Текст книги "Розенкранц и Гильденстерн мертвы"

Гамлет.

– Нет, с меня довольно, это свело меня с ума.

Она опускается, плача, на колени.

– Я говорю: у нас не будет больше браков. (Снижает голос, обращаясь к застывшим в своих позах актерам.) – Те, которые уже в браке (исподтишка кланяется королеве и отравителю; более доверительным тоном), – все, кроме одного, останутся жить. (Невесело усмехается им, собираясь отойти; тон снова меняется, последние слова он произносит с нарастанием.) – Прочим оставаться как они есть. (Уже уходя, он наклоняется к трясущейся Офелии и произносит ей прямо в ухо, отрывисто.)

– В монастырь, в монастырь…

Он выходит. Офелия посреди сцены падает на колени, ее всхлипывания еле слышны. Небольшая пауза.

Актер-король.

 
Уж тридцать раз как колесница Феба…
 

Входят Клавдий с Полонием; они приближаются к Офелии и поднимают ее. Актеры, опустив головы, быстро отступают в глубь сцены.

Клавдий.

 
Любовь? Не к ней мечты его стремятся;
И речь его, хотя в ней мало строя,
Была не бредом. У него в душе
Уныние высиживает что-то.
И я боюсь, что вылупиться может
Опасность; чтоб ее предупредить,
Я, быстро рассудив, решаю так:
Он в Англию отправится немедля…
 

С этими словами они – Клавдий, Полоний, Офелия – исчезают из виду. Актер, выходя вперед, хлопает в ладоши, привлекая к себе внимание.

Актер.

– Так не пойдет, джентльмены. (Актеры смотрят на него.) С этим нельзя выходить на сцену. (К Гильденстерну.) Какое у вас впечатление?

Гильденстерн.

– А какое должно быть впечатление?

Актер (актерам).

– Вы не даете самой сути!

Розенкранц делает несколько шагов вслед за Офелией, потом возвращается.

Розенкранц.

– Любовью это мне не кажется.

Гильденстерн.

– Возвращаясь к нашим баранам…

Актер (к актерам).

– Это было ни к черту.

Розенкранц (к Гильденстерну).

– Похоже, вечером будет хаос.

Гильденстерн.

– Не суйся – мы только зрители.

Актер.

– Акт второй! По местам!

Гильденстерн.

– Разве это еще не конец?

Актер.

– Вы называете это концом? Когда еще нет трупов? Ну нет; что называется, только через… ваш труп.

Гильденстерн.

– Как я должен это принять?

Актер.

– Лежа. (Короткий смешок – но в ту же секунду это лицо человека, который никогда не смеялся.) У произведения искусства всегда есть замысел, вы же знаете. События развиваются сами по себе, пока не наступает эстетический, нравственный и логический финал.

Гильденстерн.

– А какой финал на этот раз?

Актер.

– Обычный. Вариантов, не бывает: мы приближаемся к месту, когда все, кому назначено умереть, умирают.

Гильденстерн.

– Назначено?

Актер.

– Ну, между «кушать подано» и «трагической иронией» достаточно места для проявления наших индивидуальных способностей. Вообще говоря, все можно считать законченным только тогда, когда дела так плохи, что хуже быть просто не могут. (Включает улыбку.)

Гильденстерн.

– Кто это решает?

Актер (выключает улыбку).

– Решает? Это написано. (Он отворачивается, но Гильденстерн хватает его и резко поворачивает к себе; безмятежно.) – А сейчас, если вы будете столь любезны, разойдемся как в море корабли. Выражаясь популярно.

Гильденстерн отпускает его.

– Мы актеры, понимаете? Мы не выбираем: мы подчиняемся указаниям. Плохой конец прискорбен, хороший – безрадостен. В этом смысл трагедии. (Громко.) По местам!

Актеры занимают свои места для продолжения пантомимы; на этот раз представляется любовная сцена – страстная, эротическая – между королевой и отравителем-королем. Любовники начинают. Актер вполголоса быстро комментирует происходящее Розенкранцу и Гильденстерну.

– Убив брата и соблазнив вдову, отравитель захватывает трон. В этой сцене они отпускают поводья своей разнузданной страсти. Она не догадывается, что мужчина, которого она сжимает в объятиях….!

Розенкранц.

– О, конечно – да – понимаю! Но это невозможно.

Актер.

– Да? Почему?

Розенкранц.

– Да как же – я полагаю, люди пришли отдохнуть, развлечься – а не за грязным и бессмысленным развратом.

