Текст книги "Ложь, наглая ложь и статистика. Приемы, которые помогут видеть правду за цифрами"

Во многом мы, люди, существа вполне оптимистичные – иногда даже чересчур оптимистичные.

Более правдоподобное объяснение заключается в том, что нас привлекают неожиданные новости, а подобные новости чаще плохие, чем хорошие¹⁴. Если бы СМИ были зациклены только на негативной информации, тогда они чаще сообщали бы о таких вещах, как смерть, вызванная курением. В сентябре 2001 года, когда произошел самый масштабный теракт в истории США, от связанных с курением болезней умерло в 10 раз больше людей, чем от рук террористов¹⁵. Даже в еженедельном журнале можно было с чистой совестью написать, где-нибудь в самом конце, что в ходе этой кошмарной недели сигареты убили больше, чем «Аль-Каида». Газеты проигнорировали смерти, наступившие в результате курения, поскольку предпочли более шокирующую информацию.

Конечно, шокирующие новости могут быть и хорошими. Однако, если верить психологу Стивену Пинкеру, хорошие новости, как правило, происходят медленно, а дурные случаются резко¹⁶.

Это понятно. В конце концов, ломать – не строить. Давайте повторим мыслительный эксперимент, о котором великий психолог Амос Тверски рассказал юному Пинкеру¹⁷. Представьте себе наилучшее из всех возможных событий, которое могло бы сегодня произойти. К примеру, вы выиграли лотерею. (Не уверен, правда, что это хорошая новость.) Есть и другие случаи, когда одномоментно случается нечто чудесное. Вы много месяцев безуспешно пытались зачать ребенка, и наконец-то тест на беременность оказался положительным. Вы пытались получить повышение или поступить в университет – и все вышло, как вы хотели. Но для большинства людей в обычный день вероятность того, что их жизнь вдруг резко и неожиданно изменится к лучшему, не слишком велика. Многие люди и так на жизнь не жалуются, а если жалуются, поворот к лучшему произойдет, скорее всего, в ходе медленных изменений, а не благодаря нежданному чуду.

Но как насчет резкой смены к худшему? О, это представить легко. Вам или вашему близкому диагностировали рак, или вас сбил грузовик, или на вас напали. Дома пожар или налет грабителей. Вас уволили. Вас обвинили в преступлении, которого вы не совершали. Вы узнали, что ваш партнер вам изменяет или хочет развода. Все эти идеи я накидал без особого труда, да и вам, думаю, не придется для этого потеть до напряжения, хотя не исключено, что вас бросит в холодный пот. Этот список можно продолжать до бесконечности.

Значит, когда новостные ресурсы хотят привлечь внимание, они подбирают необычные и неожиданные события, произошедшие за короткий отрезок времени. И новости эти, скорее всего, хорошими не будут.

Желание привлечь внимание также влияет на тактику политиков, благотворительных организаций и активистов. Они знают: чтобы попасть в газеты, нужно сообщить что-то удивительное. К примеру, в мае 2015 года британские СМИ сообщили тревожную новость: у людей среднего возраста все чаще случаются инсульты. Вывод был основан на официальной статистической информации, которую «Ассоциация по предотвращению инсультов» особо подчеркнула. Глава организации высказался так: «Мы встревожены ростом числа инсультов среди людей трудоспособного возраста»¹⁸. К счастью, это не так. Благодаря улучшению питания, новым методам лечения и общественным кампаниям инсульты случаются реже, однако те же самые кампании призывают обращаться в больницу при малейшем подозрении на «малый инсульт». В результате число людей, которых положили в больницу из-за инсульта, выросло – или, если пользоваться термином «Ассоциации», «взмыло до небес». А ведь именно «Ассоциация по предотвращению инсультов» стояла за этой новостью. На самом деле количество случаев инсульта в Соединенном королевстве уже долгое время заметно и планомерно снижается среди большинства возрастных групп. Но разве такая новость привлечет внимание? А без внимания не будет и пожертвований.

Или еще пример. В конце 2016 года Oxfam жаловался, что «всемирная борьба с бедностью идет крайне успешно на всех фронтах, кроме одного из важнейших: убеждений. Согласно новому всемирному исследованию… 87 % жителей земли полагают, что всемирная бедность за последние 20 лет либо ухудшилась, либо осталась на прежнем уровне. На самом же деле верно совсем обратное: она сократилась в два раза»¹⁹. Это сообщение не получило того внимания, что досталось на долю сообщения, рассмотренного нами в прошлой главе сообщения о 85 (или восьми?) людях, обладающих теми же средствами, что и половина людей в мире (или все-таки все люди в мире?). В заголовки попадают только паникерские новости, так что понятно, почему людям кажется, что мир катится в тартарары.

