ага, он и двое его партнёров, согласно договорённости с командованием тыла мамлюкских войск, в оговоренные сроки, поставляли коней. Вот и сейчас, Рауф—ага, выполняя свои обязательства, перегонял с побережья в окрестности Каира табун из тридцати голов. Но в результате нападения две лошади погибли от шальных стрел, а около десятка разбежались в разные стороны.

– Господин офицер, господин офицер, – повторял Рауф, – Пусть Всевышний благословит вас и ваших людей. Вы спасли наши жизни, наше имущество, кстати, предназначенное для вашей непобедимой армии… К несчастью мы потеряли двух кобылиц, а часть табуна от испуга разбежалась. Если б ваши люди смогли помочь в их поиске? А мы отблагодарим… отблагодарим, даже не сомневайтесь!

Булат отдал распоряжение и пятеро его воинов поскакали на поиски. Оставшиеся мамлюки, спешившись, помогали караванщикам собрать и успокоить растревоженных коней.

– Благодарю Вас, господин офицер, – начал было снова Рауф.

– Моё имя – Булат.

– Я безмерно рад нашему знакомству, Булат-бей! Ну, так вот, вы, только присмотритесь к этим благородным животным. Это не просто лошади, это аргамаки кабардинской породы. Их доставили с кавказского побережья Чёрного моря. Мы давно ведём дела со старейшинами шапсугов, народа обитающего в тех благодатных местах. В своих горах, на сочных пастбищах они и растят этих замечательных коней.

Булат приблизился к уже успокоившимся животным, и, осматривая их, действительно начал узнавать, с детства знакомые стать и облик кавказской породы: мощные грудь и шея, сильные мускулистые ноги. Более высокие и рослые, в отличие от арабских скакунов, кони.

– Это очень сильные, выносливые и при этом совсем неприхотливые кони, – не унимался в своих похвалах купец, – им по силам совершать многодневные переходы на невероятные расстояния. Конечно, они уступают некоторым европейским и арабским скакунам по скорости, но остальные их достоинства делают аргамаков просто незаменимыми для воинской службы, связанной с трудностями и лишениями.

Когда Булату удалось, наконец, избавиться от назойливого купца, он, отойдя немного в сторону, присел на небольшой пригорок, покрытый редкой травяной растительностью. Достав из подсумка несколько яблок, мамлюк надкусил одно и продолжал наблюдать за животными и людьми. Охранники и воины уже вернули нескольких лошадей в табун.

Внезапно, почувствовав какой-то шорох и движение позади, Булат встал, резко обернулся и застыл в изумлении. Метрах в трёх прямо перед ним стоял белого окраса, ещё не конь, но уже и не жеребёнок, немного испуганный, возможно привлеченный к данному месту запахом спелых плодов.

– Ах, ты красавец, – ласково проговорил мамлюк и медленно протянул правую ладонь с остатками яблока в сторону малыша, – Иди ко мне, не бойся, иди, угощайся!

Жеребёнок фыркнул, казалось, испугался, вздрогнув всем корпусом, но потом, наклоняя шею, как бы кивнул головой в знак согласия, с опаской, готовый сорваться в любое мгновение, всё-таки сделал пару шагов в сторону Булата, который замер в ожидании, как статуя с протянутой вперёд рукой. Еще, через несколько секунд, малыш, набравшись храбрости, аккуратно, мягкими, влажными губами взял остаток яблока с ладони мамлюка. Подкрепившись немного спелыми плодами, четвероногий храбрец, благосклонно позволил незнакомому человеку погладить себя по шее и спине. Булат потрепал молодого коня за холку, и слегка понуждая его, направился в сторону табуна. Жеребёнок сначала остановился, немного поупирался, потом довольно резво засеменил вслед за новым знакомым. Осмелев, он даже пытался заигрывать, аккуратно бодая склонённой головой Булата в спину.

– О, Булат—бей, вы нашли нашего сорванца, – крикнул Рауф—ага.

– Кого?

