Текст книги "Грешница"

22

Мауре снились погребальные костры.

Она притаилась в тени и наблюдала, как оранжевые языки пламени лижут тела, сложенные, словно поленья, как плавится в огне мертвая плоть. Вокруг костров – силуэты людей, молчаливый круг свидетелей, лиц которых не видно. И никто не видит ее, спрятавшуюся в темноте.

Искры разлетались от костра и уносились в черное небо, освещая пространство и открывая взорам еще более жуткое зрелище: тела продолжали двигаться. Обуглившиеся конечности вздрагивали в мучительной пытке огнем.

Один из тех, кто стоял возле костра, медленно повернул голову и уставился на Мауру. Она узнала это лицо – лицо с глазами, лишенными души.

Виктор.

Она тут же проснулась. Сердце билось со страшной силой, ночная сорочка была мокрой от пота. Ветер сотрясал дом, и Маура слышала скелетное бряцание дрожащих окон, стоны стен. Еще пребывая во власти кошмара, она лежала в постели, чувствуя, как остывающий пот начинает холодить кожу. Ветер ли разбудил ее? Она прислушалась, и в каждом скрипе дома ей чудились чьи-то шаги. Они звучали все ближе.

Маура вдруг напряглась, встревоженная совершенно другим звуком. Что-то скреблось о стену дома, как будто зверь царапал ее когтями, пытаясь пробраться внутрь.

Она бросила взгляд на часы: без четверти двенадцать.

Маура вынырнула из постели, и комната показалась ей холодной. Она нашарила халат, не зажигая света, чтобы лучше видеть в темноте. Потом подошла к окну спальни и выглянула на улицу. Снегопад прошел, и белая безмятежная земля мерцала под луной.

И вот опять повторился этот звук – как будто что-то терлось о стену. Она прижалась как можно плотнее к стеклу и заметила какое-то движение тени в углу дома. Зверь?

Она вышла из спальни и босиком двинулась по коридору к гостиной. Обогнув елку, она выглянула в окно.

И сердце едва не остановилось.

По ступенькам на крыльцо поднимался мужчина.

Она не могла разглядеть его лицо, поскольку оно было в тени. Словно почувствовав, что за ним наблюдают, человек повернулся к окну, возле которого она стояла, и она смогла разглядеть силуэт. Широкие плечи, конский хвост.

Маура отпрянула от окна и прижалась к колючим веткам ели, пытаясь понять, почему Мэтью Сатклифф оказался здесь, возле ее двери. Почему он пришел в такой час, не предупредив ее? Из памяти еще не выветрился ночной кошмар, и этот поздний визит был особенно неприятен. Она задумалась, стоит ли открывать дверь кому бы то ни было – даже человеку, которого она знала в лицо и по имени.

Раздался звонок в дверь.

Она вздрогнула, стеклянный шар упал с ветки и разбился об пол.

Из окна было видно, что тень метнулась к окну.

Маура не двигалась, все еще не зная, что делать. «Я просто не включу свет, – подумала она. – Он постоит-постоит да уйдет».

Снова звонок в дверь.

«Уходи, – мысленно просила она. – Уходи и позвони мне утром».

Она вздохнула с облегчением, когда до нее донесся звук удаляющихся шагов. Она прильнула к окну, но никого не увидела. Не видела она и машины, припаркованной перед домом. Куда же он делся?

Теперь она слышала шаги – вернее, хруст снега под его ботинками – уже за стеной дома. Какого черта он бродит по ее собственности?

«Он пытается проникнуть в дом».

Маура выбралась из-за елки и едва не вскрикнула от боли, наступив на разбитый шар. Осколок стекла вонзился в ее голую ступню.

Силуэт Сатклиффа неожиданно возник в боковом окне. Он прижался к стеклу, вглядываясь в темноту гостиной.

Она отступила в коридор, морщась от каждого шага, чувствуя, что ее подошва уже намокла от крови.

«Пора звонить в полицию. Звони 911».

Она добрела до кухни и принялась ощупывать стену в поисках телефона. В спешке она спихнула трубку с рычага, и та упала. Она подняла ее и приложила к уху.

Гудка не было.

Что такое, неужели она забыла положить трубку телефона в спальне на рычаг?