В Соединенном королевстве люди не слишком обеспокоены такими вопросами, как иммиграция, подростковая беременность, преступность и безработица на уровне их региона – но зато их страшно тревожат все эти вещи на уровне страны. Примерно то же заметно, если спросить людей о том, что лично у них с работой и как дело обстоит с экономикой всей страны.

Большинство людей считают, что лично у них все хорошо, но вот за мир они переживают²⁰.

Скорее всего, вызвано это тем, что мы собственными глазами видим, что происходит в нашем регионе, но в плане информации об остальном мире нам приходится полагаться на СМИ. Может быть, «инстинкт негатива» и не приводит к засилью плохих новостей, но в такой ситуации он определенно активизируется.

В 1993 году Мартин Льюис, в то время самый популярный ведущий новостей в Соединенном королевстве, заявил, что СМИ должны больше времени уделять хорошим новостям²¹. Коллеги его засмеяли и представили дело так, как будто он просил больше времени уделять всяким жизнерадостным роликам с собаками на скейтбордах, которые часто пускали в конце новостной программы, чтобы сгладить неприятное послевкусие плохих новостей. Это было несправедливо[22]22
  Впрочем, их можно было понять: Льюис был автором книг «Коты в новостях» и «Собаки в новостях».


[Закрыть]: Льюис недвусмысленно призывал увеличить число по-настоящему хороших новостей, а не предшественников сегодняшних видео с котами, рассекающими домашние просторы на роботах-пылесосах.

– Хорошие новости существуют, – писал Льюис, – и они остаются у нас в памяти, так как происходят нечасто. К счастью, он неправ. Льюис писал это в 1993 году, и с того времени каждый день 154 000 человек удавалось выбраться из крайней нищеты. В 1980 году прививки от болезней вроде кори, дифтерии и полиомиелита делали примерно 20 % детей в возрасте одного года, а 80 % оставались без прививок. Теперь же среди детей, которым исполнился год, прививки делают как минимум 85 %²²²³. Мы уже видели, как сильно снизилась детская смертность. Хороших новостей пруд пруди, и они не остаются у нас в памяти вовсе не потому, что происходят нечасто. Наоборот: они не запоминаются, так как происходят постоянно. Хорошие истории случаются так часто, что нет смысла писать о них в газетах. «ВЧЕРА ОКОЛО 154 000 ЛЮДЕЙ ВЫБРАЛИСЬ ИЗ НИЩЕТЫ!» Факт верный, но на новость не потянет.

В ежедневных новостях не сообщают, сколько людей выкарабкались из нищеты за прошедший день, и навряд ли начнут это делать. Когда в 2004–2005 годах я работал во Всемирном банке, мы обновляли статистику по крайней нищете всего лишь раз в три года. При желании можно было написать по этой статистике газетную статью, но обновления по теме выходили бы раз в 1000 дней. Никакая уважающая себя газета не станет изо дня в день перепечатывать одну и ту же статью с примечанием: «Мы это уже слышали, но это все еще правда!» Поэтому сокращение числа людей, живущих в нищете, не освещается, а вместе с ним за бортом остаются десятки других историй: о распространении грамотности, демократии, всеобщего избирательного права и образования, доступа к чистой воде, прививок, об урожаях, о том, как идут на спад голод и детская смертность, а также число смертей в результате авиакатастроф, да даже о ценах на солнечную энергию²⁴.

И дело не в том, что эти истории слишком оптимистичны, а в частоте, с которой о них рассказывается. Мрачные сюжеты, если рассказывать их не с правильной частотой, часто тоже обходят вниманием – это мы видели на примере курения, самой стабильной и оттого самой скучной причины массовых смертей. Изменение климата не игнорируют, но о нем обычно напрямую не сообщается. Вместо этого освещаются осознанные попытки привлечь к нему вниманию: протесты, съезды и изредка научные или правительственные доклады. Такую информацию суют в раздел «О погоде», что само по себе возмутительно. А о таких медленно меняющихся показателях климатического изменения, как повышение всемирной температуры, сообщают очень редко.