Актер.

– Ошибаетесь – именно за этим. Убийство, обольщение и инцест, – а вам чего нужно – хохмочек?

Розенкранц.

– Я хочу хорошую историю – с началом, серединой и концом.

Актер (к Гильденстерну).

– А вам?

Гильденстерн.

– Я предпочел бы искусство как зеркало жизни. Если тебе не все равно.

Актер.

– Мне, сэр, все равно. (К обнимающимся любовникам.) Отлично, но не увлекайтесь. (Они встают; к Гильденстерну.) Мой выход через минуту. Луциан, племянник короля! (Поворачивается к актерам.) Следующий!

Актеры готовятся к следующему фрагменту пантомимы, который состоит в том, что сам актер представляет – хореография и стилизация – мучимого тоской, что есть вступление к страстной сцене с королевой («Гамлет», акт III, сцена 4). Затем следует очень стилизованная сцена убийства Полония, закалываемого сквозь занавес (убитый король играет Полония); в течение этой сцены актер продолжает скороговоркой комментировать Розенкранцу и Гильденстерну происходящее:

Актер.

– Луциан, племянник короля… отставленный дядей от трона и потрясенный… его кровосмесительным браком с его матерью… теряет разум… производя при дворе переполох и замешательство… своими метаниями… меж горчайшей меланхолией и диким безумием… попытками самоубийства (поза) и убийством (закалывает Полония)… наконец он предстает перед своей матерью и в довольно двусмысленной сцене (объятие – с элементами эдипова комплекса) умоляет ее признать вину и раскаяться… (Вскакивает, продолжая говорить.) Король (он выталкивает вперед отравителя-короля), мучимый виной, мучимый страхом, решает отослать своего племянника в Англию… и доверяет эту миссию двум улыбчивым подчиненным… придворным… двум шпионам… (отворачивается, чтобы соединить в одну группу отправителя-короля и двух актеров в плащах; эти двое кланяются, принимая от короля пакет)… вручив им письмо для передачи английскому двору!.. И вот они отбывают – на борту корабля… Два актера, шпионы, встают по бокам актера, а все трое начинают раскачиваться в унисон: движение корабля; потом актер отделяется от них…и они прибывают… Один из шпионов прикрывает глаза ладонью, разглядывая горизонт……причаливают… и предстают перед английским королем. (Поворачивается на 180 градусов.) Английский король…

Перемена головного убора превращает актера, игравшего только что убитого короля, в английского короля.

– …Но где же принц? Куда он пропал? Сюжет усложнился – волею судьбы и интриги в руках у них оказывается письмо, обрекающее их на гибель! Шпионы вручают английскому королю письмо; английский король прочитывает его и приказывает их казнить. Актер срывает с них плащи, готовя их к экзекуции. Предатели, погоревшие на своей же хитрости, или жертвы богов – мы никогда этого не узнаем!

До сих пор пантомима шла плавно и безупречно, но тут Розенкранц делает шаг вперед, и все останавливается. Обстоятельством, заставившим Розенкранца вмешаться, оказывается тот факт, что под плащами оба шпиона одеты в костюмы, абсолютно аналогичные костюмам самих Розенкранца и Гильденстерна. Несколько неуверенно Розенкранц приближается к «своему» шпиону. Он в недоумении, почему именно костюм кажется ему знакомым. Останавливается и задумчиво ощупывает ткань…

Розенкранц.

– Хм, если это не…! Стоп, погоди, не отвечай – это было уже столько лет тому – но где именно? Мы знакомы, не так ли? Я никогда не забываю лиц (всматривается в лицо шпиона)… то есть твоего-то я прежде не видел. На минуту мне показалось, что – нет, мы прежде не встречались, верно? Да, боюсь, ты ошибаешься. Боюсь, ты принял меня за кого-то другого.

Гильденстерн тем временем приближается к другому шпиону, напряженно наморщив лоб.

Актер (к Гильденстерну).

– Вы знакомы с этой пьесой, сэр?

Гильденстерн.

– Нет.

Актер.

– Бойня – целых восемь трупов. Это у нас получается лучше всего.

Гильденстерн (с силой, накапливавшейся во время пантомимы и комментария к ней).

– Ты! Что ты знаешь о смерти?

Актер.

