Текст книги "Правда. Пехотная баллада"

Сегодня был вечер карри. Одной из странностей питания у госпожи Эликсир было то, что на стол чаще подавали объедки, чем нормальную еду. Есть блюда, которые готовятся из того, что традиционно считается годными для употребления остатками от ранее приготовленных кушаний, – допустим, рагу, гуляш и карри. Так вот, эти блюда появлялись на столе госпожи Эликсир гораздо чаще, чем блюда, в результате употребления которых таковые остатки могли возникнуть.

Блюда с карри были особо необычными на вкус, поскольку госпожа Эликсир считала заморские товары опасными и провоцирующими на самые чудны́е заморские выходки. Поэтому таинственный желтоватый порошок карри она добавляла специальной очень маленькой ложечкой, чтобы никто за ее столом вдруг не вздумал сорвать с себя одежды и заняться чем-нибудь этаким заморским. Основными ингредиентами местного карри были безвкусная и водянистая курятина, брюква и жалкие останки холодной баранины. Хотя Вильям не припоминал, чтобы когда-либо к местному столу подавали баранину любой температуры.

Впрочем, постояльцы не жаловались. Порции у госпожи Эликсир были огромными, а большинство местных постояльцев относились к тому типу людей, которые определяют степень кулинарного искусства по количеству положенного на тарелку. Вкус, возможно, был не таким уж восхитительным, но спать ты ложился с полным животом, и это главное.

В данный момент обсуждались новости прошедшего дня. Господин Маклдафф на правах хранителя огня общения принес «Инфо» и оба выпуска «Правды».

В итоге было высказано общее мнение, что новости в «Инфо» куда более занимательные, хотя госпожа Эликсир строго постановила, что змеи – это не предмет для обсуждения за обеденным столом и вообще новостным листкам следует запретить отпечатывать подобные, способные расстроить людей вещи. Зато вести о дождях из насекомых и всем таком прочем лишний раз подтвердили мнение присутствующих о дальних странах.

«Старости… – подумал Вильям, препарируя курятину. – Его сиятельство был абсолютно прав. Не новости, а старости. Правда для людей – это то, что, как им кажется, они и так знают…»

Затем собрание постановило, что «а патриций-то, оказывается, изворотливый типчик, не лыком шит». И все они там одинаковые. В ответ господин Крючкотвор заявил, что в городе все перепуталось и что грядут перемены. А господин Долгоствол сказал, что он, Долгоствол, за весь город, конечно, говорить не может, но, судя по слухам, торговля драгоценными камнями весьма оживилась. А господин Крючкотвор ответил, что это, разумеется, некоторым очень даже на руку. Господин Ничок тоже высказал свою точку зрения, сообщив, что Стража даже собственную задницу найти не может, за каковой оборот речи едва не отправился доедать ужин на кухню. Потом все согласились, что Витинари, в принципе, неплохо справлялся со своими обязанности, но пора бы ему и честь знать. Поглощение основного блюда закончилось в восемь сорок пять, после чего подали раскисшие сливы в заварённом креме. Причем господин Ничок получил слив гораздо меньше остальных – в качестве наказания.

Из-за стола Вильям поднялся первым. Его организм давно адаптировался к местной кухне, но только радикальное хирургическое вмешательство могло заставить его полюбить кофе госпожи Эликсир.

Он поднялся в свою темную комнатушку (госпожа Эликсир выдавала по одной свече в неделю, а он, замотавшись, постоянно забывал купить своих свечек), вытянулся на узкой кровати и долго-долго лежал, пытаясь думать.

Громко шаркая по паркетному полу пустующего бального зала, господин Кривс занял свое место в центре освещенного круга и нервно огляделся по сторонам. Как и все зомби, открытый огонь он недолюбливал.

Затем господин Кривс откашлялся.

– Итак? – сказало кресло.

– Пес пока не найден, – сообщил господин Кривс. – Во всех других аспектах, смею заверить, работа была выполнена мастерски.

– Что нам грозит, если пса найдет Стража?

– Насколько мне известно, обсуждаемый нами пес весьма и весьма стар, – ответил господин Кривс освещенному кругу. – Я поручил нашим подручным заняться поисками беглеца, но очень сомневаюсь, что господину Кнопу удастся проникнуть в городское собачье подполье.

– Однако в городе есть и другие вервольфы, не так ли?