Еще один пример возьму из сферы финансов. В 2004 и 2005 годах Джиллиан Тетт, моя коллега по «The Financial Times», писала о том, что появляются огромные финансовые рынки ссудного капитала и производных финансовых инструментов. Они играли второстепенную роль; звездами же были кредитная ставка, курс обмена валют и другие финансовые показатели. Мировая финансовая система напоминала айсберг: над водой сверкали и переливались рынки ценных бумаг, которые без труда можно увидеть и обсудить, а в глубинах таились невидимые громады: рынки ссудного капитала и производных финансовых инструментов. Рынки ценных бумаг неустанно делятся последними данными. Каждый день в вечерних новостях говорится о ценах фондовых бирж на момент их закрытия. Но крайне важная информация о размере рынков производный ценных бумаг печатается Банком международных расчетов лишь раз в три года. Поскольку скорость, с которой изменяются данные, не соответствовала тому, как часто выходят финансовые газеты, эти данные никогда не освещались так, как они этого заслуживали. А данные эти были как раз плохими новостями, и их следовало бы распространить пошире. Именно проблемы с этими рынками были в эпицентре разрушительного финансового кризиса 2007–2008 годов. Джиллиан Тетт могла не кривя душой сказать, что следила за этими рынками до того, как это стало модным²⁵.

Некоторые считают, что лучше всего просто перестать читать газеты. Рольф Добелли, например, приводит аж 10 причин, по которым не следует читать новости (правда, делает он это почему-то в «The Guardian», то есть в газете²⁶). Нассим Талеб, автор «Черного лебедя», лаконичен: «Чтобы излечиться от газет, нужно целый год читать газеты недельной давности»²⁷.

Поскольку сам я работаю в газете, вы, наверное, думаете, что меня возмущают такие выпады. Но в чем-то они мне близки. Я часто замечаю, что моя ежесубботняя колонка в «The Financial Times» совершенно не связана с новостями последней недели. Не люблю я идти по горячим следам. В поисках тем я вдохновляюсь прочитанным в книгах и научных работах, а также своими размышлениями о жизни. Постоянные слушатели программы «Более-менее» часто говорят, что предпочитают нашу программу круглосуточным новостям на радио и ТВ. Это не может не радовать, но порой мне кажется, что нас хвалят за вещь совершенно естественную. Наш ритм по определению отличается от ритма круглосуточных новостей. Программа выходит раз в неделю, так что у нас обычно есть пара дней обдумать сказанное (или незамеченное) в сумятице прямого эфира. Зачастую у нас есть на раздумья недели, а то и месяцы. К чему спешить с сюжетом, если можно его как следует изучить? А о том, что кто-то перехватит наш сюжет, мы не волнуемся: кто, кроме нас, будет писать о таких занудных темах?

Как колумнист, я не могу не следить за новостями, но я уделяю им куда меньшее внимание, чем мои коллеги, – иногда их это злит.

Ежедневные новости всегда более информативны, чем круглосуточные, а еженедельные обычно информативнее ежедневных. Книги и того лучше. Даже если я читаю ежедневную или еженедельную газету, я часто замечаю, что предпочитаю не последние новости, а неторопливые объяснения и анализ.

Если вы без новостей жить не можете, не стремитесь так к скорости, лучше идти вглубь и вширь. Если новости тревожные, делать это нелегко, но это хорошая привычка. Очень редко когда новости требуют от нас немедленной реакции, если только это не информация о пробках или предупреждение о стихийном бедствии. Если вы узнаете о них не прямо сейчас, а через час или через неделю, вы узнаете ничуть не меньше – а может быть, и больше. Подумайте: что из того, что затерялось в шумихе непрерывных новостных сообщений, может стать важной темой для еженедельного журнала или подкаста?

В безумные дни начала пандемии коронавируса издание «Scientific American» так предостерегало журналистов: «Те факты об эпидемии, которым уже несколько дней, гораздо надежнее свежих «фактов», которые могут быть ошибочными, нерепрезентативными и, следовательно, только собьют вас с толку… На вопрос, на который сегодня отвечают лишь предположениями, хоть и основанными на информации, завтра, возможно, смогут ответить при помощи фактов»²⁸. Это мудрый совет, и не только для журналистов, но и вообще для всех людей. Так что сколько бы новостей вы ни читали, постарайтесь находить более долгосрочную и медленную информацию. Вы заметите то, чего другие не заметили, – как хорошее, так и плохое.

