Текст книги "Зеркальное отражение"

Глава 21

Понедельник, 12.30, Вашингтон

Заказав в столовой обед на вынос, Лоуэлл Коффи и Марта Маколл со своими помощниками уселись за работу в обшитом деревом кабинете юридического консультанта, отыскивая безопасный проход через минное поле международных законов и соглашений, без чего не обходилась ни одна операция "Бомбардира".

Президент Финляндии разрешил международной группе "Бомбардир" прибыть в страну с целью исследования уровня радиации в районе Финского залива. Заместитель Коффи Андреа Стемпель общалась по телефону с хельсинкским отделением Интерпола, договариваясь о машине и поддельных российских визах для троих членов группы. Рядом, удобно устроившись на кожаной кушетке, помощник Стемпель Джеффри Драйфус изучал завещания, составленные коммандос из "Бомбардира". Если в бумагах найдутся какие-то неточности, связанные с изменением в семейном положении, рождением новых детей и приобретением имущества, изменения и дополнения будут отправлены по факсу на борт самолета, чтобы их должным образом подписали и засвидетельствовали прямо в воздухе.

Сами же Коффи и Маколл, усевшись перед монитором, составляли набросок "поисков", пространного документа, который Коффи надо будет еще до приземления самолета с "Бомбардиром" представить объединенной комиссии Конгресса по делам разведки, в которую входят восемь человек от сената и от Палаты представителей. Уже были обговорены типы используемого оружия, характер предстоящей операции, ее продолжительность и другие ограничения. Случалось, Коффи приходилось разрабатывать настолько подробные "поиски", что в них строго оговаривались используемые радиочастоты и время начала и окончания операции с точностью до минуты. Какой бы напряженной и кропотливой ни была работа, на самом деле существовали строгие международные законы, и одобрение комиссии не давало группе права действовать на территории России. Однако без него членам "Бомбардира", захваченным с поличным, пришлось бы отдуваться самим; все государственные органы от них официально открестились бы. Но если одобрение будет получено, Соединенные Штаты приложат все силы, чтобы через дипломатические каналы без шума вызволить попавших в беду коммандос.

Дальше по коридору, за кабинетами Майка Роджерса и Анны Фаррис, находился строгий и опрятный командный центр Боба Герберта. Вытянутое продолговатое помещение было заставлено мощными компьютерами, выстроившимися вдоль узкого стола; три стены занимали подробные карты мира, а на четвертой, дальней, были установлены двенадцать телевизионных мониторов. Большую часть времени их экраны оставались погашенными. Однако сейчас на пяти светились изображения европейской части России, Украины и Польши, полученные со спутников.

В разведывательном сообществе уже давно ведутся споры относительно сравнительных достоинств электронно-технических средств разведки, в первую очередь космических, и достоверной информации, добываемой агентурным путем. В идеале разведчикам нужно и то, и другое. Им хочется иметь возможность считать показания автомобильного спидометра со спутника, находящегося на орбите, и обладать ушами на земле, способными доложить о совещании, проходящем за закрытыми дверями. Космическая разведка является чистой. Абсолютно исключена возможность захвата с последующими допросами, можно не бояться перебежчиков и двойных агентов, "сливающих" дезинформацию. Однако при этом спутник не обладает способностью агента на месте различать действительные и ложные цели.

Космической разведкой для нужд Пентагона, ЦРУ, ФБР и Опцентра занимался Отдел национальной разведки, в высшей степени закрытое ведомство в составе Министерства обороны. Возглавляемое дотошным в мелочах Стивеном Вьенсом, однокурсником и близким приятелем Мэтта Столла, оно имело в своем распоряжении несколько групп телевизионных мониторов, расставленных в десять рядов по десять штук. Все они наблюдали за различными регионами мира, изображение на каждом обновлялось раз в 0,89 секунды. Таким образом в режиме реального времени в минуту сменялись шестьдесят семь черно-белых кадров различной степени увеличения. Кроме того, в настоящее время ОНР проводил испытания новейшего спутника системы орбитальных мониторов аудиоизображения (МАИ). В будущем эта система должна была позволить получать подробные изображения внутренних отсеков подводных лодок и самолетов за счет анализа акустических сигналов, производимых экипажем и оборудованием.