– Что актерам это удается лучше всего. Они должны выдать все, на что их талант способен, и их талант – умирание. Они умирают героически, комически, иронически, медленно, быстро, отвратительно, очаровательно и, наконец, на котурнах. Лично мое амплуа несколько более общее. Я извлекаю из мелодрамы суть, которой там часто и нет; но иногда, несмотря на это, проскальзывает тонкий луч света, который, если под определенным углом, может, так сказать, пронзить покров смертности.

Розенкранц.

– И это все, на что они способны, – умирать?

Актер.

– Нет, нет – они еще красиво убивают. Некоторые убивают даже красивей, чем умирают. Остальные лучше умирают, чем убивают. Это труппа.

Розенкранц.

– Который из них который?

Актер.

– Почти никакой разницы.

Гильденстерн (страх, насмешка).

– Актеры! Механики дешевых мелодрам! Это не смерть! (Спокойней.) Вы кричите, давитесь, ползаете на четвереньках – но ни у кого это не рождает ощущения смерти – никого не застает врасплох, чтоб в мозгу у них что-то прошептало: «Однажды и ты будешь умирать». (Упрощая.) Вы умираете столько раз; как же вы рассчитываете, что они поверят в смерть подлинную?

Актер.

– Как раз наоборот, это единственный вид смерти, в который они верят. Они у меня вышколены. У меня однажды был актер, которого приговорили к виселице за кражу овцы – или барана, – не помню точно. Так я испросил разрешения повесить его по ходу пьесы – пришлось малость изменить фабулу, но я посчитал, что так будет эффектней. Вы, может быть, не поверите, но это не выглядело убедительно. Поколебать их недоверие невозможно, – и когда публика начала глумиться и швырять помидоры – все кончилось катастрофой! – он ничего другого не делал, только плакал – совсем не по роли – просто стоял там и плакал… Нет, больше никогда…

В прекрасном настроении он снова возвращается к пантомиме: два шпиона ожидают казни от его руки, актер вытаскивает из-за пояса свой кинжал.

– Публика знает, чего она хочет, и только этому она согласна верить. (Шпионам.) Показывайте!

Шпионы умирают, не спеша, но убедительно. Свет начинает меркнуть, и, пока они умирают, Гильденстерн говорит.

Гильденстерн.

– Нет, нет, нет… все совсем не так… этого не сыграешь. Факт смерти не имеет ничего общего с тем… как мы это видим… как это происходит. Это не кровь и не вопли и падение тел – смерть состоит не в этом. Просто дело в том, что человек больше не появляется, и все, – сейчас вы его видите, сейчас – нет, и правда только в том, что в эту минуту он здесь, а в следующую уже нет, и он больше не вернется – просто уход, скромный и необъявляемый, – отсутствие, становящееся весомым по мере того, как оно длится и длится, – пока, наконец, совсем не придавит.

Два шпиона лежат на сцене, еле видимые. Актер выходит вперед и накрывает их тела плащами. Розенкранц медленно аплодирует.

Затемнение.

Секунда тишины, потом сильный шум, крики: «Король встает!», «Прекратить представление!» – и возгласы: «Свет! Свет! Свет!» Когда несколькими секундами позже начинает светлеть, становится ясно, что это – восход солнца. Сцена пуста, если не считать двух персонажей, лежащих примерно в тех же позах, что и казненные шпионы. Когда становится совсем светло, выясняется, что это спокойно спящие Розенкранц и Гильденстерн; Розенкранц приподнимается на локтях и, щурясь, смотрит в зал. Затем – произносит:

Розенкранц.

– Это, должно быть, восток, там. Теперь наверняка.

Гильденстерн.

– Ничего не наверняка.

Розенкранц.

– Нет, это точно. Там солнце. Восток.

Гильденстерн (глядя вверх).

– Где?

Розенкранц.

– Я видел, оно вставало.

Гильденстерн.

– Нет… все время было светло, только ты открывал глаза очень медленно. Лежи ты лицом в другую сторону, там тоже был бы восток.

Розенкранц (поднимаясь).

– Ты само недоверие.

Гильденстерн.

– Ну, я не раз попадался.

Розенкранц (глядя поверх публики).

– Похоже на правду.

Гильденстерн.

– Их интересует, что мы предпримем.

Розенкранц.

– Добрый, старый восток.

Гильденстерн.

– И стоит нам пошевелиться, как они обрушатся со всех сторон со своими путаными инструкциями, сводя с ума идиотскими замечаниями и перевирая наши имена.

Розенкранц собирается что-то возразить, но прежде чем он раскрывает рот:

Клавдий (за сценой).