Что же мы успели узнать о том, как оценивать статистическое заявление? В первой главе я советовал вам отметить, какие чувства у вас вызывает это заявление, во второй главе – аккуратно сравнить заявление с вашим личным опытом, а в третьей – спросить себя, понимаете ли вы, что означает это заявление. Все это немудреные принципы здравого смысла. В этой главе я ввел еще один принцип: отшагните назад и найдите информацию, которая позволит рассмотреть это заявление в контексте. Попробуйте нащупать тенденцию. Сообщение, что «случилось еще одно ужасающее преступление», может прекрасно сосуществовать с новостью, что «в целом преступность значительно снизилась». Найдите что-то, что позволит вам понять масштаб происходящего, – к примеру, сравните ситуацию в одной стране с ситуациями в других странах или рассчитайте предложенные государством расходы на душу населения.

Эти методы может использовать любой желающий. Специальные познания тут не нужны. В совокупности они помогут вам пролить свет на статистическую информацию. Но иногда нужно копнуть вглубь и узнать, как именно была получена статистика. Сейчас я расскажу, как это делается.

Правило пятое
Узнайте предысторию

– Каждый раз, когда происходит соитие, тысячи миллионов сперматозоидов сражаются за одну-единственную яйцеклетку. Умножьте эту вероятность на несметное число поколений… а на свет появились вы, именно вы. Извлечь столь определенную форму из хаоса невероятий, словно превращая воздух в золото… вот самая невероятная невероятность…

– Но так можно сказать про любого человека на свете!

– Да. Про любого человека на свете… Но на свете столько людей, эти чудеса так заполонили все вокруг, что они становятся обыкновенными и мы забываем…

Алан Мур, «Стражи»

Лет 20 тому назад два известных психолога, Шина Айенгар и Марк Леппер, устроили в одном дорогом калифорнийском магазине дегустацию варенья. Иногда они предлагали лишь шесть видов, а иногда – 24. Те, кто попробовал варенье, получали купон на скидку. Батарея из 24 варений привлекала больше внимания, но мало кто совершил покупку. А вот если выставлялось только шесть видов варенья, продажи были выше¹.

Парадоксальный результат исследования получил бешеную популярность: он попал в самое яблочко. Чем меньше выбора, тем больше отклика! Об этом рассказывали в популярных статьях по психологии, книгах и лекциях TED. Результат был неожиданным, но выглядел правдоподобно. Мало кто смог бы его предугадать, но, когда о нем стало известно, людям стало казаться, что они всегда это знали.

Так как я экономист, мне эта история казалась странной. Согласно экономической теории, люди любят, когда вариантов выбора много, и каким бы широким ни был ассортимент, он их не отпугнет. Но экономисты тоже иногда ошибаются, так что странность истории про варенье не в этом.

Удивительно было вот что. Если верить исследованию, последствия увеличения выбора были невероятными: лишь 3 % тех, кто попробовал варенье на стойке с 24 видами, воспользовались скидкой. А среди тех, кто дегустировал варенье на стойке с шестью видами, скидку использовали 30 %. Из этого следует, что, урезав ассортимент, продавцы смогут увеличить продажи в 10 раз! Как-то не верится. В Draeger’s, супермаркете, где проводился эксперимент, было представлено 300 видов варенья и 250 видов горчицы. И Draeger’s вроде бы на продажи не жаловался. Неужели там упустили такой прекрасный прием? В Starbucks вариантов комбинаций напитков – целые тысячи, и, опять же, у Starbucks тоже дела были в порядке. Так что мне было любопытно: универсален ли этот принцип? С другой стороны, речь шла о серьезном эксперименте и серьезных ученых. А разве не надо быть гибким во взглядах, изменяя их, если обнаруживаются новые факты?

И однажды на конференции я познакомился с исследователем, который посоветовал мне обратиться к молодому психологу по имени Беньямин Шайбенхенне. Так я и сделал. У Шайбехенне не было никаких причин сомневаться в выводе Айенгар и Леппера, что большое количество вариантов отпугивает. Но, по своему опыту, он знал то же, что и я: многие успешные предприниматели предлагают невероятно широкий выбор. Не противоречит ли этот факт результатам эксперимента? У Шайбенхенне была теория: компании помогали потребителям ориентироваться в море выбора. Звучит правдоподобно. Может быть, тут как-то замешана привычка: обычно люди ходят в магазин, чтобы купить то же, что и в прошлый раз, а не какое-нибудь модное новое варенье. Может быть, все дело было в указателях? Или в том, что продукты как-то особым образом расставляют по полкам, чтобы глаза не так разбегались? Все это было вполне вероятно, так что Шайбехенне собрался это проверить².