Она повесила трубку на кухне и, прихрамывая, поковыляла по коридору. Осколок все глубже проникал в ступню, и пол уже был в крови. Вернувшись в спальню, Маура попыталась разглядеть что-либо в темноте, двигаясь теперь по ковру, пока не ударилась щиколоткой об угол кровати. Перебирая руками по матрасу, она добралась до изголовья. До телефона на тумбочке.

Гудка не было.

Ужас сковал ее ледяным холодом. «Он обрезал телефонный провод».

Маура бросила трубку и прислушалась, отчаянно пытаясь понять, что он собирается делать дальше. Дом скрипел от ветра, и этот звук заглушал все прочие, кроме ее сердцебиения.

«Где он? Где он?»

И вдруг ее осенило: сотовый.

Она поспешила к туалетному столику, где оставила свою сумочку. Полезла в нее, переворошила все содержимое в поисках телефона. Достала бумажник и ключи, ручки и расческу. Телефон, где же этот чертов телефон?

«В машине. Я оставила его на сиденье машины».

Она содрогнулась от звона разбитого стекла.

Где он разбил окно, в какой части дома? С какой стороны он пробрался?

Маура выскочила из спальни и бросилась в коридор, уже не чувствуя боли от впившегося в ногу осколка. Дверь в гараж находилась в конце коридора. Она проскользнула в нее как раз в тот момент, когда вновь зазвенели стекла.

Она закрыла за собой дверь. Начала пятиться к машине, задыхаясь от нервного напряжения. «Только тихо. Тихо». Она осторожно взялась за ручку дверцы и поморщилась, услышав, как щелкнул замок. Открыла дверцу и скользнула за руль. И застонала, вспомнив, что ключи от машины оставила в спальне. Она не могла вот так просто завести двигатель и уехать. Взглянув на пассажирское сиденье, она увидела знакомое мерцание лампочки телефона, завалившегося в щель между сиденьями.

Она открыла крышку и с радостью отметила, что батарейка заряжена полностью.

«Слава тебе господи!» – подумала она и набрала 911.

– Оператор службы спасения.

– Двадцать один тридцать по Букминстер-роуд, – прошептала она. – Кто-то ломится ко мне в дом!

– Можете повторить адрес? Я вас не слышу.

– Двадцать один тридцать, Букминстер-роуд! Вторжение… – Она замерла, уставившись на дверь, ведущую в дом. Из-под нее пробивалась полоска света.

«Он уже пробрался внутрь. Обыскивает дом».

Маура выбралась из машины и тихонько закрыла дверцу. И вновь оказалась в темноте. Распределительная коробка была всего в нескольких шагах на стене гаража, и она могла бы отключить весь свет, чтобы застать его врасплох темнотой. Но тогда он догадается, где она находится, и сразу же направится в гараж.

«Сиди тихо, – подумала она. – Может, он решит, что никого нет дома. Подумает, что дом пуст».

И тут она вспомнила про кровь. Она оставила кровавый след.

Маура слышала его шаги. Он шел по деревянному полу, следуя из кухни по ее кровавым отпечаткам. Их было много, и они могли сбить с толку, поскольку тянулись во всех направлениях.

Но в конечном итоге они должны были привести его в гараж.

Она вспомнила, как умерла Крысиная леди, вспомнила россыпь ярких осколков «глейзера» у нее в груди. Почему-то подумала о разрушительном эффекте «глейзера» в медной оболочке. Один выстрел – взрыв внутри тела, поражающий внутренние органы. Разрыв сосудов, обширное кровоизлияние в грудную полость.

«Беги. Выбирайся из дома!»

А что потом? Кричать соседям? Стучать в двери? Маура не знала, кто из соседей сегодня дома.

Шаги приближались.

Сейчас или никогда.

Маура бросилась к боковой двери, распахнула ее, в лицо ударил поток ледяного воздуха. Она протиснулась за дверь и голыми ногами провалилась в сугроб. Запереть за собой дверь ей уже не удалось.

Она оставила ее приоткрытой, устремилась к воротам и подняла заиндевевшую щеколду. Сотовый телефон выпал из рук, пока она сражалась с воротами, которые увязли в глубоком снегу. Наконец ей удалось сдвинуть их с места, и, проскользнув в щель, она оказалась на лужайке перед домом.

Во всех домах было темно.

Она побежала босиком по снегу. И уже у самого тротуара услышала, что ее преследователь тоже ломится в ворота.

