Текст книги "Правда. Пехотная баллада"

Гарри снова подошел к окну, долго и задумчиво смотрел на испускающие пар кучи мусора во дворе. А потом…

– О, вы только посмотрите! – воскликнул он и даже отошел на шаг от окна, словно чему-то крайне удивившись. – Видите телегу вон у тех ворот?

Они видели телегу.

– Сотню раз говорил своим парням: никогда не оставляйте у открытых ворот груженую телегу! Рано или поздно ее обязательно сопрут.

Вильям даже представить себе не мог человека, который посмел бы украсть хоть что-нибудь у Короля Золотой Реки, владельца множества раскаленных докрасна компостных куч.

– Последняя четверть заказа для Гильдии Граверов, – ни к кому не обращаясь, заметил Гарри. – Если кто уведет эту телегу прямо с моего двора, мне ж придется платить. Обязательно надо сказать об этом бригадиру. Совсем растяпистым в последнее время стал.

– Вильям, нам пора, – намекнул Хорошагора, хватая Вильяма за рукав.

– Почему? Мы ведь еще не…

– Как мы сможем отблагодарить тебя, господин Король? – спросил гном, толкая упирающегося Вильяма к двери.

– Подружки невесты будут одеты в платья о-дениль, хотя я понятия не имею, что это такое, – сказал Король Золотой Реки. – Да, и если до конца месяца я не получу свои восемьдесят долларов, вы, парни, окажетесь по уши… – сигара совершила круиз по рту, – в беде. Причем головой вниз.

Через две минуты телега со скрипом выехала за ворота, провожаемая взглядом на удивление безразличного бригадира-тролля.

– И совсем это не воровство, – убежденно произнес Хорошагора, подстегивая лошадей. – Король вернет этим гадам их деньги, а мы рассчитаемся с ним по старой цене. Все останутся довольны, за исключением «Инфо», но кому до этого есть дело?

– Мне не очень понравилось про «по уши… в беде», – заметил Вильям. – Да еще и головой вниз.

– Я ниже тебя ростом. Так что мне все равно, чем вниз – головой или ногами.

Проводив взглядом телегу, Король вызвал снизу одного из своих помощников и приказал принести из шестого бачка номер «Правды». Он сидел совершенно неподвижно, шевелилась только сигара во рту, пока ему читали замызганный мятый листок.

Потом он широко улыбнулся и попросил помощника повторить несколько особенно понравившихся мест.

– Ага, – сказал Гарри, когда тот закончил. – Я так и думал. Этот юноша – прирожденный разгребатель грязи. Жаль, что он родился так далеко от настоящего дерьма.

– Господин Король, мне составить кредитовую записку граверам?

– Да.

– И вы полагаете, они вернут деньги, господин Король?

Обычно Гарри Король не терпел подобных вопросов со стороны помощников. Его работники находились здесь, чтобы складывать и вычитать, а не обсуждать политику. С другой стороны, Гарри стал богатым только благодаря тому, что умел разглядеть звезды в грязи. А специалистам нужно доверять. Хотя бы иногда.

– Что это за цвет «о-де-ниль»? – спросил он.

– Очень сложный цвет, господин Король. Бледно-голубой с зеленоватым оттенком.

– А можно найти краску такого цвета?

– Я могу выяснить, но это будет дорого стоить.

Сигара совершила очередное путешествие по рту Гарри Короля. Со своих дочерей он пылинки сдувал, это было всем известно. И очень переживал, что его дочки страдают из-за такого отца, как он, которому нужно как минимум дважды принять ванну, чтобы выглядеть просто грязным.

– Мы будем приглядывать за нашим писателем, – сказал он. – Намекни парням, хорошо? Не хочу, чтобы Эффочка расстроилась.

Сахарисса краем глаза заметила, что гномы опять засуетились вокруг своей отпечатной машины. Примерно каждые два часа станок менял свой внешний вид. Гномы постоянно переделывали и реконструировали его.

Сахарисса всегда считала, что из подручных материалов гномам нужны лишь топоры плюс какое-нибудь средство для разведения огня. А оттуда и до кузнечного горна недалеко, при помощи которого гномы могли изготовить простейшие инструменты. Благодаря им изготавливались сложные инструменты, а уж при помощи сложных инструментов любой гном может сделать практически все, что угодно.