Три спутника ОНР наблюдали за перемещениями войск на границе России и Украины, а два следили за Польшей. Через источник в Организации Объединенных Наций Боб Герберт выяснил, что полякам очень не нравится демонстрация силы со стороны России. Хотя Варшава до сих пор не отдала приказ о мобилизации вооруженных сил, во всех частях отменены отпуска и увольнения, а силы безопасности получили негласное распоряжение присматривать за украинцами, живущими и работающими в приграничных районах Польши. Вьенс и Герберт сошлись во мнении, что за Польшей следует наблюдать внимательно; все свежие снимки из космоса направлялись прямо в отдел Герберта, где их изучали аналитики.

В копии распорядка дня российских солдат, расположенных в районе Белгорода, Боб Герберт и его аналитики не обнаружили ничего необычного. На протяжении двух суток он оставался неизменным:

Распорядок дня

05.50 Подъем

06.00 Утреннее построение

06.10 – 07.10 Физическая подготовка

07.10 – 07.15 Заправка кроватей

07.15 – 07.20 Утренний осмотр

07.20 – 07.40 Отдача приказов на предстоящий день

07.40 – 07.45 Мытье рук

07.45 – 08.15 Завтрак

08.15 – 08.30 Уборка

08.30 – 09.00 Подготовка к службе

09.00 – 14.50 Боевые занятия

14.50 – 15.00 Подготовка к обеду

15.00 – 15.30 Обед

15.30 – 15.40 Послеобеденный чай

15.40 – 16.10 Личное время

16.10 – 16.50 Чистка и осмотр оружия и снаряжения

16.50 – 18.40 Уборка территории и казарм

18.40 – 19.20 Развод караула

19.20 – 19.30 Мытье рук

19.30 – 20.00 Ужин

20.00 – 20.30 Просмотр выпуска телевизионных новостей

20.30 – 21.30 Личное время

21.30 – 21.45 Вечернее построение

21.45 – 21.55 Вечерний осмотр

22.00 Отбой

Продолжая следить за российскими войсками, Герберт и его люди параллельно пытались собрать для Чарли Скуайра и его "Бомбардира" информацию о ситуации в Эрмитаже. Разведывательные спутники не зафиксировали никаких необычных перемещений; Мэтту Столлу и его техникам также не удалось отладить программы, которые позволили бы спутнику МАИ отфильтровать шум внутренних помещений музея. Наибольшее отчаяние вызывало отсутствие агентов на месте. В Москве действовали разведчики из Египта, Японии и Колумбии, однако в Санкт-Петербурге не было никого – впрочем, Герберт все равно не собирался ни с кем делиться предположением, что в Эрмитаже зреет что-то подозрительное. Нельзя было исключать, что у этих стран возникнет желание принять сторону России. После окончания "холодной войны" наступила новая эпоха; прежние связи рвались, но, что гораздо важнее, постоянно возникали новые. И Герберт не хотел никого подталкивать к дружбе с Россией, даже если это означало, что "Бомбардиру" придется потратить чуть больше времени, изучая ситуацию на месте и определяя конкретные цели операции.

Затем в десять минут пополудни – в Москве в это время было уже восемь часов вечера – ситуация резко изменилась.

Боба Герберта срочно вызвали в центр связи, расположенный в северо-западном крыле. Приехав туда в своем кресле-каталке, Герберт направился прямиком к главе отдела радиоразведки Джону Куэрку, молчаливому гиганту с красивым лицом, мягким голосом и терпением буддийского монаха. Куэрк сидел перед УЭЭПА, универсальным эвристическим энгармоническим переводчиком-анализатором, новейшим прибором, способным выдавать практически синхронный перевод любых фраз, произнесенных пятьюстами с лишним типами голосов на более чем двухстах языках и диалектах.