– Ну, да. Этого непослушного жеребёнка, который плетётся за вами, – пояснил торговец, – И знаете, я не хотел брать его, но никакая сила не могла разлучить его с матерью. В итоге он увязался за нами и не отставал. Этот дикарь никому не давался. Даже не знаю, как вам удалось подружиться с ним. В пути он только и старался держаться недалеко от матери. Одна из павших кобылиц и была матерью этого жеребёнка. Как же он теперь без неё? – искренне посетовал Рауф—ага.

Вскоре четвероногие беглецы были найдены и всех коней вернули в табун. Рауф—ага не переставал благодарить мамлюков за помощь и спасение от разбойников. Подойдя к Булату, он протянул командиру небольшой кошель с монетами:

– Простите, Булат—бей, похоже, вы направляетесь в Каир. Если б вы со своими людьми смогли сопроводить нас до конечной точки маршрута? – то ли спросил, то ли попросил об одолжении хитрый торговец, – А это небольшая компенсация за риск и потерянное время.

Булат принял кошель и кивнул в знак согласия. Не взяв себе ничего, он передал деньги одному из мамлюков с наказом разделить их поровну между воинами. Потом жестом правой руки дал команду на дальнейшее движение. Караванщики в свою очередь, погоняя повозки и табун, старались не отставать от военных. Вся процессия двинулась в сторону столицы. Белый жеребёнок, обеспокоенный отсутствием своей кобылицы—матери, не обращая внимания на громкие окрики погонщиков, выскочил из табуна и начал кружить вокруг каравана. Он то обгонял процессию, то отставал немного, продолжая инстинктивные поиски. Спустя некоторое время, жеребёнок немного успокоился, может, устал, но в табун так и не вернулся. Он догнал Булата, который двигался немного в стороне от каравана и спокойной рысью поскакал рядом с его конём.

– Похоже, малыш отыскал себе родителя, – поравнявшись с Булатом, высказал своё удивление Рауф—ага, – Трудно ему будет привыкать… И знаете, что мне кажется правильным: по прибытию на место я подарю вам этого сорванца. Если, конечно, вы не против, Булат—бей.

– Не против! Но принять такой подарок не могу. Вот, у меня с собой десять динаров, я отдаю их вам, Рауф—ага, в качестве оплаты за жеребёнка. Если мало, я позже доплачу, сколько скажите. И даже не спорьте!

– Десяти золотых вполне достаточно. Ну, что ж. Я, конечно, не буду возражать против вашего решения, Булат-бей».

Воспоминание о том, как «Альп» возник в его жизни, отвлекли Булата, но громкий голос глашатая на соседней площади вернул его к реальности.

– Люди Дамаска! Жители нашего славного города! Беда пришла в наш город и в наши дома, – громким голосом возвещал глашатай, обращаясь к довольно многочисленной толпе, собравшейся вокруг помоста, – Уже три молодых девушки пропали неизвестно куда… Уже три семьи в растерянности и отчаянии пытаются узнать их судьбу. Уже три матери льют горькие слёзы днями и ночами напролёт. А стража? Что же наша городская стража? Вместо поиска девушек гоняет по улицам карманников и мелких воришек. Услышьте мой глас люди!

Булат пересёк площадь и не сразу заметил, что подошёл к дому Дауд—бея. Дом был не очень большим, но выглядел вполне ухоженным и комфортабельным. Двухэтажное строение без особых архитектурных украшений, расположенное в центре просторного двора и огороженное по периметру искусным, узорчатым забором из камня и металла, смотрелось вполне благопристойно в богатом районе Дамаска. Со стороны улицы можно было увидеть небольшой сад с фонтаном, аккуратные, выложенные плиткой дворовая территория и дорожки.

На звук дверного колокольчика из дома вышел благообразного вида пожилой слуга. Подойдя к калитке, старик слегка приоткрыл её и, окинув опытным внимательным взглядом незваного гостя, вежливо спросил:

– Чем могу вам помочь, уважаемый?

