Текст книги "Зеркальное отражение"

Глава 13

Воскресенье, 21.40, Вашингтон

Роджерса быстро провели через наружные и внутренние ворота, и в дверях Белого дома его встретила заместитель директора Управления национальной безопасности Тоби Грумет. В пятидесятилетней женщине было почти шесть футов роста; у нее были длинные, прямые светлые волосы, и она практически не пользовалась косметикой. Роджерс с большим уважением относился к ней как к ветерану вьетнамской войны, потерявшей при падении сбитого вертолета левую руку.

– Вы меня ждали, – сказал Роджерс. – Я опоздал?

– Вовсе нет, сэр, – ответила Грумет, козыряя генералу. – Просто кроме вас все мы – люди пожилые, семейные, которые в момент взрыва сидели дома и смотрели телевизор. Так что мы стартовали с некоторой форой. Клянусь, только начинаешь думать, что хуже этот мир уже не станет...

– О, я изучал историю, – возразил Роджерс. – У меня никогда не возникают подобные мысли.

Подойдя к дверям, Роджерс снял форменный китель и протянул его вооруженному морскому пехотинцу, дежурившему у входа. В противном случае медные пуговицы вызвали бы срабатывание металлодетектора, спрятанного в косяке. Детектор промолчал. Проверив китель портативным металлоискателем, пехотинец возвратил его Роджерсу и отдал честь.

– Что произошло дальше? – спросил генерал у Грумет, пока они шли по короткому коридору к Овальному кабинету.

– Мы откликнулись в полном соответствии с предписанным порядком, – ответила та. – Полностью перекрыли въезд в страну и установили наблюдение за всеми обычными подозреваемыми. ФБР поднято по тревоге, задействованы все отделения. Водолазы уже спустились в пролив и изучают обломки. Директор Рахлин жаловался, что ЦРУ тратит слишком много денег на выработку политического чутья и не обращает достаточного внимания на общественно опасных типов, сумасшедших ученых и идеологических врагов.

– Узнаю Ларри, – сказал Роджерс. – Выразительностью речи он не уступит мистеру Кидду[9]9
  Мистер Уитт и мистер Кидд – парочка наемных убийц из фильма «Бриллианты навсегда» из серии о Джеймсе Бонде, постоянно остривших друг с другом.


[Закрыть]. Черт побери, Тоби, что нужно этим людям?

– Пока в наше распоряжение не поступит необходимая информация, мы будем относиться к случившемуся, как к обычному террористическому акту. Возможно, за этим стоят простые преступники, и вскоре последует требование денег. Также нельзя исключать, что этот взрыв является делом рук психопата-одиночки или небольшой группы.

– Как это было в Оклахоме[10]10
  17 апреля 1995 г. Тимоти Маквей, ветеран войны в Персидском заливе, в знак протеста против властей взорвал рядом с федеральным зданием в административном центре штата Оклахома грузовик, начиненный взрывчаткой. При этом погибли 168 человек.


[Закрыть].

– Совершенно верно. Группа обиженных, затаивших на общество непримиримую злобу.

– Но вы так не считаете?

– Нет, Майк, не считаем. Мы склоняемся к тому, что это работа иностранной террористической группировки.

– Террористы.

– Вот именно. Если это так, возможно, они просто хотят привлечь внимание к своей борьбе. Однако, как правило, террористические акты являются лишь инструментом – то есть частью общего плана, ведущего к достижению более значительных целей.

– Вопрос в том, чего добиваются эти люди?

– Скоро мы все узнаем, – сказала Тоби. – Пять минут назад в ФБР поступил звонок с предупреждением о том, что террорист выйдет на связь с президентом. Звонивший сообщил данные о взрыве: его мощность, точное местонахождение заложенного заряда, тип использованной взрывчатки. Совпадение полное.

– Президент лично ответит на звонок? – удивился Роджерс.

– Формально нет, – ответила Тоби. – Но он будет присутствовать при разговоре. Мы надеемся, это удовлетворит... так, поспешим! – воскликнула она, взглянув на экран пискнувшего пейджера. – Нас срочно требуют в Овальный кабинет.

Они побежали по коридору. Встретивший их в приемной помощник махнул рукой, приглашая идти дальше, и распахнул перед ними внутреннюю дверь.

Президент Соединенных Штатов Майкл Лоуренс стоял за своим письменным столом. Он стоял, выпрямившись во все свои шесть футов четыре дюйма, подбоченившись, в одной рубашке с аккуратно закатанными рукавами. Напротив него стоял государственный секретарь Эйв Линкольн. У Линкольна, бывшего подающего профессиональной бейсбольной лиги, было круглое лицо с редеющими волосами, острым клином спускающимися на лоб.