Увидев Герберта, Куэрк снял наушники. Трое остальных техников, находящихся в комнате, продолжали работать на своих станциях, настроенных на Москву и Санкт-Петербург.

– Боб, – сказал Куэрк, – мы перехватили сообщения, из которых следует, что на российских военно-воздушных базах на всем протяжении от Рязани до Владивостока собирается оборудование к отправке в Белгород.

– В Белгород? – переспросил Герберт. – Именно там русские проводят маневры. И что они туда посылают?

Куэрк устремил взгляд своих голубых глаз на экран.

– Проще сказать, чего они не посылают. Передвижные центры связи, передвижные радиорелейные станции, один мощный радиопередатчик, установленный на борту вертолета, бензозаправщики с запасами бензина и солярки, передвижные ремонтные станции, и все это полностью укомплектованное личным составом, и в довершение ко всему полевые кухни.

– Русские разворачивают связь и каналы снабжения, – задумчиво промолвил Герберт. – Может быть, это какие-то учения?

– Уж слишком внезапно все происходит. Мне с таким еще не приходилось сталкиваться.

– Что ты хочешь сказать? – спросил Герберт.

– Ну, – начал Куэрк, – все это очень напоминает подготовку к масштабным маневрам. Однако обычно, когда русские затевают что-нибудь столь значительное, сначала происходит резкое увеличение объема радиопереговоров: обсуждаются сроки, пути выдвижения войск и тому подобное. Мы обязательно фиксируем общение передовых частей со штабами по поводу тактики предстоящих действий.

– Но сейчас ничего этого нет, – заключил Герберт.

– Полный ноль. Я ничего такого внезапного еще не видел.

– Однако, когда все будет готово, – сказал Герберт, – У русских будет все, для того чтобы совершить нечто грандиозное... например, вторжение на Украину.

– Совершенно верно.

– Однако украинцы бездействуют, – продолжал Герберт.

– Быть может, они ничего не знают о происходящем, – предположил Куэрк.

– А может быть, не принимают это всерьез, – возразил Герберт. – Снимки, полученные ОНР, показывают, что украинцы ведут обычное наблюдение за приграничными районами – но и только. Несомненно, они не ждут, что им придется действовать в глубоком тылу противника. – Герберт побарабанил по обтянутым кожей подлокотникам. – Когда русские смогут выступить?

– Все будет на месте к полуночи, – ответил Куэрк. – По воздуху до Белгорода путь недолгий.

– А что, если это всего лишь грандиозный розыгрыш? – предположил Герберт.

Куэрк покачал головой.

– Все переговоры настоящие. Когда русские хотят сбить нас с толку, они пользуются сочетанием букв латинского и русского алфавитов. Они полагают, что мы зайдем в тупик, пытаясь определить, какой именно алфавит применяется. – Он ласково похлопал по компьютеру. – Но наш УЭЭПА способен решать и не такие задачи.

Герберт потрепал Куэрка по плечу.

– Отлично сработано. Если будет что-нибудь еще, дашь мне знать.

Глава 22

Понедельник, 21.30, Санкт-Петербург

– Товарищ генерал, – доложил розовощекий Юрий Марев, – из центра связи доложили, что пришло зашифрованное сообщение из штаба Тихоокеанского флота во Владивостоке. Речь идет о том самолете, за которым вы просили меня следить через спутник "Ястреб".

Генерал Орлов, медленно расхаживавший вдоль стола с компьютерами, резко остановился и подошел к молодому лейтенанту, сидевшему за крайним левым монитором.

– Вы уверены? – спросил он.

– Сомнений быть не может, товарищ генерал. Это тот самый "Гольфстрим".

Орлов взглянул на часы в углу компьютерного монитора. Самолет должен был приземлиться не раньше чем через полчаса, а генерал хорошо знал Дальний Восток: в это время года ветры, скорее всего, будут встречными, так что прибытие "Гольфстрима" может только задержаться.

– Передайте Зилашу, я уже иду, – сказал Орлов, быстро направляясь к двери, ведущей в коридор.