– Да, – охотно согласился господин Кривс, – но они вряд ли будут с нами сотрудничать. Их не так уж много, а сержант Ангва из Стражи пользуется в вервольфском сообществе большим уважением. Они не станут помогать, потому что она обязательно узнает.

– И что она сделает таким помощникам? Натравит на них Стражу?

– Скорее всего, разберется сама, – пожал плечами Кривс.

– Думаю, гномы уже сделали из этого пса рагу, – сказало кресло.

Все рассмеялись.

– Если все пойдет… не так, как мы рассчитываем, – спросило кресло, – кого эти люди знают?

– Они знают меня, – ответил господин Кривс. – Я бы не стал чрезмерно беспокоиться. Ваймс работает по правилам.

– Я всегда считал его склонным к насилию, жестоким человеком, – пробормотало кресло.

– Это справедливое мнение. Он себя тоже таковым считает, потому и работает по правилам. Как бы то ни было, собрание Гильдий намечено на завтра.

– И кто станет новым патрицием? – поинтересовалось кресло.

– Данный вопрос подлежит внимательнейшему обсуждению с учетом всех возможных точек зрения и нюансов, – пообещал господин Кривс. Его голосом можно было смазывать часы.

– Господин Кривс! – окликнуло кресло.

– Да?

– Не лукавь с нами. Это будет господин Скряб, не так ли?

– Господин Скряб пользуется уважением многих выдающихся жителей нашего города, – признал законник.

– Хорошо.

И затхлый воздух буквально взорвался от оживленного, не выраженного вслух обмена мнениями.

«Почти все могущественные жители города обязаны своим положением лорду Витинари», – не напомнил абсолютно никто.

«Да, конечно, – не возразил никто в ответ. – Но у благодарности тех, кто ищет власти, очень короткий срок хранения. Ищущие власти предпочитают иметь дело с тем, что есть, а не с тем, что было. Они никогда не попытались бы сместить Витинари, но, если он уйдет сам, они поступят практично».

«Неужели ни один человек не вступится за Витинари?» – не спросил никто.

«О, за него вступятся все, – ответила тишина. – “Бедняга, – скажут они, – не выдержал напряжения…” А еще скажут: “Такие вот тихони громче всех ломаются”. “Да-да, – скажут, – надо бы поместить его куда-нибудь подальше, где он не сможет причинить вреда ни себе, ни остальным. Как думаете?” “И поставим ему небольшую статую, он все ж заслужил…” – скажут они. “Самое меньшее, что мы можем сделать для него, – скажут, – это распустить Стражу. Мы просто обязаны так поступить”. “Мы должны смотреть в будущее”, – скажут они. И таким вот образом все очень тихо изменится. Без суеты, треволнений и беспорядков».

«Убить словом, – не промолвил никто. – Обычным оружием убивают только однажды, а словом убивают снова и снова».

Зато вслух одно кресло спросило:

– Интересно, а вдруг лорд Низз или господин Боггис…

– Ой, да ладно! – воскликнуло другое. – Им-то это зачем? Так гораздо лучше.

– Верно, верно. Господин Скряб – чудесный человек.

– Прекрасный семьянин, насколько мне известно.

– Прислушивается к мнению простых людей.

– Надеюсь, не только простых?

– Само собой! Он охотно прислушивается к советам информированных… рабочих групп.

– Без таких групп, конечно, никуда.

«Он удобный для всех идиот», – не сказал никто вслух.

– Тем не менее… Стражу необходимо приструнить.

– Ваймс сделает то, что ему прикажут. Иначе он не может. Скряб станет не менее законным правителем, чем Витинари, а Ваймс принадлежит к категории людей, которым нужен начальник, ведь только тогда его действия законны.

Кривс откашлялся.

– Это все, господа?

– А как быть с «Анк-Морпоркской правдой»? – спросило вдруг кресло. – Этот листок становится проблемой.

– Люди находят его забавным, – пожал плечами господин Кривс. – И никто не воспринимает всерьез. «Инфо» уже продается в два раза лучше, а ведь прошел всего один день. Кроме того, «Правда» недостаточно финансируется. И у нее возникли трудности со снабжением.

– А смешную историю отпечатали в «Инфо» про женщину и кобру, да?

– Неужели? – спросил господин Кривс. Кресло, которое первым упомянуло «Правду», явно к чему-то вело.