Двое гномов копались в промышленном мусоре, кучи которого высились у стен. Пару железных отжимных катков уже отправили в переплавку, а останками коней-качалок подкармливали печку с булькающим свинцом. Несколько гномов, получив таинственное поручение, куда-то ушли, но скоро вернулись с небольшими мешками и хитрыми ухмылками на физиономиях. Гномы тоже умели использовать вещи, которые люди выбрасывали на помойку. В том числе даже те вещи, которые еще не были выброшены.

Сахарисса уже собиралась вернуться к изучению отчета о ежегодном собрании Веселых Корешей с Сонного холма, когда грохот и ругань на убервальдском, то есть на языке, который очень хорошо подходил для ругани, заставили ее торопливо подбежать к люку в подвал.

– Господин Шрик, с тобой все в порядке? Мне принести веник и совок?

– Бодрожвацкий жалтцайт! О, извиняйт, госпожа Сахарисса! Небольшой рытвина по пути к прогрессированию.

Сахарисса спустилась по лестнице в подвал.

Отто стоял у своего самодельного верстака. На стене были развешаны коробки с бесенятами. Саламандры дремали в клетках. В большой темной банке извивались сухопутные угри. Но стоящая рядом с Отто банка была разбита.

– По неосторожности опрокидывайт и разбивайт, – со смущенным видом пояснил Отто. – А теперь этот придурочный угря прятаться за верстаком.

– Они кусаются?

– О найн, они чересчур леноватые…

– Отто, а что ты тут делаешь? – спросила Сахарисса, пытаясь рассмотреть лежащий на верстаке большой предмет.

Отто неуклюже влез между нею и верстаком.

– О, это ист всего лишь экспериментаторный…

– Ты работаешь над формами для цветной отпечати?

– Йа, но это ист грубый прототайп…

Сахарисса краем глаза заметила какое-то движение. Сбежавшему сухопутному угрю стало скучно за верстаком, и сейчас он весьма лениво двигался к новым горизонтам, туда, где угорь может извиваться величаво и горизонтально.

– Найн, найн, не надо! – крикнул Отто.

– О, все в порядке. Я не так уж брезглива… – Пальцы Сахариссы сомкнулись на угре.

Она очнулась оттого, что Отто отчаянно махал на нее своим черным носовым платком.

– О боги… – пробормотала Сахарисса и попыталась сесть.

Лицо Отто выражало такой ужас, что она на мгновение даже забыла про кошмарную головную боль.

– Что с тобой? – воскликнула она. – Ты выглядишь просто ужасно!

Отто дернулся назад, попытался встать, потом схватился за грудь и повалился на верстак.

– Сыр! – простонал он. – Умоляйт, давать сыр! Или большое яблоко! Что угодно, лишь бы вонзайт клык! Умоляйт!

– Но здесь ничего нет…

– Не ходите ко мне! И не вздыхайт так! – взвыл Отто.

– Как так?

– Так, что грудь подниматься-опускаться, вздыматься-опадать! Йа ист вампир! Девушка, потерявшая чувства, она так вздыхайт, ее грудь всколыхиваться, вы меня понимайт? Это вызывайт нечто страшное из погребов души… – Он с трудом выпрямился и сорвал черную ленточку с лацкана. – Но йа не отдамся! – закричал он. – Йа оправдывайт доверие!

Отто встал по стойке «смирно» (правда, силуэт его был слегка размытым из-за дрожи, которая сотрясала все его тело с головы до ног) и дрожащим голосом запел:

– В миссию к нам ты приходи. Много преград на твоем пути…

Лестница заходила ходуном от буквально посыпавшихся вниз по ней гномов.

– С тобой все в порядке, госпожа? – спросил выбежавший вперед Боддони с топором в руках. – Он ничего не пытался с тобой сделать?

– Нет-нет. Он…

– …Вена живая – не для меня. Буду силен и счастлив я…

Пот градом катился по лицу Отто. Одной рукой он держался за сердце.

– Отто, ты молодец! – закричала Сахарисса. – Борись! Не сдавайся! – Она повернулась к гномам. – У вас сырого мяса, случайно, нет?

– …Жизни новой себя посвятим, Водой ключевой себя напоим… – Вены пульсировали на бледном челе Отто.