Пройдя в его противоположный конец, он ввел с клавиатуры меняющийся каждые сутки код, открыл дверь и оказался в тесном, прокуренном центре связи, расположенном по соседству со службой безопасности Глинки.

Аркадий Зилаш и двое его помощников сидели в крохотном помещении, до самого потолка заставленном различным радиооборудованием. Орлов даже не смог распахнуть дверь до конца, поскольку за нее был впихнут какой-то прибор, на котором в тот момент как раз работал один из помощников Зилаша. Все связисты были в наушниках, и сам Зилаш увидел вошедшего Орлова только тогда, когда тот похлопал его по левому плечу.

Вздрогнув от неожиданности, сухопарый начальник отдела связи поспешно снял с головы наушники и загасил сигарету в пепельнице.

– Виноват, товарищ генерал, – тихим голосом с хрипотцой смущенно пробормотал Зилаш.

Запоздало сообразив, что он сидит в присутствии старшего по званию, Зилаш начал неуклюже подниматься из-за стола. Орлов жестом показал ему, что можно оставаться на месте. Сам не желая того, Зилаш постоянно ходил по самой грани правил военной дисциплины. Однако в радиосвязи ему не было равных, и, что гораздо важнее, Орлов знал его еще со времени работы на космодроме. Генералу хотелось бы, чтобы под его началом было побольше таких людей, как Зилаш.

– Ничего страшного, – сказал Орлов.

– Благодарю вас, товарищ генерал.

– Что там нам хочет сообщить "Гольфстрим"?

Зилаш включил цифровой кассетный магнитофон.

– Я расшифровал сообщение и немного его подчистил, – сказал он. – Оно было принято с сильными помехами – погодные условия над Японским морем сейчас ужасные.

Послышался слабый, но отчетливый голос:

– Владивосток, мы теряем мощность правого двигателя. Пока что неизвестно, насколько серьезной является неисправность; судя по всему, вышла из строя какая-то электрическая цепь. Мы надеемся совершить посадку на полчаса позже намеченного срока, но дольше нам продержаться не удастся. Ждем ваших указаний.

Большие глаза Зилаша, чем-то напоминающие глаза овчарки, следили за Орловым сквозь густой табачный дым.

– Товарищ генерал, каким будет ответ? Орлов на мгновение задумался.

– Пока что никакого ответа не будет. Соедини меня с контр-адмиралом Пасенко, начальником штаба Тихоокеанского флота.

Зилаш взглянул на часы на экране компьютера.

– Товарищ генерал, во Владивостоке сейчас четыре часа утра...

– Знаю, – терпеливо произнес Орлов. – Сделай, как я прошу.

– Слушаюсь, товарищ генерал.

Зилаш ввел с клавиатуры компьютера фамилию, установил радиосвязь, загрузил в шифратор ключи. Когда контр-адмирал Пасенко ответил, Зилаш протянул наушники Орлову.

– Сергей Орлов? – спросил Пасенко. – Космонавт, летчик-истребитель и отшельник, уединившийся в четырех стенах своего дома? Один из немногих, чей голос я услышу с радостью, даже если меня разбудят среди ночи.

– Илья, извини за то, что поднял тебя с постели, – сказал Орлов. – Как у тебя дела?

– У меня-то все прекрасно! – воскликнул Пасенко. – А вот ты где скрывался последние два года? Я ничего о тебе не слышал с тех пор, как мы отдыхали в санатории для высшего командного состава под Одессой.

– Да у меня тоже все хорошо...

– Ну разумеется, – перебил его Пасенко. – У вас.

космонавтов, всегда все хорошо. Ну а Маша? Как поживает твоя многострадальная жена?

– Тоже хорошо, – сказал Орлов. – Быть может, как-нибудь встретимся, поболтаем по душам. А сейчас, Илья, я хочу попросить тебя об одном одолжении.