– Я бы не стал возражать, если бы какие-нибудь громилы разнесли их отпечатную машину.

– Это привлечет внимание, – ответило другое кресло. – А именно внимания «Правде» так не хватает. Любой… писатель жаждет быть замеченным.

– Ну хорошо, хорошо, раз вы так настаиваете…

– И в голову не приходило настаивать, – парировало кресло, к мнению которого прислушивались остальные кресла. – Кроме того, этот молодой человек – идеалист. Ему еще предстоит многое узнать. Например, одну простую истину: то, что интересует общество, не всегда в интересах общества.

– Что-что?

– Люди, господа, главное – люди. Они могут считать, что этот юноша молодец, что он хорошо работает, но покупают они «Инфо». Там новости интереснее. Я когда-нибудь говорил тебе, господин Кривс, что, пока правда надевает башмаки, ложь успевает весь мир обежать?

– И не раз, сэр, – ответил Кривс с несколько меньшей, чем обычно, дипломатичностью. Но он сразу это понял и добавил: – Тем не менее весьма ценное замечание.

– Хорошо. – Главное кресло презрительно фыркнуло. – Присматривай за нашими… работниками, господин Кривс.

В полночь в храме Ома на улице Мелких Богов свет горел только в ризнице. Чадила свеча в очень тяжелом витиеватом подсвечнике, и она в некотором роде возносила молитву небесам. Согласно Евангелию от Злодеев, эта молитва гласит: о боже всемилостивый, только б нас не взяли за зад.

Господин Кноп рылся в шкафу.

– Никак не могу найти твой размер, – буркнул он наконец. – Судя по всему… Слушай, ты совсем обалдел? Ладан воскуривают!

Тюльпан чихнул, густо обрызгав противоположную стену слюной вперемешку с опилками сандалового дерева.

– Раньше, ять, не мог сказать? – пробормотал он. – У меня и специальная бумажка имеется.

– Опять пар гонял? – осуждающе произнес господин Кноп. – Я хочу, чтобы ты сосредоточился, понятно? Слушай, я нашел только одну вещь, которая придется тебе впору…

Дверь со скрипом приоткрылась, и в комнату вошел престарелый жрец. Господин Кноп машинально схватил тяжелый подсвечник.

– Здравствуйте. Вы пришли на полночную? – неуверенно спросил старик, щурясь от яркого света.

На сей раз господин Тюльпан остановил господина Кнопа, вовремя перехватив его руку.

– Ты, ять, с ума сошел! Ну что ты за человек такой?! – прорычал он.

– Что? Но он же нас…

Господин Тюльпан буквально вырвал подсвечник из руки напарника.

– Ты только посмотри на эту вещь, – продолжал он, не обращая внимания на ошеломленного жреца. – Настоящий, ять, Селлини! Да этому подсвечнику, ять, пятьсот лет! Вот, глянь гравировку на чашечке. Но нет, ять, для тебя это всего-навсего пять фунтов серебра!

– На самом деле, гм, – произнес жрец, мысли которого пока еще не поспевали за событиями, – это Жадница.

– Что? Ученик? – воскликнул господин Тюльпан, и от изумления его глаза даже перестали бешено вращаться. Он перевернул подсвечник и посмотрел на основание. – Эй, а ведь ты, ять, прав! Стоит клеймо Селлини, но с маленькой буквой «ж». Впервые вижу, ять, предмет, относящийся к столь раннему периоду его творчества. Жадница куда лучше работал по серебру, жаль, имя, ять, такое дурацкое. Ваше преподобие, ты хоть представляешь, сколько за эту вещицу можно, ять, выручить?

– Мы думали, долларов семьдесят… – сказал жрец полным надежд голосом. – Одна старая дама много мебели завещала храму. На самом деле мы храним все это как дорогое воспоминание…

– А футляр, ять, остался? – спросил господин Тюльпан, вертя подсвечник в руках. – Он делал великолепные, ять, подарочные футляры. Из вишневого, ять, дерева.

– Э… Нет, кажется, нет…

– Уроды, ять.

– Э… А он что-нибудь стоит? Без футляра? Кажется, у нас где-то есть еще один.

– Если продать хорошему коллекционеру, тысячи четыре, ять, долларов, – просветил господин Тюльпан. – А за пару не меньше двенадцати штук можно снять. Сейчас коллекционеры, ять, очень интересуются работами Жадницы.