– Эй, Гильденстерн!

Гильденстерн еще лежит. Небольшая пауза.

 
Друзья мои, сходите за подмогой.
В безумстве Гамлет умертвил Полония
И выволок из комнат королевы.
Поладьте с ним, а тело отнесите
В часовню. И, прошу вас, поскорее.
Идем, Гертруда, созовем друзей,
Расскажем им все то, что мы решили…
 

Розенкранц и Гильденстерн не шевелятся.

Гильденстерн.

– Н-ну…

Розенкранц.

– Вот именно…

Гильденстерн.

– Ну-ну.

Розенкранц.

– Именно, именно. (Кивает с фальшивой убежденностью.) Найдите его. (Пауза.) И так далее.

Гильденстерн.

– Вот именно.

Розенкранц.

– Ну. (Небольшая пауза.) Н-да, это уже шаг вперед.

Гильденстерн.

– Он тебе не понравился?

Розенкранц.

– Кто?

Гильденстерн.

– Боже правый, надеюсь, по нам будет пролито больше слез.

Розенкранц.

– Но все же это шаг вперед, правда? Уже нечто конкретное – разыщите его. (Озирается, не двигаясь.) С чего бы начать? (Делает один шаг в сторону кулисы и останавливается.)

Гильденстерн.

– Да, это шаг вперед.

Розенкранц.

– Ты думаешь? Он же может быть где угодно.

Гильденстерн.

– Отлично – ты идешь в эту сторону, я – в ту.

Розенкранц.

– Ладно.

Идут к разным кулисам. Розенкранц останавливается.

– Нет.

Гильденстерн останавливается.

– Ты иди в ту, а я – в эту.

Гильденстерн.

– Отлично.

Идут навстречу друг другу. Расходятся. Розенкранц останавливается.

Розенкранц.

– Погоди минутку.

Гильденстерн останавливается.

– Я думаю, надо держаться вместе. Может, он небезопасен.

Гильденстерн.

– Разумно. Я пойду с тобой.

Гильденстерн идет к Розенкранцу, минует его. Розенкранц останавливается.

Розенкранц.

– Нет, я пойду с тобой.

Гильденстерн.

– Ладно.

Они поворачивают, идут через сцену к другой кулисе.

Розенкранц останавливается. Гильденстерн тоже.

Розенкранц.

– Я пойду с тобой, но в мою сторону.

Гильденстерн.

– Отлично.

Опять поворачивают и идут через сцену. Розенкранц останавливается. Гильденстерн тоже.

Розенкранц.

– Слушай, мне пришло в голову. Если мы оба уйдем, он может прийти сюда. Глупо получится, а?

Гильденстерн.

– Прекрасно – я остаюсь, ты – идешь.

Розенкранц.

– Правильно.

Гильденстерн идет в центр сцены.

– Минутку.

Гильденстерн поворачивается и идет, пятясь, к Розенкранцу, который двигается к авансцене; расходятся. Розенкранц останавливается.

– Послушай.

Гильденстерн останавливается.

– Надо держаться вместе. Он может быть небезопасен.

Гильденстерн.

– Разумно.

Гильденстерн подходит к Розенкранцу. Замирают ненадолго в своих первоначальных положениях.

– Так, наконец-то мы куда-то идем.

Пауза.

– Конечно, он может не прийти…

Розенкранц (легко).

– О, он придет.

Гильденстерн.

– Пришлось бы кое-что объяснять.

Розенкранц.

– Придет. (Легким шагом идет в глубь сцены.) Не волнуйся – можешь верить мне на слово. (Вглядывается за кулису, пораженно.) Идет.

Гильденстерн.

– Как?

Розенкранц.

– Просто идет.

Гильденстерн.

– Один?

Розенкранц.

– Нет.

Гильденстерн.

– А кто с ним?

Розенкранц.

– С ним старик.

Гильденстерн.

– Тоже идет?

Розенкранц.

– Нет.

Гильденстерн.

– Не идет?

Розенкранц.

– Нет.

Гильденстерн.

– О, удачно, лучше не могло быть. (И внезапно воодушевляется – он готов действовать.) Загоним его в капкан.

Розенкранц.

– Какой капкан?

Гильденстерн.

– Стань здесь. Нельзя дать ему уйти.