– У меня наверху есть свежее крысиное филе, – пробормотал один из гномов. – Целых два пенса заплатил…

– Отлично, Гауди, немедленно неси! – рявкнул Боддони. – Ему очень плохо!

– …Бренди и джин мы с радостью пьем, Можем лакать мы виски и ром, И лишь одному мы «нет» говорим, Этот напиток нам не любим. «Нет, нет и нет» – повторяем мы вновь. Худшее зло на земле – это…

– Два пенса – это тебе не хухры-мухры, но разве ж я спорю…

– У него уже судороги начались! – воскликнула Сахарисса.

– Стишки так себе, и петь он совсем не умеет, – буркнул Гауди. – Хорошо-хорошо, иду…

Сахарисса похлопала Отто по липкой ладони.

– Ты сможешь! – настойчиво произнесла она. – Мы все здесь собрались ради тебя! Правда? Правда?

Увидев ее пронизывающий взгляд, гномы неуверенно ответили хором, что «да, конечно, разумеется». Хотя Боддони, судя по выражению его лица, считал, что данную проблему можно разрешить куда эффективнее.

Вернулся Гауди с небольшим свертком. Сахарисса буквально вырвала его из рук гнома и сунула под нос Отто. Вампир отпрянул.

– Это всего лишь крыса! – крикнула Сахарисса. – Не бойся! Ведь крыс вам можно?

Отто замер на мгновение, а потом жадно схватил сверток.

И вонзил в мясо клыки.

Во внезапно наступившей тишине раздался звук, похожий на тот, что издает соломинка, опущенная на дно стакана с молочным коктейлем.

Через несколько секунд Отто открыл глаза, искоса глянул на гномов и выронил сверток.

– О, как йа устыжен! Куда девайт свое лицо? Что вы думайт сейчас обо мне?..

Сахарисса отчаянно захлопала в ладоши.

– Нет-нет! Мы все восхищаемся тобой! Правда?

Незаметно для Отто она махнула рукой гномам, которые нестройным хором выразили свое согласие.

– Йа уже три месяца как вставайт ступень «холодная летучая мышь», – пробормотал Отто. – Просто ужаснительно… Срываться в такой момент и…

– Сырое мясо – это пустяки, – возразила Сахарисса. – Вам ведь оно разрешено?

– Да, но йа чуть-чуть не…

– «Чуть-чуть» не считается, – парировала Сахарисса. – Важно другое: ты хотел, но не сделал. – Она повернулась к гномам. – Можете возвращаться к работе. С Отто все в полном порядке.

– Ты уверена, что… – начал было Боддони, но потом кивнул. В данный момент он предпочел бы иметь дело с разъяренным вампиром, а не с Сахариссой. – Как скажешь, госпожа.

Когда гномы ушли, Отто сел и вытер со лба пот.

Сахарисса похлопала его по руке.

– Хочешь попить…

– О!

– …воды?

– Найн, со мной все ист хорошо, мне казаться. Гм. О боги. Йа премного извиняться. Ты думайт, что уже совсем здоровый, как вдруг все цурюк… Ну и денек…

– Отто?

– Йа, госпожа?

– Что на самом деле произошло, когда я схватила угря?

Он поморщился.

– Йа думайт, сейчас вряд ли время…

– Отто, я что-то видела. Видела… пламя. И людей. А еще был страшный шум. На одно мгновение. Словно все события дня пролетели за одну секунду! Что произошло?

– Ну, – неохотно произнес Отто, – ты знавайт, что саламандра поглощайт свет?

– Да, конечно.

– А угри поглощайт темный свет. Не темнота, а темный свет внутри темнота. Темный свет… ты понимайт… темный свет еще до конца не ист изучен. Он тяжелей обычный свет, поэтому чаще появляться дно моря или самый глубокий пещера Убервальда, но маловатая часть из темный свет ист даже в нормальная темнота. Очень увлекающе, йа?

– Это своего рода волшебный свет. Понятно. Мы можем побыстрее перейти к сути?

– Йа слыхайт, темный свет называйт свет изначальный, который порождайт другие виды света…

– Отто!

Он поднял руку.