– Двенадцать тысяч! – пробормотал старик, и глаза его зажглись огнем смертного греха.

– А может, ять, и больше, – подтвердил господин Тюльпан. – Очаровательная вещица. Для меня большая, ять, честь держать ее в руках. – Он мрачно посмотрел на господин Кнопа. – А ты хотел использовать этот шедевр в качестве тупого, ять, предмета.

Он аккуратно, почти благоговейно поставил подсвечник на стол и аккуратно протер его рукавом. Потом резко развернулся и треснул жреца кулаком по голове. Старик, охнув, осел на пол.

– И они хранили его в каком-то, ять, шкафу, – вздохнул господин Тюльпан. – Духовные, ять, люди.

– Хочешь – забери, – предложил господин Кноп, запихивая одежду в мешок.

– Не, местные барыги просто, ять, расплавят его, – сказал господин Тюльпан. – Мне, ять, совесть не позволяет так поступить. Слушай, давай найдем эту, ять, псину, эта помойка меня уже достала. Она меня угнетает.

Вильям перевернулся с боку на бок, проснулся и уставился, выпучив глаза, на потолок.

А еще через две минуты госпожа Эликсир спустилась в кухню, вооруженная лампой, кочергой и, что важнее всего, в бигуди. Не спасовать перед такой комбинацией мог лишь обладающий действительно железным желудком злоумышленник.

– Господин де Словв! Что ты себе позволяешь? Уже полночь!

Вильям лишь на мгновение поднял взгляд, продолжая открывать ящики буфета.

– Прошу прощения, госпожа Эликсир, я случайно уронил кастрюлю, готов возместить любой ущерб. Где же эти весы?

– Весы?

– Весы! Кухонные весы! Где они?

– Господин де Словв, я…

– Где эти клятые весы, госпожа Эликсир? – в отчаянии заорал Вильям.

– Господин де Словв! Как тебе не стыдно!

– Госпожа Эликсир, на чашу этих весов может быть положено будущее всего города!

Выражение смертельного оскорбления на лице госпожи Эликсир постепенно исчезло, сменившись полным недоумением.

– Что? На чашу моих весов?

– Да! Да! Вполне возможно!

– Э… Они в чулане, рядом с мешком муки. Всего города, говоришь?

– Весьма вероятно!

Вильям торопливо сунул в карман тяжелые бронзовые гирьки.

– Возьми старый мешок из-под картошки, – посоветовала госпожа Эликсир, очень взволнованная услышанным.

Вильям схватил мешок, запихнул в него весы и бросился к двери.

– То есть с Университетом, рекой и всем прочим? – с беспокойством уточнила хозяйка пансиона.

– Да! Да, конечно!

– На моих весах?

– Да!

– В таком случае, молодой человек, – высокомерным тоном произнесла ему вслед госпожа Эликсир, – не забудь потом хорошенько их вымыть!

Бег Вильяма замедлился уже в конце улицы. Тащить огромные чугунные кухонные весы и полный набор гирек оказалось весьма нелегко.

Но именно в этом и крылась разгадка. В весе! Он то бегом, то шагом волок проклятый мешок через скованный морозом ночной город, пока наконец не добрался до Тусклой улицы.

В конторе «Инфо» еще горел свет. «Зачем торчать допоздна на работе, если все новости можно придумать днем? – подумал Вильям. – Вот у меня новости настоящие. Весомые такие новости».

Он долго барабанил в дверь «Правды», пока ему не открыл заспанный гном. Оттолкнув пораженного гнома, Вильям подбежал к своему столу и с грохотом водрузил на него мешок с весами и гирьки.

– Буди господина Хорошагору! – крикнул он. – Мы должны срочно выпустить следующий номер! А еще мне нужны десять долларов!

Хорошагора, поднявшийся из подвала в ночной рубашке, но в шлеме, не сразу понял, что от него требуется.

– Не просто десять долларов, – пытался втолковать озадаченным гномам Вильям. – А десять долларов монетами. Не сумма в десять долларов.

– Зачем?

– Чтобы узнать, сколько весят семьдесят тысяч долларов!

– Но у нас нет семидесяти тысяч долларов!

– Послушайте, одного доллара тоже хватит. В смысле, монеты, – терпеливо объяснил Вильям. – Но с десятью будет точнее, вот и все.