Ставит Розенкранца лицом туда, откуда должен появиться Гамлет. Становится рядом с ним, несколькими шагами ближе к авансцене; таким образом они перекрывают одну сторону сцены, стоя лицом к противоположной. Гильденстерн расстегивает ремень, Розенкранц – тоже. Они связывают свои ремни и берутся за концы. Штаны Розенкранца начинают сползать вниз. Из противоположной кулисы появляется Гамлет, медленно волоча тело Полония. Он идет в глубину сцены, поворачивает к выходу в ту же кулису, из которой появился, несколькими метрами левее (правее). Розенкранц и Гильденстерн, держащие свои ремни натянутыми как струна, смотрят на него в некотором замешательстве. Гамлет удаляется, волоча тело. Они ослабляют ремни.

Розенкранц.

– Ну, обошлось.

Гильденстерн.

– Что могут сделать два человека?

Они надевают ремни, Розенкранц подтягивает штаны.

Розенкранц (обеспокоенно – делает несколько шагов в ту сторону, куда ушел Гамлет).

– Он был мертв.

Гильденстерн.

– Конечно, мертв.

Розенкранц (оборачиваясь к Гильденстерну).

– По-настоящему.

Гильденстерн (раздраженно).

– Да, мертвецки.

Пауза.

Розенкранц.

– Позови его.

Гильденстерн.

– По-моему, мы уже это пробовали.

Розенкранц (кричит).

– Гамлет!

Гильденстерн.

– Не будь кретином!

Розенкранц (орет).

– Лорд Гамлет!

Входит Гамлет. Розенкранц немного изумлен.

 
Принц, что вы учинили с мертвым телом?
 

Гамлет.

 
Смешал с землей – она ему сродни.
 

Розенкранц.

 
Скажите, где оно, чтоб мы смогли
Снести его в часовню.
 

Гамлет.

– Вы этому не верьте.

Розенкранц.

– Чему не верить?

Гамлет.

– Что вашу тайну я хранить умею, а свою нет. К тому же на вопросы губки какой ответ может дать королевский сын?

Розенкранц.

– Вы принимаете меня за губку, мой принц?

Гамлет.

– Да, сударь; которая впитывает благоволение короля, его щедроты, его пожалования. Но такие царедворцы служат королю лучше всего напоследок; он держит их, как обезьяна, за щекой: раньше всех берет в рот, чтобы позже всех проглотить; когда ему понадобится то, что вы скопили, ему стоит только нажать вас – и, губка, вы снова сухи.

Розенкранц.

– Я вас не понимаю, мой принц.

Гамлет.

– Я этому рад; хитрая речь спит в глупом ухе.

Розенкранц.

– Мой принц, вы должны сказать нам, где тело, и пойти с нами к королю.

Гамлет.

– Тело у короля, но король не у тела. Король суть вещь…

Гильденстерн.

– «Вещь», мой принц?

Гамлет.

– Невещественная. Ведите меня к нему.

Гамлет идет решительным шагом в сторону одной из кулис. Они, как пастухи, следуют за ним. Уже перед самым выходом Гамлет случайно замечает Клавдия, появляющегося в глубине сцены, и склоняется в глубоком поклоне. Розенкранц и Гильденстерн, следуя его примеру, тоже низко кланяются – глубокий церемонный поклон царедворцев, со взмахом плаща и т. п. Гамлет между тем продолжает движение и, повернув в противоположную сторону, покидает сцену; Розенкранц и Гильденстерн, стоя с опущенными головами, не замечают этого. Никто не входит. Розенкранц и Гильденстерн выпрямляются и обнаруживают, что кланяются пустоте. Позади них на сцене появляется Клавдий. При первых его словах они быстро поворачиваются и снова склоняются в глубоком поклоне.

Клавдий.

 
Ну, как там? Что случилось?
 

Розенкранц.

 
Куда он спрятал тело, государь,
Узнать мы не смогли.
 

Клавдий.

 
А где он сам?
 

Розенкранц (частичное замешательство).

 
Здесь рядом; под присмотром в ожиданье
Велений ваших.
 

Клавдий (на ходу).

 
Пусть его введут.
 

Для Розенкранца это – как кулаком между глаз, но только глаза это показывают. Снова сильное замешательство. После чего он с внушительным видом поворачивается к Гильденстерну.

Розенкранц.

 
Эй, приведите принца.
 

Розенкранц доволен своей находчивостью. Гильденстерн пойман и предан. Он открывает рот и тут же его закрывает. Но положение спасено: Гамлет и сопровождающая его стража входят и пересекают сцену, следуя за Клавдием.

Освещение меняется на наружное.

(Собираясь идти.)