Кроме них, в кабинете присутствовали еще четыре высокопоставленных государственных чиновника: директор ФБР Гриффен Идженс, директор ЦРУ Ларри Рахлин, председатель объединенного комитета начальников штабов Мелвин Паркер и помощник по вопросам национальной безопасности Стив Беркоу.

Все с мрачным видом слушали голос, доносящийся из громкоговорящего устройства, подключенного к телефону на столе президента.

– ...избавлю вас от хлопот по прослеживанию этого звонка, – говорил голос с едва уловимым славянским акцентом. – Меня зовут Эйваль Экдол. В настоящий момент я нахожусь в доме номер 1016 по Форест-роуд, это в Велли-Стрим на Лонг-Айленде. Это конспиративный дом ячейки "Грозная", и вы можете захватить его и забрать меня. Я также дам показания на суде и только похвалю тех, кто меня задержал. Спектакль получится отличный.

"Ячейка "Грозная", – подумал Роджерс, усаживаясь рядом с щеголеватым молодым помощником по вопросам национальной безопасности. – О, господи!"

Аскетичный директор ФБР Идженс черкнул на листке бумаги: "Разрешите мне направить туда людей и потяните еще немного разговор".

Прочитав записку, президент кивнул, и Идженс тотчас же покинул кабинет.

– После того, как вы меня получите, – закончил Экдол, – новых террористических актов не будет.

– Зачем взрывать тоннель, а потом сдаваться властям? – спросил Беркоу. – Что вы хотите взамен?

– Ничего. То есть мы хотим, чтобы Соединенные Штаты ничего не предпринимали.

– Где, когда и почему? – спросил Беркоу.

– В Восточной Европе, – ответил Экдол. – В самое ближайшее время там возникнет кризисная ситуация, и мы хотим, чтобы ни Соединенные Штаты, ни их союзники ни во что не вмешивались.

Председатель объединенного комитета начальников штабов Паркер снял трубку со стоящего рядом аппарата и, отвернувшись, заговорил вполголоса, так, чтобы его не было слышно.

Беркоу сказал:

– Этого мы обещать не можем. У Соединенных Штатов есть свои интересы в Польше, Венгрии...

– Мистер Беркоу, в первую очередь у вас интересы в самих Соединенных Штатах.

Похоже, Беркоу был застигнут врасплох. Роджерс сидел неподвижно, жадно ловя каждое слово.

– Правильно ли я понял, что вы угрожаете нанести удар по другим объектам на американской земле? – спросил Беркоу.

– Да, правильно, – подтвердил Экдол. – Если быть точным, в четверть одиннадцатого в другом крупном американском городе будет взорван стратегический подвесной мост. Если, конечно, мы к этому времени не придем к соглашению.

Все присутствующие посмотрели на часы.

– Не сомневаюсь, вы понимаете, – продолжал Экдол, – что у вас остается чуть меньше четырех минут.

Заговорил президент:

– Мистер Экдол, говорит президент Лоуренс. Нам нужно время.

– У вас будет столько времени, господин президент, сколько вы захотите, – усмехнулся Экдол. – Но только вам придется заплатить за него жизнями американских граждан. Вы не успеете добраться до меня, даже если уже отправили своих людей по указанному мной адресу. И даже если вы возьмете меня, ячейка "Грозная" все равно останется.

Президент рубанул рукой, и Беркоу отключил громкоговорящую связь.

– Ущипните меня, – воскликнул Лоуренс. – И быстрее.

– Мы не ведем с террористами никаких переговоров, – решительно заявил Беркоу. – Точка.

– Да нет же, естественно, ведем, – возразил Линкольн. – Только втайне от широкой общественности. У нас нет выхода, кроме как заключить сделку с этим человеком.

– А что если это будет новый Тодзио[11]11
  Тодзио, Хидэки – во время Второй мировой войны премьер-министр Японии.


[Закрыть] с атомной бомбой? – спросил Беркоу. – А что, если следующим нам выдвинет ультиматум Саддам Хусейн? Или какой-нибудь доморощенный неонацист?

– Больше мы не допустим ничего подобного, – сказал директор ЦРУ Рахлин. – Это послужит нам хорошим уроком. А пока что нам не нужно повторение Нью-Йорка. Первым делом надо разминировать бомбу, а с ублюдками можно будет разобраться и потом.