– Йа обвязан рассказать тебе это! Ты слыхайт теории, согласно который такой время как настоящее не существовайт вовсе? Потому что если настоящее признавайт делимое, оно не может быть настоящее, а если оно ист неделимое, тогда оно не может имейт начало, которое соединяйт его с прошлое, и конец, который соединяйт его с будущее? Философ Хайдехоллен говорийт, что вселенная ист холодный суп времени, в котором перемешивайтся все-все времена, а то, что мы называйт течение времени, ист не более чем квантовые колебания пространственновременной полотно.

– У вас в Убервальде очень долгие зимние вечера, да?

– И темный свет засчитываться как доказательство всего этого, – продолжал Отто, не обращая на нее внимания. – Это ист свет без времени. Он освещайт то, что не обязательно ходийт сейчас.

Он замолчал, словно ждал чего-то.

– Ты хочешь сказать, темный свет снимает картинки прошлого? – уточнила Сахарисса.

– Или будущего. Или чевовато там еще. Йа, ведь в реальности нет никакая разница.

– И эту штуку ты нацеливаешь на людей?

Отто явно забеспокоился.

– Йа обнаруживайт странные вещи. Гномы утверждайт, темный свет вызывайт… неуверенные последствия, но гномы ист суеверные существа, поэтому йа не воспринимайт их слова как серьезность. Тем не менее…

Он покопался в горах хлама на верстаке и нашел иконографию.

– О боги, все ист зер сложно, – пробормотал Отто. – Ведь философ Клинг заявляйт, разум имейт темная сторона и светлая сторона, и только темные глаза разума способны различайт… темный свет…

Он снова замолчал.

– Ну и? – вежливо подтолкнула его Сахарисса.

– Йа ожидайт слышать раскат грома, – признался вампир. – Но, увы, мы не ист в Убервальд.

– Не понимаю… – растерянно промолвила Сахарисса.

– Если бы йа говорийт нечто такой зловещий, как «темные глаза разума», в Убервальде, сразу же раздаваться бы раскат грома, – пояснил Отто. – А если йа указайт на замок или нависший над голова скала и произносийт: «Вот ист он, этот замок», в лесу обязательно завывайт волк. – Он вздохнул. – В древняя страна вся местность ист психотропна. Всегда знавайт, что от нее ожидать, а что нет. А здесь, увы, люди глядят тебя как на дурак.

– Хорошо, хорошо, стало быть, это волшебный свет, который снимает сверхъестественные картинки, – подвела итог Сахарисса.

– Ты говорийт это как-то… по-новостному, – вежливо заметил Отто. Он протянул ей иконографию. – Вот, имей взгляд. Йа хотейт делать картинку гномихи, которая работайт кабинет патриция. А вот что получаться.

Снимок был нечетким, с какими-то странными завихрениями, на нем можно было различить размытый силуэт лежащей на полу и что-то рассматривающей гномихи. Но на все это было наложено вполне отчетливое изображение лорда Витинари. Вернее, изображение двух Витинари, уставившихся друг на друга.

– Ну, это кабинет патриция, лорд Витинари постоянно там работает, – сказала Сахарисса. – Это было снято при помощи… волшебного света?

– Йа, – кивнул Отто. – Это подтверждайт идея: то, что ист здесь физически, не обязательно ист здесь реально. Вот еще имей взгляд.

Он передал ей другую иконографию.

– О, Вильям хорошо получился. Это в подвале, да? А у него за спиной… лорд де Словв?

– В самый деле? – удивился вампир. – Йа этот человек не знавайт. Знавайт только, его не бывайт подвал, когда йа делайт снимок. Но… достаточно иметь короткий разговор герр Вильям, чтобы понимайт: его отец всегда стоит позади его спины…

– Как жутко.

Сахарисса окинула взглядом подвал. Каменные стены были старыми и грязными, но определенно не были закопченными.

– А я просто видела… людей. Сражающихся людей. Пламя. И… серебряный дождь. Но разве под землей может идти дождь?

– Йа не знавайт. Вот почему йа изучайт темный свет.

Донесшийся сверху шум сообщил, что вернулись Вильям с Хорошагорой.

– Наверное, не стоит об этом лишний раз рассказывать, – задумчиво промолвила Сахарисса, направляясь к лестнице. – У нас и так достаточно неприятностей. А это… слишком уж жутко.

