Текст книги "Правда. Пехотная баллада"

– Судя по всему, закоренелый преступник, – заметил господин Крючкотвор. – Удивительно, что стражники не арестовали его раньше.

– Особенно учитывая то, что он почти каждый день у них бывает.

– Зачем?

– Чтобы получить горячий ужин и ночлег, – ответил Вильям. – Это-Все-Я Дункан готов сознаться буквально во всем. В первородном грехе, убийствах, мелких кражах… А когда дела у него совсем плохи, он пытается сдаться в обмен на вознаграждение.

– В таком случае его просто обязаны как-нибудь наказать, – заявила госпожа Эликсир.

– Насколько я знаю, обычно его наказывают чашкой чая, – произнес Вильям. – А в другом листке нет ничего интересного?

– О, эти всё доказывают, что Витинари ни в чем не виноват, – хмыкнул господин Маклдафф. – И король Ланкра тоже все отрицает. Говорит, мол, в его королевстве женщины змей не рожают.

– А что еще ему остается, кроме как отрицать? – логично возразила госпожа Эликсир.

– Витинари наверняка что-то совершил, – сказал господин Крючкотвор. – Иначе с чего бы ему помогать Страже? Так невиновные не поступают, по моему скромному мнению, разумеется[13]13
  Наиболее полно господина Крючкотвора можно описать примерно следующим образом. Идет собрание. Вам хочется уйти с него пораньше, как и всем остальным. Кроме того, обсуждать особо нечего. И вот, когда все уже видят Всякие Очень Важные Дела, замаячившие на горизонте, и начинают аккуратно складывать бумаги в портфели, вдруг раздается чей-то голос: «Господин председатель, разрешите поднять вопрос, который может показаться незначительным…» – и у вас деревенеет желудок, потому что вы понимаете, что собрание продлится вдвое дольше, чем подразумевалось, из-за бесконечных ссылок на протоколы предыдущих собраний. Человек, который произнес эти слова и который теперь сидит с самодовольной улыбкой, выражая всем своим видом преданность делам комитета, походит на господина Крючкотвора как две капли воды. А еще все господа Крючкотворы вселенной очень часто используют фразу «по моему скромному мнению», что, по их скромному мнению, придает вес их заявлениям и вовсе не указывает на то, что на самом деле эти заявления являются «не более чем убогими замечаниями не менее убогих людей с социальной ответственностью как у ряски».


[Закрыть].

– Насколько я знаю, имеется много улик, подвергающих сомнению его виновность, – ответил Вильям.

– Правда? – изумился господин Крючкотвор, своим тоном предлагая всему миру сделать вывод, что мнение Вильяма еще более скромное, чем его собственное. – А вот я знаю кое-что другое. Сегодня состоится собрание глав всех Гильдий. – Он фыркнул. – Настало время перемен. Честно говоря, нам всем не помешал бы правитель, который с большей готовностью реагировал бы на мнение простых людей.

Вильям бросил взгляд на господина Долгоствола, который в данный момент мирно вырезал из тоста солдатиков. Наверное, гном ничего не заметил. А может, и замечать было нечего. Просто у Вильяма в результате многолетнего общения с лордом де Словвом развился особый слух. И слух этот говорил ему, что такие фразы, как «мнение простых людей», какими бы невинными и достойными они ни казались, обычно означают лишь одно: кого-то нужно хорошенько выпороть.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Город становится слишком… большим, – пояснил господин Крючкотвор. – В старые времена ворота держали на запоре, а не открытыми настежь для всяких там. Зато никто не знал, что такое замок на двери.

– Потому что у нас нечего было воровать, – напомнил господин Каретник.

– Верно. Сейчас в городе гораздо больше денег, – подтвердил господин Ничок.

– Но не все они здесь остаются, – парировал господин Крючкотвор.

По крайней мере, это было правдой. «Отправка денег домой» была основной экспортной операцией в Анк-Морпорке, и на передовой стояли, разумеется, гномы. Но Вильям знал, что бо́льшая часть денег все равно возвращается в город, потому что гномы предпочитали покупать товары у лучших мастеров-гномов, а лучшие мастера-гномы работали теперь в Анк-Морпорке. И они тоже отправляли деньги домой. Волны золотых монет гуляли взад-вперед, и круговорот золота в природе почти не замирал. Но это немало беспокоило Крючкотворов города.