– Но, может быть, этот Экдол просто блефует, – упрямо стоял на своем Беркоу. – Может быть, это какой-нибудь придурок, который просадил под Ист-Ривер кучу денег...

– Господин президент, – вмешался Роджерс, – дайте ублюдку то, что он просит. Мне кое-что известно об этих фанатиках из ячейки "Грозная". Они не блефуют, и вы сами можете видеть, какие жестокие они наносят удары. Пусть сейчас они празднуют победу; мы еще сквитаемся с ними на финише.

– У вас есть какая-то информация?

– Есть, – подтвердил генерал.

– По крайней мере, это хоть что-то, – сказал президент.

– Сейчас и харкотина, заряженная в рогатку, уже будет хоть чем-то, – проворчал Беркоу. – Вот только достаточно ли будет этого чего-то?

Лоуренс потер лицо ладонями. Беркоу хмуро посмотрел на Роджерса. Помощник по вопросам национальной безопасности не любил признавать свое поражение, а, судя по всему, Роджерса он до самого недавнего времени считал своим союзником. Вообще-то в нормальной обстановке это действительно было так. Однако сейчас происходило нечто неизмеримо большее, и для того, чтобы адекватно отреагировать на это, нужны ясные головы и время.

– Извини, Стив, – наконец сказал президент. – Принципиально я с тобой согласен. Видит бог, это так. Однако сейчас я вынужден дать этому чудовищу то, что он просит. Посадить его на цепь.

Беркоу ткнул пальцем кнопку на телефоне, снова подключая громкоговорящую связь.

– Вы меня слушаете? – спросил президент.

– Слушаю.

– Если мы примем ваши условия, больше взрывов не будет?

– Только если вы сделаете это немедленно, – уточнил Экдол. – У вас осталось меньше минуты.

– В таком случае, мы согласны, – дрогнувшим голосом промолвил Лоуренс. – Будьте вы прокляты, мы согласны.

– Очень хорошо, – усмехнулся Экдол.

Наступило молчание.

– Где взрывчатка? – спросил Беркоу.

– В кузове еще одного грузовика, который в настоящий момент проезжает еще по одному мосту, – уклончиво произнес Экдол. – Но я только что связался с водителем и попросил его не доставлять взрывчатку по назначению. Ну а теперь, как я и обещал, можете приезжать и забирать меня. Я не скажу ни слова о нашем уговоре. Но если вы, господин президент, нарушите свое обещание, вам не удастся остановить моих товарищей в других городах. Вы все понимаете?

– Все, – сказал Лоуренс.

В трубке послышались частые гудки.

Глава 14

Понедельник, 06.45, Санкт-Петербург

Орлов прикоснулся к кнопке переговорного устройства у двери в кабинет Росского.

– Да? – послышался резкий голос полковника.

– Здравствуйте, полковник, это генерал Орлов.

Дверь с жужжанием открылась, и Орлов вошел в кабинет. Росский сидел за небольшим письменным столом слева от двери. На полированной металлической поверхности стояли компьютер, телефон, чашка кофе, аппарат факсимильной связи и российский флаг. Справа от входа за заваленным бумагами столом сидела помощник и секретарь Росского прапорщик Валентина Беляева. При появлении генерала Орлова оба встали и отдали честь, Беляева молодцевато, Росский медленно, с неохотой.

Ответив на приветствие, Орлов попросил Валентину оставить их с Росским одних. Как только за секретаршей захлопнулась дверь, он повернулся к полковнику.

– В мое отсутствие не было никаких чрезвычайных происшествий, о которых мне следует знать? – спросил генерал.

Росский медленно опустился за стол.

– Произошло много всего. Что же касается того, о чем вам следует знать, товарищ генерал, сегодня вечером на наши плечи ляжет ответственность за разведывательные спутники, оперативных агентов на местах, радиоперехваты, службу дешифрования. Работа предстоит большая.

– Я генерал, начальник этого центра, – сказал Орлов. – Всю работу выполняют мои подчиненные. Я же хочу знать, полковник, не берете ли вы на себя больше, чем следует.

– Прошу прощения, товарищ генерал, что именно вы имеете в виду?

– Зачем вы вчера встречались с районным прокурором? – спросил Орлов.

– Нам нужно было избавиться от трупа, – сказал Росский. – Британский шпион. Храбрый парень – мы следили за ним уже несколько дней. Когда наши люди приперли его к стенке, он предпочел покончить с собой.

– Когда это произошло? – спросил Орлов.

– Вчера.