Улица, к несчастью, хорошо просматривалась. Прижимаясь к изгородям, она добралась до палисадника соседа Телушкина. Но здесь сугробы были еще глубже, и двигаться стало трудней. Ступни онемели, ноги уже не слушались. На снегу, под лунным светом, ее одинокая фигурка была идеальной мишенью. С трудом преодолевая сугробы, она все думала, не целится ли он в этот момент.

Она провалилась в глубокий сугроб и упала лицом в снег. Но все-таки поднялась на колени и поползла, отказываясь сдаваться. Отказываясь принимать смерть. Она уже не чувствовала своих ног, зато слышала шаги. Он приближался, чтобы убить ее.

Внезапно темноту прорезал луч света.

Она подняла голову и увидела святящиеся фары. Машина.

«Мой единственный шанс».

Всхлипнув, она вскочила на ноги и бросилась на проезжую часть. Размахивая руками, крича что есть мочи.

Машина резко затормозила прямо перед ней. Вышел водитель – высокий внушительный силуэт – и направился к ней по белому полотну дороги.

Она не поверила своим глазам. И начала пятиться назад.

Это был отец Брофи.

– Все хорошо, – бормотал он. – Все хорошо.

Она обернулась и посмотрела в сторону своего дома, но никого не увидела. «Где он? Куда он делся?»

Между тем огней вокруг становилось все больше. Подъехали еще две машины. Она увидела свет проблескового маячка полицейского патруля и заслонила глаза рукой, пытаясь разглядеть приближающиеся к ней силуэты.

– Доктор! Вы в порядке? – услышала она голос Риццоли.

– Я позабочусь о ней, – сказал отец Брофи.

– Где Сатклифф?

– Я его не видел.

– В доме, – сказала Маура. – Он был в моем доме.

– Посадите ее к себе в машину, святой отец, – попросила Риццоли. – Просто побудьте с ней.

Маура все еще не могла двинуться с места. Она как будто заледенела. Отец Брофи снял с себя пальто и накинул ей на плечи. Потом обнял ее одной рукой и усадил на пассажирское сиденье своего автомобиля.

– Я не понимаю, – прошептала она. – Почему вы здесь?

– Ш-ш-ш. Давайте сначала спрячемся от ветра.

Священник сел рядом. Когда печка начала гнать теплый воздух к ее коленям и лицу, она еще плотнее закуталась в пальто, пытаясь согреться, но зубы стучали так громко, что она не могла говорить.

Сквозь лобовое стекло она видела, как по улице разбрелись темные фигуры. Она узнала силуэт Барри Фроста возле двери своего дома. Увидела Риццоли и патрульного полицейского, которые направились к боковым воротам с оружием на изготовку.

Она повернула голову и взглянула на отца Брофи. Она не видела выражения его лица, но чувствовала на себе пристальный взгляд, чувствовала его кожей, как и тепло пальто.

– Как вы узнали? – прошептала она.

– Я не смог дозвониться вам по телефону и связался с детективом Риццоли.

Он взял ее руку и держал в своих ладонях, а она готова была расплакаться от этого прикосновения. Маура больше не могла смотреть на него и уставилась в окно, а потом, сквозь пелену разноцветных огней, увидела, как он поднес ее руку к своим губам и прижался к ней теплым долгим поцелуем.

Она сморгнула слезы, и улица опять стала четкой. Зрелище встревожило ее. Бегущие фигуры. Риццоли метнулась через дорогу. Фрост с оружием в руке присел на корточки за патрульной машиной.

«Почему все они двигаются по направлению к нам? Что они знают такого, чего не знаем мы?»

– Закройте двери, – сказала она.

Брофи в недоумении посмотрел на нее:

– Что?

– Закройте двери!

Риццоли что-то кричала им с улицы, подавая сигналы предупреждения.

«Он здесь. Он притаился за нашей машиной!»

Маура повернулась и стала обшаривать дверцу в поисках кнопки замка, нервничая оттого, что никак не может найти ее в темноте.

Тень Мэтью Сатклиффа мелькнула за ее окном. Она поморщилась, когда дверца распахнулась и в салон ворвался холодный воздух.

– Выходите из машины, святой отец, – сказал Сатклифф.

Священник напрягся. Но произнес ровным и тихим голосом:

– Ключ в замке зажигания. Берите машину, доктор Сатклифф. Мы с Маурой освободим ее для вас.

– Нет, только вы.

– Я не выйду из машины без нее.

– Проваливай, отец!

Дуло пистолета упиралось Мауре в висок.