Господин Долгоствол спокойно взял вареное яйцо и положил его в специальную чашечку.

– В городе слишком много народа, – продолжал господин Крючкотвор. – Я ничего не имею против… посторонних, боги тому свидетели, но Витинари позволил происходящему зайти слишком далеко. И все сейчас понимают: нам нужен человек, более твердый в решении этих вопросов.

Что-то звякнуло. Господин Долгоствол, не спуская глаз с яйца, опустил руку и достал из своей сумки топорик. Маленький, но очень похожий на настоящий. Внимательно глядя на яйцо, словно оно могло убежать, господин Долгоствол медленно откинулся на спинку стула, замер на мгновение, а затем резко нанес удар по дуге.

Верхняя часть яйца беззвучно взлетела на несколько футов над столом, перевернулась в воздухе и упала рядом с чашечкой.

Господин Долгоствол удовлетворенно кивнул и только потом окинул взглядом застывшие лица сидящих вокруг.

– Прошу прощения, – извинился он. – Я не следил за разговором.

На этой жизнеутверждающей ноте, как написала бы Сахарисса, собрание было объявлено закрытым.

По пути на Тусклую улицу Вильям купил номер «Инфо» и уже в который раз задумался: кто же придумывает всю эту чушь? Причем стоило признать: написано было талантливо. Сам Вильям как-то раз собрался написать парочку вполне невинных по содержанию новостных писем – в городе тогда не происходило буквально ничего заслуживающего внимания, – но быстро понял, что сделать это гораздо сложнее, чем могло показаться. Как он ни старался, здравый смысл и интеллект брали верх. Кроме того, врать было Неправильно.

Он с печалью отметил, что конкуренты не побрезговали старой байкой о говорящей собаке. А вот еще одна сплетня, на сей раз свеженькая. О странной фигуре, которую видели порхающей по ночам над крышами Незримого Университета. «ПОЛУЧЕЛОВЕК-ПОЛУМОТЫЛЕК?» Скорее полупридумка-полувыдумка.

Самое любопытное, опровергать все эти истории было бессмысленно. Это только доказывало их правдивость – судя по реакции собравшегося за завтраком жюри. Раз опровергают, значит, что-то тут есть.

Он решил сократить путь через расположенные в Канальном переулке конюшни. Подобно Тусклой улице, Канальный переулок существовал лишь для того, чтобы на него выходили своими задами какие-нибудь здания. Да и вся эта часть города существовала лишь для того, чтобы люди могли пройти по ней к чему-нибудь более интересному. В этом унылом переулке располагались только склады с высокими окнами да полуразвалившиеся сараи, и единственной местной достопримечательностью была «Прокатная конюшня Гобсона».

Конюшня была просто огромной, а особенно она разрослась, когда Гобсон узнал значение слова «стоянка».

Вилли Гобсон был еще одним анк-морпоркским бизнесменом, похожим на Короля Золотой Реки. Он нашел свою нишу, занял ее и расширил настолько, что в нее стало падать много-много денег. Лошадь в городе – животное порой очень нужное, но где ты ее будешь парковать? Для этого тебе требуется целая конюшня, конюхи, сеновал… а для того, чтобы взять лошадь напрокат у Вилли, достаточно иметь несколько долларов.

Кроме того, здесь было удобно держать своих лошадей. Люди постоянно приходили и уходили. Кривоногие, похожие на гоблинов конюхи, которые обслуживали конюшню, могли остановить вас только в одном случае: если бы вы попытались вынести за пазухой какую-нибудь лошадь.

– Эй, друг! – позвал вдруг из одного темного денника чей-то голос.

Вильям уставился в полумрак. За ним настороженно наблюдали немногочисленные лошади. Чуть подальше лошадей куда-то уводили, люди кричали что-то друг другу, то есть царила обычная для конюшен суматоха. Но голос доносился со стороны островка зловещей тишины.

– Мне еще два месяца жить на оставшиеся деньги, – сообщил Вильям темноте. – А мои столовые приборы сделаны, как мне кажется, из сплава свинца с конским навозом.

– Я не вор, друг.

– Тогда кто?

– Знаешь, что может тебе помочь?

– Э… Да. Полезный моцион, регулярное питание и хороший сон по ночам. – Вильям оглядел длинный ряд денников. – По-моему, на самом деле ты хотел спросить, знаю ли я, что может мне навредить. В общем контексте тупых предметов и острых лезвий. Верно?