Начал он с того, что повторил эксперимент с вареньем, чтобы была точка отсчета, собираясь после этого заняться вариациями. Но результаты эксперимента не соответствовали результатам эксперимента его предшественников – вернее, вовсе им не соответствовали. Айенгар и Леппер обнаружили, что широкий выбор сильно демотивирует. Повторив эксперимент, Шайбенхенне ничего такого не заметил. Примерно то же сделал другой исследователь, Райнер Грайфенедер, только вместо варенья у него были дорогие конфеты. Как и Шайбехенне, он не смог увидеть ничего, что предполагало бы, что выбор – вещь плохая. Грайфенедер и Шайбехенне объединились и перебрали все исследования, посвященные демотивирующему эффекту выбора. Таких исследований было немало, но далеко не все были опубликованы.

Когда все исследования, и опубликованные, и неопубликованные, свели вместе, результат был смешанным. Иногда широкий выбор мотивирует, а иногда демотивирует. В опубликованных работах, как правило, говорилось о значительном эффекте, положительном или отрицательном. А в неопубликованных работах часто сообщалось, что никакой разницы вообще не было. Усредненный же эффект был равен нулю³.

От такого становится как-то не по себе. Мы сталкивались с ошибочными заявлениями, когда исследователи преследовали какую-то цель, как в случае с Oxfam, которое хотело привлечь к себе побольше внимания, а также в случаях, когда исследователи не замечали какую-то небольшую деталь, как в ситуациях, когда для подсчета преждевременно закончившихся беременностей использовали разные слова. Но тут речь идет об ученых. Казалось бы, что все небольшие детали будут подмечены, а единственной целью исследователей будет поиск истины. Когда дело касается кампаний или сенсационных заголовков, понятно, что нужно держать ухо востро, но разве научные журналы не заслуживают большего доверия? Как я уже говорил, у Айенгара и Леппера была великолепная репутация. Возможно ли, что они целиком и полностью ошибались? А если так, то в чем именно состояла ошибка? И что теперь делать, когда в каком-нибудь научно-популярном журнале или книжном мы наткнемся на очередное парадоксальное открытие?

Чтобы ответить на этот вопрос, давайте на минутку переключимся на другую тему и поразмыслим о самом знаменитом во всем интернете картофельном салате.

Kickstarter может показаться самым легким способом собрать денег. Этот краудфандинговый сайт прорвался вперед в 2012 году, когда Pebble, одна из первых моделей умных часов, собрала больше 10 миллиона долларов. А в 2014 проект сумки-холодильника для пикников собрал аж 13 миллионов. Спору нет, Coolest превосходил остальные переносные холодильники настолько же, насколько швейцарский складной нож превосходит ножик для масла. В нем была встроенная зарядка для USB, а также мешалка для коктейлей и динамики. Проект поддержали невероятно много людей. Впрочем, часы Pebble взяли реванш в 2015 году, когда улучшенная модель собрала более 20 миллионов долларов.

Но проект Зака Брауна по кличке «Атас» одержал еще более невероятную победу. Зак собирался собрать на сайте Kickstarter 10 долларов, чтобы приготовить картофельный салат, а в итоге набрал 55 492 доллара. Мало кто из хипстеров может похвастаться такой прибыльной шуткой⁴.

Читая о приключениях Зака Брауна, я прикидывал, какой бы проект состряпать на Kickstarter, и представлял, как я сижу на диване, а деньги сами плывут ко мне в руки.

Наверное, та же мысль пришла в голову Дэвиду Макгрегору. Он запросил 3600 фунтов на поездку по Шотландии. По результатам путешествия он намеревался создать альбом с шотландскими пейзажами. Отличный способ накопить и на искусство, и на поездку, правда? У Джонатана Рейтера был более честолюбивый проект: он придумал Bizzfit, программу по подбору работодателей и работников, и просил на это 35 000 долларов. Бизнес-идея была и у дизайнера Шэннон Лаймбернер: она собирала деньги на модели своей новой линейки купальников, но ей нужно было всего каких-то 1700 долларов. А два брата из города Сиракузы, штат Нью-Йорк, затеяли кампанию по сбору 400 долларов, на которые собирались заснять, как пугают соседей на Хэллоуин.