– Пожалуйста, – прошептала она. – Сделайте, что он просит. Уходите.

– Хорошо! – в панике воскликнул Брофи. – Я выхожу! Выхожу… – Он распахнул дверцу и вышел из машины.

– Садитесь за руль, – обратился Сатклифф к Мауре.

Дрожа от холода, Маура неуклюже перелезла через коробку передач на водительское сиденье. Покосилась в окно и увидела Брофи, который все еще стоял возле машины, беспомощно глядя на нее. Риццоли кричала, чтобы он уходил, но его словно парализовало.

– Поехали, – сказал Сатклифф.

Маура опустила ручку тормоза. Потом нажала голой ступней на педаль газа, но, словно передумав, убрала ногу.

– Вы не можете меня убить, – сказала она. В ней вновь проснулась доктор Айлз, которая рассуждала логически и контролировала ситуацию. – Мы окружены полицией. Я вам нужна как заложница. Поэтому вы хотите, чтобы я вела машину.

Прошло несколько секунд. Вечность.

Она судорожно втянула воздух, когда он убрал пистолет с ее виска и больно вдавил дуло в бедро.

– Левая нога вам не понадобится, чтобы вести машину. Хотите сохранить свое колено?

Она с трудом сглотнула:

– Да.

– Тогда поехали.

Она нажала на акселератор.

Машина медленно двинулась вперед, проехала мимо патрульного автомобиля, за которым спрятался Фрост. Перед ними лежала темная улица, лишенная всяких препятствий. Машина продолжала движение.

В зеркале заднего вида она вдруг увидела отца Брофи, который бежал за ними, освещаемый вспышками проблесковых маячков. Он схватился за ручку дверцы со стороны Сатклиффа и распахнул ее. Потом вцепился в рукав доктора, пытаясь вытащить его из салона.

Выстрел отбросил священника назад.

Маура открыла свою дверцу и спрыгнула на ходу.

Она приземлилась на ледяную мостовую, ударилась головой о землю, и искры посыпались из глаз.

Некоторое время она не могла пошевелиться. Просто лежала в темноте, ничего не чувствуя – ни боли, ни страха. Только холодное дыхание ветра, который засыпал снежинками лицо. Потом услышала чей-то далекий голос.

Он звучал все громче. Ближе.

– Доктор! Доктор!

Маура открыла глаза и поморщилась от света фонарика Риццоли. Она повернула голову и метрах в десяти от себя увидела машину, передним бампером врезавшуюся в дерево. Сатклифф лежал на тротуаре лицом вниз с заломленными назад руками и отчаянно пытался подняться.

– Отец Брофи, – пробормотала она. – Где отец Брофи?

– Мы уже вызвали «скорую».

Маура медленно приподнялась и посмотрела туда, где Фрост сидел на корточках возле священника. «Нет, – подумала она. – Нет».

– Вам пока нельзя вставать, – сказала Риццоли, пытаясь удержать ее.

Но Маура оттолкнула Джейн и поднялась, едва удержавшись на ногах. Сердце застряло где-то в горле. Она ковыляла к тому месту, где лежал Брофи, и уже не чувствовала ледяной мостовой под своими босыми ногами.

Фрост поднял на нее взгляд.

– Ранение в грудь, – тихо произнес он.

Упав на колени возле священника, Маура разорвала его рубашку и увидела место проникновения пули. Она слышала зловещий звук всасываемого в грудь воздуха. Прижала руку к ране и ощутила теплую кровь и мягкую ткань. Священник дрожал от холода. Ветер разгуливал по улице, и его порывы жалили, словно насекомые. «А я в твоем пальто, – подумала она. – В пальто, которое ты мне дал, чтобы я согрелась».

Сквозь завывание ветра она услышала вой «скорой».

Его взгляд уже не фокусировался, сознание покидало его.

– Останься со мной, Даниэл, – прошептала Маура. – Слышишь меня? – Ее голос дрогнул. – Ты будешь жить. – Она нагнулась к нему и оросила слезами его лицо, шепча на ухо: – Пожалуйста, сделай это для меня, Даниэл. Ты должен жить. Ты должен жить…

23

Телевизор в комнате ожидания операционного отделения был, как всегда, настроен на канал Си-эн-эн.