Никакой вывески рядом с трактиром не было. Те, кто знал о его существовании, в вывеске не нуждались, а тому, кто не знал, тем более не стоило туда заходить. Умертвия Анк-Морпорка в целом были законопослушными гражданами, поскольку стражи порядка всегда уделяли им особое внимание, но если вы темной ночью заглянули в «Заупокой», не имея на то серьезных оснований… кто об этом прознает?

Для вампиров[11]11
  Разумеется, речь идет о других вампирах, а не о тех, которые вечерами собираются вокруг фисгармонии в Миссии Трезвенников, чтобы дрожащими голосами распевать песенки о любви к какао.


[Закрыть] этот трактир был местом, где всегда можно зависнуть. Для вервольфов – местом, где можно вволю пособачиться. Страшилы тут могли спокойно выйти из тени. А гулям здесь подавали приличный пирог с мясом и чипсы.

Все глаза, количество которых не обязательно равнялось количеству голов, помноженному на два, уставились на заскрипевшую дверь. Вновь пришедшие подверглись внимательному осмотру из всех темных углов. Это были люди в черном, но это ничего не значило. Кто угодно может напялить на себя черную одежду.

Они подошли к трактирной стойке, и господин Кноп постучал по испещренному пятнами дереву.

Трактирщик кивнул. Он давным-давно понял, что с обычных людей деньги за напитки нужно брать сразу. Не стоит рассчитывать на то, что они расплатятся потом. Это было бы ничем не оправданным оптимизмом по отношению к их будущему.

– Чем могу… – начал было он, но рука господина Тюльпана схватила его за шею и треснула головой об стойку.

– У меня выдался не слишком удачный день, – сообщил господин Кноп, обращаясь к окружающему миру. – А господин Тюльпан страдает из-за неразрешимых личностных конфликтов. У кого-нибудь еще вопросы есть?

В полумраке поднялась чья-то рука.

– Какого повара? – раздался голос.

Господин Кноп уже открыл было рот, но потом повернулся к своему коллеге, который тем временем рассматривал предлагаемые в трактире напитки. Весьма странные напитки. Разумеется, красного цвета коктейлей достаточно много, но в «Заупокое» все коктейли были красными и какими-то вязкими.

– Там написано: «Замочи Повара!!!» – пояснил тот же голос.

Господин Тюльпан воткнул в трактирную стойку два длинных шампура с такой силой, что доски завибрировали.

– А какие, ять, повара тут имеются? – спросил он.

– Клевый передничек, – донесся из полумрака еще чей-то голос.

– Предмет, ять, зависти всех моих друзей, – прорычал господин Тюльпан.

В наступившей тишине господин Кноп услышал, как невидимые посетители «Заупокоя» пытаются подсчитать примерное число друзей господина Тюльпана. Судя по звукам, кое-кто для более верного подсчета решил даже снять башмаки.

– Ну да. Наверное, – наконец сказал кто-то.

– Итак, нам не нужны неприятности, – продолжил господин Кноп. – Совсем не нужны. Мы просто хотим поговорить с каким-нибудь вервольфом.

– Зачем? – раздался еще чей-то голос из полумрака.

– У нас есть для него одна работенка, – ответил господин Кноп.

Раздался глухой смех, и вперед, шаркая лапами, вышла темная фигура. Ростом фигура была не выше господина Кнопа, у нее были остроконечные уши и густые волосы, которые, похоже, покрывали все тело до самых лодыжек. Пучки волос торчали из дыр на рваной рубахе и густо покрывали обратные стороны ладоней.

– Я частично вервольф, – сказала фигура.

– Какой именно частью?

– Смешно.

– Ты умеешь разговаривать на собачьем?

Частично-вервольф окинул взглядом невидимых зрителей, и тут господин Кноп впервые ощутил легкое беспокойство. Судя по всему, безумно вращающийся глаз господина Тюльпана и пульсирующие вены на его лбу не произвели на посетителей трактира должного впечатления. Из темноты доносились зловещие шорохи. Кто-то гнусно захихикал.

– Ага, – буркнул почти-вервольф.

«Да пошли они», – подумал господин Кноп, отработанным движением выхватывая миниатюрный арбалет и вскидывая его к морде недовервольфа.

– Наконечник серебряный, – предупредил он. Реакция последовала незамедлительно и очень-очень быстро. Лапа недовервольфа в одно мгновение оказалась у него на шее, а пять острейших когтей впились в кожу.