– В широком смысле – да. Не двигайся, господин. Стой так, чтобы я тебя видел, и с тобой ничего не случится.

Вильям проанализировал услышанное.

– Понятно, но если я встану так, чтобы ты меня не видел, со мной ведь тоже ничего не случится?

Кто-то вздохнул.

– Послушай, давай пойдем друг другу навстречу… Нет! Стой на месте!

– Но ты сказал…

– Просто стой. Молча. И слушай, понятно?

– Понятно.

– До меня дошли слухи, что люди разыскивают одну собачку, – произнес таинственный голос.

– Да. Стража разыскивает ее. Вернее, его. Ну и?

Вильяму показалось, что он видит какой-то силуэт чуть темнее общего фона. Более того, ему показалось, что он чувствует Запах. Этот Запах перебивал даже обычную для конюшен вонь.

– Рон? – окликнул он.

– Я что, похож на Рона? – донеслось в ответ.

– Не совсем. Так с кем я разговариваю?

– Называй меня… Вгорлекость.

– Вгорлекость?

– Что-нибудь не так?

– Да нет, все нормально. Ну и чем могу помочь, господин Вгорлекость?

– Предположим, кто-то знает, где находится песик, но этот кто-то не хочет связываться со Стражей… – произнес голос Вгорлекости.

– Почему?

– Скажем так, не у всех со Стражей такие уж теплые отношения. Это первая причина.

– Понятно.

– А еще скажем, что есть определенные люди, которые предпочли бы, чтобы этот песик замолчал навсегда. Стража может… проявить недостаточно заботы. Она вообще плохо заботится о собаках, эта Стража.

– Правда?

– Да, конечно. Стража считает, что у собаки совсем нет человеческих прав. Это еще одна причина.

– А что, есть и третья?

– Да. Я прочел в новостном листке о вознаграждении.

– Неужели?

– Только в текст вкралась маленькая опечатка. Там говорилось «двадцать пять долларов», а не «сто». Понятно?

– Понятно. Но сто долларов за собаку – это слишком большие деньги, господин Вгорлекость.

– Только не за эту, если понимаешь, что я имею в виду, – хмыкнула тень. – Этому песику есть что рассказать.

– А, кажется, я догадался. Ты намекаешь на знаменитую говорящую собаку Анк-Морпорка, да?

– Собаки не умеют разговаривать, все это знают, – прорычал Вгорлекость. – Но есть те, кто понимает собачий язык.

– То есть оборотни, они же вервольфы?

– Да. Существа подобного типа.

– Но единственный оборотень, о котором я знаю, служит в Страже, – ответил Вильям. – Итак, попробуем подытожить. Я плачу тебе сто долларов, получаю в обмен Ваффлза и передаю его Страже. Все правильно?

– Старина Ваймс будет тебе по гроб обязан, – фыркнул Вгорлекость.

– Но ты сам сказал, что не больно-то доверяешь Страже, господин Вгорлекость. Знаешь, я внимательно слушаю то, что мне говорят.

Некоторое время Вгорлекость молчал.

– Ну хорошо, – наконец сказал он. – Собака и переводчик. Сто пятьдесят долларов.

– А история, которую этот песик может рассказать, имеет какое-то отношение к событиям, произошедшим несколько дней назад во дворце?

– Возможно, возможно. Вполне возможно. Очень даже возможно, что именно эти события я и имел в виду.

– Я хочу видеть, с кем разговариваю, – заявил Вильям.

– А вот это невозможно.

– О да, – покачал головой Вильям. – Очень обнадеживает. Значит, я сейчас бегу, нахожу сто пятьдесят долларов, возвращаюсь сюда и передаю их тебе. Так?

– Неплохая мысль.

– Не выйдет.

– Ты мне что, не доверяешь? – обиженно произнес Вгорлекость.

– Конечно не доверяю.

– А если я сообщу тебе часть информации бесплатно, то есть даром? Чтобы ты лизнул леденец, попробовал на вкус, а?

– Выкладывай.

– Секретаря ударил ножом вовсе не лорд Витинари, а совсем другой человек.

Вильям аккуратно записал все в блокнот и перечитал написанное.

– Отлично. И чем мне это поможет?

– Это настоящая новость. Почти никто об этом не знает.

– А что тут знать? Где описание, приметы?