– Отец! Прошу тебя, сообщи Дауд-бею, что Булат Науруз у ворот и рассчитывает на личную встречу с ним, – попросил мамлюк.

Старик кивнул в знак согласия и на удивление быстро вернулся в дом. Спустя несколько мгновений, из дома, по всей видимости, в домашнем халате, в направлении калитки чуть не бегом двигался рослый мужчина, настоящий великан. Увидев Булата, он просиял лицом, настежь распахнул калитку и, раскрыв воистину широкие объятия, громовым голосом сказал:

– Благодарение Всевышнему, доблестный Булат-бей наконец решил навестить старинного друга, – после этих слов радушный хозяин рывком втащил ассасина во двор и заключил его в свои богатырские объятия, при чём его дружеские радостные похлопывания по спине и плечам гостя, вполне могли покалечить и медведя.

С трудом, вырвавшись из могучих тисков, Булат переводя дух, едва выговорил:

– Вижу жизнь в Дамаске, пошла тебе на пользу, правда, если ты ещё хотя бы раз хлопнешь меня по спине, мне, наверняка, потребуется костоправ и длительный период восстановления.

– Узнаю своего побратима: язык подобен дамасскому клинку такой же острый, а временами и беспощадный, – засмеялся Дауд, – Ну, да ладно, слушай мою команду, капитан: «Марш в дом». Ужин скоро будет готов, а я поручу слугам, позаботится о твоём коне.

– Ничего не выйдет. Чужого «Альп» не подпустит. Распорядись, чтобы меня проводили и показали – где тут что? Ну, а потом можно и поужинать.

– Понятно, конь – под стать своему хозяину, такой же верный и такой же разборчивый.

«Альп» в свою очередь озадаченно и удивлённо посматривал на двух разошедшихся мужчин, наклоняя мускулистую шею, слегка фыркая и озабоченно перебирая копытами.

Устроив коня со всевозможными удобствами, Булат в сопровождении слуги направился к дому. Старик предложил гостю пройти во флигель, где были приготовлены покои для отдыха, горячая и холодная вода для умывания.

Мамлюк привёл себя в порядок, переоделся в чистое, снял оружие и доспехи, оставив только кавказский кинжал с левой стороны на поясе, ведь в результате специальных тренировок Булат овладел способностью равнозначно и равноценно использовать обе руки, вне зависимости от природной склонности по рождению. Таким образом, даже серьёзное ранение основной руки воина—ассасина не предоставляло его противникам практически никакого существенного преимущества.

В просторной гостиной, больше напоминающей кавказскую кунацкую княжеского дома, Булата уже ожидал накрытый холодными закусками и напитками стол. Радушный хозяин, с нетерпением усаживая гостя на самое почётное, дальнее от двери место, и как бы, слегка извиняясь, приговаривал:

– Давай за стол, дорогой. Попробуем всё, что послал нам сегодня Всевышний. Начнём с холодных закусок, а очередь горячей баранины придёт позже, шашлык и шурпа тоже скоро будут на столе.

Возблагодарив Всевышнего друзья принялись за трапезу. У двери гостиной – Мансур, пожилой слуга, проработавший в доме не один год. Рядом со столом – внук старика по имени Назим. Его забота – надзор за столом, чтобы ни гость, ни хозяин, ни в чём не нуждались. Еды должно быть достаточно, бокалы с фруктовым соком должны быть полны.

Когда Дауд и Булат слегка утолили голод, хозяин, обращаясь к слугам, сказал:

– Мансур, на столе всего вдоволь, здесь мы управимся сами, а пока оставьте нас. Да, и ещё! Будет готово горячее, несите!

– Хорошо, хозяин. Всё будет сделано, – Мансур жестом подозвал внука, и они вместе вышли из гостиной.

Дауд встал из-за стола. Когда Булат последовал его примеру и тоже начал подниматься, хозяин жестом попросил оставаться на месте:

– Не вставай, брат. Я быстро. Просто хочу тебя угостить, – попросил Дауд своего гостя.