– А когти обыкновенные, – сказал недовервольф. – Ну что, проверим, кто быстрее, а?

– С радостью, ять, – откликнулся господин Тюльпан, сжав в руке какой-то предмет.

– Обычная вилка для барбекю, – фыркнул недовервольф, едва удостоив Тюльпана взглядом.

– А хочешь проверить, как быстро я ее метну? – предложил господин Тюльпан.

Господин Кноп попытался проглотить комок в горле, но это удалось ему лишь наполовину. К мертвякам и умертвиям он никогда всерьез не относился, но сейчас до двери было шагов десять, и с каждым ударом сердца это расстояние увеличивалось.

– Эй-эй… – воззвал он. – Зачем такая суета? К чему так напрягаться? Кстати, приятель, с тобой было бы куда проще разговаривать, если бы ты принял свое нормальное обличье…

– Нет проблем, приятель.

Недовервольф сожмурился и задрожал, впрочем не разжимая когтистой лапы, сомкнувшейся вокруг шеи господина Кнопа. Черты лица его так исказились, сливаясь воедино, что даже господин Кноп, который в другой ситуации не преминул бы насладиться столь захватывающим зрелищем, отвел взгляд.

Который тут же приковала тень на стене. Она, вопреки всем ожиданиям, становилась все больше, особенно в области ушей.

– Еффе вопрофы еффть? – спросил вервольф. Огромные зубы явно мешали ему говорить. А из пасти воняло хуже, чем от костюма господина Тюльпана.

– А… – выдавил господин Кноп, вставая на цыпочки. – Кажется, нас тут не ждали.

– Мне тоже так кажетфя.

Стоящий у стойки господин Тюльпан многозначительно откусил горлышко у бутылки.

И снова зал трактира погрузился в напряженную тишину расчетов. Каждый из присутствовавших пытался определить потенциальные личные прибыли и потери.

Господин Тюльпан треснул себя бутылкой по лбу. И вовсе не для того, чтобы произвести на окружающих какое-то впечатление. Просто у него в руке оказалась бутылка, которая больше не была нужна. Для того чтобы поставить ее на стойку, потребовалось бы приложить некоторые усилия для координации глаз и рук.

Посетители произвели расчеты заново.

– Он челофек? – уточнил вервольф.

– Что есть человек? Всего лишь слово… – уклончиво ответил господин Кноп.

Пальцы ног вновь ощутили приятный вес тела, когда вервольф медленно опустил его на пол.

– Наверное, мы пойдем? – осторожно предложил господин Кноп.

– Наверное, – согласился вервольф.

Господин Тюльпан разбил большую банку с пикулями, или, по крайней мере, с какими-то длинными пупырчатыми и зеленоватыми предметами, и сейчас пытался засунуть один из них себе в ноздрю.

– Разумеется, мы могли бы остаться, если б захотели, – сказал господин Кноп.

– Рафумеетффя. Но ты решил уйти. Как и твой… друг, – откликнулся вервольф.

Господин Кноп попятился к двери.

– Господин Тюльпан, у нас появились другие дела. И в другом месте, – позвал он. – И вытащи из носа этот дурацкий пикуль! Мы ведь профессионалы!

– Это не пикуль, – раздался чей-то голос в темноте.

Когда за их спинами закрылась дверь, господин Кноп даже испытал благодарность – чувство, абсолютно ему несвойственное. Но затем, к своему вящему удивлению, он услышал грохот задвигающихся изнутри засовов.

– Что ж, а могло бы и получиться… – констатировал он, стряхивая с лацканов шерсть.

– А дальше, ять, что? – поинтересовался господин Тюльпан.

– Пора задуматься о плане «Б», – сказал Кноп.

– Будем давать по башке всем подряд, пока кто-нибудь не скажет нам, куда, ять, подевалась эта шавка? – предложил господин Тюльпан.

– Заманчиво, – признал господин Кноп. – Но пусть это будет план «В»…

– Клятье!

Они обернулись.

– Загибай края патоки, я же грю, – бормотал Старикашка Рон, ковыляя по улице с охапкой «Правды» под мышкой и веревкой в руке, на которой он тащил неопределенного вида дворняжку.

Вдруг ему на глаза попалась Новая Контора.

– Харлегарли-юп? – взвыл он. – ЛайарррБнип! Не желаете ли новостной листок, господа?