– У преступника собачий укус на лодыжке, – сказал Вгорлекость.

– Здорово. Теперь мы его обязательно отыщем! И что прикажешь мне делать? Ползать по улицам и тайком задирать прохожим штанины?

– Это очень ценные новости, – обиженно буркнул Вгорлекость. – Если ты отпечатаешь об этом в листке, определенные люди забеспокоятся.

– Ну разумеется! Потому что решат, что я сошел с ума! Ты должен сообщить еще что-нибудь! Мне нужно более подробное описание!

Вгорлекость помолчал, а когда снова заговорил, голос его звучал уже не так неуверенно:

– Ты имеешь в виду… его внешность?

– Что ж еще?!

– Ну… В этом смысле у собак все несколько иначе, понимаешь? Мы… Обычные собаки смотрят снизу вверх. Я пытаюсь объяснить, что для собаки любой человек – это стена с двумя ноздрями наверху.

– Не слишком-то ты мне помог, – пожал плечами Вильям. – Извини, но сделка отменяется.

– Погоди, – торопливо произнес Вгорлекость. – А вот его запах – совсем другое дело.

– Ну хорошо, рассказывай про запах.

– Я вижу перед собой деньги? Лично мне кажется, что нет.

– Послушай, господин Вгорлекость, я даже думать не буду о том, где найти такую сумму, пока ты не докажешь мне, что хоть что-то знаешь.

– Ну ладно, – после некоторой паузы донесся голос из тени. – Ты в курсе, что существует Комитет по разызбранию патриция?

– И что это за новость? Против лорда Витинари уже много лет плетутся всякие интриги.

Снова возникла пауза.

– Наверное, – наконец сказал Вгорлекость, – будет проще, если ты дашь мне денег, а я тебе все расскажу.

– Пока ты мне ничего не рассказал. Расскажи все, а потом я дам тебе денег. Если услышу правду, разумеется.

– Ага, щас. Подвешивай бубенцы кому-нибудь другому.

– Похоже, нам так и не удастся договориться, – констатировал Вильям, убирая блокнот.

– Погоди-погоди… Мне вдруг пришла в голову одна мысль. Спроси у Ваймса, что делал Витинари непосредственно перед нападением.

– Зачем? И что именно он делал?

– Вот это ты и попробуй выяснить.

– Слишком непонятная зацепка.

Ответа не последовало, но Вильяму показалось, что он услышал какой-то шорох.

– Эй!

Он подождал еще немного, а потом осторожно сделал шаг вперед.

Лошади повернули головы, разглядывая его. Невидимый осведомитель исчез без следа.

Вильям пересек конюшни. Множество мыслей, отпихивая друг друга, пытались привлечь его внимание, но центральную часть сцены настойчиво занимала мысль, теоретически не имеющая значения. Что за выражение «подвешивай бубенцы»? Вот выражение «подвесить за бубенцы» он действительно слышал – оно появилось, когда давным-давно городом правил очень жестокий (даже по сравнению с остальными) тиран, подвергавший ритуальным пыткам всех без исключения исполнителей народных танцев. Но «подвешивай бубенцы»… какой в этом смысл?

А потом до него дошло.

Вгорлекость, вероятно, был иностранцем. Это все объясняло. Подобно Отто, он нахватался каких-то разговорных выражений, но правильно использовать их не умел.

Эту деталь следует запомнить.

Запах дыма Вильям почувствовал в тот момент, когда услышал керамический звук шагов големов. Четверо существ из глины с топотом пронеслись мимо, таща на плечах длинную лестницу. Не задумываясь, Вильям бросился следом, машинально открывая блокнот на чистой странице.

Пожары всегда вселяли ужас в жителей города, особенно тех его районов, где преобладали дерево и солома. Именно поэтому горожане так единодушно выступали против создания общегородской пожарной команды, буквально намертво стояли, ведь, согласно безупречной анк-морпоркской логике, люди, которым платят за тушение пожаров, естественно, позаботятся о том, чтобы работы было побольше.

А вот големы – совсем другое дело. Они были терпеливыми, трудолюбивыми, чрезвычайно последовательными, практически несокрушимыми, и они добровольно взялись за тушение пожаров. А кроме того, всем известно: голем не может причинить вред человеку.