Десять нужных монет наконец появились из денежного сундука гномов и были тщательно взвешены. Потом Вильям открыл блокнот на чистой странице и углубился в расчеты. Гномы затаив дыхание, словно перед ними вершился какой-то алхимический опыт, наблюдали за ним. В конце концов Вильям поднял голову. Глаза его светились так, будто он раскрыл страшную тайну.

– Почти треть тонны, – объявил он. – Вот сколько весят семьдесят тысяч долларов. Полагаю, хорошая лошадь способна везти такой груз и всадника, но… Витинари всегда ходил с тростью, вы же сами видели. У него ушла бы целая вечность на то, чтобы навьючить лошадь, а даже если бы ему удалось сбежать, он не смог бы ехать слишком быстро. Ваймс должен был догадаться! Он ведь говорил, что это неправильные факты, глупые факты!

Хорошагора уже занял свое привычное место у кассы со шрифтами.

– Жду указаний, шеф, – сказал он.

– Итак…

Вильям задумался. Он знал факты, но… что эти факты предполагают?

– Э… Набирай заголовок: «Кто подставил лорда Витинари?» А статья будет начинаться… будет начинаться… э… – Вильям смотрел, как порхают пальцы Хорошагоры, выхватывая из ящичков нужные буквы. – Э… «Анк-морпоркская Стража полагает, что по крайней мере еще одно лицо было участником…»

– Перипетии? – подсказал Хорошагора.

– Нет.

– Кавардака?

– «…Нападения, совершенного во дворце утром во вторник». – Вильям сделал паузу, чтобы гном успел набрать произнесенные слова. Он уже научился читать набираемое по пальцам Хорошагоры, танцующим над ящичками с буквами. – Ты пропустил букву «ц».

– О, извини. Давай дальше.

– Э… «Улики указывают на то, что лорд Витинари не нападал на своего секретаря, как считалось раньше, а стал свидетелем совершаемого преступления…» Пальцы стремительно летали над ящичками. С-ов-е-р-ш-а-е-м-о-г-о – пробел – п-р-е-с-т-у…

И вдруг они остановились.

– Ты уверен? – спросил Хорошагора.

– Нет, но эта теория ничуть не хуже остальных, – пожал плечами Вильям. – Лошадь навьючили не для того, чтобы сбежать, а для того, чтобы ее обнаружили. У кого-то был план, но он сорвался. Вот в этом я практически уверен. Так, дальше, с новой строки. «Обнаруженная в конюшне лошадь была нагружена третью тонны монет, но, учитывая состояние здоровья патриция…»

Один из гномов разжег печь. Другой снимал с машины отпечатные формы прошлого выпуска новостного листка. Помещение снова оживало.

– Итого около восьми дюймов плюс заголовок, – подытожил Хорошагора, когда Вильям закончил диктовать. – Люди будут ошеломлены. Ты хочешь еще что-нибудь добавить? Госпожа Сахарисса написала статью о приеме у леди Силачии, есть еще пара коротких заметок.

Вильям зевнул. Последнее время он совсем мало спал.

– Добавляйте, – махнул рукой он.

– Кстати, когда ты уже ушел домой, пришло сообщение из Ланкра, – вспомнил Хорошагора. – Посыльный обошелся нам в пятьдесят пенсов. Помнишь, ты днем посылал сообщение по семафору? Ну, насчет змей? – добавил он, увидев лишенное выражения лицо Вильяма.

Вильям взял в руки лист папиросной бумаги. Сообщение было аккуратно записано четким почерком клик-оператора. Вероятно, это было самое странное сообщение, когда-либо переданное при помощи передовых технологий.

Король Ланкра Веренс тоже понимал, что стоимость семафорных услуг напрямую зависит от количества слов.

ЖЕНЩИНЫ ЛАНКРА НЕ ИМЕЮТ ПВТ НЕ ИМЕЮТ ОБЫКНОВЕНИЯ ВЫНАШИВАТЬ ЗМЕЙ ТЧК РОДИВШИЕСЯ ЭТОМ МЕСЯЦЕ ВИЛЬЯМ ТКАЧ КОНСТАНЦИЯ ПРУТОПЛЕТС КАТАСТРОФА ВОЗЧИК ВСЕ ПЛЮС РУКИ НОГИ МИНУС ЧЕШУЯ КЛЫКИ.