– Проси о чем угодно, – ответил Пасенко. – Человек, который ради того, чтобы оставить свой автограф в книжке моей дочери, заставил ждать самого Брежнева, мой лучший друг на веки веков.

– Спасибо, – сказал Орлов, вспоминая, как недоволен был тогда глава Советского Союза. Однако дети – мечтатели, им принадлежит будущее, и Орлов ни минуты не сожалел о своем поступке. – Илья, в течение ближайшего часа во Владивостоке приземлится один подбитый самолет.

– "Гольфстрим"? Я уже вижу его на своем компьютере.

– Он самый, – подтвердил Орлов. – Мне нужно срочно переправить находящийся у него на борту груз в Москву. Ты сможешь выделить мне самолет?

– Кажется, я немного поторопился, пообещав выполнить любую твою просьбу, – сказал Пасенко. – Все имеющиеся в моем распоряжении самолеты задействованы для переброски снаряжения на запад.

Орлов был застигнут врасплох. Что может происходить в европейской части России?

– Конечно, я с радостью запихну твой груз в один из своих самолетов, – продолжал Пасенко, – если только найдется свободное место. Вот только я понятия не имею, что это за груз. Отчасти спешка объясняется тем, что мы ждем циклон, надвигающийся со стороны Берингова моря, который испортит погоду на несколько дней. Все то, что сегодня утром будет оставаться на земле, не сможет подняться в воздух в течение по крайней мере девяноста шести часов.

– В таком случае, у нас нет времени даже на то, чтобы прислать самолет из Москвы, – произнес Орлов.

– Скорее всего, нет, – согласился Пасенко. – А почему такая спешка?

– Сам не знаю, – ответил Орлов. – Кремлевские дела.

– Понятно, – сказал Пасенко. – Знаешь, Сергей, чтобы твой груз не застрял здесь, я помогу договориться о том, чтобы отправить его по железной дороге. А ты уже встретишь его, как только погода улучшится.

– Ты имеешь в виду Транссибирскую магистраль, – задумчиво промолвил Орлов. – Сколько ты мне сможешь выделить вагонов?

– Достаточно, для того чтобы перевезти то, что находится на борту твоего крохотного самолета, – рассмеялся Пасенко. – Единственное, я не смогу дать тебе людей. Приказ об этом может отдать только лично командующий флотом адмирал Варчук, а он сейчас в Кремле, встречается с новым президентом. И если только речь не идет о проблемах государственной безопасности, Варчук будет очень недоволен, когда его потревожат.

– Все правильно, – согласился Орлов. – Если ты выделишь мне состав, я достану людей, которые будут охранять груз. Ты дашь мне знать, как только все будет готово?

– Оставайся на месте, – сказал Пасенко. – Я свяжусь с тобой через полчаса.

Окончив разговор, Орлов вернул наушники Зилашу.

– Аркадий, свяжись с военной базой на Сахалине, – сказал он. – Передай оператору, что я хочу поговорить с одним офицером подразделения специального назначения, – я буду ждать здесь.

– Слушаюсь, товарищ генерал. С каким именно офицером?

– С младшим лейтенантом Никитой Орловым, – ответил генерал. – Со своим сыном.

Глава 23

Понедельник, 13.45, Вашингтон

Поль Худ и Майк Роджерс сидели за столом в кабинете Худа, изучая психологические портреты, которые только что принесла Лиз Гордон.

Если в отношениях между директором Опцентра и его первым заместителем во время совещания в "баке" и возникла какая-то напряженность, сейчас все личное было отставлено в сторону. Роджерс, натура в высшей степени независимая, при этом имел за плечами двадцать лет службы в армии. Он умел выполнять приказы, в том числе и такие, которые были ему не по душе. В свою очередь, Худ крайне редко отменял приказания своего заместителя, а в военных вопросах – практически никогда. Если же он все-таки шел на это, то только заручившись поддержкой большинства членов высшего руководства центра.

Проблема с Пегги Джеймс явилась полной неожиданностью, однако решение ее оказалось простым. Разведывательное сообщество тесное, слишком тесное для взаимных обид. Лучше пойти на приемлемый риск, включив в состав "Бомбардира" опытного оперативного работника, чем поссориться с Д-16 и коммандером Хаббардом.