Но откуда и как появилась пожарная команда големов, никто не знал. Поговаривали, что к этому приложила руку Стража, однако куда большей популярностью пользовалась другая теория: будто бы големы просто не могут допустить гибели людей и уничтожения имущества. И непонятно, как големы узнавали о случившемся бедствии, как поддерживали друг с другом связь, но со сверхъестественной дисциплинированностью они сходились в точке пожара, спасали попавших в огненную ловушку людей, выносили на улицу и аккуратно складывали вещи, которые можно было вынести, выстраивались в цепочку, по которой с безумной скоростью передавали друг другу ведра с водой, затаптывали огонь до последнего уголька… после чего расходились в стороны, возвращаясь к своим делам.

На сей раз пожар случился на улице Паточной Шахты. Языки пламени вырывались из окон пятого этажа.

– Ты из новостного листка? – спросил человек из толпы.

– Да, – ответил Вильям.

– Я думаю, это очередной случай таинственного самовозгорания. Ну, вы вчера про это писали. – Мужчина вытянул шею, проверяя, фиксируются ли его слова.

Вильям застонал. Сахарисса действительно написала статью о пожаре на Кассовой улице, во время которого один несчастный погиб, но не привела никаких подробностей. А «Инфо», напротив, расписало все в красках, озаглавив свой материал «Таинственный пожар».

– Лично мне тот пожар не показался таинственным, – ответил Вильям. – Господин Безрассуд решил закурить сигару, забыв, что сделал скипидарную ванну для ног. Очевидно, кто-то сказал ему, что это верное средство от грибковых заболеваний. И в определенной степени оказался прав.

– О да, слухи всякие ходят, – подтвердил мужчина, таинственно постучав себя пальцем по носу. – Но о скольком нам не говорят…

– Это верно, – подтвердил Вильям. – Несколько дней назад я услышал, что каждую неделю неподалеку от города падают гигантские камни несколько сотен миль в поперечнике, а патриций скрывает это.

– Вот видишь, – обрадовался его собеседник. – Нас считают полными дураками!

– Интересно, почему?

– Проход, освобождайт проход, битте!

Отто пробивался сквозь толпу зевак, сгибаясь под тяжестью прибора, который и формой, и размерами напоминал аккордеон. Растолкав локтями стоящих в первом ряду, он установил приспособление на треногу и навел его на голема, который в данный момент вылезал из дымящегося окна с маленьким ребенком на руках.

– Гут, парни, йа делайт замечательный снимок! – воскликнул он, поднимая клетку с саламандрой. – Айн, цвай, драй… Ааргхааргхааргхааргх…

Вампир превратился в облачко медленно оседающей пыли. На мгновение что-то зависло в воздухе. Маленькая склянка на шнурке.

А в следующее мгновение склянка упала на землю и разбилась.

Возникло грибовидное облако пыли, которое быстро приобрело более отчетливую форму… И появился Отто, который, часто моргая, принялся ощупывать себя, проверяя, все ли на месте. Вдруг он заметил Вильяма и широко, как умеют только вампиры, улыбнулся ему.

– Герр Вильям! Все получайтся! И это был твой идея!

– Э… Какая именно? – уточнил Вильям.

Из-под крышки огромного иконографа появилась тонкая струйка желтоватого дыма.

– Ты говорийт, йа носийт у себя аварийный запас слова на букву «к», – пояснил Отто. – И йа подумайт: а что, если йа вешайт шея маленькая бутылка-банка? Тогда, если йа обращайтся прах, баночка разбивайтся, и, крибле-крабле, вот он йа опять!

Отто поднял крышку иконографа и помахал ладонью, разгоняя дым. Из ящика донесся едва слышный кашель.

– Если йа не делайт ошибка, мы обладайт успешно травленная картинка! Что лишний раз доказывайт, какие успехи имейт способность добиваться разум, который не есть отягощен всякими помышлениями про открытые окна и голые шеи! О йа, в эти дни подобные помышления даже не приходийт моя голова, ибо йа полностью и абсолютно залечен!

Изменилась даже одежда Отто. Исчез фрак, который предпочитали носить представители его вида, зато появился жилет, причем такого количества карманов Вильяму не доводилось видеть ни на одном предмете одежды. Кармашки эти были доверху забиты всякими пакетиками с едой для бесенят, тюбиками с краской, инструментами загадочного назначения и прочими предметами, являвшимися неотъемлемой частью ремесла иконографиста.