– Ха! – воскликнул Вильям. – Попались! Дайте мне пять минут, я быстренько напишу об этом заметку. Скоро мы увидим, способен ли меч правды сразить дракона лжи.

Боддони ласково посмотрел на него.

– А разве не ты говорил, что, пока правда надевает башмаки, ложь успевает весь мир обежать?

– Но это самая что ни на есть правда!

– Неужели? А где тогда ее башмаки?

Хорошагора кивнул зевающим гномам.

– Парни, можете отправляться спать. Я сам справлюсь.

Он подождал, пока все спустятся по лестнице в подвал, а потом сел на стул и достал маленькую серебряную коробочку.

– Понюшку хочешь? – спросил он, открывая коробочку и протягивая ее Вильяму. – Лучшее, что удалось придумать людям. Ватсоновский ядреный.

Вильям покачал головой.

– Господин де Словв, ради чего ты всем этим занимаешься? – спросил Хорошагора, заправляя в каждую ноздрю по гигантской порции табака.

– Ты о чем?

– На самом деле я тебе благодарен, и даже очень, – признался Хорошагора. – Благодаря твоему листку мы хоть как-то держимся. Ведь заказов с каждым днем все меньше. Похоже, скоро в каждой граверной мастерской будет своя отпечатня. А мы этим прохвостам проложили дорогу. Впрочем, они все равно рано или поздно покончили бы с нами. Ведь за ними деньги. Кое-кто из парней уже поговаривает, мол, надо продавать дело и возвращаться на свинцовые рудники.

– Вы не можете так поступить!

– Вернее сказать, это ты не хочешь, чтобы мы так поступили, – поправил Хорошагора. – И я тебя понимаю. Но мы скопили чуток деньжат. С нами все будет в порядке. Отпечатную машину мы без труда продадим. Наверняка продадим. То есть мы сможем вернуться домой с деньгами. Мы и занимались этим только ради денег. А вот ради чего этим занимаешься ты?

– Я? Ради…

Вильям замолчал. На самом деле он никогда не задумывался о том, чем хочет заниматься, а чем не хочет. Не принимал такого решения. Одно плавно переходило в другое, а потом понадобилось кормить отпечатную машину… Она и сейчас ждала, когда ее покормят. Ты работаешь изо всех сил, кормишь ее, но буквально через час выясняется, что она снова проголодалась, а в результате все твои труды оказываются в бочке номер шесть на фабрике Гарри-Мочи. И на этом неприятности вовсе не заканчиваются, а только начинаются. У него вдруг появилась реальная работа с реальными рабочими часами, но в действительности все сделанное им было не более реальным, чем песочный замок на заливаемом волнами берегу.

– Я не знаю, – наконец признался он. – Наверное, я занимаюсь этим потому, что больше ничего не умею. А теперь и вовсе не представляю для себя другого занятия.

– Но я слышал, у твоей семьи куча денег.

– Господин Хорошагора, я абсолютно бесполезный человек. Воспитан быть таким. Согласно традиции, я должен просто шляться по улицам и ждать, пока не разразится война, чтобы совершить на ней какой-нибудь безумно храбрый поступок и быстренько погибнуть. Основное наше занятие – таких людей, как я, – сохранять верность. Главным образом неким идеалам.

– Вижу, с родственниками ты не ладишь.

– Послушай, ты хочешь поговорить по душам? А вот мне этого не хочется. Мой отец – не очень приятный человек. Нарисовать картинку? Он не любит меня, я не люблю его. Если уж на то пошло, он никого не любит. Особенно гномов и троллей.

– Нет такого закона, в котором говорится, что нужно любить гномов и троллей, – заметил Хорошагора.

– Да, но должен быть закон, который запрещал бы не любить их так, как не любит он.

– Ага. Ты действительно нарисовал картинку.

– Может, ты слышал термин «низшие виды»?

– А теперь еще и раскрасил.

– Он именно поэтому отказался жить в Анк-Морпорке. Говорит, что здесь слишком много грязи.

– А он весьма наблюдателен.

– Я имею в виду…

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – перебил его Хорошагора. – Мне приходилось встречаться с такими людьми.

– Ты сказал, что делал все это ради денег, – промолвил Вильям. – Неужели это действительно так?