– Ну, теперь все в порядке, а?

Гильденстерн (неподвижно, задумчиво).

– По-видимому, это еще не все. Не такая это ситуация. Но почему именно мы? – ведь кто б угодно сгодился. И мы ничем не помогли.

Розенкранц.

– Это было, так сказать, испытание. Но теперь с нами все.

Гильденстерн.

– Все? Что все?

Розенкранц.

– Не желаю углубляться. Меня, тьфу-тьфу, это не интересует. (Направляется в глубину сцены к выходу.) Что до меня, так я рад, что видел его в последний раз. (И он смотрит за кулисы и тут же оборачивается; выражение его лица выдает, что там Гамлет.)

Гильденстерн.

– Я знал, что еще не конец.

Розенкранц (взвизгивает).

– Что еще??!

Гильденстерн.

– Мы же везем его в Англию. Что он там делает?

Розенкранц.

– Разговаривает.

Гильденстерн.

– Сам с собой?

Розенкранц делает шаг, Гильденстерн его удерживает.

– Он один?

Розенкранц.

– Нет, с военным.

Гильденстерн.

– Значит, не сам с собой.

Розенкранц.

– Не совсем… Пошли?

Гильденстерн.

– Куда?

Розенкранц.

– Куда угодно.

Гильденстерн.

– Зачем?

Розенкранц поднимает голову, прислушиваясь.

Розенкранц.

– Опять то же самое. (С тоской.) Чего бы я желал, так быть не здесь…

Гильденстерн.

– Бред наш насущный даждь нам днесь.

Появляется Гамлет, разговаривающий с воином в доспехах. Розенкранц и Гильденстерн не оглядываются.

Розенкранц.

– Будем тут торчать из-за них, пока не сдохнем. Как минимум. И погода переменится. (Смотрит наверх.) Не вечно же будет весна.

Гамлет.

– Скажите мне, мой друг, чье это войско?

Воин.

– Норвежца, сударь.

Гамлет.

– Нельзя ль узнать, куда оно идет?

Воин.

– Куда-то против Польши.

Гамлет.

– А кто командует над ним?

Воин.

– Племянник старого Норвежца, Фортинбрас.

Розенкранц.

– Мы замерзнем. Лето тоже не будет вечно.

Гильденстерн.

– Вид довольно осенний.

Розенкранц (разглядывая землю).

– Никаких листьев.

Гильденстерн.

– Осенний – при чем тут листья? Что при чем, так это некоторая коричневатость – в конце дня… Она подкрадывается к нам, уж поверь мне… Яблочные и мандариновые тени, как старое золото, окрашивают самые краешки наших чувств, сияющая глубокая охра, жженая умбра и пергамент засохшей земли, мерцающие изнутри и снаружи… фильтруют свет. В такое время, конечно, листья могут и падать, как говорят, но по чистой случайности… Вчера все было сине, точно дым.

Розенкранц (поднимает голову, прислушивается).

– Опять эти.

Отраженные звуки оркестра актеров.

Гамлет.

– Благодарю вас, сэр.

Воин.

– Храни вас Бог, милорд. (Выходит.)

Розенкранц срывается с места и идет к Гамлету.

Розенкранц.

– Идемте, принц?

Гамлет.

– Я догоню вас. Вы пока идите.

Гамлет поворачивается спиной к залу. Розенкранц возвращается назад.

Гильденстерн смотрит в зал, не двигаясь.

Гильденстерн.

– Он там.

Розенкранц.

– Да.

Гильденстерн.

– Что делает?

Розенкранц (посмотрев через плечо).

– Разговаривает.

Гильденстерн.

– Сам с собой?

Розенкранц.

– Да.

Пауза. Розенкранц собирается уходить.

– Он сказал, что можем идти. Вот те крест.

Гильденстерн.

– Я предпочитаю знать, где я. Если я даже не знаю, где я, я предпочитаю знать это. Если уйдем, ничего уже знать не будем.

Розенкранц.

– Что – знать?

Гильденстерн.

– Вернемся ли назад.

Розенкранц.

– Но мы не хотим возвращаться.

Гильденстерн.

– Это, может, и так, но хотим ли мы идти?

Розенкранц.

– Мы будем свободны.

Гильденстерн.

– Не знаю. Небо везде одно.

Розенкранц.

– И мы уже немало отмахали.

Он двигается к выходу. Гильденстерн следует за ним.

– И вообще – всякое еще может случиться.

Уходят.

Затемнение.