Впрочем, из уважения к традициям жилет был черным с красной шелковой подкладкой. А еще Отто пришил к нему фалды, как у фрака.

Вежливо расспросив семью, с несчастным видом смотревшую на то, как валивший из окон дым сменяется паром, Вильям выяснил, что пожар был таинственно вызван таинственным самовозгоранием сковороды, доверху заполненной таинственным кипящим маслом.

Затем Вильям отошел в сторонку, предоставив семье возможность ковыряться в обугленных останках домашней утвари.

– Обычная история, – подытожил он, убирая блокнот. – Но я почему-то чувствую себя немного вампиром… О, извини.

– Все ист нормально, – успокоил его Отто. – Йа понимаю. И йа ист благодарен тебе за эта работа. Она означайт для меня очень многое. Особенно когда йа наблюдайт твое нервничанье. Которое, конечно, понимаемо.

– И вовсе я не нервничаю! Я хорошо отношусь к другим видам и отлично с ними лажу! – горячо воскликнул Вильям.

Выражение лица Отто было вполне миролюбивым, но улыбка была какой-то… пронзающей, какой может быть только улыбка вампира.

– О, йа замечайт, как ты со всеми силами пытайся дружевабельно относиться к гномам. И ко мне ты относиться по доброте. Йа понимайт, это требовайт зер большие усилия, что весьма похваляемо…

Вильям открыл было рот, чтобы возразить, но передумал.

– Ну хорошо, хорошо, – согласился он. – Но меня так воспитали, понятно? Мой отец всегда ратовал за человечность, ну, я не совсем правильно выразился, не за человечность как способ отношения к окружающему миру… он скорее был против…

– Йа, йа. Это понимаемо.

– В таком случае давай закончим этот разговор. Человек сам решает свою судьбу!

– Йа, йа, конечно. Но если ты хотейт совет о женщинах, всегда обращевайся.

– А почему я должен спрашивать у тебя совета насчет… женщин?

– О, никакого долженствования, никакого, – откликнулся Отто с невинным видом.

– Ты же вампир. Какой совет может дать вампир по поводу женщин?

– О боги, просыпайся и нюхай чеснок! Какие истории йа мог бы порассказывайт… – Отто вдруг замолчал. – Но не буду, ведь йа меняйся, после того как понимайт прекрасность дневного света. – Он подтолкнул локтем красного от смущения Вильяма. – Могу только говорийт, они не всегда кричайт.

– Несколько бестактное замечание, тебе не кажется?

– О, все это бывайт старые дурные времена, – поспешил добавить Отто. – А теперь нет ничего хороше`е кружки какао и задушевной дружной песни под фисгармонию. Йа уверяйт. Ничего хороше`е. Имей мое слово.

Вернуться в контору, чтобы написать статью, оказалось не так-то просто. Ведь сначала надо было попасть на Тусклую улицу, а это было весьма затруднительно.

Отто остановился рядом с замершим в изумлении Вильямом.

– Полагайт, сами мы просийт, – констатировал он. – Двадцать пять долларов ист большие деньги.

– Что?! – крикнул Вильям.

– ЙА ГОВОРИТ, ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ДОЛЛАРОВ ИСТ БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ!

– ЧТО?!

Мимо них постоянно шли люди. С собаками. Каждый пришедший на Тусклую улицу нес собаку, вел собаку на поводке, или собака тащила его, или его злобно грызла собака, принадлежавшая кому-нибудь другому. Лай перестал быть просто звуком, он превратился в ощутимую силу, которая била по ушам ураганом, пролетевшим над свалкой металлолома.

Вильям затащил вампира в дверную нишу, где шум снизился до пределов обычной невыносимости.

– Ты можешь что-нибудь сделать? – заорал он Отто прямо в ухо. – Иначе нам туда не пробиться.

– Сделайт? Йа?

– Ну, о детях ночи всякое говорят…

– А, ты про это, – мрачно произнес Отто. – На самом деле таково чересчур шаблонное представление, понимайт? Почему ты не просийт меня превращайтся в летучую мышь, если на то ходийт? Йа же говорийт, что подобные вещи больше не практиковайт!

– А у тебя есть идея получше?

В нескольких футах от них ротвейлер пытался сожрать спаниеля.

– Ну ладно, – сдался Отто и небрежно взмахнул руками.

Лай мгновенно стих. А потом каждая собака села и завыла.