Гном кивнул на аккуратно сложенные у отпечатной машины свинцовые слитки.

– Мы хотели превратить свинец в золото, – сказал он. – Свинца у нас много, а золота – мало.

Вильям вздохнул.

– Гномы только и думают, что о золоте. Так говаривал мой отец.

– В чем-то он прав, – подтвердил Хорошагора, засовывая в ноздри очередную порцию табака. – Но люди ошибаются в одном… Понимаешь ли, если человек думает только о золоте, значит, он скряга. А если гном думает только о золоте, он просто гном. Есть разница. Взять к примеру этих черных людей, из Очудноземья, как вы их там называете?

– Я знаю, как их называет мой отец, – буркнул Вильям. – Но лично я называю их «люди, живущие в Очудноземье».

– Правда? Ладно, неважно. Так вот, я слышал, там существует племя, в котором мужчине разрешают жениться только после того, как он убьет леопарда и подарит его шкуру женщине. У нас примерно то же самое. Гному, чтобы жениться, нужно золото.

– Что? В качестве приданого? Но я думал, в гномьем сообществе нет разницы между…

– Ее и нет. Поэтому когда два гнома женятся, каждый из них выкупает другого у его родителей.

– Выкупает? – недоверчиво спросил Вильям. – Как вообще можно покупать людей?

– Вот видишь! – хмыкнул Хорошагора. – Типичное культурное недопонимание. Для того чтобы вырастить гнома с младых ногтей до брачного возраста, требуется много денег. Еда, одежда, кольчуги… За много лет набегает приличная сумма. Ее следует возместить. Ведь ты забираешь нечто такое, во что очень долго вкладывали деньги. И возместить эту сумму необходимо золотом. Такова традиция. Или драгоценными камнями. Они тоже подойдут. Слыхал нашу присказку «ценится на вес золота»? Конечно, если гном работал на своих родителей, это учитывается в соседнем разделе бухгалтерской книги. Но тянуть со свадьбой не стоит, ведь твой долг все копится и копится и к зрелым годам может достичь приличной суммы… Ты как-то странно на меня смотришь.

– Просто… Мы так не поступаем… – пробормотал Вильям.

Хорошагора внимательно посмотрел на него.

– Правда? В самом деле? А что вы используете вместо денег?

– Э… Говорим спасибо, все такое, – пожал плечами Вильям.

Он хотел, чтобы этот разговор прекратился. Немедленно. Лед под ногами становился все тоньше.

– Спасибо на хлеб не намажешь.

– Ну да… но…

– И что, всё? И никаких проблем?

– Ну, иногда проблемы все ж бывают…

– Мы тоже умеем быть благодарными. Но по нашим обычаям, молодожены должны начать совместную жизнь в состоянии, которое называется г’дарака… то есть как свободные, не обремененные долгами, новые гномы. Кроме того, родители могут преподнести им очень щедрый свадебный подарок, который стоит гораздо дороже выкупа. Этот вопрос решается между гномами на основе любви и уважения, а не по результатам дебита-кредита… Очень человеческие, кстати, слова, которые совсем не подходят для описания отношений между нами. Данная традиция существует давно, уже много тысяч лет, и вполне всех устраивает.

– А вот человеку все это кажется несколько холодным и расчетливым, – ответил Вильям.

Хорошагора снова наградил его внимательным взглядом.

– Это по сравнению с теплыми и прекрасными отношениями между людьми? – уточнил он. – Можешь не отвечать. Как бы то ни было, я и Боддони хотим вместе открыть шахту, а мы очень ценные гномы. Мы знаем, как добывать свинец, и думаем, нам хватит пары лет, чтобы полностью рассчитаться.

– Вы намереваетесь пожениться?

– Хотим, – кивнул Хорошагора.

– О… Примите мои поздравления, – сказал Вильям.

Он был достаточно умен и не стал комментировать тот факт, что будущие счастливые новобрачные больше смахивают на низкорослых и длиннобородых воинов-варваров. Впрочем, именно так выглядят все традиционные гномы[12]12
  Даже если два гнома решали пожениться, все равно и к тому и к другому в подавляющем большинстве случаев применялось местоимение «он». Просто предполагалось, что один из них там, под кольчугой, гномиха и оба новобрачных знают, кто именно. Традиционные гномы предпочитали не обсуждать всякие скользкие половые вопросы – возможно, из скромности, а возможно, потому, что эти вопросы не особо их интересовали… И определенно потому, что все гномы придерживались весьма простой точки зрения: если два гнома решили пожениться, это касается только их двоих.