Он подошёл к небольшому шкафчику, достал из него азарепшу – грузинский серебряный винный сосуд с длинной ручкой и тут же вернулся к столу. Наполнил две кружки рубиновым напитком, одну поставил перед Булатом, другую взял сам и вернулся на своё место:

– Да простит меня Всевышний, но, право, невозможно устоять перед этаким искушением. И чем может навредить мужчине чистый виноградный сок, пусть даже немного побродивший. Я готов взять на себя грех. И за себя, и за тебя! И как писал великий Омар Хайам:

«Запрет вина – закон, считающийся с тем,

Кем пьётся и когда? И много ли и с кем?

Когда соблюдены все эти оговорки.

Пить – признак мудрости, и не порок совсем!»

Замолчав на мгновение, Дауд продолжил:

– Поэтому и прошу, брат, поддержи мой тост за нашу нерушимую многолетнюю дружбу и отведай прекрасного кахетинского вина, которое с таким трудом было доставлено в мой дом из столь далёкой, но до сих пор родной Грузии.

– Я выпью с радостью, Давид! Однако прошу, не брать на себя мой грех! У меня – их немало, и будь одним грехом больше или меньше, вряд ли существенно отразится на уровне моего духовного благополучия. Тем более, что в конечном итоге, каждому перед Создателем придётся самостоятельно держать ответ и каждому воздастся по делам его, – сказав это, Булат пригубил не без удовольствия из своёй кружки.

– Ты всегда превосходил меня в такого рода рассуждениях.

Выпив дружно, друзья на время отложили разговоры, чтобы отдать должное накрытому столу и той еде, что была на нём. Вскоре принесли горячее, и ужин получил новый импульс для продолжения. Так, наслаждаясь искусством повара, переговариваясь негромко и предаваясь воспоминаниям, друзья провели несколько приятных часов. К завершению ужина Давид негромко запел, затянув «Оровеллу» – грузинскую народную песню и даже, сдержанный в проявлении чувств Булат, искренне пытался подпевать, хоть и не знал, и не понимал ни текста, ни смысла песни.

Ближе к ночи напряжение последних дней начало сказываться и мамлюк, поблагодарив хозяина, предложил все расспросы и разговоры отложить на утро, а после, отпустив слугу, отправился в гостевой флигель.

«Сердце юного Казбулата одновременно наполняли и гордость, и радость. Он чувствовал себя почти взрослым, и счастье казалось полным. В первый раз отец, которого звали Исмель Ташук, взял с собой старшего сына на охоту. Выехав с рассветом на лошадях, они верхом добрались до кошары чабанов на ближнем пастбище. Отец с сыном дружно распрягли лошадей и, насыпав им корма, поставили в стойла. Исмель переговорил с чабаном Ахметом, а потом подозвал сына.

– Проверь своё снаряжение, припасы и воду, дальше пойдём пешими.

– Хорошо, отец! Сделаю, – ответил мальчик и резво отправился исполнять поручение.

– Джигит подрастает! Будет славным охотником, таким же, как и его дед, – с удовлетворением подметил старый Ахмет.

Исмель накинул на шею белый башлык, взял свёрнутую, словно котомка, бурку и закинул за спину. Махнув на прощание Ахмету, отец с сыном стали пониматься в сторону скалистой гряды. Следом за ними семенил пёс «Кару», который увязался за ними с самого дома. От кавказского волкодава, используемого в качестве охотничьей собаки – немного толку, но как защитник «Кару» не имел себе равных. В случае внезапной опасности, чтобы дать хозяину время для должного противодействия, он мог яростно броситься и на медведя. Ну, а что касается небольшой семейной стаи волков, то те предпочитали с этаким псом вообще не связываться. При виде «Кару», они начинали улепётывать в разные стороны, словно нашкодившие домашние кошки. Группа продвигалась вперёд, пересекая в направлении леса луг, по слегка заметной тропинке. Мальчик и пёс чуть впереди, за ними Исмель.