Худ тщательно следил за тем, чтобы после стычки с Роджерсом не заискивать перед ним. Генералу это было бы неприятно. Однако Худ заставил себя внимательно отнестись ко всем предложениям своего заместителя, и в первую очередь поддержать его энтузиазм по поводу психологических портретов, составленных Лиз Гордон. Сам директор Опцентра верил в психоанализ не больше, чем в астрологию и френологию. На его взгляд, то, что человек думал в детстве о своей матери, имело такое же отношение к пониманию его склада ума, как и гравитационное притяжение Сатурна, и форма черепа – к предсказанию его будущего.

Однако Майк Роджерс был убежденным сторонником психоанализа, и в любом случае было полезно еще раз изучить прошлое своих потенциальных противников.

Сейчас на экран компьютера была выведена сжатая биография нового российского президента, к которой были приложены файлы с фотографиями, газетными вырезками и кадрами видеохроники. Худ бегло просмотрел подробности жизни Жанина: детство в Махачкале на побережье Каспийского моря, учеба в Москве, быстрое возвышение до кандидата в члены Политбюро и далее до атташе советского посольства в Лондоне и первого советника посольства в Вашингтоне.

Дойдя до психологического портрета, составленного Лиз, Худ стал читать внимательно:

"Жанин видит себя потенциальным Петром Великим наших дней, – написала Лиз. – Он является ярым сторонником укрепления торговых связей с Западом и продвижения в Россию американских культурных ценностей, чтобы российский народ продолжал покупать то, что предлагают на продажу Соединенные Штаты".

Роджерс заметил:

– По-моему, это разумно. Если русские люди захотят смотреть американские фильмы, они станут покупать видеомагнитофоны российского производства. Если они захотят носить куртки с логотипом баскетбольной команды "Чикаго буллс" и футболки с портретом Майкла Джексона, нашим компаниям придется открывать в России новое производство.

– Однако Лиз добавляет: "Не думаю, что Жанин обладает таким же эстетическим чувством, какое было у Петра Великого".

– Тут она права, – согласился Роджерс. – Русского царя искренне интересовала западная культура. Жанин же в первую очередь думает о том, как восстановить российскую экономику и остаться у власти. Главный вопрос заключается вот в чем, и мы это вчера уже обсуждали с президентом Лоуренсом: насколько сильны основания верить, что Жанин не свернет с этого курса и не скатится на позиции военного противостояния с Западом.

– У него нет никакого армейского опыта, – заметил Худ, снова возвращаясь к биографии российского президента.

– Верно, – подтвердил Роджерс. – А как свидетельствует история, именно такие лидеры охотнее всего прибегают к силовым методам достижения своих целей. Те, кто понюхал пороху, знают, какую цену приходится платить. И, как правило, как раз они-то и не стремятся применять военную силу.

Худ продолжал читать:

"Учитывая то, что услышал вчера на совещании в Белом доме генерал Роджерс, я считаю крайне маловероятным, что Жанин полезет в драку, чтобы утвердить себя и задобрить российский генералитет. Он делает основной упор на свои мысли, а не на применение силы и оружия. Первое время после прихода к власти его первостепенная задача будет заключаться в том, чтобы не восстановить против себя Запад".

Откинувшись на спинку кресла, Худ закрыл глаза и сжал пальцами переносицу.

– Кофе не хочешь? – предложил Роджерс, продолжая изучать отчет.

– Нет, спасибо, я нахлебался этого добра, пока летел сюда из Калифорнии.

– А почему ты не попробовал поспать в самолете?

Худ рассмеялся:

– Потому что я получил самое последнее место в салоне и оказался зажатым между двумя человеческими существами, храпящими громче всех на целой земле. Оба они, как только сели, разулись и сразу же отрубились. Обрезанные и отредактированные фильмы, которые крутят в самолетах, я смотреть не могу, так что мне оставалось только написать своим родным письмо с извинениями на тридцати страницах.