[Закрыть].

Хорошагора усмехнулся.

– Не стоит так волноваться об отце, юноша. Люди с возрастом меняются. Вот моя бабушка раньше считала людей безволосыми медведями. Теперь она так не считает.

– И что заставило ее изменить свое мнение?

– Я бы сказал, что могила.

Хорошагора встал и похлопал Вильяма по плечу.

– Давай закончим листок. А как ребята проснутся, начнем отпечать.

Когда Вильям вернулся, его уже ждали завтрак и госпожа Эликсир. Губы ее были решительно сжаты, поскольку в данный момент речь шла о попрании приличности.

– Я требую объяснений по поводу твоего поведения ночью, – сказала госпожа Эликсир, преграждая ему дорогу. – И предупреждаю: через неделю ты должен съехать.

Вильям был слишком измотан, чтобы врать.

– Просто мне нужно было выяснить, сколько весят семьдесят тысяч долларов, – сказал он.

Мышцы на различных участках лица хозяйки задрожали. Она знала биографию Вильяма, поскольку принадлежала к типу женщин, которые выясняют подобные сведения в первую очередь, а нервный тик объяснялся внутренней борьбой, вызванной тем, что семьдесят тысяч долларов определенно являлись приличной суммой.

– Что ж, быть может, я была чрезмерно строга, – произнесла она неуверенно. – И тебе удалось выяснить, сколько весят семьдесят тысяч долларов?

– Да, большое спасибо.

– Может, желаешь оставить весы у себя на несколько дней? Вдруг понадобится еще что-нибудь взвесить?

– Думаю, со взвешиванием покончено, госпожа Эликсир. Тем не менее спасибо за предложение.

– Завтрак уже начался, господин де Словв, но… на сей раз, полагаю, у тебя были веские оправдания.

Ему также подали второе вареное яйцо, а это было редким знаком расположения.

Последние новости уже были предметом оживленного обсуждения.

– Честно говоря, я просто поражен, – заявил господин Каретник. – Не понимаю, как им удалось это выяснить.

– Это заставляет задуматься, о чем еще нам на самом деле не говорят, – намекнул господин Крючкотвор.

Некоторое время Вильям слушал, пока у него не лопнуло терпение.

– Что-нибудь интересное в новостном листке? – осведомился он с невинным видом.

– Женщина с Пиночной улицы заявляет, что ее мужа похитили эльфы, – сказал господин Маклдафф, показывая ему номер «Инфо».

Заголовок не оставлял ни малейших сомнений в содержании статьи.

ЭЛЬФЫ ПОХИТИЛИ МОЕГО МУЖА!

– Очередные выдумки! – воскликнул Вильям.

– Не, вряд ли, – возразил Маклдафф. – Здесь приводится фамилия женщины, указан ее адрес. Думаешь, они стали бы такое отпечатывать, если б это было враньем?

Вильям прочел фамилию и адрес.

– Но я знаю эту даму! – изумился он.

– А-га!

– Примерно месяц назад она заявила, что ее мужа увезли на спустившейся с неба серебристой тарелке, – сказал Вильям, у которого была хорошая память на подобные вещи. Он едва не внес это в свое новостное письмо под заголовком «Нарочно не придумаешь», но потом все же решил не делать этого. – Господин Ничок, ты ведь сам рассказывал: мол, всем известно, этот тип просто увлекся некой дамочкой по имени Фло, которая работала официанткой в «Реберном доме» Харги…

Госпожа Эликсир смерила Вильяма взглядом, который ясно давал понять: в любой момент дело о ночной краже кухонной утвари может быть вновь открыто независимо от того, подали ему второе яйцо или нет.

– Я не потерплю за столом подобных разговоров, – произнесла она категорическим тоном.

– Ну так все очевидно, – обрадовался господин Каретник. – Он вернулся.

– С серебристой тарелки или от Фло? – уточнил Вильям.

– Господин де Словв!

– Просто спросил, – пожал плечами Вильям. – О, вижу, они назвали имя грабителя, который на днях ворвался в ювелирную лавку. Жаль только, что им, как всегда, оказался бедняга Это-Все-Я Дункан.