– Не слишком большое улучшение, – констатировал Вильям, шагая по улице быстрым шагом. – Но по крайней мере, они перестали драться.

– Йа просийт прощенья, – сказал Отто. – Можешь вбивайт в меня кол. Хотя мне представайт несколько весьма неприятные минут, когда йа объясняйт все это на следующей встрече… Да, мы не сравнивайт это с… неполагающимся насыщением, но и про видимая сторона проблемы тоже не следовайт забывать…

Они перелезли через полусгнивший забор и вошли в сарай через заднюю дверь.

Тем временем через другую дверь в сарай пытались проникнуть собаковладельцы, и сдерживала их только баррикада из письменных столов. А сразу за баррикадой держала оборону Сахарисса, на лице которой было написано отчаяние. Море человеческих лиц и собачьих морд грозило вот-вот захлестнуть отпечатню. Сквозь дикий шум Вильям едва мог расслышать ее голос.

– …Нет, это пудель. Он совсем не похож на собаку, которую мы разыскиваем…

– …Нет, это не то, что мы ищем. Откуда я знаю? Потому что это – кошка. Тогда почему она умывается? Нет, простите, собаки так не поступают…

– …Нет, мадам, это бульдог…

– …Нет, это совсем не то. Да, господин, совершенно уверена, потому что это попугай, вот почему. Ты научил его лаять и написал «ПеС» на боку, но это по-прежнему попугай…

Сахарисса убрала прядь волос с глаз и наконец заметила Вильяма.

– Ну, и кто до этого додумался? Я бы хотела поблагодарить этого умника.

– Кт д этг ддумлся? – повторил ПеС.

– На улице еще много народа?

– Боюсь, что полгорода, – ответил Вильям.

– Я только что провела самые неприятные полчаса в своей… …Это курица! Курица, глупая ты женщина, она только что снесла яйцо!.. …В своей жизни. Большое тебе спасибо. Неужели ты не понимал, что будет? Нет, это пудельшнауцер! Знаешь что, Вильям?

– Что?

– Какой-то полный идиот пообещал вознаграждение! Это в Анк-Морпорке! Представляешь? Когда я пришла на работу, тут уже стояла очередь в три ряда! И какой кретин мог додуматься до такого? Один человек приперся с коровой! С коровой! Мне пришлось долго спорить с ним о физиологии животных, пока Рокки не треснул его по башке! Бедный тролль до сих пор пытается навести на улице порядок! Даже дурностаев приносят!

– Послушай, мне очень жаль…

– Мы чем-то можем вам помочь?

Они обернулись.

Говоривший был священнослужителем, одетым в простую черную рясу омниан. На голове у него была плоская широкополая шляпа, а на груди висел символ омнианства в виде черепахи. Лицо священнослужителя выражало крайнюю благожелательность.

– Гм… Я брат Втыкаемый-Ангелами Кноп, – представился священник и отошел в сторону, чтобы все получше разглядели высившуюся позади него гору в черном. – А это сестра Йеннифер. Она дала обет молчания.

Все уставились на ужасное видение в лице сестры Йеннифер, а брат Кноп тем временем продолжил:

– Это значит, что она, гм, не разговаривает. Совсем. Ни при каких обстоятельствах.

– О боги, – слабым голосом произнесла Сахарисса.

Лицо сестры Йеннифер было похоже на кирпичную кладку, а один из ее глаз бешено вращался.

– Мы были посланы в Анк-Морпорк епископом Рогом как члены его Миссии В Защиту Животных и вдруг узнали, что вы разыскиваете попавшую в беду маленькую собачку, – пояснил брат Кноп. – Насколько я вижу, вы… немного завалены работой. Поэтому мы и решили предложить вам нашу помощь. Ведь таков наш долг.

– Мы разыскиваем маленького терьера, – сказала Сахарисса. – Но люди приносят такое…

– Ой-ей-ей, – посочувствовал брат Кноп. – Впрочем, сестра Йеннифер всегда хорошо справлялась с подобной работой…

Сестра Йеннифер размашистым шагом подошла к письменному столу. Мужчина с надеждой во взгляде протянул ей животное, которое определенно было барсуком.

– Он немного захворал…

Сестра Йеннифер опустила кулак на череп мужчины.

Вильям поморщился.