– Шарон расстроилась или пришла в бешенство? – поинтересовался Роджерс.

– И то, и другое, и еще много чего, – ответил Худ, выпрямляясь в кресле. – Черт побери, давай лучше вернемся к русским. Кажется, теперь я смогу лучше их понимать.

Похлопав его по спине, Роджерс тоже устремил взгляд на монитор.

– Вот Лиз тут утверждает, что Жанин человек не импульсивный, – заметил Худ. – "Он всегда строго следует плану, подчиняясь своим собственным понятиям о добре и морали, независимо от того, как это согласуется с сиюминутными тенденциями. См. вырезки 3-17А и 3-27В из "Правды"".

Худ вывел на экран упомянутые газетные статьи и выяснил, что в 1986 году Жанин обеими руками поддержал план заместителя министра внутренних дел Абулии расправиться самым жестким образом с преступными группировками, похищавшими иностранных бизнесменов в Грузии, причем свою позицию он не изменил даже после того, как сам Абулия был убит террористами. А в 1987 году Жанин снискал ненависть твердолобых большевиков, отказавшись поддержать закон, который запрещал бы появление двойников Ленина на так называемых вечерах юмора.

– "Человек честный, – вслух зачитал Худ заключительное замечание Лиз Гордон, – который, как показывает история, предпочитает не осторожничать, а идти на риск".

– И сразу же возникает вопрос, – сказал Роджерс, – следует ли понимать под фразой "идти на риск" военную авантюру.

– Меня это тоже весьма беспокоит, – согласился Худ. – Жанин без колебаний приказал милиции применять самые решительные меры в отношении грузинской организованной преступности.

– Верно, – заметил Роджерс, – хотя можно спорить, что это далеко не одно и то же.

– То есть?

– Использование военной силы для поддержания мира – это совсем не то же самое, что использование ее для достижения собственных целей, – сказал Роджерс. – Тут можно говорить об определенной легитимности, которая в психологическом плане сыграет очень важную роль для такого человека, как Жанин.

– Ну, – сказал Худ, – это как раз согласуется с тем, на чем вы сошлись вчера ночью в Овальном кабинете. Жанин не представляет для нас никакой угрозы. В таком случае, давай посмотрим, кто может представлять для нас угрозу.

Худ перешел к следующему разделу доклада Лиз Гордон, который та в шутку озаглавила "Вольные стрелки". Он пробежал взглядом перечень фамилий.

– Генерал-полковник артиллерии Виктор Мавик, – прочитал он.

– Он был одним из тех, кто в 1993 году руководил штурмом телецентра в Останкино, – сказал Роджерс, – в открытую бросил вызов Ельцину и все же уцелел. У Мавика по-прежнему много могущественных друзей как в правительстве, так и в деловых кругах.

– "Однако он не любит действовать в одиночку", – зачитал вслух Худ. – Далее идет наш старый знакомый главный маршал артиллерии Михаил Косыгин, которого наша Лиз весьма красочно описывает как "полного придурка". В свое время Косыгин в открытую защищал двух офицеров, которых Горбачев сместил с должности и наказал за то, что они во время войны в Афганистане отправили своих подчиненных на верную гибель.

– "Горбачев назначил ему максимальное наказание, исключая суд военного трибунала, – прочитал Роджерс. – Косыгин был разжалован в генерал-полковники, понижен в должности и отправлен обратно в Афганистан. Там он лично руководил повторением таких же самых операций. Однако на этот раз у них был иной исход. Косыгин бросал своих людей на базу моджахедов до тех пор, пока она наконец не была взята".

– Определенно, за этим человеком следует приглядывать повнимательнее, – заметил Худ, продвигая текст дальше.

Следующая фамилия, появившаяся на экране, была добавлена к списку совсем недавно.