Маура сидела там с перевязанной ступней, уставившись на бегущую строку, но не понимала ни слова. Хотя сейчас она была в шерстяном свитере и теплых плисовых брюках, ее все равно знобило, и она сомневалась в том, что когда-нибудь согреется. «Четыре часа, – думала она. – Его оперируют уже четыре часа». Она смотрела на свою руку и снова видела кровь Даниэла Брофи под ногтями, чувствовала пульсацию его сердца, которое, словно птица, билось о ее ладонь. Ей не нужно было смотреть на рентгеновский снимок, чтобы представить, какие повреждения нанес этот патрон; она видела летальный след «глейзера» в груди Крысиной леди и знала, каково сейчас хирургам. Легкое, изрешеченное взорвавшейся шрапнелью. Кровь, сочащаяся из десятка самых разных сосудов. Паника, которой охвачен персонал в операционной при виде обильного кровотечения, с которым не справляются врачи.

Она подняла голову, когда в комнату, с чашкой кофе и сотовым телефоном в руке, вошла Риццоли.

– Мы нашли ваш телефон у ворот, – сказала она, протягивая сотовый Мауре. – А это кофе для вас. Выпейте.

Маура сделала глоток. Напиток был очень сладким, но сегодня вечером ей хотелось сахара. Любого источника энергии для ее усталого и израненного тела.

– Принести что-нибудь еще? – спросила Риццоли. – Что-нибудь еще вам нужно?

– Да. – Маура оторвалась от кофе. – Я хочу, чтобы вы сказали мне правду.

– Я всегда говорю правду, доктор. Вы же знаете.

– Тогда скажите мне, что Виктор не имеет к этому никакого отношения.

– Он здесь ни при чем.

– Вы абсолютно уверены?

– Абсолютно. Ваш бывший муж – сволочь высшей марки. Возможно, он все-таки обманывал вас. Но я уверена, что он никого не убивал.

Маура откинулась на спинку дивана и вздохнула. Глядя на дымящуюся чашку, она спросила:

– А Мэтью Сатклифф? Он в самом деле врач?

– Да, между прочим. Доктор медицины, выпускник Вермонтского университета. Работал в Бостоне по контракту с клиникой. Интересно все-таки. Стоит только поставить заветную аббревиатуру доктора медицины после своего имени, и ты для всех становишься светилом. Можешь прийти в больницу, сказать персоналу, что твоего пациента разрешили отключить от системы жизнеобеспечения, и никто не задаст никаких вопросов. Тем более что на словах есть подтверждение от родственника.

– Врач, который работает наемным убийцей?

– Мы не знаем, платил ли ему «Октагон». Честно говоря, я вообще не думаю, что компания как-то связана с этими убийствами. Сатклифф мог совершить их по собственным причинам.

– Например?

– Чтобы защитить себя. Похоронить правду о том, что произошло в Индии. – Заметив недоуменный взгляд Мауры, Риццоли продолжила: – «Октагон» наконец предоставил нам список персонала, который работал на заводе в Индии. И среди них был доктор.

– Это он?

Риццоли кивнула:

– Мэтью Сатклифф, доктор медицины.

Маура уставилась на экран, но мысли ее были сосредоточены вовсе не на изображениях, которые там мелькали. Она думала о погребальных кострах, об искореженных черепах. И еще вспоминала свой ночной кошмар – корчащиеся в пламени тела.

– В Бхопале погибли шесть тысяч человек, – сказала она.

Риццоли кивнула.

– Но на следующее утро сотни тысяч других жителей проснулись живыми. – Маура взглянула на Риццоли. – Выжил ли кто-нибудь в Бара? Не может быть, чтобы только одна Крысиная леди.

– И если она была не одна, что стало с остальными?

Они взглянули друг на друга, теперь отчетливо понимая, что так стремился скрыть Сатклифф. Не само событие, а его последствия. И свою роль в них. Маура подумала о том, какой ужас он, вероятно, испытал в ту ночь, когда ядовитое облако накрыло деревню. Целые семьи умерли в своих постелях. Тела, распростертые на улице, застывшие в мучительной агонии. Заводского врача первым послали оценить степень вреда.

Возможно, он не понял, что некоторые жертвы еще были живы, когда принималось решение сжечь трупы. Возможно, его насторожили стоны или судороги конечностей, когда тела волокли к погребальным кострам.

Но только лишь в воздухе запахло смертью и обугленной плотью, он, должно быть, испытал дикий страх перед живыми. Однако к тому времени остановиться было невозможно: они зашли слишком далеко.

«Вот что ты хотел скрыть от мира: правду о том, что сделал с живыми».