Род Ташук, хоть и не принадлежал к воинскому сословию уорков – дворян, издавна славился кузнечным мастерством, завидной доблестью, своей верной службой князю и общине. На протяжении многих поколений мужчины были либо кузнецами, либо умелыми охотниками, а иногда и успешно совмещали обе эти профессии. Плодотворный труд на благо общества и правителя снискал всему семейству должное уважение и заслуженное признание.

В тех краях процветал древний обычай – выбора кормилиц, подбора приёмных родителей и воспитания приёмных детей, главным образом мальчиков. Так, что беспризорников на этой земле не было и в помине. Но не только для обустройства оставшихся без родни детей соблюдались такие правила. На этот обычай прочно опиралась стройная система воспитания, из мальчиков тружеников и воинов – будущих защитников и добытчиков на благо общины и семьи. Кроме того, в процессе соблюдения требований обычая, осуществлялось межсословное взаимное общение и взаимопроникновение. Так, князь для своего новорождённого сына подбирал добропорядочную дворянскую семью, имеющую детей или младенца, примерно того же возраста, что и княжеский ребёнок. При этом, муж становился приёмным отцом и воспитателем – аталыком, а жена – кормилицей и молочной матерью для княжеского отпрыска, который, в свою очередь, становился их каном – приёмным сыном. Соответственно уорк – дворянин подбирал для своего малолетнего наследника, в качестве приёмных родителей, семью из мастеровых или крестьян. Мальчики росли в приёмных семьях до юношеского взросления, примерно до четырнадцати – пятнадцати лет. Полностью включаясь в жизнь приёмной семьи, наравне с родными детьми, они делили тяготы и заботы, радости и неудачи, трудились вместе со всеми, не пользуясь никакими преимуществами. Таким образом, формировалась межсословная и межсемейная связь не менее прочная, чем кровные родственные узы. Дети в приёмных семьях становились для кана молочными братьями и сёстрами, что ставило их вровень с ближайшими родственниками.

Когда приёмный ребёнок взрослел и, по мнению аталыка, становился достойным юношей, в доме его родителей организовывался праздник возвращения молодого человека в родное жилище. Аталык представлял кана родителям и всем гостям, приглашённым на праздник, а юноша, в свою очередь, сдавал экзамен, демонстрируя, перед собравшимися воинские навыки, трудовые, духовные и интеллектуальные качества, приобретённые им, за период жизни в приёмной семье. Если такая демонстрация особенно радовала родителей и восхищала гостей торжества, приёмных родителей награждали различными дарами сверх всякой меры, а со стороны сельского общества их ожидал должный почёт и всеобщее уважение.

Так и в доме Ташук вырос и повзрослел молодой княжич Алибек. Князь Казбулат предпочёл домашний очаг кузнеца Жамбота, отца Исмеля, любой дворянской семье, из чувства благодарности за своё спасение, поскольку в одном из воинских походов молодому кузнецу посчастливилось уберечь голову князя от удара крымской сабли. По возвращению домой, князь Казбулат и кузнец Жамбот застали своих жён уже с новорождёнными сыновьями. Как того и требовал обычай, счастливые отцы устроили в своих домах праздники, чтобы достойно отметить рождение сыновей и благополучное возвращение из воинской экспедиции. Вся округа пировала, провозглашая тосты за младенцев Алибека и Исмеля.

Вскоре после этого, сам князь с несколькими телохранителями подъехал к дому кузнеца. Спешившись перед воротами, князь приказал сопровождающим ожидать его снаружи, а сам направился к калитке. Как раз в это время калитка распахнулась, а слегка ошарашенный и удивлённый таким неожиданным событием кузнец, уже стоял на пороге. Взглянув на приближающегося к нему князя, Жамбот почтительно склонил голову и, слегка волнуясь, произнёс радушные слова приветствия:

– Да продлит Всевышний твои дни, осветит дела и благословит путь своей милостью, господин! Добро пожаловать в мой скромный дом!