Господину Кнопу показалось, что последняя фраза, хотя и произнесенная тем же голосом, прозвучала как-то не совсем правильно. Как-то лишне. Кроме того, в отличие от остальных реплик, в ней наличествовал смысл.

– У тебя мелочь есть? – похлопав по карманам, обратился он к господину Тюльпану.

– Ты чё, ять, правда заплатишь? – недоуменно спросил его партнер.

– Всему свое место и время, господин Тюльпан. Место и время. Пожалуйста, господин.

– Десница тысячелетия и моллюск! – воскликнул Рон и добавил: – Премного благодарен, господа.

Господин Кноп развернул «Правду».

– Эта новомодная штуковина… – Он вдруг замолчал и уставился на листок. – «А Ты Видел Эту Собаку?» – прочел господин Кноп. – Вот дерь… – Он посмотрел на Рона. – И много ты таких листков продаешь?

– Соверен за пойло, я же грю. Много. Сотни.

У господина Кнопа снова возникло едва заметное ощущение того, что он слышит не один голос, а два.

– Сотни… – повторил господин Кноп и опустил взгляд на дворнягу.

Она была очень похожа на того пса, чье изображение отпечатали в листке. Впрочем, все терьеры похожи друг на друга. Только у этого был поводок.

– Сотни, – повторил господин Кноп и снова прочел короткую заметку.

Потом уставился в пространство.

– Похоже, у нас имеется план «Б», – сказал он еще через некоторое время.

Удаляющуюся Новую Контору проводили внимательным взглядом. Примерно с уровня земли.

– Уф-ф, похоже, что пронесло, – выдохнул песик, когда парочка скрылась за углом.

Старикашка Рон бросил пачку листков в лужу и выудил из глубин кармана своего бесформенного пальто холодную сосиску.

И честно разделил ее на три равные части.

Вильям долго сомневался насчет этого объявления, но Стража предоставила очень неплохой рисунок песика. Кроме того, пришел к выводу он, дружеский жест в данном направлении – это весьма неплохая идея. Если он окажется глубоко в беде головой вниз, потребуется кто-нибудь, кто сможет его из этой беды вытянуть.

Вильям переписал статью о патриции, добавив в материал факты, в которых был абсолютно уверен, хотя таких фактов насчитывалось очень немного. Но иначе он поступить не мог.

Сахарисса, в свою очередь, написала заметку об открытии «Инфо». Насчет данного материала Вильям тоже сначала сомневался. Но это ведь новости, а значит, их нельзя игнорировать. Более того, эта заметка помогала заполнить свободное место.

А еще ему понравились вступительные строки: «На Тусклой улице начал выходить потенциальный конкурент “Правды”, самого старого в Анк-Морпорке новостного листка, давно получившего читательское признание…»

– А ты научилась хорошо писать, – заметил Вильям, посмотрев на сидевшую напротив Сахариссу.

– Ага, – сказала она. – Теперь я знаю, что, увидев на улице голого мужика, нужно первым делом узнать его имя и адрес, потому что…

– Имена – это то, что нас продает, – вместе с ней произнес Вильям.

Он откинулся на спинку стула и сделал глоток действительно ужасного чая, заваренного гномами. Буквально на миг возникло ощущение блаженства. «Странное слово, – подумал он. – Подобными словами описывают нечто совершенно бесшумное. Оно если и издает звуки, то они совершенно не вызывают раздражения, как, например, тихо плавящиеся на горячей сковороде меренги…»

Здесь и сейчас он был свободен. Новостной листок уложили в постельку, укутали одеяльцем, сказку на ночь прочитали. Дело было сделано. Разносчики, ругаясь и плюясь, уже начинали возвращаться за дополнительными экземплярами. Они раздобыли где-то тележки и детские коляски, чтобы быстрее развозить листки по городу. Конечно, где-то через час алчная отпечатная машина снова раззявит свою пасть, и ему опять придется толкать в высокую гору огромный камень, как тому герою… как же его звали?..

– Как звали того героя, которого приговорили толкать в гору камень, а камень с вершины все время скатывался обратно вниз? – спросил он.

Сахарисса даже не подняла голову.

– Он что, не мог тачку взять? – спросила она, с излишней яростью надевая на наколку бумажный лист. По ее голосу Вильям понял, что ей еще предстоит выполнить какую-то неприятную работу.