– Почему он напал на тебя? – спросила Риццоли.

Маура покачала головой:

– Не знаю.

– Ты видела его в больнице. Говорила с ним. Что произошло потом?

Маура задумалась о своем разговоре с Сатклиффом. Они возле койки Урсулы и говорили о вскрытии. О лабораторных тестах и заключении о смерти.

А еще о тесте на токсины.

– Думаю, мы получим ответ, когда проведем вскрытие, – предположила она.

– Что ты рассчитываешь узнать?

– Причину остановки сердца. Вы ведь были там той ночью. И говорили, что перед самым приступом пациентка была в панике. Выглядела перепуганной.

– Потому что он тоже был там.

Маура кивнула:

– Она знала, что произойдет, но трубка в гортани мешала ей говорить. Я видела немало таких ситуаций с остановкой сердца и знаю, как все это выглядит. В палате толпится столько народу, все в смятении, суетятся. Одновременно вводится много лекарств. – Она немного помолчала. – У Урсулы была аллергия на пенициллин.

– Это проявится в тесте на токсины?

– Не знаю. Но он забеспокоился, так ведь? Я одна настаивала на проведении этого анализа.

– Детектив Риццоли!

Обе женщины обернулись и увидели медсестру, которая стояла в дверях.

– Доктор Деметриос просил вам передать, что операция прошла успешно. Сейчас накладывают швы. Пациента переведут в палату интенсивной терапии в течение часа.

– Доктор Айлз хотела бы его увидеть.

– Боюсь, к нему сейчас не пустят. Он еще интубирован и под наркозом. Будет лучше, если вы придете попозже. Может быть, после обеда.

Маура кивнула и медленно поднялась с дивана.

Следом за ней встала и Риццоли.

– Я отвезу вас домой, – предложила она.

Солнце уже взошло, когда Маура вошла в свой дом. Она посмотрела на кровавую дорожку, которая тянулась по полу, – живое свидетельство ее мучений. Прошлась по всем комнатам, словно подтверждая право быть здесь хозяйкой и ничего не бояться в этих стенах. Зайдя на кухню, она увидела, что разбитое окно уже заколочено досками, чтобы в дом не проникал холодный воздух.

Джейн распорядилась, не иначе.

Где-то зазвонил телефон.

Она схватила со стены телефонную трубку, но там было тихо. Связь еще не восстановили.

«Мой сотовый», – подумала она.

Маура вернулась в гостиную, где оставила свою сумочку. К тому времени, как она достала телефон, звонки прекратились. Она нажала кнопку, чтобы прослушать сообщение.

Звонок был от Виктора. Она опустилась на диван, с удивлением вслушиваясь в его голос.

– Я знаю, что слишком поспешил со звонком. И ты, наверное, думаешь, какого черта ты должна слушать меня после… ну, после всего, что произошло. Но зато сейчас между нами все ясно. Ты знаешь, что я не преследовал никакой цели. Поэтому, может быть, поверишь мне, если я скажу, что мне тебя очень не хватает, Маура. Я думаю, мы могли бы попробовать начать все сначала. Пусть это будет последний шанс. Дай мне этот шанс. Пожалуйста.

Она долго сидела на диване, держа телефон в онемевших руках, и смотрела на холодный камин. Не всякий огонь можно разжечь заново, думала она. Иногда его лучше оставить потухшим.

Она убрала телефон в сумочку. Поднялась с дивана. И пошла оттирать кровь с пола.

* * *

К десяти утра солнце наконец пробилось сквозь тучи, и по дороге домой Риццоли щурилась от сияния снега. На улицах было тихо, тротуары блестели первозданной чистотой. В это рождественское утро она чувствовала себя обновленной. Очистилась от всяких сомнений.

Она коснулась своего живота и подумала: «Мы вместе, малыш».

Затормозила у своего дома и вышла из машины. Какое-то время постояла на солнышке, глубоко вдыхая кристальный воздух.

– С Рождеством, Джейн.

Риццоли словно оцепенела, и сердце ее тяжело ухнуло. Она медленно обернулась.

Габриэль Дин стоял у подъезда ее дома. Он двинулся к ней, а она даже не знала, что сказать ему. Когда-то они были настолько близки, что могли говорить о чем угодно, а сейчас стояли друг перед другом словно чужие.

– Я думала, ты в Вашингтоне, – вымолвила она наконец.