– Министр внутренних дел Николай Догин, – сказал Худ и начал читать: – "Этот человек еще ни разу не встречал капиталиста, к которому не проникался бы лютой ненавистью. Взглянув на снимок З/Д-1, можно увидеть фотографию, скрыто сделанную ЦРУ в Пекине, вскоре после прихода к власти Горбачева. Догин в то время возглавлял московский городской комитет партии – по сути дела, был мэром столицы, и он втайне пытался заручиться поддержкой мирового коммунистического движения против нового советского лидера".

– Есть в вас, бывших мэрах, что-то такое, от чего мне становится не по себе, – заметил Роджерс, пока Худ вызывал на экран фотографию.

Его мрачная шутка вызвала на лице директора Опцентра улыбку.

Склонившись к самому экрану, Худ и Роджерс прочитали примечание к снимку. В нем говорилось, что американский посол в Москве показывал эту фотографию Горбачеву.

Роджерс откинулся назад.

– Должно быть, этот Догин пользовался чертовски сильной поддержкой, если он сохранил свой пост после того, как Горби проведал о его шашнях с китайцами.

– Совершенно верно, – подтвердил Худ. – Такая поддержка вскармливается годами и превращается в мощную сеть. И в нужный момент она может помочь выдернуть власть прямо из-под законно избранного президента.

Запищало переговорное устройство на двери.

– Шеф, это Боб Герберт.

Худ нажал кнопку на столе, и замок со щелчком отперся. Дверь распахнулась, и в кабинет вкатился взволнованный Боб Герберт. Он бросил на стол компьютерную дискету. Когда. Герберта что-то беспокоило или ставило в тупик, его южный акцент заметно усиливался. Сейчас он звучал особенно заметно:

– В восемь часов вечера по местному времени произошло нечто значительное, – сказал Герберт. – Нечто очень значительное.

Худ бросил взгляд на дискету, которую принес Герберт.

– И что же?

– Совершенно внезапно русские оказались повсюду, черт побери. – Герберт кивнул на дискету. – Сами убедитесь. Загружай ее в компьютер.

Выведя содержимое дискеты на экран, Худ убедился в том, что Герберт нисколько не преувеличивает. Боевые самолеты с полным экипажем перебрасывались к украинской границе. Балтийский флот был переведен в боевую готовность номер два, якобы в учебных целях. А флотилия из четырех разведывательных спутников "Ястреб", обычно наблюдавшая за Западной Европой, перенацелилась на Польшу.

– Москва обращает повышенное внимание на Киев и Варшаву, – заметил Роджерс, изучая новые координаты спутников.

– Самое любопытное в этом то, – заметил Герберт, – что в восемь часов вечера по местному времени умолкла станция связи на Байконуре.

– Только сама станция? – уточнил Роджерс. – Или вместе со спутниковыми тарелками?

– Нет, тарелки продолжают работать в обычном режиме, – ответил Герберт.

– В таком случае, куда же переправляется информация? – спросил Худ.

– Точно мы не знаем – и как раз тут начинается самое интересное, – сказал Герберт. – Ровно в восемь часов вечера по местному времени мы зафиксировали резкое увеличение электромагнитной активности в Санкт-Петербурге. Правда, это вроде бы произошло как раз в тот момент, когда начала свои передачи телевизионная студия в Эрмитаже, так что, может быть, все дело в простом совпадении.

– Но ты не собираешься ставить на это свое месячное жалованье, – заметил Худ.

Герберт молча покачал головой.

– Именно это обещал нам Эйваль Экдол, – задумчиво промолвил Роджерс, продолжая изучать данные о перемещениях российских войск. – Военные начинают действовать. Причем делают они это очень умело. Если рассматривать каждое событие отдельно, в нем нет ничего из ряда вон выходящего, за исключением разведывательных спутников. Различное оборудование и снаряжение регулярно перебрасывается из Владивостока, крупнейшего порта на Тихом океане, в европейскую часть России. Маневры на украинской границе устраиваются дважды в год, и сейчас как раз подошел срок очередных учений. Балтийский флот регулярно отрабатывает действия в прибрежных водах, так что и тут нет ничего неожиданного.