– Почему вы никому об этом не доложили?

– Доложил, – спокойно произнес Росский. – Министру внутренних дел Догину.

У Орлова потемнело лицо.

– Все донесения обязаны заноситься на компьютер с обязательной отправкой копии ко мне...

– Совершенно верно, товарищ генерал, – прервал его Росский. – В штатном режиме работы центра. Однако этот момент еще не наступил. Закрытая линия связи между вашим кабинетом и рабочим местом министра будет установлена только через четыре часа. А моя уже установлена и проверена, поэтому я ею воспользовался.

– Ну а местная линия между нашими кабинетами? – спросил Орлов. – Она защищена?

– Разве вы не получили доклад?

– Вы же знаете, что не получил...

– Виноват, недосмотрел, – усмехнулся Росский. – Надо будет сделать замечание прапорщику Беляевой. Подробный доклад будет у вас через несколько минут – если вы позволите мне позвать Беляеву обратно.

Орлов долго молча смотрел на полковника.

– Вы вступили в ДОСААФ, когда вам не было и четырнадцати, не так ли? – наконец спросил он.

– Совершенно верно, – подтвердил Росский.

– В шестнадцать вы уже выполнили норматив кандидата в мастера спорта по стрельбе, и в то время как ваши сверстники преодолевали полосу препятствий в спортивном костюме и кроссовках, вы по собственной инициативе уже делали это в тяжелых кирзовых сапогах и с полной выкладкой. Генерал-полковник Остроумов лично учил вас в составе группы избранных искусству убивать и совершать террористические акты. Если мне не изменяет память, однажды в Афганистане вы расправились с предателем, метнув в него с расстояния пятьдесят метров саперную лопатку.

– Пятьдесят два метра. – Росский поднял взгляд на своего начальника. – Рекорд спецназа.

Подойдя к столу полковника, Орлов присел на край.

– Вы провели в Афганистане три года, до тех пор пока во время операции по захвату в плен полевого командира моджахедов не был ранен один боец вашего взвода. Командир взвода принял решение не добивать раненого, а вернуться вместе с ним в расположение своих. Вы, как заместитель командира, напомнили ему, что тот должен сделать раненому инъекцию смертельного препарата. Командир отказался, тогда вы расправились с ним – зажали ладонью рот и полоснули ножом по горлу. После чего добили раненого.

– Если бы я этого не сделал, – напомнил Росский, – командование приказало бы расстрелять весь наш взвод за предательство.

– Ну разумеется, – согласился Орлов. – Вот только при расследовании этого инцидента возник вопрос, настолько ли тяжелой была рана того солдата, что его нужно было добивать.

– Он был ранен в ногу, – сказал Росский, – и из-за него мы не могли двигаться быстро. Правила на этот счет очень четкие. Так что расследование было чистой формальностью.

– Тем не менее, – продолжал Орлов, – кое-кто из ваших бойцов был не в восторге от этого поступка. Честолюбие, стремление к продвижению по службе – если не ошибаюсь, именно такие обвинения были выдвинуты против вас. Возникло беспокойство за вашу личную безопасность, поэтому вас отозвали на Родину и назначили на работу на специальный факультет Военно-дипломатической академии. Вы преподавали моему сыну. Тогда же вы познакомились с будущим министром Догиным, когда тот еще возглавлял московский городской комитет партии. Я нигде не ошибся?

– Так точно, товарищ генерал.

Пододвинувшись еще ближе, Орлов перешел чуть ли не на шепот:

– Вы больше двадцати лет доблестно служили отечеству и армии, рисковали своей жизнью. У вас такой большой опыт, полковник, так скажите же: неужели вас не научили, что сидеть в присутствии старшего по званию можно только с его разрешения?

Вспыхнув, Росский вскочил и вытянулся по стойке "смирно".

– Виноват, товарищ генерал.

Орлов продолжал сидеть на столе.

– Моя карьера в армии сложилась совершенно иначе, полковник. Мой отец своими глазами видел, что творили самолеты "Люфтваффе" во время Великой Отечественной. И это невольное уважение к мощи военной авиации передалось от него мне. Восемь лет я прослужил в авиации войск противовоздушной обороны, четыре года летал на разведывательных самолетах, затем помогал учить молодых летчиков выполнять роль приманки – заманивать вражеские самолеты в зону действия наших средств ПВО. – Встав, он бросил гневный взгляд в лицо разъяренному Росскому: – Известно ли вам все это, полковник? Вы ознакомились с моим личным делом?

– Ознакомился, товарищ генерал.