У всех этих непохожих друг на друга кампаний было одно сходство: их не поддержал ни один человек. Их создатели не смогли уговорить незнакомцев, друзей, да что там – даже своих родных – пожертвовать хотя бы один цент.

Этими историями о неудачах на Kickstarter я обязан Сильвио Лоруссо, художнику и дизайнеру из Венеции. Для своего сайта Kickended.com Лоруссо прочесал Kickstarter в поисках всех проектов, которые не получили абсолютно никакой поддержки. (А таких немало: около 10 % всех проектов на Kickstarter ничего не собирают, тогда как желаемую сумму набирают менее 40 %.)

Сайт Kickended выполняет благородную задачу. Он напоминает нам, что то, что мы видим в мире, не отражает мир, так как значительно искажено из-за нашей предвзятости. Обычно, говоря о предвзятости, мы подразумеваем осознанное идеологическое пристрастие, но зачастую предвзятость возникает из-за того, что о каких-то событиях мы узнаем, а какие-то отсеиваются.

Не припомню ни одного репортажа или поста о том, как молодые и амбициозные музыканты группы Stereotypical Daydream пытались собрать на Kickstarter 8000 долларов, чтобы записать альбом. («Мы и так и этак пытались собрать деньги, чтобы записать настоящий альбом в профессиональной студии, но, к сожалению, нам все равно не хватает».) Вряд ли вы удивитесь, если я скажу вам, что кампания не приблизила их к цели ни на единый цент.

С другой стороны, я немало слышал о часах Pebble, сумке-холодильнике Coolest и даже о том пресловутом картофельном салате. Может создаться впечатление, что перспективы кампаний на Kickstarter куда более радужные, чем то есть на самом деле, но, к счастью, я не так наивен.

Разумеется, такие искажения существуют не только на Kickstarter. Почти все книги, которые мы читаем, – это бестселлеры, но большинство книг таковыми не являются, а большинство замыслов книг так и остается замыслами. То же самое можно сказать о музыке, кино и бизнесе.

Даже случаи заболевания ковидом подвержены так называемому «избирательному вниманию»: если вы чувствуете себя плохо, вы идете к врачу и сдаете тест; если чувствуете себя хорошо, сидите дома. В итоге болезнь кажется еще более опасной, чем на самом деле. Хотя специалисты по статистике прекрасно осознают эту проблему, без систематического тестирования решить ее трудно. А в начале пандемии, когда нужно было принимать самые важные решения, систематического тестирования толком и не было.

Есть известная история про математика Абрахама Вальда, к которому в 1943 году обратились с просьбой посоветовать, как воздушному флоту США укрепить самолеты. Фюзеляж и крылья самолетов, возвращавшихся с боевых вылетов, были испещрены пробоинами от пуль. Может, укрепить эти места броневым покрытием? Ответ Вальда неспециалисту понятен не будет, но суть в следующем: мы видим повреждения исключительно в самолетах, которые возвращаются. А как насчет сбитых? На уцелевших самолетах редко бывают повреждены двигатели или бензобаки. Возможно, это потому, что в эти места редко попадают. А может быть и по-другому: если в эти места попадают, то пиши пропало. Если брать только уцелевшие самолеты, совершая «ошибку выжившего», то мы так и не поймем, какие места в действительности уязвимы⁵.

Но на самом деле ситуация еще сложнее. Даже рассказывая историю об «ошибке выжившего», мы совершаем «ошибку выжившего». Она мало похожа на то, что действительно сделал Абрахам Вальд, а именно – на аналитическое исследование, полное сложных технических деталей. Об этом никто не вспоминает. Помнят лишь расцвеченную деталями историю о том, как одного математика осенила гениальная догадка. Что было на самом деле и что от этого осталось – обычно две совершенно разные вещи⁶.

Таким образом, Kickended важен как контраст к захватывающим историям успеха на Kickstarter. Если об успехе трубят во все трубы, а неудачи предают забвению (как оно обычно и бывает), то взять репрезентативную пробу не так-то просто.