– Орден сестры Йеннифер проповедует жестокую любовь, – покачал головой брат Кноп. – Примененное в нужное время наказание способно вернуть заблудшую душу на путь истинный.

– И какой орден принадлежайт данная сестра? – уточнил Отто, наблюдая, как заблудшая душа с барсуком пытается попасть в дверь, а каждая ее нога тем временем выбирает свой собственный истинный путь.

Брат Кноп кисло улыбнулся.

– К ордену Цветочков Извечного Раздражения, – ответил он.

– Правда? Не слыхайт о таком. Весьма… обхватывающее название. Ладно, йа долженствую проверить, как бесы делайт свой труд…

Увидев надвигающуюся сестру Йеннифер, толпа быстро поредела. Те, что с мурлыкающими и поедающими семечки собаками, бежали первыми. Остальные также начали проявлять признаки беспокойства.

Вильям почувствовал себя как-то неуютно, хотя и не понимал почему. Определенная часть омнианского духовенства до сих пор свято верила в главную истину: прежде чем душа попадет на небеса, тело должно побывать в аду. И ни в коем случае не следовало порицать сестру Йеннифер за ее внешний вид или даже за размер ладоней. Пусть они покрыты густыми волосами, такое ведь иногда встречается в глухих сельских районах…

– А чем именно сейчас занимается сестра? – спросил он.

Из очереди доносились вопли и визг. Собак бесцеремонно выхватывали из рук владельцев, награждали свирепым взглядом и швыряли обратно.

– Как я уже говорил, мы пытаемся найти собачку, – пояснил брат Кноп. – Возможно, она нуждается в нашей помощи.

– Но… вон тот жесткошерстный терьер очень похож на изображенного на картинке, – сказала Сахарисса, – а сестра едва взглянула на него.

– Сестра Йеннифер отлично разбирается в собаках, – успокоил ее брат Кноп.

– Ну да ладно, – спохватилась Сахарисса, поворачиваясь к своему столу. – Нужно возвращаться к работе. Сам собой следующий листок не напишется.

– Полагаю, поиски будут более успешными, когда мы отпечатаем изображение собаки в цвете, – сказал Вильям, оставшись с братом Кнопом наедине.

– Вероятно, – согласился преподобный брат. – У нее был специальный окрас. Такой серо-буроватый.

И тут Вильям понял, что ему суждено умереть. Когда – лишь вопрос времени.

– Так вы знаете масть собаки… – тихо промолвил он.

– Ты иди пока копайся в своих словах, писака, – сказал брат Кноп так, чтобы его слова услышал только Вильям, и на мгновение распахнул рясу, демонстрируя полный набор режуще-колющих инструментов. – Все остальное тебя не касается, понял? А будешь кричать – кто-нибудь погибнет. Попытаешься стать героем – кто-нибудь погибнет. Сделаешь резкое движение – кто-нибудь погибнет. Честно говоря, мы все равно можем кого-нибудь убить, чтобы, так сказать, время сэкономить. Говорят, будто бы перо сильнее клинка. Слышал такое?

– Да, – прохрипел Вильям.

– Хочешь сам убедиться, правда это или нет?

– Не хочу.

Вильям заметил, что Хорошагора не спускает с него глаз.

– Чем занимается этот гном? – спросил брат Кноп.

– Набирает шрифт, сэр, – ответил Вильям. Колюще-режущие предметы – такая штука… Вежливость никогда не помешает.

– Прикажи ему делать свое дело и не отвлекаться, – велел Кноп.

– Э… Пожалуйста, господин Хорошагора, продолжай! – крикнул Вильям так, чтобы гном услышал его сквозь вопли и лай. – Все в порядке!

Кивнув, Хорошагора повернулся к нему спиной. Театральным жестом он вскинул руку высоко над головой и приступил к набору.

Вильям наблюдал за ним. Читать порхающие над кассой пальцы было проще, чем клики семафора.

«Он [пробел] дулик?»

Так, рядом с «д» находится «ж»…

– Да, несомненно, – громко произнес Вильям. Кноп воззрился на него с подозрением.

– Что несомненно?

– Я… Просто нервы, – сказал Вильям. – При виде ножа я всегда немного нервничаю.

Кноп посмотрел на гномов. Все они стояли к нему спинами.

Рука Хорошагоры снова запорхала над кассой, выбирая нужные буквы.

«Вооружен? [пробел] Кашляй [пробел] 4 [пробел] Да».