– В таком случае вам известно, что я никогда не придирался к своим подчиненным в вопросах дисциплины. Большинство тех, кто служит в армии, люди порядочные, – даже те, кого призвали. Они хотят лишь делать свое дело и получать за это вознаграждение. Бывает, что кто-то честно ошибается, и нет смысла из-за этого портить им послужной список. Я всегда готов поверить солдату, патриоту. В том числе и вам, полковник. – Он наклонился к Росскому так, что между ними остались какие-то дюймы. – Но если вы попробуете еще раз обмануть меня, – закончил он, – я выведу вас на чистую воду и отправлю обратно в академию – добавив в личное дело запись о неповиновении начальству. Это вам понятно, полковник?

– Так точно, понятно... товарищ генерал, – буквально выплюнул эти слова Росский.

– Хорошо.

Они козырнули друг другу, и генерал, развернувшись, направился к двери.

– Товарищ генерал... – остановил его Росский. Орлов оглянулся. Полковник по-прежнему стоял навытяжку.

– В чем дело? – спросил Орлов.

– А тот случай с вашим сыном в Москве – это тоже была честная ошибка?

– Это были глупость и безответственность, – ответил Орлов. – Вы с Догиным обошлись с ним более чем справедливо.

– Мы действовали так, исходя из уважения к вашим выдающимся свершениям, товарищ генерал, – сказал Росский. – Вашего сына ждет впереди большое будущее. Вы ознакомились с отчетом о том происшествии?

Орлов прищурился.

– Нет. У меня никогда не возникало такого желания.

– У меня есть копия, – продолжал Росский. – Отчет был изъят из личного дела, переданного в кадровый отдел. К делу была приложена характеристика. Вам это известно?

Орлов молчал.

– Старший сержант Горошин, командир отделения, в котором учился Никита, потребовал исключить его из академии за хулиганство. Причем главная вина вашего сына состояла не в том, что он осквернил храм Греческой православной церкви на улице Архипова и избил священника, а в том, что он ворвался на склад академии за краской и ударил караульного, который попытался ему помешать. – Росский усмехнулся. – Полагаю, на вашего мальчика произвел впечатление мой рассказ о том, что греческая армия поставляла оружие афганским мятежникам.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Орлов. – То, что вам удалось подучить Никиту нападать на безоружных, беззащитных людей?

– Мирное население – это мягкое брюхо той самой машины, которая движет армией, товарищ генерал, – сказал Росский. – В глазах спецназа – законная цель. Но вы вряд ли захотите обсуждать со мной тонкости военной политики.

– У меня вообще нет никакого желания что-либо обсуждать с вами, полковник Росский, – резко произнес Орлов. – Нам нужно думать о том, как ввести в действие операционный центр.

Генерал направился к двери, но Росский вновь его остановил.

– Разумеется, товарищ генерал. Однако, поскольку вы попросили держать вас в курсе всего, что относится к моим служебным обязанностям, предупреждаю, что я изложу в отчете подробности этого разговора – и в том числе следующее: обвинения с вашего сына не были сняты. Просто рапорт старшего сержанта Горошина был оставлен без последствий, а это, согласитесь, совсем не одно и то же. Если этот рапорт попадет в кадровое управление, обязательно будут приняты соответствующие меры.

Орлов стоял, положив руку на ручку двери, спиной к Росскому.

– Моему сыну придется ответить за свои проступки, хотя, не сомневаюсь, трибунал учтет его безупречный послужной список, а также то, как определенные документы были сначала скрыты, а потом снова извлечены.

– Товарищ генерал, иногда папка может просто сама собой появиться на столе.

Орлов открыл дверь. Стоявшая за ней прапорщик Беляева снова молодцевато козырнула.

– А в моем отчете будет упомянуто ваше вызывающее поведение, полковник Росский, – сказал Орлов, переводя взгляд с Беляевой на Росского. – Вы хотите еще что-нибудь добавить к этому пункту?

Росский медленно поднялся из-за стола.

– Никак нет, товарищ генерал. Пока что ничего не хочу.

Генерал Орлов вышел в коридор, а Беляева шагнула в кабинет полковника. Она закрыла за собой звуконепроницаемую дверь, и генералу осталось только гадать, что произойдет в кабинете.

Впрочем, это не имело значения. Росский предупрежден; он будет вынужден соблюдать все правила вплоть до последней запятой... вот только у Орлова возникло предчувствие, что правила эти начнут меняться, как только полковник свяжется по телефону с министром внутренних дел Догиным.