Кажется, история с вареньями немного проясняется. Как и в случае с сумкой-холодильником Coolest, она пользовалась бешеной популярностью, но лишь выборочно отражала то, что на самом деле произошло. Беньямин Шайбехенне сделал примерно то же, что и Сильвио Лоруссо, создатель Kickended. Он обратился не только к прославившемуся эксперименту, но и ко всем экспериментам, которые привели к иным результатам и мирно канули в Лету. Благодаря этому и результаты он получил иные.

Сейчас я расскажу вам еще одну историю, а вы, пожалуйста, держите в голове историю с Kickended. В мае 2010 года в «Журнал о личностной и социальной психологии» поступила удивительная статья авторства Дарила Бема, маститого ученого-психолога. А удивительным в ней было то, что из приведенной Бемом правдоподобной, вроде бы, статистики делался совершенно неправдоподобный вывод: люди способны видеть будущее. Проведено было девять экспериментов. В одном участники видели на экране картинку с двумя шторками. Им говорили, что за одной из них – эротическая фотография. Задача была проста: определить при помощи интуиции, за какой именно шторкой. Участник выбирает шторку, а затем – уже после того, как выбор был сделан, – компьютер случайным образом решает, за какую шторку поместить фотографию. Если процент верных догадок значительно выше, чем можно было предположить согласно теории вероятности, значит, эксперимент докажет, что предвидение существует. Так и случилось⁷.

Был в статье описан и другой эксперимент: участникам показывали список из 48 слов и проверяли, сколько слов они запомнят. Затем некоторых участников просили попрактиковаться, набирая на клавиатуре каждое из этих слов. В другой ситуации никого бы не удивило, что с практикой лучше запоминаешь, но в случае с Бемом выяснилось, что практика работает, даже если тест на память провести до нее.

Этому вообще можно верить? Не забудьте, что статью «Предчувствование будущего» напечатали в известном научном журнале и она прошла экспертное рецензирование. Описанные в ней эксперименты прошли стандартные статистические тесты, разработанные, чтобы исключить случайность результатов. То есть у нас есть основания полагать, что Бем и правда обнаружил предвидение.

Разумеется, оснований полагать, что ничего такого он не обнаружил, у нас гораздо больше, потому что предвидение нарушило бы старые добрые законы физики. Так что убежденный скептицизм тут вполне уместен.

Как говорится, невероятные утверждения требуют невероятных доказательств.

Но как же Бем получил такие убедительные доказательства, что его статью напечатали? Непонятно. Но станет понятней, если мы вспомним о сайте Kickended.

После того как статья Бема про предвидение вышла в «Журнале личностной и социальной психологии», было проведено еще несколько исследований с использованием тех же методов. Ни одно из них не обнаружило доказательств предвидения. Журнал эти исследования печатать отказался. (Критический комментарий все-таки напечатали, но это не совсем то.) Отказ объяснили тем, что журнал «не печатает повторных экспериментов», то есть, если уже вышла статья с доказательством какого-то эффекта, никаких дополнительных статей, проверяющих этот эффект, печататься не будет. Звучит вроде как логично: кому захочется читать статьи, доказывающие то, что и так уже доказано? Но на самом деле это приводит к абсурдной ситуации: если то, что «и так уже доказано» оказывается неверным, вы об этом никогда не узнаете. После невероятной находки Бема вопрос был снят⁸.

Но ведь Бем и поставил этот вопрос. Сильно сомневаюсь, что до Бема какой-либо себя уважающий журнал напечатал исследование с такой аннотацией: «Мы испытали несколько сотен студентов, чтобы узнать, могут ли они заглянуть в будущее. Оказалось, что нет».

Значит, здесь работает тот же «эффект выжившего», что и в освещении проектов на Kickstarter и попыткам предотвратить повреждения самолетов, руководствуясь лишь теми самолетами, чьи повреждения не привели к их гибели. Не сомневаюсь, что из всех возможных исследований на тему предвидения редколлегию интересовали только те, которые предвидение подтверждали. И дело не в том, что редколлегия была заинтересована в определенном решении вопроса. Она и правда была заинтересована, но в другом: в новых и неожиданных открытиях. До Бема тот факт, что студенты, похоже, неспособны заглянуть в будущее, никому не был интересен. А после Бема этот факт рассматривался бы как попытка повторить эксперимент, что журнал не приветствовал. Другими словами, публикации удостоили только доказательства предвидения, потому что только они были неожиданны. А исследования без доказательств предвидения были как бомбардировщики, которым прострелили бак с горючим: как бы часто это ни случалось, мы ничего не узнаем.