– Я прилетел час назад. Вылетел первым же рейсом. – Пауза. – Спасибо, что сказала мне, – тихо произнес он.

– Ну, да. – Джейн пожала плечами. – Я не была уверена в том, что тебе вообще захочется знать об этом.

– Почему ты так решила?

– Это проблема.

– Жизнь состоит из проблем. Мы должны преодолевать их по мере поступления.

Какой непринужденный ответ. Человек в сером костюме – таково было ее первое впечатление о Габриэле, и таким же она видела его сейчас, хотя он стоял перед ней в черном пальто. Такой спокойный и невозмутимый.

– Ты давно узнала об этом? – спросил он.

– Я не была уверена. Но несколько дней назад я сделала тест на беременность. Хотя подозревала в течение нескольких недель.

– Почему ты сразу не сказала мне?

– Я вообще не собиралась тебе говорить. Потому что не была уверена в том, что захочу его оставить.

– Почему?

Она рассмеялась:

– Во-первых, я не умею обращаться с детьми. Когда мне кто-то вручает ребенка, я совершенно теряюсь. То он отрыгнет, то ему памперс сменить. И как я буду работать, если у меня появится ребенок?

– Я не знал, что полицейские дают обет бездетности.

– Но это так тяжело, ты же знаешь. Я смотрю на других мамочек и не представляю, как они справляются. Не знаю, получится ли у меня. – Риццоли выпустила облачко пара изо рта и расправила плечи. – Ладно, по крайней мере, у меня есть родные. Я уверена, мама будет счастлива понянчить внука. А тут неподалеку есть ясли. Я хочу зайти узнать, с какого возраста они принимают детей.

– Выходит, ты уже все спланировала.

– Более или менее.

– Вплоть до того, кто будет присматривать за нашим ребенком.

«Нашим ребенком». Она с трудом сглотнула, подумав о жизни, которая зарождалась в ней. Частичка самого Габриэля.

– Есть некоторые детали, которые мне еще нужно выяснить.

Перед ней стоял все тот же человек в сером. Но когда он заговорил, Джейн уловила в его голосе нотки злости и очень удивилась.

– И где мое место? – возмущался он. – Ты рассказываешь о своих планах, но ни разу не упомянула обо мне. Впрочем, меня это не удивляет.

Она покачала головой:

– Почему ты так расстроился?

– Потому что идет все та же игра, Джейн. Риццоли командует. Сама распоряжается своей жизнью. И кому тут нужен мужчина? Черт возьми, только не тебе!

– А что, по-твоему, я должна говорить? «Пожалуйста, ну пожалуйста, спаси меня! Я не смогу вырастить этого ребенка без мужчины!»

– Нет, ты все сможешь сделать сама. Ты найдешь способ.

– Так что ты хочешь сказать?

– У тебя есть выбор.

– И я его сделала. Я тебе сказала, что оставляю ребенка.

Риццоли двинулась к дому, решительно ступая по сугробам.

Он схватил ее за руку:

– Я говорю не о ребенке. Я говорю о нас с тобой. – И добавил тихо: – Выбери меня, Джейн.

Она посмотрела на него:

– Что это значит?

– Это значит, что мы все можем делать вместе. Это значит, что ты впустишь меня в свою жизнь. Только так все получится. Боль за боль, обида за обиду.

– Отлично. И все кончится тем, что мы друг друга покалечим.

– Или же просто научимся доверять друг другу.

– Мы едва знакомы.

– Но знаем друг друга достаточно хорошо, раз сделали ребенка.

Она почувствовала, как вспыхнули ее щеки, и ей вдруг стало невмоготу смотреть на него. Она уставилась себе под ноги.

– Я не хочу сказать, что нам будет легко, – продолжил Габриэль. – Я даже не представляю, как это все получится: ты здесь, я в Вашингтоне. – Он немного помолчал. – Давай начистоту. Иногда, Джейн, ты бываешь настоящей стервой.

Она расхохоталась. И смахнула подступившие слезы.

– Я знаю. Господи, я знаю.

– Но иногда… – Он протянул руку и коснулся ее лица. – Иногда…

«Иногда, – подумала она, – ты видишь меня настоящую.

И это пугает меня. Нет, это приводит меня в ужас.

Возможно, это самый смелый поступок в моей жизни».

Наконец она подняла голову и посмотрела ему в глаза. Набрала в грудь побольше воздуха.

И сказала:

– Мне кажется, я люблю тебя.