– Над чем ты трудишься?

– Над отчетом о собрании анк-морпоркского Общества Реабилитированных Аккордеонистов, – буркнула Сахарисса, что-то быстро записывая.

– А с ним что-нибудь не так?

– Очень не так. С пунктуацией. Ее просто нет. Думаю, нам придется заказать еще один ящик запятых.

– Тогда почему ты этим занимаешься?

– Двадцать шесть человек упомянуты поименно.

– Как аккордеонисты?

– Да.

– А они не будут жаловаться?

– Им не обязательно было уметь играть на аккордеоне. А еще на Брод-авеню случилась крупная авария. Телега перевернулась, и несколько тонн муки высыпались на землю, из-за чего две лошади в испуге встали на дыбы и перевернули груз сырых яиц, а потом опрокинулась еще одна телега, и на землю вылилось молоко из тридцати больших бидонов… Что скажешь о вот таком заголовке?

Она показала клочок бумаги, на котором было написано:

БОЛЬШОЙ ЗАМЕС В БОЛЬШОМ ГОРОДЕ!!

Вильям прочел. Да. Каким-то образом в заголовке оказалось все, что нужно. И попытка печально пошутить оказалась к месту. Именно такая шутка могла вызвать смех за столом госпожи Эликсир.

– Убери второй восклицательный знак, – посоветовал он. – А в остальном все просто идеально. Но как ты об этом узнала?

– О, констебль Пустомент заглядывал на минутку, он и рассказал, – объяснила Сахарисса. Она опустила взгляд и принялась перебирать бумаги на столе. – Честно говоря, мне кажется, он в меня немного влюблен.

Крохотная часть самолюбия Вильяма, до сей поры начисто игнорируемая, мгновенно проснулась. Слишком много молодых мужчин готовы были поделиться с Сахариссой всякими новостями.

– Ваймс будет очень недоволен, если узнает, что его офицеры общаются с нами, – услышал свой голос Вильям.

– Да, я понимаю. Но вряд ли это относится к сведениям, касающимся огромного количества разбитых яиц.

– Но…

– Что я могу поделать, если молодые мужчины сами мне все рассказывают?

– Полагаю, ничего, но…

– Все, на сегодня хватит. – Сахарисса зевнула. – Я иду домой.

Вильям вскочил так быстро, что едва не ободрал коленки о край стола.

– Я тебя провожу.

– Ничего себе, уже почти без четверти восемь, – заметила Сахарисса, надевая пальто. – Почему мы столько работаем?

– Потому что отпечатная машина никогда не спит, – пожал плечами Вильям.

Когда они вышли на безлюдную улицу, Вильям вдруг вспомнил слова лорда Витинари об отпечатной машине. Этот безжизненный механизм действительно… притягивал. Он походил на собаку, которая не сводит с тебя глаз, пока ее не покормишь. Немного опасную собаку. «Собаки кусают людей, – подумал он. – Но это не новости. Это старости».

Сахарисса позволила проводить себя до начала улицы, на которой жила.

– Дедушка расстроится, если увидит меня с тобой, – объяснила она. – Знаю, это глупо, но… соседи, ты ж понимаешь. А еще эти непонятки с Гильдией…

– Да. Понимаю. Гм.

Тишина тяжело повисла в воздухе. Они долго смотрели друг на друга.

– Э… Не знаю, как правильно выразиться, – наконец нарушил молчание Вильям, понимая, что рано или поздно эти слова придется произнести. – Я считаю тебя очень привлекательной девушкой, но ты не мой тип.

Она посмотрела на него так, как не смотрела никогда прежде, – очень странно, – а потом ответила:

– Это и без слов ясно. И все равно спасибо.

– Я просто подумал, мы работаем вместе, ну и…

– Я рада, что один из нас это сказал, – перебила его Сахарисса. – Уверена, за таким сладкоречивым мужчиной, как ты, девушки табунами бегают. До завтра.

Он проводил ее взглядом до самой двери. Через несколько секунд в верхнем окне загорелась лампа.

А затем он бросился бегом к себе домой и опоздал ровно настолько, чтобы удостоиться Взгляда госпожи Эликсир, но не настолько, чтобы быть отлученным от стола за невежливость – серьезно опоздавшие к столу отправлялись ужинать на кухню.